Вознесение Габриеля Рейнард Сильвейн

Габриель поцеловал ее в губы. Это был робкий поцелуй мальчишки, не знающего, как соседская девочка отнесется к его действиям. Ей сейчас была нужна совсем не робость.

Джулия ответила тем, что стала наматывать на свои пальцы волосы Габриеля, а потом притянула его к себе, неистово целуя и заманивая его язык в свой рот.

Габриель тоже поцеловал ее, но сдержанно, после чего коснулся ее лба своим.

— Я не могу, — сказал он.

— Ну пожалуйста. — Джулия потянулась к нему, водя руками по широким плечам и мышцам спины, настойчиво притягивая его к себе.

— Я не могу заниматься с тобой любовью, когда ты грустна. У меня возникает ощущение, будто я делаю тебе больно.

— Но я нуждаюсь в тебе.

— А может, я лучше приготовлю тебе горячую ванну или сделаю еще что-нибудь?

— Занимаясь с тобой любовью, я чувствую себя счастливой. И понимаю, как сильно ты меня любишь. Прошу тебя, мне очень нужно почувствовать, что ты меня хочешь.

Его брови соединились в одну линию.

— Джулия, я конечно же тебя хочу. Но я не могу воспользоваться твоим состоянием.

Джулия была не из тех женщин, кто требует многого, а требовала она почти всегда что-то хорошее. И почти всегда это было хорошо и для Габриеля.

Он это знал. Ему было тяжело отказывать ей, глядя в эти большие грустные карие глаза. Однако следы, оставленные ее слезами, притушили его либидо. Он предпочел бы просто крепко ее обнять и успокоить одним своим присутствием.

Но лицо Джулии говорило ему, что она нуждается в нем, в их близости, в соединении души и тела. Пока Габриель гладил ей волосы, решая, что делать, он кое-что понял и в себе. На что бы ни намекал ему психотерапевт, у него не было сексуальной зависимости. Вопреки словам Скотта, Габриель не был ненасытным охотником за наслаждениями, испытывающим такой сексуальный голод, что мог бы уложить в постель каждую мало-мальски привлекательную женщину.

Джулианна изменила его. Он любил ее. И даже если она умоляла его, он не мог возбудиться, видя, что она страдает.

Она продолжала смотреть на него. Ее пальцы двигались вверх и вниз по его обнаженной спине. Габриель решил частично удовлетворить ее желание, гладя и лаская ее, чтобы вызвать приятные чувства и ощущения. Возможно, этого будет достаточно. Он целовал Джулию, замедляя скорость своих движений и превращая их в нежное разглядывание ее тела. Она теребила ему волосы, удерживая возле себя и слегка царапая голову. Даже охваченная страданием, даже жаждущая близости, она оставалась доброй.

Габриель нежно поцеловал ее в шею, потом в ухо и прошептал слова о том, как сильно она его изменила и насколько счастливее он стал теперь, когда Джулия ему принадлежит.

Целуя Джулию, Габриель игриво коснулся ямочки у основания ее шеи, Джулия стала громко вздыхать. Он осторожно потрогал зубами ее ключицы, осторожно сдвинул тонкую лямку топика, чтобы припасть поцелуями к ее белоснежному плечу.

Джулия была уже готова и вовсе сорвать топик, обнажив грудь, но Габриель ее остановил.

— Терпение, — прошептал он.

Он переплел их пальцы и поцеловал тыльную сторону ее ладони. Он разогнул ее руку так, чтобы коснуться ртом внутренней стороны локтя. Там Габриель задержался и подождал, пока Джулия не начнет стонать. Он целовал каждый дюйм ее кожи, проводя сильными руками по бархатной поверхности и пытаясь получать подсказки от жарких волн, что пробегали по ее телу, и звуков, срывавшихся с ее губ.

Теперь, когда ее слезы прекратились и она попросила его продолжать, Габриель раздел Джулию, разделся сам и встал на колени между ее ног.

Вскоре она дрожала и выкрикивала его имя. Сам по себе это был момент, которого Габриель жаждал сильнее всего, даже сильнее собственного оргазма, — звук его имени, срывающийся с ее губ вместе со стонами удовлетворения. Когда они только начали заниматься любовью, она была такой застенчивой. Всякий раз, когда она экстатическим шепотом, с придыханием, произносила «Габриель», его окутывало волной драгоценного тепла.

«Вот это и есть любовь, — думал Габриель. — Полностью обнажиться перед своей любимой и, приближаясь к оргазму, без стеснения произносить ее имя».

