Обреченный мир Рейнольдс Аластер

Кильон склонился над вторым трупом, со сломанной ногой. Этот погибший был старше, с тонким, испещренным красными прожилками носом, всклоченными седыми усами и такими же волосами до плеч, в круглых очках, почти таких же, как у Кильона. На одной линзе образовалась звезда из трещин. И у этого погибшего в центре лба красовалось пулевое отверстие. Мужчины наверняка сидели на высоких передних сиденьях повозки и правили ею, словно конкой.

– И этого застрелили, – объявил Кильон.

– Ерунда какая-то! – хмыкнула Мерока.

Она заглянула в окно повозки, теперь горизонтальное, опираясь на дверную ручку и поручни по разные стороны от нее.

– Ты не веришь, но ведь одного из мужчин застрелить смогли. Значит, застрелили и второго. Пистолет даже перезаряжать не понадобилось.

– О нет! Ну почему обязательно семья? – сокрушенно пробормотала Мерока.

Кильон поднялся и подошел к ней:

– Сколько их?

– Четверо. Мама, папа и две девочки.

– Их тоже застрелили?

– Нет. Они умерли. Похоже, зональное недомогание. Не взглянешь?

– Помочь я им не смогу, но… – На глазах у Кильона Мерока залезла на борт повозки, распахнула дверцу и проворно скользнула в салон. – Что ты делаешь?

– А тебе как кажется? Мародерствую.

– По-моему, это неправильно.

– Вот только совестить меня не надо. Эти люди мертвы. Нужно забрать у них все полезное. Скоро появятся другие желающие. – Мерока выбросила из салона какой-то предмет. Пузырек! Кильон поймал его налету – скорее случайно, чем намеренно, – пригляделся к желтоватой этикетке и светлым таблеткам, которые лежали в коричневом пузырьке с пробкой. – Пригодится нам?

– Откуда я знаю?

Надпись на этикетке сделали в старомодной вычурной манере с множеством заглавных букв и восклицательных знаков.

– Потом скажешь, – пробормотала Мерока и воскликнула: – Опа!

– «Опа» что?

– У папаши тут пушка. Вцепился он в нее – будь здоров.

– Трупное окоченение, – пояснил Кильон. – Говорит о том, что эти люди мертвы уже как минимум три часа.

Мерока высунула из салона руку, демонстрируя тяжелое черное орудие, многоствольное, с деревянной ложей.

– Митральеза![6] Давно о ней мечтала. Одно время у приятеля была митральеза, но потом…

– В ней есть что-то особенное?

– Непрактичная штука, но пугает здорово. Отдача дикая, особенно если палить из всех стволов одновременно. Толком не прицелишься; выбрал сектор обстрела – и точка. – Мерока сдвинула рычаг – часть орудия сложилась. – Заряд в казенной части, на каждом стволе отдельный ударник. Хочешь – массированно стреляй, хочешь – одиночными выстрелами. Между прочим, она в боевой готовности. Пару выстрелов сделали, но остальные патроны в каморах. Знаешь, чем плоха такая штуковина, заряженная наполовину?

– Полагаю, вопрос риторический.

– Митральезы либо заряжают полностью, либо не заряжают вообще. Нет никаких гарантий, что она не выстрелит.

– Получается, митральезу использовали, – сказал Кильон. – Видимо, против тех, кто застрелил обоих мужчин. Но куда делись нападавшие? – В животе у Кильона зашевелился червячок беспокойства. – Три часа – срок недолгий.

– По-моему, случилось все не так, как ты думаешь, – отозвалась Мерока.

– Это же не авария.

– Может, повозка перевернулась из-за аварии, ну, водители сознание потеряли. Потом кто-то нашел их и решил поупражняться в стрельбе и мародерстве. Застрявшие в салоне аварию наверняка пережили. Сломанных костей я в упор не вижу. Но от зонального сдвига они страдали не меньше нас.

