Один на стене. История человека, который не боится смерти Хоннольд Алекс

Однодневное восхождение на Нос, сделанное Джимом Бридвеллом, Джоном Лонгом и Билли Вестбеем, поразило всех скалолазов. Их время составило 15 часов – на 20 часов быстрее предыдущего рекорда, установленного всего лишь годом ранее.

То, что кто-то поднимется на Нос еще быстрее, чем трое легендарных стоун-мастеров, было неизбежным. В 1979 году французский ас Тьерри Рено пришел в Долину и взлетел на вершину маршрута за 13 часов. Его восхождение примечательно тем, что большинство европейских скалолазов сильно притормаживают во время своих первых визитов в Долину. Потому что они не привыкли к суровому лазанью по трещинам или просто их страшат широкие и отвесные гранитные стены. После того как Рено пролез Нос, почти не было резонанса. Даже имя его партнера по восхождению затерялось в истории – в справочниках по скалолазанию просто написано «Тьерри», «Турбо», «Рено» и другие».

Прошло пять лет, прежде чем результат Рено был улучшен. Новый рекорд снова был установлен иностранными скалолазами. В 1984 году во время летнего солнцестояния британец Дункан Кричли и швейцарец Ромен Фоглер совершили восхождение за отличное время в 9 часов 30 минут.

Затем пришел Ханс Флорин.

В колледже Флорин прыгал с шестом, а лазать начал уже в родной Калифорнии в возрасте 19 лет. Почти сразу понял, что его конек – это скорость. Довольно скоро он выиграл на всех соревнованиях по скалолазанию на скорость на искусственных стенах, в том числе три золотые медали на X-Games (всемирные экстремальные игры – подобие олимпиады в экстремальных видах спорта, проводятся в США с 1995 г.). Было вполне логично, что Флорин обратит свое внимание на Нос.

В 1990 году в возрасте 25 лет Ханс вместе со Стивом Шнайдером поднялся на вершину почти за половину рекордного времени Кричли – Фоглера. Их время на Эль-Кап от начала до верха составило 8 часов 6 минут. Новый рекорд не продержался долго – Питер Крофт и Дэйв Шульц установили новую отметку в 6 часов 40 минут.

Как уже упоминалось ранее, Питер Крофт был одним из скалолазов, который больше всего восхищал молодого Алекса Хоннольда высоким уровнем своих соло-восхождений.

Фри-соло Алекса на Astroman и Rostrum за один день в 2007 году завоевало для него первую волну известности в Долине, потому что никто не решался повторить блестящий подвиг Крофта на протяжении последних 20 лет. Крофт был на шесть лет старше Флорина. Ему исполнилось 32 года, когда он установил новый рекорд на Носе.

Между тем гонка продолжалась. Теперь на счету была каждая минута, больше не было небрежных оценок вроде «чуть меньше Х часов». Флорин всегда невозмутимо признавался в том, что наслаждается сражением в стиле «лицом к лицу». В отличие от большинства своих соратников, которые, как правило, стремились минимизировать фактор соревновательности в своей жизни. В 1991 году вместе с Андресом Пухвелем Флорин вернул себе корону, показав время 6 часов 1 минута. Только для того, чтобы Крофт вместе с Шульцем снова улучшили рекорд до ошеломляющей отметки в 4 часа 48 минут.

Однако это всегда было дружеским соревнованием, поэтому было неудивительно, что два мастера пошли в паре, чтобы сделать время восхождения еще лучше. В 1992 году Флорин и Крофт установили новый рекорд в 4 часа 22 минуты.

Этот рекорд оставался лучшим в течение следующих девяти лет. Пожалуй, никто в Долине не мог и представить себе, как улучшить такое мощное восхождение. Возможно также, что скоростные подъемы просто вышли из моды. Это продолжалось до тех пор, пока на сцене не появился Дин Поттер. Тогда Крофт и Флорин увидели, что их рекорд побит. В октябре 2001 года Поттер вместе с Тимми О’Нилом пробили барьер четырех часов со временем 3:59:35. Впервые за всю историю забегов понадобилось измерять время подъема на Нос с точностью до секунд. Также впервые был составлен список правил. Секундомер начинал отсчет, когда первый скалолаз уходил с треугольной полки в нижней части первого питча, и заканчивал его, когда второй скалолаз дотрагивался до обозначенного дерева на расстоянии почти 10 метров над самым верхним шлямбуром на маршруте.

К 2001 году в возрасте 40 лет Питер Крофт уже не стремился соперничать в скорости на Нос. Он заинтересовался горами и начал беззаботно прокладывать новые суровые мультипитчевые маршруты в Хай-Сьерра. Однако Флорин почувствовал себя так, словно в его зад загнали шило. В тот же месяц, когда Поттер совершил свой прорыв, Флорин объединился с Джимом Херсоном, чтобы обойти Поттера ровно на 2 минуты и 8 секунд. Флорину уже исполнилось 37, но, похоже, он чувствовал себя, как никогда, в форме. Не испугавшись, Поттер вернулся в ноябре и вместе с Тимом О’Нилом ворвался с новым рекордом в 3:24:20.

Флорин ждал благоприятного момента в течение восьми месяцев. В сентябре 2002 года вместе с новым «демоном скорости» – японцем Юджи Хираямой – Флорин превзошел Поттера. Пара скалолазов пробила барьер в три часа – их время составило 2:48:55 и стало лучше времени Поттера и О'Нила на 34,5 минуты.

Гонка превратилась в тщательно планирующееся сражение. Взявшиеся, казалось, из ниоткуда немцы – братья Алекс и Томас Хуберы – также бросились в бой. В октябре 2007 года они понизили отметку до 2:48:30 – всего на 25 секунд лучше результата Флорина и Хираямы. Всего два дня спустя братья побили собственный рекорд, пройдя маршрут быстрее на 2 минуты 45 секунд.

Все это соперничество было красной тряпкой перед лицом Флорина. В июле 2008 года он улучшил время братьев Хубер снова вместе с Хироямой до 2:43:33. Три месяца спустя они улучшили уже собственный результат до 2:37:05.

Семь раз Ханс Флорин в свои 44 года устанавливал новые рекорды на Нос, теряя и снова возвращая их назад пять раз. Продолжая свой удивительный бег, он улучшил собственное время более чем на 6 минут. Было ли это крайним пределом? Дин Поттер так не думал.

Как раз в тот момент Sender Films решили заснять это шоу. Их 22–минутный фильм «Гонка за Нос» («Race for the Nose») появляется в качестве эпизода в «Reel Rock Tour» в 2011 году. Фильм запечатлел всех главных конкурентов и раскрыл происходящее в остроумных кадрах.

Дэвид Робертс

Мне действительно понравился «Гонка за Нос», когда я посмотрел фильм в первый раз в 2011 году. Отличные динамичные кадры ярко запечатлели, насколько опасным может быть simul-climbing под секундомер. Кроме того, фильм раскрыл личности двух великих скалолазов – Ханса Флорина и Дина Поттера – друг против друга в классической дуэли. Они настолько разные по характеру, что этот контраст прекрасно усиливает драму.

Дин не устает настаивать на том, что он не любит соперничества и лазает ради духовной награды, состоящей в совершенствовании своего мастерства. В то время как Ханс – полная противоположность в этом отношении. В фильме использовано одно из его высказываний: «Я люблю соревнования и кричу об этом. Если что-то заставляет меня лезть лучше прежнего и толкает на то, чтобы сделать все возможное, я считаю, это очень хорошо».

Sender удается заставить Дина признать то, что вызов с рекордом скорости, брошенный Хансом, раскрыл в нем скрытую прежде соревновательность. «Он был как маленький песик, который совокупляется с моей ногой, – говорит Дин о Хансе. – Поэтому он смог разбудить такую же маленькую собачку во мне». Типичный Дин!

Создатели фильма фокусируются на попытке Дина и Шона Лири побить рекорд 11 июня 2010 г. К этому времени время Ханса и Юджи в 2:37:05 оставалось нетронутым на протяжении полутора лет. Перед тем как лезть на Нос, Дин объявил: «Я думаю, этот рекорд можно побить со значительным отрывом». Когда Шон, идя вторым, дотронулся до дерева на вершине Эль-Капа, секундомер показывал точно 2:36:45. Они побили рекорд всего лишь на 20 секунд, но это не уменьшило силу их бурной радости на вершине.

Дин и Шон рассматривали свою первую попытку только в качестве тренировки. Учитывая это, их время было впечатляющим. Прежде чем они смогли начать лезть по маршруту на пределе своих возможностей, в Долину пришли зимние штормы и закрыли скалолазный сезон.

