Сладкая месть Картленд Барбара

Глава пятая

Леди Мелчестер вошла в спальню дочери, подошла к окну и рывком отдернула шторы. Мелия крепко спала, зарывшись в кружева и атлас постельного белья. Она лишь слабо пошевелилась во сне, потом перевернулась на другой бок и снова предалась сну.

— Мелия! — громко позвала ее леди Мелчестер. — Просыпайся! У меня для тебя новость! — Ответа не последовало. Мать подошла к кровати и потрясла дочь за плечо. — Кому говорю, Мелия, просыпайся! Это очень важно! Взгляни, что пишет «Дейли экспресс»!

При упоминании о газете Мелия встрепенулась и рывком села на кровати. Ее темные волосы были аккуратно собраны под бледно-голубой кружевной ночной чепчик в тон ночной сорочке, но отдельные пряди выбились и упали на глаза. Даже в этот ранний час, без помады, пудры и румян, Мелия была прелестна. Она потянулась, потом сладко зевнула и, не говоря ни слова, взяла газету.

— Вот здесь читай! — трагическим голосом проговорила леди Мелчестер и ткнула пальцем в указанное место.

Мелия скользнула взглядом по колонке и тут же погрузилась в чтение.

— Не может быть! — воскликнула она, дочитав сообщение до конца. — Невероятно! Как Толли посмел поступить со мной подобным образом?

Как он посмел!

— Сколько раз я предупреждала тебя, Мелия, — сухо заметила ей мать, — чтобы ты вела себя с ним поаккуратнее. По-моему, ты совершила большую ошибку.

Мелия подняла на мать глаза, потемневшие от гнева.

— Мама, ты понимаешь, что это значит? Теперь все станут говорить, что Толли меня отверг. О господи! Я не вынесу такого позора! Как он мог так поступить со мной! Как он мог!

Мать и дочь смотрели друг на друга глазами, полными отчаяния.

Леди Мелчестер была американкой. Она в молодости сделала, по всеобщему мнению, блестящую партию, выйдя замуж в течение первого же сезона в Англии. Она была представлена ко двору, ее лично опекала жена американского посла, в сопровождении которой дебютантка появилась на королевском балу в Букингемском дворце. Именно там, в обстановке помпезной роскоши и церемонной торжественности, сэр Чарльз Мелчестер и влюбился в юную американку. И ее богатство было тут совсем ни при чем. Сэр Чарльз — слишком прямодушный человек, и он не привык выстраивать хитроумные схемы для достижения своих целей. А потому он жил с искренней верой в то, что и остальные люди ведут себя точно так же. Во всяком случае, он пребывал в полном неведении касательно тех изощренных интриг, которыми с таким упоением занимались его жена и дочь.

Леди Мелчестер осчастливила сэра Чарльза ребенком лишь на десятый год совместной жизни: она родила ему дочь. Единственную! После чего посчитала, что исполнила свой супружеский долг, и не сделала ни малейшей попытки одарить мужа столь желанным для него наследником. Естественно, Мелия росла ребенком, избалованным донельзя. Ее баловали дома, ее безудержно баловали многочисленные американские родственники, которых она навещала каждый год. Именно американская родня и приучила ее к мысли, что мир создан исключительно и только для женщин, которые должны идти по жизни как полновластные хозяйки земли и неба.

