Сладкая месть Картленд Барбара
Она стояла рядом с миссис Мелтон, такая маленькая, такая хрупкая, на целую голову ниже ее, и с восторгом смотрела на мать Толли. И вдруг та сделала невероятное. Она наклонилась и нежно поцеловала Джин в лоб.
— Спокойной ночи, дитя мое! Признаюсь по секрету, я всегда мечтала иметь дочь.
Миссис Мелтон ушла к себе, осторожно притворив за собой дверь, а Джин осталась наедине со своими мыслями. Но после разговора с Маргарет ей стало гораздо легче, а прощальный поцелуй и вовсе растрогал ее до слез. Она поспешно разделась, нырнула под одеяло и вдруг прошептала, глядя в темноту:
— Напрасно я не рассказала ей всего. Да, напрасно!
Маргарет Мелтон не легла в постель. Она еще долго расхаживала по комнате, курила, сосредоточенно обдумывая что-то. Но наконец решение созрело, и она, стараясь не шуметь, вышла в коридор и направилась к комнате сына. Она тихонько постучала в дверь, ответа не последовало. Тогда она тронула ручку, дверь отворилась. В комнате было темно, и она машинально стала нащупывать на стене выключатель. Нашла один, включила. Вспыхнула небольшая настольная лампа на письменном столе, но света оказалось достаточно, чтобы оглядеться по сторонам.
Толли лежал на кровати и крепко спал. Одну руку он подложил себе под голову, вторая была небрежно откинута в сторону. Одеяло почти сползло с его тела, а подушка и вовсе валялась на полу. Маргарет Мелтон молча остановилась возле кровати и принялась разглядывать сына. Во сне он казался таким юным! Черты лица разгладились, по лицу разлилась умиротворенность и какая-то почти детская безмятежность. Он дышал спокойно и ровно. Так спят дети, у которых нет в жизни никаких забот.
Маргарет вспомнила, сколько ночей она стояла вот так же, любуясь сыном, когда тот был маленьким. Вспомнила о тех бессонных ночах, когда он болел и она по десяти раз за ночь бегала к нему в детскую, чтобы проверить, не спал ли жар. Как она тогда переживала, как боялась его потерять! И вот сейчас она спрашивала себя, неужели корь или ветрянка страшнее тех ран, которые нанесла сыну несчастная любовь, разбившая его сердце? И как же она, так много перестрадавшая в свое время именно из-за любви, могла быть настолько глухой к страданиям близкого человека? Собственного сына!
Маргарет инстинктивно дернулась и, чтобы не потерять равновесие, ухватилась за спинку кровати, задев нечаянно плечо Толли. Он мгновенно открыл глаза, и она увидела, как напрягся каждый мускул его тела, готового к действию.
— Все в порядке, дорогой. Это я тебя потревожила.
— Мама? А что случилось?
— Ничего не случилось. Просто мне нужно переговорить с тобой. Не возражаешь, если мы это сделаем прямо сейчас?
— Конечно! Садись рядом и устраивайся поудобнее! — Он подхватил с пола подушку и блаженно откинулся на нее. — Знаешь, мне снился наш дом в Грейстоунзе. Я даже рад, что ты меня разбудила.
— Плохой сон?
— Ужасный! Впрочем, подобные кошмары мне снятся с пугающей регулярностью. Будто я приезжаю домой, а там пусто. Ни одной живой души! И кругом — мерзость запустения. Сад разорен, деревья в парке вырублены под корень.
— Действительно страшный сон.
— Когда-нибудь он может стать вещим. Вот что страшно! Все эти налоги на недвижимость, на наследство и прочее в конце концов разорят нас окончательно. Если такое случится, то, честное слово, я умру от разрыва сердца.
— Я знаю, как ты любишь Грейстоунз, как дорожишь им. Не хочу тебя пугать, Толли, но нам и вправду стоит задуматься о сокращении расходов. И сделать это надо незамедлительно, не откладывая дело в долгий ящик.
— Знаю, мама, знаю! Я страшный мот! Швыряю деньги направо и налево, словно подгулявший моряк, сошедший на берег в увольнение, да?
— Нет, сынок! Ты немного расслабился, что и понятно. Ведь война уже окончена. Я предвидела, что тебе захочется погулять, развлечься после всего, что было. Наши адвокаты все уладили наилучшим образом и изыскали средства, позволяющие тебе эти расходы. Но, мой дорогой, праздник близится к своему завершению. И уже в ближайшее время нам придется расстаться с какой-то частью недвижимости. Либо это будет часть имения, либо дом на Берклисквер.
— Лучше дом! Давай продадим его хоть завтра!
Маргарет удивленно вскинула брови.
— Но полгода тому назад, когда мы начинали разговор на эту тему, ты был категорически против продажи дома.
— Ну да! Был. Все потому, что особняк очень нравится Мелии. Она всегда воображала себе, как станет там царствовать на правах хозяйки. Ведь этот дом построен исключительно для развлечений.
