В конце времен Мансуров Дмитрий

— Ну, поехало!.. Мне вроде как уже двадцать два года!

— А мне на пару с твоим отцом — сто три. И при этом ты утверждаешь, что знаешь больше нас. Кто просветил?

— Представляю, сколько я тогда должен знать, — пробормотал Кащей. По всему выходило, что прилично. — Ларриан, а что ты беспокоишься? Добрых людей у нас хватает. Или ты хочешь устроить с этим человеком дискуссию на лучшее знание языка при большом скоплении народа?

— Упаси боже! — отшатнулся советник. Тумбочка прибыла на конечную остановку.

— Хватит на эту тему болтать, — предложил Кащей. — Наши четвероногие друзья уже позабыли, что хотели нас убить. Видите, они слушают?

— Как будто они всё понимают?

— Между прочим, очень даже похоже, что понимают, — сказал Кащей. — Это не простые волки, как я уже понял. Но кто они, пока еще не ясно.

— С ума сойти! — только и нашел что ответить царевич.

Советник промолчал.

Доминик развернул листки и осторожно выпрямил их по линиям сгиба, чтобы они не складывались во время чтения. Черные буковки не поблекли, но сама бумага местами пожелтела, вероятно, от попадавших на нее когда-то солнечных лучей. Усевшись на поставленную неподалеку от лестницы кровать, он перевернул первый, чистый от разумных надписей листок — на нем в основном кто-то писал всякую чушь, передал его советнику и прочитал надпись на втором листке:

— «Дневник М. Ф. Аникса».

На листке стояла дата начала записей, больше ничего не было. Передав и его советнику, Доминик увидел, что третий листок исписан мелким почерком, местами торопливым, местами почти каллиграфическим.

— Будете слушать? — поинтересовался он. — Или вам устроить краткий пересказ прочитанного, без подробностей?

— Лично я никуда не спешу, — сказал Кащей, заглядывая на второй этаж. Насупившиеся волки обмозговывали версии плана дальнейших действий. — Пока у нас гости, покинуть дом будет невежливо. И в принципе невозможно. Читай, а мы с Ларрианом охотно послушаем.

— М-да, — взгрустнул советник, — как быстро летит время! Раньше я читал ему сказки на ночь, а теперь он будет читать мне чужой дневник.

— Мой дневник нам не поможет! — возразил царевич.

— А у тебя есть свой дневник? — удивился советник. — Что-то я ни разу его не видел.

— Как это не видел? — в свою очередь удивился Доминик. — А кто исправлял мне двойки по математике на пятерки и писал почерком учителя «исправленному верить»?

— Вот оно и всплывает, — вкрадчиво сказал Кащей. — Тайное выходит на свет. Подделки, приписки… Чем вы еще незаконным занимались, не откроете секрет? Может, списывали домашнее задание у других царевичей, точнее, у решавших за них советников?

— Вот этого не было! — сказал царевич. — Это я всегда сам решал.

— Доминик, это не такой дневник, — сказал советник, — в твоем, окромя списка домашних заданий и оценок, сроду ничего не водилось.

— А больше и не надо! — Царевич поправил делающий попытки вернуться в сложенное состояние листок и объявил: — Поскольку воздержавшихся нет, я, пожалуй, начну читать вам эту сказку на ночь.

Советник протянул Кащею кружку с чаем.

— Валяй! — разрешил он.

И Доминик, отхлебнув из своей кружки, начал читать.

— Первая запись… — прочитал царевич. — Давно было.

— Не отвлекайся от текста! — попросил Ларриан. — По существу давай, если там есть, что по существу.

— А что для тебя означает термин «по существу»?

— Доминик, не зли меня — я ведь и подавиться могу! — честно предупредил советник, откусывая приличную часть от куска Еды — более-менее вкусной массы из неизвестных компонентов. По вкусу она отдаленно напоминала жареное мясо, но по внешнему виду Еда ничем не отличалась от обычного белого хлеба. На пакетике, выложенном Кащеем, так и было написано мелкими буквами: «ЕДА». Обобщающий термин, когда производитель и сам не знает, из чего именно он готовит продукты, но точно помнит, что ничего несъедобного среди десятков смешанных компонентов в составе нет.

Сам Кащей тем более не имел понятия, из чего она была приготовлена. Единственное, что он мог сказать с большой точностью, так это то, что приобрел эти пакетики примерно в тридцать шестом веке на ярмарке-распродаже для космических путешественников. «Еда» хранилась долго, находясь в упаковке статис-поля, и потому не теряла вкусовых качеств с течением времени. Учитывая то, что она прежде всего служила для утоления голода и частично жажды, изготовители снизили ее вкусовые качества в разумных пределах и сделали вкус неуловимым, чтобы просто ощущалось, что она вкусная, и не более того. По этой причине переесть ее было невозможно, как и перепиться обычной водой. Это из-за того, что набиравшая в те годы популярность Организация по Стройности Фигуры зорко следила за тем, чтобы люди в космосе не ели больше положенного. В сорок втором веке это правило перешло и на тех, кто жил на самой планете, и достигло невиданных высот: активисты Организации настолько распространили свое влияние, что стали выращивать генетически измененные безвкусные овощи, ягоды и фрукты. Народ стал стройным и злым и ходил в таком состоянии до тех пор, пока в основной своей массе не вытерпел и не улетел с планеты в поисках лучшей еды… то есть лучшей жизни.

Космическая экспансия привела к тому, что земляне встретились с цивилизациями из центра Галактики. Те долго удивлялись, узнав, что на окраине Галактики существует высокоразвитая цивилизация, и поначалу не поверили первым экипажам. А когда подняли старинные архивы, то удивились еще больше: согласно им эта планета была заражена галактическими вампирами и уничтожена массированной атакой военно-космического флота. Главные действующие лица в свое время получили огромные премии и жили счастливо и богато до самой смерти. Выяснив, что это была грандиозная авантюра с фальшивыми фактами и стиранием кое-каких данных, комиссия попыталась взыскать потраченные когда-то деньги с многочисленных потомков главных действующих лиц, но обнаружилось, что по суровым законам галактического права потомки за предков не в ответе.

Человечество было принято в Галактический Союз и после предварительного карантина, а также вакцинации и приобретения иммунитета к местным болезнетворным микроорганизмам получило стопроцентный доступ, к перелетам по всем заселенным мирам Союза. Известная Организация попыталась было расширить свое влияние и на центр Галактики, но ее членов внимательно выслушали и перевезли на заброшенную планету, жители которой практически прошли через подобное испытание, но вымерли в полуфинале от острой нехватки вкусовых ощущений, полностью на данной планете ликвидированных.

С тех легендарных времен эти пакеты с Едой и лежали в карманном подпространстве плаща Кащея.

Доминик начал читать старые записи, иногда запинаясь из-за того, что не мог с первого раза разобрать почерк. Приходилось заново прочитывать предыдущие слова, чтобы понять точный смысл. Некоторые слова были написаны сокращенно — когда владелец дневника спешил и не мог или не хотел писать о наблюдениях полностью. Но в целом текст читался без особых проблем, и читателю и слушателям постепенно открывался мир, о котором они, по сути дела, совсем ничего не знали.

