Краудсорсинг: Коллективный разум как инструмент развития бизнеса Хау Джефф

Топливо для краудсорсинга

В Америке действует «теневая» рабочая сила. Люди активно занимаются разнообразной работой, начиная от выращивания физалиса, изготовления модных аксессуаров для автомобилей и заканчивая переводом произведений малоизвестных французских романистов XIX века. Все эти люди до недавних пор рассматривались как дилетанты, любители, приверженцы своего хобби. Сегодня такая оценка не только несправедлива, она в корне неверна. Все чаще любители успешно теснят профессионалов в самых различных областях деятельности, будь то компьютерное программирование, журналистика или научные исследования. Энергия любителей, их приверженность выбранному делу генерируют топливо, на котором сегодня базируется краудсорсинг.

Энергия «любительства» очень ярко проявляется на церемонии вручения премии PLUG Independent Music Awards. Чем-то все это напоминает всем известную церемонию Grammy: обе они ежегодно отмечают лучшие музыкальные достижения. Но во всем остальном PLUG существенно отличается от Grammy. Церемония Grammy – парад корифеев музыкальной индустрии; PLUG же – это несколько сотен небритых хипстеров с Манхэттена. Церемония Grammy транслируется по всему миру; PLUG, возможно, покажут в Интернете, да и то если организаторы смогут вообще запустить этот процесс. Grammy привлекает кавалькады звезд, ее победители получают позолоченные граммофоны. Лауреаты PLUG могут даже не знать о том, что они номинированы, а если и появляются на церемонии, то не получают никаких наград.

Само собой разумеется, что PLUG не слишком серьезного мнения о себе самой. Сама церемония – это верх неразберихи, трудно сказать, является ли кто-нибудь из ее участников (от музыкантов до технического персонала за кулисами) настоящим профессионалом. В проекте PLUG нет ни одного штатного сотрудника. И в этом, несомненно, его привлекательность. Зрители веселятся, оживленно реагируют на любую техническую неисправность. PLUG, орбита которого отлично вписывается в современную поп-культуру, – прежде всего низкие производственные затраты, каждый раз берущие верх над «отточенностью» действия.

Впервые я побывал на PLUG в феврале 2007 г. Пришел я туда отнюдь не ради лицезрения самой церемонии, а чтобы понаблюдать за работой двадцати двух фотографов, которых организаторы отобрали для того, чтобы они запечатлели это событие. Сами фотографы согласились сделать свою работу бесплатно. Все они сотрудничали с порталом iStockphoto, продвигающим и продающим снимки более чем пятидесяти тысяч фотографов, в основном любителей. Компания в свое время прекрасно воспользовалась переходом фотографов-любителей на цифру, передала свой интернет-продукт в краудсорсинг и в итоге получила огромную прибыль.

Фотографы из iStock отлично вписались в общую атмосферу, если бы не специальные пропуска, их легко можно было принять за обычных фанатов. И это вполне объяснимо: церемония PLUG – фестиваль дилетантизма, прекрасно передающий его душу, страсть и, что самое главное, здоровое чувство юмора в отношении занимаемого «места в мире» участниками действа. В какой-то момент я даже сделал комплимент одному из основателей этой церемонии, Джерри Харту, сказав, что восхищен его решимостью организовать подобное мероприятие. «А что, мы изначально знали, что не сможем сделать все по правилам, поэтому и сделали все неправильно», – ответил он.

Я захотел пообщаться с кем-нибудь из представителей «трудового резерва». В перерыве между выступлениями лауреатов я припер к стенке одного из фотографов, Ника Мону. Ник выглядел настолько молодо, что мог вполне сойти за репортера какой-нибудь школьной газеты. На самом же деле ему было двадцать два года. Высокий, симпатичный, образованный, Мону обладал такой чарующей улыбкой, что вполне подходил для продажи каких-нибудь ценных бумаг, машин или дорогой недвижимости. Глядя на него, было трудно предположить, что именно он – настоящая гроза фотографов-профессионалов.