– Какие-то антизональные они, похоже, приняли. – Кильон с сомнением глянул на пузырек, который до сих пор держал в руках. – Но снадобье помогло им лишь отсрочить неминуемое, а не чувствовать себя в этой зоне как ни в чем не бывало. Даже если удалось оттянуть потерю сознания и избежать приступа вроде того, что случился с тобой, им было худо. Шансы уйти от повозки нулевые; вероятно, поэтому они сидели в салоне, надеясь, что кто-нибудь появится и спасет их. В итоге зональное недомогание их доконало.

Мерока вылезла из салона с трофеями. С одной стороны, Кильону до сих пор казалось, что они поступают неправильно, а с другой – он не сомневался: его спутница старается ради их блага. Даже часы – циферблаты блестели у нее в руке, ремешки обмотаны вокруг пальцев – она забрала чисто для практических целей. «Часов много не бывает» – так издавна говорят на Клинке. Еще девушка забрала одежду – перчатки, шарфы, меховую шапку – и холщовую сумочку.

– Вот, здесь еще какие-то пилюли и настойки, – объявила она, швыряя сумочку Кильону.

– Раз они ехали в эту сторону, то неизбежно натолкнулись на черепов, – проговорил Кильон. Сумочка подстреленным зверьком упала к его ногам. – Может, те и убили водителей.

– Черепа те еще снайперы. Да и «неизбежно» – большой вопрос. – Мерока спустилась на землю. – Место встречи рядом, если ехать на паровой повозке. Возможно, черепа прошли через него по главной дороге, а эти люди подъехали по боковой чуть позже. Тогда они в глаза друг друга не видели.

Кильон поднял сумочку – внутри звякнули стеклянные и фарфоровые емкости.

– Нам в путь не пора?

– Я только за. Просто хотела посмотреть, что можно забрать.

– Мы же не можем похоронить этих бедняг. – На сей раз Кильон не спрашивал, а констатировал факт.

Девушка покачала головой:

– Ситуация та же, что с конями. Проверишь тех двоих?

– Дай мне минуту.

– Посмотри, нет ли у них патронов.

Кильон вернулся к трупам и проверил их карманы и запястья. Снял с каждого по массивным флотским часам и вытащил из карманов по хронометру. Часы и хронометры были заведены и тикали, но их многочисленные циферблаты показывали разное время.

– Пальто тоже забрать? – спросил Кильон, опасаясь ответа, которого ждал от Мероки.

– Только часы и все, что режет и стреляет.

Ни холодного, ни огнестрельного оружия у погибших не обнаружилось, зато у одного к ноге крепилась тяжелая кобура. Она оказалась пустой, но Кильон гадал, не подходит ли она по размеру к митральезе, которую присвоила Мерока. Вдруг глава семьи выполз из опрокинувшейся повозки, забрал служебное оружие и вернулся к своим, надеясь дотянуть до прибытия помощи или до возвращения зоны к прежнему состоянию? Кильон распахнул пальто убитого и увидел нагрудный патронташ с несколькими патронами. Он отстегнул патронташ, решив, что у главы погибшего семейства не было времени его искать.

– Я нашел патроны, – объявил Кильон.

– Отлично, – проговорила Мерока. – А я нашла то, что надеялась не найти.

Девушка подняла с земли предмет, который наверняка валялся там все это время, до сих пор незамеченный. Сперва Кильон подумал, что это причудливая узловатая палка или звериная кость с обрывками сухожилий.

Но вот зловеще блеснул металл, и он понял, что ошибся.

– Здесь были борги, – сказала Мерока. – По крайней мере один. Он оставил нам подарочек.

Мерока держала сизую конечность, больше похожую на переднюю лапу пса или волка, чем на человеческую руку. От тела ее оторвали в области плеча. На руке имелись локтевой и запястный суставы, ниже запястья – упрощенный вариант кисти, а может, лапы – четыре пальца, включая большой. Пальцы заканчивались изогнутыми ногтями или когтями. Они отливали голубым, словно были выполнены из металла более жесткого и прочного, чем остальная конечность. Скелетные кости и сочленения поражали изяществом и компактностью, будто появились в результате жесточайшего отбора. Но конечность состояла не только из блестящей механики. Имелись нервная система или ее остатки, замеченные Кильоном обрывки сухожилий и подобие мышц. Органическая часть была скользкой, синюшно-бордовой и словно слепленной из разных кусков. Казалось, робот, угодив на скотобойню, опустил руку в чан с отбросами и нарушил ее стальную безупречность, испачкавшись в ошметках мяса и хрящей.