Дневник приоткрывал тайну над происходившими в царстве событиями и показывал, почему оно стало таким, каким стало.

«Сегодня я узнал, — писал автор, — что граф стал фаворитом царской семьи, сумев втереться к ним в доверие. Не могу поверить в случившееся: царь, отличавшийся от многих самодержцев тем, что славился самостоятельными решениями разного рода задач, внезапно изменил своим принципам и переложил ответственность за многие дела на новоявленного графа, прибывшего к нам из далекой заграницы. У него необычный, ни разу не слышанный мною акцент, и я не могу с точностью сказать, из какого именно царства он явился. Тем более странно, что ему дозволялось намного больше, чем местной знати. Он имеет веское слово при дворе, и то, что он скажет, иные придворные трактуют как переданные через него приказы царя. Я определенно не понимаю, как ему это удалось? Надо бы разузнать о нем больше. Возможно, я излишне подозрителен, но совершенно ему не доверяю. Я желаю докопаться до истины. И я сделаю это, рано или поздно. Лучше — вовремя!»

Наступила короткая пауза. Кащей и Ларриан посмотрели на царевича с недоумением: почему остановился? продолжай читать!

— Конец записи! — объявил Доминик.

— Как, совсем?! — испугался советник. — Только же читать начали! Неужели он так расписал высказанное тобой на эту кучу листов?

— Нет, только первая запись в дневнике.

— Не пугай меня так больше!

— Держи листок!

«С момента своего появления граф стал привлекать к себе внимание общественности. Выглядевший неотразимо, он покорил сердца многих придворных дам и пользовался их безвозмездной поддержкой для того, чтобы приблизиться и к царю. Я не исключаю, что он мог подарить царской семье волшебные подарки и получить таким образом их одобрение. Но факт остается фактом: приехавший с визитом вежливости, граф остался во дворце насовсем, с каждым днем становясь всё нахальнее и нахальнее. Я не могу понять, почему царская чета не обращала на это внимания? Царь стал слишком мягким и несамостоятельным в решениях. Он всё больше и чаще прислушивался к мнению графа и претворял в жизнь его планы и задумки. Поначалу я думал, что граф таким образом пытается завоевать — или, если хотите, покорить — сердце царевны Ниты, но он не делал ничего, что подтверждало эту версию. Он наслаждался жизнью и упивался властью, месяц за месяцем усиливая свой контроль над всем, что было в царстве.

Настал день, когда царь полностью передал ему полномочия руководителя тайной службы, и граф, тайком от царя или с его молчаливого согласия, стал наводить собственные порядки в стране. Первым делом по ночам стали пропадать люди, открыто противостоящие графу и называвшие его зарвавшимся выскочкой. Один за другим они, по официальным данным, „уезжали за границу“, „отправлялись в путешествие“, „ездили по обмену опытом“ и уезжали „с научно-исследовательской миссией“. К этому невозможно было придраться, потому что я сам получал от одного из моих противостоящих графу друзей по почте открытки с рисунками из дальних стран. Я, признаюсь, тоже верил в официальные версии, пока совершенно случайно не узнал, что один из моих друзей решил отправиться в морское путешествие вокруг света, о котором давно мечтал. Он и на самом деле мечтал об этом, но для него это было просто мечта, фантазия, и ничего больше. Дело в том, что у него с детства был слабый вестибулярный аппарат…»

— Вы знаете, что такое вестибулярный аппарат?! — изумился Кащей. — Не рановато ли?

— Змейго, это не ругательство, если ты об этом подумал, — отозвался Доминик, — эта фраза означает, что…

— Я в курсе, Доминик, просто не был уверен, что этот редкий термин вам знаком.

— А почему бы и нет? Что мы, неучи какие?

— Резонно. Читай дальше!

— «…аппарат, и он чувствовал тошноту и головокружение от самой слабой качки, поездку на карете и то переносил с большим трудом. О каких путешествиях тут могла идти речь? Только о пешей прогулке около речки, к примеру, или подъеме в горы по ровной и пологой тропинке. Длинными зигзагами, иначе говоря. Ни о каких морских путешествиях родители ему и думать не разрешали с самого детства. Нет, он думал об этом, и еще как, всякий раз упоминая о том, что когда-нибудь он исполнит главную мечту всей своей жизни. Его родители, которым было известно о его недуге, умерли шесть лет назад, задолго до появления графа, а он сам никому из друзей, кроме меня, и словом не обмолвился о том, что путешествия на каретах и кораблях для него противопоказаны. То есть он может путешествовать при необходимости, но радости от поездки не будет совершенно.

И когда во всеуслышание было объявлено, что он уехал в дальнее плавание, я понял, что здесь что-то не так. С каждым разом, когда я получал от него весточку из дальних городов, в которые он якобы заплывал за пополнением провизии и воды, мои подозрения усиливались. Все письма были написаны его почерком, даже закорючки в письме — он писал некоторые буквы с маленьким кругляшком в верхней части — принадлежали ему. Но ощущения были чужие. Он восторгался морскими пейзажами, полетами чаек, закатами и рассветами, и ни словом не обмолвился о проблемах со здоровьем.

Я спрашивал знакомых о других „уехавших из страны по важным делам“. От всех постоянно приходили весточки. Они знали имена друзей и даже отвечали на вопросы во встречных письмах. Кто-то из них нашел сокровища, кто-то отыскал древние раритеты, кто-то встретился со своей второй половиной и решил навсегда остаться в тех краях. Все письма рано или поздно сообщали об одном и том же: путешественники решали остаться на том месте, где мечты оказались воплощены в реальность.

Было очевидно, что неладное случилось не только с моим старым другом детства, а со многими, если не со всеми уехавшими. Но у меня по-прежнему не было никаких доказательств, кроме голословных обвинений.

Я затаился. Затаился для того, чтобы стать тенью графа, чтобы следить за каждым его шагом, за каждым его действием и поступком. В полном смысле этого слова мне пришлось стать его летописцем. Я денно и нощно наблюдал за ним с безопасного расстояния, запоминал и записывал то, что было им сказано и объяснено известным или незнакомым мне людям. Я пытался понять его сущность и причину любви к нему большинства.

Через два месяца мне удалось нащупать первые ниточки к его внутреннему миру и тайнам его жизни. Он говорил, что прибыл из сорок первого царства — отдаленного настолько, что дальше него была только противоположная часть Земли…»

— Так вы уже знаете, что Земля круглая?

— Нет, она шестиугольная! Змейго, хватит прикалываться!

— Молчу, молчу!..