Достигнув оргазма, он отвечал ей тем же, говоря, что любит ее. В его разуме и ощущениях секс, любовь и Джулианна слились воедино. Святая троица.

Им обоим нужно было отдышаться. Габриель крепко обнимал Джулию, улыбаясь себе. Он гордился Джулией. Он был счастлив, что теперь она не стыдится во весь голос говорить о своих желаниях, даже когда ей самой грустно. Габриель нежно целовал ее и был благодарен улыбке, появившейся на ее лице.

— Спасибо, — прошептала она.

— И тебе спасибо, Джулианна, за то, что учишь меня любить.

В среду, придя на факультет, Пол был шокирован увиденным.

Возле почтовых ящиков стояла Джулия. Ее лицо побледнело и потускнело, а под глазами появились темные круги. Пол направился к ней. Увидев его, Джулия подняла голову и слабо улыбнулась. От ее улыбки ему стало грустно и больно.

Пол хотел узнать, в чем дело, но ему помешала Криста Петерсон. Она вошла, небрежно помахивая большой сумкой от Майкла Корса, висевшей у нее на руке. Чувствовалось, Криста хорошо отдохнула. Ее глаза сияли. Она была одета в красное, но не в вишнево-красное и не в кроваво-красное. Это был алый цвет — цвет победы и власти.

Увидев Пола и Джулию вместе, Криста тихонько засмеялась.

Темные глаза Пола смотрели то на Джулию, то на Кристу. Джулия нагнула голову, проверяя содержимое своего почтового ящика.

— Что случилось? — шепотом спросил Пол.

— Ничего. По-моему, простуда все-таки меня одолела.

Пол покачал головой. Ему хотелось мягко, по-дружески расспросить Джулию, но тут появился профессор Мартин. При виде завкафедрой Джулия схватила сумку и пальто, намереваясь поскорее добраться до двери.

— Может, пойдем и выпьем кофе? — предложил Пол, останавливая Джулию. — Я как раз собирался заглянуть в «Старбакс».

— Я очень устала, — покачала головой Джулия. — Думаю, мне пора домой.

Взгляд Пола скользнул по ее обнаженной шее, где уже не было той страшной отметины, потом снова вернулся к ее лицу.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросил он.

— Нет, Пол, спасибо. Со мной все в порядке.

Он кивнул. Джулия повернулась, чтобы уйти. Пол двинулся за ней.

— Пожалуй, и я пойду не в кофейню, а домой. Если хочешь, провожу тебя.

Джулия закусила губу, но кивнула. Они вместе вышли на пронзительно холодный февральский воздух. Зябко ежась, Джулия закутала шею шарфом с эмблемой колледжа Святой Магдалины.

— У тебя оксфордский шарф, — заметил Пол.

— Да.

— В Оксфорде купила?

— Нет. Подарили.

«Оэун, — подумал Пол. — Значит, парень не такой уж непроходимый болван, раз учился в Оксфорде. С другой стороны, Эмерсон тоже учился в Оксфорде…»

— А мне очень нравится шапочка с эмблемой «Филлиз», которую ты мне подарила. Хотя я фанат «Ред сокс», я ношу ее с гордостью. Правда, только не в Вермонте. Если бы отец увидел меня в такой шапочке на ферме, то тут же кинул бы твой подарок в камин. — Джулия невольно улыбнулась. Пол тоже улыбнулся. — И давно ты болеешь?

— Да… несколько дней, — пожала плечами Джулия, которой стало неуютно от его расспросов.

— А к врачу ходила?

— Это всего лишь простуда. Врачи не умеют справляться с простудой.

Они шли мимо Королевского музея Онтарио. Пол украдкой поглядывал на Джулию. Между ними и хрустальным чудовищем, называемым северной стеной музея, кружились снежинки.

— Никак Криста тебя опять достала? Когда она вошла, ты даже в лице изменилась. Я видел.

Джулия не ответила. Провалившись по колено в снег, она едва не упала. Пол вовремя протянул свою ручищу и уберег ее от падения.

— Осторожнее. Иногда под снегом бывает голый лед.

Джулия поблагодарила его и, когда он убрал руку, пошла чуть медленнее.

— Если вдруг снова поскользнешься, хватайся за меня. Я не падаю. Никогда.

Джулия искоса посмотрела на него. Взгляд был совсем невинным, но Пол покраснел. Она еще не видела, чтобы регбисты краснели.

