Сладкая месть Картленд Барбара

Глава девятая

Толли взобрался почти на самую вершину и посмотрел вниз. Яркое солнце слепило, и он невольно зажмурился, когда снял темные очки. Он был один, но не чувствовал себя одиноким. Вокруг величавой стеной взметнулись ввысь горы, снег призывно скрипел под ногами, приглашая ступить на лыжню. Неожиданно с ледника подул колючий ветер, и сразу же стало холодно.

«Горы… Что может быть лучше гор?» — подумал Толли и, опершись на лыжные палки, еще раз окинул взглядом прекрасный пейзаж. Вот он стоит на вершине, свободный, не связанный ни с кем и ни с чем, и весь мир лежит у его ног. Давно он не испытывал такого пьянящего чувства свободы. Казалось, ему сейчас все по плечу. Последний раз он был в Швейцарии еще до войны, семь лет тому назад. Но как давно это было и сколько всего произошло с тех пор! Воистину каждый год из этих семи мог сойти за два, а то и три года мирной жизни. Война стала для Толли суровым испытанием. Бремя огромной ответственности легло на его плечи. Каждый день он должен был принимать решения, от которых зависели судьбы и жизни многих людей, служивших под его началом. Тяжелое время, но насыщенное такими яркими событиями! Нет, он ни о чем не жалеет и не хотел бы перевести стрелки часов назад. На фронте он приобрел истинных друзей и понял, что такое плечо товарища. А скольких друзей и верных товарищей потерял он за эти годы! Многое узнал Толли и о самом себе, научился верно оценивать собственные возможности, правильно рассчитывать силы. Конечно, если бы не война, эти годы были бы прожиты совсем по-другому. Ведь в жизни столько приятного! И как здорово просто жить и наслаждаться жизнью, а не убивать и не сеять вокруг себя разрушение и смерть!

И вот он снова среди любимых гор, возмужавший, вступивший в пору зрелости, но все такой же восторженный в душе. Он посмотрел вниз. У самого подножия горы примостилась деревушка. Дым струился из печных труб, дети весело барахтались в снегу и карабкались по склону, волоча за собой санки. Не таких ли простых радостей хочет от жизни и он? Уютный теплый дом, дети, размеренная жизнь на лоне природы в гармонии со всеми и со всем. Снимись с якоря, сорвись с насиженного места, выдерни себя с корнями из привычной почвы — и неизбежно разрушишь жизнь близких людей, живущих рядом. Разве не так?

Он вдруг вспомнил детство. Золотое было время! Как счастливо жилось с родителями в Грейстоунзе! Несмотря на то что он был единственным ребенком в семье, Толли никогда не чувствовал себя одиноким. В доме всегда было полно гостей, многие приезжали со своими детьми, его сверстниками. Впрочем, и помимо игр в имении было столько интересного! Лошади, собаки, охота, рыбалка. И всегда рядом с ним была направляющая рука отца. Отец все понимал с полуслова, с ним было так легко и просто. Конечно, Толли любил мать. Но его любовь к ней была совсем, совсем иной.

Мать всегда казалась ему немного загадочным существом. Когда эта красивая женщина приходила по вечерам в его детскую, прижимала к себе, целовала, желая спокойной ночи, она казалась ему сказочной феей. Да, когда с ним случались маленькие детские несчастья, он всегда бежал к матери за утешением. И потом, когда его отправили в школу и он уехал из родного дома, он тоже очень скучал по маме. И все же его любовь к ней не была столь всеобъемлющей, как то чувство, которое он испытывал к отцу. С присущей детям наблюдательностью он подмечал, что мать тянется к нему, словно пытается найти у него нечто такое, чего не в состоянии дать ей муж. Лишь много позже, когда он увидел, как счастлива была его мать в браке со Стивеном Мелтоном, он понял, чего ей так не хватало все годы, что они прожили в Грейстоунзе. А ему они казались такими безоблачными! Но вот и мать в конце концов обрела свое счастье! И он был рад за нее, хотя и жалел порой, что счастье пришло к ней слишком поздно. Не тогда, когда они были еще все вместе и был жив отец. Нет, он не ревновал мать к отчиму, просто у него всегда сжималось сердце при виде их счастливых лиц. Потому что он знал наверняка, что его добрый, любящий, все знающий и все понимающий отец так и не получил в своей жизни самого главного: быть любимым так, как любили друг друга его мать и Стивен Мелтон.

Глядя на их сияющие лица, он мечтал о том, что, быть может, в один прекрасный день и сам встретит такую же любовь. Но странное дело, чаще он мечтал не о женщине, которую полюбит, а о сыне, которого она ему родит. А он потом увезет сына в Грейстоунз, и там они все время будут вместе, как в свое время он был неразлучен с отцом. Он тоже будет учить сына верховой езде и покажет ему все приемы ловли форели в горных реках, питающих многоводное озеро. И они вместе будут гулять по пастбищам, наблюдая за тем, как пасутся стада и как входит в силу молодняк. И он познакомит сына со всеми фермерами, арендующими у них земли, и даже поможет ему составить первую в жизни речь, с которой тот выступит на ежегодном ужине, устраиваемом по итогам выплат арендной платы.

