Обреченный мир Рейнольдс Аластер

Глава 23

Менее двадцати лиг отделяли ройщиков от цели. Если Напасть они пересекали, чтобы выжить, то сейчас пришли в боевую готовность, причем с полным на то основанием. Специалисты по дальнему наблюдению просмотрели многие лиги дрожащего дымного воздуха и нанесли на карту позиции черепов вплоть до пыльных границ Конеграда, где Клинок начинал головокружительный подъем над равнинами. Выбора не оставалось: ройщикам предстояло пересечь оккупированные земли.

– Ни в небе, ни на земле воздушных кораблей нет, – сообщил Аграф, поочередно оглядывая собравшихся. – Однако это не значит, что черепа сидят сложа руки и мы не встретим сопротивления. Мы слишком далеко, чтобы разглядеть артиллерию или пулеметные точки, только не сомневайтесь: они есть. При полете на обычной крейсерской высоте нам можно их не опасаться, к тому же наши дальнострельные пушки уничтожат любую огневую точку, прежде чем мы приблизимся. Однако наши наблюдатели видели шары, привязанные к земле. Шары расположены концентрическими кругами вплоть до самого Клинка, большинство надуты – эдакие огромные очевидные мишени.

– Мы порвем их в клочья! – заявила Куртана.

– Возможно.

– Ты не уверен? – Рикассо оторвал усталые глаза от сообщения, которое вручили ему пару минут назад.

– Черепа, может, и безумны, но определенно не глупы. Они знают наши возможности и понимают, что сойдет им с рук, а что нет. Если хотят нас остановить, почему не поднимают корабли в воздух?

– Вдруг у них не осталось кораблей? – предположила Мерока.

– Черепа – сброд организованный, – терпеливо проговорил Аграф. – Мы отсекаем им одну конечность – они отращивают другую, возможно слабее, но способную ранить нас или замедлить. Хотя, конечно, не исключаю, что они просто не успели подтянуть сюда корабли.

– Не исключаешь, но не особо веришь, – уточнил Рикассо.

– Повесить шары концентрическими кругами черепам по силам, а поднять в воздух один-единственный корабль – нет? Не верю.

– Я тоже. – Рикассо положил расшифровку сообщения на стол и прижал пресс-папье из черепа – старым, высохшим трофеем. – Но мне и не нужно об этом размышлять. Только что поступило новое сообщение от Тальвара. Короткое и ясное, как требует данный момент. Новости плохие.

– В чем дело? – спросил Кильон. – Мы такой путь проделали, до Клинка рукой подать. Видимо, Тальвар до сих пор у руля, иначе не отправлял бы вам сообщение. Нам нужно узнать лишь, где именно приземлиться и кому отдать препараты.

– Проблема не в Тальваре, – отозвался Рикассо, – а в зонах вокруг Клинка.

– Что еще случилось?! – простонала Куртана.

– Прежде у Роя имелась возможность, по крайней мере теоретическая, залететь на один из выступов. Когда-то даже стыковочные башни существовали. Думаю, посадка на выступ была возможна вплоть до зонального сдвига, хотя, подозреваю, башни давно разрушены. А сейчас воздушной трассы нет – по крайней мере, пригодной для нас. Черепа, разумеется, в курсе, поэтому и не поднимают корабли в воздух. К чему пустые хлопоты?

– Тальвар сообщает нам об этом лишь сейчас? – осведомилась Мерока.

– Он сам не знал, – ответил Рикассо. – Исследование воздушного пространства вокруг Клинка первоочередной задачей не казалось – только не в то время, когда люди умирают сотнями, а Клинок атакуют с двух фронтов. Клиношники лишь сейчас сделали кое-какие расчеты. И к сожалению, результаты нас не радуют.

Навалившись животом на стол, Рикассо провел пальцем по старой карте Клинка. Эту самую карту старались усовершенствовать Кильон с Мерокой. Их записи краснели на фоне выцветших черных и коричневых меток.

