Умирающий свет Мартин Джордж

– А вы – Джаан.

– Джаан Викари из Сообщества Айронджейд, – представился мужчина. Он шагнул вперед и поднял обе руки вверх, словно демонстрируя собеседнику пустые ладони.

Дерку был знаком этот жест. Он встал и приложил свои ладони к ладоням кавалаанца. И в этот момент заметил кое-что еще: на черном металлическом поясе Джаана висел лазерный пистолет.

Викари перехватил его взгляд и улыбнулся.

– Да, кавалаанцы носят оружие. Это одна из наших традиций. Надеюсь, вас это не шокирует, как кимдиссца, приятеля Гвен. А если вас это тоже приводит в ужас, так это не наша вина, а ваша. Лартейн – часть Верхнего Кавалаана, и вы не вправе ожидать от нас отступления от своей культуры в угоду вашей.

– Я и не ожидаю. Наверное, из-за того, что узнал о вас прошлой ночью. И все же этот обычай кажется мне странным. Что, здесь где-нибудь идет война?

Викари слегка улыбнулся, блеснув зубами.

– Здесь постоянно идет война, т'Лариен. Сама жизнь – война.

Помолчав, он спросил:

– У вас необычное имя, т'Лариен. Ни я, ни мой тейн Гарс никогда не слышали такого. Откуда вы родом?

– Я родился на Бальдуре, очень далеко отсюда, на другой стороне галактики от Старой Земли. Но я почти его не помню. Родители привезли меня на Авалон, когда я был еще маленьким.

– И вы много путешествовали, как сказала мне Гвен. На каких планетах вам пришлось побывать?

Дерк пожал плечами.

– Прометей, Рианнон, Тисрок, Джеймисон… Авалон, разумеется. Всего около дюжины. Большей частью планеты с более низким, чем на Авалоне, уровнем цивилизации, на которых могли пригодиться мои знания. С хорошим образованием легко найти работу даже без особых талантов. Меня это устраивает. Я люблю путешествовать.

– Но до сих пор вы не залетали на Покров Соблазнителя. Вы не знаете ни одной планеты дальше джамблов. Вы увидите, что здесь все по-другому, т'Лариен.

Дерк поморщился.

– Как вы сказали? Джамблы?

– Джамблы, – повторил Викари неизвестное Дерку слово. – Вулфхеймский сленг. «Косяковые миры». От слова «косяк», дверной косяк. Я узнал его от своих приятелей, вулфхеймцев, когда учился на Авалоне. Так они называли Межпланетье, пространство между Внешними Планетами и Поселениями Старой Земли первого и второго поколений. Именно в звездных системах Межпланетья хранги поработили некоторые планеты и там воевали с Империей Земли. Большинство планет, названных вами, тоже затронула война и последовавший за ней развал Империи. Сам Авалон – поселение второго поколения и когда-то был столицей сектора. А это немало для столь отдаленной планеты. Вы Согласны?

Дерк кивнул.

– Да, я немного знаком с историей. Судя по всему, вы знаете гораздо больше.

– Я историк, – признался Викари. – Моя работа большей частью заключается в попытках извлечь исторические факты из мифов моей родной планеты. Верхнего Кавалаана. Именно для этого Айронджейд послал меня на Авалон, не считаясь с затратами. Я должен был изучить банки данных старинных компьютеров. Я провел там два года. Свободного времени было много, и я увлекся общими вопросами истории человечества.

Дерк ничего не ответил и устремил взгляд на рассвет. Красный диск Толстого Черта наполовину выполз из-за горизонта, показалась и третья звезда Колеса. Она была немного севернее предыдущих и светила не ярче обычной звезды.

– Красная звезда – супергигант, – задумчиво сказал Дерк. – Но отсюда она кажется не больше солнца Авалона. Наверное, она очень далеко, и здесь все уже должно было бы замерзнуть. А у вас всего лишь прохладно.

– Это дело наших рук, – с гордостью в голосе сказал Викари. – Правда, заслуга принадлежит не Верхнему Кавалаану, но, тем не менее, внешнепланетянам. В Эпоху Крушения Империи Земли Тоберу удалось сохранить высокие технологии и потом значительно развить их. Без их экрана Фестиваль был бы невозможен. Когда планета проходила вблизи от Толстого Черта и Адской Короны, их жар выжег бы атмосферу Уорлорна, вскипятил бы его моря. Но благодаря тоберианскому экрану планета избежала страшной катастрофы, а мы получили долгое теплое лето. А теперь экран помогает удержать тепло. Но, как и все в нашем мире, он имеет ограниченные возможности. Холод придет.

– Я не ожидал, что мы так встретимся, – проговорил Дерк. – Почему вы пришли сюда?

– Наугад. Много лет назад Гвен рассказала мне, что вы любите смотреть на рассвет. И многое другое, Дерк т'Лариен. Я знаю о вас гораздо больше, чем вы обо мне.

– Что правда, то правда, – рассмеялся Дерк. – До вчерашней ночи я не знал даже о вашем существовании.

Лицо Джаана Викари было напряженным и серьезным.