После просмотра фильма мне захотелось внести свою лепту в рекорд. Я подумал, что было бы действительно круто сделать это вместе со старым мастером – Хансом. В 2012 году я прошел в Долине «Тройную Корону» сначала вместе с Томми Колдвеллом, затем – в соло. В конце такого отличного сезона я был хорошо подготовлен, так что думал, мне следует пролезть Нос. К тому времени Хансу было 47 лет, но я знал, что он всегда поддерживает себя в потрясающей форме. Я знал, что он не жаждет ничего так сильно, как снова забрать рекорд у Дина.

Ханс – человек, который говорит со всеми прямо. Так же, как он не скрывает своей любви к соревновательности. Для меня он воплощение успешного состоявшегося скалолаза. К 2012 году у него была любящая жена и дети, которых он обожал, но внутри его все еще пылал огонь. Он без колебаний принял мое предложение. Он живет в районе залива Сан-Франциско, так что ему не нужно было проходить акклиматизацию в Йосемити. Он просто пришел и взялся за это испытание, как воин выходного дня.

Единственная вещь, которой Sender придал чрезмерное значение в «Гонке за Нос», – это безжалостность соперничества. Все ребята, заинтересованные в скоростном рекорде, – мои друзья и друзья между собой. Я даже дал Шону некоторые рекомендации по маршруту, прежде чем он с Дином отправился бить рекорд Ханса и Юджи. Некоторые скалолазы косо смотрят на скоростные рекорды. Они даже критикуют нас за извращение чистоты восхождения, так им это кажется. Мой ответ прост: я делаю это потому, что это очень весело.

Думаю, все началось с идеи «Нос-за-один-день» («Nose-in-a-day»), которая превратилась в аббревиатуру НЗОД (NIAD). Это все еще заветная цель многих альпинистов-скалолазов. Разумеется, за один день – это произвольная вещь. Двадцать четыре часа – произвольная мера. Если бы на соло «Тройной Короны» у меня ушло двадцать пять часов, я все еще был бы доволен собой.

Погоня за рекордом скорости на Нос – просто веселая игра. Все это просто игра.

Мы с Хансом запустили секундомер 17 июня 2012 года, за день до его 48–го дня рождения. Должен сказать, мы поднимались по маршруту настолько эффективно, насколько это было возможно. Наша совместная работа была совершенной. Единственный сбой (если это можно даже таковым считать) произошел на Stove Legs, на 8-й и 9-м питчах, когда Ханс немного сбавил темп. Когда он дотронулся до дерева на финишной прямой, мы остановили секундомер. Наше время – 2:23:46. Довольно круто, подумали мы. Мы выбили 13 минут с рекорда Дина и Шона. Ханс был вне себя от радости. Я был на удивление доволен собой.

После подъема мы спустились к обратной стороне Эль-Капа, и я спросил Ханса:

«Эй, что произошло на Stove Legs?»

Он ответил: «Я переводил дыхание».

«Что ты имеешь в виду под “переводил дыхание?”» – подколол его я.

«Мы же шли на рекорд скорости!»

Прошло уже больше трех лет с тех пор, как мы с Хансом побили рекорд, и до сих пор никто не смог улучшить наш результат. Конечно, это в большей мере потому, что никто не пытался. Посмотрим, сколько еще времени понадобится какому-нибудь мотивированному скалолазу, чтобы сделать это.

Все же однажды я хочу попробовать пробить двухчасовой барьер. Думаю, это возможно. Это огромный психологический барьер, как и марафон за 2 часа, но я уверен, что рано или поздно кто-то это сделает. Если я прав в том, что нельзя лезть более эффективно, чем мы с Хансом в тот июньский день 2012 года, тогда единственной возможностью пролезть Нос быстрее – это быть в еще лучшей форме. Верхняя часть маршрута действительно отвесная и утомительная. Когда лезешь быстро, предплечья становятся очень забитыми. Жжение в мышцах усиливается. Вот что я подразумеваю под тем, что форма может позволить пройти его быстрее.

Хотя и приятно установить рекорд, но я не могу поставить скоростной подъем на Нос в один ряд со своими основными достижениями, например с соло на «Тройной Короне». Скоростной подъем имеет гораздо меньший масштаб, намного проще. К тому же два с половиной часа любого лазанья не требуют такой психической и физической выносливости, как связки на больших стенах. Или фри-соло.

Весной и ранним летом 2012 года у меня был лучший сезон в Йосемити за все время. Я еще не знал, что буду делать дальше, хотя у меня было много проектов в списке скалолазных и тренировочных дел. Станет ли 2013-й еще одним годом консолидации? Не таким, каким я ожидал его увидеть?

Во мне все еще жило откровение, которое пришло ко мне в 2010 году во время нашей бесконечной поездки по пустыне в Чаде. По сравнению с мужчинами, тратящими весь день на то, чтобы превратить грязь в кирпичи, или мальчишками, бьющими ослов, чтобы те быстрее несли воду, у меня довольно легкая жизнь. Передо мной стоял постоянный вопрос: как дальше жить с этим озарением? Особенно после того, как спонсорство сделало мою жизнь еще проще.

Один ответ затрагивал образ жизни. Еще с 2007 года я жил в своем фургоне – подержанном Ford Econoline, который купил по низкой цене, так как ему уже было пять лет. К 2010 году в салоне все еще было как в гетто, но мой друг постелил туда ковер, прикрепил боковые панели, сделал облицовку и прочную изоляцию. Я готовил еду на плите с двумя горелками Coleman, ночевал в спальнике на крэшпаде в качестве матраса (мат, смягчающий последствия падения при лазании боулдеринговых трасс на скалодромах и скалах. – Ред.) и читал при свете налобного фонаря.

К 2012 году я уже мог бы легко снимать квартиру или целый дом, но решил остаться в фургоне. Основная причина была в том, что это давало мне безграничную свободу. Что-то вроде передвижного базового лагеря, когда я ехал от одной скалы к другой, следуя за сменой времен года. Постоянное место жительства ощущалось бы как раздражающий якорь. Жизнь в фургоне отражает мои идеалы простоты, умеренности и эффективности.

Вместо того чтобы обменять старый Econoline на новую модель, я решил обновить его. На сегодняшний день фургон действительно хорошо технически оснащен, даже учитывая его пробег в 290 000 км. Между скалолазными поездками в 2013 году я оставлял фургон у Джона Робинсона, семидесятилетнего пенсионера из Сакраменто, который построил свой собственный фургон. Он всячески улучшал и мой фургон. Теперь на кухне находится 20 литровый бак с водой и вместо плитки Coleman стоят пропановые баки. Все размещено в качественных, выполненных на заказ шкафах.

В задней части фургона, где я сплю, мне приходится располагаться слегка по диагонали, потому что я чуть выше ширины фургона. Для создания приватного пространства я использую занавеску. Когда я нахожусь на хорошо освещенной стоянке, то отодвигаю ее, чтобы свет попадал внутрь. Теперь на полу вместо ковра у меня лучший линолеум – Home Depot’s.

Я разуваюсь в том месте, которое называю фойе, – там открываются боковые двери и раньше располагались задние сиденья. Это также моя ванная комната, где я могу помочиться в бутылку.

Под каркасом кровати Джон построил большой выдвижной ящик, где я храню все свое скалолазное снаряжение, как раз под размер моего крэшпада. Боковые ячейки – для остальных вещей. Я даже таскаю с собой бейсбольную перчатку на случай, если кто-нибудь захочет побросать мяч. Это хороший способ размять плечи.

Goal Zero – компания, производящая солнечные батареи и спонсирующая меня, – установила на крыше фургона две панели на 60 Вт. Они питают внутренний аккумулятор, который я использую, чтобы заряжать телефон и ноутбук. А также снабжают энергией светодиодные фонари на потолке и карбон-монооксидный детектор. На его установке настоял Джон: «Если я уж делаю это, то по всем правилам!»

Econoline – полноразмерный фургон, но в нем стоит 4.2–литровый шестицилиндровый двигатель. Самый маленький, который может предложить Ford. Конечно, не локомотив, но справляется довольно хорошо. Сказать по правде, я совсем не разбираюсь в автомобилях. Я думаю, что мой больше похож на маленький движущийся дом.

Конечно, есть недостатки в жизни в фургоне. Один из них – это внимание охранников на стоянках. Несколько лет назад, когда я лазал в Red Rocks, я заехал на стоянку казино «Цезарь Палас» в Лас-Вегасе, чтобы поспать. Проснулся от громкого стука в стекло. Я понятия не имел, который был час. Приоткрыл входную дверь, чтобы поговорить с охранником.