— «… но я отправил туда письмо и получил ответ, что графа с таким именем и внешним видом в царстве отродясь не водилось. Бумага, на которой мне пришел ответ, была обычной, без печати тайного сыска той страны, и я опять не смог бы доказать, что не сочинил ее сам. Почему печати не было — не знаю. Экономили, наверное…

Но, так или иначе, для меня существовало два доказательства того, что граф — далеко не тот, за кого себя выдает. К сожалению, узнать о нем подробнее оказалось невозможно: именно в это время по стране прошла необычная эпидемия ранее не встречавшегося нам птичьего гриппа, скосившего почтовых голубей на корню. Голубиная почта перестала существовать. Вслед за этим стали появляться первые и весьма туманные слухи о том, что в царстве появились невиданные доселе хищные звери. Они выходили из дремучих лесов и нападали на одиноких путников или малочисленные группы. Из столицы туда были направлены царские войска, которые доложили, что нашли следы невиданных зверей, но их самих повстречать не удалось. По инициативе графа войска остались в тех краях для более подробного изучения ситуации: он утверждал, что животных с такими следами не существует и что это происки врагов из соседних царств. Его новой идеей по поводу безопасности стало решение обнести границы царства колючей проволокой — новшество, которого не было еще ни в одном царстве, и поставить хорошо вооруженных часовых, для того чтобы они могли пресечь попытки проникновения вражеских сил в царство ради его захвата и порабощения. Царь после многих речей на подобную тему перестал доверять царям из соседних государств и полностью доверился графу-интригану. И тот под шумок запретил свободный въезд-выезд из страны всем желающим без предварительного на то разрешения тайного сыска. Кто знает, говорил граф царю, не исключено, что вокруг полно шпионов, жаждущих разрушить царство и завоевать его, ослабленное бесчисленной чередой неудач и надвигающихся на него жутких слухов и сплетен. Царь в который раз соглашался с идеями графа и делал так, как тот и хотел. В результате граф получил в свои руки полный контроль за перемещением жителей царства и по своему собственному усмотрению дозволял или не дозволял — чаще не дозволял — покидать им пределы страны.

Чтобы народ не стал роптать, он часто проводил крупные празднества и раздаривал огромное количество мелких подарков, пропагандируя жизнь в царстве и показывая приезжим, что люди здесь — самые счастливые на всем белом свете. После этого в царство, как мне стало известно, потянулась нескончаемая череда жителей окрестных и дальних царств, желавшая жить в самом светлом и лучшем государстве. Как ни странно, но я не чувствовал увеличения количества людей, хотя самолично видел их нескончаемые колонны на границе.

До меня дошли слухи — такие слухи, которые рассказывают шепотом и только самым преданным друзьям, что истории про зверей — это правда и что окраины царства приходят в запустение, куда-то таинственным образом исчезают люди. Целыми деревнями они исчезали в никуда, и любой, кто решался открыто об этом заявлять, незамедлительно исчезал в том же направлении. Граф к этому времени окончательно распоясался и не делал особых секретов из того, куда именно пропадают неугодные ему люди, хотя официально пропавшие традиционно считались путешествующими по миру. Многие прозревали и начинали понимать, по какому Миру путешествовали пропавшие. Во всяком случае, уж точно не по-нашему.

Я до сих пор не мог понять мотивы поведения и поступков графа. Царская семья задвигалась всё дальше и дальше на второй план и, к моему изумлению, ничего не имела против этого. Говорили, что они переехали в летний дворец, в котором и живут до сих пор в окружении нескольких десятков человек охраны.

Я же был уверен, что царская семья тоже погибла, но граф оказался умнее, чем я думал, и не стал избавляться от монарших особ. Они должны были быть живыми на радость подданным, и они были живы. Я сам увидел всю семью, получив у графа разрешение побывать у царя на аудиенции. Пришлось наплести ему с три короба о том, что я занимаюсь важными исследованиями генеалогического древа монарших предков с целью поиска полного состава семьи. Я даже показал ему подробную схему, которую когда-то сам же и составлял, учась в школе — иначе граф моментально бы заподозрил меня во всех смертных грехах, и я последовал бы за колонной ушедших в мир иной.

Царь вел себя так, словно происходящее было целиком и полностью под его личным и контролем. Вся его семья выглядела просто чудесно в райском уголке летнего дворца. Единственное, что выбивалось из общей картины благоденствия, — это то, что царевна Нита пыталась незаметно передать мне какую-то записку, но постоянное присутствие агентов графа делало ее попытки неудачными. Я так и не сумел узнать, что к чему, хотя отлично понял, что и здесь дело нечисто. По ее глазам я видел, что чувствует она себя далеко не так счастливо, как хочет показать. Я хотел им помочь, но так ничего и не сумел сделать.

Граф тем временем перевернул всю страну вверх дном.

Повсюду сносились старые дома, на их месте строились новые, роскошные, прямо-таки фантастические здания, но повсюду присутствовали его агенты. Создавалось впечатление, что они ведут какие-то поиски, но об этом никому не следовало знать. Опять-таки официально снос и строительство назывались улучшением жилищных условий — и так оно и было, не подкопаешься.

Что именно искал граф, я еще не знаю, но надеюсь это выяснить. У меня есть кое-какие подозрения, но, боюсь, они настолько же далеки от истины, как и провозглашенный графом лозунг о построении самого светлого и лучшего царства на земле…»

Доминик читал, пропуская даты: текст захватывал всё сильнее и сильнее, даже волки перестали рычать и вслушивались в его речь. Тучи за окном уходили, так и не пролив ни одной капли и уже перестав сверкать молниями так часто, как раньше. Редкий громовой раскат доносился до их ушей, с каждым разом гром становился всё слабее и тише: тучи уходили за границу — это единственное, что могло пересекать ее без разрешения всесильного и вездесушего графа. Хотя тучи ему были не нужны, по большому счету: никто из ныне живущих так и не научился использовать облака под передачу новостей. Волшебники одно время пробовали создавать из бесформенных облаков подобие слов и букв. Но ветер наверху оказывался настолько сильным, что слова не успевали прожить и пяти минут. Они меняли очертания настолько, что прочитать написанное становилось невозможно. Что, однако, играло на руку влюбленным романтикам, обожавшим смотреть на небо с обычными облаками, а не видеть сверкающие белые буквы, уплывающие за линию горизонта и призывающие купить продукты на боярском рынке или посетить концерт церковной поп-музыки.

«В какой-то момент, когда я примелькался при дворе, граф решил взять меня к себе на службу, сильно заинтересованный моими изысканиями в области изучения и нахождения давно забытых или утерянных знаний, предметов и дальних родственников. Я сказал, что обещаю подумать над его любезным предложением, но мне не дает покоя мысль о том, что он меня в чем-то заподозрил. Впрочем, врага надо держать при себе: быстрее узнаешь, что он затевает, и, если повезет, успеешь вовремя отреагировать, так что я решил пойти к нему на службу.

Риск — дело благородное, и он себя оправдал. Поначалу граф посылал меня с мелкими поручениями по поводу очень простых вопросов. Он тоже присматривался ко мне и пытался понять, не веду ли я против него некую хитроумную игру? Все диктаторы так делают. Но граф перещеголял всех и оказался самым хитрым из них. Однажды в его кабинете я обнаружил чуть развернутый свиток, на котором было написано: „сто правил Великого Злодея“. К сожалению, текст, о котором я слышал ранее, но так и не сумел отыскать, я не увидел и в этот раз. Граф, вошедший в кабинет следом за мной, закрыл свиток другими бумагами, а под конец и вовсе убрал его в свой рабочий стол и запер ящик маленьким ключом, который всегда носил с собой. Если мне повезет, я когда-нибудь сумею его прочитать, но сейчас остается только мечтать.