Новый Свет привил Мелии не только чувство собственного превосходства. В Америке она научилась элегантно и стильно одеваться, быть по-американски раскованной и общительной, остроумной и занимательной, вести себя свободно и легко и при этом сохранять присутствие духа и хладнокровие в самых непростых житейских ситуациях. Словом, она обладала целым набором качеств, которых не было у ее британских сверстниц. Годы взросления, то есть отрочество и раннюю юность, Мелия прожила исключительно в Штатах, ибо, как только началась война, леди Мелчестер тут же спровадила свою драгоценную дочурку подальше от ужасов бомбежек и авианалетов, вручив из рук в руки обожающим ее американским дядюшкам и тетушкам. Мелии еще не исполнилось и пятнадцати, а она уже стала заметной и вполне самостоятельной фигурой в нью-йоркском высшем свете. Ее общества искали, ее высказывания появлялись в светских колонках газет, ее почтовый ящик в буквальном смысле слова ломился от обилия корреспонденции. Ей предлагали сниматься в кино, просили автограф, ее засыпали признаниями в любви, поклонники делали предложения руки и сердца. А потому не было ничего удивительного в том, что Мелия выросла с сознанием собственной исключительности. История, география, международные события, национальные кризисы и катаклизмы — все интересовало ее лишь в той степени, в какой касалось, непосредственно или опосредствованно, ее самой. Дебют Мелии, уже в высшем свете Лондона, стал настоящей сенсацией. Но она привлекла к себе внимание не только светского общества. Простые британцы, всегда любившие поглазеть на красивых молоденьких девушек, но изрядно подуставшие от популярных кинозвезд, с радостью перенесли нерастраченные эмоции на гламурную красавицу по имени мисс Мелия Мелчестер. Газеты соревновались друг с другом в добывании новостей, касающихся жизни Мелии. Ее фотографии, сделанные в самых неожиданных местах, ежедневно мелькали в колонках светской хроники. А уж редакторы глянцевых журналов и вовсе не мыслили себе, чтобы очередной выпуск их издания обошелся без ее парадного портрета и пространной статьи, напичканной восторженными комплиментами в адрес самой известной английской красавицы послевоенного времени.

Поистине, слава Мелии взмыла вверх со скоростью ракеты. И вскоре уже было трудно отыскать человека по обе стороны Атлантики, который бы не знал, кто такая мисс Мелчестер. Разумеется, число соискателей ее руки множилось, но среди всех претендентов кандидатура Толли Брори была наиболее предпочтительной. В его пользу говорило и знатное происхождение, и его личная слава, и мужская неотразимость. Поначалу Мелию злило, когда он говорил ей, что они с детства предназначены друг другу в супруги. Она привыкла к безудержной лести и восхищенному поклонению своих кавалеров, а потому естественный, дружеский тон Толли в общении с ней страшно раздражал Мелию. Она решила дать ему урок, заставив влюбиться в себя по-настоящему. Это оказалось делом нетрудным.

Во время войны Толли было не до женщин. Конечно, у него случались скоропалительные интрижки и скоротечные романы, но на что-то более серьезное и обстоятельное не было ни времени, ни желания, ни возможностей. А потому по части любовного опыта он, несмотря на свой возраст, был даже наивен. Когда же, вернувшись с фронта, Толли стал ухаживать за Мелией, то девушка пришла в ужас от его прямолинейности и упрямой настойчивости. Казалось, он совсем не реагировал на холодность ее тона в отличие от других ухажеров. Те готовы были бежать куда угодно по первому же взмаху ее белоснежной ручки и впадали в полнейшее уныние от одного вида удивленно приподнятой брови или опущенных ресниц. Но в мужественности Толли было свое очарование, и его наступательный стиль ей, как ни странно, даже импонировал. Пожалуй, впервые в жизни она ощутила внутренний трепет, когда он, несмотря на все протесты, заключил ее в объятия и поцеловал так, как целуют зрелые мужчины.

— Нет, Толли! Не надо! — отчаянно отбивалась она.

— Почему не надо? — совершенно искренне удивился он. — Я тебя люблю и собираюсь на тебе жениться.

Мелия уже не раз ловила себя на мысли, что если бы она позволила их отношениям перерасти в настоящую любовную связь, то, пожалуй, Толли многому бы смог ее научить в качестве любовника, а заодно одарил бы ее и счастьем, которого она еще никогда не испытывала. Но Мелия всегда старательно избегала проявления открытых чувств. Нет, прежде чем уступить, она должна еще и еще раз все старательно просчитать и взвесить. Однако ее неприступность лишь раззадоривала Толли. Он прошел суровую школу, освоив науку побеждать не в учебных классах. Война научила его тому, что нет недостижимых целей, а есть цели труднодоступные и нужно лишь соответствующим образом подготовиться, проявить изобретательность и хитрость, и тогда любая цель будет достигнута. А потому покорение сердца Мелии было спланировано с той же тщательностью, с какой Толли планировал свои диверсионные рейды в тыл врага. Этим рейдам всегда сопутствовал успех. Атака на Мелию оказалась не менее успешной.