«Вы не можете останавливаться здесь на ночевку», – сказал он раздраженно, как если бы я обидел его лично.

«Ох, простите, – сказал я, – я думал, это нормально, учитывая, что я был в казино прошлой ночью».

«Вам придется уйти», – продолжал он в достаточно пренебрежительном тоне, чтобы я понял все, что он думает по поводу тех, кто осмелился осквернить святость его «паласа».

Вялый ото сна и раздраженный, я сел за руль и уехал. Конечно, я не в первый раз подвергался таким нападкам, равно как и не в последний. Почему-то именно этот случай отпечатался в памяти, действуя на нервы. Наверное, из-за того, как он смотрел на меня сверху вниз, как ему было противно смотреть на кого-то, кто живет в фургоне. Оглядываясь назад, я бы обложил его матом и спросил, какое право имеет тот, кто проводит 40 часов в неделю, катаясь вокруг парковки на велосипеде с неоновой подсветкой, смотреть сверху вниз на мой выбор образа жизни.

Во время той прогулки по Вегасу я пользовался Интернетом на стоянке супермаркета Whole Foods («Все продукты»). Их бесплатный wi-fi был достаточно мощным, чтобы покрыть всю стоянку, так что я припарковался как можно ближе к зданию и расположился в задней части фургона. Я использовал ванные комнаты в Whole Foods по крайней мере раз в день и покупал у них много органической пищи. Так что я чувствовал, что поступаю честно.

Становиться лагерем рядом с Вегасом неудобно (палаточный лагерь в Red Rocks непомерно дорогой и заурядный). Я делил свои ночевки между стоянками рядом с отелями, круглосуточными продуктовыми магазинами и улицами, где жили мои друзья. Каждое место хорошо освещалось и было шумным из-за машин. Быть согнанным с места охранниками – это просто часть игры. Пребывание в таком месте, как Вегас, более месяца заставило меня отправиться в Индиан Крик в Юте. Это совсем другая история в сравнении с кемпингом для машин.

В то время как Вегас – раздражающе яркий и шумный, Крик – угнетающе темный и иногда даже пустынный. Ночное небо полно звезд, и звуки издают только животные (иногда еще и пьяные скалолазы). Слово «тихое» не отражает до конца того глубокого и мирного спокойствия, которое спускается на пустыню с наступлением ночи. Кемпинг здесь не контролируется, так что можно найти свободное место, которое удовлетворит вашу фантазию, и остановиться там на любой срок. Я проводил целые недели в Крик и каждый день восхищался, насколько красив здешний пейзаж. Он поистине никогда не надоедает.

Единственное, что меняется со временем, – необходимость принять душ, позвонить и поесть. Многие люди, особенно американцы, приходят в восторг от идеи пойти в поход, от того, как здорово побыть один на один с природой. Однако я думаю, что кемпинг больше всего привлекает тех, кто не занимается этим постоянно. Мне нравится принимать душ, вкусно есть и иметь возможность звонить друзьям или проверять e-mail. Каким бы красивым и романтичным местом ни был Крик, в конце концов, я устаю от кемпинга, даже учитывая то, что у меня есть фургон.

Все это – компромисс. В 2015 году я по-прежнему не хочу покупать или снимать квартиру где бы то ни было. Я вполне доволен жизнью в моем новом навороченном фургоне с солнечными батареями и прочими штуками.

Выбор образа жизни – это, конечно, личное дело каждого. Я вынес из путешествия в Чад желание сделать что-то для тех, у кого в жизни меньше возможностей выбирать и меньше средств для реализации своего выбора. К 2012 году благодаря спонсорам и рекламным роликам у меня было больше денег, чем необходимо для комфортной жизни. Поэтому я основал Honnold Foundation – Фонд Хоннольда, – девиз которого: «Помогать людям жить лучше и проще». На сайте я описал концепцию деятельности фонда так: «Фонд Хоннольда, ищет простые и устойчивые пути улучшения качества жизни во всем мире. Главное – простота. Мягкое воздействие и улучшение качества жизни – вот цель».

На протяжении трех лет фонд только набирал обороты. Уже сегодня мы финансируем проекты, от которых я в восторге. Один из них связан с поддержкой SolarAid, британской некоммерческой организации. Она запустила кампанию по обеспечению солнечными светильниками четыре страны Африки – Кению, Малави, Танзанию и Замбию. Светильники должны заменить повсеместно используемые дорогостоящие и токсичные керосиновые фонари. Конечная цель SolarAid – полный отказ от керосиновых ламп в Африке к 2020 году. Кто-то может подумать, что это несбыточная мечта, но игра стоит свеч.

Еще одна некоммерческая организация, которую мы поддерживаем, – это Grid Alternatives. Ее цель – обеспечить солнечной энергией дешевое жилье в США. Сейчас мы сосредоточены на Калифорнии и Колорадо. Весной 2014 года мы занимаемся регионом Кайента резервации Навахо. Кампания должна обеспечить солнечной энергией традиционные семьи Навахо, многие из которых всю свою жизнь провели без электричества или даже без проточной воды.

Несколько лет тому назад я занялся тем, что назвал своим «богоненавистническим ударом». Я прочел все основные манифесты, возражавшие против идеи религии и загробной жизни, – Ричарда Докинза, Сэма Харриса, Кристофера Хитченса и др. В тот период я иногда называл себя «родившимся заново атеистом».

Совсем недавно я углубился в литературу про экологически чистую энергию. Я сильно обеспокоен будущим мира в условиях изменения климата, безудержного использования ископаемого топлива и т. п. Именно эта обеспокоенность, как ничто иное, привела меня к идее создания Фонда Хоннольда.

Дэвид Робертс

В 2010 году я брал у Алекса интервью для журнала Outside. Тогда он утверждал, что никогда не станет заниматься альпинизмом, и был непреклонен в своем решении. Скалолазание было для него смыслом существования вне урбанистического пространства. «Я прочел каждый выпуск Alpinist от корки до корки, – шутит он, – но пролистал все фотографии, на которых были кучи снега».

Тем не менее природное любопытство временами брало верх и он изучал литературу по альпинизму. Во время длительной поездки в Англию он утверждал: «Я прочел все классические британские книги об альпинизме, но спустя время никогда не мог вспомнить, что в них было. Все они были об одном и том же, только с разными персонажами и смутно отличающимися горами». После настойчивых вопросов Алекс слегка колеблется. «Конечно, я бы согласился на бесплатное путешествие на Эверест, – признается он. – Кто бы не хотел бесплатно пройтись к вершине мира?» И еще: «Может быть, когда не останется ничего, ради чего стоит жить, я начну подниматься на настоящие горы. Я вижу себя в 75 лет сидящим на корточках в хижине, выходящим на прогулки и играющим со своими внуками».

Поэтому для всех стало полной неожиданностью, когда весной 2013 года Фредди Уилкинсону и Ренану Озтюрку, двум лучшим молодым альпинистам США, удалось убедить Алекса присоединиться к их экспедиции на Аляску. Их целью был Great Gore на леднике Рут, к юго-востоку от Денали. Он окружен отвесными гранитными стенами, возвышающимися на 1500 метров от основания до вершины.

В конце мая – начале июня троица начала штурмовать три длинных маршрута на горах Barrille, Bradley и Dickey. Я проявил живой интерес к их успехам. Маршрут, который они выбрали на Dickey, был пройден впервые в далеком 1974 году Эдом Уордом, Галеном Роуэллом и мною. В действительности это была первая большая стена, пройденная на Great Gore.

Именно Ренан взял Алекса с собой в путешествие. Давние друзья, оба спонсируемые The North Face, не только лазали вместе. Ренан также снимал некоторые серьезные фри-соло Алекса. Алекс вспоминает: «Я просто подумал, что это замечательная возможность научиться чему-то новому. Я был один, было нечем заняться. Двое друзей, которые действительно хороши в том, что они делают, готовы были научить и меня. Я не мог упустить такую возможность».

В прошлом году, в мае 2012 года, Ренан и Фредди прошли Tooth Traverse, одно из самых серьезных испытаний среди альпинистских маршрутов на Аляске. Они прошли пять пиков, разделенных острыми хребтами, достигнув кульминационной точки на Mooses Tooth. Это колоссальный монолит из гранита и льда, который стоит словно страж, охраняющий северо-восточный угол Great Gorge. На траверсе пришлось устанавливать три лагеря в диких и незащищенных местах и совершить кульминационный бросок без остановок уже на сам Mooses Tooth (он длился 38 часов).

