Обреченный мир Рейнольдс Аластер

– Я много кого ненавижу и плевать хотела на то, ненавидят ли меня в ответ. – Мерока протиснулась было мимо него, но уронила несколько книг на пол. – Черт, Мясник! – выругалась она.

Кильон опустился на колени, собирая рассыпавшиеся книги. Некоторые из них раскрылись. Они мало отличались от тех, что он видел: красочные, посвященные самолетам иллюстрации плюс несколько строк примитивного текста – сказки о чудесах и приключениях в воздушных королевствах.

– Куда ты их несешь? – спросил Кильон.

Девушка вырвала у него книги и пристроила их сверху на стопку, которую несла.

– Матери с дочерью.

– Смысла нет. Калис, похоже, неграмотная, а Нимча еще не научилась читать. Ройский для них не родной язык.

– Знаю.

– Тогда зачем…

– Кто-то же должен. От тебя помощи не дождешься.

Мерока протиснулась мимо него, открыла дверь и исчезла в каюте, захлопнув дверь перед носом Кильона.

За ночь туман окончательно окутал Рой, словно ватной оболочкой. Ветер стих, что немного упростило зависание, но теперь корабли могли столкнуться с колонками или между собой. Небольшое возгорание уже возникло из-за фрикционной искры, когда выносной кронштейн корабля чиркнул по опоре колонки. Пожар быстро потушили, но как снять напряжение, возникшее между взвинченными капитанами и авиаторами? Хотелось и секретное хранилище защитить, и не попасться мародерам; положение-то уязвимое – вот ройщики и стремились заправиться поскорее. Единственным плюсом Кильон считал относительную чистоту топлива и воистину огромные его запасы.

Корабли охраны несли постоянную вахту, что из-за плохой видимости стало куда сложнее. Они двигались практически вслепую, направление и скорость регулировали, ориентируясь на гироскопы и мелькающие наземные ориентиры. Пару раз из туманной дали доносились артиллерийские залпы. Кильон не знал, учения это или обстрел едва различимого врага. Однажды «Киноварь» пала жертвой неведомой ошибки в управлении – и на крейсерской скорости влетела из клубящегося белого марева в самое сердце Роя. Лишь благодаря молниеносному изменению курса и реверсированию тяги она не протаранила два зависших танкера. Кильон понимал, что от неминуемого пожара пострадали бы десятки кораблей-соседей, включая «Переливницу ивовую». После ЧП напряжение еще усилилось. Кильон гадал, последуют ли дисциплинарное расследование, трибунал, порка, хождение по балке и еще более изощренные формы казни с использованием пропеллеров, крюков или проводки системы управления.

Стоя на балконе, он наслаждался или делал вид, что наслаждается, сигаретой – она была ройская, с привкусом машинного масла, но, подобно сестрам-клиношницам, успокаивала, – когда рядом появился Спата.

– В такой чудесный день только туманом любоваться, да, доктор? Или у тебя что-то другое на уме?

Кильон потушил пальцами окурок и спрятал в карман. Бог знает, что в такой ситуации может натворить одна-единственная искра.

– Спата, я вас ждал. Полагаю, хотите взять меня под стражу?

– Тебе разве свобода не по душе?

– По душе, но я гадаю, в чем подвох. Я лгал о Нимче. Скрывал информацию, стратегически важную для Роя. Разве за это меня не следует снова взять под стражу?

– Ты доходчиво разъяснил свою позицию. Девчонку следовало защитить, на твоем месте я поступил бы именно так. Когда прижали к стенке, ты поступил правильно, то есть признался.

– Это было не признание.

– Хоть как называй. – Спата вдохнул свежий прохладный воздух. – Главное, ты, доктор, человек здравомыслящий. Правильно делаешь, что девочку защищаешь.

– Теперь Нимча в руках Роя, а не моих.

– Почти. – Спата замолчал, глядя на силуэты соседних кораблей, то выступающие из тумана, то снова погружающиеся в него, как скалы – в море.

Даже гул двигателей казался Кильону тише и глуше обычного.

– Знаешь, Рикассо к тебе привязался, – добавил Спата. – Считает тебя интересным и как знакомого, и просто как диковинку. Ты идеальный гость к обеду: и на нас не похож, и загадочный.

– Что ж, рад, что пригодился.

