Где бы ты ни скрывалась Хейнс Элизабет
После такого бурного приветствия я бы не удивилась, если бы Алистер обнял меня и расцеловал, но, слава богу, ничего подобного.
Алистер бухнулся в кожаное кресло, стоящее рядом с кушеткой и стулом, и махнул мне рукой: мол, выбирай, где тебе будет лучше. Осторожно оглядевшись, я выбрала стул и присела на краешек.
— Здравствуйте. — Я старалась говорить спокойно. — Надеюсь, на Рождество вы добрались домой без приключений?
— О да! Я поймал такси прямо у вашего дома, так быстро, я даже удивился, вот уж не думал, что так легко поймать такси в это время. Чудесный был вечер! Изумительный! Я был так рад познакомиться с вами, ведь Стюарт мне все уши о вас прожужжал.
Я нервно поерзала на стуле.
— Ну ладно, хватит болтать, — спохватился Алистер. — Давайте займемся делом. Смотрел я тут результаты вашего собеседования с доктором Перри.
— И что?
— Он ведь назначил вам СИОЗС?
— Ну да, что-то труднопроизносимое.
— Прекрасно-прекрасно! Значит, вы принимаете это лекарство уже почти три недели?
— Наверное.
— Это лекарство мягкого действия, иногда требуется много времени, чтобы почувствовать эффект. Вы его чувствуете?
— Эффект? По крайней мере от этих таблеток я не чувствую себя ходячим зомби. Спасибо и на этом.
— Хм. Да, это лекарство действует иначе, не так, как те, которые вам давали в больнице. Как раз то, что требуется при вашем диагнозе. Могу себе представить, чего вы натерпелись в той больнице. Лечение ваше было, мягко говоря…
Я промолчала.
— Впрочем, мне, наверное, следует воздержаться от комментариев. Так вот, дорогая моя, похоже, у вас переплелись два диагноза, они, так сказать, сожительствуют, ха-ха-ха, в вашей нервной системе… Во-первых, это знакомый вам синдром навязчивых действий и состояний, я бы назвал уровень тревожности средним, ближе к тяжелому… Доктор Перри отметил — и я склонен согласиться с ним, — что, помимо этого, у вас ярко выраженный синдром ПТСР — посттравматического стрессового расстройства. Кстати, симптомы обоих заболеваний похожи, но в последнем случае более выражены неожиданно приходящие мучительные воспоминания, ночные кошмары, а также слишком сильно выраженная реакция на резкие звуки… Ах да, и, конечно, еще панические атаки. — Алистер пролистал свои записи. — Похоже, вы страдаете от обоих синдромов…
— Вполне возможно.
— Как вам кажется, симптомы усиливаются?
— И да и нет. Например, в начале декабря у меня было потрясение, от которого пришлось долго восстанавливаться. Две недели, по крайней мере, — кошмары, панические атаки. Потом дело пошло на лад, но в канун Рождества еще кое-что случилось, и опять — две недели выброшены из жизни. Но сейчас все вроде нормально.
Алистер кивал, любовно поглаживая себя по обширному животу, — можно было подумать, что там скрывается ребенок, а не просто плотный ужин.
— Так что же не дает вам жить спокойно? Губительный для психики червь сомнения. Вы знаете, что дверь заперта, вода выключена, свет нигде не горит, и тем не менее сомнение гложет вас. Приходится возвращаться и проверять все заново… — Он опять зашуршал бумагами, потом нашел чистый листок и что-то написал на нем. — Могу вас обрадовать — у нас есть возможность помочь вам избавиться от обоих синдромов. Только я буду давать вам домашние задания, как в школе, хорошо? Ха-ха, держу пари, вы в школе были отличницей. Сначала придется несладко, но со временем все наладится, я вам обещаю. Идет?
Я молча кивнула.
— Тогда давайте начнем с самого начала. Расскажите мне о вашем детстве.