Ходят слухи, что такое вообще невозможно.

— Я хотел сказать, что я слишком тяжелый. Если ты за меня схватишься, я устою на ногах и не упаду.

— Не такой уж ты тяжелый, — покачав головой, сказала Джулия.

Пол молча улыбнулся, приняв комплимент.

— Криста наговорила тебе грубостей?

Джулия смотрела на заснеженный тротуар.

— Я сейчас вплотную занимаюсь диссертацией и засиживаюсь допоздна. Профессор Пиктон очень требовательна. На прошлой неделе она забраковала несколько страниц моего перевода «Чистилища». Приходится переделывать, а это отнимает уйму времени.

— Я мог бы тебе помочь. Пришли мне по электронной почте свои переводы, прежде чем показывать их ей. Я проверю.

— Спасибо, но у тебя и своей работы хватает. Не надо тратить время на мои проблемы.

Пол остановился и осторожно взял ее за руку:

— Для тебя у меня найдется время. Ты ведь пишешь на тему любви и похоти. А я пишу о наслаждениях. Среди наших переводов наверняка есть общие куски. Для меня это было бы хорошей практикой.

— Я уже не пишу на тему любви и похоти. Профессор Пиктон заставила меня поменять тему. Теперь я занимаюсь сравнением романтической любви и дружбы между Вергилием и Данте.

— Все равно часть стихов могут оказаться у нас общими, — пожал плечами он.

— Можно было бы сравнивать переводы, если бы мы переводили одинаковые отрывки. Я не хочу нагружать тебя делами, не имеющими никакого отношения к твоей теме, — сказала Джулия. В ее голосе звучала настороженность.

— И все-таки пришли мне то, что уже сделала, и напиши, к какому сроку тебе это надо. Я просмотрю. Время найдется.

— Спасибо.

Теперь Полу показалось, что Джулия обрадовалась.

Он освободил ее руку, и они пошли дальше.

— А ты знаешь, что завкафедрой итальянского языка и литературы разослал электронное письмо с сообщением о твоем поступлении в Гарвард? Он пишет, что тебе назначена очень приличная стипендия.

— Впервые слышу, — искренне удивилась Джулия, округляя глаза. — Я ничего не знала и никакого его письма не получала.

— Странно. Все получили. Эмерсон велел мне распечатать это письмо и прикрепить на доску объявлений рядом с его кабинетом. Потом он потребовал, чтобы я взял ярко-желтый маркер и пометил все важные места в письме. Сумму стипендии тоже. Пока ты ходила на его семинары, Эмерсон только и знал, что грубил тебе, а теперь, получается, твое приглашение в Гарвард он приписывает себе. Придурок.

Джулия наморщила лоб, но промолчала.

— Что? — спросил Пол.

— Ничего, — ответила она, но под его внимательным взглядом слегка покраснела.

— Джулия, плюнь ты на него. О чем ты сейчас думала?

— Ты ведь постоянно бываешь на факультете. Может, ты заметил, что Криста стала там появляться чаще, чем прежде? Кстати, она не попадалась тебе возле кабинета профессора Эмерсона?

— Слава богу, нет. Сдается мне, она переключилась на кого-то другого. А со мной она вообще ни о чем таком говорить не станет. Я жду, когда мне представится случай отругать ее за все ее выверты. — Пол подмигнул и по-братски похлопал Джулию по плечу. — Пусть лучше не злит меня. Иначе я кое-что порасскажу о ней.

Встреча с деканом была назначена на утро пятницы. В четверг Джулия встретилась со своим психотерапевтом и конечно же затронула эту тему.

Почувствовав, насколько Джулии важно обсудить происходящее в ее жизни, доктор Николь не стала проводить с нею запланированный сеанс, а внимательно выслушала свою пациентку.

— Стресс может очень разрушительно действовать на наше здоровье, и потому надо уметь с ним эффективно справляться. Одним предпочтительнее говорить о своих проблемах, другим — думать о них. Вам в прошлом уже приходилось преодолевать стресс? Как вы это делали?

— Молча носила в себе, — ответила Джулия, теребя пальцы.

— А вы можете поделиться своими проблемами с вашим другом?

— Могу. Но я не хочу его расстраивать. Он и так беспокоится за меня.

Николь понимающе кивала.

— Когда заботишься о другом, возникает вполне естественное желание оградить близкого вам человека от боли и страданий. В ряде случаев это самый верный и правильный подход. Но порою вы рискуете взвалить на себя слишком тяжелый груз стресса и ответственности. Вы сознаете, чем это чревато?