– Но я существую. Помните об этом, и мы можем быть друзьями. Я хотел встретиться с вами с глазу на глаз и поговорить до того, как проснутся остальные. Теперь мы не на Авалоне, т'Лариен, а сегодня – не вчера. Мы на умирающей планете Фестиваля, в мире, где не существует законов, кроме тех, которые мы привезли с собой. И мне не хотелось бы вести себя в соответствии с нашими. С тех пор как я пожил на Авалоне, я стараюсь считать себя Джааном Викари, но я остаюсь кавалаанцем. Не вынуждайте меня стать Джаантони Рив Вулфом Высокородным Айронджейдом Викари.

– Я не совсем понял, что вы имеете в виду, – вставая, сказал Дерк. – Но думаю, что могу быть вполне искренним. Я ничего не имею против вас, Джаан.

Видно было, что ответ Дерка удовлетворил Викари. Он неторопливо кивнул и опустил руку в карман брюк.

– Прошу вас, примите вот это, – сказал он, протягивая ему на ладони булавку в форме крошечного ската. – В знак дружбы и хорошего отношения. И, пожалуйста, носите ее, пока находитесь здесь.

– Как вам угодно, – согласился Дерк, улыбнувшись в ответ на церемонную учтивость мужа Гвен. Он взял булавку и приколол ее к воротнику.

– Да, рассвет здесь хмурый, – посетовал Викари. – Но и день не лучше. Пойдемте к нам. Я разбужу остальных, пора завтракать.

В просторных апартаментах Гвен, которые она занимала вместе с двумя кавалаанцами, потолки были очень высокими, а в гостиной бросался в глаза огромный камин. На грифельно-серой каминной полке, как на насесте, восседали фантастические существа со злыми глазами и охраняли золу. Викари провел Дерка мимо них по устланному толстым черным ковром полу в столовую, которая не уступала гостиной по размерам. Пока хозяин будил остальных, Дерк сидел на одном из двенадцати деревянных стульев с высокими спинками, которые стояли вокруг большого стола.

Вскоре кавалаанец принес блюдо с тонко нарезанным темным мясом и корзинку с сухим печеньем. Поставив все это перед Дерком на стол, он снова покинул комнату.

Как только он вышел, открылась другая дверь и в комнату вошла Гвен, сонно улыбаясь, одетая в выгоревшие брюки и бесформенную зеленую блузу с широкими рукавами, с той же, что и накануне, лентой в волосах. На ее левой руке блеснул массивный серебряный браслет, плотно обхватывавший запястье. Вслед за ней вошел другой человек, почти такой же высокий, как Викари, но на несколько лет моложе и более худой. На нем был спортивный костюм из красно-коричневой хамелеоновой ткани. Таких синих глаз Дерк никогда не видал. Худощавое лицо с острыми чертами скрывала густая рыжая борода.

Гвен села. Человек с рыжей бородой остановился перед Дерком.

– Я – Гарс Айронджейд Джанасек, – представился он и протянул ладони. Дерк встал, чтобы приложить к ним свои.

Дерк заметил лазерный пистолет в кобуре, пристегнутой к ремню из серебристых металлических колец. На правой руке он носил такой же, как у Викари, черный браслет из железа и камня, похожего на глоустоун.

– Вы, наверное, знаете, кто я? – спросил Дерк.

– Конечно, – ответил Джанасек с ядовитой усмешкой.

Они оба сели.

Гвен уже жевала печенье. Когда Дерк сел, она протянула руку через стол и, почему-то улыбнувшись, дотронулась до маленькой булавки-ската на его воротнике.

– Я вижу, ты уже познакомился с Джааном, – сказала она.

– Более или менее, – отозвался Дерк.

Наконец вернулся Викари. Правой рукой он с трудом удерживал четыре кружки, а в левой нес кувшин темного пива. Он поставил все это посередине стола и, еще раз сходив на кухню, принес тарелки, приборы и покрытый глазурью горшочек с какой-то желтой пастой, которую он предложил мазать на печенье.

Пока он отсутствовал, Джанасек подтолкнул пустые кружки к Гвен.

– Налей, – приказал он голосом, не терпящим возражений, и повернулся к Дерку.

– Насколько я знаю, вы были первым мужчиной в ее жизни, – сказал он, пока Гвен наливала пиво. – Вы оставили ее с неимоверным количеством отвратительных привычек. Я вправе потребовать удовлетворения.

Дерк растерялся.

Гвен наполнила пивом три кружки из четырех. Одну она подвинула к месту Викари, вторую – Дерку, из третьей не спеша сделала большой глоток. Затем вытерла губы тыльной стороной руки, улыбнулась Джанасеку и вручила ему пустую кружку.

– Если ты намереваешься угрожать бедному Дерку из-за моих привычек, – сказала она, – то мне придется потребовать удовлетворения у Джаана за все те долгие годы, что я терпела твои.

Джанасек нахмурился, повертел в руках пустую кружку.

– Сука-бетейн, – спокойно произнес он, как будто это было в порядке вещей, и налил себе пива.

Тут же вернулся Викари, сел за стол, шумно отхлебнул из своей кружки. Все приступили к еде. Дерк вскоре обнаружил, что ему нравится пить пиво на завтрак. По вкусу пришлось ему и печенье, намазанное толстым слоем сладкой пасты. Мясо было суховатым.