Я рассказала ему все, что помнила, и про смерть родителей, и про то, что потом я пустилась во все тяжкие, — все до того момента, как я встретила Ли. Когда моя жизнь покатилась, несмотря на банальность этой фразы, под откос. Решила, что об этом я расскажу позже.
Наша первая встреча продолжалась полтора часа, следующий сеанс займет час, и так каждую неделю до тех пор, пока я не выздоровею. Я согласилась на домашние задания. И сейчас мне предстоит «отработать» нечто под названием «выявление страхов и анализ собственной реакции». Это значит, что я должна осознать ту или иную воображаемую опасность, но вместо того, чтобы судорожно бросаться и задвигать засовы и проверять оконные защелки, подождать, ничего не делая, пока тревога сама не стихнет. Теоретически она должна стихнуть в течение нескольких минут. И это я должна повторять каждый раз при приближении тревоги.
Про себя я хмыкнула, но тем не мене согласилась попробовать.
Телефон забренчал в кармане за милю до дому. Я шла пешком по тихим, пустынным улицам, думая о том, что у меня еще есть время для недолгой пробежки.
— Алло?
— Привет, это я. Ну как все прошло?
— Нормально. Ты тоже так работаешь?
— Да. Примерно так же. Ничего особенного.
— Наверное, ужасно скучно изо дня в день слушать одни и те же истории.
— А вот тут ты не права. Все люди разные, одинаковых историй не бывает. Что ты сейчас делаешь?
— Иду домой. Настраиваюсь на то, чтобы проверить все только три раза. А что?
— Можно, я тебе попозже позвоню? Мне надо отвезти отца в садоводческий центр. Я просто хотел сказать, что думаю о тебе.
— Хочешь, я сама тебе позвоню? Ну, когда закончу проверки?
— Прекрасная мысль! Я буду держать телефон под рукой.
По дороге домой я думала о том, что мы обсуждали с Алистером. О теориях А и Б. По теории А, если я плохо проведу проверку входной двери, кто-нибудь может туда вломиться. Нет, не кто-нибудь, а Ли. Ли может войти в квартиру в мое отсутствие, а я не буду об этом знать. То есть, если я не проверю все как следует, я подвергаю себя реальной опасности. А вот что говорит теория Б: не важно, что я проверила дверь только один раз; даже если я проверю ее миллион раз, это ничего не изменит: дверь или заперта, или нет, третьего не дано. Я проверяю дверь по сто раз лишь потому, что у меня расшатаны нервы. То есть эти две теории взаимоисключают друг друга. Конечно, теория Б, по мнению врачей, и есть то рациональное зерно, которое мне полагается склевать. Они хотят сказать, что достаточно проверить один раз.
Ха! Но даже если я допущу, что теория Б имеет под собой рациональное обоснование, откуда мне знать, что это правда? По мнению Алистера, мне надо провести что-то вроде научного эксперимента. К примеру, я сокращаю количество проверок и смотрю, что будет. Я вижу, что все тихо, никаких неприятностей. И соответственно, делаю вывод: я зря тратила драгоценное время, — и излечиваюсь. Ура! Все получают по медали.
Я не полная идиотка — сама знаю, что трачу свое время зря. Но это не мешает мне упорно тратить его и дальше.
А знаете почему? При всех его высказываниях о «научных экспериментах», доктор Алистер забывает об одной простой вещи: меня мучают не какие-то абстрактные страхи, нет. Все мои фобии основаны на одном, очень конкретном факте: мистер Ли Брайтман сейчас на свободе и, ручаюсь чем угодно, ищет меня.
Если уже не нашел.
Понедельник, 26 апреля 2004 года
Ли зашел на несколько часов в воскресенье, до этого он работал, или чем он там занимался, когда не мучил меня. Едва дверь захлопнулась, я сжалась, ожидая, что он снова набросится на меня с кулаками. Однако он был в хорошем настроении, доволен собой, как будто провернул какое-то непростое дело.
— Ты что, замки сменила? — спросил он за обедом как бы между прочим.
