Башня из пепла Мартин Джордж
— Я не стану с вами спорить, — резко ответил он. — Если вы отказываетесь исполнить мою просьбу, верните обратно сапфир, и будьте вы прокляты!
— Я никому не отказываю, — ответила Серая Элис.
Мужчина недоуменно нахмурился.
— Я получу то, о чем прошу?
— Да, вы получите желаемое.
— Превосходно, — вновь улыбнулся Джерайс. — Значит, через месяц!
— Через месяц, — согласилась Серая Элис.
И Серая Элис послала весточку так, как умела делать только она. Слова передавались от одного человека к другому, в тени переулков и в миазмах сточных канав, но они доходили и до высоких домов из алого дерева и разноцветного стекла, где обитали знатные и богатые. Бесшумные серые крысы с крошечными человеческими руками нашептывали эти слова спящим детям, а дети делились секретами друг с другом и бубнили себе под нос новые песенки, когда прыгали через веревочку. Весть достигла восточных границ и вместе с огромными караванами добралась на запад, в самое сердце старой империи. Гигантские птицы с кожистыми крыльями и хитрыми лицами обезьян донесли ее на юг, через леса и поля в десятки различных королевств, где мужчины и женщины, такие же бледные и ужасные, как сама Серая Элис, услышали слова в тишине своих башен. Известие добралось даже на север, через горные хребты, до Потерянных земель.
Много времени не потребовалось, через две недели он пришел к ней.
— Я могу найти для тебя оборотня, — сказал он, назвавшись Бойсом.
Это был молодой человек, стройный и безбородый, одетый в потертую кожаную одежду — такой наряд предпочитают те, кто живет и охотится в открытых всем ветрам пустошах, что раскинулись за горными хребтами. Загорелая кожа свидетельствовала о том, что он много времени проводит на открытом воздухе, однако спутанные волосы, сбегавшие до самых плеч, были белы, словно снег на склонах гор.
Он не носил доспехов (а на поясе вместо меча висел длинный нож) и двигался с грацией вышедшего на охоту хищника. Из-под белых прядей, спадавших на лицо, смотрели темные сонные глаза. И хотя его улыбка была открытой и дружелюбной, в ней проскальзывала странная лень, а изящные чувственные губы презрительно кривились, когда ему казалось, что на него никто не смотрит.
Серая Элис коротко спросила:
— Где?
— В недельном переходе отсюда, — ответил Бойс, — В Потерянных землях.
— Ты там живешь?
— Нет. Там невозможно жить. У меня есть дом здесь, в городе. Но я же охотник и часто перехожу горы. Мне хорошо известны Потерянные земли, а также существа, которые там обитают. Ты ищешь человека, который ведет себя как волк. Я могу отвести тебя к нему. Но нам следует немедленно отправляться в путь, если мы хотим добраться до места прежде, чем наступит полнолуние.
Серая Элис встала.
— Мой фургон полностью снаряжен, лошади напоены и подкованы. Не будем терять время.
Бойс отвел от лица тонкие белые волосы и лениво улыбнулся.
Горный перевал оказался высоким и крутым, а в некоторых местах таким узким, что фургон Серой Элис с трудом мог проехать. Это весьма громоздкое сооружение на шести грохочущих железных колесах когда-то было выкрашено яркими красками, но время и погода сделали его деревянные стенки унылыми и серыми. Его тянули две огромные лошади, в полтора раза больше обычных животных. Но даже такие могучие чудовища не могли ехать быстро в горах. Бойс, у которого не было лошади, шел впереди или рядом с фургоном, а иногда подсаживался к Серой Элис. Фургон стонал и трещал.
Им пришлось потратить три дня, чтобы добраться до высшей точки перевала, откуда они смогли оглядеть бескрайние голые равнины Потерянных земель. Еще три дня ушло на спуск.
— Теперь дело пойдет побыстрее, — обещал Бойс Серой Элис, когда они оказались внизу. — Вокруг пустые ровные пространства. Через день или два наши поиски увенчаются успехом.
— Да, — кивнула Серая Элис.
Они доверху наполнили бочки водой, когда покидали горы, и Бойс отправился на охоту. Он вернулся с тремя черными кроликами и сильно обезображенной тушей маленького оленя. Когда Серая Элис спросила, как ему удалось их добыть, имея только нож, ее спутник, улыбаясь, достал пращу и продемонстрировал свою ловкость. Они развели небольшой костер и приготовили двух кроликов, а остальное мясо засолили.
Утром, на рассвете, путешествие продолжилось.
Теперь они ехали довольно быстро. Потерянные земли оказались пустыми и холодными, земля здесь была такой же утоптанной и ровной, как на лучших дорогах империи. Фургон быстро катился вперед, негромко потрескивая и постукивая, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Здесь не было ни зарослей, сквозь которые пришлось бы продираться, ни рек, для перехода которых потребовалось бы искать брод. Во все стороны расстилались казавшиеся бескрайними пустоши. Изредка им попадались группы хилых искривленных деревьев, их ветви гнулись к земле под грузом блестящих плодов цвета индиго.
Иногда фургон пересекал мелкие каменистые ручьи, вода в них редко поднималась выше колен Бойса. Некоторые участки серой земли покрывали белые грибовидные наросты. Однако подобное разнообразие встречалось нечасто. Вокруг царила пустота, по мертвым равнинам гулял холодный ветер — в Потерянных землях он не стихал никогда, холодный, несущий ароматы пепла или отдаленные вопли, похожие на крик навеки проклятой души.
Наконец впереди замаячила граница Потерянных земель: еще одна линия гор далеко, далеко на севере, смутная белоголубая линия, пересекающая серый горизонт. Когда спустились сумерки, путешественники разбили лагерь неподалеку от рощицы искривленных деревьев, какие им уже не раз встречались ранее. Деревья на время давали защиту от ветра, но его вой продолжал терзать слух, а пламя костра то почти затухало, то вспыхивало с новой силой, пускаясь в дикую пляску.
— Да, это и в самом деле Потерянные земли, — заметила во время еды Серая Элис.
— В них есть своя красота. — Бойс насадил кусок мяса на лезвие своего длинного ножа и принялся поворачивать его над огнем. — Сегодня ночью, если ветер унесет тучи, ты увидишь свет, струящийся из-за северных гор, это похоже на пурпурные, серые и темно-бордовые занавеси, развевающиеся на ветру.
— Мне доводилось видеть подобное зрелище, — отозвалась женщина.
Бойс отгрыз кусок мяса, и по его подбородку потекла тоненькая струйка жира.
— Ты часто приходишь в Потерянные земли? — спросила Серая Элис.
Бойс пожал плечами.
— Я охочусь.
— Но разве здесь кто-нибудь живет?