Да и вообще жизнь на природе — это такое раздолье! Столько всего вокруг захватывающе интересного: первый выстрел из ружья, первый объезженный жеребенок, первое самостоятельное путешествие на лодке по озеру. Толли вдруг вспомнил, какую жгучую радость он испытал, когда наконец набрался мужества и спрыгнул со старого моста в дальнем конце озера в зеленоватую холодную воду. Да, жизнь в сельской местности полна самых разных удовольствий. Ему есть что показать собственному сыну и чему его научить.

Разумеется, с возрастом появились и женщины, но они никогда не играли в его жизни серьезной роли. Во-первых, он с детства привык к мысли о том, что в один прекрасный день женится на Мелии. Он хорошо запомнил слова отца, которые тот однажды обронил как бы между прочим. «Имение Мелчестеров когда-то принадлежало нашей семье. Но один из наших предков продал его. Надо думать, чтобы рассчитаться с карточными долгами. А потом уже никто не озаботился тем, чтобы выкупить имение обратно. Да и денег, видно, таких не было. А я всегда жалел, что эти земли больше не наши. Всякий раз, когда я доезжаю до границы, разделяющей два имения, мне делается не по себе при мысли о том, что дальше мне ехать нельзя». Толли хорошо запомнил эти слова отца. А еще он с детства слышал, как шушукаются по углам горничные и няни: «Ах, какие прелестные детки! Красивая будет пара!»

И вот, стоя на вершине горного склона, Толли напряженно пытался понять, любил ли он когда-нибудь Мелию по-настоящему. Или просто придумал себе любовь, вознамерившись любой ценой жениться на девушке и увезти ее в Грейстоунз. Но образ нынешней Мелии как-то очень плохо вязался в его фантазиях с безмятежной жизнью в сельской глуши. Она никак не вписывалась в его воображении в старомодные интерьеры Грейстоунза. Пожалуй, в их доме на Беркли-сквер она будет смотреться органичнее. Станет устраивать большие приемы в знаменитой китайской гостиной, спать в розовой спальне его матери, с гордым видом восседать за резным обеденным столом, который по торжественным случаям сервируют роскошной посудой. Да, такой стиль жизни больше подходит Мелии. Среди пышных декораций элегантного особняка ее красота станет еще заметнее и ярче.

«Что ж, со временем все так и будет», — подумал Толли. В глубине души он не верил в то, что Мелия выйдет замуж за Эрнеста Дэнкса.

Едва ли она рискнет связать свою жизнь с человеком другого круга. Что у них общего? Им ведь даже поговорить будет не о чем. Что знает Дэнкс об увлечениях и вкусах Мелии, о ее друзьях и интересах? Разве ему знакомы ее капризы, честолюбивые замыслы, сокровенные желания? «Стоп!» — одернул себя Толли. А ты-то сам хорошо знаешь Мелию и ее сокровенные желания? А честолюбивые замыслы? Вдруг они простираются много дальше, чем просто жажда постоянно быть на виду? И может ли он безошибочно назвать ее истинных друзей в той шумной веселой компании, в которой она проводит дни и ночи?

Толли невольно улыбнулся собственным мыслям — похоже, он превращается в настоящего зануду. Какая, в конце концов, разница, кто ее друзья и каковы ее интересы! Мелия — самая красивая девушка из всех, кого он встречал. И ему вполне достаточно просто любить ее, обладать ею, знать, что она носит его имя. «Достаточно?» — холодно спросил его внутренний голос, и он невольно поежился, словно от порыва сильного ветра. Толли надел солнцезащитные очки и заскользил вниз по горной трассе.

Часом позже, возвращаясь к себе в отель, он столкнулся с Мелией — она выходила из саней в лошадиной упряжке. Судя по всему, Мелия уже успела побывать в Сент-Морице. Заметив Толли, она улыбнулась ему. Толли поднял на лоб очки. Мелия была обворожительна. Ее личико в меховой опушке разрумянилось на морозе, под меховым жакетом виднелся лыжный костюм яркокрасного цвета.

— Ездила за покупками? — поинтересовался Толли.

Мелия кивнула в знак согласия:

— Да, пришлось докупить кое-какие мелочи, которые мы с мамой забыли, собираясь в дорогу.

Она уже повернулась, чтобы идти в отель, но Толли остановил ее.

— Пойдем посмотрим, как люди катаются на коньках, — вдруг предложил он. — Мне надо поговорить с тобой.

Немного помедлив, Мелия кивнула и передала свои покупки портье.

— Только не очень долго, — сказала она. — Здесь, как только солнце садится, сразу же становится очень холодно.

Толли снял лыжи и, вручив их дежурному, взял Мелию под руку и повел к катку по узкой тропинке, обсаженной с двух сторон деревьями. К ледяной арене вела длинная узкая лестница, и им пришлось преодолеть целый ряд скользких ступенек, прежде чем они смогли занять места на трибунах. На одной ступеньке Мелия поскользнулась и чуть не упала, но вовремя была подхвачена сильной рукой Толли.

— Смотри под ноги! — наставительно сказал он, а когда Мелия подняла к нему свое лицо, неожиданно спросил: — Рада нашей встрече?

— Конечно нет! — выпалила она раздосадованно. — Что за дурацкий вопрос!

— Ты все еще злишься на меня?