А то он не знает! Он же открыл замок своим ключом! Но я не стала напоминать ему об этом.
— Да, пришлось сменить, — сказала я таким же веселым голосом. — После того ограбления мне как-то неспокойно. Я поставила новые — самые что ни на есть хитроумные.
— Вот как? А мне полагался ключ?
— Ну конечно.
Он рассмеялся, как будто я удачно пошутила.
Придя в офис, я первым делом отослала письмо Джонатану Болдуину с просьбой сообщить мне подробности о новой вакансии и через два часа получила ответ:
Дорогая Кэтрин!
Очень рад, что Вы откликнулись на мое письмо.
Я ищу человека, который помог бы мне открыть офис в Нью-Йорке, в идеале — с опытом работы в консалтинговой компании. Но самое важное, конечно, даже не опыт работы, а энтузиазм, преданность делу и гибкость восприятия, поскольку в начале пути надо особенно чутко реагировать на то, что предлагает рынок. Мне казалось, что Вы — именно такой человек, с характером и любящий свою работу, действительно способный возглавить крупную организацию. Я могу открыть для Вас рабочую визу, а также для будущего сотрудника уже арендована квартира в Ист-Сайде (не шикарная, но зато балкон выходит на юг, что бывает довольно редко). И если все пойдет нормально, на каком-то этапе мы можем оговорить возможность партнерства.
С другой стороны, желательно, чтобы Вы приняли решение как можно скорее — мне постоянно звонят из Нью-Йорка, и очень жаль, что пропадают прекрасные предложения, от которых мне приходится отказываться, поскольку я не могу бросить свои дела здесь, в Англии. В общем, чем раньше мы откроем офис за океаном, тем будет лучше для всех.
Ну, как Вам мое предложение?
Жду ответа,
Джонатан.
Смогу ли я улизнуть из-под самого носа Ли? Можно ведь создать новый почтовый ящик, вести переговоры из офиса, по телефону оговаривать только самые важные моменты. А вдруг получится! Только надо действовать быстро, пока Ли ничего не заподозрил. Даже если я заключу контракт всего на три месяца, это даст мне возможность выиграть время и решить, что делать дальше. Возможно, я вообще не буду какое-то время работать. Самое важное дело сейчас — отделаться от этого садиста.
Пятница, 15 февраля 2008 года
Несмотря на поздний час, на Хай-стрит было полно народу. Я устало завернула за угол на Толбот-стрит. Ноги гудели, голова кружилась: все-таки я проделала довольно долгий путь пешком. Теперь придется приложить двойные усилия, чтобы сосредоточиться и все правильно проверить хотя бы за три раза.
Так, сначала зайти во двор и посмотреть на окна. Я придирчиво оглядела фасад: вроде бы все нормально, в гостиной видны восемь освещенных секций окна, по четыре с каждой стороны, в спальне занавески, как всегда, плотно задернуты. У Стюарта в спальне горит свет. Это нормально, я подключила там один из моих таймеров. Свет автоматически выключится в одиннадцать вечера. Внизу, у миссис Маккензи, — полная темнота. Все правильно. Я пошла по переулку к парадному входу.
Когда я захлопнула за собой дверь, мне вдруг пришло в голову, что я единственное живое существо в доме. Нет ни миссис Маккензи, ни Стюарта. Только я. Вчера вечером мы со Стюартом проговорили, наверное, часа два, прежде чем я собралась с духом и повесила трубку. Сегодня меня уже начинал донимать страх.
Я провела рукой по притолоке, проверяя, плотно ли закрыта дверь и не пытались ли ее вскрыть снаружи. Теперь замок. Все в порядке, «собачка» отпущена. Подергать ручку, один-два-три-четыре-пять-шесть раз. И еще раз по шесть раз. И еще раз. Что-то не так. Что-то не так.