— О да, — кивнул мужчина, — Конечно, нужно иметь глаза, чтобы их найти, это странные звери, которых никогда не увидишь по другую сторону гор, существа из легенд и кошмаров, зачарованные и проклятые, чья плоть отличается изумительным вкусом. И даже люди живут здесь — ну, они почти люди. Оборотни и те, кого похитили в детстве, — полуживые и полумертвые. — Его улыбка была кроткой и горькой. — Но ты же Серая Элис, и все это тебе наверняка известно. Говорят, много лет назад ты и сама пришла из Потерянных земель.
— Говорят…
— Мы похожи, ты и я, — продолжал Бойс. — Я люблю город, людей, песни, смех и сплетни. Я наслаждаюсь комфортом моего дома, вкусной пищей и хорошим вином. Я получаю удовольствие, слушая музыкантов, которые каждой осенью приходят в замок и играют для леди Меланж. Мне нравятся изящная одежда, драгоценные камни и нежные, красивые женщины. И все же какая-то часть меня чувствует себя дома только здесь, посреди Потерянных земель, когда я слушаю ветер, наблюдаю за тенями, крадущимися после наступления темноты, и мечтаю о вещах, которые вызывают у горожан ужас. — К этому моменту наступила полная темнота. Бойс поднял нож и показал на север, где на фоне ночи возникло тусклое сияние. — Взгляни туда, Серая Элис. Ты видишь, как мерцает и перемещается свет. Если смотреть долго, можно заметить тени. Мужчины, женщины и невероятные существа, их голоса доносит ветер. Смотри и слушай. Здесь разворачиваются великие драмы, грандиозные и удивительные пьесы, подобных которым никогда не разыгрывают на сцене в замке леди Меланж. Ты слышишь? Ты видишь?
Серая Элис, скрестив ноги, сидела на твердой земле, а в ее глазах ничего нельзя было прочитать. Она долго молчала.
— Да, — вот и все, что она в конце концов сказала.
Бойс убрал в ножны свой длинный нож, встал, обошел костер, который уже почти погас, лишь тлело несколько угольков, и уселся рядом с Серой Элис.
— Мы похожи, ты и я. Наша плоть пребывает в городе, но в крови властвует не знающий отдыха холодный ветер Потерянных земель. Я вижу это в твоих глазах, Серая Элис.
Женщина ничего не ответила; лишь сидела и смотрела в сторону северных гор, ощущая рядом теплое присутствие Бойса. Через некоторое время он обнял ее за плечи, и она не стала протестовать. Позже, много позже, когда костер окончательно догорел, а ночь стала холодной, Бойс протянул руку, взял женщину за подбородок и, повернув ее голову к себе, нежно поцеловал ее в тонкие губы.
И Серая Элис словно пробудилась ото сна, она толкнула его на землю, раздела уверенными ловкими руками и овладела им. Бойс не сопротивлялся, он лежал на холодной жесткой земле, в его глазах клубился туман, а на губах играла ленивая самодовольная улыбка. Женщина скакала на нем, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, стремясь к высшей точке. Когда Серая Элис достигла ее, она откинула голову назад, рот открылся, словно женщина собиралась закричать, но она не произнесла ни звука. Лишь закричал ветер, холодный и дикий, и тот крик не был криком удовольствия.
Рассвет следующего дня выдался холодным, небо обложили тучи, тусклый свет едва пробивался сквозь их тяжелую завесу. Бойс шел рядом с фургоном, а Серая Элис не слишком нахлестывала лошадей.
— Мы уже близко, — предупредил он. — Совсем близко.
— Да.
Мужчина улыбнулся ей. С тех пор как они стали любовниками его улыбка изменилась — стала нежной, таинственной и слегка снисходительной. То была улыбка человека, который много себе позволяет.
— Сегодня вечером, — сказал он.
— Сегодня будет полная луна, — ответила Серая Элис.
Бойс отвел прядь волос с лица и промолчал.
Задолго до наступления сумерек они оказались среди развалин безымянного города, забытого даже теми, кто обитал в Потерянных землях. Различить удавалось лишь смутные очертания городских стен, да еще сохранилась пара наполовину развалившихся дымовых труб, они торчали на фоне ровной линии горизонта, будто сгнившие черные зубы. Накормив лошадей, Серая Элис побродила среди развалин, но ничего не нашла: ни обломков посуды, ни заржавевших клинков, ни книг. И — ни малейшего намека на людей, которые здесь жили, если, конечно, это были люди.
Здесь не найти укрытия, отсюда бежит жизнь. Потерянные земли высосали жизнь из этого места и прогнали прочь призраков, не осталось даже следов воспоминаний. Съежившееся солнце, скрытое бегущими облаками, низко зависло над горизонтом, и мир говорил с ней голосом ветра, пронизанным одиночеством и отчаянием. Серая Элис долго стояла одна, глядя на закат, и тонкий потрепанный плащ развевался у нее за спиной, а холодный ветер вытягивал тепло из души и тела. Наконец она вернулась в фургон.
Бойс развел костер и сидел перед ним, подогревая вино в медном кувшине, периодически добавляя в него пряности. Он улыбнулся женщине своей новой улыбкой, когда та посмотрела на него.
— Ветер очень холодный, — сказал он. — Я подумал, что горячее питье сделает нашу трапезу более приятной.
Серая Элис снова посмотрела на запад, а потом перевела взгляд на Бойса.
— Сейчас не время и не место для удовольствий. Сумерки сгущаются, скоро взойдет полная луна.
— Верно. — Бойс, кивнув, налил немного вина в свою чашку и сделал осторожный глоток. — Однако не стоит торопить охоту. — На его лице вновь появилась ленивая улыбка. — Волк придет к нам. Ветер далеко разносит наш запах.
Серая Элис ничего не ответила. Она отвернулась от Бойса и по трем деревянным ступенькам поднялась в фургон. Внутри она зажгла жаровню и принялась смотреть на огонь, мерцавший на фоне серых досок и груды мехов, на которой она спала. Когда жаровня разгорелась, Серая Элис отодвинула в сторону перегородку и посмотрела на длинный ряд вещей, висевших на крючках, вбитых в стенку: плащи и накидки, свободные рубашки, платья необычного покроя. После некоторых колебаний она выбрала великолепный плащ, сделанный из тысячи длинных серебристых перьев, обрамленных тонкой черной каймой.
Сняв свой простой плащ, Серая Элис застегнула ниспадающее одеяние на шее. Когда она повернулась, перья взметнулись ввысь и на несколько мгновений ожили, затем снова поникли. Женщина открыла огромный дубовый ларец, обитый железом и обтянутый кожей, и достала оттуда маленькую коробочку. На потертой серой фланели лежали десять колец, каждое было украшено вместо камня длинным изогнутым серебряным когтем. Серая Элис надела их одно за другим на пальцы, и, когда она встала и сжала кулаки, в тусклом свете жаровни угрожающе сверкнули когти.