— Ты полагаешь, что Мелия может удовольствоваться нашим домом в Грейстоунз?
Толли равнодушно пожал плечами:
— Знаешь, сегодня этот вопрос даже не стоит на повестке.
— Вот как? — Маргарет немного помолчала, а потом добавила: — Толли, мне надо кое в чем перед тобой повиниться. Последнее время я вела себя по отношению к тебе как самая последняя эгоистка.
— Мама! Господь с тобой! С чего ты взяла?
— Видишь ли, после смерти Стивена я была немножко не в себе. Увы! Я отгородилась от всех вас, никого и близко не подпускала к себе, всецело сосредоточившись на собственном горе, что очень плохо. По крайней мере, сейчас я понимаю, что делала больно не только тебе, но и наносила вред памяти Стивена.
Толли сел на кровати и привлек мать к себе.
— Мамочка, что ты такое говоришь! Ты никогда не делала мне больно. Никогда! А Стивен был самым счастливым мужчиной на свете, ведь его любила такая замечательная женщина, как ты. Ты действительно несколько отдалилась от меня после того, что случилось, но это можно понять. А что заставило тебя вдруг заговорить об этом?
— Не что, а кто. Это Джин, — коротко ответила Маргарет и внимательно посмотрела на сына, словно желая проверить его реакцию на свои слова.
— Джин? — недоверчиво переспросил он.
— Да, Джин! Кстати, Толли! Не кажется ли тебе, что ты обошелся с девочкой довольно круто? Ведь она, в сущности, еще совсем ребенок.
— И что за сказочки наплел тебе этот ребенок?
— Никаких сказок. Девочка в слезах уже паковала вещи и собиралась завтра утром ни свет ни заря уехать прочь, если только раздобудет деньги на билет.
— Ну и дела! — воскликнул Толли пристыженно и добавил удрученным тоном: — Мне очень жаль, мама, что все так вышло. Я вовсе не хотел обижать ее, но она меня разозлила, это так. А все потому, что полезла туда, куда ее не просят. И подыграла Мелии на все сто. Словом, мой план побоку! А ты же знаешь, как я не люблю, когда у меня что-то срывается.
— Знаю, милый, знаю! Но ты забыл, что ты уже не на войне. А твои планы, какими бы хитроумными они ни были, могут обидеть и даже ранить человека, который тебе совсем не враг. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю, мама! — вздохнул Толли. — Ты права! С Джин я повел себя по-свински. А она ведь была молодцом! Не каждая девушка рискнула бы сделать то, что сделала для меня она.
— А о последствиях ты подумал? Каково ей будет потом, когда все это закончится?
— Признаюсь, об этом я не подумал! Знаешь, самое забавное, что я даже не заметил, как Джин привлекательна, пока над ней не поработал Мишель. Но, как я понимаю, она и сама все тебе рассказала.
— Да, она мне многое рассказала.
— А ведь хороший был план, правда? — с воодушевлением воскликнул Толли. — Я бы многое отдал за то, чтобы увидеть физиономию Мелии в тот момент, когда она открывает утреннюю газету, а там — сообщение о нашей помолвке!
Блеск!
Маргарет с сомнением покачала головой:
— Сынок, когда любишь человека, никогда не станешь делать того, что может его огорчить или обидеть. Ты сумеешь принять и то, что тот, кого ты по-настоящему любишь, будет счастлив не с тобой. А собственные переживания или страдания в этом случае отступают на второй план.
Толли бросил на мать удивленный взгляд.
— Ты правда так думаешь, мама?
— Да, милый! Поверь, ради счастья Стивена я пошла бы на любые жертвы.
— Но, мамочка, вы со Стивеном — это совсем другое дело! Помню, глядя на вас, я всегда мечтал о том, чтобы и мне выпала в жизни такая любовь, как у вас. И мы с моей избранницей были бы так же безоблачно счастливы друг с другом. Но, видно, такая необыкновенная любовь суждена немногим смертным. А я — самый обычный человек, и мне нравится девушка по имени Мелия. И если в один прекрасный день она согласится стать моей женой, то, поверь мне, все у нас будет хорошо.
Из груди Маргарет вырвался глубокий вздох.
— Ах, Толли, Толли! Разве же это любовь? В ваших отношениях с Мелией нет даже намека на любовь! Да, я согласна, Мелия — очень красивая девушка. Но захочешь ли ты провести рядом с ней всю свою жизнь? Будешь ли ты чувствовать себя одиноким, когда ее не будет рядом? Станешь ли ты ухаживать за ней, если она заболеет и будет немощной? Будешь ли ты счастлив с ней, если останешься без средств к существованию и тебе придется жить в скромном домике, делать всю работу по дому и не тяготиться этим, потому что все это делается ради нее? А когда она постареет, будешь ли ты любить ее так же, как любил в молодости? И что для тебя важнее: красота Мелии или ее душа? Во всяком случае, та часть ее души, которая принадлежит тебе навеки, составляя с тобой единое целое.