Однако я дал себе слово: как только графа свергнут с самовольно занятого им места правителя двадцать третьего царства, я первым делом взломаю ящик и прочитаю этот документ. Хотя я не уверен, что успею сюда первым. И еще я не уверен, что графа сумеют свергнуть.

Обидно.

Но это мелочи.

Куда важнее в данный момент сам граф и проводимые под его руководством поиски неведомого мне предмета.

Именно в этот день граф решил дать мне одно задание. По его словам, оно было на самом деле важным и значительным. Я привык к тому, что он снова пошлет меня на поиски дальних родственников какого-нибудь барона, жившего в столице двести пятьдесят лет назад. Почему-то все интересовавшие графа люди бывали во дворце и что-то в нем делали. Не пойму никак: он хочет составить полный список тех, кто был на приеме у царя, и объявить себя тысячным или еще каким юбилейным посетителем? Иногда мне становилось страшно от того, что для обнаружения слабых мест графа мне придется потратить годы жизни. Но иного выхода у меня не было: за три месяца он раскрыл восемь тщательно спланированных против него покушений, и при этом ни разу не случилось такого, что он остановил покушения в последний момент. Нет, он с непостижимой для человека логикой и просчетом возможных вариантов развития событий предугадал и раскрыл их в предпоследней стадии, когда команды теоретически подготовились к решающему броску, собрав необходимые инструменты и оружие, но еще гадали, как именно покушение будет происходить. Мне кажется, он играл с заговорщиками в кошки-мышки, наслаждаясь тем, что отчетливо и в полной мере видит все, что творится за его спиной, и останавливает противников именно тогда, когда они еще считают себя в полной безопасности. Именно поэтому я и решил бить его наверняка.

Он поручил найти мне старый сундучок небольших размеров, сантиметров пятьдесят на двадцать на двадцать.

Основным отличием сундука было то, что его невозможно было открыть ни одним ключом, существующим на белом свете…»

У Кащея отвисла челюсть.

«Так это что, граф — замаскировавшийся Бог?! — потрясенно подумал он. — Чего это на него нашло: поменять амплуа и стать злодеем? Решил покуролесить под конец существования Вселенной или просто противопоставил себя мне, воспитанному и вежливому в меру своих сил и возможностей? Тогда получается, что священники-вампиры — его рук дело?! Но как он попал в прошлое на три года назад, если отменил магические способности не только мне, но и себе? Зачем это ему? Считает себя слабее меня и решил перестраховаться? Не может быть, он на такое не пойдет! Ему было бы проще с самого начала нас уничтожить, а не начинать этот балаган. Господь, где ты затерялся, что за игру ты ведешь?..»

Доминик прервал чтение дневника и посмотрел на теряющегося в догадках Кащея.

— Однако, — сказал он, — вокруг твоего сундука творится немало странного. Змейго, похоже, пришло самое время рассказать нам о себе и своих поисках. Этот граф заранее сидит у меня в печенке, а то, что он ищет то же самое, что и ты, наводит меня на мысль о том, что ты знаешь о происходящем больше, чем нам говоришь. Я прав или не прав?

— Частично! — кивнул Кащей. Он залпом допил остатки чая из кружки советника, взялся за свою, выпил всю и излишне резко поставил ее на тумбочку. — Давай сначала дочитаем дневник?

— Нет, — не согласился Доминик, — сначала я хочу выслушать твою историю и узнать, насколько это связано с тем, во что мы влипли по самые уши. Кроме того, я устал читать, а при свете свечи трудновато рассматривать стремительный почерк и разбираться с буквами.

Он положил дневник на тумбочку. Волки внизу недовольно забурчали, явно требуя продолжения истории.

«Определенно, они разумные! — думал советник, не веря тому, что мог подумать о подобном, и одновременно с этим сожалея, что поговорить с волками не удастся в силу разницы культур и интеллекта. — У них свои правила, свои требования и явное отсутствие тезиса „не ешь тех, с кем разговариваешь на одном языке“. Волки не говорят по-человечьи, но понимают людскую речь, раз уж начали возмущаться. И ведь это потом не помешает им всей стаей напасть на нас и расправиться за считаные секунды! Ой, что я несу?! Господи, попадешь в такие приключения, во что только не поверишь! Но всё-таки жаль, что волки не говорят по-человечьи…»

— Не хотел сейчас говорить, ну да ладно! Слушайте и верьте каждому моему слову! — Кащей не особо весело усмехнулся: всё идет совсем не так, как задумывалось, и это не самым лучшим образом сказывается на нервах. — История эта началась много лет назад, когда я теплым летним вечером отдыхал на берегу моря и ловил рыбу…

На собственный монолог у него ушло не менее часа. Кащей живо рассказывал о том, как восприняла появление Бога Баба Яга, что делала золотая рыбка и почему Бог придумал запутанный план решения их совместных проблем. Подробно описав, что к чему, и в то же время сократив кое-какую часть, Кащей продемонстрировал шпагоплеть, растягивая и уменьшая ее в размерах. Показал и то, как ловко режет меч-кладенец, вырезав в полу не особо ровную квадратную дыру. Изрезанная со всех сторон часть пола соскользнула вниз и заставила броситься врассыпную волков, стоявших поблизости. Сердитое рычание и нервная дрожь морально пострадавших хищников давали о себе знать в течение получаса.

— … вот такая история! — закончил он свое повествование и сел на кровать. — Что скажете?

— Ну ты даешь, Змейго… или все-таки Кащей? — спросил Доминик. — То-то я думаю, что тебе почти ничего не страшно. Послушаешь наших сказок, так злее тебя зверя нет, а на самом деле я еще ни разу не слышал и не видел от тебя ничего такого, что могло бы хоть как-то намекнуть на твою легендарную злость. Скорее ты самый великий шутник из всех, кого я когда-либо встречал!

— А ты сам-то слышал, какие о тебе сказки рассказывают?

— Приходилось.

— Между прочим, как профессионал-сказочник, могу сказать, — Ларриан показал язык обалдевшему Доминику, — что сказки о тебе не особо старые! Им всего лет сорок, и они появились после того, как кто-то из путешественников побывал на севере и увидел там не похожий ни на одно известное строение замок. Еще никто из людей не сумел дойти до него, потому что на пути то и дело встречались неведомые животные. И чем дальше на север, тем страшнее они становились. Путешественники решили, что раз обитающие здесь существа становились всё страшнее и страшнее, то и хозяин замка должен являть собой настоящее воплощение ужаса. Кто назвал его Кащеем Бессмертным, я не знаю — это имя появилось как-то сразу и без особых изменений распространилось по всему миру. Каждый добропорядочный человек должен был убить того, кто носит такое имя, и я до сих пор удивляюсь, что тебя не пристрелили прямо тогда, у леса, когда ты воевал с разбойниками.