— Не то слово! Я в бешенстве. Не хотелось вчера устраивать сцену в присутствии твоей матери. Но я считаю, что ты ведешь себя по-свински! Я прекрасно понимаю, что ты явился сюда только для того, чтобы позлить меня, да еще и сознательно не оставил никаких шансов для ответного удара. Ведь если я начну задирать тебя или твою невесту, люди сразу же скажут, что во мне говорит уязвленное самолюбие. Но ничего, рано или поздно я рассчитаюсь с тобой за все!

В голосе Мелии было столько неприкрытой злобы, что Толли глянул на нее с откровенным изумлением, но тут же напустил на себя беззаботность.

— Я рад, Мелия, что смог наконец-то пробудить в тебе хоть какое-то чувство! — воскликнул он с усмешкой. — А то я уже начал подумывать, что ты вообще не способна чувствовать. Просто не девушка, а сплошной лед!

— Раз я такая ледяная, — ядовито заметила Мелия, — так чего же ты так стремился заполучить меня в жены?

— И все еще стремлюсь! — воскликнул Толли. — Я бы на твоем месте не спешил переводить наши отношения в прошедшее время.

— Тогда зачем ты обручился с этой простушкой мисс Маклейд? — спросила Мелия торжествующе.

«Кажется, я угодил в западню», — подумал Толли. Впрочем, ему не привыкать! И не из таких ловушек выходил целым и невредимым.

— Тебя это удивляет? — рассмеялся он в ответ. — При твоей-то сообразительности! Джин — очень привлекательная девушка, милая, воспитанная, понимающая все с полуслова. Что же странного в том, что я захотел на ней жениться?

А каковы твои ближайшие действия?

— В сложившихся обстоятельствах я не собираюсь обсуждать с тобой свои планы, — отрезала Мелия. — Вот если бы ты разорвал свою нелепую помолвку, тогда, быть может, по возвращении домой мы с тобой… Она умолкла.

— Что «мы с тобой»?

— Смогли бы обсудить наши планы на будущее.

Они уже почти дошли до самой нижней ступеньки. Толли круто повернул девушку к себе и положил руки ей на плечи.

— Послушай, Мелия! Это правда?

— Конечно, правда!

— Тогда посмотри мне прямо в глаза и поклянись самым святым для тебя. Скажи мне: «Клянусь Библией или чем там еще, что я не выйду замуж за Эрнеста Дэнкса». Если ты поклянешься мне сейчас, то и я, со своей стороны, сделаю то, о чем ты просишь.

Мелия молчала, она колебалась, тянула время, не зная, как ей поступить. Но вот ее глаза встретились с глазами Толли, и она тотчас же отвела взгляд в сторону.

— Ах, Толли! Какой же ты несносный! — воскликнула она. — Разве ты имеешь право выдвигать мне какие-то предварительные условия?

Толли опустил руки и издал отрывистый смешок.

— Опять пытаешься обвести меня вокруг пальца, да? Эти твои уловки, Мелия! Выжмешь из меня все, что тебе нужно, а потом, когда наступит подходящий момент, ты торжественно объявишь о своей помолвке с Эрнестом Дэнксом. Нет уж, дорогая! Такой расклад меня не устраивает! И запомни: ни о каком разрыве моей помолвки с Джин Маклейд не может быть и речи!

Мелия поняла, что счастливый случай она безнадежно упустила.

— Смотри, чтобы эта помолвка не вышла тебе боком! — бросила она с нескрываемой злостью. — У девиц такого сорта есть обыкновение шантажировать людей. Не забывай об этом!

Сделав прощальный выстрел, она круто развернулась и пошла прочь. Толли молча стоял на дорожке и смотрел ей вслед.

Мелия же направилась прямо в гостиницу. Она поднялась в номер через боковой ход и сразу же прошла в свою спальню. Мать строчила письма, сидя в соседней комнате, но Мелия не стала заглядывать к ней. С мрачным видом она уселась в кресло и стала нервно барабанить пальцами по подлокотнику, потом бросила на себя изучающий взгляд в большое зеркало, висевшее на противоположной стене. Что же ей делать с Толли? Нынешняя ситуация не просто нелепа, она невыносима. Она снова встретилась с Толли, они живут в одной гостинице, толкутся с утра и до позднего вечера на одной территории под пристальными взглядами многочисленных друзей и приятелей, прибывших в Швейцарию на зимний отдых. Разумеется, те с большим интересом будут следить за разворачивающейся на их глазах драмой. А некоторые и вовсе станут откровенно злорадствовать. В любом случае ее отъезд будет расценен как позорное бегство. Нет, уезжать нельзя! Ни в коем случае! Но и видеть изо дня в день самодовольную физиономию Толли, с гордостью трубящего направо и налево о своей помолвке, когда она сама пока не имеет возможности ответить ему тем же, — о, это такая мука! Можно сойти с ума!

Мелия сняла перчатки и молча уставилась на свои руки. На пальце, предназначенном для кольца, преподнесенного женихом по случаю помолвки, ничего не было. А как красиво смотрелся бы здесь большой бриллиант! С какой радостью она бы помчалась вниз и ткнула бы этим пальцем прямо в нос Толли. Пусть видит!

Мелия снова мысленно прокрутила их разговор. Надо было набраться храбрости и солгать, сказать ему то, что он так жаждал от нее услышать. Но как-то так вышло, что лгать Толли Мелия не научилась. Тяжелое это дело — обмануть Толли. Тем более надо отдать ему должное — он ведь не стал притворяться, что влюблен в свою Маклейд по уши.