Мону хочет стать врачом, он учится на втором курсе медицинского факультета Университета Брауна. Родился в Киеве, вырос в Нигерии, в Лагосе, а школу закончил в Нью-Йорке. Еще ребенком он наблюдал за тем, как его мать, педиатр, и отец, врач-кардиолог, помогали бедным людям в Африке. Родители постарались дать Нику и его брату разностороннее образование. «Мы учились играть на пианино, рисовать. Мама относилась к этому очень серьезно». В старших классах Ник увлекся фотографией. «Поначалу я делал фотореалистичные картины. А для этого мне понадобилась цифровая камера». Вскоре Ник понял, что ему больше нравится фотографировать, чем перерисовывать отснятое. И Мону серьезно занялся фотоделом, с энтузиазмом, которым когда-то заразил всех папарацци Джордж Истман, тоже начинавший свою карьеру как фотограф-любитель.

Если бы это случилось в 1985-м, 1995-м или даже 2001 г., фотография так и осталась бы для Мону всего лишь хобби. Но сегодня она помогает студенту зарабатывать неплохие деньги. Мону заключил контракт с iStock. «В прошлом месяце я получил десять тысяч долларов», – смущенно признался Ник. Не то чтобы финансовый успех вскружил ему голову. «Я не вижу причин, почему я не могу одновременно заниматься врачебной практикой и фотографировать».

На церемонию награждения PLUG Мону пригласил Брюс Ливингстон, 37-летний исполнительный директор iStock. Эксклюзивное право на съемку церемонии Ливингстон получил потому, что в свое время сам участвовал в его запуске. В 2001 г. Ливингстон и Джерри Харт, его старый друг еще по панк-роковским временам, решили воплотить свое увлечение неформатной музыкой в особую церемонию награждения. «Это был наш ответ MTV, впрочем, как и всем остальным», – сказал Ливингстон, когда мы сидели в комнате вместе с Хартом и другими музыкантами.

Пообщавшись с организаторами, я наконец направился в зал, где разворачивалось основное действие. В принципе, я уже давно пишу о разных музыкальных событиях и часто работаю в связке с фотокорреспондентами. Как правило, и журналистов, и рок-фотографов, специализирующихся на этой тематике, объединяет одно: любовь к музыке. Приверженность постепенно перерастает в профессиональное отношение, а в определенный момент времени и в повседневную работу: липкие пивные лужи на танцполе постепенно теряют свою привлекательность, а группы сливаются в одно «информационное» пятно. Профессиональный журналист, специализирующийся на музыкальной тематике, занимает позицию преднамеренного отчуждения. Обычно таких людей нетрудно разглядеть в толпе: они не мотают головами, не притоптывают в такт ногами, а что-то строчат с рассеянной улыбкой на лице в своих блокнотах.

Мону и другие фотографы, снимающие для iStock, вели себя совершенно по-другому. Лохматый фотограф по имени Льюис бросил на пол свой кофр из-под аппаратуры и пританцовывал вместе с толпой зрителей. Свою камеру при этом он держал над головой и делал снимки вслепую. Льюис взглянул на меня, улыбнулся и показал «рога дьявола» – универсальный знак приверженца тяжелого рока.

Возрождение класса любителей

Если человек зарабатывает $10 000 на том, что сам называет хобби, видимо, пришла пора кардинально пересмотреть и понятие «любитель». Как показало исследование, проведенное iStock, лишь немногие фотографы, сотрудничающие с порталом, имеют такой же доход, как Мону, и только 4 % из них называют фотодело своей основной работой7. При этом, как считает Служба по внутреннему налогообложению США (IRS)8, профессиональным фотографом считается тот, кто получает от продажи своих снимков более $5000 в год. Возможно, эта информация станет для Мону откровением, ведь он отнюдь не считает себя профессионалом и не собирается жертвовать ради своего хобби карьерой врача.

Попытка найти разницу между профессионалами и любителями исходя из количества получаемых ими денег – отличное занятие для тех, кто зарабатывает себе на жизнь составлением налоговых деклараций. Но попытка переложить это правило на краудсорсинг способно вызвать только неразбериху. В краудсорсинге к участию в различных проектах привлекаются люди с самыми разнообразными навыками и профессиональным опытом. И пусть лишь очень немногие участники iStock считают себя профессиональными фотографами, более половины из них как минимум в течение года обучались в области искусства, дизайна, фотографии или сопутствующим творческим дисциплинам.