Уже наступили сумерки. Серая Элис отметила, что Бойс не стал готовить ужин, и устроилась возле костра, где ее спутник большими глотками пил горячее вино.
— Красивый плащ, — дружелюбно заметил он.
— Да.
— Однако никакой плащ тебе не поможет, когда придет он.
Серая Элис подняла руку и сжала кулак. Серебряные когти сверкнули в свете костра.
— Ага, — кивнул Бойс, — серебро.
— Серебро, — согласилась Серая Элис, опуская руку.
— Многие выходили против него, вооруженные серебром. Серебряные мечи, серебряные ножи, стрелы с наконечниками из серебра… Все эти серебряные воины ныне обратились в прах. Он утолил свой голод их плотью.
Женщина пожала плечами. Бойс задумчиво посмотрел на нее, потом улыбнулся и вновь принялся за вино. Серая Элис поплотнее запахнулась в свой плащ, защищаясь от порывов холодного ветра. Через некоторое время, обратив взор к северным горам, она увидела, как на их фоне движутся пятна света, и вспомнила истории, которые разворачивались там, легенды, извлеченные из игры разноцветных теней. То были отвратительные и ужасные истории, но в Потерянных землях не бывает других.
На востоке между тем разгорался тусклый свет, бледный и зловещий. Время восхода луны.
Бойс начал меняться. Серая Элис спокойно наблюдала, как белые волосы стали еще длиннее, ленивая улыбка превратилась в широкий оскал, исказивший лицо, стремительно выросли клыки, язык вывалился наружу, чашка с вином вывалась из рук, ставших когтистыми лапами. Он попытался что-то сказать, но ему не удалось произнести ни слова, лишь низкий хриплый смех вылетел из его глотки. Бойс откинул голову назад и завыл, а потом принялся срывать с себя одежду, пока она не превратилась в лохмотья.
Теперь по другую сторону костра стоял огромный косматый белый зверь, в полтора раза больше обычного волка, с красной пастью и тлеющими алыми глазами. Серая Элис посмотрела в эти глаза и встала, стряхивая пыль со своего великолепного плаща. В глубине этих глаз она увидела улыбку — улыбку, которая говорила о его уверенности в своих силах.
Слишком большой уверенности.
Волк вновь завыл, и протяжный отчаянный звук подхватил ветер. А потом он прыгнул прямо через тлеющие угольки разведенного им костра.
Серая Элис выбросила вперед руки, натягивая плащ.
Ее превращение произошло куда быстрее, чем у Бойса. Все закончилось в одно короткое мгновение, но для Серой Элис оно длилось вечность. Сначала возникло странное удушье, казалось, плащ срастается с ее кожей, затем закружилась голова, а все мышцы тела превратились в воду и поменяли форму. А затем ее подхватило опьяняющее возбуждение, куда более сильное, чем то, что дарило подогретое вино с пряностями, которое приготовил Бойс.
Взмахнув огромными серебристыми крыльями, Серая Элис взлетела, и через мгновение она уже находилась вне досягаемости клыков белого волка. Ветер подхватил ее, лаская дрожащими ледяными пальцами, и она отдалась ему, паря в восходящих потоках. Огромные крылья, наполненные мелодией Потерянных земель, уносили ее все выше и выше. Изогнутый злобный клюв раскрывался и закрывался, однако она не издавала ни звука.
Вскоре развалины города остались далеко внизу. Серая Элис неслась в небесах, опьяненная полетом. Ее глаза, зоркости которых позавидовал бы любой человек, видели далеко вперед, проникали в тайны теней, замечали умирающих и полумертвых существ, что обитали на просторах Потерянных земель. На севере танцевали полосы света, в тысячи раз более яркие, чем раньше — ведь тогда она обладала жалкими глазами маленького существа по имени Серая Элис. Она хотела лететь к ним, мчаться все дальше и дальше на север, чтобы парить среди этого роскошного пиршества красок, рассекая их потоки острыми когтями.
Ее когти, длинные и изогнутые, острые, точно бритва, пришли в движение, словно бросая вызов всему миру, бледное мерцание лунного света растекалось по серебру. И тогда она вспомнила, описала огромную дугу и неохотно полетела прочь от манящих потоков света.
Она увидела волка далеко внизу — бледная белая тень, убегающая прочь от фургона, от огня, пыталась найти спасение в каком-нибудь темном месте. Но в Потерянных землях нет надежного убежища. Зверь был сильным и неутомимым, и его длинные мощные ноги несли его вперед уверенными легкими скачками, такой бег позволяет быстро преодолевать большие расстояния. Но она была быстрее. В конце концов, Бойс стал волком, а она могла соперничать с ветром.
Она спускалась вниз в мертвой тишине, вытянув вперед острые когти, подобно клинку, разрезая ветер. Должно быть, волк заметил тень, летящую вслед за ним, поскольку резко прибавил скорость, подгоняемый страхом. Тщетно. Он мчался изо всех сил, когда серебристая птица пронеслась над ним и нанесла удар когтями, что рассекли его мех и плоть, как десять блестящих серебряных кинжалов, и зверь споткнулся, зашатался и рухнул на землю.
Она забила крыльями и сделала круг, готовясь к новой атаке, но волк сумел подняться на ноги. Глаза зверя стали еще ярче, теперь в них горел лихорадочный огонь страха. Он закинул голову вверх и протяжно и отчаянно завыл, моля о пощаде.
Но птица не знала пощады. Она вновь устремилась вниз: когти покрыты кровью, клюв широко раскрыт. Волк ждал и с рычанием подпрыгнул, чтобы встретить ее атаку мощными зубами. Но враг был слишком силен для него.
Она легко уклонилась от его челюстей и вновь нанесла удар, рассекая его окровавленную шкуру, оставив пять новых глубоких ран, быстро наполнившихся кровью.
Во время третьей атаки волк уже был слишком слаб, чтобы бежать или хотя бы приподняться для последней схватки. Он наблюдал за ее стремительным спуском, и его мохнатое тело затрепетало перед ударом ее клюва.
Наконец затуманенные болью глаза открылись, мужчина застонал и слабо пошевелился. Наступил день, он вновь находился в лагере и лежал подле костра. Серая Элис подошла к нему и, опустившись на колени, приподняла его голову. У его губ оказалась чашка с вином. Бойс взглянул на женщину, и она увидела в его глазах удивление: он не понимал, почему остался в живых.
— Ты знала! Ты знала… кто я.
— Да, — ответила Серая Элис.
Она вновь стала собой — хрупкая маленькая, лишенная возраста женщина с большими серыми глазами, одетая в выцветшее платье. Плащ с перьями исчез, серебряные когти больше не украшали ее пальцев.
Бойс попытался сесть, поморщился от боли и вновь откинулся на одеяло, постеленное ею.
— Я думал… думал, что уже мертв, — сказал он.