– На удобной нам высоте мы упремся в границу зоны за десять лиг от Клинка, – продолжал лидер Роя. – За границей зона низкого уровня, аналогичная старому Конеграду. Она окружает Клинок со всех сторон. – Рикассо перехватил взгляд Кильона. – Ты проезжал Конеград и точно знаешь, что там работает.

– Фактически лишь то, что из плоти и крови.

– Исключительно простые устройства. Механические часы, водяные колеса, кремневые пистолеты. Двигатели внутреннего сгорания, пулеметы с принудительным воздушным охлаждением и перезарядкой за счет энергии пороховых газов, чувствительные навигационные приборы вряд ли будут работать.

– А если прорваться через границу на всех парах? – предложил Кильон. – Вдруг пересечем зону раньше, чем двигатели откажут?

– Боюсь, не получится. Отдельные эффекты задержки будут – мы не растеряем тягу сразу после пересечения границы. Но даже если прорвемся на полной скорости, протянем считаные лиги. Откажут двигатели, потом оружие.

– Зона доходит до поверхности земли? – спросила Куртана.

– Нет, – ответил Рикассо. – По крайней мере, по данным Тальвара, за точность которых он сам не ручается. Можно сбавить высоту, сохранить двигатели и… отдаться на милость наземных установок. Черепа в клочья нас изорвут.

– Даже если мы прорвемся, за нами следует основная часть Роя, – напомнила Куртана. – Как быть с ними?

– Без вариантов, – покачал головой Рикассо. – Нам не хватит ни охраны, чтобы защитить их, ни даже воздушного пространства, чтобы направлять невооруженные корабли снизу. Следует думать о гражданских ройщиках, да и о причине, по которой мы все затеяли.

– О причинах, – негромко поправил Кильон.

– Ага, верно, – кивнул Рикассо.

– Ладно, понизу нельзя, а если поверху? – предложила Куртана. – Если влететь на большой высоте?

– Боюсь, это также бесперспективно. Зона низкого уровня тянется вверх далеко за наш рабочий птолок. Да-да, знаю, «Репейница» летала выше любого ройского корабля, – проговорил Рикассо, не дав Куртане возразить. – Знаю, что и снова полетит. Только одного корабля недостаточно, и я даже лекарствами из одного трюма не хочу рисковать. Тем паче большая высота опасна сама по себе – там хозяйничают ангелы и прочие умельцы летать в таких условиях.

– В общем, каюк нам хоть так, хоть эдак, – резюмировала Мерока. – Можно валить обратно в Напасть. Вы ведь об этом?

– Нет, – возразил Рикассо, поднимаясь из-за стола, – я о том, что единственный доступный нам вариант вам, скорее всего, не понравится.

– А именно?

– Мы двигаемся прежним курсом. Первыми отправим три корабля, разделив между ними готовую сыворотку. Неочищенную оставляем на «Переливнице ивовой», пока не решим, что ей опасность не угрожает.

– Пересекаем границу и постепенно теряем тягу и оружие, – подытожила Куртана.

– Зато не пропадаем, – парировал Рикассо. – Гидростатическая подъемная сила не зависит от хитрой техники – корабли будут летать.

– Точнее, плыть по ветру. Суть дирижабля именно в управляемости: скорость и направление полета выбирает человек.

– На этот раз выбрать не получится, – предупредил Рикассо. – Господствующие ветра сейчас попутные нам, так что, даже если корабли потеряют тягу, все равно поплывут в нужном направлении.

– Мы пилоты, а не воздухоплаватели, – обиженно заявила Куртана. – Предоставь это занятие черепам.

– Я вот недавно покатался. Свои прелести в этом есть.

– Да уж, и как прекрасно все закончилось!

– Спасибо за искренность, дорогуша. – Рикассо улыбнулся Куртане. – Все же рискну напомнить: в первую очередь мы авиаторы. Посадить корабли с грузом на выступ – вот и вся наша задача.

– Хочешь сказать, разбить их о выступ?