За едой Джанасек и Викари задавали Дерку вопросы, а Гвен сидела со смущенным видом и почти не разговаривала. Двое кавалаанцев являли собой достойное внимания зрелище: они были похожи внешне, но вели себя по-разному. Джаан Викари при разговоре наклонялся вперед (как и прежде, ворот его рубашки был распахнут), время от времени он рассеянно позевывал и почесывался, выражал дружескую заинтересованность всем своим видом, часто улыбался. Он выглядел менее напряженным, чем при первом разговоре на крыше, но все же производил впечатление осторожного, скрытного человека, которому нужно делать над собой определенное усилие, чтобы расслабиться. Даже отступления от формальностей – улыбки, жесты – казались хорошо рассчитанными и продуманными. Гарс Джанасек, хотя и сидел прямее, чем Викари, не почесывался и соблюдал формальную учтивость кавалаанской речи, казался раскрепощенным, как человек, которому не в тягость ограничения, накладываемые обществом, и которому даже в голову не приходит пытаться от них освободиться. Его речь была живой и полной колкостей, которые сыпались, как искры от махового колеса, и большая их часть предназначалась Гвен. Некоторые она парировала, но защита ее была слабой, Джанасек владел игрой лучше. Чаще это была игра в поддавки, дружеское подшучивание, хотя иногда Дерк улавливал в их перепалке интонации настоящей ненависти. В такие моменты Викари хмурил брови.

Когда Дерк упомянул о Прометее, на котором он провел год, Джанасек сразу ухватился за эту тему.

– Скажите, т'Лариен, – спросил он, – считаете ли вы Измененных людей людьми?

– Конечно, – ответил Дерк. – Они – люди Империи Земли, поселившиеся на Прометее во время войны. Современные прометейцы – потомки воинов, служивших в Экологическом Корпусе.

– Фактически это так, но я с вами не согласен, – возразил Джанасек. – Они слишком много манипулировали с собственными генами и изменили их настолько, что утратили право называть себя людьми. Разве можно считать людьми существ, летающих, как драконы, живущих под водой, способных дышать ядами, видеть в темноте, как хрууны, имеющих четыре руки. А эти двуполые, лишенные чувствительности существа, предназначенные для воспроизведения потомства? Нет, они – не люди. Вернее, нелюди.

– Нет, – возразил Дерк. – Я много раз слышал слово «нелюдь». На всех планетах оно употребляется в просторечии для обозначения человеческих мутантов, настолько изменившихся, что они уже не могут скрещиваться с человеком. Но прометейцы соблюдали осторожность, чтобы этого не допустить. Их правящие касты совершенно нормальны, вы знаете – в себе они допускали лишь небольшие изменения генотипа ради долголетия и тому подобного, – так вот, как вам, наверное, известно, они регулярно устраивают налеты на Рианнон и Тисрок за обычными, по-земному нормальными людьми.

– Но ведь сама Земля уже перестала быть «по-земному нормальной» последние несколько столетий, – перебил его Джанасек и пожал плечами. – Мне не следовало вас перебивать, но, в любом случае, Земля слишком далеко

– до нас доходят только слухи столетней давности. Продолжайте.

– Я уже все сказал, – ответил Дерк. – Измененные люди, тем не менее, остаются людьми. Даже низшие касты, даже самые нелепые ошибки неудавшихся экспериментов хирургов – и те могут скрещиваться с обычными людьми. Поэтому их стерилизуют, опасаясь появления потомства.

Джанасек хлебнул пива и посмотрел на Дерка ярко-синими глазами.

– Значит, все-таки они вступают в половые отношения с людьми? – улыбнулся он. – Скажите мне, т'Лариен, за время вашего пребывания на Прометее была у вас возможность лично проверить это?

Дерк вспыхнул и невольно взглянул на Гвен так, словно она была во всем этом виновата.

– Я не давал обета безбрачия, если вас именно это интересует, – резко ответил он.

Джанасек наградил его улыбкой и посмотрел на Гвен.

– Интересно, – сказал он ей. – Мужчина проводит несколько лет в твоей постели и сразу вслед за этим обращается к скотоложеству.

Лицо Гвен вспыхнуло. Дерк знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, какую ярость она испытывает. Похоже, Джаану Викари тоже не понравилось услышанное.

– Гарс, – угрожающе сказал он.

Джанасек послушался.

– Прости меня, Гвен. Я не хотел тебя обидеть, – постарался успокоить ее он. – Совершенно очевидно, что т'Лариен развил в себе вкус к русалкам и бабочкам-однодневкам без твоей помощи.

– Вы собираетесь увидеть здешнюю природу, т'Лариен? – нарочито громко спросил Викари, чтобы увести разговор в сторону.

– Не знаю, – ответил Дерк, прихлебывая пиво. – А она того стоит?

– Я никогда не прощу себе, если ты не побываешь там, – с улыбкой сказала Гвен.

– Тогда побываю. Что там интересного?

– Экологическая система, которая все еще складывается и в то же время умирает. Экология долгое время была забытой наукой на планетах Окраины. Даже теперь внешнепланетяне могут похвастаться не больше чем дюжиной квалифицированных инженеров-экологов. Когда готовились к Фестивалю, Уорлорн был заселен различными формами жизни с четырнадцати планет, и никто особенно не задумывался, как они будут взаимодействовать. В действительности на Уорлорне смешалась природа даже более чем четырнадцати планет, если считать животных, сначала вывезенных с Земли на Новоостровье, на Авалон, на Вулфхейм, а уже потом – на Уорлорн.