– Рикассо – человек неплохой. В прошлом он верно служил Рою, с этим не поспоришь. Но времена изменились, а он не поведет нас на черепов. Предпочитает валять дурака в лаборатории, выжимает из боргов ту драгоценную сыворотку. Но сейчас, доктор, нам нужно другое. – В углу рта у Спаты вдруг прорезалась морщинка, нарушившая его безмятежный вид. – Сейчас нужны решительные действия. Прислушайся к кораблям, доктор. Слышишь звуки единства?

– Я слышу корабли.

– Это почти две дюжины капитанов, готовых действовать в интересах Роя. «Революция» – слово чересчур сильное. Я не назвал бы это даже переворотом или бунтом. Не будет ни крови, ни казней. Скорее уж, естественный переход власти, но лучше рано, чем поздно. На чьей стороне окажешься ты, вот в чем вопрос.

– Если за вас двадцать с лишним капитанов, то решение я уже принял.

– Лавину вызвать несложно. Ты прав: двадцать несогласных во главе с капитаном «Тонкопряда» – это мало. Но куда больше капитанов поддерживают Рикассо, испытывая ностальгию по старым временам. Как почуют, куда дует ветер, вмиг взгляды изменят. Их примеру последуют другие. Потом мы отправимся бить черепов. Наконец-то сведем с ними счеты, пока есть снаряды и огнесок.

– Иначе говоря, вы хотите крови, в то время как Рикассо старается помочь людям. Что же вы не убили его, и гора с плеч?.. – Кильон осекся, внезапно сообразив, в чем дело. – Погодите, кажется, понял. Вы хотите, чтобы я его убил, верно?

– Нет, доктор, ты неверно понимаешь наши методы. Устранение Рикассо не даст нам почти ничего. Он в курсе, поэтому так легкомысленно относится к собственной безопасности. Во-первых, устранение нужно планировать предельно аккуратно, чтобы не было похоже на нападение или расправу. Во-вторых, мы рискуем вызвать лишнюю симпатию к нему. Если убьем его или раним, то усугубим собственное положение. Поэтому нет, я не хочу, чтобы ты его убивал. – Спата выдержал эффектную паузу и добавил: – Но кое-что ты для нас сделать можешь.

– С чего вы решили, что я стану вам помогать?

Начальник охраны придвинулся ближе, словно закадычный друг, решивший пооткровенничать:

– Буду максимально прямолинеен. Я знаю правду о тебе и девчонке, которая пока известна немногим. Но ситуация может измениться. Слово здесь, слово там – и новость о том, кто такая девчонка, облетит Рой быстрее сигнала гелиографа. Если тебе невдомек – гостям редко такое рассказывают, – история Роя не только игры котят в лунном свете. Случались и волнения. Перевороты. Страшные, кровавые мятежи. Корабли – единственное, что у нас постоянно. Во времена кризисов – а спровоцировать их проще, чем тебе кажется, – власть может быстро очутиться в руках толпы. Сам видел, как получилось на твоем драгоценном Клинке. Головорезы тут же из всех щелей выползают.

– А вы, значит, еще не выползли.

– Оцени реально свое положение, доктор. Да, Куртана и Рикассо хорошо с тобой обращаются. Но фактически ты до сих пор пленный, хоть и с огромными привилегиями. Сомневаешься во мне – попроси разрешения покинуть Рой. Посмотрим, далеко ли убежишь.

– У меня нет желания покинуть Рой.

– Я лишь о том, что этим людям ты ничем не обязан. Спас тебя Рой, а не лично Куртана. Она только выполняла свою работу.

– Вот и мне хотелось бы продолжить свою.

– Ты продолжишь. Продолжишь и после изменения структуры власти, если сейчас сыграешь правильно. Если нет, придется считать тебя идеологически ангажированным… Ну и я, конечно, не смогу тебе гарантировать безопасность после того, как твоя сущность и сущность девчонки станут общеизвестны.

– Интересно, кто это устроит? – вздохнул Кильон, понимая, что выбора нет и нужно смириться. – Объясните, что я должен делать.

– Ничего ужасного. У Рикассо есть один документ, очень нас интересующий. Это синий блокнот с кожаным корешком. Рикассо хранит его на полке под столиком, где сам с собой играет в шашки. Мы думаем, что в нем записи, касающиеся опытов, которые он лично ставит над боргами, записи куда правдивее и точнее тех, что представлены на суд общественности.

– Вы надеетесь, что эти записи его дискредитируют?

– Они покажут, по его собственному выражению, продолжительную неэффективность его опытов. Дальше пусть граждане решают сами.

– Раз знаете про блокнот, почему просто не возьмете его?