– Это зависит от мастерства авиаторов, согласна? Коварные восходящие потоки вокруг Клинка создали бы проблемы, даже лети мы с двигателями. Еще оккупанты окажут сопротивление, не говоря уже о боевиках у основания Клинка. Но я полностью уверен в своих капитанах. – Рикассо вызывающе улыбнулся. – Вопрос в том, уверены ли они в себе?

– Ой, только не начинай снова! – Куртана закатила глаза. – Ты заставил меня перелететь Напасть. Авантюра та еще, но она давала мне хоть полшанса сохранить корабль.

– Посадишь «Репейницу» аккуратно и сохранишь.

– Боюсь, мне останется обглоданный скелет. Ни двигателей, ни оружия – груда металла и оболочка с газом. Такого финала «Репейница» не заслужила. Лучше сгореть! А превратиться в парализованную калеку… – Куртана раздраженно отвела взгляд, будто собирались предать ее лучшую подругу.

– Если исполним эту миссию, изменится все. – Рикассо оглядел присутствующих в надежде на поддержку. – Все. Не только Клинок, не только Рой, а облик целого мира. Кто знает, понадобятся ли нам корабли, после того как утихнут страсти? Вдруг у нас появятся другие приоритеты?

– Скажи кто-нибудь такое год назад, ты вышвырнул бы его за борт, – проговорила Куртана.

– И правильно сделал бы. Но тогда, а не сейчас. Клиношники город потеряли. Разве несколько кораблей с этим сравнишь?

– Черт побери, ты впрямь серьезно! – потрясенно воскликнула Мерока. – Да что вы с доктором Кильоном увидели, пока катались на шаре? Божественный лик?

– Ну, по сути, да, – ответил Рикассо.

– При нашей нынешней скорости как скоро мы попадем к границе? – спросил Кильон.

Рикассо задумчиво посмотрел на пресс-папье.

– Тальвар точно не знает, где граница. Его сообщения подробными не назовешь. Может, через час долетим, может, через два. Кораблям авангарда пора набирать высоту, они же потеряют подъемную силу сразу, как заглохнут двигатели. Ветер понесет их дальше, но высоту они будут терять постоянно. Им придется сбрасывать балласт и выпускать газ – нельзя же везти то и другое бесконечно! – а еще контролировать темп снижения. Поэтому сейчас нужно подняться достаточно высоко, чтобы, в принципе, дотянуть до Клинка.

– Затея нравится мне все больше и больше, – съязвила Куртана, но в ее лице Кильон видел крепнущую решимость: в глазах мелькали расчеты статической и динамической подъемной силы, которые она делала всю сознательную жизнь так же естественно, как дышала.

– А дальше? – спросил Кильон. – Сколько времени продлится перелет?

– Опять-таки точно ответить не могу. Думаю, в общей сложности не дольше пары часов. А в чем дело?

– С антизональными не успеваем. Непросто правильно рассчитать дозу, если условия не известны заранее. Даже если я угадаю с дозировкой, препарат останется у нас в организме к моменту, когда мы пересечем зону.

– Существуют корректирующие препараты, – напомнил Рикассо.

– Весьма ограниченного действия – усилить действие лекарства или устранить остаточный эффект предыдущего медикаментозного лечения. Использовать их в необходимой нам концентрации – безумие, и сыворотка-пятнадцать сейчас не поможет.

– Затея и так изначально сложная, а нам еще предстоит бороться с зональным недомоганием? – нахмурилась Куртана.

– Как доберемся до границы, могу организовать раздачу легких антизональных широкого профиля, – предложил Кильон. – Все симптомы недомогания то лекарство не купирует, да и активно лишь в течение получаса, но все-таки лучше, чем ничего.

– Что ж, придется довольствоваться этим, – проговорил Рикассо. – Переход в ту зону не должен быть чересчур болезненным. Речь ведь о небольшом изменении, верно?

– Узнаем, когда долетим, – ответил Кильон.