Мы с Аркином как раз изучаем, как формируются экосистемы Уорлорна. Уже два года мы ведем наблюдения, но работы еще хватит лет на десять, не меньше. Результаты могут принести большую пользу фермерам всех Внешних миров. Они будут знать, какие виды флоры и фауны можно внедрять, а какие опасны для экологических систем.

– Вот животные с Кимдисса особенно опасны, – проворчал Джанасек. – Как и сами кимдиссцы-манипуляторы.

Гвен улыбнулась.

– Гарс злится, потому что в последнее время, кажется, начинает вымирать черный баньши, – объяснила она. – Действительно, очень жаль. У себя на Верхнем Кавалаане они почти полностью их истребили и надеялись, что здесь баньши хорошо приживется, и их можно будет отловить и перевезти на Верхний Кавалаан до наступления холодов. Но вышло иначе. Баньши – страшный хищник, но там, дома, он не мог конкурировать с человеком, а здесь его экологическую нишу заняли древесные привидения с Кимдисса.

– Большинство кавалаанцев воспринимает баньши, как угрозу безопасности, беду, – пояснил Викари. – Поэтому для охотников Брейта, Редстила и Шанагейта охота на черного баньши – едва ли не самый популярный вид охоты. Но айронджейды всегда относились к баньши иначе. Существует древняя легенда о том, как Кей Айрон-Смит и его тейн Рональд Вулф-Джейд вдвоем сражались с целой армией демонов на Ламераанских Холмах. Кей упал, Рональд продолжал битву, слабея с каждой секундой. Тогда из-за холмов появились баньши. Их было так много, что они как туча закрыли солнце. Они накинулись на демонов и поглотили их всех до единого, не тронув Кея и Рональда. Когда Кей и Рональд вернулись в пещеру к своим женщинам, они основали род айронджейдов, а баньши стал их побратимом, священным животным. Ни один айронджейд никогда не убил баньши, а легенды повествуют о том, что, когда бы айронджейд ни оказался в опасности, всегда появляется баньши и спасает его.

– Занимательная история, – произнес Дерк.

– Это более, чем история, – сказал Джанасек. – Существует связь между айронджейдами и баньши, т'Лариен. Может быть, она псионическая, может быть, существует только на уровне чувств, инстинкта. Я не знаю. Но связь эта есть.

– Предрассудки, – заявила Гвен. – Но ты не должен думать плохо о Гарсе. Он не виноват, что не получил образования.

Дерк намазал пастой печенье и посмотрел на Джанасека.

– Джаан сказал мне, что он историк. Чем занимается Гвен, я знаю. А вы? Что делаете вы?

Джанасек молчал, холодно глядя на него синими глазами.

– У меня создалось такое впечатление, что вы – эколог.

Гвен засмеялась.

– Сверхъестественная проницательность! – ухмыльнулся Джанасек. – Вы ошиблись.

– Тогда что вы делаете на Уорлорне? – поинтересовался Дерк. – И если уж на то пошло, то чем здесь может заниматься историк?

Викари, обхватив свою кружку обеими руками, задумчиво потягивал пиво.

– Это легко объяснить, – ответил он. – Я – высокородный член Сообщества Айронджейд, соединенный с Гвен Дельвано серебром и жадеитом. Она – моя бетейн. Ее послал сюда Верховный Совет; естественно, я отправился вместе с ней и с моим тейном. Вы понимаете?

– Наверное, понимаю. Значит, вы находитесь здесь, чтобы составить компанию Гвен?

Джанасек посмотрел на него враждебным взглядом.

– Мы защищаем Гвен, – сказал он ледяным голосом. – Большей частью от ее собственной глупости. Ей вообще не следовало бы здесь быть, но она здесь, поэтому и мы должны быть здесь. Что касается вашего первого вопроса, т'Лариен, то должен вам напомнить, что я – айронджейд, тейн высокородного айронджейда Аантони. Я могу делать все, что потребует от меня мой род: охотиться или возделывать землю, сражаться на дуэлях или вести Великую Войну против наших врагов, могу делать детей нашим эйн-кети. Всем этим я и занимаюсь. А кто я, вы уже знаете. Я ведь назвал свое имя.

Викари взглянул на него и быстрым жестом правой руки заставил замолчать.

– Можете считать нас запоздалыми туристами, – сказал он Дерку. – Мы изучаем и наблюдаем. Путешествуем по лесам, по заброшенным городам. Мы могли бы ловить баньши, чтобы переправлять их на Верхний Кавалаан, но их здесь нет, – он поднялся, допил пиво. – Уже день, а мы все сидим, – проговорил он, ставя на стол пустую кружку. – Если вы собираетесь на природу, то вам надо спешить. Полет над горами займет немало времени, даже на аэромобиле, а вернуться лучше засветло.

– А-а, – протянул Дерк, допивая пиво. Он вытер рот тыльной стороной ладони. Похоже, на Кавалаане салфетки не входили в число предметов сервировки стола.

– Баньши не единственный хищник на Уорлорне, – сказал Викари. – В лесу полно убийц с четырнадцати планет. Но это не самое страшное. Люди хуже. Уорлорн – покинутая, никем не управляемая планета, в ее пустынных уголках немало странного и опасного.