– Потому что в присутствии Рикассо к нему не подберешься, а в отсутствии Рикассо доступа в зал у нас нет.

– Замки взламывать умеете?

– Слишком много мер предосторожности, доктор. Рикассо – слюнтяй, но не дурак. А ты его новый друг. Вы уединяетесь в зале, беседуете. Наверняка он спиной к тебе поворачивается.

Кильону вспомнились долгие речи, которые Рикассо произносил, глядя в окно или готовя напитки.

– Я не стану губить его исследования. Если записи в блокноте настоящие, им нет цены.

– У Рикассо наверняка есть копия. К тому же мы не собираемся рвать или жечь документ, который его изобличает. Блокнот перейдет в собственность Роя. Когда новый режим установится окончательно, его получишь ты – почему бы и нет? – чтобы при желании продолжить опыты Рикассо.

– Я так не поступлю, – отрезал Кильон. – Не смогу. Даже если бы захотел и получил возможность, незаметно для Рикассо мне блокнот из зала не вынести.

– Ну, тут ты не прав. Мы с тобой непременно найдем варианты. – Спата похлопал Кильона по спине, по ложбинке между крылопочками. – Чудесно поболтали, доктор. Разумеется, о нашей беседе никому ни слова. Проговоришься – я непременно узнаю.

Кильон посмотрел Спате вслед, потом снова уставился на туман – на древние силуэты, которые едва в нем просматривались.

Рикассо наклонился над столом и долил Кильону напиток из графина, украшенного резьбой – воздушными кораблями и гигантскими вздымающимися облаками. Дело было вечером, они только что поужинали вместе с Куртаной, Аграфом и Гамбезоном. Мерока либо не получила приглашения на ужин, либо не приняла его. Второй вариант казался Кильону вероятнее.

Беседы за столом получились краткими и пустыми, словно важных тем предпочитали не касаться. Тому немало способствовали адъютанты, которые непрестанно являлись в зал и шепотом сообщали Рикассо свежие разведданные. Разговору мешало и минутное замешательство, заметное лишь по колыханию напитка в его бокале, с которым лидер Роя, затаив дыхание, внимал очередной порции новостей о погоде, топливе и легковоспламеняющихся летучих гигантах. Когда адъютанты удалялись, Рикассо старательно нащупывал нить беседы.

Поводов для тревоги хватало. На закате корабль охраны вернулся с сообщением о чужом корабле, таившимся в тридцати пяти лигах от топливного хранилища. Корабль появился в поле зрения всего лишь на несколько секунд, когда рассеялся туман, но чужака заметили сразу несколько наблюдателей, и сомнений о его принадлежности не осталось: летающий объект соответствовал всем характеристикам рейдера[10] черепов. Под устрашающе вычурными украшениями еще узнавался «Сатир семеле», ройский корабль, захваченный черепами пятьдесят лет назад вместе с экипажем. «Сатира» наверняка переименовали в «Потрошителя» или в «Хищника» – у черепов все названия на один манер.

В ответ Рикассо приказал усилить разведпатрули и охрану по флангам, то есть оторвать дополнительные корабли от самого Роя. Как он объяснил Кильону, решение было тактически рискованным. Где гарантии, что рейдер заметил корабли охраны? Вдруг он полетел дальше, не подозревая, что приближался к Рою? Даже если рейдеров несколько, может, они просто пережидают туман? Послав в патруль дополнительные корабли, Рикассо мог выдать месторасположение Роя.

– Я вынужден отдать такой приказ. Если черепа и впрямь таятся в тумане и натолкнутся на Рой, наполовину состыкованный с колонками, нас перережут, как свиней на бойне.

– По крайне мере, вас не обвинят в том, что вы игнорируете проблему черепов, – мягко сказал Кильон, радуясь, что услышал метафору Рикассо после ужина.

– Многие обвинят меня именно в этом. – Рикассо заткнул графин пробкой. – Они уверены, что несколько атак на позиции черепов, и проблема исчезнет, словно по волшебству. Им невдомек, насколько те рассредоточены. Пока существуют землеройки и наркотики, которые их дурманят, будут существовать черепа или кто-то подобный. – Рикассо уставился на Кильона, склонив голову набок, как пес, услышавший подозрительные шаги. – Удивительно, что тебя это интересует.

– Нет, это так, походя. – Кильон натянуто улыбнулся.

– Каждый, кто недоволен политикой Рикассо в отношении черепов, пусть сперва со мной потолкует, – предложила Куртана.