Может быть, мне мешает, что в доме слишком тихо? Обычно в середине первой проверки миссис Маккензи выходила на площадку, чтобы поздороваться со мной. Как грустно, что теперь некому здороваться…
Кажется мне или правда в спину дует легкий сквознячок? Холодный воздух с каким-то прогорклым душком — как запах, оставшийся от давней готовки? Я медленно повернулась и посмотрела на дверь квартиры № 1. В тот раз мы со Стюартом заперли ее на замок, и Стюарт положил ключ в карман. Потом он позвонил домовладельцу, известил о том, что случилось. Должны были прислать кого-нибудь за ключом, но пока никто так и не пришел.
Я прищурилась. Дверь выглядела странно.
Я подошла ближе. Так и есть, дверь слегка приоткрыта, и за ней виден кусочек черного коридора. Вот опять, теперь прямо в лицо мне подул легкий ветерок, явно идущий из глубины квартиры.
Я взялась за ручку, и дверь распахнулась настежь, как будто приглашала меня войти. Почему она не заперта? Внутри — непроглядная чернота. Я с силой захлопнула дверь. Французский замок защелкнулся автоматически, но мне было этого мало. Стюарт оставил мне запасной ключ, который я стала судорожно искать в сумочке.
Нашла! Я закрыла замок на два оборота, потрясла за ручку — заперто крепко. Подумав немного, я заперла и второй замок, находившийся ниже. Ну, слава богу, теперь все надежно закрыто. Если кто-нибудь сейчас находится внутри, без ключа ему наружу не выбраться.
Мне предстоял второй тур проверки входной двери, но, конечно, я могла думать только о двери миссис Маккензи и о том, почему она вдруг оказалась открытой. Кто это сделал? И где этот кто-то сейчас? А вдруг она распахнется прямо за моей спиной? А вдруг он выскочит из квартиры, пока я не смотрю?
Я еще раз проверила все двери, потом еще раз на всякий случай. Стало легче. Я поднялась по лестнице к себе в квартиру. Свет в столовой горел, это правильно. Я постояла немного в прихожей, навострив уши, прислушиваясь, нет ли незнакомых звуков. Нет. Ничего необычного.
Я начала проверку входной двери, и она далась мне нелегко. Я никак не могла привыкнуть к мысли, что я совсем одна в доме.
Закончила я после девяти. Почему-то я была уверена, что найду что-нибудь подозрительное, но все оказалось в порядке. Что же, тем лучше.
Я села на диван, чтобы позвонить Стюарту:
— Привет, это я.
— Слава богу! Я уж думал, ты никогда не позвонишь! — У него был усталый голос.
— Как поживает твой отец?
Голос Стюарта упал до шепота:
— Да в принципе неплохо. Конечно, он сильно сдал по сравнению с прошлым годом. А Рэйчел не замечает этого — она же видит его каждый день.
На заднем плане слышались звуки телевизора.
— А вам удалось съездить в тот центр, для садоводов?
— Да, но моросил дождь. В основном бродили по оранжереям. Ты не представляешь, как долго мой старикан может торчать у каких-то саженцев! Я чуть с ума не сошел от тоски. Здесь еще так чертовски холодно!.. И скучаю по тебе, Кэти.
— Правда? — От этих слов у меня запылали щеки, я поняла, что тоже страшно соскучилась. Пусть мы почти не встречались на неделе, пусть мало общались, но я знала, что он здесь, рядом. А сейчас я ощущала его отсутствие даже физически, как боль.
— Как бы я хотел сейчас быть рядом с тобой, — сказал Стюарт, словно читая мои мысли.
— Ты приедешь в воскресенье. Время быстро пролетит.
— Только не для меня. А что ты делаешь завтра?
— Не знаю. Мне надо кое-что постирать, так что утром пойду в прачечную. Потом, наверное, побегаю по парку. Я уже давно не бегала.
Мы помолчали.
— Значит, визит к Алистеру прошел нормально?
— Да, все хорошо. Он дал мне домашнее задание: я должна оценить свои страхи.
— А как ты себя чувствуешь? Нормально?