— Да кто бы поверил, что он — настоящий? — воскликнул Доминик. — Тот, по описаниям, — страх божий, от его вида жить не хочется, а Змейго совсем не такой. Но получается, что кто-то знал о тебе и сундуке задолго до твоего появления и таким образом пытался от тебя избавиться?

— Вот это меня и тревожит. Но кто это мог быть? Нас было четверо, и мы переместились в прошлое одновременно. Да я и не заподозрю никого из них, потому что мы давние друзья, и подобные шуточки в стиле графа не для нас, — Кащей налил себе еще одну кружку чая и выпил ее одним глотком. Было видно, что он сильно озадачен и на самом деле многое не понимает. — Теперь сообразить бы, что к чему и кому оно понадобилось?

— У тебя нет никаких версий?

— Абсолютно! Ни версий, ни кандидатур! Вот не верю я в то, что Бог пойдет на подобную авантюру. Это не укладывается в моей голове, несмотря на то, что я привык ко многим неожиданностям за свою жизнь.

— А сколько тебе лет? — решил уточнить Доминик. Почему бы и не уточнить, раз пошел разговор о тайнах, раскрытых и до сих пор еще закрытых.

— Лучше я не буду об этом говорить, — сказал Кащей, — просто считайте меня вечно молодым. Я, конечно, далеко не Питер Пэн, но в какой-то мере мы с ним похожи. Разве что он остался на всю жизнь мальчиком, а я успел немного подрасти, прежде чем стал бессмертным.

— А кто такой Питер Пэн? — спросил царевич. Кащей задумался.

— Ладно, давайте дочитаем дневник. — Советник налил себе в кружку чай, заметив, что она уже пуста, но так и не вспомнив, когда он успел его выпить. — Охота узнать, чем закончились поиски? Если граф обнаружил сундук, то у нас будут большие осложнения, я правильно понимаю?

— Как бы не было еще хуже, чем ты думаешь, — ответил Кащей, забирая дневник с тумбочки и протягивая его царевичу.

— Но почему он выбрал именно это царство? — воскликнул Доминик. — Всё могло быть совсем не так, как сейчас, если бы не он!

Кащей тяжело вздохнул.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказал он тихо. — И я клянусь, что сделаю всё от меня зависящее для того, чтобы исправить ситуацию и спасти царство от графа!

И прикусил нижнюю губу: всё-таки он не сказал им о том, что этот мир был создан ради того, чтобы ему и Богу было где показать молодецкую удаль. Кащей понимал: известие о том, что их судьбы их страдания и радости проходили только для того, чтобы быть фоном грандиозного по масштабности спора, показалось бы и царевичу, и советнику необычайным кощунством. И он был абсолютно уверен в том, что их дружбе пришел бы конец, и с этого мига у него появились бы два злейших врага. Кащей не знал, как Бог собирался выкручиваться из создавшейся ситуации — ведь количество душ сильно возросло, и он надеялся на то, что по окончании спора Бог не нашлет на людей эпидемию смертельной болезни, дабы все они попали в Рай, не откладывая это удовольствие до естественной смерти.

Вопрос оказался настолько серьезным, что Кащей озадачился, понимая, что в споре они с Богом преступили некую черту и вернуться обратно уже не получится. Решив, что он вернется к этой проблеме, как только снова повстречает Бога, Кащей приготовился слушать продолжение записей охотника на графа.

— «…Граф устроил для меня экскурсию и показал строящиеся дома — одно— и многоэтажки, прочитал целую лекцию о том, каким прекрасным должен стать город в недалеком будущем, и даже показал небольшой макет столицы, стоявший у него в кабинете, — то, какой именно ему виделась столица после завершения грандиозной перестройки ее облика. Я был шокирован тем, как сильно город должен был измениться. Новый город выглядел так необычно, что мне захотелось сделать всё от меня зависящее, чтобы стройка закончилась еще при моей жизни. Граф был весьма любезен, позволив взять несколько макетов и рассмотреть их поближе. Он поведал мне, что его грандиозный план, которым я так восторгаюсь, в скором времени потерпит абсолютный крах. А всё потому, что он случайно обнаружил, что царских сбережений от силы хватит на год или полтора. И единственное, что может помочь, — это тот самый сундук, в котором его далекий предок запрятал алхимическую формулу по производству золота из всего, чего пожелаешь.

Идея показалась мне фантастичной, но граф заверил, что именно так всё и было и что найди я сундук, каким-то „чудом в перьях“ украденный и перевезенный в это царство, то страна будет купаться в роскоши, как сыр в масле кататься».

— Так вот в чем дело! — воскликнул Кащей. — Если бы сундук не привезли сюда, то и графа здесь бы не было! Доминик, ты должен поблагодарить того, кто сумел украсть сундук и привезти его из дальнего царства в это. Неприятности случились из-за этого.

— Но ты говорил, что там лежит обычная иголка! Какие же формулы ищет граф?

— Доминик, я сам еще ничего не понимаю! — Последние часы перевернули всё с ног на голову, и теперь Кащей не знал, что думать и за что браться. Он не паниковал, но на самом деле растерялся.

— Дочитываем дневник, вдруг там найдутся ответы на наши вопросы. Пусть не на все, но найдутся!

— Очень на это надеюсь, — сказал Доминик. — Слушайте дальше.

«…Я с удовольствием принял его предложение и приступил к поискам сундука. Макет города не давал мне покоя, и могло показаться, что уничтожение графа значит для меня теперь намного меньше, чем я думал до сих пор. Да, при царе о подобном строительстве невозможно было мечтать: старые дома столетиями стояли на одном месте, постепенно оседая. И тем, кто в них жил, через несколько десятков лет периодически приходилось достраивать сверху новый этаж: нижние год за годом уходили под землю, превращаясь из первого этажа в подвальный, а после и вовсе исчезая в толще пород. С деревянными домами такой проблемы не было, они по мере старения разваливались сами собой или сгорали. Но в столице с самого начала были тяжелые каменные постройки, ибо каждый из наших предков знал, что такое пожары, на собственном опыте.

Три прежние столицы сгорели, пока до тогдашнего царя не дошло, что намного дешевле выстроить каменный город на новом месте, чем понапрасну изводить людей и восстанавливать деревянные постройки. Именно тогда он и постановил: основать город, полностью выложенный из камня.

С тех пор и повелось: каменные постройки возводились одна за другой, и даже неприятные особенности новых зданий, а именно — их погружение в землю, сумели обратить в свою пользу. Окна замуровывались и создавались многоэтажные подвалы. Им находили самое разнообразное применение, и если покопаться, то там обнаруживалось немало интересного: старые грамоты, записи, часто уже в плачевном состоянии, но игравшие немаловажную роль для меня как для историка.

Граф это отлично понимал и не разрушал нижние части зданий, уходившие в землю на пять-шесть этажей. Он мне пообещал — и выполнял обещанное, что новые постройки будут стоять так, что вход в ушедшие под землю этажи будет по-прежнему доступен, как и ранее. Он выписал мне специальный пропуск, позволяющий беспрепятственно попадать в любой дом и переворачивать подполье вверх дном, лишь бы я отыскал заветный сундук, и я с большим воодушевлением стал проводить поиски.