В эпоху активного интернет-взаимодействия требуется более гибкое определение понятия «любитель». Если химик, не имеющий предварительной подготовки в области биологии и медицины, делает открытие в поиске лекарства от болезни моторных нейронов, можем ли мы говорить о том, что он любитель? Очевидно, это не то же самое, как если бы я взял и начал выступать с юмористическими скетчами. В своей книге «Революция профессиональных любителей: Как энтузиасты меняют нашу экономику и общество» (The Pro-Am Revolution: How Enthusiasts Are Changing Our Economy and Society9) Чарльз Лидбитер и Пол Миллер отмечают: в последнее время количество и качество любительских работ настолько возросло, что необходимо ввести в оборот новое понятие – «профессиональные любители (pro-am)». Это любители, работающие в соответствии с общепринятыми профессиональными стандартами. В ХХ в. «дилетантизм считался предметом насмешек», в то время как «профессионализм – показателем значимости и высоких стандартов». Рассматривая примеры из области спорта, актерского мастерства, садоводства и других отраслей, можно сказать, что появляется новое поколение «рro-аm». «Профессиональные любители – компетентные, образованные, ответственные и связанные Сетью люди», – пишут Лидбитер и Миллер. От себя же я сделаю одно добавление: понятие «дилетантство» является в меньшей степени определением рода занятий, а в большей – спектром возможностей любителя.

Краудсорсинг становится привлекательным как для дипломированных, так и для недипломированных специалистов. Ситуация с однозначным толкованием этого явления усложняется еще и тем, что некоторые проекты, реализуемые в рамках краудсорсинга, оплачивают вклад участников (как, например, iStock), а некоторые – нет («Википедия»). Однако у всех них есть два общих признака: деньги для участников проектов не являются главным мотивирующим фактором и общему делу они посвящают свое свободное время. То есть в занятия любимым делом они вкладывают нереализованный потенциал и «свободные циклы».

Не случайно краудсорсинг появился в период возрождения любительства. Внезапному появлению «фонтана творческого изобилия» способствовала совокупность факторов. Экспоненциальный рост в сфере образования совпал с появлением невиданного до сих пор механизма распространения знаний – Интернета. На рынок труда вышли разносторонне талантливые, образованные, высокопрофессиональные кадры, которые далеко не всегда могли полностью реализовать себя на рабочем месте. Стоит ли удивляться тому, что люди начали искать возможности приложения своих знаний и навыков за пределами своих офисов?10

Наиболее яркое свидетельство – происходящее во Всемирной паутине. Очевидно, что эта технология изменила не только нашу работу, открыло новые возможности покупки товаров и услуг, но и досуг. Если раньше мы проводили свободное время в боулинге или за игрой в бридж, то теперь большую часть времени тратим на ведение блогов, написание отзывов на продовольственных сайтах, таких как, например, Chowhound.com, или комментариев на форуме Lost.com, сайте, посвященном популярным телевизионным шоу. Владельцы этих сайтов, получающие основные доходы от рекламы, по сути, отдали их контент в краудсорсинг.

Однозначно определить вклад любителей в экономику невозможно, но то, что он растет, очевидно. Пример – рост числа вебстраниц в геометрической прогрессии. В 1997 г. их было 200 млн. К 2005 г. эта цифра возросла до 11,5 млрд11, причем в основном за счет блогов. К январю 2008 г. на YouTube было размещено более 80 млн видеороликов, половина из которых – творчество любителей. Сайт Harrypotterfanfiction.com насчитывает 45 000 удивительных историй, написанных легионом фанатов, конвертировавших свое увлечение в художественную прозу. Интернет – это гигантский шкаф, битком набитый непрофессиональными достижениями.

Еще один пример, на этот раз из серии «сделай сам». ReadyMade, «журнал для тех, кто любит создавать разные вещи своими руками», вышел в 2001 г. тиражом 30 000 экземпляров. К январю 2008 г. он возрос до 300 000 экземпляров.

Пожалуй, феномен самодельных товаров не представлен нигде настолько ярко, как на коммерческом веб-сайте Etsy, слоган которого «Ваше место для продажи и покупки товаров, сделанных своими руками». Хотите приобрести свисток, сделанный из консервной банки и бутылочных пробок? А как насчет мыла-эскимо? Казалось бы, какая у подобной продукции может быть рыночная ниша? А между тем в 2007 г. покупатели потратили на Etsy $27 млн.