Ну вот, голос изменился, сейчас начнется работа с пациентом. Он, наверное, прощупывает почву для разговора про панические атаки — давно уже к ним подбирается.
— Успокойся, все нормально. Только я немного нервничаю, потому что осталась одна в доме. Ни тебя, ни миссис Маккензи. Только я… и духи.
— Надеюсь, мирные духи?
— Надеюсь. Но все же я должна кое о чем тебя спросить. Скажи, мы ведь запирали дверь квартиры миссис Маккензи?
— Ну да, а что?
— Когда я пришла домой, дверь была открыта.
— Значит, хозяева дома все-таки прислали кого-нибудь. Они же обещали.
— А разве они могли оставить дверь открытой? Это же чужая квартира!
— Может быть, просто забыли закрыть? Но знаешь, я почему-то уверен, что сейчас она заперта на три замка.
— Это точно! Хотя…
— Только не вздумай идти проверять! Кэти, ты заперла ее. Крепко. Надежно.
Я не ответила.
— Не волнуйся так! Когда мы с тобой познакомились, ты все делала одна. Одна приходила домой, одна совершала все свои проверки. Разве сейчас что-то изменилось?
Я попыталась приободриться:
— Ты прав. Все будет хорошо, обещаю.
— А ты поедешь со мной в следующий раз в Абердин?
— Может быть. Если ты пригласишь меня заранее.
— Рэйчел ужасно хочет с тобой познакомиться.
— Стюарт, ты что, рассказал ей про мои психозы?
— Нет. С чего бы это?
— Я только хочу выяснить, насколько точный портрет ты нарисовал своей сестре.
— Но ведь психоз — это не часть тебя. Это только симптом. Как насморк — симптом простуды.
— Чудесное сравнение. Что же ты своим сказал?
— Что встретил девушку с серебряными волосами и темными глазами и что она до того смешная, добрая, умная и веселая, что сразу же покорила мое сердце. Но иногда она бывает совершенно невыносима. Что она выпивает пятьдесят чашек чая в день и классно играет в гляделки — может пересмотреть робота со стеклянными глазами.
— Ну, тогда немудрено, что они хотят познакомиться с таким чудом.
Я вдруг неожиданно для себя зевнула.
— Ты хочешь спать?
— Что-то устала. Извини. Я плохо спала прошлой ночью, а сегодня шла от больницы пешком…
— Что, от самой больницы?
— Автобусы плохо ходили. Да здесь не так уж и далеко.
Я снова зевнула.
— Возьми с собой в постель телефон, хорошо?
— Зачем это?
— Ну, вдруг проснешься ночью, испугаешься. Вот и позвонишь мне.
— И не подумаю. Чего это я буду тебя будить?
— А мне хочется, чтобы ты меня будила. Раз ты не спишь, и я не хочу спать.
— Стюарт, как это странно…
— Почему?
— Ну вообще… А когда ты вернешься в воскресенье, все уже будет не так, как раньше? Все изменилось?
— Ты имеешь в виду, между нами? После того, как я тебя поцеловал?
— Да…
— Точно. Я так старался не подходить к тебе слишком близко, чтобы ты могла сначала как следует выздороветь, но больше я не могу себя сдерживать. Ты не против?
— Не знаю. Но по-моему, я не против.
— Я прилетаю в девять вечера в воскресенье. Хочешь, я сразу приеду к тебе? Правда, будет уже очень поздно.
Настал ответственный момент.
Я чуть поколебалась, перед тем как ответить, прекрасно понимая, что от моего «да» или «нет» зависят наши судьбы.
— Кэти, ты здесь?
— Да. Я буду ждать тебя. Не важно, что очень поздно.
Пятница, 21 мая 2004 года
Ли работает в эти выходные, почему-то он решил предупредить меня. Не знаю, может быть, это очередной тест, чтобы проверить, не собираюсь ли я сбежать от него. Я уверена, что он не подозревает о моей переписке с Джонатаном и о моих далекоидущих планах слинять в Нью-Йорк. Ручаюсь, он все еще ждет, что я попытаюсь предпринять что-нибудь здесь, на территории Ланкастера. Он даже разрешил мне сходить в бар сегодня вечером, повидаться с друзьями.