Несмотря на то что их четырехлетняя мечта сбылась, Ренан и Фредди были настроены и на Ruth Gorge. К 2013 году они решили исследовать западную сторону великого ледникового коридора. В отличие от Tooth Traverse, они нацелились на маршруты, которые уже были пройдены другими. Альпинисты надеялись применить чистый и быстрый альпийский стиль, чтобы проверить свои отточенные навыки в сравнении с предшественниками. «Мы решили следовать за классиками, – говорит Фредди, – вместо того чтобы браться за такой массивный и трудоемкий проект, как траверс. Алекс был нашим наемником. Из наших знакомых он мог идти лидером на длинных скальных участках наиболее эффективно».

Установить рекорд времени восхождения не было нашей целью. Мы хотели пройти один маршрут за один длинный день. Алекс поднимался на большие стены в Йосемити, которые он проходил в пределах 24 часов.

На высоте 2330 метров вершину Barrille затмевают соседи – Mooses Tooth высотой 3150 м и гора Dickey высотой 2900 м. Здесь есть серьезные скальные и ледовые маршруты на южном и восточном склонах, поднимающиеся на 750 м от основания до вершины. В конце мая 2013 года Фредди и Алекс одолели «Столб кобры» на Barrille. Сидя с простудой, Ренан пропустил это восхождение – он уже ходил данный маршрут в 2009 году. Линия была проложена двумя легендарными американскими альпинистами – Джимом Донини и Джеком Тэклом в 1991 году. Для первопрохождения понадобился пятидневный рывок; два с половиной дня из пяти ушло на бивак во время типичного аляскинского шторма. Теперь же Алекс и Фредди прошли маршрут без особого труда всего за 19 часов.

Затем трое мужчин занялись уже более серьезным и протяженным маршрутом на горе Bradley, впечатляющем 2770-метровом пике южнее от Dickey. «Жемчужина» – длинный, зигзагообразный маршрут на южной стороне горы. Он был сделан в 1995 году тремя австрийцами – Хельмутом Несвабба, Артуром Вутшером и Анди Орглером. Его прохождение в альпинистском стиле заняло пять дней.

На повторное прохождение «Жемчужины» туда и обратно у Фредди, Ренана и Алекса ушло 40 часов, включая сложный спуск с горы в юго-западной части хребта. На ключе веревки с ИТО сложности A3 Алекс нашел собственное решение. По словам Фредди: «Там, на питче, было несколько стационарных закладок. Алекс стоял на двух-трех таких, не слишком надежных закладках. Мы были на полпути к завершению маршрута. Так как траверс уходил далеко вниз, отступление было бы отчаянным. Если бы Алекс сорвался, то наверняка сломал бы себе лодыжку».

Алекс рассказывает: «Две стационарные закладки были единственными точками страховки на всем длинном питче. Я сделал несколько довольно страшных движений сложностью 5.11+ или 5.12+, пока не добрался до более непрерывной трещины. Это был маленький участок сложного лазанья в свободном стиле, но на самом деле он был почти героическим. Если бы я не раскачал себя психологически на этот проход, мы бы конкретно вляпались. Спускаться оттуда было бы просто ужасно».

Если Алекс действительно и был наемником для ключевых участков на питчах Gorge, то на снегу и льду он был прислужником. Фредди рассказывает: «Мы с Ренаном провели для него довольно хороший ликбез на тему альпинизма. Он чувствовал себя неуверенно с ледорубом, и не думаю, что хоть однажды почувствовал себя уверенно в кошках». Алекс соглашается: «Я не чувствовал себя комфортно в кошках – даже ходить вокруг лагеря было неудобно. Я понятия не имел о том, что делаю».

Алекс вырос в нежном климате Калифорнии и проводил мало времени на снегу. Ледник, погруженный в воду на 1200 метров, был для него настолько новым впечатлением, что походил на театральное представление. Фредди рассказывает: «В базовом лагере мы построили кухню из снега. Алекс не мог остановиться и орудовал лопатой, мастеря скамейки, полки и укромные уголки. У него было неистовое желание упражняться. Мы с Ренаном были счастливы, когда нам удалось забрать у него лопату. В тот момент мы видели настоящего Тома Сойера».

Маниакальное нетерпение Алекса проявилось снова во время пятидневнего шторма, который мужчины пережидали после Bradley. Фредди: «Это был типичный шторм на Аляске – день за днем шел небольшой ливень со снегопадом. Алекс выпрыгивал из себя. Он продолжал говорить: «Чем мы займемся сегодня?» Он вел себя как золотистый ретривер – нам нужно было занять его чем-нибудь. Так что я сказал ему: «Сегодня мы просто пойдем и полежим в спальных мешках. Твое задание на сегодня – читать книгу». Он наконец угомонился. Он прочел «Добычу» Дэниела Ергина о нефти и энергии от корки до корки. В этой книге больше 900 страниц».

«В целом мы отлично поладили, – добавляет Фредди, – но в те неудачные дни Алекс становился нытиком. Он постоянно проводил параллели с Йосемити. “Господи, – говорил он, – я мог бы сейчас надеть шорты и лазить на Jailhouse (Jailhouse Rock – одна из любимых скал Алекса, находится рядом с Сонорой, Калифорния)”».

Наконец погода наладилась. У ребят оставалась только пара дней на Аляске, и они устремились к юго-восточной стене горы Dickey. Эд Уорд, Гален Роуэлл и я были горды тем, что в 1974-м смогли подняться на 1500-метровую стену всего за три дня, в то же время пройдя в альпийском стиле один из первых маршрутов на Alaska Range. Второе и третье восхождения маршрута три десятилетия спустя заняло у группы скалолазов, специализирующихся в лазанье по щелям, также три дня. Алекс, Ренан и Фредди решили попытаться совершить четвертое восхождение.

На Dickey Ренан шел лидером на первом столбе, где пришлось лезть по красивому нависанию на неплохом граните. Затем он передал лидерство на гигантском бастионе наемнику. Потенциально коварная ловушка располагается на юго-восточной стене и заключается в том, что на двух пятых верхней части стены гранит начинает походить на ужасный коричневый сахар. На второй день нашего лазанья в 1974 году погода начала ухудшаться и подталкивала вверх к возможному тупику. Мы не были уверены, хватит ли нам железа для того, чтобы спуститься, если мы зайдем в тупик.

Наш ключ начался на 32–м питче. Гален, дико импровизируя, вогнал пару миниатюрных крючков прямо в чистый коричневый сахар. Затем он пробурил не самый надежный болт в эту рухлядь – кстати, это был единственный шлямбур, который мы установили на маршруте. Было очевидно, что нет никакого способа измерить гладкую скалу выше шлямбура. Вместо этого мы приопустили Эда, чтобы отправить его маятником вправо. Он исчез из поля зрения, и мы с Галеном тревожно ждали. Наконец Эд прокричал: «Пошло!» Он вышел на хороший гранит, который снова продолжался в последовательности каминов и трещин и был нашим выходом наверх.

6 июня 2013 года Алекс лез лидером по стене, проходил одну проблему за другой и фиксировал веревку (делал перила. – Ред.), чтобы Ренан и Фредди могли последовать за ним. Алекс лез в скальных туфлях, в то время как его напарники были в горных ботинках. По словам Фредди, через несколько часов Алекс сказал: «Не могу поверить, насколько легкое это восхождение. Только почему я так устал?»

Фредди комментирует: «Этот дрянной, ужасный участок посреди стены может шокировать большинство скалолазов. У Алекса же большой опыт с ужасными скалами еще с таких мест, как Чад».

Группы, которые поднимались по маршруту во второй и третий раз, на середине стены думали, что они сбились с пути, пока не добирались до шлямбура Галена. Так же, как и мы, они использовали его для того, чтобы приспустить одного из альпинистов, который маятником перебирался на правую сторону маршрута к хорошим каминам.

Алексу показалось что шлямбур, установленный здесь 39 лет назад, смотрится очень страшно. Он вспоминает: «Вместо того чтобы спускаться вниз на веревке и делать маятник, добираясь до камина с ИТО, я пролез сбоку скалы и эффективно пропустил один питч».

Алекс, Фредди и Ренан пролезли большую часть маршрута без ИТО. В свое время мы оценили категорию сложности маршрута в 5.9 А3. Они оценили ее на 5.10с А0, подразумевая, что проходить с ИТО, к которому они прибегали, было так же просто, как и просто лезть. Большая часть этого лазанья 5.10 сейчас детская забава для Алекса, но в 1974 году она была для нас за пределами возможностей.

Алекс рассказывает: «Я шел лидером по блоку где-то в 30 питчей без особых остановок и думал: «Еще один питч, и я передам эстафету Фредди». Затем я устанавливал точку страховки, смотрел вверх и понимал, что могу пролезть еще как минимум один питч, прежде чем передам лидерство».