И это только верхушка айсберга. Налицо признаки возрождения любительства. Возьмем, например, орнитологию. До появления Интернета наблюдение за птицами рассматривалось как поле деятельности энтузиастов, небольшой группы преданных своему делу людей. А в последние несколько лет наблюдение за птицами стало очень популярным занятием. В 2006 г., по данным Федеральной службы рыбы и дичи США, в различных проектах «наблюдения за дикой природой» участвовало около 50 млн американцев. Безусловно, ставший популярным добровольный отказ от рыбалки и охоты сыграл немалую роль в росте популярности такого вида деятельности, как наблюдение за птицами. Но в большей степени это можно объяснить увеличением числа виртуальных сообществ, члены которых посвящают свое время пропаганде наблюдения за пернатыми и их учету.

Орнитологи не обошли своим вниманием возросшую активность любителей. Корнеллская орнитологическая лаборатория координирует всю работу по учету пернатых на территории США. В первом подсчете птиц, проведенном ею в 1996 г., участвовало 11 000 человек. В 2008 г. – уже более 80 000. «Мы считаем, что такой подход в корне изменит методы проведения орнитологических исследований», – говорит Крис Вуд, научный сотрудник Корнеллской лаборатории.

Огромное количество информации, полученной от орнитологов-любителей, обеспечивает беспрецедентно широкий взгляд на территории обитания и пути миграции множества видов птиц. «На самом деле не существует какого-то другого метода сбора таких данных, – говорит Вуд. – Орнитологов-профессионалов, задействуемых в полевых наблюдениях, всегда будет гораздо меньше, чем простых любителей птиц. И зачастую любители оказываются не менее компетентными в вопросах сбора данных по учету птиц, их кольцеванию, чем профессионалы. А ведь это базовый метод сбора информации, и именно на нем специализируются любители»12.

Я попросил Криса привести пример, когда любители смогли превзойти профессионалов. «Очень многое из того, что мы сегодня знаем о птицах, является результатом работы, проделанной любителями. Мне сразу даже трудно выбрать какой-нибудь один пример», – ответил Вуд. Но после некоторой паузы он выдал совершенно классную историю: «Есть один эндемический вид пересмешников, козумельский кривоклювый. Эти птицы обитают только на мексиканском острове Косумель. Череда ураганов уничтожила среду их обитания, все предполагали, что этот вид птиц исчез. Но в 2004 г. его заново “открыли” какие-то орнитологи-любители, даже опубликовали на эту тему материал в своем издании, посвященном наблюдению за птицами. А еще спустя несколько лет группа ученых отправилась на остров Косумель, обнаружила там пересмешника, вернулась в США и сделала громкое заявление. Любители отреагировали: “Это, конечно, интересно. Но мы обнаружили эту птицу несколько лет назад”». Профессионалы просто пренебрегли информацией, имевшейся в любительских источниках.

Главной задачей интернет-ресурса eBird, организованного Кор-неллской орнитологической лабораторией и Национальным обществом Дж. Одюбона, является устранение подобных казусов. Запущенный в 2002 г., проект eBird организует документальный учет численности пернатых на основании контрольных сводок – главного инструментария работы орнитологов-любителей. Данные, собранные ими, поступают в Сеть обмена знаниями о птицах (Avian Knowledge Network), основную базу данных, в которую стекаются результаты наблюдений профессионалов и любителей за популяциями североамериканских пернатых. Вудс показал мне график, отображающий помесячное количество проведенных наблюдений, начиная с мая 2003 г. и до конца 2008 г. В мае 2003 г. на eBird поступили результаты более 100 000 наблюдений. Цифра сама по себе внушительная, но все же, как тогда показалось, ниже возможного потенциала. «Тогда мы решили представить проект как часть глобального научного эксперимента, выдвинув лозунг: “Вы можете нам помочь”. Мы реконструировали сайт, чтобы он стал удобным для орнитологов-любителей». Теперь пользователи могут даже создавать собственные странички. «У нас на сайте есть и игры, в которые любят играть орнитологи». В мае 2008 г. eBird собрал более 1,15 млн наблюдений, почти в десять раз больше, чем в 2003 г. eBird – еще одна из форм краудсорсинга. Если фотобанки – первая массовая ниша, преобразование которой стало возможно благодаря краудсорсингу, то орнитология – первая академическая дисциплина, которая оказалась подвержена процессу преобразования. Интернет предоставил отличную возможность для формирования союза ученых-орнитологов и любителей. И там, где когда-то правили бал профессионалы, сейчас большую часть работы выполняет самоорганизованное сообщество любителей. Не сложись такой альянс, значительную часть рабочего времени орнитологи и по сей день тратили бы на проведение рутинных наблюдений. Простой сбор данных не требует наличия кандидатской степени, но до появления Интернета было практически невозможно организовать и скоординировать работу «внештатных исследователей», даже если бы они очень хотели протянуть ученым руку помощи. Обращение к любительской научно-исследовательской базе обеспечивает орнитологов тысячами дополнительных пар глаз. А данные, получаемые в результате совместных усилий, используются в равной степени и профессионалами, и любителями для приумножения своих знаний.