Маргарет говорила с такой страстью, что, казалось, каждое ее слово звенело в воздухе. На ее глаза навернулись слезы, но вот она притянула к себе сына и обняла его. Толли растерянно молчал.
— Сынок! — продолжала с горячностью Маргарет. — Если ты не испытываешь подобных чувств и, более того, если их не испытывает Мелия, то мой тебе совет — не женись на ней! Может статься, что в один прекрасный день ты встретишь именно такую девушку и захочешь связать с ней свою жизнь, но будет поздно. Потому что ты уже будешь женат на другой.
Толли нежно поцеловал мать в щеку.
— Какая жалость, мама, что этот разговор не состоялся у нас с тобой раньше!
— Да, ты прав! И это — моя вина! Уверена, Стивен тоже был бы мной недоволен. Он был человеком долга. Помнишь, как он заботился об имении? Он вкладывал всю душу в Грейстоунз! Во все вникал, во всем доходил до самой последней мелочи. Он хотел, чтобы имение сохранилось в том неизменном виде, каким оно было при жизни твоего отца.
— Мама, а вы с отцом были счастливы? — решился спросить Толли.
— Твой отец любил меня, — ответила она. — Он любил меня не менее сильно, чем Стивен. В его жизни я была той единственной женщиной, которая могла сделать его по-настоящему счастливым. Да, в моем отношении к нему не было той страсти, которую я испытывала к Стивену, но тут его вины нет. Так уж вышло по жизни. Впрочем, мне кажется, он даже не догадывался о том, что я чего-то недодаю ему по части чувств. Вообще твой отец не был склонен к самоанализу и не любил копаться в себе. Он был вполне доволен тем, что есть, наша жизнь представлялась ему идеальной. Я даже помню, как он однажды воскликнул: «Если бы кто-нибудь предложил мне задумать желание, я бы ответил: а зачем? У меня все есть!» Но мы с тобой, Толли, мы другие. Нам нужны горизонты, мы все время стремимся к чему-то вперед и вперед. Ты был еще совсем ребенком, но уже тогда ты вечно был чем-то неудовлетворен. Какой бы интересной и захватывающей ни была игра, ты отправлялся спать с надеждой, что завтра произойдет что-то еще более интересное и более захватывающее. Вот такие мы с тобой уродились, и ничего уж тут не поделать — натуру не изменишь. А поскольку я хорошо знаю и свою натуру, и твою тоже, то скажу тебе вот что. Ты не из тех, кто привык быть на вторых ролях или довольствоваться чем-то второсортным. А потому не торопись с окончательным решением. Ты еще встретишь свою настоящую любовь, и твое сердце подскажет тебе, что это она и есть. Поверь мне, все так и будет!
Некоторое время Толли сидел неподвижно.
— Спасибо, мама! — проговорил он и вдруг улыбнулся так по-детски широко и обезоруживающе, что стал похож на подростка. — А я-то думал, что давно вырос. Оказывается, еще нет.
Маргарет ласково потрепала его по щеке.
— Ты еще так молод, сынок, у тебя просто нет жизненного опыта. Ты мне сейчас напоминаешь ребенка, который приехал домой на каникулы, но вот прошло время и нужно возвращаться в школу, а ему ужасно не хочется. И у ребенка такой потерянный, такой несчастный вид, хотя конечно же он никому и никогда не признается в своих страхах и даже слезинки не прольет.
Толли подавил тяжелый вздох:
— Мама, давай вернемся в Грейстоунз. Честное слово, я говорю искренне.
— Тебе решать! Когда скажешь, тогда и поедем. Но вначале давай соберем осколки и наведем порядок в своих душах. Да и твой план… Нельзя оставлять начатое на полпути.
— Ты имеешь в виду Мелию? — ухмыльнулся Толли.
— Вообще-то я имею в виду Джин.
— А мы ее возьмем с собой. И я обязательно найду для нее работу. Хорошую работу!
— Вот и замечательно! И постарайся быть к ней внимательным. Эта девушка непохожа на всех тех молодых женщин, с кем тебе доводилось иметь дело раньше. Она ранимое, тонко чувствующее существо.
— Впервые слышу, мамочка, чтобы ты позволила себе недоброжелательно высказаться в адрес моих приятельниц, — рассмеялся Толли.
— Но, согласись, многие из них этого вполне заслуживают. А вот Джин не такая!
— Я знаю, мама. И мне очень жаль, что вчера я был резок с ней. Обязательно утром попрошу прощения.
Маргарет Мелтон поднялась с кровати сына. Она хотела сказать что-то еще, но в последний момент передумала.
— А теперь спать! Все решения откладываем до утра. Кстати, а что ты собирался делать утром?