После оживленной трехсторонней дискуссии с Куртаной, Аграфом и самим собой Рикассо на шаттле вернулся на «Переливницу ивовую». Там было безопаснее, по крайней мере по сравнению в «Репейницей», и, кроме того, его ждало много работы над неочищенной сывороткой-15, запасы которой сохранились на большом корабле даже после диверсии Спаты.

Решили, что в авангарде Роя к Клинку полетят «Репейница», «Киноварь» и «Хохлатка ольховая», остальные задержатся с безопасной стороны границы зоны. Но когда авангард поднялся к холодным слоям нижней стратосферы, опасно близко к своему рабочему потолку, за ним последовал весь Рой. «Репейница» и отдельные корабли охраны частенько набирали высоту, а вот крупные дирижабли получили такой приказ впервые за несколько лет. Тяжелое получилось испытание – и для членов экипажа, и для простых ройщиков, и для изнемогающих двигателей. Герметизированными оказались далеко не все гондолы, поэтому, чтобы облегчить пребывание в разреженном пространстве, использовали кислородные маски и баллоны. Старики, дети, больные прикладывались к ним постоянно, взрослые – лишь периодически, чтобы не допустить гипоксии. По-другому получилось бы слишком непрактично. На большой высоте следовало отдавать приказы и вести напряженные разговоры, пожалуй, даже чаще обычного, ведь чем выше рабочий потолок, тем чаще случаются технические сбои, требующие срочного ремонта. Разреженная атмосфера начала действовать на тягу, вынуждая вручную корректировать состав воздушно-топливной смеси. В перчатках и защитных очках авиаторы влезали на обледеневшие пилоны двигателей и меняли настройки карбюратора. Топливопроводы и гермовыводы становились хрупкими и нуждались в немедленном ремонте. Один авиатор поскользнулся на льду и упал за борт, другой – поранил руку, когда снял перчатку и коснулся замерзшего металла, многие «заработали» переохлаждение и обморожения, но всегда находились готовые сменить их и продолжить работу. Радовало то, что большинство кораблей сохранило запас мощности и набирало высоту, даже когда от холода отказывал двигатель-другой. Большинство, но не все – часть кораблей подъема не выдержала и начала отставать. Теперь им придется заботиться о себе самостоятельно: другим и так проблем хватало.

Пока поднимались, Кильон проверял, все ли корабли получили его рекомендации о приеме антизональных, вне зависимости от того, когда экипаж собирался пересекать зону. Рекомендации он составил простые, небольшие дозы препарата вписывались в запас, имеющийся на каждом корабле, однако путаницы возникло на удивление много. Поступали вопросы, сомнения, уточнения. Кильон отправил инструкции повторно, но все равно получил несколько просьб объяснить подробнее. Лишь разобравшись со всеми просьбами, он вспомнил, что еще не выдал препараты экипажу «Репейницы». Он тщательно прислушивался к себе: не появились ли симптомы зонального недомогания?

Куртана застала его в рубке. Она только что подышала кислородом – вокруг рта остался черный след от маски.

– Решила сообщить, что «Репейница» выведена в горизонтальный полет. Мы сейчас на четырех лигах. Выше нельзя: клепки не выдержат.

– Сколько кораблей поднялось на эту высоту?

– По последним подсчетам, шестьдесят пять. Нас может нагнать пара отставших, только на них я не рассчитываю. Легко не будет. Мои люди уже сейчас холят и лелеют каждый двигатель. Вот сейчас мы палим из пушек, только чтобы стволы льдом не покрывались.

– Когда перелетим зону, пушки не особо нам пригодятся, верно?

– Мгновенно ничего не случается, сперва потери будут выражаться в процентах от исходных данных.

– Что-то зебровые амадины притихли.

– Подохли они, – резко бросила Куртана. – Ну или без сознания. Может, дело в высоте, а не в зональном недомогании. Инструменты наши тоже замерзают, вот в чем беда. Заблаговременного оповещения мы не получим.

– Сами будем начеку.