– Вам лучше иметь при себе оружие, – посоветовал Джанасек. – А еще лучше, чтобы мы с Джааном отправились вместе с вами.

Викари покачал головой.

– Нет, Гарс. Им надо поговорить. Пусть идут одни. Так будет лучше, понимаешь? Это мое желание.

Он собрал со стола тарелки и направился на кухню, но в дверях остановился, обернулся и посмотрел в глаза Дерку.

И Дерк вспомнил слова, которые услышал на рассвете: «Я существую. Помните об этом».

– Ты давно не пользовался воздушными скутерами? – спросила Гвен, когда они встретились на крыше.

Она переоделась в комбинезон из хамелеоновой ткани, подпоясанный ремнем. Грязновато-красного цвета ткань покрывала все ее тело с головы до ног. Такая же лента стягивала черные волосы.

– С детства, – ответил Дерк. На нем тоже был хамелеоновый комбинезон, чтобы быть менее заметным в лесу. – У меня был скутер на Авалоне. Очень хочется снова полетать. Когда-то у меня неплохо получалось.

– Тогда надевай, – сказала Гвен. – На них нельзя перемещаться очень далеко или очень быстро, но сейчас это и не нужно.

Она открыла багажник серой машины-ската, извлекла из него два серебристых свертка и две пары ботинок.

Дерк стал переобуваться, сидя на крыле машины. Пока он зашнуровывал ботинки, Гвен развернула скутеры – две платформы из тонкого, как лист бумаги, мягкого металла, такие маленькие, что на них едва могли поместиться обе ноги. На верхней стороне проступали контуры гравитационной решетки. Он ступил на платформу, осторожно поставил ноги в нужную позицию. Металлические подошвы его ботинок плотно закрепились на своих местах, платформа обрела твердость. Гвен вручила ему прибор управления. Дерк накинул ремешок прибора на запястье и крепко сжал его в ладони.

– Мы с Аркином пользуемся скутерами для осмотра лесов, – сообщила ему Гвен, завязывая шнурки на своих ботинках. – Аэромобиль, конечно, в десять раз быстрее, но трудно найти поляну достаточного размера для посадки. Скутеры удобны для мелкой работы, когда не надо брать много снаряжения и нет спешки. Гарс называет их игрушками, но… – она встала, ступила на платформу и улыбнулась. – Готов?

– Конечно! – отозвался Дерк и коснулся пальцами серебристой поверхности прибора на ладони правой руки. Касание оказалось слишком сильным. Платформа рванулась вперед и вверх, увлекая за собой его ноги, а тело опрокинулось. Дерк едва не ударился головой о крышу в момент, когда взмыл в воздух. Он продолжал подниматься в небо вверх ногами и дико хохотал.

Гвен последовала за ним, стоя на платформе с мастерством, приобретенным в результате длительной практики. Она поднималась в потоках сумеречного света, как мифический джинн, летящий на обрывке серебряного ковра-самолета. К тому времени как она догнала Дерка, он уже сумел вернуться в нормальное положение вверх головой, но все еще заваливался то вперед, то назад, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. Скутеры не были оснащены гироскопами, как аэромобили.

– Уи-и-и-и-и!.. – закричал Дерк, когда Гвен приблизилась. Она подлетела к нему сзади и хлопнула по спине. Этого было достаточно, чтобы он снова потерял равновесие и бешено закувыркался в небе над Лартейном.

Гвен что-то кричала. Дерк взглянул вперед и понял, что вот-вот врежется в высокую башню из черного дерева. С помощью аппарата управления он рывком выпрямился, продолжая бороться с непослушным телом.

Он летел высоко над городом, стоя на платформе сравнительно прямо, когда она нагнала его.

– Держись от меня подальше! – пригрозил Дерк, улыбаясь во весь рот, чувствуя себя по-дурацки неуклюжим. Но ему было очень весело. – Только попробуй толкнуть меня еще раз, женщина! Сяду в летающий танк и уничтожу тебя лазерной пушкой!

Он накренился в одну сторону, выпрямился, но приложил слишком большое усилие и повалился в другую.

– Ты пьян! – старалась перекричать ветер Гвен. – Слишком много пива на завтрак! – теперь она была над ним, скрестив руки на груди, глядя на его старания с напускным неодобрением.

– Эти штуки более устойчивы, когда висишь на них вниз головой, – заметил Дерк.

Ему, наконец, удалось поймать равновесие, но по его вытянутым в стороны рукам было видно, с каким трудом он его удерживает.

Гвен скользнула вниз и полетела рядом с Дерком, двигаясь легко и уверенно, ее черные волосы развевались позади, как знамя.

– Как дела? – крикнула она.

– Думаю, что освоился! – провозгласил Дерк. Он все еще стоял на доске.

– Молодец! Посмотри вниз!

Он посмотрел, минуя взглядом ненадежную опору под ногами. Лартейн с его темными башнями и поблекшими улицами остался позади. Вместо него тянулся пологий спуск к Парку, который виднелся вдали в сумеречном свете дня. Дерк увидел реку, темной лентой петлявшую среди тускло-зеленых деревьев. У него закружилась голова, и, взмахнув руками, он снова перевернулся.

Пока он висел вниз головой, Гвен спустилась ниже его и с усмешкой снова скрестила руки на груди.