«Фредди лез первым последние 150 метров страшной микстовой поверхности. Он был нашим ниндзя в прохождении по льду».

Трое мужчин уложились в 19 часов, в то время как наше восхождение в 1974 году заняло три дня. С другой стороны, они поднимались на Dickey в идеальный, безветренный и солнечный день, лучший день за последние несколько недель. В 1974-м мы закончили восхождение посреди бушующего шторма, хлеставшего нас снежной крупой со скоростью 64 км/ч. Мы были рады тому, что просто пережили это восхождение.

Несколько недель спустя я отправил Алексу e-mail со своими поздравлениями. Его ответное письмо было образцом великодушия. «Твой маршрут на Dickey – потрясающий, – писал он, – могу только представить, насколько крутое чувство ты испытывал от того, что прокладывал трассу на такой большой стене в те годы. Сейчас я лазаю еще большие сочетания маршрутов соло, но в то время это, наверное, было поистине грандиозно».

Во время интервью со своим другом Джимми Чином Алекса спросили, какой опыт был для него самым поучительным во время его пребывания на Аляске. «Я узнал о массе мелочей, – ответил Алекс, – вроде того как ходить в кошках и использовать ледоруб. В общем смысле это было просто лазанье. Думаю, вещь, которая удивила меня больше всего, – это насколько бывает плохо, когда в лицо летит все подряд – камни, снег, лед. Альпинизм опасен!»

Даже после экспедиции на Ruth Gorge Алекс настаивал на том, что у него нет никакого намерения становиться альпинистом. «Восхождение на такую вершину, как Ama Dablam, – говорит он, ссылаясь на ошеломляющую гору высотой 6800 м, возвышающуюся над долиной Кхумбу в районе Эвереста, – не имеет ко мне абсолютно никакого отношения». С другой стороны, в письме, которое он послал мне после возвращения с Dickey, Алекс признался: «В любом случае я настроен однажды вернуться на Ruth Gorge. Такие огромные стены. Хотя и не хочу, чтобы меня засосало в альпинизм».

Однако к концу 2013 года Алекс обратил свое внимание на восхождение, которое было прямой противоположностью прохождениям больших стен Аляски. Это был маршрут на известняковой скале в мексиканском штате Нуэво-Леон. К 2013 году Седар Райт и Алекс стали близкими друзьями и частыми партнерами по страховке, хотя Седар старше Алекса на 11 лет. Они случайно встретились на Эль-Капитане в 2006 году еще до того, как Алекс получил известность за свои однодневные соло на Astroman и Rostrum. Седар вспоминает, насколько его впечатлил молодой застенчивый скалолаз. Казалось, он становился собой, только когда начал взбираться по скале. «Кто этот малый?» – подумал Седар про себя.

Двое друзей вместе ездили в Чехию в 2008 году для съемок эпохального фильма «The Sharp End» от Sender. Позже, когда Алекс получил спонсорство от The North Face, их связь усилилась. «Мы хорошо поладили, – вспоминает Седар, – у нас было одинаково саркастическое чувство юмора». Седар заметил скромность под проявляющейся иногда внешней агрессивностью Алекса. «Алекс просто не понимает, почему у кого-то могут возникнуть проблемы с тем, чтобы пролезть маршрут», – говорит он.

Седар к тому же делал карьеру режиссера в то же время, что и Ренан Озтюрк. Поэтому работа троих скалолазов над одним крупным проектом была практически неизбежной. Все вместе они собрались на El Potrero Chico («Маленький Коралл»).

Алекс Хоннольд

До января 2014 года, за исключением Moonlight Buttres, почти все мои большие фри-соло имели место на гранитных стенах Йосемити. Когда в 2009 году я в первый раз лез по «Маленькому Кораллу», то сразу же полюбил сугубо техничный стиль, который требовался на этом сером известняке. Возможно, это лучшая скала в Мексике и, безусловно, самая известная. Вся атмосфера этого места близка мне по духу. Есть сайт, на котором поют дифирамбы Potrero. Там предлагают: «Хорошо пробитые, мультипитчевые спортивные маршруты с категориями сложности от 5.7 до 5.14 и маршруты вплоть до 23 питчей. До скалолазного района очень просто добраться – всего в пяти минутах ходьбы от большинства кемпингов, благодаря чему отпадает необходимость в автомобиле. Стоимость проживания весьма низкая, а люди дружелюбные и замечательные». Эти слова звучат как приукрашенная приманка для туристов, но все соответствуют полученному мною опыту.

Из всех маршрутов на Potrero настоящий алмаз – это El Sendero Luminoso («Сияющий путь»). Маршрут состоит из пятнадцати питчей и расположен прямо посредине стены. Первое восхождение совершили Джефф Джексон, Кевин Галлахер и Курт Смит в 1992 году. Два года спустя Джексон, Смит и Пит Пикок пролезли все 530 метров в свободном стиле. Они оценили маршрут как 5.12d. Сам подъем почти непрерывный: одиннадцать питчей сложности 5.12 и четыре – 5.11. Джефф – редактор журнала Rock and Ice. Мы переписывались на протяжении многих лет, в том числе, когда я писал для их журнала и сайта.

В первый раз я пролез Sendero в 2009 году и сразу же начал мечтать о том, чтобы пролезть его соло. Когда зимой 2013 года я вернулся к нему, мне пришлось сильно концентрироваться, чтобы почувствовать себя комфортно. Sendero идет по северной, основательно заросшей стороне скалы. Маршрут довольно сложный, на нем мало кто лазает, поэтому он недостаточно чист. На зацепах много грязи и растений. Даже если бы я мог обойти колючие кактусы, трудно полностью сосредоточиться, когда краем сознания блуждает мысль о существовании более простого пути. Также говорят, что на Potrero много живых камней, но, думаю, это преувеличение. Да, на стене много шатких мест, но нужно просто не хвататься за живые камни и не вставать на них сверху. Гладкая поверхность известняка на стене довольно приятная.

Отчасти Sendero привлекал меня своей сложностью в смысле техники. Potrero состоит из покатого серого известняка. На нем полно мизеров и больших карманов. Действительно тонкие особенности. Все зацепы будто расположены в неправильных направлениях. Приходится принимать хитрое положение тела, которое требует серьезной точности. Это так стильно – скалолазание старой школы.

Конечно, известняк имеет более пористую структуру, чем гранит. Зацепки отваиваются неожиданно. Порода менее предсказуема. На стене также есть клееные зацепы. Нужно верить, когда решишь взяться за такую зацепу, что она не отвалится.

Мы договорились, что Седар с Ренаном прилетят в Мексику для съемки короткометражного фильма, если я все же решу лезть соло на Sendero. Сомнения по поводу этого проекта у меня возникли почти сразу. После прозрения в Чаде я мучился вопросом о том, как мое лазанье влияет на окружающую среду. Чтобы мы втроем отправились в Мексику, придется совершить значительные выбросы углекислого газа. Это не считая остальных членов команды, которые будут управлять автоматизированными беспилотными дронами, чтобы заснять стену с большой высоты. Могу ли я действительно сжечь все это топливо и использовать дорогостоящее высокотехнологичное оборудование только для того, чтобы заснять несколько часов игры на Portrero Chico? Что, если мы соберем там всех готовых к съемке, а я струшу, потому что мне будет неудобно подниматься по стене без веревки?

На мой взгляд, наша поездка в Ньюфаундленд в 2011 году была классическим примером пустой траты времени и природных ресурсов. Мы все долетели до Ньюфаундленда, доехали до Devil’s Bay, арендовали лодку для круиза вокруг фиордов и ничего не пролезли. Мы оказали негативное влияние на окружающую среду – и все напрасно.

Не было никакой гарантии того, что я буду готов к фри-соло. У меня уже были такие проекты, на которые я положил глаз, отрабатывал, планировал, а затем отказался. В частности, «Воин-романтик» (Romantic Warrior) на Needles в Калифорнии – маршрут сложности 5.12b из девяти питчей по трещинам на отвесном граните. Был очень жаркий июнь. Я не чувствовал себя комфортно в скальниках, голова была забита предстоящими на днях делами. Я понял, что не готов. На самом деле есть куча соло, которые я не сделал! В такой ситуации я слушаю свои чувства, включаю рассудительность, не обращая внимания на внешнее давление. Так что существовала реальная возможность того, что в январе 2014 года я мог бы притащить Седара, Ренана и других ребят к «Маленькому Кораллу» просто так.