– Они не отважатся, дорогая моя.

– С телеграфных башен новостей больше нет? – поинтересовался Кильон.

– Шансы нулевые, доктор, – с сожалением ответил Рикассо. – Мы слишком далеко от сигнальных цепей, даже если они опять функционируют. Боюсь, мы ничего не узнаем, помимо того, что привезла «Крушинница».

– Не хотите снова послать дозорного туда, где «Крушинница» перехватила последнее сообщение?

Рикассо коротко и горестно покачал головой:

– Совершенно бесполезно. Жаль, с Клинка нет добрых вестей, но ты же видел: положение там отчаянное. Понимаю, советовать легче, чем сделать, но тебе, доктор, придется понемногу забывать свою прежнюю жизнь. Конец Клинка, безусловно, трагедия, только ты ничего изменить не в силах. На тех, кто остался в живых, теперь ложится огромная ответственность: нужно готовиться к будущему.

– Клинок не умер, – возразил Кильон. – Он умирает, но ведь доктора не бросают умирающих пациентов. Вот и мы не должны бросать Клинок.

– Рой клиношники бросили без сожаления, – напомнил Аграф и ослабил ворот туники.

Лицо у него покраснело от вечерних возлияний.

– Значит, моральное превосходство у вас. – Кильон посмотрел молодому капитану в глаза. – Почему бы не использовать его, вместо того чтобы усиливать вражду?

– Звучит благородно и жизнеутверждающе, – отметил Рикассо, смахнув салфеткой крошки с губ, – но, боюсь, неприемлемо. Мы не в состоянии помочь Клинку, даже если бы захотели. Рой всего лишь горстка кораблей.

– Не назвал бы горсткой сто пятьдесят кораблей, или сколько их там у вас, – возразил Кильон.

– Все равно ерунда по сравнению с Клинком, – гнул свое Рикассо. – Да, прежде Рой был больше. Он был силой, с которой считались. Но считались с нами до того, как вероломное предательство и неумолимое время ослабили нас.

– Я не предлагаю напасть на Клинок, – проговорил Кильон. – Я предлагаю оказать материальную помощь. Все мы слышали новости, которые привезла «Крушинница». Уверен, хоть что-то Рой сделать в состоянии.

– Доктор, ну зачем тебе туда? – искренне удивился Рикассо. – С тебя там мигом шкуру сдерут!

– Кое-кто постарается это сделать. Но почему должны страдать остальные?

– Повторяю еще раз. – Из-под привычной невозмутимости Рикассо уже пробивалось раздражение. – Мы изменили бы позицию, если бы могли что-то сделать. Хоть самую малость! Но мы не можем. Ничего не можем. Даже если бы… шторм начался в Метке, в сердце Клинка. – Он многозначительно постучал по столу. – Некоторых это убеждает в том, что Клинок сам вызвал свою погибель.

– Такого мнения придерживаются не все, – ехидно заметил Гамбезон. – Это к вашему сведению, доктор.

Кильон кивнул, выражая доктору благодарность за здравомыслие.

– Сомневаюсь, что и Рикассо его придерживается. Если только фирменный научный скептицизм не личина, скрывающая предрассудки и суеверие.

– По-моему, вы слишком далеко зашли, – посетовала Куртана и взглянула на Аграфа, рассчитывая на его поддержку.

Тот пожал плечами и согласно хмыкнул:

– Спать идем?

– Звучит соблазнительно, – проговорила Куртана, но вместо того, чтобы подняться, со вздохом обвела зал взглядом. – Клиношников я не люблю – это вполне очевидно; только если есть шанс помочь им, я его не упустила бы. Хотя бы для того, чтобы уязвить их, пристыдить, заставить пожалеть о мерзком отношении к нам.

– Такой расклад мне нравится, – заявил Аграф.

– Но шансов нет, – продолжала Куртана. – В этом суть. Ты, доктор, уже убедился, что у нас всего в обрез. Топливо для двигателей мы добываем чуть ли не по каплям. У нас не хватает боеприпасов и самого необходимого. Пока еще незаметно, но мы не можем делиться с каждым нуждающимся.

– Символический жест лучше, чем ничего, – заметил Кильон.

– Символический жест заставит нас потратить драгоценное топливо, рискнуть кораблями и облететь территорию вокруг Клинка, которую сейчас занимают черепа, – сказал Рикассо.

– Летать мы не боимся! – возразила Куртана, словно оскорбили ее достоинство.