Мелия сдалась и приняла его предложение, предварительно позаботившись о соответствующих декорациях для сцены решающего объяснения. Под звуки томного вальса, доносившегося из танцевального зала, они рука об руку прогуливались по картинной галерее исторического дворца, в котором давали очередной бал, любуясь живописными полотнами прославленных мастеров. Казалось, они одни в целом мире, затерянные среди живописных шедевров, на которых были изображены люди из давно ушедших эпох.

Мелия задумчиво остановилась возле окна, опершись одной рукой на подоконник, а пальчиками второй руки стала нервно теребить жемчужное ожерелье, обвивавшее ее точеную шейку. На ней было бальное платье жемчужносерого цвета, украшенное на груди букетиком крохотных алых розочек. В этом наряде она и сама была похожа на красавицу, сошедшую со старинного полотна. Разве что тоненькая жилка, нервно пульсирующая на шее, выдавала в ней живое существо. Вот она взмахнула огромными пушистыми ресницами, подняла головку и посмотрела на Толли.

— Ты прекрасна! — воскликнул он хриплым от сдерживаемой страсти голосом. — Обещай мне, Мелия, что станешь моей женой.

Какое-то время она искусно тянула паузу, а потом промолвила едва слышно:

— Да, Толли, обещаю, что буду твоей женой.

В первый момент он даже не поверил своим ушам. Ведь Мелия уже столько раз и на протяжении стольких месяцев упорно говорила ему «нет». А потом он стремительно шагнул к девушке с намерением заключить ее в свои объятия. Но она лишь слабо вскрикнула и, упершись обеими руками ему в грудь, вдруг проявила неожиданную силу.

— Нет, Толли, нет! Моя прическа! А мое платье! Ты его помнешь!

— Ну и что? — еще больше распалился он. — Какое это имеет значение?

— Очень даже имеет! Не хочу, чтобы все догадались, что мы тут с тобой целовались. К тому же я хочу, чтобы наша помолвка осталась пока в тайне. Мы объявим о ней тогда, когда наступит подходящий момент.

— По-моему, он уже наступил!

— Ах, Толли, — рассмеялась она в ответ и ласково потрепала его по щеке. — Какой же ты нетерпеливый!

Он взял ее руку, поднес к губам и впился страстным поцелуем.

— Я люблю тебя, Мелия! И ты сводишь меня с ума!

Толли и сам толком не сумел бы объяснить, что именно его так влекло к Мелии. Легкая, неуловимая грация, с которой она постоянно ускользала от него? Ее элегантность и шик? Или ее голос, который волновал даже тогда, когда она с ним ссорилась и отталкивала от себя? Но даже в минуты опьянения страстью он не раз спрашивал себя, а хорошо ли он знает настоящую Мелию. И что за сердце бьется в этом прекрасном теле, что за мысли витают в этой прелестной головке за высоким белоснежным лбом?

Впрочем, он и не скрывал, что ему непонятны мотивы, движущие его невестой. А потому он, естественно, взбунтовался, услышав, что помолвку пока следует держать в тайне.

— Не понимаю, чего еще ждать! Давай поженимся как можно скорее и сразу же отправимся в Швейцарию. Проведем там свой медовый месяц.

— Ах, что за спешка! — упорствовала Мелия. — Я не хочу выходить замуж зимой.

— Придется, дорогая моя, захотеть! — ответил ей Толли решительным тоном. — Если ты думаешь, что я буду ждать до лета, то глубоко ошибаешься.

Но, несмотря на все угрозы, уговоры и запугивания, Мелия продолжала стоять на своем. Она объявит о помолвке только тогда, когда будет готова к такому шагу, и ни минутой раньше. Леди Мелчестер одобрительно отнеслась к идее отсрочки свадебного торжества, хотя Толли она любила всей душой, ибо знала его еще с детства.

— Он славный мальчик! — говорила она дочери. — И титул у них старинный. И все же, и все же… Мне так хотелось видеть тебя герцогиней.

Мелия раздраженно махнула рукой.

— Ну и где он, твой герцог?