– Ты ни на что не годен, т'Лариен, – заявила она. – Почему ты не летишь головой вверх, как все нормальные люди?

Дерк открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но задохнулся и лишь состроил в ответ гримасу. В конце концов ему удалось подняться. Ноги у него начали болеть от напряжения.

– Вот! – воскликнул он и смело посмотрел вниз, чтобы показать, что не боится высоты.

Гвен снова оказалась рядом с ним. Окинув его взглядом, она сказала:

– Ты позоришь детей Авалона и всех скутеристов вселенной. Но все же есть надежда, что сегодня ты останешься в живых. Ну, хочешь увидеть дикую природу?

– Показывай дорогу, Джинни!

– Тогда поворачивай. Нам надо в другую сторону. Мы должны перелететь через горы.

Она взяла его за руку. Описав в воздухе широкую дугу вверх и назад, они направились в сторону Лартейна. Город издали казался серым и невзрачным, а его знаменитые светящиеся камни, погашенные солнцем, зияли черными дырами. Горы едва вырисовывались во мгле.

Они летели в сторону города, постоянно набирая высоту, пока не оказались над Огненной Крепостью на уровне горных вершин. Для воздушных скутеров это была предельная высота, хотя аэромобиль, конечно, мог бы подняться намного выше. Но для Дерка и этого было достаточно. Хамелеоновая ткань их одежды приняла серо-белую окраску. Дерк с благодарностью подумал, как она хорошо греет: дул холодный ветер, день Уорлорна был ненамного теплее ночи.

Держась за руки и время от времени перекрикиваясь, они продолжали полет, наклоняясь то в ту, то в другую сторону в зависимости от ветра. Перевалив через горную вершину и плавно спустившись в темную скалистую долину, Гвен и Дерк снова поднялись и миновали еще одну гору, затем еще одну. Они летели мимо острых зубцов зеленых и черных скал, мимо падавших с высоты потоков, мимо отвесных обрывов. Потом Гвен предложила ему состязание в скорости. Дерк согласился, и они помчались вперед настолько быстро, насколько позволяли возможности скутеров и собственное умение, пока, наконец, Гвен не сжалилась и, вернувшись к нему, снова не взяла его за руку.

Цепь гор обрывалась на западе столь же неожиданно, как поднималась на востоке, образуя высокий барьер, заслонявший лес у подножия от света восходящего Колеса.

– Спускаемся, – скомандовала Гвен.

Дерк кивнул, и они начали медленный спуск к темно-зеленым лесным зарослям. К тому времени они находились в воздухе более часа. Дерк сильно замерз, насквозь пронизанный холодным ветром Уорлорна. Все его тело протестовало против такого дурного обращения.

Они приземлились в лесу рядом с озером, которое заметили во время спуска. Гвен грациозно опустилась, описав в воздухе плавную дугу, и осталась стоять на заросшем мхом берегу у кромки воды. Опасаясь врезаться в землю и сломать йогу, Дерк выключил двигатель чуть раньше, чем было нужно, и свалился с метровой высоты.

Гвен помогла ему отцепить ботинки от платформы, отряхнуть одежду и волосы от сырого песка и мха. Потом она села рядом с ним и улыбнулась. Дерк улыбнулся в ответ и поцеловал ее.

Вернее, попытался поцеловать. В тот момент, когда он положил руку ей на плечо, она отстранилась. Дерк опомнился, его руки опустились, лицо омрачилось.

– Прости, – пробормотал он и, отвернувшись, стал смотреть на озеро. Вода была маслянисто-зеленая, кое-где виднелись островки фиолетовых водорослей. Все вокруг замерло без движения. Только еле заметные крошечные насекомые скользили по поверхности мелкой воды у берега. В лесу было темнее, чем в городе, так как горы все еще закрывали большую часть диска Толстого Черта.

Гвен коснулась его плеча.

– Нет, это ты меня прости, – тихо сказала она. – Я тоже забылась. Все было почти как на Авалоне.

Он посмотрел на нее и заставил себя улыбнуться.

– Да, почти как там. Мне не хватает тебя, Гвен. Несмотря ни на что. Может быть, мне не следует об этом говорить?

– Может быть, – ответила Гвен. Она избегала его взгляда и, отвернувшись от него, смотрела на другой берег озера, подернутый туманной дымкой. Она долго сидела неподвижно, глядя вдаль, лишь только раз зябко передернула плечами. Дерк смотрел, как ее одежда медленно меняет цвет, становится пятнисто-зеленой, как земля.

Наконец он неуверенно протянул к ней руку. Гвен оттолкнула ее.

– Не надо, – сказала она.

Дерк вздохнул, набрал горсть песка. Потом он стал задумчиво наблюдать, как песок утекает сквозь пальцы.

– Гвен, – нерешительно начал он. – Джинни, я не знаю…

Гвен посмотрела на него и нахмурилась.

– Это не мое имя, Дерк. И никогда не было моим. Кроме тебя, меня так никто никогда не называл.

Он обиженно поморщился.

– Ну и что?

– А то, что Джинни – не я.

– Никто никогда… – пробормотал он. – Там, на Авалоне, мне пришло в голову имя, которое подходило тебе, и я назвал тебя так. Думал, что тебе оно нравилось.

Она покачала головой.