– Да, – кивнул Рикассо, – не боимся и никогда не боялись. При этом мы никогда не позволяли себе риск ради риска. Сейчас пустой риск особенно непозволителен: мы должны защищать то, что имеем. Клинок обходился без нас со времен Разрыва. Обойдется и сейчас.

– Клинок просит помощи, – напомнил Кильон. – Не значит ли это, что расклад изменился?

– Конкретно нас он не просит, – уточнил Рикассо.

– Неужели есть разница? Если человек тонет, вы будете ждать, чтобы он позвал вас по имени, прежде чем бросить ему веревку?

Рикассо терпеливо улыбнулся:

– Доктор, разговор ни о чем. Я ценю твои чувства. Ты остался верен Клинку, и это правильно. Но хочу напомнить: ты гость Роя, а не часть нашей правящей верхушки. Можешь высказывать свое мнение, но не рассчитывай, что сможешь повлиять на решение. Ты едва знал о нашем существовании, до того как мы тебя спасли. – Конец фразы прозвучал с особой язвительностью: Рикассо без обиняков напоминал Кильону, что тот до сих пор в долгу перед Роем. – Может, хватит об этом? Что сделано, то сделано. У нас своих проблем хватает.

Доктор Гамбезон, молчавший почти весь вечер, негромко откашлялся.

– Скажите им, – проговорил он, обращаясь к Рикассо.

– Про что, доктор?

– Расскажите про сыворотку-пятнадцать.

– Я думал, препарат называется сыворотка-шестнадцать, – вмешался Кильон.

– Над шестнадцатой он работает сейчас, – ответил Гамбезон. – Ну а пятнадцатой была предыдущая партия, одна из неудачных. Расскажите им, Рикассо. Думаю, сейчас они имеют право знать.

– Доктор, вы пренеприятнейшим образом злоупотребляете моим доверием, – предостерег Рикассо.

– Так времена сейчас пренеприятнейшие. Расскажите им про ту партию, не то я сам это сделаю.

Завладев вниманием присутствующих, лидер Роя без зазрения совести его эксплуатировал. Он снова налил себе выпить и устроил целый спектакль – покружил жидкость в стакане, осторожно пригубил напиток.

– Сыворотка-пятнадцать не выполнила поставленных мною задач, – медленно объявил Рикассо. – Поэтому я перешел к сыворотке-шестнадцать.

– Речь не о провале, как, несомненно, подумали присутствующие здесь, – уточнил Гамбезон. – Верно, Рикассо? Сыворотка не выполнила ваших задач, но в другом плане… Ту партию можно назвать… успешной.

– О чем это он? – спросила Куртана, прищурившись.

– Я искал способ покончить с зависимостью от антизональных, – ответил Рикассо. – Искал препарат или процедуру, которые с первого применения обеспечили бы длительную защиту от зонального недомогания. Не постоянную выносливость, но что-то очень близкое к ней. Я искал препарат, который не нужно дозировать индивидуально, действие которого не зависит от вектора смещения. Препарат, который защищал бы нас, когда другие не помогают. Сыворотка-шестнадцать – еще один шаг в этом направлении.

– А сыворотка-пятнадцать? – не унималась Куртана.

– Тот вариант имел некоторые плюсы, но не такие, как я ожидал. Я занялся…

– Рикассо! – одернул его Гамбезон.

Лидер Роя опустил бокал. Глаза у него покраснели, веки набрякли.

– У сыворотки-пятнадцать был небольшой побочный эффект, для жизни не опасный. В остальных отношениях пятнадцатый вариант получился, по крайней мере, не хуже морфакса пятьдесят пять фармацевтической степени чистоты и его ройского аналога. Проведенные мной опыты показали, что он так же успешно защищает от зонального недомогания, а еще облегчает тяжелейшие последствия острой адаптивной недостаточности. В общем, тот вариант получился лучше наших лучших препаратов от зонального недомогания. – В покрасневших глазах Рикассо мелькнула мольба. – Однако это уход от главной цели. Нам не нужен усовершенствованный морфакс, которого и так хватает.

– Нам, пожалуй, хватает, – произнес Гамбезон.

– Можешь сделать большую партию того варианта? – спросила Куртана.

Рикассо покачал головой:

– Это нелегко. Трудно убедить боргов сделать именно то, что нужно. Крохотное различие – и все, начинай работу сначала.

– Вы сохранили образцы того варианта, – проговорил Гамбезон. – Вы не уничтожаете старые партии.