Начиная с девятого января мы с Седаром провели четыре дня (вместе с днем отдыха, когда шел дождь), лазая по маршруту, очищая и проверяя его. Мы использовали веревки и страховочные устройства, чтобы спуститься вниз, и «гри-гри» для того, чтобы висеть на месте, пока чистили маршрут. Чтобы вычистить из щелей всю грязь, ветки, траву и кусты, мы использовали щетки для зацепов. Они выглядят как обычные зубные щетки, только с очень жесткой щетиной. Если бы мы подошли к вопросу более серьезно, то могли бы использовать что-нибудь прочнее, например, большой скребок.

Мы работали каждый день от рассвета до заката. Чем больше растительности мы выдергивали с верхних питчей, тем больше грязи сыпалось на нижние. Чем больше крупной растительности мы убирали с маршрута, тем больше появлялось мелкой. Мы работали без остановки, пока не увидели совершенно чистую известняковую плиту. Некоторые из растений были особенно жесткими и приспособленными к тяжелым условиям среды обитания. Спустя неделю после возвращения в США из моих рук все еще торчали занозы. Джефф Джексон написал мне на электронную почту: «Бог улыбается каждый раз, когда вы выкорчевываете lechuguilla» (многолетнее бесстебельное растение с мясистыми линейными листьями, по краям которых, как правило, располагаются шипы).

Пуристы или те, кто никогда не лазал, могли бы подумать, что, удаляя естественную растительность со скалы, мы изменили или даже испортили весь пейзаж. Признаюсь, я испытывал некоторые угрызения совести по этому поводу. Мы с Седаром знали, что растения быстро вырастут на Potrero, и стена снова станет висячим садом. Так что я не сильно беспокоился о нашем вмешательстве, пока мы раскачивались там, выщипывая кактусы и помечая зацепы. Я чувствовал смутное беспокойство по другому поводу. Мы проделывали такую большую работу ради чего-то, что предполагалось быть настолько явным и простым.

К концу четвертого дня, когда мы спустились по чистой и гладкой скале, я не мог избавиться от чувства головокружительного и радостного возбуждения. В какой-то момент переключатель перешел от режима «Может быть, я в конце концов полезу соло» к «Я заряжен! Нужно лезть соло немедленно!». Понятия не имею, что во мне изменило режимы. Может быть, подъем выглядел более привлекательным без грязи и растений, скрывающих зацепы. По каким-то причинам я был готов и знал, что полезу фри-соло на следующее утро, если позволят условия.

Этот парадокс в отношении фри-соло выглядит довольно странным, по крайней мере, для меня. Ты заранее беспокоишься и колеблешься над вопросом «Должен ли я делать это?». А когда наконец решаешься, напряжение уходит. Это на самом деле большое облегчение – забраться наверх и уже просто делать это.

День 14 января выдался ясным. Я не собирался медлить. Я хотел подняться на маршрут в одиночку, что и является сутью соло-восхождения. Я искал личных приключений, и создатели фильма знали, что любое вмешательство может в корне изменить переживания.

Ренан занял позицию далеко в пустыне, у самого начала маршрута, так что он мог сделать кадр с большого расстояния. Седар потратил несколько часов, направляя парней с беспилотниками на вершину Эль-Торо, чтобы они могли встретить меня и снять часть кадров оттуда.

На скале я чувствовал, что я один. По сути, я и был один. Я не знал, где расположились остальные ребята и наблюдают ли они за мной. Я просто начал лезть, зная, что мы сможем, в случае чего, вернуться на маршрут в течение нескольких дней и закончить съемку.

Высокотехнологичное оборудование доставила в Мексику фирма из Боулдера под названием SkySight. Дрон представлял собой небольшой октокоптер размером с журнальный столик с очень дорогим карданным подвесом, который неподвижно держал RED-камеру. У нас были высококачественный дрон с первоклассной кинокамерой и ребята из SkySight, одни из лучших в своей индустрии. Мы были уверены, что у нас получится снять хотя бы несколько потрясающих сцен. Дрон управлялся пилотом при помощи большого контроллера, похожего на игрушечный грузовик. Камерой управлял брат пилота. С ними также была их сестра – она помогала нести оборудование и ловить беспилотник, когда тот шел на посадку.

Ренан снимал для Camp 4 Collective, которых нанял The North Face, чтобы сделать фильм о восхождении. У Camp 4 есть RED-камера, Ренан снимал на нее в течение многих лет. Ренан взял с собой свою девушку в качестве помощника оператора, так что съемочная группа насчитывала пять человек. Плюс Седар и я в качестве скалолазов.

Утром перед соло никто почти не проронил ни слова, потому что не хотел повлиять на меня тем или иным образом. До этого, правда, все уверяли меня, что я должен лезть, только если чувствую себя комфортно. Они могут заснять любой другой, более легкий, маршрут, если я передумал. Было трудно не испытывать небольшого давления.

Мы арендовали маленький дом на вершине холма над одним из участков для кемпинга. Оттуда открывался великолепный вид на весь район. Тем утром я лениво открыл глаза, лежа на куче поношенных курток, которые использовал в качестве подушки. Открыл жалюзи и увидел вершины гор, купающиеся в лучах утреннего солнца. Несмотря на давление, я хорошо поспал. Я почти всегда хорошо сплю, даже перед большими соло-восхождениями. С дивана я мог легко наблюдать за Sendero, петляющим вверх по стене. На этом маршруте не было пути назад. Я занялся своими привычными делами – залил кашу йогуртом и прочел новости в телефоне. Я медлил, стараясь оставаться терпеливым и позволить утренней влажности испариться. Я намеренно сосредоточился на телефоне, не особо вникая в смысл прочитанного. Я использовал его, чтобы игнорировать людей вокруг с камерами и вопросами. Единственное, что имело значение, – Sendero, на который падали первые лучи солнца.

В конце концов я сделал пятнадцатиминутную прогулку к началу маршрута, петляя между колючими кустами и карабкаясь вверх по рыхлому осыпающемуся склону. Легкий рюкзак добавлял радости, пока я взбирался на холм. Мои скальники, мешок с магнезией, энергетические батончики и вода казались невесомыми по сравнению с 180 метрами веревки и полным набором снаряжения, которые мы носили последние несколько дней.

Одно из моих любимых состояний в соло – это то, как исчезает боль. Четыре предыдущих долгих дня лазанья и чистки износили мои пальцы рук и ног. Теперь же, подтягиваясь на нескольких первых зацепах, я не чувствовал и следа боли. Каждый край казался совершенным и шероховатым. Каждое заклинивание пальцев в трещине ощущалось крепким, как поставленная закладка. Ноги в трещинах, которые еще вчера ужасно болели, сейчас стояли твердо, как скала. Зацепка за зацепкой я прокладывал свой путь наверх по стене плавно и совершенно.

Ключ маршрута показался на верхней части второго питча, может быть, в 75 метрах над землей. Это была стандартная последовательность движений, включающая в себя подтягивания в противоположную сторону с маленькими и скользкими зацепами под ноги. Я нашел небольшой карман под два пальца чуть в стороне, который казался несколько безопаснее. Пока я опускал руки в магнезию, чувствовал, что начинаю немного нервничать. Может быть, это была просто взволнованность. Может, усилилась внимательность. Трудно распознать, что это было за чувство, но я определенно чувствовал себя живым. Я знал, что это единственное место на маршруте, где я должен полностью выложиться. Именно это я и сделал, выполнив последовательность точно так, как было нужно.

После того как я немного успокоился из-за пережимания зацепов, я знал, что пройду маршрут, хотя вверху оставалось еще 13 питчей.

Второй ключ начинается на пятом питче, на высоте около 180 метров. Питч заканчивается на огромной полке, где можно остановиться и перевести дух. На ключе я держался на стене только за счет небольшого острого известнякового подхвата над головой. Доверяя крошечной зацепке на трение под левую ногу, я поднял правую почти на уровень талии. С нее приподнялся вверх, чтобы достичь левой рукой отдаленной хапалы.

Это была отнюдь не самая сложная последовательность на маршруте, но суровая простота того движения осталась со мной надолго. Для меня соло в своем самом прекрасном аспекте – практически не касаться стены, достигая единения с воздухом вокруг. В нем заключается особая чистота движения, которую нельзя достичь, лазая с веревкой и снаряжением. При всей моей любви к простоте, не всегда выходит достичь такого положения. Здесь, на Sendero, все сплелось воедино – идеальное сочетание эстетики и сложности. Достаточно трудное лазанье, требующее полной концентрации и самоотдачи на протяжении всей силовой трассы, которая длинной прямой линией идет вверх по самой большой стене массива.