— Вообще-то мы с Джеральдом запланировали лыжную прогулку. По-моему, он заметно прибавил в весе, вот я и пообещал погонять его до седьмого пота. Несколько дней таких упражнений, и Джеральд, уверен, снова придет в норму. Но к чаю мы обязательно вернемся. Если мы уйдем из отеля раньше, чем встанет Джин, позаботься о ней, ладно?
— Обещаю! — ответила Маргарет.
— Но я все же постараюсь перекинуться с ней парой слов, прежде чем мы отправимся в горы. И вот еще что! Пожалуйста, мамочка, выясни в разговоре с ней, какие у нее планы на будущее. Что она хочет делать, чем заниматься. Она работала у меня в офисе машинисткой, но мне кажется, она достойна лучшего.
— Согласна с тобой целиком и полностью! — Маргарет наклонилась и поцеловала сына в лоб. — Спи, мой хороший! Спокойной ночи!
Толли крепко обнял мать и прижался к ней, как делал еще в детстве.
— Спокойной ночи, мама! И спасибо тебе за этот разговор, мы так с тобой хорошо поговорили, как в старые добрые времена. Знаешь, у меня даже на душе прояснилось! Тучи развеялись, и впереди только свет.
— Так оно и есть, мой дорогой! Ведь ночь уже подходит к концу — скоро рассвет.
Маргарет мельком взглянула на часы на прикроватной тумбочке, и Толли так и не понял, имели ли ее слова буквальный смысл, или мать намекала на нечто иное. Возле двери она замешкалась на секунду, чтобы выключить свет.
— Спокойной ночи, сынок! — снова повторила она.
— Спокойной ночи, мама. И спасибо за то, что все поняла.
— А вот за это благодари Джин! Это она раскрыла мне глаза, — ответила Маргарет и вышла, прикрыв за собой дверь.
Глава двенадцатая
Джин возвращалась из Сент-Морица на санях. Лошадки, украшенные алыми султанами, важно кивали головами под богатой упряжью, и в такт их движениям позвякивали бубенцы под дугой. Их перезвон сливался в одну веселую мелодию, наполнявшую душу Джин такой радостью, что она готова была запеть во весь голос.
Она была счастлива. Так счастлива!
Толли постучался к ней в номер рано утром.
— Можно войти? — послышался его голос за дверью.
Джин даже вздрогнула от неожиданности. Она уже давно встала и оделась, намереваясь позавтракать как можно раньше с тем, чтобы еще раз обсудить с миссис Мелтон, стоит ли ей возвращаться в Англию прямо сегодня.
Как ни странно, она отлично выспалась, а потому утром события минувшего дня уже не представлялись ей такими ужасными и непоправимыми. Наступающий день тоже не сулил никаких вселенских катастроф. Словом, жизнь продолжается. Услышав голос Толли, Джин моментально вспыхнула и пролепетала едва слышно:
— Да-да, конечно!
Толли приоткрыл дверь:
— Можно? Извини, что так рано, но мы с Джеральдом собрались в дальний лыжный поход и сейчас уходим.
— Входи же! — проговорила Джин.
— О, да ты уже при полном параде! — воскликнул удивленный Толли. — Ну тогда все в порядке! Действительно можно!
Он улыбнулся, и Джин почувствовала, как у нее отлегло от сердца. Толли совсем не был похож на себя вчерашнего. Ничего общего с рассерженным молодым человеком, который сердито отчитывал ее, словно провинившуюся школьницу. В лыжном костюме светло-серого цвета он казался еще выше и стройнее. Ярко-синий шарф, небрежно повязанный на шее, эффектно подчеркивал холодную синеву его глаз. В руках он держал вязаную лыжную шапку и теплые перчатки.
Джин замерла в нерешительности прямо посреди комнаты. Ее трясло мелкой дрожью, и она молила Бога, чтобы Толли не заметил ее состояния. Повисла короткая пауза.
— Я пришел извиниться за вчерашнее, — сказал он наконец с обезоруживающей улыбкой.
— За что? — громко спросила Джин и сама удивилась тому, насколько невозмутимым был ее голос.
— Ты прекрасно знаешь, за что! Прости меня, Джин! Я повел себя просто по-свински! Мама устроила мне хорошенькую взбучку. Словом, я пристыжен и посрамлен. Честное слово, последний раз меня так распекали в детстве, когда я дергал девчонок за косички. Мне нравилось слушать, как они визжат от страха.
— Тебе не за что извиняться. Я сама виновата, — спокойно ответила Джин. — Повела себя как наивная дурочка, вот и получила свое.
— Ты так великодушна! — улыбнулся Толли. — Но я вел себя по-свински. А потому скажи мне, что прощаешь! Иначе у меня сегодня не будет удачи ни в чем! Пойду забьюсь куда-нибудь или вскарабкаюсь на вершину самой высокой горы, где меня никто не найдет.