— Мне не нравится, когда Габриель что-то утаивает от меня. Я чувствую себя маленьким ребенком. Я скорее предпочла бы узнать самую неприятную правду, чем оставаться в неведении.

— Возможно, Габриель испытывает схожие чувства. Ему тоже не нравится, когда вы что-то от него утаиваете. Вы говорили с ним на эту тему?

— Пыталась. Я сказала, что хочу, чтобы у нас все было поровну и не было секретов друг от друга.

— Так. И какова его реакция?

— Ему либо хочется окружить меня заботой, либо он начинает беспокоиться, что, если я узнаю о какой-то проблеме, меня это расстроит.

— И какие чувства у вас это вызывает?

Джулия руками помогала себе найти нужные слова.

— Я не хочу брать от него деньги. У меня появляется ощущение, что я бедна, зависима и… беспомощна.

— А почему вы это чувствуете?

— Он и так на меня потратил уйму денег, а я не в состоянии ему отплатить.

— То есть для вас важно, чтобы в ваших отношениях все было на равных?

— Да.

— Отношений, которые абсолютно во всем строились бы на равных, не бывает, — добродушно улыбнулась Николь. — Когда некоторые пары стараются все разделить пополам, то вдруг с удивлением обнаруживают, что у них не партнерство, а сплошной бухгалтерский учет. Однако стремление к партнерским отношениям, где каждый имеет одинаковую ценность и где груз тягот и обязательств распределяется поровну… это здоровая тенденция. Иными словами, если Габриель зарабатывает больше вас, в этом нет ничего плохого. Но ему необходимо понять, что вы хотите вносить свой вклад в ваши отношения. Если не деньгами, то какими-то иными способами. Однако они заслуживают такого же уважения, как и деньги. Вам это понятно?

— Мне нравится такая идея. Очень нравится.

— А что касается желания каждого из вас защитить другого… — Доктор Николь улыбнулась. — Вы могли бы привести аргумент чисто биологического характера, почему мужчинам необходимо защищать своих женщин и детей. Причины бывают разными, но факт остается фактом. Мужчины склонны искать подтверждение собственной значимости в поступках и достижениях. Если вы откажете Габриелю в праве что-то делать для вас, он почувствует себя бесполезным и ненужным. Ему хочется знать, что он в состоянии позаботиться о вас и защитить, и это совсем неплохо. У партнеров и должно возникать желание защищать друг друга. Но как и у любой точки зрения, у нее есть своя середина и свои крайности. Вам и вашему другу нужно стремиться к середине. В каких-то сторонах вашей жизни позвольте ему заботиться о вас, но в других проявляйте независимость. И убедите его в том, что вам тоже необходимо о нем заботиться.

Джулия кивала. Ей понравилась высказанная психотерапевтом идея умеренности. Джулии хотелось заботиться о Габриеле, ей хотелось, чтобы он заботился о ней, и она вовсе не желала быть обузой. Не желала, чтобы Габриель воспринимал ее как несчастную и сломленную женщину. Но одно дело — слушать идеи, и совсем другое — применять их на практике.

— У некоторых мужчин есть то, что я называю «рыцарским синдромом». Им кажется, будто их женщины абсолютно беспомощны и потому требуют защиты везде и во всем. Поначалу такое отношение будоражит женщин — и они находят его романтическим, но постепенно реальность берет свое, и рыцарство начинает восприниматься как мелочная и душная опека. Когда один партнер только и делает, что защищает другого, а другой лишь принимает эту защиту, такие отношения здоровыми не назовешь. Разумеется, у некоторых женщин есть свой эквивалент «рыцарского синдрома» — «привязанность к раненому утенку». Такие женщины выискивают себе мужчин из категории «плохих мальчиков», разного рода страдальцев, побитых жизнью, и пытаются их выходить. Но разговор о подобных женщинах мы отложим на другой раз. Если говорить об экстремальных ситуациях — ради защиты своей женщины мужчина-рыцарь отважится на любые безрассудные и опрометчивые поступки. Например, вскочит на коня и ринется в бой или заглушит в себе инстинкт самосохранения и вступит в неравное сражение с превосходящими силами противника, хотя разумнее было бы спастись бегством. Впрочем, береженого Бог бережет. — Доктор Николь негромко рассмеялась. — Вы видели фильм «Триста спартанцев»?