Господство дилетантов

Несмотря на то, что всплеск активности любителей спровоцировали новые технологии, сама их мотивация имеет давнюю историю. До появления телевидения, особо зрелищных видов спорта развлечения имели формы, подчас непонятные нынешнему поколению. Поэтому кажется удивительным, что еще в XIX в. одним из самых популярных хобби считалась ботаника: сбор, идентификация и классификация растений. Гордо именуя себя «ботаниками», легионы любителей обшаривали американские леса, болота, пустыни и степи с путеводителями и папками для образцов. Ботаники-любители обнаружили огромное количество новых видов растений. При этом они получали необходимую консультационную поддержку у профессиональных ученых-ботаников13.

Все изменилось на закате столетия, кода ряды исследователей флоры пополнили профессиональные специалисты, испытывавшие чувство зависти к своим коллегам-любителям. В 1897 г. ботаники-профессионалы добились исключения предмета «Природоведение» из программы старших классов американских школ. Это, естественно, привело к резкому спаду интереса к нему. Свой шаг ученые мужи аргументировали тем, что любители «запятнали репутацию» школьного предмета. И уже в начале ХХ в. ботаника наряду с другими естественными науками стала исключительным уделом ученых-профессионалов.

На протяжении более чем 100 лет профессиональный научный мир, а вместе с ним и высшие учебные заведения всячески замалчивали «любительские корни» искусств и наук. А между тем они на протяжении долгого времени развивались благодаря достижениям людей, гордо носивших мантии любителей и посчитавших бы оскорблением, если бы кто-то назвал их профессионалами. Один из них – Фрэнсис Бэкон, один из отцов-основателей современной науки. В конце XVI – начале XVII в. он выдвинул тезис о том, что научное исследование должно начинаться с наблюдений, а не с теоретических рассуждений. При этом сама научная деятельность была для Бэкона чем-то вроде второй профессии. В глазах современников он был более известен как юрист, писатель, политический деятель и придворный чиновник, нежели как ученый14.

Помимо всего прочего, он был аристократом, а в Англии, как и во всей Европе, аристократия презирала тех, кого мы сегодня называем профессионалами; работа ради денег считалась уделом представителей низшего класса. Стремление же к знаниям из любви к ним – не к профессиональным, а в более широком понимании этого слова – вызывало всеобщее восхищение и признание. Естественно, что единственными людьми, которые могли позволить себе неоплачиваемую умственную работу, были состоятельные люди. Коллективная же научно-исследовательская работа существовала, если можно так сказать, в виде неких джентльменских клубов. Академических журналов, понятное дело, в то время не существовало.

В 1646 г. группа философов, медиков, астрономов и математиков, вдохновленная философским сочинением Ф. Бэкона «Новый органон»15, создали свое «учебное заведение» под названием «Незримая коллегия»16. Заседания проводились дистанционно, посредством почтовой переписки. Члены «Незримой коллегии» не видели никакой необходимости привлекать к своей затее учебные заведения, которые тогда были заняты подготовкой юристов да священников. Основная цель «Незримой коллегии» состояла в том, чтобы «получать знания через экспериментальные исследования». В числе его «студентов» числились ведущие интеллектуальные светила эпохи, включая Роберта Гука (чья слава энциклопедиста затмевала его вклад в науку), сэра Кристофера Рена (гений архитектора которого соперничает с его славой ученого) и Роберта Бойля (считается основателем современной химии, но при этом был и известным богословом). Всех этих людей называли дилетантами, правда, в те времена это слово имело скорее положительную окраску. Просвещенное дилетантство особенно ярко выражалось в искусстве. Приведу лишь один пример. Жан Жак Руссо знаменит своими философскими трактатами, которые в определенном смысле явились провозвестниками Великой французской революции, но в то же время Руссо был известен и своими комическими операми, и литературными произведениями.