«Он все еще любит меня!» — удовлетворенно подумала Мелия. И тут ее осенило! Она вскочила с кресла, подбежала к письменному столу, сорвала с головы меховую шапочку и быстрым движением взъерошила волосы.

Нет, не все еще потеряно! Толли любит ее, а это главное! План очередной наступательной кампании почти созрел. Зловещая улыбка скользнула по губам Мелии. Она села за стол, открыла дорожный набор, извлекла лист бумаги со своей монограммой и торопливо набросала несколько строк.

Прости меня, Толли! Ненавижу, когда мы ссоримся! Я так потом мучаюсь! Давай встретимся около шести часов за аперитивом. Закончим наш разговор, а заодно и помиримся.

Мелия

Она перечитала записку, вложила ее в конверт и вызвала посыльного.

Толли был в гостиной, когда ему передали записку от Мелии. Он сидел вместе с Джин и Джеральдом, и они обсуждали события минувшего дня. Джин была еще в лыжном костюме, который помогла ей купить сегодня утром миссис Мелтон, для чего они даже специально съездили в Сент-Мориц. Костюм не был таким элегантным, как у Мелии, но лыжная куртка небесно-голубого цвета очень шла девушке и гармонировала с перчатками и вязаной шапочкой с помпоном, водруженной на пушистые светлые волосы.

— Как продвигается учеба? — поинтересовался у нее Толли.

— Особых успехов пока нет, — честно призналась ему Джин. — Никогда не думала, что научиться кататься на лыжах так трудно. Инструктор все время командует: «Дамы! Согните ноги в коленях!» Я начинаю сгибать и тут же падаю.

Боюсь, эта наука не для меня!

Толли рассмеялся.

— Не унывай, Джин! Все так начинают. Вот увидишь, через пару дней ты уже будешь мчаться стрелой с самой высокой горы. И все будет легко и просто, как ходьба по комнате.

— Дай-то Бог! — вздохнула Джин и добавила сокрушенно: — Вот только после сегодняшних тренировок понадобится специальный кран, чтобы затащить меня на эту гору. У меня каждая косточка болит, повернуться не могу.

— А где мама?

— Она после обеда ходила на каток, смотрела выступления фигуристов. А потом поднялась к себе наверх прилечь. По-моему, она плохо спала прошлой ночью.

— Мне вчера вечером показалось, что мама чем-то расстроена. Но ведь она никогда не бывала здесь со Стивеном, правда? — повернулся Толли к Джеральду.

Джеральд покачал головой:

— По-моему, нет.

— И тем не менее что-то ей напомнило о нем. Впрочем, быть может, я ошибаюсь.

Джин виновато молчала. В глубине души она понимала: миссис Мелтон не спала из-за нее. Это же она завела разговор о полковнике Мелтоне! Вполне возможно, в душе матери Толли снова поднялся целый ворох воспоминаний, а вместе с ними вернулась и боль. Джин была почти готова во всем сознаться Толли, но в самый последний момент передумала.

В эту минуту Толли подали письмо от Мелии. Портье церемонно принес его на подносе. Толли недоуменно посмотрел на конверт, потом вскрыл его и прочитал записку. В первый момент лицо его прояснилось, но тут же снова стало серьезным. Шестое чувство моментально подсказало ему: что-то здесь не так. «Мелия вовсе не простушка, чтобы строчить слезные послания с просьбами о перемирии», — подумал он и перечитал записку.

— Ответа не будет! — отрывисто проговорил он, обращаясь к портье, а потом повернулся к Джеральду и Джин: — Мелия приглашает нас на аперитив перед ужином в шесть часов вечера.

Джин, как всегда, промолчала, Джеральд тоже никак не отреагировал на эту новость. Толли откинулся на спинку кресла и нахмурился. Он был сейчас похож на большого обиженного ребенка. «Конечно, — размышлял он, — Мелия не придет в восторг, когда увидит всю нашу троицу. Что ж, тем забавнее будет понаблюдать за ней в этой ситуации. Наверняка она что-то придумала, вот и послала оливковую веточку мира». Толли не питал особых иллюзий насчет Мелии. Как говорят французы, на войне как на войне. Вот и Мелия с легкостью пустит в ход любое оружие: будет милой и нежной, а может, и слезу прольет, если понадобится. Главное, чтобы усилия ее были вознаграждены и она получила бы то, чего добивалась.

— Что ж, пойду приму ванну, — проговорил Толли, вставая с кресла.

— Мне тоже надо переодеться! — поднялась следом Джин и добавила неуверенно: — Я так понимаю, что на эту встречу мне ходить не обязательно.

— Как это «не обязательно»? Конечно, обязательно! Известно ведь, что жених и невеста стараются не разлучаться.

Толли улыбнулся, смягчив улыбкой саркастические интонации. «А он чем-то расстроен, — подумала Джин. — Что же его так огорчило?» Но Толли уже развернулся и зашагал прочь, не ожидая ее реакции.

— Я тоже пойду, — сказала она Джеральду.

— А потом спускайтесь, выпьем по чашечке чая. Не знаю, как вам, а мне просто необходима чашечка чая. Первый день на лыжне — это, знаете ли, всегда непросто. Жду!

— Я быстро! — улыбнулась ему Джин.