Джулия покачала головой.

— Это фильм о битве при Фермопилах, когда триста спартанцев сдерживали натиск армии персов. Триста спартанских воинов против двухсотпятидесятитысячной армии. Естественно, все они погибли. Об этом написано у Геродота.

Джулия с заметным интересом смотрела на доктора Николь. Многие ли психотерапевты могут цитировать Геродота?

— Спартанский царь Леонид — это пример крайности. Можно, конечно, возразить и сказать, что его последняя битва была обусловлена политическими соображениями, а вовсе не рыцарством. Я хочу подчеркнуть следующую мысль: иногда мужчина-рыцарь, защищая свою женщину, способен причинить ей больший вред, чем какие-то внешние обстоятельства, которые ей угрожают. Утверждают, будто спартанские женщины, провожая на войну своих мужей и сыновей, напутствовали их словами: «Со щитом иль на щите». Если бы вы оказались в подобной ситуации, думаю, вы бы предпочли, чтобы Габриель вернулся к вам, а не погиб, доблестно сражаясь против полчищ персов.

Джулия кивнула, полностью соглашаясь с психотерапевтом.

— Возможно, вам стоит поговорить с Габриелем обо всем этом. О том, что вы чувствуете, когда он рискует, защищая вас. О необходимости вам самой нести свою долю ответственности и противостоять натиску внешнего мира. Скажите ему, почему вы хотите чувствовать себя равноправным партнером, а не ребенком или беспомощной дамочкой. — Помолчав, доктор Николь добавила: — Возможно, Габриель захочет прийти к нам на совместный сеанс, несмотря на то что индивидуальные сеансы он посещать перестал.

— Простите, что вы сказали? — спросила Джулия, сомневаясь, правильно ли поняла слова доктора Николь.

Психотерапевт улыбнулась:

— Я говорила, что вам стоит рассказать Габриелю о том, какие чувства вызывает у вас его защита.

— Нет, не это. Я имею в виду вашу последнюю фразу. Вы сказали, что Габриель больше не ходит на сеансы?

Николь замерла.

— Конечно, это очень непрофессионально с моей стороны. Я не имела права говорить вам о другом клиенте и о его докторе.

— Когда Габриель перестал ходить к Уинстону?

— Точно сказать не могу. — Доктор Николь заерзала на стуле. — А сейчас давайте поговорим о том, как вам преодолеть стресс накануне вашей завтрашней встречи…

Декан факультета подготовки магистров обожал формальности, обставленные с определенным изяществом, поэтому встречи он всегда проводил в просторной, обшитой деревянными панелями комнате для совещаний, которая соседствовала с его кабинетом на Сент-Джордж-стрит. Справа от него расположился профессор Джереми Мартин, заведующий кафедрой итальянского языка и литературы. Мартин сидел на стуле с большой высокой спинкой, отдаленно напоминавшем средневековые стулья. Декан и профессор расположились за внушительным столом из темного дерева, который тянулся почти во всю ширину комнаты.

Перед столом поставили два складных, весьма неудобных стула. На них сидели Сорайя и ее подзащитная, дожидаясь начала встречи.

— Представим собравшихся, — возвестил декан, и его баритон разнесся по всему пространству комнаты.

— Мисс Джулианна Митчелл.

Джулия молча кивнула.

— С кем вы пришли?

Его холодные, бледно-голубые глаза бесстрастно смотрели на темноволосую женщину, сидевшую слева от Джулии, но он конечно же узнал ее.

— Меня зовут Сорайя Харанди. Я буду представлять интересы мисс Митчелл.

— А что, есть причина, заставившая мисс Митчелл прийти на неофициальную встречу в сопровождении адвоката?

— Замечу, доктор Арас, что моя клиентка просто последовала вашим распоряжениям. В письме вы известили ее, что она может прийти с адвокатом. — Голос Сорайи был обманчиво учтив.

Дэвид подавил сильное желание рявкнуть на нее, ибо не любил, когда из него делали дурака.

— Познакомьтесь. Это профессор Мартин, — сказал он, кивнув в сторону Джереми.

Джулия пригляделась к заведующему кафедрой. Она знала: после этой встречи профессору Мартину предстояла встреча с Габриелем по поводу жалобы Кристы о сексуальном домогательстве. Джулия изо всех сил старалась прочитать на лице Мартина хоть какую-то подсказку, но безуспешно. Выражение лица профессора было намеренно нейтральным, по крайней мере по отношению к ней.