Теперь Кильон знал, что плотоборги состоят из металла, мяса и хрящей.

– Борг мог быть один, – предположила Мерока. Держа руку за плечевой сустав, она вертела ее и так и эдак, разглядывая с неприкрытым отвращением. – Мог порвать со своими. Временами изгои у них появляются. Они следуют за сворами, мародерствуют по мелочи, ищут легкую добычу.

– Что случилось с этим?

– Может, парень из повозки удачно выстрелил. Или борг был уже ранен, чувствовал, что надо улепетывать, пока другие не подоспели.

– Ты говорила, борги у нас за спиной, – напомнил Кильон. – Поэтому мы сюда и шли. О том, что они впереди и мы рискуем угодить им в лапы, ты и словом не обмолвилась.

– Мы никуда не угодили. Пока мы только нашли конечность одного из них.

– Иными словами, они здесь были.

– Один из них. Может, он уже за много лиг отсюда. Или сдох и валяется в канаве. – Мерока бросила отсеченную руку. – Теперь это нас не касается, но задерживаться здесь не надо.

– Не понимаю. Мы знаем, что здесь был плотоборг, но не знаем, кто застрелил водителей.

– Никто их не застрелил.

– Ты даже раны не осматривала.

– Мне и не нужно. Как только я поняла, что здесь рыскал борг, задачка решилась. Здесь впрямь дошло до аварии. Повозка перевернулась, людей швырнуло на землю. Вероятно, они погибли еще до падения и уж точно до того, как их настиг борг.

– В каком смысле – «настиг их»?

– Отверстия в черепах оставили не пули. Их борг пробурил, чтобы добраться до мозга и заполучить желаемое. – Мерока постучала себя по лбу. – Префронтальную[7] долю борги просто обожают. Она богата синаптическими структурами, готова к всасыванию и интегрированию в нервную систему борга.

– Хочешь сказать, борг съел их мозг?

– Таковы борги. Поэтому они выживают на границе, где умные машины не работают. Наверное, они могли бы культивировать собственную ткань, только… Боргам не хватает ума, а чужой есть проще и быстрее. – Мерока замолчала и, прищурившись, оценивающе взглянула на Кильона. – Знаешь, для патологоанатома, или как там тебя называли на работе, на мертвецов ты реагируешь чересчур болезненно.

Кильон скупо улыбнулся, стараясь сдержать желчь, подкатившую к горлу.

– Эту часть работы я никогда не любил.

Почти стемнело, когда они увидели костер. На сей раз не только дым, а настоящее пламя, мерцающее оранжевым и малиновым среди калейдоскопа плотных силуэтов прямо на дороге перед ними. Черный дым поднимался к мрачно нависшему небу.

– Не к добру это, – посетовала Мерока.

– Что было к добру с тех пор, как мы спустились с Клинка?

– Не умничай, тупица. Я говорю, что кто-то угодил в засаду. Теперь по-настоящему. – Девушка была раздражена и напугана не меньше, чем Кильон, хотя ни за что бы ему в этом не призналась.

Она не выпускала из рук митральезу, предпочитая ее другому оружию. Не сбавляя шагу, Мерока периодически вздрагивала и целилась черным пучком стволов в затаившегося призрака, видимого ей одной. – Не получив своего, черепа действуют именно так. Режут и жгут.

– Так не стоит ли обойти эту напасть подальше? – спросил Кильон.

Но Мероке хотелось приблизиться. Почему, она не сказала, но он догадался сам. Его спутница думала, что люди, которых подкараулили и подожгли, могут оказаться теми, от кого бежит Кильон. Это следовало выяснить, ведь в таком случае пришлось бы менять планы.

Они подошли ближе и услышали глухое «бум!» отдельных взрывов, треск и грохот разрушения. Сквозь шипение и треск пламени изредка пробивались испуганные человеческие голоса. Вопли боли и ужаса.