Он протянул руку, и Джин подала ему свою.
— Мне правда очень жаль, что все так вышло, — уже серьезно сказал Толли, беря Джин за руку, потом поднес руки девушки к губам и нежно поцеловал пальцы. Он проделал это так естественно, что Джин даже не успела смутиться и покраснеть. Толли снова бросил на нее внимательный взгляд. — Благослови тебя Бог, девочка! Присмотри за мамой, ладно? Ты ей очень нравишься. Кстати, я очень доволен ее нынешним состоянием, но об этом мы с тобой поговорим позже, когда я вернусь.
Он помахал рукой на прощание и скрылся за дверью.
Джин осталась стоять как вкопанная, не в силах поверить в случившееся. Толли больше не сердится на нее! Мир опять прекрасен и полон радости. Толли ее простил! Значит, и с возвращением в Англию можно повременить.
Джин подошла к туалетному столику и уставилась на свое отражение в зеркале. Она все еще не привыкла к тем переменам, которые произошли с ней, но и мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в зеркале отразилась хорошенькая девушка. Конечно, с Мелией ее нельзя сравнить, но в ней есть нечто привлекательное. Вот, например, сейчас — глаза блестят, легкий румянец играет на щеках, алые губы слегка приоткрыты. Но Мелия — признанная красавица, у нее совершенная красота. И нечего себя обманывать — Толли никогда не влюбится в нее! Он не воспылает к ней страстью, не захочет сжать ее в своих объятиях, не станет осыпать ее лицо поцелуями. Что ж, ей достаточно его расположения и дружбы. Какое счастье знать, что он где-то рядом, слышать его голос, видеть его глаза, искрящиеся от смеха! Ей нужно научиться довольствоваться малым, тем, что есть. С ее стороны было бы верхом неблагодарности требовать чего-то большего.
— Я счастлива! Счастлива! Очень счастлива! — повторяла она как заклинание. — Буду жить настоящим, а о будущем подумаю потом.
Но будущее — вот оно, совсем близко. Пройдет несколько дней, и все вернется на круги своя. Ей придется уехать, и их с Толли пути разойдутся навсегда. Она останется одна. Снова одна! Правда, прежней она уже не будет! Никог да! Она вспомнила слова из недавно прочитанной книги — «любой опыт, приобретенный человеком, бесценен». Что ж, она проверит правоту этого изречения уже на себе. Насколько бесценным станет для нее опыт, приобретенный за время общения с Толли? Вполне возможно, этих эмоций и впечатлений хватит на всю ее жизнь. Воспоминания о волшебном приключении будут согревать ей душу и тогда, когда она будет жить, зная, что Толли счастлив с другой. А возможно, ее будет согревать мысль, что в памяти Толли она тоже осталась приятным воспоминанием. Разве этого мало?
Радость жизни снова вернулась к Джин. Она была полна энергии, ей хотелось петь, хотелось взлететь в небо, взмыв над скалами подобно птице. А еще ей захотелось как можно быстрее освоить все премудрости катания на горных лыжах. Какое это, должно быть, удовольствие — стремительно нестись вниз по крутому склону!
На утренних занятиях Джин старалась изо всех сил, и ее усилия были вознаграждены.
— Вы делаете успехи! — похвалил девушку тренер. — Поздравляю! С завтрашнего дня я перевожу вас в более сильную группу.
Окрыленная пусть небольшой, но победой, Джин вернулась в гостиницу и поделилась своей радостью с миссис Мелтон. Маргарет порадовалась за нее, а потом попросила съездить в Сент-Мориц и купить для нее лекарство.
— Поезжай на санях, — сказала она. — Я попрошу портье заказать тебе сани.
— На автобусе было бы дешевле, — заметила Джин.
— Не стоит экономить на отдыхе, — улыбнулась миссис Мелтон. — Излишняя прижимистость может испортить любой отдых. Обычно я строго слежу за своими тратами, Толли даже посмеивается надо мной и называет меня скрягой. Но во время отдыха я позволяю себе все, что доставляет удовольствие, не обращая внимания на расходы. Уверена, прогулка на санях тебе понравится.
— А может, отправимся вместе?
— Я бы с удовольствием! Но, к несчастью, меня ждет целая гора писем, на которые нужно незамедлительно дать ответ. Довольно унылое занятие. Потому что все письма касаются хозяйственных дел: ремонт в доме, неотложные поручения по имению и прочее. Если я не отвечу на них сегодня, то не отвечу никогда. Кстати, я чуть не забыла — тебе письмо, Джин!
— Мне? — удивилась девушка.
— Его по ошибке принесли в мой номер.
Миссис Мелтон протянула Джин письмо, и та, взглянув на обратный адрес на конверте, увидела, что оно от Ангуса. Джеральд, забирая ее вещи из пансиона, попросил хозяйку пересылать всю корреспонденцию бывшей постоялицы на адрес конторы Толли. А мисс Эмис, получив письмо, переслала его в Швейцарию.