– Только сначала. Ты не понимаешь. Ты никогда не поймешь. Со временем это имя стало значить больше, чем вначале, Дерк. Чем дальше, тем больше, и все, с чем оно было связано, стало мне неприятно. Я же пыталась тебе это объяснить. Но тогда я была молода, почти ребенок, и, наверное, не нашла нужных слов.

– А теперь? – В его голосе прорезались нотки злости. – Теперь ты знаешь нужные слова, Гвен?

– Да, для тебя, Дерк. И даже больше, чем нужно. – Она улыбнулась ей одной известной шутке и тряхнула головой так, что волосы взметнулись вверх. – Послушай, имена, которыми мы называем друг друга, имеют очень большое значение. Они могут выражать отношения. Вот, например, Джаан. У людей их рода длинные имена из многих слов, потому что они отражают те роли, которые играет человек. Он может быть Джааном Викари для вулфхеймского друга на Авалоне, Высокородным Айронджейдом для членов Совета Сообщества, просто Ривом для почитателя, Вулфом для соратников на Великой Войне, и может быть еще кем-то в постели, иметь интимное имя. И все имена справедливы, потому что они все – он. Я понимаю это. Некоторые имена мне нравятся больше других, например, Джаан мне нравится больше, чем Вулф или Высокородный Айронджейд, но они все подходят ему. Кавалаанцы верят, что человек – это сумма всех его имен, и у них имена значат очень много. На других планетах тоже, но кавалаанцы знают в этом толк больше других. Вещь без имени не существует. Если она существует, она должна быть названа. И наоборот, если дать имя вещи, то где-нибудь, на каком-нибудь уровне она появится, будет существовать. Это еще одно кавалаанское представление. Ты понимаешь, о чем я говорю, Дерк?

– Нет.

Она рассмеялась.

– У тебя, как всегда, неразбериха в голове. Слушай, когда Джаан прибыл на Авалон, он был Джаантони Айронджейд Викари. Так звучало его полное имя. Самыми важными были первые два имени: Джаантони – его имя по рождению, Айронджейд – название его рода и сородичей. Викари – приобретенное имя, которое берут по достижении совершеннолетия. Это делают все кавалаанцы. Обычно берут имена уважаемых сородичей, известных героев мифов или своих любимых героев из истории. Таким образом сохранились многие фамилии Старой Земли. Считается, что если юноша берет имя героя, то он приобретает какие-то его качества. И на Верхнем Кавалаане, похоже, эта идея имеет основания.

– Выбранное Джааном имя – Викари – немного необычно. На языке Старой Земли оно означает: «дай мне руку», но в его случае оно имеет другой смысл. Мне рассказывали, что Джаан был странным ребенком: мечтательным, подвластным настроениям, слишком много размышлявшим. В раннем детстве он любил слушать песни и сказки эйн-кети, что считалось неподходящим занятием для кавалаанского мальчика. Эйн-кети – женщины, назначение которых – рожать детей. Пожизненные матери рода. Считается, что нормальный ребенок не должен проводить с ними времени больше, чем необходимо. Когда Джаан подрос, он стал предпочитать одиночество, любил исследовать пещеры и заброшенные шахты, старался держаться подальше от родовых братьев. Я говорю это без осуждения. Он был постоянным объектом нападок со стороны сверстников до встречи с Гарсом, который стал его защитником на долгие годы, хотя был гораздо младше его. Со временем положение изменилось. Достигнув возраста, когда его могли вызвать на дуэль чести, Джаан стал интересоваться оружием и очень скоро научился им искусно пользоваться. Он вообще очень способный человек, схватывает все на лету и запоминает намертво, даже лучше, чем Гарс. У Гарса больше развита интуиция, чем разум.

– Как бы там ни было, когда пришло время выбирать имя, у него было два героя, имена которых он не посмел назвать сородичам. Они не были айронджейдами и, что еще хуже, прослыли злодеями в кавалаанской истории, их гениальные деяния были забыты потомками, а затем преданы хуле. Поэтому Джаан соединил части их имен, и получилось слово, звучащее, как фамилия Старой Земли. А сородичи, ничего не подозревая, утвердили это имя. Ведь оно было всего-навсего приобретенным, менее важным для определения личности.

Она нахмурилась.

– Всю эту историю я рассказываю тебе для того, чтобы объяснить одну вещь. Когда Джаантони Айронджейд Викари прибыл на Авалон, он был Джаантони Айронджейдом. Только на Авалоне людей принято называть по фамилии, последним словом имени. Академия зарегистрировала его под фамилией Викари, и преподаватели называли его Викари. С этим именем ему пришлось жить два года. Постепенно он стал превращаться в Джаана Викари, будучи одновременно Джаантони Айронджейдом. Думаю, что ему это нравилось. С тех пор он всегда старался оставаться Джааном Викари, хотя это довольно трудно после того, как мы вернулись на Верхний Кавалаан. Для кавалаанцев он всегда был Джаантони.

– А откуда взялись все остальные имена? – спросил Дерк помимо своей воли. Рассказ Гвен проливал новый свет на кое-что из того, что он услышал утром от Джаана Викари.