— В том-то и проблема, дорогая! Многие молодые люди с титулами сложили свои головы на войне. Все повторяется. Помнится, после Первой мировой было точно так же. Что ж, полагаю, по крайней мере фамильные драгоценности Брори не хуже герцогских. Насколько мне известно, миссис Мелтон большую часть своих украшений поместила в банк — во всяком случае, должна была, — но забрать их обратно из банка совсем не сложно, это чисто технический вопрос.

— Значит, я надену на свадьбу одну из их фамильных тиар. Будет очень красиво! — воскликнула Мелия, представив себе, как эффектно она будет смотреться в таком драгоценном украшении.

— Да, бриллианты в сочетании с белым атласом будут смотреться очень элегантно, — согласилась с ней мать. — Я так люблю бриллианты!

И вот Мелия стала понемногу готовить себе приданое. Не то чтобы она занималась этим планомерно, изо дня в день, но так, между делом: когда спросит совета, когда попросит нарисовать ей пару новых фасонов или, совершая покупки в магазинах, в которых она числилась постоянной клиенткой, вдруг невзначай намекнет на то, что в ее жизни грядут большие перемены. Словом, очень скоро во всем Лондоне не осталось человека, который не знал бы о предстоящей помолвке мисс Мелчестер и лорда Брори.

И именно тогда, когда Мелия была уже совсем близка к тому, чтобы назначить точную дату бракосочетания и перестать водить Толли за нос, случилось ее знакомство с Эрнестом Дэнксом. Она отправилась на благотворительный бал, за билеты на который ее мать уплатила по пять фунтов за каждый. Довольно скучное мероприятие с рутинной программой и толпами людей, жаждущих быть замеченными за занятием благотворительной деятельностью.

Мелия уже собиралась уехать домой, когда вдруг услышала, как одна пожилая дама, сидевшая за столом во время ужина рядом с ней, повернулась к своему соседу и сказала:

— Вот уж не думала увидеть здесь Эрнеста Дэнкса. Он ведь такой серьезный молодой человек. Все говорят, он далеко пойдет. Мой муж уверен, что в скором будущем он станет премьер-министром.

— Полагаю, ваш муж абсолютно прав, — последовал ответ.

Мелия, мгновенно заинтересовавшись таким судьбоносным поворотом в жизни пока еще незнакомого ей мужчины, бросила взгляд в его сторону. И в этот момент их глаза встретились. И, хотя она отвела глаза в сторону, от нее не ускользнуло, что взгляд Дэнкса был исполнен самого живого интереса и откровенного восхищения. Она тут же передумала покидать бал, а спустя какое-то время к ней подошла еще одна пожилая дама в сопровождении Эрнеста Дэнкса.

— Мисс Мелчестер! Дорогая моя! — проговорила дама томным голосом. — Вы, конечно, меня не помните, но на правах старой приятельницы вашей матушки позвольте представить вам мистера Дэнкса. Он давно мечтал познакомиться с вами, ибо наслышан о вас и о ваших успехах, как, впрочем, и все мы.

Женщина слащаво улыбнулась и растворилась в толпе гостей, оставив Мелию и Дэнкса вдвоем.

— Не откажите мне в любезности станцевать со мной тур вальса, — немного смущаясь, проговорил он.

— Я приехала на бал не одна, — уклончиво ответила Мелия, но внезапно одарила Дэнкса лучезарной улыбкой. — Впрочем, почему бы и нет?

Она положила сумочку на столик у стены, где ее терпеливо дожидались три кавалера, каждому из которых она пообещала очередной танец. И, не обращая внимания на их жалобные стенания, позволила Дэнксу заключить себя в объятия и вывести на паркет. Одного тура вальса оказалось вполне достаточно, чтобы узнать о партнере массу полезных сведений. Эрнест Дэнкс был типичным представителем той плеяды людей, которые сделали себя сами. Несмотря на молодость (а может быть, и благодаря этому) он довольно быстро выдвинулся в число ведущих современных политиков, став одной из самых ярких фигур в довольно серой по составу палате общин. А потому перспективы занять в ближайшем будущем пост премьера были вполне реальными. Он сочетал в себе блеск ума и популярность в народе — качества, редко совмещающиеся у большинства политических деятелей. Во всяком случае, в нынешнем составе правительства не было никого, кто мог бы составить ему реальную конкуренцию в борьбе за кресло премьер-министра.