Не скажу, что это было легко: мусора в подполье хватало сверх всякой меры. Иногда я с большим удивлением обнаруживал, что там сидели какие-то хмурые люди, тайком от общества игравшие в подкидного дурака и другие азартные игры на деньги.

Меня в подобные моменты спасало то, что я ходил с охранной грамотой графа, и хмурые мужички боялись со мной связываться. А их спасало то, что мне были малоинтересны их азартные бои. Каждый из нас развлекался как мог и не мешал другим заниматься своим любимым делом.

Я вел поиски — признаюсь, иногда и сам не выдерживал и играл, поскольку требовались деньги на новые исследования, еду и инструменты. Граф, к нашему обоюдному сожалению, не мог постоянно спонсировать меня, оправдываясь тем, что средств в казне осталось совсем ничего и вся надежда только на меня. В карты мне везло много больше, чем с финансированием. Однажды я даже задумался: а не стоит ли пополнить скудный бюджет своими выигрышами, но вовремя понял, что большая для меня одного сумма в государственных масштабах будет ничтожно маленькой, потому что у игравших мужиков больших денег отродясь не водилось.

Я тратил все средства на поиски и в один прекрасный день обнаружил первое упоминание о сундуке в старинной берестяной грамоте, чудом сохранившейся до наших дней. Что она гласила, я понял далеко не с первого раза. Старый язык сильно отличался от современного, плюс ошибки и неправильное написание букв привели к тому, что банальный по своей сути и простой, как топор, текст превратился в нечто неописуемое.

Я давно бы выбросил грамоту, не желая, чтобы текст с бесчисленным количеством ошибок прожил еще столько же лет и показал нашим потомкам, насколько неграмотными личностями мы были, если бы не слово „сундук“, написанное как „фундук“. Я думал, что фраза „фундук не открывается“ была вполне в духе подписавшегося с не меньшим количеством ошибок в собственном имени человека. Я решил, что безграмотный писака, которого за сотни километров нельзя подпускать к материалам, способным сохранить его ужасающие письма в веках, хотел написать „фундук не раскалывается“, но следующая фраза, переведенная на нормальный язык примерно часа через два, гласила, что к нему не удалось подобрать ключ.

Именно в этот момент я и понял, что бездарь не так уж и бездарен, как старался это продемонстрировать, поскольку ни для одного ореха ключи не требовались. Максимум, что помогло бы его открыть, — это обычный молоток. Я и сам в детстве не раз бил им по орехам и потом искал по всей комнате то, что от них оставалось. А оставалось не особенно много — я имею в виду орешки. Зато кусочки скорлупы были разбросаны буквально повсюду, даже в тех местах, куда по определению не могли попасть. Не люблю орехи — они ассоциируются у меня со словом „уборка“ и криками тех, кто постоянно наступал на твердые и острые осколки скорлупы, расхаживая по комнате босиком. Лично я почти всегда ходил в тапочках, если их не успевал перехватить кто-нибудь другой, увидев, что я опять несу домой собранные в лесу орехи. Так и жили, пока я не вырос… Но не в этом дело. Сундук.

Никаких упоминаний о его местонахождении в грамоте я не обнаружил, хотя изучил ее от корки до корки и даже прочитал текст между строчек. Пришлось перекопать залежи старинных записей полностью, чтобы понять: грамота была написана человеком, который здесь жил, или ее принесли откуда-то в этот дом и зачем в таком случае они это сделали?

Оказалось, что бездарным исследователем сундуков был живший здесь человек. Не буду называть его имя, поскольку он недостоин упоминания грядущими поколениями. Пусть он имел дело с сундуком, который в будущем спасет царство от разорения, но он был бездарь, и я не желаю, чтобы людская молва всячески его расхваливала за то, что он привез сундук в наше царство. Вот такой я сердитый человек!.. Так о чем это я? Ах да, о правописании! Так вот, количество ошибок в исторических текстах изрядно затрудняет работу исследователей прошлого, и потому… стоп, что-то не то… хотя почему? Вроде правильно написал…

А! Вспомнил! Берестяная грамота!..

Ох, как тяжело читать в таких условиях: пока разберешься с одним, набегает куча не менее важных второстепенных линий, которые также следует внимательно изучить, не упуская ни малейшего фактика и выстраивая глобальную картину-схему изучаемого явления.

Нет, стоп! Я же про сундук писал!!!

Итак, что я обнаружил по поводу сундука.

Несколько столетий назад он стоял во дворце далеко-далеко отсюда. Стоял до тех пор, пока обитатели дворца не заинтересовались: а в честь чего он там стоит? И главное, что находится у него внутри?

Царская семья потратила десять лет жизни, чтобы справиться с несговорчивым замком собственными силами, и под конец пришла к неординарному решению: а чего это, собственно, они сами должны мучиться год от года, когда в стране существует огромное количество придворных? Бездельников, готовых за небольшое по царским меркам, но огромное по меркам простого народа вознаграждение денно и нощно кропотливо работать над решением этой проблемы. И теперь уже жители царства бились над разгадкой секрета ровно двести лет, всё время считая, что еще немножко, и свершится чудо: сундук откроется. Уже через год после начала поисков ключа никому не было дела до того, что в нем заперто. Жителями овладел боевой азарт: открыть его во что бы то ни стало, даже если он окажется абсолютно пустым. Каждый год мастера своего дела приезжали во дворец в слабой надежде совершить невозможное и открыть его, прославив свое имя.

Азарта хватило, как я уже писал, ровно на двести лет. И его хватило бы еще на столько же, потому что сумма вознаграждения год от года увеличивалась в размерах. За двести лет она достигла настолько астрономических цифр, что нервы у одного из мастеров не выдержали и он исхитрился похитить сундук прямо из-под носа многочисленной стражи, оставив вместо него записку с требованием выкупа.

Но правящий в то время царь, вместо того чтобы заплатить выкуп, облегченно вздохнул, поскольку избавился от надоевшего ему хуже горькой редьки сундука, секретным высочайшим повелением приказал изготовить точно такой же сундук и самолично открыл его под видом прежнего. Устроив целый спектакль с трагическими ахами-вздохами, он открыл „не открываемый“ сундук, достал оттуда старинную книгу на позабытом всеми языке (новую и хорошо запыленную книгу с придуманной бессмысленной абракадаброй) и на правах победителя забрал набежавшие за два столетия денежки в собственный карман.

Сундук оказался никому не нужен, и попавший впросак воришка самолично пытался открыть его много лет, пока не проговорился об этом, жалуясь на горемычную судьбу. Я так думаю, что он жаловался, потому что вскоре добровольно отдал сундук тому, кто его внимательно выслушал, и тот человек в срочном порядке вывез сундук за границу.

Окольными путями сундук переходил из рук в руки, и с тех самых пор о нем пошла слава как о сундуке, в котором хранится невиданное сокровище, способное превращать в золото всё что угодно.