Леденящий страх, предчувствие чего-то невыразимо дурного накрыли Кильона душной пеленой.

– По-моему, мы достаточно приблизились.

– Надо выяснить, в чем там дело. Хочешь остаться здесь, не понимая, что творится впереди, давай, губи себя. – Мерока толкала перед собой митральезу, словно таран. – Я бы держалась рядом с тем, у кого больше стволов.

– Что бы там ни творилось, нас это не касается.

– Теперь, Мясник, нас касается все. – Девушка вызывающе уставилась на Кильона в упор, словно считала его решение принципиально важным. – Ты идешь или остаешься?

Кильон двинулся следом за ней. Он даже постарался не отставать, хотя страх не отпускал. Только крепче стиснул ангельский пистолет, который успокаивал, пусть даже стрелять уже не мог.

– Лучше не палить в первого, кто зашевелится, – посоветовала Мерока. – Вдруг это мой приятель?

Постепенно Кильон разглядел в темной горящей массе отдельные силуэты. Горело не одно целое, а цепочка, части которой рассыпались по дороге и тянулись вдаль. Мерока с Кильоном подошли к темному бугру вроде валуна, увязшего в земле. Оказалось, это дохлый, облаченный в броню конь. Мерока пнула его причудливый панцирь.

– Черепа, – объявила она.

– Их работа?

– Это то, что осталось от черепов. Куда ты смотрел у последнего лагеря?!

Кильон понял, что на дохлом коне такая же броня, какую он видел полжизни назад, точнее, до порыва, когда мимо проходил караван.

– Выходит, кто-то до них добрался.

– Медаль тебе за наблюдательность.

Чуть дальше они увидели труп всадника – вероятно, того, который ехал на коне. Шлем, сделанный из половины черепа, лежал рядом, хотя ничто не указывало, что плотоборг высосал ему мозг. Зато горло всаднику перерезали чем-то острым.

– Ну вот, разве не напросились? – Мерока пнула убитого и двинулась дальше.

– По-моему, мы видели достаточно. Это черепа. Что еще выяснять?

– Я надеялась найти что-то полезное. Уцелевшего коня или повозку.

Кильон уже чувствовал горячее дыхание пожарища. Впереди валялся еще один всадник: этого придавил собственный конь. Мужчина еще не умер и застонал, завидев Мероку с Кильоном. Ноги ему вывернуло и придавило конской тушей. Мерока зашагала прямо к нему и наступила на грудь так, словно собиралась выдавить из легких остатки воздуха.

– Вижу, крутости поубавилось, да? – негромко, почти по-приятельски спросила она умирающего, словно они вместе сидели за праздничным столом. – Ты подыхаешь, сволочь. Засыхаешь, как вчерашнее дерьмо. Надеюсь, тебе очень больно. Ты ведь всегда гадал, сильно ли давит дохлый коняга.

– Мерока, не надо! – бросился к ней Кильон.

– Надо, Мясник, зуб даю. Я видела, что эти твари с людьми делают.

– Не надо по двум причинам… – Кильон осекся и покачал головой, точно зная, как Мерока отреагирует на такой призыв. – Позволь мне хоть осмотреть его. Этот человек пережил зональный сдвиг. Получается, у него врожденная выносливость, причем высокая.

На губах всадника, видневшихся из-под клочковатых усов, пузырилась кровавая пена. Он перестал стонать и с вызовом уставился на Мероку и Кильона.

– Говорила же я тебе, что у них есть лекарства, – напомнила девушка, не убирая ноги с груди всадника.

– Позволь осмотреть его. Этот человек обречен. Он и без твоей помощи умрет.

Мерока что-то пробормотала, но убрала ногу. Кильон отложил ангельский пистолет, чтобы обеими руками открыть сумку.

– Вы понимаете меня? – спросил он всадника.

– Понимает-понимает, только шифруется.

Кильон пожал плечами: сомневаться в словах Мероки повода не было.

– Не знаю, представляете ли вы, что произошло. Зональный сдвиг, ужаснейший за последнее время. Клинок… Ну, это вы пропустить не могли.