К 1660 г. «Незримая коллегия» была переименована в Королевское Общество. На протяжении последующего столетия члены Королевского Общества, каждый из которых вполне подходил под определение непрофессионала или любителя, сделали величайшие открытия в различных областях знаний. Но образ любителя-ученого просуществовал в обществе относительно недолго. Уже на первом этапе промышленной революции в конце XVIII – начале XIX в. стала возрастать потребность в специализированных навыках. Центральным тезисом работы Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов»17 стал принцип разделения труда. «Разделение труда в любом ремесле, каких бы размеров оно ни было, вызывает соответствующее увеличение производительности труда», – писал он. Расширение процесса индустриализации привело, как и предсказывал Смит, к тому, что работа каждого человека стала сводиться к «одной простой операции».

К XIX в. университеты начали постепенно вытеснять аристократию как первоисточник финансирования исследовательских работ, в Америке и Европе стал формироваться класс профессиональных ученых. Этот процесс привел к распространению более строгой методологии научной работы и, как следствие, к враждебному отношению к традициям дилетантизма. То же происходило и в области искусства. В 1830 г. математик Чарльз Бэббидж в своих «Размышлениях об упадке науки в Англии и некоторых причинах этого упадка»18 обвинил Королевское Общество в том, что оно скатывается в пропасть мещанства, что в Англии наукой занимаются лишь те, кто в состоянии самостоятельно финансировать свои занятия. В противоположность такому подходу Бэббидж привел Наполеона Бонапарта, который способствовал развитию системы образования, основанной на профессионализме, при котором высшие учебные заведения были обязаны своим существованием не нескольким ме-ценатам-покровителям, а государственным субсидиям.

Рассуждения Бэббиджа имели большой эффект. В 1831 г. в противовес «джентльменскому» Королевскому Обществу была образована Британская ассоциация содействия развитию науки, управление которой на совершенно безвозмездной основе взяли на себя люди, заявлявшие о том, что их единственным требованием к аккредитации учебного заведения является заинтересованность в преподаваемом предмете. Начало карьеры Чарльза Дарвина было типичным проявлением нового отношения к профессионализму. Уже в юном возрасте Дарвин увлекался ботаникой, этот интерес он сохранил и во время учебы в колледже. Его отец, выдающийся врач, настаивал на том, чтобы сын получил образование в области религии или медицины. Но к середине XIX в. времена изменились, и Чарльз смог уговорить родителя отпустить его в ставшее знаменитым кругосветное путешествие на борту брига «Бигль». Одним из главных аргументов Чарльза было то, что в путешествии его будет сопровождать респектабельное сообщество научных специалистов.

С течением времени теория А. Смита о необходимости разделения труда находила все больше подтверждений. В XIX в., с развитием промышленности, население стало активно мигрировать в города, где от них все чаще требовалось выполнение определенной специализированной работы. В конечном итоге разделение труда достигло своего потрясающе эффективного апогея в виде конвейера Генри Форда в Детройте. В начале ХХ в. разделение труда пришло и в научные академии. Это привело к образованию современных исследовательских центров. Появилось четкое различие между академическими учебными курсами. Профессура должна была осваивать и преподавать все большее число специальных дисциплин. Но даже после того, как гуманитарные и естественные науки разделила пропасть, высшее образование продолжало делать упор на идеалы Ренессанса «доиндустриальной» эпохи. Предполагалось, что университеты, ориентированные на предоставление образовательных услуг высшим слоям общества, будут выпускать из своих стен «всесторонне развитых» молодых людей, которые в дальнейшем пополнят ряды представителей привилегированной Лиги плюща в юридических фирмах и офисах крупных корпораций. Наши университеты все еще представляют собой артефакты периода эпохи Возрождения, когда образцово-показательный гражданин мог одинаково хорошо владеть пером, плугом и угольником. Это, конечно, здорово. Это обеспечивает приток в наше общество интересных, увлекающихся людей. Но эти люди стремятся к тому, чтобы их жизнь была наполнена смыслом, они желают заниматься интересным и полезным делом. И именно это послужило толчком к появлению такого явления, как краудсорсинг.