— Ты был очень к этому близок, — заверила его Серая Элис.
— Серебро… Серебро так режет и жжет.
— Да.
— Но ты спасла меня, — недоуменно пробормотал он.
— Я вернулась в свой обычный облик, принесла тебя в лагерь и выходила.
Мужчина улыбнулся, хотя то был лишь бледный след от его прежней улыбки.
— Ты изменяешься по собственному желанию, — поражен-но прошептал он, — О, Серая Элис, это дар, за который я бы охотно убил!
Женщина ничего не ответила.
— Здесь слишком открытое место, — продолжал он. — Мне следовало отвести тебя в другое. Если бы я сумел укрыться… здания, лес, что угодно… тогда бы тебе не удалось так легко разделаться со мной.
— У меня есть и другие шкуры, — ответила Серая Элис. — Медведя, кошки. Местность не имеет значения.
— Понятно, — пробормотал Бойс и закрыл глаза. Когда он сумел вновь приподнять веки, на его губах появилась кривая улыбка. — Ты была так красива, Серая Элис. Я долго наблюдал за твоим полетом, прежде чем понял, что все это значит, и обратился в бегство. Я не мог оторвать от тебя глаз. Ты была так красива! Дым и серебро — и огонь в твоих глазах. В самом конце, когда я смотрел, как ты несешься на меня, я ощутил нечто похожее на радость. Лучше погибнуть от рук существа, которое так ужасно и безупречно, подумал я, чем от серебряного клинка грязного маленького мечника.
— Мне очень жаль.
— Нет! Я рад, что ты меня спасла. Я быстро поправлюсь, ты увидишь. Даже раны, нанесенные серебром, кровоточат недолго. И тогда мы сможем быть вместе.
— Ты еще слаб, — сказала Серая Элис. — Спи.
Он улыбнулся ей и закрыл глаза.
Прошли часы, прежде чем Бойс снова проснулся. Ему стало заметно лучше, раны почти затянулись. Но когда он попытался подняться, у него ничего не получилось: руки и ноги были крепко привязаны к вбитым в твердую землю шестам.
Услышав его испуганный крик, Серая Элис подошла к нему, приподняла голову и дала выпить вина.
— Что ты сделала? — спросил мужчина, сделав несколько жадных глотков.
Ответа не последовало.
— Но почему? — продолжил он. — Я не понимаю, Серая Элис. Почему? Ты спасла меня, ухаживала за мной, а теперь я связан.
— Тебе не понравится мой ответ.
— Луна! — с отчаянием воскликнул Бойс. — Ты боишься того, что может произойти сегодня ночью, когда я вновь изменюсь. — Он улыбнулся, довольный, что ему удалось понять. — Ты поступила глупо. Теперь, после всего, что произошло между нами, я не причиню тебе вреда. Я знаю, мы должны быть вместе. Серая Элис, мы так похожи. Мы вместе смотрели на удивительный свет, и я видел, как ты летаешь! Мы должны друг другу верить! Отпусти меня.
Серая Элис нахмурилась, вздохнула и промолчала. Бойс смотрел на нее, ничего не понимая.
— Но почему? — вновь спросил он. — Развяжи меня, Элис, позволь доказать, что я говорю правду. Тебе не нужно меня бояться.
— Я не боюсь тебя, Бойс, — печально промолвила она.
— Вот и хорошо… Тогда освободи меня и изменись вместе со мной. Я сумею привести тебя к добыче, о которой ты и мечтать не могла. Мы многое смогли бы разделить. Ты знаешь, что такое превращение, ты ощущала могущество, свободу, видела свет глазами зверя, вдыхала аромат свежей крови, наслаждалась убийством. Ты познала свободу, упоение… Ты знаешь…
— Да, я знаю, — не стала возражать Серая Элис.
— Так освободи меня! Мы созданы друг для друга, ты и я. Мы будем жить вместе, любить друг друга, охотиться вместе.
Женщина покачала головой.
Бойс попытался высвободиться, но потерпел неудачу.
— Разве я так отвратителен? Ты считаешь меня злом, я тебе неприятен?
— Нет.
— Но в чем же тогда дело? — с горечью спросил он. — Женщины любили меня, находили мое тело красивым. Богатые красивые леди, лучшие в империи. И все они хотели меня, Даже после того, как узнавали правду.
— Но ты никогда не возвращал их любовь.
— Нет, — признал он. — Но я любил их — по-своему. И никогда не предавал их, если ты это имеешь в виду. Я искал и находил свои жертвы в Потерянных землях, а не среди тех, кто был ко мне неравнодушен. — Ощутив тяжелый взгляд Серой Элис, Бойс поспешно продолжил: — И как я мог любить их больше? Им была известна только одна моя половина, только та часть меня, которая жила в городе и любила вино, песни и ароматные мягкие простыни. А другая часть обитала здесь, в Потерянных землях, и знала вещи, недоступные этим бедным слабым существам. Я так и говорил им, если они слишком сильно меня донимали. Отпусти меня, Серая Элис. Взлети для меня в небеса, взгляни, как я мчусь по голым равнинам, охоться вместе со мной!
Женщина вздохнула и поднялась.
— Мне очень жаль, Бойс. Если бы я могла, то оставила бы тебе жизнь, но произойдет то, что должно произойти. Если бы ты умер прошлой ночью, твоя смерть оказалась бы бесполезной, мертвые не имеют власти. Ночь и день, белое и черное — они слабы. Вся сила черпается из смежных сфер, из сумрака, из тени, из промежутка между жизнью и смертью. Только из серого, Бойс, из серого.
Оскалив зубы, мужчина вновь отчаянно попытался вырваться из своих пут, а потом, изрыгая проклятия, разрыдался. Серая Элис отвернулась от него и скрылась в фургоне. Там она оставалась долгие часы, сидя в темноте, слушая проклятия и плач своей жертвы. Бойс то принимался умолять и уверять в своей любви, то выкрикивал угрозы.
Серая Элис еще долго оставалась в фургоне после восхода луны. Она не хотела видеть, как происходит превращение и как в последний раз в нем исчезнет все человеческое.
Наконец крики перешли в протяжный вой, и тогда Серая Элис покинула фургон. Полная луна освещала равнину. Огромный белый волк с голодными алыми глазами отчаянно извивался, привязанный к вбитым в землю шестам. Женщина спокойно подошла к нему. В руке она держала длинный серебряный нож, на клинке которого были выгравированы руны.
Когда он наконец перестал сопротивляться, работа пошла быстрее, но эта ночь оказалась долгой и кровавой. Серая Элис убила его перед рассветом, который вновь превратил бы его в человека. Потом развесила шкуру, принесла инструменты и выкопала глубокую могилу. Почти целый день ушел на то, чтобы похоронить Бойса, поскольку земля была удивительножесткой. Сверху она навалила камни и куски оставшихся стен, чтобы защитить мертвое тело от зверей, вурдалаков и стервятников, рыщущих в Потерянных землях и не гнушающихся мертвой плотью.