– Клиношник… – прохрипел раздавленный всадник и, собравшись с силами, плюнул ему в лицо. Кильон вытер розоватую пену. – Катись к черту, клиношник! Сдохни, как все мы, сдохни скорее!

Всадник снова плюнул, на сей раз слабее, да и прицел подкачал. Плевок упал ему на бороду, образовав нечто похожее на цепочку слизняков. Всадник застонал, не в силах скрыть боль.

– Как думаешь, давно он здесь лежит? – спросил Кильон Мероку.

– Довольно давно, – ответила та, касаясь дохлого коня. – Конь холодный. Он лежит здесь как минимум пару часов, с учетом, что под ним теплое тело.

– Вы умираете, – объявил Кильон всаднику. – Даже если справились с зональным недомоганием, конь давит на вас слишком долго. Из-за него у вас нарушилось кровоснабжение. В крови накопились токсины. Сейчас они заблокированы в ногах. Если поднять конскую тушу, токсины распространятся по телу и вы умрете.

Всадник захрипел и оскалился улыбкой покойника:

– Ты тоже сдохнешь.

– Да, вы говорили. Пожалуй, я облегчу вам боль.

Кильон не мог отвести глаз от умирающего черепа, поэтому в докторской сумке рылся ощупью.

– Не вздумай дать ему хоть каплю дефицитных лекарств, – сказала Мерока.

– Я дам ему то, что считаю нужным. – Кильон нащупал пузырек с гранулированным морфаксом-55, узнав пузырек по форме. – Откройте рот, – велел он всаднику.

Череп разинул бездонную пасть, показав острые зубы в металлических коронках. Воняло оттуда, как из помойки, – тухлыми овощами и мясом. Между зубами подрагивал язык с раздвоенным концом.

– Лекарство нужно засыпать под язык, – объяснил Кильон. – Больно не будет. Вы мне позволите?

– Ты крупно ошибаешься, – предупредила Мерока.

Череп поднял язык, чтобы Кильон засыпал морфакс. Может, опрокинуть пузырек, и будь что будет? Нет, так слишком расточительно, вдобавок можно заразить сам пузырек. Вместо этого Кильон высыпал на левую ладонь достаточное, по его мнению, число таблеток. Он снимет боль, которую причиняют черепу конская туша и зональное недомогание, облегчит ему кончину – словом, сделает добро, пусть даже крохотное, в противопоставление немыслимым страданиям, которые царят вокруг. Большим и указательным пальцем правой руки Кильон ухватил примерно половину таблеток – столько удалось зараз – и сунул черепу в рот. Тот держал язык поднятым, мерзко поводя им туда-сюда, но таблетки заложить позволил. Кильон засовывал вторую половину таблеток, когда череп сомкнул челюсти. Резкая боль прошила насквозь, острые зубы в металлических коронках впились в кости, грозя отхватить большой и указательный пальцы. Кильон аж взвизгнул от ужаса и неожиданности. Правая рука угодила в зубастый плен, поэтому ангельский пистолет он выхватил левой, прижал ствол черепу ко лбу и нажал на спуск. Безрезультатно. Он нажал снова, чувствуя, что вот-вот лишится пальцев. Пистолет бездействовал. В ярости Кильон схватился за ствол и принялся колотить пистолетом. Мыслей не было – их вытеснили гнев и потребность убить себе подобного. Пистолет стучал о кости, и на пятом-шестом ударе под кожей у черепа что-то сломалось. Внезапно раздался оглушительный грохот, словно лопнула Земля, и череп ослабил хватку. Кильон вырвал руку и отшатнулся. Из кисти хлестала кровь. Он бросил ангельский пистолет, едва глянув на то, что Мерока сотворила с головой черепа.

Кильон увидел достаточно. Мерока выстрелила из нескольких стволов митральезы сразу, практичеки в упор. От головы черепа осталась одна челюсть. Кровь и кости разлетелись по сторонам и жуткой розово-серой бабочкой упали на дорогу.

– Я как чувствовала, что дело кончится слезами, – проговорила Мерока.