Переодеваясь у себя в номере, Джин думала о Толли. Беспокойные мысли кружили в голове, отодвигая на задний план впечатления минувшего дня. А каким прекрасным выдался день! Как замечательно было стоять на горном склоне и любоваться открывающимися пейзажами, залитыми солнечным светом! И вот словно туча налетела и закрыла все вокруг. Джин вспомнила, как помрачнело лицо Толли, когда он прочитал записку от Мелии.

«Как все было бы хорошо, если бы ее не было рядом с нами!» — подумала она и рассмеялась вслух. А разве не из-за Мелии они приехали сюда? Если бы не Мелия, то она сегодня стучала бы на машинке в своем офисе на Дувр-стрит и не появлялась бы повсюду в нарядах от Мишеля Сореля. Как все стало запутанно, размышляла она уныло. Конечно, ей следовало бы ненавидеть Мелию Мелчестер. Да, она должна просто ненавидеть эту девушку! И все же… И все же она должна быть за многое благодарна ей. Джин посмотрела на свое отражение в зеркале. Неужели это она?!

Она быстро переоделась, убрала свои вещи и уже приготовилась идти вниз, как внезапно ей в голову пришла дерзкая мысль. Надо срочно переговорить с Мелией! Поначалу идея показалась ей безумной, но она тут же вспомнила огорченное лицо Толли и резкие нотки в его голосе.

«А что случится, если я с ней поговорю? — мысленно убеждала она себя. — А вдруг после нашего разговора она станет хотя бы добрее к Толли?»

Решено! Она идет к Мелии! Боясь передумать, Джин не стала вызывать лифт, а торопливо сбежала по лестнице на этаж ниже. Она знала, в каком номере остановились леди Мелчестер с дочерью. Сегодня утром они вместе с матерью Мелии поднимались в одной кабинке лифта, и Джин услышала, какой этаж и какой номер назвала лифтеру леди Мелчестер. На ее присутствие в кабинке дама отреагировала лишь коротким кивком. И на том спасибо, могла бы и вовсе не заметить!

Джин торопливо шла по коридору, и чем ближе была нужная дверь, тем сильнее колотилось ее сердце. Теперь она уже была не так уверена в правильности своего решения. Но перед ней снова встало лицо Толли. Его счастье — вот что сейчас самое главное. А ее собственные чувства тут ни при чем. «Ты не передумала?» — спросил ее внутренний голос.

— Нет! — произнесла она вслух и постучала в дверь под номером двести шесть.

Никакого ответа. Джин облегченно вздохнула. Ура, Мелии нет на месте и она может со спокойной совестью идти вниз пить чай с Джеральдом. Видит Бог, она хотела как лучше, но судьба рассудила иначе. Но в этот момент она услышала голос Мелии:

— Входите!

Джин открыла дверь и оказалась в большой гостиной с высоким французским окном, выходящим на террасу. Вся комната была уставлена вазами с роскошными оранжерейными цветами. Мелия, все еще в лыжном костюме, сидела на диване, в руках у нее было письмо. Она изумленно смотрела на Джин.

— Мисс Маклейд?!

— Могу я с вами поговорить? — стараясь не выдать волнения, прошептала Джин.

— Проходите!

Мелия даже не попыталась встать со своего места. Она лишь отложила в сторону листки: несколько страниц, исписанных мелким почерком. Мелованная бумага с витиеватой шапкой выдавала автора письма. Оно было написано — невиданное дело! — на официальных бланках палаты общин.

— Присаживайтесь! — бросила Мелия, указывая на невысокий венский стул, стоявший рядом с диваном.

Джин, чувствуя, как ее снова охватывает паника, пересекла комнату. Она опустилась на стул и, нервно сцепив пальцы, замялась, не зная, с чего начать.

— Вы хотели поговорить со мной? — Мелия заговорила первой.

— Да, — кивнула Джин. — Я хотела поговорить с вами о Толли. — И на одном дыхании она проговорила, словно опасаясь, что у нее не хватит духу довести начатое до конца: — Он очень несчастен. Я думаю, помочь ему можете только вы.

— Я? Помочь? — удивленно переспросила Мелия. — И чем же, интересно, я могу ему помочь?

Разговор откровенно забавлял Мелию, она не испытывала ни малейшей неловкости и с явным удовольствием наблюдала за тем, как ломает пальцы Джин, пытаясь подобрать нужные слова.

— Я думала… что мы… что после нашего разговора… вы… возможно… все поймете и…

— Я и так все прекрасно понимаю! — не дала ей договорить Мелия. — Я честно сказала Толли, что не собираюсь выходить за него замуж. А он, чтобы позлить меня, придумал в отместку эту глупую помолвку с вами. Разве я не права, мисс Маклейд?

Джин подавленно кивнула.

— Ну вот видите! Я это и сказала Толли пару часов тому назад! Он повел себя в высшей степени глупо! И недостойно! А потому я не вижу оснований для того, чтобы пересматривать или тем более отменять свои решения. Во всяком случае до тех пор, пока он не расторгнет вашу нелепую помолвку и не вернется в Лондон.

— А Толли знает об этом? — окончательно растерялась Джин. Разговор с самого начала пошел совсем не так, как она предполагала.

— Естественно! Я повторила ему это уже дважды.

— А если он сделает так, как вы хотите… то есть если он разорвет нашу с ним помолвку, тогда вы… вы согласитесь обручиться с ним?