– Немного сохранил.

– Сколько? – уточнил Кильон.

Рикассо безразлично пожал плечами.

– Бутылей пятьдесят.

– Раньше Пограничный комитет раздавал морфакс пятьдесят пять баками, а не бутылями, – проговорил Кильон. – Но даже тогда каждая капля учитывалась и регистрировалась.

Кильон чувствовал и грусть, и облегчение: препарат Рикассо станет лишь символическим жестом. С одной стороны, он хотел вернуться на Клинок, с другой – от страха цеплялся за малейший повод не возвращаться.

– Расскажите им остальное, – потребовал Гамбезон.

Усталой безысходностью Рикассо напоминал обвиняемого, который вот-вот расколется под тяжестью перекрестного допроса.

– В бутылях у меня препарат максимальной концентрации, – признался он. – Таким его дают борги, чересчур сильным. Приходится разбавлять.

– Сколько препарата? – спросил Кильон.

– Много.

– Как много?

– Ну… порядка десяти тысяч бутылей. На этом этапе препарат можно считать жидкой формой морфакса.

– То есть вы утверждаете… – начал Кильон. – Вы утверждаете, что на этом корабле аналог… полумиллиона бутылей морфакса фармацевтической степени чистоты?

– Где-то так.

– И вы не сочли нужным нам об этом сообщить, потому что…

– Морфакса у нас предостаточно. И я ведь упомянул побочные эффекты.

– Небольшие, – уточнила Куртана.

– Если единственная альтернатива – медленная мучительная смерть, любой побочный эффект небольшим покажется, – заметил Гамбезон.

– А бутыль ваша… Какого она размера?

Рикассо поднял графин:

– Примерно такая.

– Такое количество морфакса – пятьдесят пять обеспечило бы защиту от зонального недомогания сотням пациентов на сотни дней, – проговорил Кильон.

– Он прав, – кивнул Гамбезон. – Мы сидим на том, что может спасти жителей Клинка от неминуемой смерти.

– Город это не спасет, – заявил Рикассо. – Лишь отсрочит предсмертную агонию. Разве мы к этому стремимся?

– Вы приготовите больше препарата, – сказал Кильон.

– Объяснял ведь – с боргами к предыдущему варианту так просто не вернешься.

– Получилось однажды – получится снова. – Кильон подался вперед, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Вдруг на этот раз получится что-то еще эффективнее? Забудьте свое чудо-лекарство, Рикассо. Цель благородная, но, даже если осуществимая, уйдет слишком много времени, прежде чем оно станет полезным. А вот препарат, который вы сочли промахом, поможет уже сейчас. Он жизни спасет.

– Клиношники выплюнут его мне в лицо, – предрек Рикассо.

– После того как попросили помощи? – усомнилась Куртана. – Может, пусть сами решают?

– Дорогуша, ты клиношников никогда не жаловала, – напомнил Рикассо. – Что изменилось?

– Ничего, – категорично ответила Куртана. – Клиношники по-прежнему в ответе за то, что нас предали. Но это не значит, что им не нужна помощь. Они ведь люди! Сейчас я и об ангелах говорю. Дело не в доброте душевной, просто мы – Рой. Мы лучше клиношников и имеем возможность это доказать, а не просто упиваться своим превосходством.

– Каков ответ! – Аграф улыбнулся с таким видом, словно ему не терпелось завести двигатель своего корабля.

– Так мы… возвращаемся на Клинок? – спросил Рикассо. Казалось, он упустил или не понимает чего-то важного. – Явимся как ни в чем не бывало? «Привет, это Рой! Вы помните нас? Мы привезли нужное вам лекарство».

– Если что, именно так и скажем, – отозвалась Куртана.

– Вы же сами твердили, что нужно приспосабливаться к переменам, – напомнил Гамбезон. – Так вот он, наш шанс. Мы не перестанем быть Роем и не отречемся от нашей истории. Просто поступим иначе, потому что можем. Шагнем в неизвестность и посмотрим, что случится.

– Я полечу на Клинок, – заявила Куртана. – Даже в одиночку. Как только подлатают «Репейницу», загружу те пятьдесят бутылей концентрированной сыворотки-пятнадцать и полечу. Привезу лекарство, а разбавляют пусть сами.

– Без мандата Роя? – Рикассо вытаращил глаза.

– Да, если понадобится. Рикассо, мой отец всегда действовал по мандату? А сам ты, если на то пошло? – Ответа Куртана не ждала: вопрос был явно риторический. – Нет! Так я и думала. Хотя, конечно, в ваше время все было иначе.