В последние несколько дней он ведет себя так, как будто у нас совершенно нормальные отношения. Руки не распускает, без предупреждения в мой дом не вламывается, не дает абсурдных приказов. Он даже по-своему добр ко мне: когда на прошлой неделе я слегла с простудой, он сварил мне суп и сходил в магазин. Если бы я не знала про его другую, страшную сторону, я была бы даже рада, что у меня появился такой заботливый мужчина.
А когда я сказала, что собираюсь взять долгосрочный отпуск, отдохнуть от работы, он и вовсе повеселел. Я нарочно сказала ему — вдруг я оговорюсь в разговоре или просочится информация с работы? Конечно, Ли с самого начала настаивал, чтобы я бросила работу. Я думала, что он хочет чаще меня видеть, но сейчас я понимаю, в чем суть. Полный контроль — вот что ему было нужно, даже тогда.
Я так хорошо его изучила! Когда я на работе, он звонит в неурочное время, чтобы проверить, где я. Если я возвращаюсь в свой кабинет и вижу записку о том, что Ли звонил, я должна немедленно перезвонить ему — иначе будет хуже. Он всегда спрашивает, в котором часу у меня совещания, собираюсь ли я выходить в другое здание, — он знает мое расписание лучше меня. Однажды у нас было долгое совещание с управляющим, которое длилось несколько часов. Я думала, Ли будет в ярости, но он отреагировал очень спокойно. Почему? Просто он приехал к нашему зданию, зашел на парковку, удостоверился, что мой автомобиль здесь, открыл дверцу своим ключом (он сделал дубликаты всех ключей) и проверил километраж. Он точно знает, какое расстояние я проезжаю в день, сколько миль от дому до работы, каков расход бензина. Я не имею права отклониться от маршрута ни на йоту.
Я не пытаюсь бунтовать. Я знаю, что так нельзя. Я знаю, что он контролирует мою жизнь целиком и полностью. Знаю, это и есть мой бунт. Ему неведомо, что происходит в моей голове, — туда ему нет доступа. Он не знает, что я изыскиваю пути к бегству, он не знает, что у меня появился шанс, единственный. Он убьет меня, если я этим шансом не воспользуюсь. Точно убьет, если я чем-то себя выдам.
Я переписываюсь с Джонатаном. Я написала ему длинное письмо, в ярких красках изобразила свои организаторские способности, преданность делу и мотивацию — все, что угодно, напишу, лишь бы заполучить эту работу. Вообще-то, я не помню, чтобы говорила кому-нибудь о своем желании руководить крупной компанией, но в баре спьяну чего не брякнешь! На самом деле, мне даже не важно, что за должность Джонатан мне предложит, — я душу вложу в нее, лишь бы избавиться от Ли. На прошлой неделе я получила новый паспорт и спрятала его в ящике стола в своем кабинете.
Надеюсь, что с Джонатаном все срастется, иначе я просто сойду с ума. Это моя последняя надежда на спасение… Билеты на самолет я смогу заказать через Интернет. А почту проверяю только на работе. После ограбления ноутбук я так и не купила, то есть к моим записям ему никак не подобраться.
В общем, пусть следит за мной. На здоровье, пусть шпионит сколько влезет, скоро меня здесь уже не будет.
Скоро я буду свободна.
Воскресенье, 17 февраля 2008 года
На лестнице раздался грохот, — похоже, Стюарт волочил за собой что-то тяжелое. Я сидела на диване, поджав ноги, пытаясь унять сердце, бьющееся где-то в горле. Когда я услышала его шаги, то решила — пусть сначала поднимется к себе. Занесет вещи, примет душ, выпьет чего-нибудь, что там еще делают люди после утомительной поездки? А может быть, он и думать забыл о том, что хотел навестить меня? Вряд ли, конечно, ведь прошлой ночью мы снова говорили об этом, а из Хитроу он послал мне сообщение, что долетел и едет домой.