Мелия с непроницаемым выражением лица поднялась с дивана.

— Мне кажется, мисс Маклейд, у вас нет права задавать мне подобные вопросы. Пока Толли не искупит свою вину, пока его отношение ко мне не станет по-настоящему уважительным, я не собираюсь рассматривать его кандидатуру ни в каком качестве. А в настоящий момент он ведет себя и вовсе оскорбительно. Он старается унизить меня, сделать посмешищем в глазах всего света.

— Мисс Мелчестер! Вы же знаете, он любит вас!

— Правда? — саркастически усмехнулась Мелия. — Странный, однако, он избрал способ для демонстрации своих чувств.

— Мне так хочется ему помочь! — потерянно прошептала Джин. — Я так хочу, чтобы он был счастлив. Ради его счастья я готова на все…

— Вот и прекрасно! — резко оборвала ее Мелия. — Тогда самое лучшее из того, что вы можете сделать, — это как можно скорее уехать отсюда. Исчезнуть навсегда! Разве вы сами не понимаете, что только путаетесь под ногами и мешаете, самым недостойным образом усложняя наши с ним отношения?

Мелия подошла к окну. Вечерело. Солнце уже почти спряталось за горной грядой, позолотив на прощание вершины гор гаснущими багряными всполохами. Густая тень пала на долину. Еще немного, и окончательно стемнеет. Профиль Мелии четко обозначился на фоне вечернего неба. Он был прекрасен, этот профиль! Можно сказать, совершенство всех линий и пропорций. И только жесткие, едва заметные складки в уголках губ и решительно выдвинутая вперед челюсть портили общее впечатление, нарушая совершенную гармонию облика.

— Что ж, тогда простите, что побеспокоила вас. — Джин поднялась со стула. Она уже жалела о том, что так опрометчиво поддалась своему порыву.

Мелия резко повернулась к ней.

— А кто вы вообще такая? Откуда взялись? — проговорила она с вызовом. — Интересно, где это Толли мог познакомиться с вами? — Мелия бросила испепеляющий взгляд на молчавшую Джин. — Но разве от вас добьешься правды! Мой вам совет — убирайтесь туда, откуда явились. Обещаю, что уговорю Толли хорошо заплатить за ваши, так сказать, услуги.

Стеснительная Джин легко тушевалась в присутствии посторонних людей, но чувство собственного достоинства (шотландская кровь!) ей никогда не изменяло. До сих пор никто и никогда не смел оскорбить ее вот так, походя, дерзко и несправедливо!

— Напрасно вы заговорили о деньгах, мисс Мелчестер, — твердым голосом произнесла она. — Я пришла к вам, руководствуясь исключительно благом лорда Брори. Я совершенно искренне желаю ему счастья и хочу помочь. Он был добр ко мне, очень добр! Но ни о какой материальной компенсации и речи не было и быть не могло!

— Неужели? — Змеиная улыбка исказила лицо Мелии. — Ах да! Какая же я непонятливая! Вы ведь действуете во имя любви, не так ли?

Джин гордо вскинула голову и посмотрела ей прямо в глаза:

— Совершенно верно! Я действую во имя любви!

Она резко повернулась и вышла из комнаты. И только очутившись в пустом коридоре, она наконец осознала, что натворила. Она взлетела по лестнице и бросилась к себе. Ее трясло, щеки пылали. Пытаясь остудить внутренний жар, Джин прижала к лицу ледяные ладони. Мелия оскорбила ее! Она была жестока и груба, стараясь уязвить ее побольнее. Но не это потрясло Джин, ибо не это было главным. А главным было то, что Мелия сказала ей правду!

Джин обвела комнату невидящим взглядом. Она любит Толли! Вот правда! Она любит его всеми фибрами души, каждой частичкой изголодавшегося по любви сердца. Ее любовь к нему огромна, как океан, и безмерна, как Вселенная. Именно потому, что она любит его с такой силой и страстью, она и хочет помочь Толли обрести свое счастье… с другой. Наконец-то ей открылось, что такое настоящая любовь: безмерный восторг и невыразимая нежность, жертвенность и всепрощение. Да, она знает Толли всего лишь несколько дней, но разве время имеет значение, когда речь идет о любви? Любовь — это жизнь! Она перевернула все ее естество, наполнила каждую клеточку тела волнением и жаждой любви. В ее чувстве к Толли нет ни корыстного, ни низменного. За то счастье, которое он подарил, войдя в ее жизнь, она готова отдать всю себя. Она смирится со всем, уйдет, если надо, растворится в небытии, главное — чтобы Толли был счастлив.

Джин задумалась. В первый вечер пребывания в Сент-Морице, когда она восхищенно любовалась из окна красивым пейзажем, переживая состояние, похожее на возвышенный экстаз, — не было ли то проявлением ее любви к Толли? Любви, наглядно продемонстрировавшей ей, каким прекрасным может быть окружающий мир. Кстати, духовное просветление, снизошедшее на нее в тот вечер, ведь никуда не ушло. Приподнятое настроение, ощущение радости по утрам, когда она просыпается, и потом длящейся весь день, когда особым смыслом полнится каждая мелочь, каждый жест или слово. Да, теперь она понимает, в ней проснулась любовь. Разве она не счастлива от одной только мысли, что Толли рядом, что он здесь, дышит одним с ней воздухом и ходит теми же дорогами, что и она? Наверное, она влюбилась в него с первого взгляда. Потому с такой легкостью и вручила ему свою судьбу, согласилась исполнить его просьбу, даже несмотря на то что предложение его показалось ей поначалу весьма странным, если не сказать больше.