Джин не стала открывать конверт при миссис Мелтон и положила его в свою сумочку.
— Ах да! Я же забыла про деньги! — воскликнула Маргарет. — Посмотри, пожалуйста, на туалетном столике, я там оставила сто франков. И уж коль скоро мы завели речь о деньгах, то думаю, что тебе нужны деньги на личные расходы. Я просто не понимаю, как мой сын мог быть таким невнимательным. Свои военные операции он планировал, не упуская ни одной мелочи, а тут начисто забыл о том, что трудно чувствовать себя счастливым с пустым кошельком. Особенно если ты женщина. — Нет-нет! — горячо воскликнула Джин. — Никаких денег я у вас не возьму! Вы и Толли уже столько сделали для меня! Это я поступила глупо — пустилась в это приключение практически без денег. Вот поэтому я и должна быть экономной.
— Спорить я с тобой не стану, но скажу, что на твоем месте я бы не возражала против помощи со стороны. А потому возьми на личные расходы двести пятьдесят швейцарских франков. Если ты истратишь не все деньги, то дома сможешь обменять на фунты стерлингов. Когда-нибудь, когда почувствуешь себя по-настоящему богатой женщиной, вернешь мне долг. Хотя я бы предпочла, чтобы мы обе о нем забыли. К тому же ты ведь обручена с Толли. Будь ваша помолвка не фиктивной, я непременно бы сделала будущей невестке дорогой подарок. И ты должна была бы принять его. Так вот сейчас я хочу сделать скромное подношение не избраннице сына, а просто славной девушке, которая мне очень нравится. Надеюсь, взаимно!
— Спасибо! Большое спасибо! — растроганно промолвила Джин, не в силах сказать «нет» после таких сердечных и добрых слов миссис Мелтон. — Как бы я хотела сделать что-то приятное для вас!
— Ты и так уже многое сделала для меня! Но об этом в другой раз! А теперь отправляйся и смотри не опоздай к ланчу!
Как и предполагала Маргарет, Джин была в полном восторге от поездки. Сани плавно скользили по склонам гор, открывая взору прекрасные альпийские пейзажи. Огромное озеро, покрытое зеркальным льдом, деревянные шале, разбросанные высоко в горах, чуть ниже — большие гостиницы, и рядом обязательно каток, на котором конькобежцы и фигуристы в красивых спортивных костюмах скользят по льду под звуки музыки, льющейся из громкоговорителя. В самом городке — масса маленьких магазинчиков и лавок, в которых продаются местные деликатесы, сувениры, знаменитые швейцарские часы, спортивное снаряжение и аксессуары, красивая обувь.
В аптеке она купила лекарство, а потом прогулялась по городу и купила букет цветов для Маргарет. Она еще никогда в жизни не тратила столько денег на подарок. Да и кому ей было делать подарки! С радостным удивлением Джин открыла для себя, что покупать и дарить подарки приятнее, чем получать их самой.
И только на обратном пути Джин извлекла из сумочки конверт с письмом Ангуса и вскрыла его. Она намеренно отложила чтение письма на потом — не хотела портить поездку. Письмо оказалось небольшим. Скорее это было не письмо, а записка.
Дорогая Джин! Я был крайне удивлен, получив твою телеграмму. Почти одновременно пришли и газеты, подтвердившие новость. Надеюсь, ты будешь счастлива. Мы с Элизабет планируем сыграть свадьбу в следующем месяце. Твой Ангус.
Джин еще раз перечитала письмо и вдруг, неожиданно для себя самой, рассмеялась. То был смех счастливого человека, обретшего свободу. Она разорвала письмо на мелкие кусочки и швырнула их за спину. Ветер подхватил обрывки и унес прочь.
Письмо Ангуса, а вернее, ее собственная реакция на него окончательно убедила Джин, что ее чувство к нему было девичьей фантазией. Она не почувствовала ни сожаления, ни уколов ревности, прочитав его. Образ Ангуса уже успел настолько потускнеть в ее памяти, что она с трудом вспомнила, как он выглядит. Неужели она всерьез собиралась выйти замуж за человека, которого так быстро забыла?!
— Просто я тогда была совсем глупая! — прошептала она.
На фоне тех невероятных событий, которые случились в ее жизни за последнее время, Ангус действительно затерялся, став частью прошлого, с которым она распрощалась без сожаления. Впрочем, мысленно Джин пожелала ему счастья с Элизабет. Наверняка из него получится образцовый муж. Будет хранить верность жене и выверять каждый свой шаг. Вот только получится ли из мисс Росс хорошая жена? Но как бы ни сложилась в будущем их супружеская жизнь, это уже не ее дело. Она же теперь свободна! С Ангусом покончено! Покончено с серым, унылым существованием, которое она влачила в доме тетки, это тоже ушло в прошлое. А в настоящем… а в настоящем есть Толли, и он ее простил. А еще есть нежное прикосновение его губ к ее пальцам.