Декан откашлялся и начал говорить:

— Мисс Митчелл, к нам поступила очень серьезная жалоба на вас. Сегодняшний разговор, на который мы вас пригласили, преследует исключительно информационные цели, поскольку мы только начинаем наше расследование. Мы зададим вам ряд вопросов, после чего у вас будет возможность задать вопросы нам. Надеюсь, что где-то через полчаса наша встреча закончится.

Джулия медленно вдохнула, глядя на декана и ожидая его вопросов.

— Состоите ли вы в романтических отношениях с профессором Габриелем Эмерсоном?

Глаза Джулии буквально вылезли из орбит, а рот раскрылся. Вместо нее заговорила Сорайя:

— Моя клиентка не будет отвечать ни на один вопрос, пока ей не раскроют содержание жалобы. Учитывая принятую в университете политику, письмо, адресованное мисс Митчелл, было составлено в туманных выражениях. Однако ваш вопрос туманным никак не назовешь. Итак, в чем обвиняют мою клиентку, какими доказательствами подкреплена поданная на нее жалоба и кто является подателем жалобы?

Дэвид постучал пальцем по стеклянному графину, заставив танцевать ломтики лимона, что плавали в воде.

— Подобные встречи подчиняются определенным правилам. Будучи деканом, вопросы здесь задаю я.

— Доктор Арас… — Интонация голоса Сорайи стала почти снисходительной. — Мы оба знаем, что политика университета и проводимые им процедуры подчиняются принципам естественного права. Моя клиентка заслуживает право знать содержание поданной на нее жалобы, а также природу и объем доказательств, собранных против нее, если такие доказательства существуют. И конечно же, она имеет право знать имя подателя жалобы. Все это должно быть ей известно прежде, чем она начнет отвечать на какие-либо вопросы. В противном случае мы имеем факт неправомерного разбирательства, и у меня не останется иного выбора, как подать на это жалобу. Незамедлительно.

— Я вынужден согласиться с мисс Харанди, — негромко произнес профессор Мартин.

Краешком глаза Дэвид раздраженно посмотрел на него.

— Отлично. К нам поступило заявление на вашу клиентку о поведении, несовместимом с положением аспирантки. В заявлении утверждается, что она вступила в сексуальные отношения с одним из своих профессоров с целью обеспечить себе определенные преимущества в учебе.

Глаза Джулии стали большими и круглыми.

Сорайя громко рассмеялась:

— Это фарс. Моя клиентка — исключительно талантливая аспирантка. Ей предложили досрочное поступление в Гарвард, о чем вам хорошо известно. — Она кивнула в сторону профессора Мартина. — Так что моей клиентке незачем добиваться успехов известным женским способом.

— Мисс Харанди, поданная жалоба не является беспрецедентной в стенах нашего университета. Следуя университетской политике, мы серьезно подходим к рассмотрению всех жалоб.

— В таком случае почему жалоба не рассматривается как сексуальное домогательство? Если одно лицо предлагает другому лицу сексуальный контакт в обмен на какие-то выгоды, разве подобная сделка не считается сексуальным домогательством?

— Мы проведем расследование и в этом направлении, — резко ответил Дэвид.

— Замечательно. Просто замечательно, — усмехнулась Сорайя. — И о каких же преимуществах упоминается в поданной жалобе?

— Высокая оценка за участие в семинарах, которые проводил данный профессор. Финансовая поддержка в форме гранта и обещание, что научным руководителем мисс Митчелл станет одна известная и уважаемая в научных кругах особа, которая в силу возраста уже не преподает в нашем университете.

Сорайя махнула рукой. Она почти зевала от скуки.

— Я еще раз обращаю ваше внимание на тот факт, что успехи моей клиентки в учебе говорят сами за себя. А теперь, пожалуйста, скажите, кто же этот несчастный профессор?

— Габриель Эмерсон, — ответил Дэвид, в упор глядя на Джулию.

Сорайя улыбнулась во весь рот:

— Податель жалобы обладает необузданным воображением. Этому человеку необходимо попробовать себя в литературе. Уж не профессор ли Эмерсон и подал эту жалобу?

Джулия в ужасе затаила дыхание, ожидая ответа Дэвида.

— Нет, это не он, — сухо ответил декан, постукивая концом ручки по разложенным перед ним бумагам.

— В таком случае какие заявления он сделал, когда вы с ним говорили?