Джин прижалась разгоряченным лицом к оконному стеклу. Несмотря на плотно закрытые окна, холодный воздух проникал в комнату. Этот чистый свежий воздух хотелось вдыхать полной грудью.

— Ах, Толли, Толли! — проговорила Джин вслух и подумала: если бы он был сейчас рядом и приказал ей шагнуть в ночь, пойти в горы, она пошла бы не раздумывая, стала бы карабкаться на самую высокую вершину. Она не побоится даже замерзнуть в этом ледяном безмолвии!

Какой же она была слепой! Не понимала, что движет ею, откуда эта бьющая через край радость, не покидавшая ее все последние дни. Как это замечательно — любить!

Последний луч солнца скользнул по верхушкам гор и погас. В сумерках продолжала светиться лишь самая высокая скала, похожая на огромный золотой палец. Но вот и он померк. На смену свету пришла тьма.

— Вот так и моя жизнь без Толли превратится в одну сплошную тьму, — прошептала Джин, и внезапно ее охватил страх. А что она станет делать без него? Как будет жить дальше? Раньше, в вихре стремительных событий, она не задумывалась об этом. И вот сейчас она впервые попыталась представить себе, как будет жить одна, и вдруг почувствовала такое страшное, такое абсолютное одиночество, которого не испытывала даже в самые горькие минуты своей прежней жизни в Шотландии. «Тогда мне было легче, — думала она, — ведь я не теряла самое важное и дорогое. А сейчас у меня есть Толли. Но надолго ли?»

Цель остается неизменной: счастье Толли — вот главное! А Толли будет счастлив лишь тогда, когда снова заполучит свою Мелию. У нее, увы, разговора с Мелией не получилось. Та осыпала ее оскорблениями и выставила вон. И все же Джин по-прежнему верила, что сумеет помочь Толли. Она не будет сейчас думать о себе. Надо думать только о нем. Джин какое-то время отрешенно смотрела в окно, пока не почувствовала, что окончательно замерзла.

Отойдя от окна, Джин включила свет. Она огляделась, словно видела комнату впервые. Удобная кровать, большие зеркала, пушистые ковры на натертом до блеска паркете. Разве могла она представить себе, что будет жить хоть недолго в такой роскоши? Она окинула взглядом вещи, которые подарил ей Толли. Красивый халат на стуле, щетки для волос, разложенные на туалетном столике, изящная сумочка на комоде. Все это Толли купил специально для нее, и отныне и навсегда эти вещи будут связаны с ним. Всякий раз, беря их в руки, она будет думать о нем. А для него она — всего лишь средство для достижения желанной цели, оружие, которое он не задумываясь пустил в ход в начатой войне, объявленной другой женщине.

Что же ей делать? В голову пришла безумная мысль. А что, если забыть обо всех договоренностях и самой попытаться завоевать Толли уже для себя?!

— Предположим, я сумею добиться его расположения, — прошептала она чуть слышно. — И он поймет, как сильно я его люблю.

«Глупости! — тут же отрезвил ее холодный голос рассудка. — Разве можно сравнить тебя с Мелией? И разве мужчина, влюбленный в Мелию, обратит внимание на такую простушку, как ты?» «Нет! — тут же сказала себе Джин. — Я не сделаю этого!» Толли обратился к ней за помощью. А коль так, то она должна помочь ему.

— Я обязана быть честной по отношению к нему! — вслух сказала она.

И, гордо вскинув подбородок, Джин вышла из комнаты.

Джеральд проявил завидное терпение, ожидая Джин. Он так и сидел на диване в том углу, где она и оставила его.

— Ну наконец-то! — воскликнул он. — Я уже было подумал, что вы не придете! А я просто умираю от жажды!

— Бога ради, Джеральд! Простите мое опоздание, — сказала Джин. — Не надо было ждать меня. Заказали бы чай себе!

— Настоящие джентльмены так себя не ведут! — с усмешкой ответил Джеральд, жестом подзывая к себе официанта. — Что вам заказать? Рогалики с маслом, булочки или вон те аппетитные пирожные?

— Давайте закатим самый настоящий пир! — улыбнулась Джин. — И рогалики, и булочки, и пирожные! Я умираю от голода.

— Я тоже! А потому гуляем! — поддержал ее Джеральд.

Гостиная была полна. К пятичасовому чаю подтягивались не только постояльцы гостиницы, но и местные жители. Они заглядывали в буфет, чтобы полакомиться свежей выпечкой и вкусными пирожными, а заодно и послушать музыку.

— Прекрасно выглядите! — наклонился к Джин Джеральд, когда она разглядывала публику.

— А вы, оказывается, щедры на комплименты! — Джин попыталась настроиться на шутливый лад. Но нервы у нее были словно оголены. Она с замиранием сердца ожидала появления Толли. Какой будет их первая встреча после того, как ей раскрылась тайна ее же собственного сердца? Как она посмотрит на него, что скажет?

Подали чай, но Джин поняла, что от волнения не может даже прикоснуться к еде.