И тут я вспомнила про его больное плечо, и меня как ветром с дивана сдуло. Я подскочила к двери, разом открыла все замки и распахнула ее настежь. Он только-только добрался до площадки.
Стюарт немного запыхался, а у его ног, как чучело доисторического чудовища, лежал рюкзак.
— Боже! — выдохнул Стюарт. — Чертовски тяжелые, это книги.
— Книги? Откуда ты их взял?
— Книги моего детства. Забрал у Рэйчел из гаража. Не ожидал, что они столько весят.
Я посмотрела на рюкзак:
— Помочь тебе дотащить его наверх?
Стюарт не ответил. Он выглядел таким потерянным, как будто забыл, зачем вообще сюда пришел. Потом он сказал:
— А мне можно зайти?
Я кивнула и отступила в сторону, пропуская его. Он так и оставил рюкзак на площадке.
Я закрыла за ним дверь, заперла замки, задвинула засов и начала процесс проверки. И считала как можно быстрее. Я не могла допустить ошибок. Стюарт молча стоял за моей спиной.
Наконец он не выдержал:
— Кэти, ну хватит уже. Это просто пытка какая-то!
— Я и так спешу.
— Серьезно. Умоляю, прекрати. Дверь заперта, чтоб ее!
— Чем больше ты будешь мне мешать, тем дольше это будет продолжаться.
Он замолчал, но, видимо, считал вместе со мной, потому что, когда я закончила тур, подошел и обнял меня сзади за талию.
Я тупо поглядела на его руки, сжимающие мой живот, потом медленно повернулась в его объятиях и заглянула ему в глаза.
Стюарт смотрел на меня со старательно-непроницаемым видом.
— Ты что, нервничаешь? — спросила я.
Он усмехнулся:
— Что, так заметно?
— Не надо, — сказала я и поцеловала его.
После первого поцелуя дело пошло на лад. Мы отправились в спальню. Он начал раздевать меня, но сразу запутался в лямках и застежках. В результате я сама быстро разделась и нырнула в постель.
В спальне было практически темно — лишь из гостиной проникал слабый свет, — но я все равно покрылась холодным потом при мысли о шрамах. Наверняка он чувствовал их, когда его руки скользили по моей коже, но он ничего не сказал. Он чувствовал их, когда целовал мое тело, ласкал его губами и языком. Но не сказал ни слова.
Я не думала об этом, я удивлялась — мое тело вдруг снова обрело чувствительность. Я чувствовала каждый его поцелуй, каждое прикосновение. Обычно там, где шрамы, кожа у меня или чешется, или вообще ничего не ощущает — врачи сказали, что там повреждены нервы. Но ласки Стюарта, видимо, разбудили эти спящие нервы. Так странно, удивительно и волшебно! Как будто мне подарили новую кожу.
Вторник, 25 мая 2004 года
Джонатан позвонил вчера на мобильный. К счастью, никого из сотрудников рядом не было. Наш разговор напоминал интервью, но я знала, что это чистая формальность, — по большому счету мы уже договорились. Голоса его я не помнила, даже не очень помнила, как он выглядит. Я старалась не нервничать, но все равно немного заикалась. Расхвалила себя как могла — вроде это сработало. Он сказал, что вначале наймет меня на три месяца; если все пойдет хорошо, мы продлим контракт. Он заказал мне билеты и выслал по электронке расписание полетов; билеты ждали меня в аэропорту.
Вечером я поговорила с начальницей, объявив, что через две недели ухожу в отпуск за свой счет на год. Она ужасно расстроилась. Я ее понимаю — теперь ей придется в срочном темпе подыскивать мне замену. Я успокаивала ее, вздыхала и делала грустное лицо, но сердце мое пело от счастья.