Она почувствовала, что задыхается от нахлынувшего на нее счастья. Как же она его любит! И как же трудно, а с каждым днем все труднее вести себя так, чтобы он ни о чем не догадался. А она при одном только взгляде на Толли готова потерять голову. Джин оглянулась. Белоснежные вершины гор сверкали под лучами солнца на фоне небесной лазури. Какая красота! Джин казалось, что она может обнять весь мир и излить на него всю свою любовь. Кем она была раньше без любви, да и была ли она вообще?
Джин с удивлением увидела, что сани уже примчали ее обратно к гостинице. «Надо же как быстро!» — подумала она, отбрасывая в сторону меховой полог. Швейцар помог ей выбраться из саней.
— С вас шесть франков, моя госпожа! — сказал кучер, и она не задумываясь вручила ему все десять. Такая великолепная поездка!
— Благодарю вас! Благодарю! — Мужчина рассыпался в благодарностях, почтительно поклонившись. — Удачи вам, моя госпожа! И большого счастья!
Джин взволновали эти искренние пожелания, в них ей слышалось обещание новой, счастливой жизни. В таком приподнятом настроении она и вошла в номер миссис Мелтон. Ее комната была залита солнцем, окна были распахнуты настежь. Сама Маргарет, сидевшая в кресле возле окна, задумчиво смотрела на горную долину.
— Ты уже вернулась? — удивилась она и взглянула на часы. — Пять минут первого, а я еще не закончила с письмами! А кому предназначен этот дивный букет?
— Конечно, вам, миссис Мелтон! — И Джин вручила цветы Маргарет. — Письма могут и подождать! Сегодня такой чудесный день, столько солнца! Пойдемте лучше на улицу, ведь завтра солнца может и не быть!
— Спасибо за цветы! — проговорила миссис Мелтон. Она была явно тронута. — Но сначала ланч, ты, наверное, успела проголодаться. А потом мы прогуляемся.
— Чудесно! — обрадовалась Джин. — Я только на одну минутку загляну к себе — сниму пальто.
Вернувшись в номер миссис Мелтон, Джин застала ее на балконе.
— Ты абсолютно права, моя милая! — обернулась к ней Маргарет. — Письма могут подождать, а вот солнце ждать не будет. Решено! Мы устроим себе увеселительную прогулку! Рискнем и отправимся в самый высокогорный клуб в Альпах. Он называется «Корвелия». Надеюсь, они не забыли, что я все еще числюсь членом «Корвелии».
— Мы отправимся туда на фуникулере?
Маргарет кивнула.
— Ой, как здорово! — восхитилась Джин. — Мне так хочется проехаться на фуникулере! И вообще мне хочется все увидеть! Ведь я вряд ли когда еще попаду в здешние места. Значит, надо собрать как можно больше воспоминаний на будущее.
Маргарет с улыбкой посмотрела на девушку.
— Забавная ты девочка! — умилилась она ее простодушной радости. — Впрочем, это очень правильная жизненная философия. Живи полной жизнью каждую отпущенную тебе минуту, и тогда в старости не будет повода жалеть об упущенных возможностях.
Голос Маргарет дрогнул. Чтобы не дать ей снова уйти в воспоминания, Джин поспешно сказала:
— Тогда скорее вниз! Чем быстрее мы покончим с ланчем, тем больше у нас останется времени для нашего похода до заката солнца.
— Пошли! — улыбнулась ей Маргарет, покоренная ее энтузиазмом.
— Пожалуйста, сегодня ланч только на двоих! — сказала Маргарет подошедшему к ним официанту, усаживаясь за столик возле окна.
Официант принес поднос, уставленный разнообразными закусками, и каждая являла собой настоящий шедевр кулинарного искусства. Джин даже растерялась от такого изобилия, не зная, с чего начать.
Она уже приступила к еде, когда Маргарет взяла со стола карточку с напечатанным на ней текстом. Пробежав ее глазами, она сказала Джин:
— Сегодня вечером нас ждет еще одно удовольствие! Будет петь Пейшенс Плауден. Тебе известно ее имя?
— Пейшенс… кто? — переспросила Джин. Вилка выпала из ее рук, громко звякнув о тарелку.
— Пейшенс Плауден, — повторила Маргарет и озабоченно спросила: — С тобой все в порядке, дорогая? Тебе нехорошо?
— Все в порядке, — с трудом выговорила Джин. Она стала белой как мел, глаза словно закрыла пелена.
— Да ты сейчас лишишься чувств! — испугалась Маргарет. — Идем быстрее на свежий воздух!
— Нет-нет! Со мной все в полном порядке! Можно попросить воды?