– Когда мы поженились, он вернулся со мной в Сообщество Айронджейд и стал членом элиты, автоматически войдя в Верховный Совет. Это добавило к его имени слово «Высокородный» и дало право иметь частную собственность, независимую от рода, приносить священные жертвы богам и руководить своими кетами, родовыми братьями, в войнах. Таким образом он получил военное имя, своего рода звание, и религиозное имя. Когда-то эти имена были очень важны, но теперь они просто дань традиции.

– Ясно, – сказал Дерк, хотя и не понял всего. – Значит, кавалаанцам выгодно вступать в брак?

– Очень, – согласилась Гвен, снова становясь серьезной. – Когда на Авалоне Джаана стали называть Викари, он изменился. Он стал Викари, как бы гибридом своих кумиров, которые всю жизнь боролись с кавалаанскими предрассудками. Вот что могут делать имена, Дерк. Поэтому и у нас с тобой ничего не получилось. Я очень любила тебя. Да, я любила тебя, а ты любил Джинни.

– Ты была Джинни!

– И да, и нет. Для тебя я была Джинни, Гвиневера. Ты говорил это, повторяя снова и снова. Ты называл меня этими именами так же часто, как и Гвен, и ты был прав. Это были твои имена для меня. Не спорю, они мне нравились. Что я знала об именах? Джинни – довольно милое имя, а Гвиневера

– это легенда. Вот и все, что я знала.

Но потом я поняла, хотя и не могла объяснить словами. Сложность заключалась в том, что ты любил Джинни, только Джинни не была мной. Возможно, в ней существовала какая-то часть меня, но Джинни – это фантом, созданный твоим воображением, твоим желанием, твоей мечтой. Ты подогнал ее образ под мой и любил нас обоих. Иногда я замечала, что превращаюсь в Джинни. Дай вещи имя – и она возникнет, будет существовать. Вся правда – в названии, а также вся ложь. Ложное имя может исказить действительность и ее образ.

Я хотела, чтобы ты любил меня, а не ее. Я была Гвен Дельвано и хотела быть самой лучшей Гвен Дельвано. Я не хотела быть Джинни, а ты старался меня ею сделать и не понимал этого. Поэтому я ушла, – закончила она холодным ровным голосом и с застывшим лицом снова отвернулась от него.

Наконец он понял. Целых семь лет он не имел ни малейшего представления о том, почему она покинула его. Теперь же все прояснилось. Для этого она и послала ему говорящий камень: не для того, чтобы вернуть его, а для того, чтобы объяснить ему наконец, почему она отказалась от него. И в этом был смысл. Его злость неожиданно растаяла, оставив чувство усталости и грусти. Невидящим взглядом он смотрел на холодный песок в ладонях.

Гвен взглянула на него, и ее голос смягчился.

– Прости, Дерк, – сказала она. – Но ты опять зовешь меня Джинни, и я должна была сказать тебе правду. Я ничего не забыла. Надеюсь, ты тоже. Я долго думала о наших отношениях. Все было хорошо, пока было хорошо. Я спрашивала себя снова и снова: «Почему стало плохо?» Мне было страшно, Дерк, в самом деле, страшно. Я думала, что если у нас с Дерком ничего не получилось, значит в мире нет ничего надежного, ничего, чему можно было бы верить. В страхе я прожила два года. В конце концов Джаан помог мне справиться с этим. С его помощью я нашла ответы на эти мучительные вопросы. Но ты должен знать.

– Я надеялся…

– Не надо, – прервала его Гвен. – Не начинай, Дерк. Не пытайся. Даже попытка может нас погубить.

Он вздохнул. Все пути были закрыты. За все время разговора он даже не дотронулся до нее. Он почувствовал свою беспомощность.

– Из всего сказанного я понял, что Джаан не называет тебя Джинни? – спросил он наконец с горькой усмешкой.

Гвен рассмеялась.

– Нет. Как у всякой кавалаанки, у меня есть тайное имя, и он называет меня этим именем. Но я приняла его, потому что оно – мое имя.

Дерк пожал плечами.

– Значит, ты счастлива?

Гвен встала и отряхнула песок с брюк.

– Мы с Джааном… Многое в наших отношениях трудно объяснить. Ты когда-то был моим другом, Дерк, может быть, моим лучшим другом. Не торопи события. Именно сейчас я нуждаюсь в друге. Я откровенна с Аркином. Он слушает меня и старается мне помочь, но не может. Он слишком близко все принимает к сердцу, слишком предубежден против кавалаанцев и их культуры. У нас с Джааном и Гарсом есть свои сложности, если это то, о чем ты спрашиваешь. Но мне трудно говорить об этом. Дай мне время. Потерпи, если можешь. Будь мне снова другом.

Озеро, освещенное нескончаемым серо-красным рассветом, замерло в тишине. Дерк глядел в воду, где плавали темно-фиолетовые водоросли, и ему снова вспомнился канал на Браке. Значит, он все-таки нужен ей. Пусть не так, как ему того хотелось бы, но все же сохранилось что-то, что он мог ей дать. Дерк ухватился за эту мысль. Он хотел давать, ему это было нужно.

– Как тебе угодно, – сказал он, вставая. – Я многого не понимаю, Гвен, слишком многого. Мне кажется, что чуть ли не половина твоего рассказа о прошлом осталась мне непонятной, и я даже не знаю, о чем спрашивать. Но я постараюсь понять. Я знаю, что в долгу перед тобой.

– Ты будешь ждать?