На этом этапе поисков я пришел к выводу: либо граф попался в ловушку подобных сплетен и слухов, либо он на самом деле знает, что спрятано в сундуке, и пытается его найти. В основном я склонялся ко второй версии, потому что мне не составило труда выяснить, что первые легенды о порошке, способном превратить любое вещество в золото, появились на двести три года позже первого упоминания о сундуке. Я хотел намекнуть графу о том, что в сундуке может находиться нечто иное, а не то, что он ожидает. Но граф показал мне древнейший манускрипт — где он только его взял, ведь я не нашел ни одного упоминания о подобном документе, ни одной записи, — в котором было написано о том, что порошок, хранимый с древних пор в сундуке, сделает любого человека способным покорить мир. Граф сказал, что покорить мир могут только деньги, значит, в сундуке находится то, что производит их в массовом количестве. И он потребовал, чтобы я не останавливал поиски. Я верил ему стопроцентно и был преданным слугой, выполняя все его приказы, и буквально рыл носом землю, отыскивая следы злосчастного сундука. Я знал, я не сомневался в том, что сундук спрятан где-то здесь, в столице, и его следует искать в ушедших под землю домах.

И только в самой глубине подсознания я всё еще помнил о том, что граф на самом деле совершенно не тот, за кого себя выдает, что на его счету масса убитых им лично, или при помощи тайной службы, людей.

И чем больше сужался круг поисков вокруг сундука, чем реальнее становились шансы его отыскать, тем чаще я вспоминал о погибших друзьях, но всё еще держал себя в руках и беспрекословно подчинялся графу. И однажды — какое прекрасное слово: однажды! — я отыскал его на самом нижнем этаже заброшенного здания, находящегося у окраины столицы. С тех пор как я начал вести поиски, прошло два с половиной года. За это время граф повысил налоги, и половина заработанного уходила на содержание его армии и слабое продолжение строительства новых зданий. Но здесь граф нашел необычный выход из положения и стал возводить дома руками не высокооплачиваемой наемной силы, а с помощью заключенных, которым не надо было платить за работу и которые были счастливы, что их не казнили.

Я узнал, куда исчезали рвущиеся в царство люди: они становились почти заключенными — граф говорил им, что право на жизнь в царстве надо заработать, отдав десять лет на бесплатное строительство. И они, попавшись в его ловушку, уже не могли выбраться из кабалы, не отдав силы и здоровье на строительство яркого будущего, к которому они так стремились. Ирония судьбы: никто из них так и не сумел воспользоваться плодами своих усилий. Стройки отбирали последнее здоровье, и многие из тех, кто начинал возводить дома, умирали от болезней, от недоедания и изнурительной работы.

В царстве назревало недовольство режимом графа. Царская семья оказалась в безвыходном положении в летнем дворце. Охрана графа не выпускала их в город совершенно, снабжая едой, книгами, разными певцами-музыкантами, но не давая им свободы на перемещение. По сути дела граф держал их под домашним арестом. И я понял, в чем тут дело, почему никто из них не возмущался сложившейся ситуацией! Граф мастерски владел гипнозом и сумел усилить свое влияние на царскую семью, подчинить их себе почти всех, за исключением царевны Ниты — она только делала вид, но по-прежнему пыталась найти в моих глазах понимание и поддержку.

Я сделал два мимолетных намека на то, что понимаю ее, но пока ничем не могу помочь. Кажется, она поняла, потому что глаза ее стали очень и очень печальными… Кроме того, граф сумел подчинить своей воле и многих других, объявив им, что всё идет так, как и должно идти, и что на самом деле всё отлично. Я понял, что сам почти что попал под его чары, и только память о погибших друзьях не давала ему полностью подчинить мою волю. А те, кто был неподвластен гипнозу или на кого граф не счел необходимым тратить свои силы, оказывались в роли бесплатной рабочей силы.

Когда я сказал графу, что напал на верный след сундука и в скором времени — год, не больше — сумею до него добраться, в стране стали происходить странные события. Повсюду появились священники, которые не угощали прихожан красным вином, а сами пили их кровь по два-три глотка, утверждая, что частички крови, попавшие в священников, вместе с ними попадут в Рай и туда же вслед за своими частичками крови попадут и сами прихожане. Главное, чтобы они молились за здоровье священников и не допускали к ним негативного отношения со стороны неверующих.

В царстве стало страшно жить. Стройки почти повсеместно приостановились, заключенных вывозили на окраину царства для войны с хищниками, и пока что последние побеждали с огромным отрывом. Мне почему-то казалось, что граф с ними заодно и что люди ему вовсе не нужны в захваченном обманом царстве. Не знаю почему, но я думал, что он обладает властью не только над людьми, но и над хищниками.

Граф по-прежнему сохранял видимость полного спокойствия, но мне было хорошо видно, что он заметно нервничает. Недавно он пустил слух о том, что сказочный Кащей Бессмертный существует на самом деле и что злые волки — его рук дело. Он говорил на каждом углу, что тот, кто увидит человека, назвавшегося подобным именем, должен незамедлительно сообщить о встрече либо самому графу, либо его войскам, которые с готовностью примут любой сигнал и немедленно на него отреагируют. Одновременно с этим он сообщил, что распускающих заведомо неверные слухи он лично предаст суду. Граф чего-то боялся, но я пока не знал, чего именно. И зачем ему понадобилось рассказывать новые сказки о Кащее? Я понимаю, что сказочные ужастики — это довольно интересно, но относиться к ним с такой серьезностью… Это говорит о том, что граф, по-видимому, понемногу сходит с ума. Иного объяснения случившемуся я не вижу. Тем не менее объявление о Кащее было расклеено по всем городам царства. Помимо этого граф призвал каждого, кто встретится со священником, который будет говорить, что именно он и есть самый настоящий, но при этом не будет пить кровь прихожан для того, чтобы они попали на небо, — сообщить о нем. У него начались странные игры, смысла которых я и вовсе не мог понять. Ну, да это его проблемы. Надеюсь, что он всё-таки сойдет с ума, и мне не придется организовывать на него покушение. Я просто найду этот сундук и узнаю, что в нем скрывается, мне стало слишком интересно: что именно запрятано в нем от людских глаз? Я случайно наткнулся на сундук, пока искал документы о его местонахождении. Если бы я сразу узнал, что тот старый ящик скрывает в себе древний сундук, я давно бы его открыл, но теперь у меня не осталось времени. Графу доложили о моей находке — не знаю — кто, возможно, он следил за мной с самого начала, не доверяя мне ни на секунду. Что ж, это правильно с его стороны — не доверять никому, но жить в таком мире будет очень и очень тяжело. Впрочем, он живет так, как хочет, и мало кто ему перечит — разве что обреченный на казнь заключенный выскажет несколько неприятных слов в его адрес, но это заключенный, ему уже нечего терять. Пока мы еще свободные люди, то должны маскироваться и не поддаваться импульсам, не должно быть заметно, что на самом деле мы давно хотим свергнуть графа и вернуть на трон нашего дорогого царя. Учитывая, что граф — наш враг, любой его враг будет считаться нашим другом, независимо от того, каким он злодеем является. Настоящим или вымышленным.