Маргарет знаком подозвала официанта, и тот принес воду. Джин жадно осушила весь стакан, и через пару минут лицо ее слегка порозовело. Но Маргарет заметила, как дрожат у бедняжки руки.
— Съешь что-нибудь! — участливо предложила она. — А потом расскажешь мне, что тебя так сильно расстроило.
— Даже не знаю, с чего… начать, — нерешительно проговорила Джин.
— А я тебе помогу! Это ведь имя Пейшенс Плауден тебя так впечатлило, да?
Джин кивнула.
— Ты ее знаешь?
Джин снова глотнула воды.
— Она моя мать!
Некоторое время Маргарет озадаченно смотрела на Джин и молчала, а потом произнесла:
— Если не хочешь, можешь ничего не говорить.
— Но я хочу!
— Я со вниманием выслушаю тебя, но прежде доставь мне удовольствие и съешь хоть что-нибудь.
Джин послушно взяла в руку вилку, хотя аппетит у нее пропал. Как ни странно, начав есть, она почувствовала, как спадает напряжение.
— Это точно она? Ошибки быть не может? — спросила Джин, справившись с волнением.
— Никакой ошибки! Пейшенс Плауден — слишком известная личность!
— Правда?
— Конечно! До войны она считалась одной из лучших наших певиц. Война застала ее во Франции. Она вынуждена была уйти в подполье. Ты понимаешь, что это значит?
— То есть она сражалась в рядах Сопротивления?
— Именно! Плауден — настоящая героиня. Гестаповцам удалось схватить ее. Плауден пытали, потом отправили в концлагерь. Это случилось незадолго до окончания войны. Певицу вместе с другими заключенными освободили союзники, но здоровье ее серьезно пошатнулось после пережитых испытаний. Врачи порекомендовали ей подлечиться в Швейцарии. Насколько мне известно, после войны Пейшенс Плауден нигде не выступала с концертами. Сегодня она впервые принимает участие в гала-концерте после долгого перерыва, все вырученные от него средства пойдут на помощь детям, больным туберкулезом. Дети проходят курс лечения в клинике в Давосе.
Джин слушала Маргарет с широко раскрытыми глазами.
— А я и не знала, что… что она такая.
— Тогда расскажи мне, что известно тебе.
— Совсем немного! Я ведь ее не помню! Мама оставила отца, когда мне было четыре года. Я думала, что она умерла. Я сама так решила, потому что отец никогда не упоминал ее имени в моем присутствии. А потом, когда я после смерти отца стала жить у тети, начались постоянные разговоры о том, что у меня плохая наследственность и все такое. Вначале я даже не понимала, о чем говорит тетя, но когда я стала старше, то решила, что моя мать, наверное, совершила что-то ужасное. Я подозревала ее во всех смертных грехах. После смерти тети я обнаружила в ее бумагах газетные вырезки и письмо. Письмо было адресовано отцу. Скорее всего, тетя забрала его вместе с другими бумагами из нашего дома, когда папа умер. В нем было всего несколько строк. Я поняла, что моя мать была несчастлива с отцом и решила расстаться с ним. И когда ей предложили выступать на сцене, она приняла предложение. Она утверждала, что отец никогда не любил ее, а она не могла с ним жить без любви. Я… я решила, что мать уехала из дома с каким-то мужчиной.
— Но ведь в письме об этом не говорилось ни слова?
— Нет! — покачала головой Джин. — Но тетя была убеждена, что именно так все и было. Она постоянно делала подобные намеки.
— А газетные вырезки?
— Их было две. На одной — фотография матери, я узнала ее — у нас в доме хранились любительские снимки, сделанные, когда я была совсем маленькой. Внизу была подпись: «Мисс Пейшенс Плауден примет участие в открытии сезона в Театре оперетты в Лидсе в следующий четверг». Во второй вырезке было сообщение о гала-концерте в Бредфорде. Имя матери фигурировало среди наиболее известных исполнителей.
— Наверное, обе вырезки относились к самому началу ее сценической карьеры.
— Скорее всего, на них не были указаны даты.
— И что же? Ты, видимо, насочиняла нечто ужасное о собственной матери?
— Боюсь, что так. А что хорошего может прийти в голову, когда постоянно слышишь о том, какое тебя ждет будущее с такой дурной наследственностью? Ведь для тети сцена была пострашнее ада. Да и не могла она простить матери то, как она обошлась с отцом, бросив его с ребенком.
— Пожалуй, твоя мать действительно поступила жестоко прежде всего по отношению к тебе, — вынуждена была признать Маргарет.
— Но наш дом, если честно, очень уж смахивал на тюрьму, атмосфера была просто удушающей!
— Тогда ты, наверное, можешь понять ее.
— Пожалуй! Сегодня мне это сделать проще, чем три недели тому назад. Что я раньше знала о жизни? И в людях я совсем не разбиралась, я и не думала, что на свете есть такие сердечные и добрые люди, как вы и Толли.