После работы я пошла в город, что теперь случается со мной нечасто. Мне надо было поменять фунты на американские доллары, однако я не могла открыто пойти на почту, поскольку боялась, что Ли следит за мной. Он должен был работать сегодня, но, по-моему, большую часть рабочего времени проводил, прячась от меня в подворотнях. Довольно часто, впрочем, он выходил из своих потайных мест, чтобы я могла заметить его: в результате мне стало казаться, что он постоянно мелькает в толпе.
Я зашла в аптеку «Бутс», сделала вид, что рассматриваю упаковки с тестами на беременность (если где-то спрятался и следит за мной, пусть тоже немного помучается!), а потом проболталась с полчаса в отделе косметики.
Мой самолет вылетал в пятницу, 11 июня, в 4 часа дня; в последний раз я должна была появиться на работе в четверг, за день до вылета. Я решила купить чемодан, спрятать его в офисе и потихоньку перетаскать кое-какую одежду и ценные мелочи на работу, чтобы Ли ни о чем не догадался. Позади моего кабинета был устроен небольшой чулан, — по счастью, кроме меня, туда никто не заходил. Конечно, и это был риск, но здесь я ничего не могла поделать.
Я решила взять только самое необходимое — докуплю что надо в Нью-Йорке.
Конечно, жалко было оставлять нажитое честным трудом барахло, но что делать! Забирать больше было рискованно. Я надеялась, что американской зарплаты хватит на выплату ренты еще за три месяца, а потом приеду за остальными вещами и отдам ключи хозяевам. Хорошо бы к тому времени Ли забыл меня и шел дальше своей дорогой.
Я подняла глаза: ну конечно, вон он, стоит у входа, костюм нацепил, — может быть, у него встреча с директором аптеки? Я сделала вид, что не вижу его, хотя мне очень хотелось помахать ему рукой. Впрочем, теперь на почту все равно уже не сходить, ну да ладно, схожу завтра, скажу ему, что одна сотрудница попросила получить для нее бандероль.
Пятница, 22 февраля 2008 года
Среди ночи я проснулась и замерла, сжав руками горло, чтобы не закричать, сердце готово было выскочить из груди.
Я лежала в кровати Стюарта, он тихо посапывал рядом со мной. Я напряглась, вслушиваясь всем телом, силясь понять, что именно меня разбудило.
Тишина.
Я скосила глаза на Стюарта — в бледно-сером свете луны я видела его профиль и одно голое плечо. Я пока не привыкла спать с ним в одной постели, несмотря на то что после его возвращения из Абердина мы каждую свободную минутку проводили вместе. Но каждый раз, когда я, проснувшись, видела его рядом, вздрагивала от страха, не сразу могла вспомнить, где я и почему.
Мне приснилась Сильвия. Во сне Стюарт был со мной. Мы, голые, наслаждаемся любовью на нашей постели — все как было наяву несколько часов назад. Я поднимаю голову и вижу в дверях ее, смотрит на меня со странной, недоброй, даже зловещей улыбкой. Ярко-розовый берет на белокурых кудрях кокетливо сдвинут набок.
А, вот какой-то звук! Не в квартире, снаружи. Я выбралась из кровати, накинула рубашку Стюарта и, осторожно подойдя к окну, встала сбоку за занавеской.
Еще не рассвело, небо только начинало светлеть. Я осмотрела задний двор, противоположную стену — черный прямоугольник — и серые кочки травы. Отсюда мне не был виден сарай: мешал мой балкон. Я легла грудью на подоконник, всматриваясь в темноту, почти успокоившись, и вдруг внизу что-то метнулось.
В то же мгновение Стюарт спросил сонным голосом:
— Кэти, ты где? Иди сюда…
— Там, снаружи, кто-то есть, — испуганно прошептала я.
— Что? — Он свесил ноги с кровати, потянулся и подошел к окну. — Где?
— Вот там, — прошептала я. — Около сарая.
Я немного отодвинулась от окна, чтобы дать ему место.