На столе перед Кильоном стоял деревянный ящик. Куртана заметила, что маска и кислородный баллон нетронуты.

– Если пытаешься что-то доказать, то напрасно. Ты нужен нам бодрым и свежим.

– Доказать я ничего не пытаюсь. – Кильон смущенно улыбнулся, понимая, что еще пару недель назад такой разговор состояться не мог. – И нет, я себя не обманываю. Я старательно ищу в себе симптомы зонального недомогания, поэтому уверен, что ничего не упустил. Мои физические и умственные способности не ухудшились.

– Ты, наверное, как домой возвращаешься.

– Вряд ли у меня возникло бы такое ощущение. – Кильон помолчал и коснулся закрытого ящика. – Если возникнет надобность, обещаю воспользоваться маской.

– На высоте мы пробудем недолго. Доберемся до границы и начнем оседать в менее разреженный воздух.

Кильон протянул ей стеклянный пузырек:

– Вот антизональные, их хватит на весь экипаж, включая Мероку. Позаботьтесь, чтобы их не принимали до моего распоряжения. С особым тщанием проследите, чтобы никто не принял больше одной таблетки. Я ведь могу в этом на вас положиться?

– Разумеется. Мероку я отправила в подфюзеляжную турель, но прослежу, чтобы она получила свою дозу. А Нимча с Калис?

– Ими я сам займусь. У них потребности особые. – Кильон выдержал паузу, потом спросил: – Легко не будет, да? И с тремя лучшими кораблями мирового флота нет гарантий, что мы прорвемся.

– Попробовать нужно.

– Как вы оцениваете наши шансы?

– На то, что все три корабля останутся невредимы к полуночи? Шансов не больше, чем у тебя отрастить крылья к полудню.

– Дайте срок, вдруг я вас удивлю?

Куртана сжала Кильону плечо:

– Пойду обратно на мостик. Когда долетим до границы, начнется самое интересное. Пожалуй, у штурвала мне будет спокойнее.

– Согласен.

После ухода Куртаны Кильон собрал вещи и отправился к Калис. По дороге он прислушивался к вою двигателей, ловя малейшее изменение тональности, любое указание на переход в зону низкого уровня. Ничего неподобающего Кильон не слышал, но уверенность, что это рано или поздно случится, не давала покоя. Переход он должен почувствовать раньше, чем механика «Репейницы», только ведь там, где задействованы зоны, гарантии отсутствуют в принципе.

– Скоро мы попадем в зону низкого уровня, – объявил он Калис. – Ты это почувствуешь, хотя, может, не так остро, как другие члены экипажа. Надеюсь, в той зоне мы не задержимся и удачно сядем на Клинок.

– Где кончатся наши беды, – подхватила Калис.

Они с дочкой закутались в несколько слоев одежды, накинули меховые капюшоны и дышали кислородом, но когда пришел Кильон, сняли маски.

– Торопиться не будем, – сказал Кильон, присаживаясь. – По крайней мере, на Клинке у нас союзники, которым важно наше благополучие.

– Наше благополучие или наш груз?

– Вероятно, и то и другое, только это не делает из них чудовищ. Клиношники настрадались и остро нуждаются в препаратах. Не будем их за это осуждать.

– Про меня они не знают? – Нимча взглянула на Кильона. – Не знают ведь?

– Очень хорошо, что не знают. При таком раскладе опасность грозит тебе не больше, чем другим ройским девочкам. – Кильон лгал и чувствовал фальшь в собственном голосе.

Будь Нимча простой ройской девочкой, она отсиживалась бы сейчас с другими семьями на «Переливнице ивовой» или на другом большом корабле.

– Я уже чувствую, – тихо объявила Нимча.

– Что, Клинок?

– Метку, – недовольно поправила девочка, словно здравомыслящие взрослые таких ошибок делать не должны, – Око Бога. Чувствую его сильнее прежнего.

– Метка зовет ее, – проговорила Калис. – Торопит. Она тянется к Нимче, когда Нимча тянется к ней. Метка знает, что Нимча близко. Она ее не отпустит.