— Мы намерены побеседовать с профессором Эмерсоном после того, как соберем более обширные сведения. Согласно нашему протоколу, сотрудники факультета, имена которых упомянуты в жалобе, опрашиваются не первыми, а последними, — сказал профессор Мартин. Это были его первые слова за все время. Он говорил твердо, но спокойно.

Сорайя сурово поглядела на Мартина:

— Значит, сообразно университетской иерархии, первый удар получают аспирантки? И только потом наступает очередь профессора, чьи показания могли бы снять с нее все обвинения? Я просто шокирована тем, что вы вызвали мою клиентку сюда, даже из вежливости не попытавшись поговорить с другим человеком, имя которого тоже упоминается в жалобе. А ведь было бы достаточно двух телефонных звонков, и эта жалоба лопнула бы как мыльный пузырь. Это позор.

Дэвид начал было возражать, но Сорайя снова его прервала:

— И перед тем как закончить эту встречу, ответьте, кто податель жалобы?

— Полагаю, мисс Митчелл это имя знакомо. Жалобу подала Криста Петерсон.

Сорайя восприняла новость бесстрастно, зато глаза Джулии вспыхнули и метнулись в сторону профессора Мартина. Всего одно быстрое движение, но он заметил и, сведя брови, тоже посмотрел на нее.

Джулия покраснела и опустила глаза.

Дэвид держал в руке две бумаги.

— Наше предварительное расследование выявило, что профессор Эмерсон на своем выпускном семинаре удостоил мисс Митчелл очень высокой оценки. Вскоре после того, как мисс Митчелл начала занятия в аспирантуре, на ее имя поступил грант от некоего фонда М. П. Эмерсона — таинственной, недавно появившийся американской организации. Профессор Мартин передал мне личное дело мисс Митчелл, откуда я узнал, что в прошлом семестре профессор Эмерсон имел беседу с Кэтрин Пиктон и попросил ее стать вместо него научным руководителем диссертации мисс Митчелл. — Он передал Сорайе папку. — Как видите, мисс Харанди, здесь содержатся дополнительные свидетельства, представленные мисс Петерсон. Фотографии и вырезки из флорентийской газеты. На газетных снимках мисс Митчелл и профессор Эмерсон запечатлены вместе на торжестве в Италии. Газета цитирует слова профессора Эмерсона, назвавшего мисс Митчелл своей невестой. А вот сделанное под присягой заявление работника одного из местных клубов. Он утверждает, что располагает записями с камер видеонаблюдения, где зафиксировано личное общение мисс Митчелл и профессора Эмерсона в клубе, когда она еще была аспиранткой профессора. Характер их общения весьма интимный, выходящий далеко за рамки профессиональных отношений. — Для большего драматического эффекта декан сделал паузу. — Материалы, представленные подательницей жалобы, возможно, свидетельствуют не об одном, а о нескольких нарушениях. Поэтому нам очень хочется услышать версию этой же истории из уст мисс Митчелл. Я еще раз спрашиваю вас, мисс Митчелл, все перечисленные блага вы получили от вашего профессора как результат ваших личных отношений с ним?

— Доктор Арас, я удивлена, что человека вашего положения можно убедить в правдивости жалобы, которая не только сомнительна сама по себе, но еще и подкрепляется в высшей степени сомнительными аргументами. Вырезки из какого-то итальянского таблоида — это что, серьезные доказательства? А видеозаписи, подлинность которых невозможно проверить? В этом деле нет неопровержимых доказательств. Ни одного.

Горячность, свойственная декану, все-таки взяла над ним верх.

— Нечего сомневаться в моей компетентности, мисс Харанди. Я работаю в системе высшего образования с тех самых пор, когда вы еще ходили в детский сад.

Сорайя удивленно подняла брови, затем картинно закрыла папку и бросила на стол.

— Какой личный интерес преследовала подательница жалобы, делая столь сомнительные утверждения?

Дэвид метнул в нее сердитый взгляд.

Сорайя посмотрела на заведующего кафедрой, затем вновь повернулась к декану:

— Возможно, истинной целью подательницы жалобы является профессор Эмерсон. Почему у меня вдруг сложилось впечатление, что моя клиентка — это, так сказать, сопутствующие потери?

— Все прочие вопросы находятся вне вашей компетенции, мисс Харанди, — произнес декан, у которого начал дергаться подбородок. — Даже если бы мы в деканате и предпочли оставить без внимания информацию, подкрепляющую жалобу, мы не имеем права этого делать. Газетная статья доказывает, что мисс Митчелл и профессор Эмерсон находились в романтических отношениях всего через несколько дней после окончания семестра. Несложно представить, что между ними уже существовали недопустимые отношения.