Наконец, когда все было закончено и почти спустились сумерки, Серая Элис вошла в фургон и вернулась в великолепном плаще из тысячи серебристых перьев с черными кончиками.
Всю ночь летала птица, озаренная яростным и не знающим устали светом, купаясь в нем и венчаясь с тьмой. И всю ночь светила полная насмешливая луна. Уже перед рассветом одинокий пронзительный вопль отчаяния и гнева унес порыв пронзительного ветра, навсегда изменив ускользающий звук.
Очевидно, Джерайс боялся того, что она могла ему дать, поскольку он пришел к Серой Элис не один. Его сопровождали два рыцаря — огромный мужчина в белом, на щите которого блестел ледяной череп, и второй, в алом плаще, — на его щите был изображен пылающий человек. Они молча остались стоять у входа, даже не сняв шлемов.
Джерайс осторожно приблизился к женщине.
— Ну? — коротко спросил он.
На ее коленях лежала волчья шкура, принадлежавшая огромному белому зверю. Серая Элис встала и протянула шкуру Синему Джерайсу, повесив ее на протянутую руку рыцаря.
— Скажите леди Меланж, чтобы она надрезала себе руку и капнула собственной кровью на шкуру — в полнолуние, перед восходом луны. Затем надо будет накинуть на себя шкуру как плащ, и превращение произойдет. После этого днем или ночью, в полнолуние или в любое другое время она сможет изменяться по своему желанию.
Джерайс посмотрел на тяжелую белую шкуру, и на его губах появилась жесткая улыбка.
— Волчья шкура, не так ли? Я этого не ожидал. Мне казалось, что вы дадите мне зелье или научите заклинанию.
— Нет, — покачала головой Серая Элис. — Это шкура оборотня.
— Оборотня? — Губы Джерайса искривились, а в темных сапфировых глазах вспыхнула искра. — Что ж, вы сделали то, о чем просила леди Меланж, но не выполнили мою просьбу. Я платил вам не за успех. Верните мой камень.
— Нет, — сказала Серая Элис. — Я его заработала, Джерайс.
— Но я не получил то, о чем просил!
— Вы получили именно то, что просили, именно то, что я вам обещала. — Ее ссрые глаза посмотрели на рыцаря без малейшего страха. — Вы думали, что моя неудача поможет вам получить то, что вы действительно хотели, и что мой успех станет дня вас роковым. Вы ошиблись.
На лице Джерайса отразилось удивление.
— И каким же было мое истинное желание?
— Леди Меланж. Вы были одним любовником среди многих, но вам хотелось большего. Вы желали получить все. Вам известно, что вы занимаете второе место в ее сердце. Я это изменила. Возвращайтесь к ней и отдайте то, что она у меня купила.
В тот день в высоком замке зазвучал горький плач, когда рыцарь преклонил колено перед своей госпожой и протянул ей белую волчью шкуру. Когда крики и рыдания прекратились, она взяла огромную белую шкуру, разрезала палец, капнула на нее кровью и узнала тайну превращения. Нет, леди жаждала вовсе не воссоединения, но оно наступило. С тех пор каждую ночь она рыщет по зубчатым стенам замка, стоящего на склоне горы, и горожане говорят, что ее вой полон печали.
А Синий Джерайс, который повел леди Меланж под венец через месяц после того, как Серая Элис вернулась из Потерянных земель, сидит теперь подле обезумевшей женщины весь день, а ночью запирает дверь в ужасе перед яростью в ее алых глазах. Рыцарь больше не охотится, не смеется и не испытывает страсти.
У Серой Элис вы можете купить все, что только пожелаете.
Но лучше этого не делать.
Часть пятая
Гибриды и ужасы
Гибриды и ужасы
© Перевод В. Гольдича, И. Оганесовой
В детстве я не читал романов ужасов — во всяком случае, я их так никогда не называл. А вот истории о чудовищах мне нравились. В канун Хэллоуина, когда мы играли в «кошелек или жизнь»[15], я всегда хотел изображать привидение или чудовище и ни разу не выбрал роль ковбоя, бродяги или клоуна.
«Плаза» была самым грязным из трех кинотеатров Байонны, но я никогда не пропускал субботних дневных сеансов, на которых показывали фильмы о чудовищах, а билет стоил всего двадцать пять центов. В «Девитте» и «Лицеуме», кинотеатрах более высокого класса, я смотрел трюковые фильмы Уильяма Кастла «Тинглер» и «13 призраков». Когда я впервые попал в «Виктори», похожий на пещеру оперный театр, закрытый большую часть моего детства, там также показывали фильм про чудовище. Сиденья были пыльными, к тому же, как выяснилось впоследствии, в них обитали насекомые; я пришел домой весь искусанный, а вскоре «Виктори» вновь закрыли.
Страшные фильмы также показывали по телевизору, и поздними вечерами, если мама разрешала, мне иногда удавалось их посмотреть. Это были старые фильмы ужасов производства «Юниверсал». Человек-волк стал моим самым любимым персонажем, хотя я также обожал графа Дракулу и Франкенштейна (вовсе не «чудовище Франкенштейна» или монстра). Существо из Черной лагуны и человек-невидимка не шли ни в какое сравнение с этой большой тройкой, а Мумия казалась просто глупой. Кроме старых фильмов часто шли серии «Сумеречной зоны» или «Шоу Альфреда Хичкока», но «Триллер» с Борисом Карлоффом был страшнее их всех, вместе взятых. Экранизация «Голубей из ада» Говарда напугала меня едва ли не больше всего того, что я видел по телевизору, — до войны во Вьетнаме, — но даже в фильмах про Вьетнам не показывали парня, который спускался бы по лестнице с топором в голове.
Я также запоем поглощал комиксы о чудовищах, хотя был еще слишком мал для самых лучших — «Баек из склепа» и им подобных. Помню, как в парикмахерской мне попался потрепанный журнальчик, который показался мне намного страшнее тех, что я покупал обычно; не сомневаюсь, что этот журнал до сих пор валяется в той парикмахерской (кстати, там хранились огромные кипы старых комиксов). Еще до того, как «Таймли» стал «Марвел комикс», они печатали множество не слишком страшных комиксов о чудовищах с дурацкими именами, которые появлялись из далекого космоса. Этих у меня собралось немало, хотя по большей части они были не слишком интересными и нравились мне гораздо меньше комиксов с супергероями.