Я легко долез с этого места до самого верха, с каждым шагом доверяя ногам все больше. Я использовал новые последовательности движений на нескольких питчах, доверяя себе и стараясь найти самый легкий путь через, казалось бы, совсем пустые участки известняковой скалы. Я снял скальники, достигнув полки на половине пути маршрута. Дал пальцам отдохнуть после сотни метров техничного лазанья по лежачке. Я сделал это снова, когда пролез еще пять питчей. В конечном счете я получил именно тот опыт, который искал. Я находился на маленькой точке посреди огромной равнодушной стены, но за эти два часа я попробовал на вкус совершенство.

В следующие два дня мы пролезли маршрут еще раз и повторно сняли различные питчи. Снова возвращаться на маршрут только для того, чтобы попозировать, – угнетающее ощущение. Триумф самого достижения теряется среди этой мишуры. Я то одевал, то снимал страховочную систему на полках, пролезал разные участки для камеры и вщелкивался в шлямбуры между подходами. Я пытался напомнить себе, что не имел бы возможности подняться на такую стену, не проделав определенную работу. По крайней мере, я хорошо проводил время с друзьями.

С самого начала нашей поездки Седар хотел пролезть редпоинт на Sendero, то есть пролезть лидером в свободном стиле на веревке, но без срывов. Я был просто обязан подстраховать своего друга на этом подъеме. Проблема была в том, что наши обратные билеты были забронированы на следующее утро. У нас еще оставался вечер 16 января на попытку ночью пройти маршрут.

Поднялась полная луна, бросая бледное свечение на всю стену, как раз когда Седар начал лезть первую веревку. Было что-то пугающе спокойное в этом лунном свете. Я выключил налобный фонарь и выдавал веревку в темноте, размышляя о прошедшей неделе. Стоило ли оно того? Что мы сделали на самом деле?

В течение первых пяти питчей Седар размеренно продвигался вверх по стене. Тишину нарушало только редкое: «Самостраховка. Вщелкнул веревку!» Теперь моя задача заключалась в том, чтобы подняться по веревке, которую он фиксировал на шлямбуре, так быстро, как я только мог. Таким образом Седар мог сохранить силы, иначе ему пришлось бы тратить их на страховку и мороку с веревкой. Я старался пролезть по веревке каждый питч за четыре минуты ровно.

Однако именно в этот момент этическая дилемма моего маленького проекта начала пилить меня изнутри. Путешествие в такие места, как Чад, заставило меня внимательнее относиться к своему собственному влиянию на окружающий мир. Поначалу мне казалось, что мой углеродный след будет гораздо ниже, чем у среднего американца, потому что я жил в фургоне и не владел большим имуществом. После того как я прочитал больше о проблеме загрязнений, я понял, что выброс газа во время моего полета в Мексику имеет самый высокий процент воздействия на окружающую среду. Следующей моей мыслью было оплатить меры по предотвращению загрязнений выбросами углерода. В результате исследований я обнаружил, что они – не та панацея, на которую я надеялся. Заплатить кому-то, чтобы он посадил деревья в странах первого мира, – наименее выгодный вариант, хотя он и может рассматриваться в качестве компенсации выброса углерода. Лучше обеспечивать экологически чистой энергией развивающиеся страны. Первый вариант в основном оплачивает жизнь богатым. Второй не только снижает использование ископаемого топлива, но и повышает уровень жизни людей. Это происходит за счет экономии средств и сокращения проблем со здоровьем, связанных с горючими веществами для топлива.

Я попытался подойти к движению в защиту окружающей среды так же, как подхожу к скалолазанию: установив маленькие конкретные цели, которые строятся друг на друге. Это была идея, последовавшая за запуском Honold Foundation. Я также работал над небольшими проектами, такими как оборудование дома моей мамы солнечными батареями или отказ от мяса в попытке питаться пищей, находящейся ниже по пищевой цепочке. Может показаться глупой даже попытка делать эти маленькие шаги, в то время как экологические проблемы, стоящие перед нашим миром, несоизмеримо больше любых действий одного человека. Некоторые стены тоже кажутся на первый взгляд такими огромными и невозможными, что вроде бы бессмысленно работать над ними. Однако красота восхождения всегда является наградой сама по себе.

Пока Седар пробивался через замысловатые плиты, я размышлял о том, не входит ли все производство вокруг сферы скалолазания в противоречие с экологическими принципами, которые я хотел отстаивать. Могут ли радиоуправляемые дроны и минимализм действительно идти рука об руку? Стоило ли оно того, чтобы вся команда летела в Мексику ради одного моего трехчасового подъема? Может ли мое скалолазание принести больше пользы, чем вреда? Может ли та база, которую я получил благодаря скалолазанию, быть использована для более полезных вещей?

Когда беспокоишься слишком много, можешь потерять устойчивость. Так или иначе, я думал, что все должно быть сбалансировано. Необходимо найти грань между уменьшением вредного воздействия и сохранением приемлемого качества жизни. Кто может провести оценку приемлемой жизни? Я даже не знаю, что мне действительно необходимо для того, чтобы быть счастливым. Должен ли я иметь возможность все время путешествовать? Лазать соло на стенах?

Круг света от налобного фонаря Седара медленно уходил прочь, оставляя меня в лунном свете один на один со своими вопросами.

Когда мы были уже на полпути, как раз под нами громко заиграла группа мариачи (один из самых распространенных жанров мексиканской народной музыки, являющийся неотъемлемой частью традиционной и современной мексиканской культуры), заполняя тихую пустынную ночь ревущими звуками рогов и аккордеонов. Мы не смогли удержаться от смеха. Я сказал Седару, что они болеют за него. Луна прокладывала в небе свой путь, пока я поднимался по веревке под ритмы живой музыки. Уже стоя на страховке, я поглубже натянул капюшон, закрываясь от прохладного ночного воздуха. Вершина вырисовывалась на фоне звездной темноты в 30 метрах над нами. Хотя она и казалась невероятно далекой, не оставалось ничего другого, кроме как лезть дальше. Седар продолжил на цыпочках пониматься вверх, навстречу глубокой ночи, наслаждаясь движением.

Дэвид Робертс

Коллективный фильм «Camp 4», который создал Ренан Озтюрк, чтобы показать соло Алекса на El Sendero Luminoso, стал маленьким шедевром. Его длительность всего лишь 6 минут 12 секунд. Ему не хватает сумасшедшего паясничанья и юмористических отступлений с фургоном и палаточным лагерем, которое можно увидеть в торжественных фильмах об Алексе, сделанных Sender Films. Однако он показывает изящество движений Алекса на скале лучше, чем все предыдущие фильмы. Работа камеры с плавным зумом или мягким скольжением через пространство (спасибо дронам SkySight) создает лирическое настроение. Оно отражает состояние ума и тела Алекса, когда он делает то, что умеет делать лучше всего.

В фильме есть моменты, которые дают понять всю серьезность фри-соло с новой стороны. Например, в дни чистки маршрута перед соло Седар Райт говорит: «Это достаточно странно, помогать своему другу в чем-то, что может привести к его гибели». Когда он заканчивает эту фразу, на экране появляется панорама кладбища в городке, расположенном по соседству с Идальго. На последних кадрах Алекс стоит почти на голой стене без зацеп, его руки свободно свисают вниз по бокам, медленная усмешка пробегает по лицу.

Вскоре после этого подъема Мэри Энн Поттс из National Geographic Adventure брала у Алекса онлайн-интервью. Она спросила: «Почему ты улыбаешься в тот момент на стене?»

Ответ в стиле Алекса: «Я понятия не имею, так как не смотрел фильм. Могу предположить – потому что я был счастлив». Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, он добавляет улыбающийся смайл.

В самодельном дневнике на вершине Эль-Торо Алекс карандашом нацарапал заметку, которую позже сфотографировали посетители. В ней написано:

1/14/14

Соло!

За два часа

Алекс Хоннольд

Великий день!

(два часа на пятнадцать питчей лазанья и еще один час карабканья на вершину Эль-Торо)

Фильм «Camp 4» заканчивается прямым утверждением: «Это может быть самым трудным восхождением без веревки в истории». Почти два года спустя никто не решился оспаривать эту фразу. За исключением самого Алекса. Среди материала, оставшегося за кадром и снятого Ренаном сразу после подъема, Алекс говорит: «Это не физический предел моего лазанья. Не самая трудная вещь, которую я мог бы сделать. Она находилась в пределах моей зоны комфорта (No Big Deal Хоннольд в своем невозмутимом стиле!).

Не все считали мнение Алекса столь однозначным. На Supertopo.com пользователи выражали свое восхищение. Один из них написал: «Парень настолько хорош, что все, что можно сделать, – в изумлении пожать плечами и удивляться». Другой писал: «Отгородиться от страха – вполне реальная вещь, и он преуспел в этом. Или он настолько потрясающ, что просто не боится?» Еще один комментарий с ироническим юмором: «Я был бы намного больше впечатлен, если бы он был человеком».