Пожалуй, далекие перспективы и амбициозные планы Дэнкса оставили бы Мелию равнодушной, если бы не одно весьма существенное обстоятельство. Дело в том, что с нынешним премьер-министром, почтенным джентльменом далеко за семьдесят, недавно случился удар, причем прямо в палате общин. С самого начала стало ясно, что шансы старика на то, чтобы справиться с болезнью, ничтожны. Так за одну ночь Дэнкс превратился из просто члена кабинета в фигуру политика уже общенационального масштаба, и эти перемены очень впечатлили разборчивую мисс Мелчестер. Дэнкс тоже не стал терять времени даром и сделал Мелии предложение.

— Еще неделю тому назад я бы никогда не осмелился на такой шаг, — уверенно проговорил он. — Что я мог предложить вам тогда? Но сейчас все изменилось. Вместе мы с вами, поселившись на Даунинг-стрит, перевернем мировую историю.

Такая перспектива пришлась Мелии по душе. Она уже так привыкла быть постоянно в центре внимания, что сама идея переезда из Мейфэра в Вестминстер показалась ей не только логичной, но и вполне естественной. В конце концов, разве она не достойна того, чтобы быть увенчанной сразу двумя коронами? Королева света — раз, и жена политического лидера страны — два.

Но сейчас, читая объявление о помолвке Толли, она вдруг увидела за строчками «Дейли экспресс» его насмешливое лицо и отчетливо поняла, что он одним ударом разрушил все то, что она так старательно возводила в последние годы. Одно дело — отвергнуть богатого аристократа, прославившегося на войне своими подвигами, и совсем другое — быть отвергнутой им самим. К тому же старый премьер-министр все еще жив, а до его смерти незачем официально объявлять о помолвке с Эрнестом Дэнксом. Итак, приходится признать, что Толли выкрал у нее победное знамя буквально из-под носа. Такое вероломство с его стороны привело Мелию в бешенство. А еще (и она чувствовала это) к злости примешивались и ревность, и горечь личной утраты. Толли больше не принадлежит ей!

Ведь, по правде говоря, ее влекло к нему гораздо сильнее, чем ко всем остальным. Да, Эрнест Дэнкс интересовал ее, он был частью ее грандиозных планов на будущее. Но целоваться с ним ей категорически не хотелось. Ей даже было неприятно, когда его некрасивые короткие пальцы касалисьее руки. Про себя Мелия уже твердо решила, что, как только они поженятся, она немедленно займется его личным гардеробом. Ей также не нравилось, как он ест, как сидит в кресле, как открывает дверь, пропуская ее вперед. А вот Толли никогда не давал ей повода раздражаться. И вдруг оказывается, что ее Толли обручен с другой девушкой. И от сознания того, что между ними все кончено, сердце Мелии сжалось не только от сожаления, но и от ревности. Она еще раз внимательно пробежала глазами заголовки.

ЗНАМЕНИТЫЙ ГЕРОЙ, КОМАНДИР ДЕСАНТНИКОВ ВСТУПАЕТ В СХВАТКУ С ХУЛИГАНАМИ

ЛОРД БРОРИ СПАСАЕТ ДЕВУШКУ

ЛОРД БРОРИ ОБРУЧАЕТСЯ СО СПАСЕННОЙ ИМ ДЕВУШКОЙ

— Интересно, что она собой представляет? — проговорила Мелия задумчиво. — Толли ничего об этом случае не говорил.

— Что свидетельствует отнюдь не в ее пользу, — не преминула заметить леди Мелчестер.

— Дочь священника. Как это скучно! И фотографии ее нет. Почему?

— Может, она страшненькая? — услужливо подсказала леди Мелчестер.

— Нет, ты только послушай, что они пишут! — воскликнула дочь.

Когда наш корреспондент поздним вечером сумел дозвониться до лорда Брори, который в настоящий момент находится в своем загородном имении Грейстоунз, графство Вустер, тот подтвердил факт помолвки и добавил при этом: «Сожалею, что моя невеста не может сейчас сама подойти к телефону. Она уже спит». На вопрос, как давно он знаком с мисс Маклейд, лорд Брори ответил: «Достаточно давно, чтобы понять, что мы будем счастливы вместе». О конкретной дате бракосочетания он ничего не сообщил.