– Раз один корабль полетит, значит всем можно. – Аграф сжал кулаки. – Клиношники и так обосрутся, когда увидят наш флот. Да я почти не прочь стать клиношником, чтобы это прочувствовать!

– Рикассо, в глубине души вы понимаете, что нужно действовать, – с нажимом проговорил Гамбезон. – Причем в ближайшее время, если рассчитываем на результат. Запасы морфакса у них на исходе. Если проканителимся здесь пару месяцев, затею можно бросить: когда долетим до Клинка, живых там не останется.

– Послушайте, – начал Рикассо, – даже если я соглашусь на такое, без махания флагами не обойтись.

Куртану такие доводы явно не впечатлили.

– Ты других капитанов спрашивал?

– Конечно нет. Еще пять минут назад этого и в далекой перспективе не было. А как насчет оппозиционеров? Они Клинок жалуют еще меньше нас, а это кое о чем говорит.

– Подумай лучше не о недовольных, а о сомневающихся, – посоветовала Куртана. – Их нужно перетянуть на свою сторону, а такой шаг – отличный шанс. Слишком долго им приходилось тебя оправдывать за то, что ты отлыниваешь от своих обязанностей перед Роем и проводишь больше времени с боргами, чем в штабе. Я с такими упреками не согласна, но это потому, что хорошо тебя знаю. Для невхожих в этот зал все менее очевидно. Неудивительно, что капитаны прислушались к Спате и другим идиотам. Те хоть дело делать предлагают, а не ходить вокруг да около, уклоняясь от битвы.

– Куртана права, – сказал Гамбезон. – Если предложите это капитанам, никто вас не обвинит в отсутствии дальновидности.

– Меня обвинят в отсутствии здравомыслия, – удрученно проговорил Рикассо.

– Не обвинят, – заверила Куртана, – если разработать план и заручиться поддержкой влиятельных капитанов. Два у тебя уже есть; думаю, за нами с Аграфом потянутся еще двадцать.

– Флагами пока махать не надо, – проговорил Аграф и улыбнулся, поймав себя на нарушении субординации. – То есть мы с Куртаной сперва переговорим с другими капитанами, которые заслуживают доверия. Мы соберемся здесь и вместе набросаем план, что-нибудь супернадежное. Потом можно и флагами махать. Это на случай… ну, если вам интересно мое мнение.

– Приму к сведению, – ехидно отозвался Рикассо.

В своей каюте Кильон разделся, проверил крылопочки, глядя в зеркало над раковиной, осмотрел свое тощее, как у бродяги, тело – кости торчали, как возвышенности на рельефной карте, – и попробовал заснуть. Сон не шел. Поздним вечером сообщили о корабле черепов: на этот раз он подлетел ближе, пытался сориентироваться в тумане и методично обыскивал поверхность земли. Топливо еще не откачали, но дополнительные корабли отправили отпугивать и перехватывать врагов. Капитаны не привыкли к таким вылазкам вслепую, почти на ощупь. Если завяжется ближний бой, следовало ждать потерь, поломок, ранений. Кильон предложил свою помощь в лазарете «Переливницы ивовой», но Гамбезон велел отдохнуть, пока есть шанс. Мол, если Кильон понадобится, его тут же вызовут.

По-настоящему заснуть не удалось. Двигатели устройств-стабилизаторов и кораблей эскорта гасили часть шума, но уши Кильона уже приспособились к монотонному гулу. Теперь он слышал сквозь гул воздушное пространство за внутренней границей Роя. Он слышал звуки битвы, то далекие, как гром на горизонте, то близкие, как салют в соседней каюте. Бой длился несколько часов, и его отзвуки тревожили Кильона в его зыбком полудремотном состоянии – максимальном подобии сна, доступном ангелу. Он видел выплывающие из тумана черепа размером с гондолу. Крепились они к сдутым серым баллонетам, сморщенным, бороздчатым, как человеческий мозг. С накренившихся бортов свисали люди в костяных шлемах и смеялись, в сером полумраке угрожающе сверкало оружие. Кильон видел борга, который выбрался из клетки и волочил безногое туловище по темному нутру «Переливницы ивовой». Никем не замеченный, он скользил по коридорам, оставляя слизистый шлейф бесполезных внутренностей. Борг прокрался к Кильону в каюту и склонился над ним. Лицевые механизмы крутились и жужжали, как безумные часы, которые вот-вот начнут бить.