– Если Нимча рождена для этого, сопротивляться не стоит, – постарался успокоить женщину Кильон. – Метка сильнее любого из нас, к тому же не желает Нимче зла. Напротив, именно ее Метка стремится защитить в первую очередь.

– Она поет мне по ночам, – сказала Нимча. – Раньше шептала, а теперь поет. Песни я толком не слышу, уж очень они далеки. Но я знаю, что Метка хочет мне передать. Она повреждена, слишком повреждена, чтобы помочь себе. Метка пробовала себе помочь и сейчас уже повреждена не так сильно, как раньше, но я нужна ей, чтобы она восстановилась полностью.

– Это по силам тебе одной, и никому больше. Настанет день – и отметина у тебя на затылке покажется людям прекрасной.

– Я до сих пор боюсь. – Девочка приложилась к маске и сделала вдох.

– Конечно, я удивился бы, если бы ты не боялась.

– Я не знаю, что случится дальше.

– Никто не знает. – Кильон посмотрел на Калис, желая убедить и ее, и Нимчу, что все образуется. Только сначала ему следовало убедить в этом себя. Он сглотнул, чтобы во рту стало не так сухо. – Намного хуже быть не может, хотя бы в этом у меня сомнений нет. Если Рикассо прав, все беды человечества на протяжении пяти тысячелетий случились из-за проблем с Оком Бога. Не так должны были жить люди, не так они жили раньше. Я не утверждаю, что ты в силах все исправить. Но если Око пытается восстановиться, если ты способна ему помочь и оно желает твоей помощи, то наверняка возможны хотя бы небольшие перемены к лучшему. Сегодня даже и небольшие улучшения будут очень кстати. Жители Клинка не ждут чуда. Они просто хотят, чтобы жизнь стала немного легче. Они удовольствуются и малым, Нимча. Даже если ты просто сдвинешь зоны так, чтобы погибло меньше людей, тебе все равно будут благодарны.

– А если изменится все? – спросила девочка. – Если я изменю мир, а людям не понравится?

– Ты не по годам смела, сильна и мудра. Око недаром к тебе тянется. Ему нужна мудрость, которой тебе хватает, а ему недостает. Оно считает, что уже может самовосстановиться, но опасается, что тогда принесет больше вреда, чем пользы. Поэтому ты нужна ему как наставник. Как помощник в том, чтобы изменить мир в лучшую сторону, а не в худшую.

– Ты в это веришь? – проговорила Калис.

– Стараюсь, – отозвался Кильон.

– Ты был добр к нам, ты позаботился о моей дочери. Но она не твоя, ты не вправе ею распоряжаться.

– Я и не помышлял о таком.

– Когда придет время, решение будет за ней. И за мной.

– Понимаю.

– Если Нимча отвернется от Метки, если ей не хватит сил в нее проникнуть, ты отнесешься к ее выбору с уважением.

– Конечно.

– Человек ты хороший, ты очень добр к нам, но, если заставишь мою дочь действовать вразрез с ее желаниями, я тебя убью.

– Другого я не жду, – отозвался Кильон, хотя прямота Калис пронзила ему душу.

Она говорила откровенно обо всем – и о его доброте, и о том, что готова его убить.

В том, что Калис сумеет это сделать, Кильон нисколько не сомневался.

– Пожалуй… – начал он и почувствовал, как мозг сжимают ледяные клешни субэпидермального слоя.

Из переговорного устрйства донесся голос капитана: «Корабль на границе зоны. Приказываю немедленно принять антизональные. – Голос дрожал, словно, пока Куртана говорила, из ее тела извлекали пулю. – Боевая готовность на темно-синем уровне. Всем занять боевые посты и быть готовыми отразить удар. Дальнобойные фугасные пушки привести в боевую готовность и держать на прицеле наземные позиции черепов и установки с воздушными шарами. Огонь открывать по своему усмотрению. Прицельный обстрел из других орудий начинать лишь по моему приказу. Орудия будем включать в работу последовательно. Сбрасывать вышедшие из строя орудия можно лишь по моему приказу».