Мелия раздраженно отшвырнула от себя газету.

— Еще в шесть часов вечера Толли был у меня!

Нет, что-то за всем этим кроется!

— Мелия, что ты ему сказала?

— Мама! Я же тебе говорила, что именно я ему сказала. Он был взбешен, страшно взбешен. Уверена, всю эту историю с помолвкой он затеял исключительно для того, чтобы насолить мне. И надо сказать, в этом он преуспел. Подай-ка мне мою записную книжку. Она там, на письменном столе.

Леди Мелчестер поднялась с кровати.

— Что ты собираешься делать, дорогая?

— Сейчас я позвоню ему и спрошу напрямую, что все это значит?!

Мелия схватила книжку в красном кожаном переплете, на котором были вытиснуты ее инициалы, и нашла нужный телефон. Она продиктовала номер телефонистке. Леди Мелчестер достала из комода небольшую пелерину из страусовых перьев и набросила ее на обнаженные плечи дочери. Буквально в считаные минуты связь с Грейстоунзом была установлена, и Мелия замерла в ожидании, нервно постукивая пальцами по переплету записной книжки.

Леди Мелчестер молча прошлась по комнате, потом извлекла из серебряного портсигара сигарету и закурила. Она была возбуждена не меньше, чем дочь. Ведь ее вклад в создание легенды о Мелии Мелчестер был вполне сопоставим с теми усилиями, которые затратила на это сама дочь. Ей ли не понимать все последствия публикации, появившейся в утренних газетах! Все их друзья с радостью набросятся на новость, и можно представить себе их реакцию. Люди редко радуются чужим успехам, что бы они ни говорили тебе в глаза. К тому же леди Мелчестер была отлично осведомлена о том, что головокружительный триумф Мелии в свете вызывает зависть и злобу у ее менее удачливых сверстниц.

Наконец Мелии сообщили, что она может говорить.

— Пригласите к телефону лорда Брори! — выдохнула она в трубку.

— Кто его спрашивает?

— Мелия Мелчестер.

— Одну минутку.

Она замерла, расправив плечи, словно приготовилась к схватке с врагом, и услышала в трубке голос Толли:

— Привет, Мелия! Это ты?

— Толли, как ты посмел поступить так?

— Как «так»?

— Ты прекрасно знаешь как! Я только что прочитала в утренних газетах!

— Есть что-нибудь интересное? Мы ведь в деревне получаем почту не раньше полудня.

— Ты не хуже меня знаешь, что в них интересного!

— Ты имеешь в виду мою помолвку с Джин?

— Именно! И я хочу знать, что за этим кроется!

— Не понимаю!

— Зачем ты это сделал? Какая-то нелепая помолвка! Наверняка все подстроено!

— Ничего подобного! Как тебе такое могло прийти в голову, Мелия?

— Ненавижу тебя, Толли. Я всегда знала, что ты — жестокий и бессердечный человек, но и подумать не могла, что ты так подло поступишь со мной! — В голосе Мелии прорвались истеричные нотки.

— Но позволь напомнить тебе, дорогая Мелия, что ты сделала вполне определенное заявление, и тому есть письменное подтверждение, которое я, впрочем, вышвырнул в твоей же гостиной! Так вот, и устно и письменно ты сообщила, что более не нуждаешься ни во мне, ни в моих услугах, поскольку собралась замуж за будущего премьер-министра.

— Наш разговор был в шесть часов вечера.

Когда же ты успел все прокрутить?

— О, исключительно тактические навыки, приобретенные на войне, моя девочка!

— Толли! Я ненавижу тебя!

— Я знаю. Ты только что мне это сказала.

— Нам надо срочно встретиться. Немедленно приезжай в Лондон! Жду тебя у себя дома!

— Какое удачное стечение обстоятельств! Мы как раз с Джин собираемся в Лондон. Мишель назначил ей на сегодня примерку, да и все газетчики сбились с ног в поисках фотографий Джин. Их запросы тоже нужно уважить.

— Мне нужно с тобой поговорить!

— Я позвоню тебе, когда приеду, — беззаботным тоном откликнулся Толли. — Но боюсь, раньше вечера у меня не получится. Столько дел, ты же понимаешь! Всего хорошего, Мелия! И спасибо за поздравление.