— Вы устали? — забеспокоился Джеральд. — В первые дни с новичками такое случается. Да и горный воздух, он ведь разрежен, а потому надо время, чтобы акклиматизироваться в здешних местах.

— Нет, со мной все в порядке! — заверила его Джин. — Просто… просто мне вдруг расхотелось есть.

И в этот момент она увидела Толли. Он медленно шел через гостиную, направляясь к ним. Вот он приблизился, и по холодному блеску его глаз Джин с замиранием сердца поняла, что Толли очень зол, нет, больше чем зол — он взбешен. Он подошел к столу, рывком подвинул стул и сел напротив Джин. После чего измерил Джин долгим свирепым взглядом и спросил, едва сдерживая гнев:

— Какого черта ты потащилась к Мелии?

Глава десятая

Маргарет Мелтон лежала в темноте, заложив руки за голову. Мысли ее лихорадочно метались. Она устала, выбилась из сил, но знала совершенно точно, что снова не заснет до утра. Приступы бессонницы стали одолевать ее все чаще, и она смирилась, оставив всякие попытки побороть их даже с помощью снотворного.

В свое время она чудом не потеряла рассудок, узнав о гибели Стивена. Врачи, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания, прописывали ей сильнейшие снотворные препараты. Вначале Маргарет следовала рекомендациям врачей, набрасываясь на таблетки с одним желанием: забыться и уснуть, не помнить хотя бы несколько часов о том, что произошло. Но скоро Маргарет обнаружила одну пугающую закономерность: сон давал ей короткую передышку, но, просыпаясь, она чувствовала себя еще более несчастной, а ее душевные муки только усиливались. К тому же воздействие лекарств возымело и обратный эффект: Маргарет постоянно пребывала в некой прострации, а ее подавленное состояние грозило перерасти в затяжную депрессию. Видно, ее горе, обернувшееся таким душевным надломом, нельзя было исцелить с помощью врачей. А потому в один прекрасный день она отказалась и от врачей, и от лекарств. Разве можно таблетками заглушить боль утраты?

И вот сейчас, лежа на удобной кровати, казалось созданной для комфортного отдыха и сна, миссис Мелтон беспокойно ворочалась с боку на бок, а сон все не шел к ней. Она зажгла ночник, взяла с тумбочки книгу и стала листать, пытаясь сосредоточиться на чтении, но после нескольких страниц отложила книгу в сторону и, взглянув на светящийся циферблат своих дорожных часов, встала с кровати и направилась к бельевому комоду, чтобы достать носовой платок. Выдвинула ящик и замерла в недоумении. Что же ей понадобилось взять?

Картина, повторяющаяся из ночи в ночь. Мелкие, сиюминутные дела, которыми она пытается занять себя, чтобы побороть бессонницу, не могли отвлечь ее от теснящихся в голове мыслей. Путаные и хаотичные, они постепенно складывались в такие яркие и живые картинки, что ей даже показалось, будто ее прошлое предстало перед ней наяву.

Она вдруг вспомнила, как увидела Стивена впервые. Старший брат Маргарет пригласил его погостить у них в деревне во время летних каникул. Жили они тогда очень и очень скромно: единственным источником дохода в семье была военная пенсия отца, которую ему назначили после выхода в отставку. Семья росла, и пенсии не хватало на все необходимое, но это не мешало им быть счастливыми.

Оглядываясь в прошлое, Маргарет Мелтон вспоминала детство как самую счастливую пору своей жизни: только солнце и смех. А ведь ей приходилось и готовить, и убираться, и делать другую домашнюю работу. Единственный слуга генерала, его бывший денщик, мало что умел делать по дому. К тому же он был весьма рассеянным и постоянно все забывал. Но для Маргарет домашние хлопоты были совсем не в тягость. Покончив с делами, она могла заниматься тем, что ей нравилось. Больше всего ее тянуло на природу. Она любила взбираться на гору Бредон-Хилл и обозревать оттуда окрестности. На самой вершине высилась полуразрушенная крепостная башня Фолли, издали похожая на часового. А потом Маргарет сбегала вниз, к реке, и часами наблюдала за тем, как местные любители рыбной ловли соревнуются за приз лучшего рыбака. Каждый из них стремился поймать в водах Эйвона рекордное количество рыбы. Приз обычно вручали зимой, под самое Рождество. В местном пабе накрывали столы, собирались все рыбаки и торжественно чествовали победителя. А как весело было бегать наперегонки с охотничьими собаками по окрестным лугам, отмеряя вместе с ними милю за милей, а потом, раскрасневшись, валясь с ног от усталости, вернуться домой и сразу же лечь спать! То все были детские радости, которые случались сами собой и не требовали никаких затрат. Беззаботное, счастливое время! Игры на свежем воздухе вместе с деревенскими детьми, со многими из которых она дружила, или с братом, когда он приезжал домой на каникулы.

В один из приездов Дональд привез с собой Стивена. Он, видно, сумел предугадать, что Стивен и его младшая сестра отлично поладят друг с другом.

— Потому-то я его и пригласил к нам, — с мальчишеской самоуверенностью признался он сестре.

Стивен оказался прекрасным товарищем. За первым посещением последовали другие. Стивен стал часто проводить летние каникулы у них.

Маргарет была на шесть лет младше мальчиков, что не мешало им видеть в ней равноправного товарища по играм. Она не уступала им в сообразительности и ловкости.