По-прежнему ощущалось напряжение, ледяные клешни то сжимали, то отпускали беззащитные мозговые доли, но уже через несколько секунд Кильон понял, что вытерпит. Ни галлюцинаций, ни дезориентации, ни мучительной тошноты не было. Пока.

– Мы пересекли границу зоны, – объявил он. – На воздушном корабле мы быстро до нее добрались. И надеюсь, пересечем так же быстро. Как вы себя чувствуете?

– Я – хорошо, – ответила Нимча.

– Мы справимся без твоих лекарств, – добавила Калис, будто Кильон сомневался.

– Не мучайтесь понапрасну. К прилету на Клинок вы обе нужны нам сильные и здоровые. Если понадоблюсь, я буду на мостике.

– Мы идем с тобой, – объявила Калис.

– Здесь безопаснее. Боюсь, перед высадкой на Клинок мы встретим сопротивление.

– Полной безопасности нет и здесь, – возразила Калис. – Нимча хочет видеть Клинок.

Кильон повел их на мостик. Он слишком резко встал и теперь пошатывался. Зональное недомогание проявлялось как легкое отравление. Как правило, в течение нескольких часов симптомы усиливаются, но Кильон надеялся, что «Репейница» пересечет зону прежде, чем его состояние значительно ухудшится.

Они добрались до мостика. Двигатели гудели, авиаторы периодически стреляли из пушек, чтобы те не покрывались льдом. Кильон слышал пулеметные очереди. А раз в несколько минут, когда стреляли из дальнобойных пушек – учебными снарядами, а не фугасными, как обычно, – содрогался весь корабль. За пределами относительно безопасной гондолы члены экипажа в масках и очках обслуживали двигатели и аэродинамические установки. Авиаторы едва двигались, задубевшие куртки покрылись изморозью, сделав их похожими на припорошенные снегом статуи. На той же высоте летели «Киноварь» и «Хохлатка ольховая» – два других охранника, пристроившиеся за «Репейницей». По плану корабли прикрывали друг друга, но Кильону они казались далекими и хрупкими, как украшения из проволоки и рисовой бумаги. Возникла беспощадно четкая мысль: «Если положимся на них, нам конец». Драться до последнего – лучший вариант для экипажа любого корабля.

«Неужели я начинаю мыслить, как Куртана?» – спросил он себя.

Куртана уже стояла на мостике, у главного пульта управления. На шее – кислородная маска, обе руки – на штурвале, а любой из медных рычагов регулирования тяги или высоты она могла подправить в мгновение ока. Спина прямая, ноги широко расставлены – Куртана словно приготовилась к схватке с беснующимся зверем, в которой уповать могла только на свои волю и разум.

– Двигатель номер один в порядке, – доложил Аграф, глядя на датчики. – Номер два в порядке. Номер три в порядке. Номер четыре в порядке. Все двигатели на трех тысячах оборотов в минуту, работают в стандартном температурном и топливном режиме.

– Получены сообщения с «Киновари» и «Хохлатки ольховой», – доложил Тарджет, оператор гелиографа.

Оба корабля рапортовали об успешном вхождении в зону и бесперебойной работе всех механических систем.

– Нам слишком везет. – Куртана четким умелым движением подрегулировала рычаг. – Так не бывает. Нижний пост наблюдения, что творится под нами?

– Отряды черепов в постоянном движении, хотя на наше присутствие пока не реагируют, – доложил оператор перископа, не отрываясь от окуляра. – Шары привязаны, пушки не стреляли.

– Долго такое не продлится. Аграф, сообщай мне о состоянии двигателей. – И, не оборачиваясь, Куртана добавила: – Доктор, спасибо, что присоединились к нам.

О своем приходе Кильон не объявлял, значит Куртана увидела его отражение в окне.

– Надеюсь, все члены экипажа приняли антизональные?