Сборники комиксов, фильмы и телевидение заронили семена в мою душу, и они оказались воистину чудовищными. Однако моя любовь к литературе ужасов дала всходы только в 1965 году, когда я заплатил пятьдесят центов (цены на книги росли возмутительно быстро) за антологию издательства «Эйвон» в мягкой обложке под названием «Любимые ужасные истории Бориса Карлоффа» и прочитал «Призрак в темноте» Лав-крафта. В той книге были и другие замечательные рассказы таких писателей, как По, Корнблат и Роберт Блох, но именно Лавкрафт поймал меня за горло и не отпускал. В ту ночь я боялся идти спать, а утром отправился на поиски новых книг с его рассказами. Итак, Лавкрафт моментально занял первое место в моем хит-параде, где и оставался долгое время, разделяя его вместе с Хайнлайном и Толкином.
Мы пишем то, что читаем. В детстве я не читал Зейна Грея, вот почему так и не начал писать вестерны. Именно поэтому мое преклонение перед вышеназванной троицей подвигло меня придумать собственных чудовищ. А что касается гибридов…
Задолго до того, как в мою жизнь вошел Лавкрафт, я обнаружил под рождественской елкой набор химикатов для опытов. В пятидесятые годы дети находили под елками такие наборы почти так же часто, как поезда Лайонеля и пояса с шестизарядными револьверами Роя Роджерса (такие подарки предназначались мальчикам — девочки получали наборы Дейл Эванс и Бетти Крокер). Наступила эра спутника, Чарльза ван Дорена[16], эра атома. Америка хотела, чтобы все мальчики стали специалистами по ракетам, одолели проклятых русских и первыми добрались до Луны.
Эти химические наборы (насколько мне известно, они продаются и сейчас) представляли собой следующее: большая металлическая коробка с дверцей на петлях, в которой имелись палочки с маленькими стеклянными бутылочками с химикатами, пробирками и мензурками, а также буклетом, где описывались различные опыты. В передней половине коробки обычно помещалась фотография аккуратного мальчика (и никогда — девочки) в белом лабораторном халате, делавшего один из опытов (впрочем, белые халаты не прилагались). Не сомневаюсь, что где-то существовали дети, которые старательно выполняли все инструкции, производили образовательные опыты и узнавали множество полезных научных фактов, в результате чего из них вырастали хорошие химики. Однако я не сумел узнать ничего полезного. Все знакомые мне обладатели таких подарков пытались сделать взрывчатую смесь, или получить нечто необычного цвета, или хотя бы дым. «Интересно, а что будет, если мы смешаем это с тем», — говорили мы, мечтая найти тайную формулу, которая превратит нас в супергероев или хотя бы в мистера Хайда. Возможно, наши родители рассчитывали, что химические наборы сделают из нас Джонасов Солков[17] и Вернеров фон Браунов[18], но нам гораздо больше хотелось стать великим фон Франкенштейном или фон Думом.
В большинстве случаев, когда мы смешивали химикаты, получалась всякая дрянь. И слава богу! Если бы мы нашли формулу, позволяющую создавать необычные цвета, дым или кое-что покруче, то вполне могли бы выпить эту жидкость… или хотя бы убедить младшую сестренку принять участие в эксперименте.
Мой химический набор закончил свои дни в кладовке, где успешно собирал пыль вместе с моей коллекцией «ТВ-гида», но страсть смешивать «это» с «тем» не оставила меня даже после того, как я вырос и начал писать.
Современные издатели любят сортировать истории, которые мы им продаем, на категории. Так появляются на свет длинные полки с табличками: ДЕТЕКТИВЫ. ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ. ВЕСТЕРНЫ. НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА. До чего похоже на маленькие бутылочки с химикатами!
Фу, какая гадость, скажу я вам. Дайте мне смешать «это» с «тем», и посмотрим, что произойдет. Сотрем границы жанров, создадим новые истории, которые не уложатся ни в одну из известных категорий. Да, конечно, в некоторых случаях получится самая настоящая дрянь… но иногда возможно сочетание, которое приведет к самому настоящему взрыву! Поскольку я исповедую именно такую философию, не стоит удивляться, что мне удалось произвести на свет некоторое количество гибридов. «Грезы Февра» — один из них. Хотя многие относят его к романам ужасов, он в не меньшей степени может быть причислен к приключенческим или вампирским. А моя фэнтезийная эпопея «Песнь льда и огня» есть некий гибрид, вдохновленный исторической прозой Томаса Б. Костейна и Найджела Трэн-тера, а также фэнтези Толкина, Говарда и Фрица Лейбера.
Но чаше всего я смешивал ужасы и научную фантастику и сделал это уже во втором рассказе, который мне удалось продать. Несмотря на антураж, характерный для научной фантастики, «Дорога в Сан-Брета» по своей сути есть история о привидениях — впрочем, не слишком страшная. Мои первые два рассказа, где появляются трупы, — «Никто не покидает Нью-Питсбург» и «Перегрузка» — были очередными попытками взаимного обогащения, когда я попытался посмотреть на нашего старого приятеля зомби из мира ужасов с точки зрения научной фантастики. Мне хотелось создать настроение, характерное для жанра ужасов в «Туннели были темными-темными» и (со значительно большим успехом) в более поздней и более сильной повести «В доме червя».
Некоторые критики утверждают, что научная фантастика и ужасы несовместимы. Их доводы весьма убедительны, в особенности когда речь идет об ужасах Лавкрафта. Научная фантастика подразумевает, что Вселенная, какой бы таинственной или пугающей она нам ни казалась, остается познаваемой, в то время как Лавкрафт утверждает, что даже один взгляд на истинную природу реальности способен свести человека с ума. Едва ли это совместимо со взглядами Кэмпбелла на космос. В «Миллиарде лет веселья», где с большим пониманием излагается история научной фантастики, Брайан Олдисс относит творчество Джона Кэмпбелла к жанру «мыслящего полюса», а Г. Ф. Лавкрафта — к «мечтающему полюсу», то есть располагает его на противоположной стороне литературной вселенной. И все же оба писали рассказы, которые разумно отнести к гибриду научной фантастики и ужасов. Существуют поразительные совпадения между «Хребтами Безумия» и «Кто идет?». Это ужасы, но в них есть еще и элементы научной фантастики. «Кто идет?», вероятно, лучший рассказ Кэмпбелла, а «Хребты Безумия» — один из пяти лучших рассказов Лавкрафта. Вот какова сила гибрида.
Теперь о моих гибридах и ужасах, которые представлены ниже.