Он положил трубку прежде, чем она успела что-то сказать. И какое-то время молча стоял возле телефонного аппарата. Легкая улыбка заиграла на его губах. Она не была доброй, эта улыбка, но в ней было столько откровенного удовлетворения! Через минуту Толли вернулся в столовую, откуда дворецкий вызвал его к телефону.

Джин спустилась вниз двадцатью минутами позже. Она услышала, как весело засмеялся Толли, когда, выйдя из столовой и миновав холл, направился в маленькую гостиную. Смех его был искренним и веселым: так могут смеяться люди, у которых легко на сердце. Она даже усомнилась, так ли он на самом деле несчастен из-за разрыва с Мелией, как ей показалось вчера вечером.

Проснувшись утром, Джин некоторое время лежала в кровати, гадая, что ей делать: вставать или подождать, пока ее пригласят вниз. Тонкие, похожие на пальцы, лучи света пробивались через плотно задернутые шторы и скользили по комнате. Настроение у нее было, как у той принцессы на горошине, которая не выспалась несмотря на все двадцать четыре матраса, потому что все время чувствовала под собой горошину. Для Джин такой горошиной стали угрызения ее собственной совести, и большую часть ночи она промучилась без сна. Напрасно она повторяла себе, что никому и ничем не обязана и что в самом этом приключении нет ничего плохого. Шотландская кровь и пуританское воспитание делали свое, и она в беспокойстве ворочалась с боку на бок, терзаясь сомнениями и досадой на себя.

«Кто я здесь? — снова и снова спрашивала она у себя. — Ведь это все — сплошное притворство!»

И даже удобная постель и нижнее белье, обволакивающее тело и ласкающее кожу, не радовали ее. Наконец она забылась тяжелым сном. Ей приснилось, как тетка сурово отчитывает ее за какой-то проступок. Проснувшись, она вздохнула с облегчением. Слава богу, хоть это всего лишь сон!

Пока она решала, что ей делать, в комнату вошла горничная, отдернула шторы и подала на подносе завтрак в постель. Джин села и принялась рассматривать сваренные яйца в серебряных подставках, тонкие, как папиросная бумага, тосты, выложенные на серебряную решетку, ажурные завитки сливочного масла, крохотные вазочки с мармеладом и джемом. Кофе был восхитителен на вкус, а на десерт была подана огромная сочная груша. Рядом на подносе лежал серебряный столовый прибор. Глядя на это совершенство сервировки и вкуса, Джин невольно вспомнила свой недавний завтрак в пансионе. Скатерть с пятнами, которая лежала на столе еще от предыдущего ужина, густая невкусная овсянка, кусочек поджаренного хлеба, черный как деготь чай, разлитый по толстым фаянсовым чашкам, а рядом н тарелке небрежно накромсанные толстые ломти хлеба с крохотными кусочками маргарина. Какой контраст с тем, что стояло перед ней сейчас!

Джин ела очень медленно, всецело предаваясь наслаждению от каждого съеденного куска. Пока она завтракала, показалось солнце и мгновенно залило ярким светом всю комнату. Любопытство взяло верх. Джин отставила поднос, выскользнула из-под одеяла и подбежала к окну.

Недалеко от дома простиралось озеро, а за ним — бесконечная череда террас и лужаек, уступами уходящих вдаль. В это время года ни цветов, ни зелени не было — деревья стояли голыми. Но все равно было что-то завораживающе прекрасное в открывшемся взору зимнем пейзаже. Балюстрады, отделяющие одну террасу от другой, были выложены серым камнем, потемневшим от времени. Водная гладь была тоже жемчужно-серого цвета, а на противоположном берегу озера виднелся небольшой храм, выстроенный в древнегреческом стиле, вокруг которого густо сплелись кроны вековых деревьев. Далеко-далеко, на самом горизонте, выступала из утреннего тумана горная гряда Молверн-Хиллс, прекрасная в своей аскетической наготе. Картина была настолько захватывающе красивой, что Джин даже забыла о том, что стоит возле окна босая и в одной тоненькой ночной сорочке, а между тем за окном — зима, и снег лежит на вершинах гор, и иней посеребрил лужайки.