Когда я вынес сундук на белый свет, точнее говоря, в ночную мглу, то успел чудом избежать столкновения с отрядом войск графа, которые ошиблись всего на один дом и ждали в засаде вокруг него. Я не сразу понял, в чем дело, когда увидел тройное кольцо оцепления вокруг соседнего заброшенного дома. Поначалу я подумал, что они решили взять банк и ограбить карточный притон, поскольку ни одному агенту еще не везло в карты. Их сразу вычисляли и приставляли к ним самых лучших шулеров, которые обыгрывали их до последней нитки. Но агенты тихо переговаривались, и я, временно замаскировавшись под четвертое кольцо окружения, прислушался к их разговорам: мне стало интересно, что случилось? И тут-то я и узнал, что они пришли по мою душу. На мое счастье, третье кольцо и не подозревало о неожиданном пополнении, и я, оставшись незамеченным, сумел вовремя скрыться.

Как они просчитались с домом, я не понимаю: агенты всегда отличались повышенным вниманием к мелочам. А тут такой промах. Что ж, он спас мне жизнь и позволил перестать притворяться союзником графа. Отныне и он, и я шли раздельными дорожками, которые могли соприкоснуться только единожды: во время финального для одного из нас боя. Я не думаю, что мне выпадет шанс победить графа в честном бою — он слишком хитрый для того, чтобы биться честно. Но я знаю точно, что к тому времени сундук, о котором он так долго мечтал, будет надежно перепрятан, а то и вовсе открыт, и я буду знать, что в нем находится.

Я понял, что граф прибыл в наше царство не для того, чтобы устроить нам светлую жизнь, нет. Ему был нужен этот сундук, только сундук и ничего более. Всё, что он когда-то говорил, на самом деле фикция, грандиозное запудривание мозгов, и помочь нам теперь мог только Бог или чудо, потому что мы сами помогли графу занять высший пост, и теперь дотянуться до него голыми рукчми невозможно.

А мне теперь предстоит долго и хорошо прятаться, чтобы граф не заполучил сундук и то, что в нем находится, в свои загребущие руки. Возвращаться домой не имеет смысла: любой ребенок знает, что агенты первым делом будут ждать подозреваемого у него дома. Надо сразу бежать из столицы, пока агенты не очухались и не поняли, что дом, который они так тщательно стерегут, заброшен ровно настолько, насколько выглядит. И что последний раз живая душа появлялась там задолго до моего и их рождения. Лишь бы у них хватило терпения посидеть здесь еще пару часов и только после этого заинтересоваться: почему я так долго вожусь?

Я удобнее перехватил сундук, он оказался не особо тяжелым, и направился к воротам из города, намереваясь покинуть его прямо сейчас. Я успел. Но кто-то увидел, потому что вот уже несколько месяцев меня преследуют.

Я скрывался у незнакомых людей, я ночевал в заброшенных деревнях, и каждую ночь, каждый день старался найти ключ к замку и понять, где у него скрытый механизм. Я решил, что не стоит подбирать буквальный ключ, потому что сзади были петли. Что мне мешало их срезать, ведь я вовсе не намеревался сохранить сундук для потомков! Это делали раньше, меня не интересует его коммерческая стоимость, мне надо спасти собственную жизнь, и я не буду придерживаться старых правил. Не понимаю одного: почему никто из открывавших сундук не пытался сделать то же, что намереваюсь сделать я? Мне нужно подобрать хороший точильный камень и стереть петли, потому что молоток не оставляет на сундуке ни одной царапины. Металл очень хороший, просто гордость охватывает за старых мастеров. Сейчас так не делают, всем надо побольше и побыстрее. Недаром кто-то говорил, что халтура — это самоубийство с целью личной наживы.

Именно тогда я познакомился с двумя людьми, которые тоже были в бегах. Они утверждали, что знали одного из тех, кого граф объявил своими личными врагами.

— Уж не Кащея ли Бессмертного вы видели? — ехидно спросил я, полагая, что встретился еще с двумя сумасшедшими. Но оказалось, что они повстречали в лесу того самого священника, странствующего по белу свету. Он не сказал им, что воюет с графом, но по его глазам было видно, что граф вызывает в нем немало злости. Он говорил им, что тоже ищет сундук и этот сундук позволит прекратить их мучения, но единственное, что нужно, — не дать ему попасть в руки графа».

— Узнаю старину Бога, — пробормотал Кащей, представляя, как тот разговаривает с путешественниками.

И вот тут выплывает одно весьма интересное обстоятельство: если мир наполняется разными ужасами и кошмарами, но Бог не имеет к этому никакого отношения, значит, кто-то третий вмешивается в ход истории и пытается перекроить спор по-своему.

— «Мы затеряемся в чужих краях, и я надеюсь, что сумею встретиться либо с самим священником, либо с Кащеем — священник тоже утверждал, что он существует на самом деле и что он не такой злой, каким его описывают сказки и особенно россказни графа. Я был бы рад отдать сундук даже ему, несмотря на то что вера в его сказочную злость у меня не пропадает. Но что может так сильно их разнить? Кащей, насколько я знаю, сам по себе большой злодей. Он не может без того, чтобы не похитить принцессу или царевну из-под носа влюбленного царевича, а потом не потребовать за нее приличный выкуп: во всех сказках только об этом и говорится и нигде не упоминается его любовь к сундукам. Впрочем, я не буду разбираться в том, что здесь правда, а что вымысел. Мне достаточно того, что я точно знаю: Кащей — враг графа, и я могу на него рассчитывать. Может, и на самом деле так сделать: ведь путешественники видели далеко на севере его замок. По сказкам, он живет именно там, если не выбрался в люди и сам не занимается поисками сундука.

Кажется, я перестал соображать, где правда, а где ложь? Где обман, а где приукрашивание фактов?

Путешественники сказали мне, что священник уже был в этом царстве, но их пути-дорожки разошлись, и теперь они не знают, где его искать. Мне остается надеяться на то, что я сумею его найти. Теперь я знаю его описание, но сундук всё-таки постараюсь открыть сам. А еще они мне сказали, что в лесах хишных зверей стало намного больше, и они, бывало, устраивали великие побоища, убивая приезжавших путешественников и постоянно дежуря у границ царства».

Волки внизу беспокойно заерзали.

— «Я вспомнил, что не слышал ни одного доклада о том, что хищники нападали на пограничников, нет, они как будто знали свое место для охоты и нападали только на крестьян и за пределы царства не перебегали. Да и зачем, если еды у них и здесь достаточно? Мне рассказали много жуткого об этих хищниках. По ночам, как говорили чудом сумевшие выжить, эти многоликие твари были волками. А на рассвете обращались в хищных птиц и настигали и убивали тех, кто ускользнул от них ночью. Надеюсь, мы избежим встречи с ними, когда будем выбираться из царства. Мы подобрались к самой границе, и осталось немного, чтобы очутиться в нормальном мире, где граф нас не достанет.

Мы остановились в заброшенном гостином доме, и я надеюсь, что уже завтра мы сумеем пробраться через границу»… Это всё!

Доминик с тревогой посмотрел на Кащея и Ларриана.

— Это не про наших волков он написал, а?

А за окном начинался рассвет.