«Борг хотеть есть. Дать мозг боргу. Борг делать хороший лекарства».

Чуть позже за Кильоном пришел Гамбезон. Он смущался, чуть ли не робел.

– Мне нужна ваша помощь.

Выше перчаток запястья доктора были в крови.

Кильон потянулся за докторской сумкой, которую везде носил с собой. Едва подняв ее с тумбочки, он понял: что-то не так. Сумка заметно потяжелела. На глазах у Гамбезона он, нахмурившись, открыл ее и увидел синий кожаный корешок записной книжки, втиснутой в среднее отделение между отсеками и карманами с препаратами и инструментами.

– Справочник? – спросил Гамбезон.

В полном замешательстве Кильон уставился на синюю книжку. Возможно ли, что он украл ее у Рикассо и забыл? Нет, логика сомнительная. Вряд ли эту книжку Спата просил вынести из зала. Даже если коммандер сам ее раздобыл, зачем прятать в сумке Кильона? Только если книжку выкрали, а Кильону следовало ее вернуть…

– Доктор! – окликнул Гамбезон.

– Все в порядке, – отозвался Кильон, надеясь, что со стороны незаметно, как он взволнован. – Я… запрашивал эту книгу из главной библиотеки, только и всего.

– По-моему, вы удивились, обнаружив ее в сумке.

– Я забыл, что клал ее туда. Теперь припомнил. – Кильон вытаскивал книжку медленно, словно опасаясь, что к ней прикреплена бомба. Но, взяв в руки, убедился: никаких наполнителей нет, это просто книжка.

– Можно посмотреть? – спросил Гамбезон.

– Тут ничего интересного.

– И все-таки потешьте мое любопытство. Не представляю, чем главная библиотека богаче моей. – Разрешения Гамбезон не дождался – взял и открыл книжку.

Страницы оказались чистыми, а книжка – вахтенным журналом. Гамбезон пролистал его и убедился: ни одной записи в нем нет.

– Я решил завести дневник, – на ходу сочинял Кильон. – Начну писать о том, как живу в Рое, о событиях, которые сочту нужным упомянуть. Так легче адаптироваться.

– Что же у меня не попросили? Я дал бы вам, сколько угодно.

– Беспокоить не хотел.

Гамбезон закрыл книжку и положил на тумбочку рядом с сумкой Кильона.

– Что-то здесь не так, доктор, но сейчас некогда разбираться. Сейчас меня ждут раненые. Берите сумку и пойдемте со мной. У нас дел по горло.

Когда пересчитали погибших и пострадавших, стало ясно: список мог оказаться длиннее. Первый корабль вернулся в Рой под утро с поврежденными двигателем и системой управления, зато экипаж почти не пострадал. Второй корабль вернулся тридцатью минутами позже. Двигатели работали, но в передней четверти гондолы появилась пробоина размером с дверь. Погибли два бойца и три члена экипажа, девятеро уцелевших получили раны, серьезные, но поддающиеся лечению. Вскоре вернулись еще два корабля, оба подбитые, но с одним-единственным погибшим. Кильон и Гамбезон работали не покладая рук, порой вместе, порой с разными пациентами. Гамбезон молчал, но, когда не запускал руки в алые глубины очередной раны, Кильон чувствовал на себе его внимательный взгляд. Сам Кильон, как ни старался, не мог выбросить случившееся из головы, записная книжка так и стояла у него перед глазами. Теперь он прекрасно понимал, что от него требуется. Чистую записную книжку надлежало пронести в сумке в зал и положить на место исписанной. Подмена заняла бы секунды, Рикассо заметил бы ее лишь при внесении следующей записи, а если план коммандера Спаты осуществится, то никогда.

Из лазарета Кильон вернулся к себе. Записная книжка лежала там, где ее оставил Гамбезон. Взяв ее, Кильон почувствовал угрозу и зловещую силу, будто сама книжка хотела его извести. Окажись окно незапертым, он вышвырнул бы ее. Хотя что в книжке опасного? Пустой вахтенный журнал, и только.

Вдруг из книжки что-то выпало. Кильон нагнулся и поднял с пола плоскую картонную фигурку. Фигурка оказалась ангелом с отрезанной головой. Вряд ли она лежала в книжке, когда ее листал Гамбезон.

Кильон стиснул ангела в кулаке и мял до тех пор, пока тот не превратил в комок картона. Записную книжку он спрятал обратно в сумку.