«Человек с мясной фабрики» — третий рассказ, в котором речь идет о трупах, — оказался последним в серии. Наверное, самый мрачный рассказ из всех написанных мной (а из-под моего пера вышло немало мрачных опусов) должен был войти в сборник «Последние опасные видения». Ошеломляющие антологии Харлана Эллисона «Опасные видения» и «Вновь опасные видения» произвели на меня сильное впечатление, как и на большинство читателей моего поколения. Когда я впервые встретил Харлана Эллисона в коридорах «Лунакона 1972» в Нью-Йорке, я сразу же спросил у него, могу ли я прислать ему рассказ. Он отказал, сообщив, что антология закрыта. Однако через год она открылась — во всяком случае, для меня. К этому времени я уже гораздо лучше знал Харлана благодаря нашей общей приятельнице Лизе Таттл, к тому же у меня вышло несколько рассказов, и это помогло его убедить, что я достоин включения в монументальную антологию. Так или иначе, но он изменил свою точку зрения и в 1973 году предложил мне прислать ему рассказ. Я был приятно возбужден… и немного напуган. Выдержит ли мое детище сравнение с другими рассказами? Смогу ли я быть достаточно опасным?
Я возился с рассказом несколько месяцев и направил его Харлану в начале 1974 года. Он назывался «Человек с мясной фабрики», но с тем «Человеком с мясной фабрики», который опубликован ниже, имел лишь общий фон и имена. Тот рассказ был гораздо короче — всего треть от напечатанного здесь — и гораздо более поверхностным. Я изо всех сил пытался быть страшным, но первая версия «Человека с мясной фабрики» осталась лишь интеллектуальным упражнением.
Харлан вернул мне рукопись в марте 1974 года вместе с отказом, который начинался так: «Если не считать того, что ядро никуда не годится, это отличный рассказ». После чего он выпотрошил меня, предлагая выпотрошить весь рассказ, переписав его от начала и до конца. Я проклинал Харлана, но достойных возражений у меня не было. Поэтому я сел за стол и переписал рассказ, только на сей раз вскрыл вену и позволил крови просочиться прямо на страницу. И хотя 1973 и 1974 годы оказались для меня весьма успешными с профессиональной точки зрения, они вовсе не были счастливыми. Моя карьера развивалась прекрасно, личная жизнь — в гораздо меньшей степени. Я был ранен и испытывал сильную боль, и все это я вложил в «Человека с мясной фабрики», который и отослал Харлану. Рассказ ему опять не понравился, хотя на этот раз отказ был гораздо мягче, оставаясь таковым по сути.
После чего я решил попросту забыть о «Человеке с мясной фабрики». Даже сейчас, почти тридцать лет спустя, мне больно его перечитывать. Тем не менее я вложил в рассказ слишком много труда, чтобы попросту его выбросить, поэтому разослал его в другие места, и в конечном счете его купил Д. Найт для «Орбиты» — единственный раз, когда мой рассказ попал в эту престижную серию антологий. Рассказ вышел в 1976 году в «Орбите-18».
«Вспоминая Мелоди», написанный три года спустя, стал моим первым современным рассказом ужасов. Ответственность за него несет Лиза Таттл. Когда мы начали вместе работать в 1979 году, я на несколько недель прилетел в Остин, чтобы провести с ней личные переговоры и начать писать рассказ. Мы по очереди колотили по клавишам ее печатной машинки, а когда этим занималась Лиза, я сидел и читал ее последние рассказы. В тот период она много работала в жанре ужасов, и некоторые ее творения вдохновили меня написать нечто в таком же роде. В результате получилось «Вспоминая Мелоди». Мой агент попытался (безуспешно) поместить его в один из дорогих мужских журналов, а в результате его с удовольствием взяла «Сумеречная зона», и он вышел в апрельском номере за 1981 год.
У Голливуда начался любовный роман с литературой ужасов еще во времена немого кино, поэтому не стоит удивляться тому, что три из шести рассказов этого раздела оказались востребованы большим экраном или телевидением. Но «Вспоминая Мелоди» стал не только первой моей экранизированной работой, но и до сих пор является единственным произведением, поставленным дважды, — первый раз в коротком студенческом фильме (где играли актеры-студенты), а позднее как одна из серий «Хичхайкера».
Если вы хотя бы немного знакомы с моими работами, то наверняка слышали о «Королях-пустынниках». До выхода «Песни льда и огня» это была самая популярная вещь из всего написанного мной. «Короли-пустынники» — третий рассказ, созданный во время рождественских праздников зимой 1978–1979 года. На его написание меня вдохновил один мой приятель по колледжу, который по субботам устраивал вечеринки «Причуды природы». Он держал аквариум с пираньями и между первой и второй причудой бросал в аквариум золотую рыбку для развлечения гостей.
«Короли-пустынники» должны были открыть серию. Диковинная маленькая лавка в узком переулке, где можно было купить жуткие и опасные товары, часто встречалась в фэнтези. И я подумал, что было бы забавно сделать научно-фантастическую версию. Моя «диковинная маленькая лавка» — привилегированное заведение с филиалами, распложенными на расстоянии не в один световой год на разных планетах. Его таинственные владельцы, Воу и Шейд, должны были фигурировать в каждом рассказе, но главными героями становились покупатели вроде Саймона Кресса. (Я действительно начал писать второй рассказ про Воу и Шейда, действие которого происходит на ай-Эмиреле, мире, часто упоминаемом в моей старой истории будущего, но прежние герои туда не попадали. Рассказ назывался «Защита», я написал 18 страниц, после чего отложил, почему — не помню.)
Если бы вы спросили меня в январе 1979 года о рассказах, которые я тогда закончил, то я бы ответил вам, что «Ледяной дракон» должен иметь огромный успех. Тогда я считал его лучшим из всего мною написанного. Мне казалось, что «Путь креста и дракона» также чертовски хорош, он даже может получить премию. А «Короли-пустынники»? Что ж, совсем неплохо. Конечно, это не так сильно, но… в конце концов, не каждый раз удается попасть точно в цель.
Никогда я так не ошибался, когда речь шла о рассказе. «Короли-пустынники», проданные в «Омни», где платили больше всего, стали самым популярным рассказом из всех, когда-либо там опубликованных. В тот год он выиграл сразу две премии — «Хьюго» и «Небьюла». Его перепечатывали и вставляли в антологии столько раз, что я уже давно потерял счет, и он принес мне денег больше, чем два моих романа и большинство телевизионных сценариев. Он был адаптирован для комиксов, и я не сомневаюсь, что когда-нибудь по его мотивам будет сделана компьютерная игра. Голливудские продюсеры кружили над ним, и я продал полдюжины прав на экранизацию и видел полдюжины различных сценариев, пока не появилась телевизионная версия — двухчасовая первая серия для новых «Внешних пределов», адаптированная моим другом Мелиндой М. Снодграсс.
Действительно ли этот рассказ — лучшее из всего написанного мной? Судить об этом вам.
Успех «Королей-пустынников» вдохновил меня на написание новых гибридов научной фантастики и ужасов, прежде всего на «Летящих сквозь ночь» — про привидения на космическом корабле. Впервые привидения появились на фоне современных пейзажей в моем рассказе «Дорога в Сан-Брета», но тогда речь шла о духах мертвых. В «Летящих сквозь ночь» я хотел посмотреть, удастся ли мне придумать разумное научно-фантастическое объяснение явлению призрака.