— Я не могу поверить, что вы вызвали мою клиентку ради выслушивания этих чудовищных обвинений. Подательница жалобы, определенно, человек с неустойчивой психикой, которая живет в мире собственных фантазий. Если у нее есть какие-то претензии к профессору Эмерсону, она должна подавать жалобу на него, а не на мою клиентку. Учитывая все то, что я здесь сегодня видела и слышала, я посоветую своей клиентке воспользоваться ее законным правом и подать встречную жалобу на мисс Петерсон с обвинением в мошенничестве и клеветнических измышлениях. Такие оскорбления нельзя оставлять безнаказанными.

Декан шумно откашлялся.

— Если ваша позиция такова, что отношения между мисс Митчелл и профессором Эмерсоном существуют по их обоюдному согласию, я охотно приму это к сведению, и шарада будет разгадана. И когда же эти обоюдные отношения начались?

— Единственная шарада — это та, что создается усилиями вашего деканата. Делая вид, что вы расследуете нарушения академического характера, вы занимаетесь тем, что иначе как сладострастным сексуальным маккартизмом не назовешь. Встреча окончена. — Сорайя демонстративно закрыла свой портфель и встала.

— Задержитесь еще на минутку, мисс Харанди. Если бы вы потрудились внимательнее отнестись к папке с личным делом мисс Митчелл, вы бы заметили там официальный документ, датированный октябрем прошлого года и подписанный профессором Пиктон. В этом документе профессор Пиктон выражает свое согласие стать научным руководителем диссертации мисс Митчелл, поскольку у профессора Эмерсона дальнейшее руководство может спровоцировать конфликт интересов. Какая причина была у него обращаться к профессору Пиктон, кроме как дать мисс Митчелл то, чего она желала? И чем мог быть вызван этот конфликт интересов, как не предосудительными отношениями?

Джулия уже был готова заявить, что знает Габриеля еще с тех пор, когда была семнадцатилетней девчонкой, однако Сорайя мертвой хваткой вцепилась ей в руку.

— Доктор Арас, вы говорите так, словно поддерживаете сторону подательницы жалобы. Наверное, ваше письмо в адрес мисс Митчелл выглядело бы менее лицемерным, если бы вы напрямую заявили, что цель вашей встречи с нею — любым способом очернить и оклеветать ее, дабы у вас появились основания применить к ней меры дисциплинарного воздействия.

Чувствовалось, что декан с трудом подавил нараставший гнев. Он сердито махнул рукой, указывая на разложенные перед ним бумаги:

— В поданной жалобе утверждается, что мисс Митчелл получила учебные привилегии по причинам далеко не учебного характера… Подательница жалобы заявляет, что на одном из семинаров между мисс Митчелл и профессором Эмерсоном в присутствии собравшихся вспыхнул спор, который иначе как любовной ссорой не назовешь. Вскоре после этой публичной словесной перепалки профессор Пиктон подписала документ, позволяющий ей стать научным руководителем диссертации мисс Митчелл. Quid pro quo. Quod erat demonstrandum.[15]

— Nemo me impune lacessit,[16] доктор Арас, — ответила Сорайя, наградив декана каменным взглядом, до этого она улыбнулась профессору Мартину. — Латынь я начала изучать еще в детском саду. Если ректор, основываясь на этой жалобе, все же выдвинет обвинения против мисс Митчелл, я найду иные способы призвать к ответу и подательницу жалобы, и ваше ведомство.

Джулия видела, как побелели пальцы декана, сжимавшие ручку.

— Мисс Митчелл, вы уверены, что хотите занять именно такую позицию? В случае вашего согласия сотрудничать с нами вы можете рассчитывать на снисхождение.

— По существу, вы уже назвали мою клиентку шлюхой и обвинили ее в том, что она спала с профессором ради неких выгод. Не стану напоминать вам о существовании закона, устанавливающего ответственность за оскорбление чести и достоинства личности. Насколько помню, в прошлом году мы с вами уже встречались в схожей ситуации. Мы с моей клиенткой не поддадимся на угрозы.

— Мы не угрожаем. Мы рассматриваем дело по существу и выносим решение. Мы заслушаем свидетелей и всех лиц, имеющих отношение к данному делу, после чего устроим новую встречу. Джереми, у вас есть вопросы или замечания?