Джефф Джексон, редактор журнала Rock and Ice и скалолаз, который первым залез фри-соло (с веревкой) на El Sendero Luminoso в 1994 году, сообщил: «Что я думаю? Ну, если честно, я стараюсь не думать об этом. Фри-соло на Sendero – это совсем другое царство, настолько плохое, что заставляет меня задаться вопросом: придет ли Санта к Хоннольду когда-нибудь снова?»

Один из самых сильных скалолазов своего поколения, Джексон, проанализировал подвиг Алекса, сравнивая его с собственным опытом на маршруте. Он написал:

По моему опыту, никто и никогда еще не лез соло по стене таким непрерывным и техничным стилем лазанья – 11 питчей категории 5.12a или сложнее. Питчи длинные (первые пять – по 50 метров и более) и без хороших мест, где можно расслабиться и встряхнуть ноги. Стена представляет собой плиту с положительным наклоном, преимущественно вертикальную. Если вы когда-либо поднимались на сложную лежачку, то знаете, какого психологического настроя требует подобный подъем. Для меня лазанье по лежачке сложности 5.12 – это все равно что вытянуть кролика из шляпы. В этом есть элементы магии. Несмотря на то что прошло 20 лет с тех пор, как я поднялся по этому маршруту, я ясно помню то чувство выхода из затруднительного положения, когда я редпоинтом [прохождение после нескольких попыток] залез на второй питч. Я скользил на восходящем потоке воздуха и шептал дьявольские проклятия…

А Хоннольд лез соло на том питче! И все остальные питчи тоже! Разрази меня гром! Как это вообще возможно?

Алекс не собирался останавливаться на достигнутом. Спустя месяц после своего мексиканского триумфа он направился в ту часть мира, где еще никогда не был. Он планировал пролезть нечто, что еще никогда не пробовал.

Алекс Хоннольд

Fitz Traverse был идеей Томми Колдвелла. Как только он сообщил мне об этом, я сказал: «Звучит круто! Давай сделаем это!» Я был согласен участвовать, несмотря на то что никогда не был в Патагонии. Я даже ничего не знал о Патагонии.

Высота Фиц Рой (Fitz Roy) только 3405 метров над уровнем моря, но он является самым высоким пиком в группе удивительных гранитных шпилей южной Патагонии, на границе между Чили и Аргентиной. Он назван в честь Роберта Фицроя, капитана британского брига «Бигль», на котором в знаменитом плавании 1830-х годов Чарльз Дарвин делал свои первые заметки о теории эволюции. Первое восхождение было совершено великими французскими альпинистами Лионелем Терраем и Гвидо Маньоне в 1952 году. Возможно, для своего времени оно было самым грандиозным восхождением в смысле технической сложности.

В эту группу вершин входят Cerro Torre, Torre Egger, Aguja Poincenot и многие другие agujas (с испанского – «иглы»). Вероятно, это самая впечатляющая коллекция отвесных возвышающихся и умопомрачительно красивых гор во всем мире. Гранит здесь шокирующе хорош – так же хорош, как в Йосемити. Правда, Патагония славится плохой погодой. Пронзительно свистящие ветры не унимаются в течение нескольких недель, а огромные пласты льда и иней покрывают почти все вертикальные плиты и трещины.

Томми впервые лазал в Патагонии в 2006 году. Несмотря на то что большую часть опыта он приобрел на скалах, в тот сезон Томми проложил несколько огромных маршрутов. Как уже упоминалось в пятой главе, Томми с Тофером Донахью и Эриком Рёдом пролезли в свободном стиле Linea de Eleganza на Фиц Рой. Томми и Тофер также пробовали другой массивный маршрут – Royal Flush на восточной стороне Фиц Рой. В тот февраль стены вершин были весьма влажными, и остальные ребята отказались от восхождения, объявив его безнадежным. Томми отправился на него при тех же условиях и чуть не пролез маршрут онсайт (это был его первый раз на маршруте) в свободном стиле, прежде чем ему с Тофером пришлось отступить.

К 2014 году Фиц Рой уже сидел у Томми в печенках. Настолько сильно, что еще за год до того, как его жена Бекка родила мальчика, они уже назвали его Фиц.

Фиц Рой не единственный грозный пик в том районе. Он является центральной частью цепи из семи пиков. Цепь начинается с севера с Aguja Guillaumet и заканчивается на юге башней Aguja de l’S. Очевидной задачей было соединить их все в одном непрерывном прохождении по хребту – траверсе Fitz Traverse.

В 2008 году Фредди Уилкинсон, который в 2013 году был моим напарником на Ruth Gorge, вместе с Даном Драммондом завершили первую половину траверса. Они прошли Guillaumet, Mermoz, Val Bios, но не смогли пройти Фиц Рой и отступили. Свою половину траверса они назвали Care Bear Traverse – по названию детского мультсериала «Заботливые мишки», где герои-медведи живут в берлогах среди облаков. Альпинисты застряли среди облаков так надолго, что начали шутить друг с другом: «Держу пари, все остальные скалолазы думают: “Эти глупые американцы там в облаках!”»

У Фредди и Дана на траверс ушло три дня с двумя ночевками без страховки. Траверс Care Bear был повторен множество раз после 2008 года, но никто не прошел через Фиц Рой. Проблема всех команд заключалась в том, что альпинист, идущий вторым номером, очень много поднимался наверх по веревке. К тому моменту, когда они подходили к Фиц Рою, оплетка на веревках изнашивалась из-за трения о скалу.

1 февраля 2014 года мы с Томми прибыли в городок Эль-Чалтен – «ворота» в альпинистский район Фиц Рой. Первые девять дней погода на вершинах была ужасающей, так что мы спустились вниз, лазали боулдеринг и спортивные маршруты на небольших скалах. Вокруг Эль-Чалтен масса отличных маршрутов. «Здорово! – думал я. – Я стану сильнее!» И еще думал: «Ничего себе, насколько эти пики выглядят устрашающе. Не уверен, что готов лезть на них, если погода не улучшится».

Мы лазали каждый день, а каждый вечер ужинали в Эль-Чалтен. Это было довольно приятное время.

Дэвид Робертс

Позже, в 2014–м, Колдвелл напишет о приключении в Патагонии для зимнего выпуска журнала Alpinist. Он изложит свои размышления о том, насколько тяжело было лезть с полной самоотдачей после того, как он стал отцом. «У меня была романтическая идея, – писал он, – втянуть семью в мою жизнь бесконечного путешествия. Так что они последовали за мной из Колорадо в Аргентину. Затем, после двух блаженных недель вместе в Эль-Чалтен, ветер успокоился, и я собрал снаряжение».

Когда Томми уходил на Fitz Traverse и прощался с Беккой, он преуменьшал опасность:

«Не волнуйся, детка, с нами все будет в порядке, – говорил он ей, – это просто скалолазание».

Затем он писал: «Я вспомнил, что ничего не жаждал так сильно, как жить долго и состариться».

В том же эссе Томми вспоминал встречу с Алексом в Долине весной 2012 года. Томми был ошеломлен беспечностью Алекса. «Любой может залезть дейзи-соло по Regular на Хав-Доум, – заявил Алекс, – в этом нет ничего особенного… Ты не сорвешься на 5.11».

Очарованный мастерством Алекса и его дружелюбием, Томми ломал голову над тем, насколько равнодушно его друг относится к риску.

«Как Алекс может говорить о своих восхождениях так бесцеремонно? Он описывает фри-соло на таких маршрутах, как Regular Northwest Face на Хав-Доум, так, как если бы они были не более чем обычными пешими прогулками по живописным местам. Он никогда не касается темы смерти, любви или даже врожденной красоты. Словно думает, что все это глупо или скучно. Вероятно, это одна из причин, по которой он настолько хорош в том, что делает. Я воспринял равнодушие Алекса к риску как нечто одновременно захватывающее и пугающее. В век технологий он напомнил мне о потерянных нами инстинктах. Инстинктах охотника, воина».

Какими бы ни были сомнения Томми, вскоре он понял, что они с Алексом составили превосходную команду. Когда они лезли «Тройную Корону» в 2012 году по «Фрирайдеру» на Эль-Кап, Алекс был глубоко впечатлен тем, как Томми двигался в распорке в темноте. Томми был в равной степени поражен мужеством и уверенностью Алекса.

«Он редко останавливался, чтобы установить точки страховки, только несколько штук на каждом питче. Каким-то образом эта дерзость и уверенность в том, что он не упадет, перешла и ко мне.