Исходная версия «Летящих сквозь ночь», опубликованная в «Аналоге» с удачной обложкой Пола Лера, состояла из 23 000 слов, но даже при такой длине история казалась мне слишком сжатой, в особенности когда дело доходило до описания второстепенных персонажей. (У них даже имен не было, только названия профессий.) Когда Джим Френкель из «Делл букс» предложил купить удлиненную версию этой повести для нового выпуска серии «Двойной звезды» в попытке возродить концепцию прежних «Эйс даблс», я сразу же ухватился за эту возможность. Здесь вы найдете именно эту версию.
«Летящие сквозь ночь» получили премию «Локуса» за лучшую повесть 1980 года, но проиграли «Хьюго» «Последнему дорсаю» Гордона Диксона. Вскоре права на рассказ купил Голливуд, и он стал первым полнометражным фильмом, снятым по моему произведению. Главные роли в нем исполнили Катерин Мэри Стюарт и Майкл Пройд, а картина получилась такой ужасающей, что режиссер убрал свое имя из титров. Конечно, большие куски моего рассказа остались в фильме, хотя по каким-то неизвестным причинам самый страшный эпизод повести опущен.
«Лечение мартышками» и «Человек-в-форме-груши» относятся к периоду Джеральда Керша. Керш был крупным писателем сороковых и пятидесятых годов, написавшим несколько серьезных романов, таких как «Ночь» и «Город», а также множество замечательных причудливо-тревожных коротких рассказов, собранных в сборниках «На странной ноте», «Ночные тени», «Проклятые» и «Люди без костей». Он охотно печатал свои рассказы в таких местах, как «Кольер» и «Сэтердей ивнинг пост», а не в «Уэйрд тейлс» или «Фэнтэстик сториз», а посему был мало известен среди любителей фэнтези даже в тс времена, а сегодня и вовсе забыт. О чем остается лишь сожалеть, поскольку был замечательным писателем, наделенным талантом уводить за собой читателя в самые дальние уголки мира, где происходили странные и тревожные события. Я считаю, что необходимо собрать удивительную прозу Керша в такую же огромную книгу, как эта, чтобы с ним познакомились новые поколения читателей.
«Лечение мартышками» я написал удивительно легко, а вот продать рассказ оказалось дьявольски трудно. Мне казалось, что он написан для широкой читательской аудитории, поэтому попытался пристроить его в популярные иллюстрированные журналы вроде «Плейбоя», «Пентхауза» и «Омни». На этом пути меня ждали разочарования. Я получал восторженные отзывы, но все говорили, что «нам он не подходит». Слишком необычный. Слишком тревожный. «Дружище, это так отвратительно», — заявила Эллен Дэтлоу из «Омни» в том же письме, в котором писала, что ей ужасно хочется купить у меня эту историю.
Далее я попытался продать рассказ в «Кольер» и «Сэтердей ивнинг пост», но к 1981 году они уже давно перестали существовать, поэтому все закончилось тем, что я вернулся на обычный рынок для этого жанра и продал рассказ в «Мэгэзин оф фэнтези энд сайенс фикшн». И хотя рассказ был странным и отталкивающим, его номинировали на премии «Небьюла» и «Хьюго», однако он проиграл в обоих случаях.
С «Человеком-в-форме-груши» все сложилось проще, быть может, по той причине, что «Лечение мартышками» сделало свое дело. Эллен Дэтлоу была заместителем редактора в «Омни», когда Роберт Шекли отклонил «Лечение мартышками», но она стала редактором отдела прозы, когда я написал «Человека-в-форме-груши», и тут же взяла его для публикации. Он вышел в «Омни» в 1987 году и выиграл первую премию «Брэма Стокера», которую придумала созданная в том году Ассоциация писателей литературы ужасов Америки (ПЛУА).
Основание ПЛУА совпало с колоссальным бумом этого жанра в восьмидесятых годах. Впоследствии у литературы ужасов начался очень серьезный спад, и сейчас большинство издателей утверждают, что жанр мертв («и весьма заслуженно», как добавляют многие из них).
Как коммерческий жанр — да, ужасы мертвы.
Но рассказы о чудовищах не умрут до тех пор, пока мы не разучимся бояться.
В 1986 году я издавал антологию «Ночные видения-3» для «Темной жатвы». Во вступлении я написал:
«Те, кто утверждает, что мы читаем рассказы, написанные в жанре ужасов, по тем же причинам, по которым катаемся на '‘русских горках”, ошибаются. В лучшем случае мы выходим с “русских горок”, испытывая приток адреналина, и это не имеет ни малейшего отношения к литературе. Как и “русские горки”, неудачный рассказ, написанный в этом жанре, может вызвать у нас тошноту, но на этом сравнение заканчивается. Литература далеко выходит за рамки того, что можно найти в парке развлечений.
Да, хороший рассказ, написанный в жанре ужасов, может нас напугать. И мы не спим по ночам, по спине пробегает холодок, страх просачивается в наши сны, а темнота приобретает новый смысл. Страх, испуг, ужас — называйте его, как хотите, он пьет из всех сосудов. Но, пожалуйста, не путайте эти чувства с обычным головокружением. В лучших рассказах, тех, что остаются в памяти и меняют нашу жизнь, всегда есть нечто, лежащее за внешними смыслами.
Из плохих рассказов ужасов вы узнаете, что собой представляют шесть способов убить вампира, или познакомитесь с подробностями трапезы крыс на гениталиях Билли. Хорошие рассказы ужасов совсем о другом — о надежде и отчаянии, любви и ненависти, страсти и ревности. О дружбе и взрослении, сексуальности и ярости, одиночестве и отчуждении, мужестве и трусости, разуме, теле и духе в состоянии стресса и страдания, о бесконечном конфликте сердца с самим собой. Хорошие рассказы ужасов заставляют нас взглянуть на свое отражение в темных искажающих зеркалах, где заметны вещи, которые нас тревожат и на которые мы не хотим смотреть. Ужас заглядывает в теневые стороны человеческой души, находит страхи и яростную злобу, живущие в каждом из нас.
Но темнота не имеет смысла без света, а ужас — без красоты. Лучшее, что написано в жанре ужасов, в первую очередь рассказы, и лишь во вторую — ужас. Как бы они нас ни пугали, они делают нечто большее: оставляют место не только для смеха и крика, триумфа и нежности, но и для трагедии. Они построены не просто вокруг страха, но описывают жизнь во всем ее бесконечном многообразии, с любовью и смертью, рождениями и надеждой, страстью и похотью, сверхъестественным и всем спектром чувств, определяющих существование человека. Эти рассказы населены людьми, остающимися в нашем воображении, людьми, похожими на нас, а не просто объектами, которые будут убиты в главе четыре. Лучшие рассказы ужасов рассказывают нам правду».