Чрезмерная образованность среднего класса

Демографический состав студентов высших учебных заведений после окончания Второй мировой войны серьезно изменился. А вот их образовательная программа оставалась во многом прежней. Закон о льготах демобилизованным солдатам впервые сделал высшее образование доступным для среднего класса. Росло и число вузов. Согласно статистическим данным, «доля населения в возрасте от 25 до 29 лет, закончивших высшие учебные заведения со сроком обучения от 4 и более лет, с 1940 г. возросла в четыре раза». А в 2000 г. более 63 % выпускников американских средних школ продолжили свое образование в университетах и колледжах19.

И это хорошо. Образование – движущая сила современной постиндустриальной экономики, начиная от финансовых услуг и заканчивая маркетингом. Однако специализация, все больше требуемая в большинстве фирм, вступает в разрез с принципами «ренессансного гуманитарного образования». И хотя в последнее время и наблюдается тенденция к получению более прикладного образования, будь то инженерные специальности или информационные технологии, Шейла Слотер, профессор из Университета Джорджии отмечает, что более 50 % будущих выпускников выбирают для своих курсовых работ темы по факультативным предметам. Выходит, что даже студенты, сфокусированные на изучении предпринимательской деятельности, обнаруживают в себе любовь к истории искусств. А приверженцы гуманитарных дисциплин, например, как я сам, проявлять склонность к метеорологии. «Университеты не поощряют чрезмерную специализацию. Это проявляется в организации “игровых площадок”, на которых студентам предоставляется возможность проводить разнообразные эксперименты, – говорит Ш. Слотер, отмечая, что факультативный предмет, как правило, скоро превращается в объект внеурочного интереса молодежи, а после окончания университета – в страстное увлечение, особенно если оно поддерживается другими энтузиастами-единомышленниками на интернет-форумах. Краудсорсинг как раз использует тот факт, что интересы человека более разносторонние, чем это прописано на визитной карточке.

Сегодня складывается ситуация, когда все больше студентов, специализирующихся в той или иной дисциплине, находят работу не по своей основной специальности. Количество полученных дипломов в области искусств20 растет из года в год, и все же лишь небольшая доля их обладателей становится в итоге профессиональными живописцами и зарабатывает этим на жизнь. Некоторые выбирают благородную профессию преподавателя в университете, хотя, скорее всего, это будет для них «работой по совместительству», со скромной заработной платой, но гарантирующей, в некотором роде, уверенность в будущем. Еще часть выпускников найдет работу в сфере декоративно-прикладного искусства, займется дизайном, оформлением печатных изданий и при этом будет считать, что им повезло в жизни. Подобный расклад характерен не только для выпускников школ искусств. Очень мало выпускников, изучающих фундаментальные науки, будут дальше заниматься «чистой наукой», а выпускник факультета химии вполне может стать инвестиционным банкиром или консультантом по вопросам управления. И совсем не важно, что по специальности он – химик. Просто ему удастся применить в жизни навыки и знания, полученные в свое время на факультативных занятиях.

Возникает ситуация, при которой люди получают истинное удовлетворение от выполнения значимой, полезной работы за пределами своего основного рабочего места. Краудсорсинг органично вырос из ситуации, сложившейся в современном обществе. По мере того как все больше и больше людей получают высшее образование, общество непреднамеренно научило непрофессионалов почти на равных конкурировать с профессионалами. Стоит ли удивляться, что при таких обстоятельствах любителей стали принимать с распростертыми объятиями? Тот, кто когда-то считал, что «легко может сделать работу лучше того парня», теперь вынужден доказывать свою правоту. Людям перестают нравиться «эксперты», «умники», или «говорящие головы» в экранах телевизоров. Популярность телевизионных реалити-шоу – яркое подтверждение «коллективного увлечения». Но эта тема красной нитью проходит через все аспекты нашей современной жизни. Общественное доверие к специалистам никогда еще не было настолько низким. Согласно данным службы социологических опросов Gallup Organization, полученным в декабре 2006 г., по критерию доверия и уважения политики обошли только продавцов машин, а журналисты хоть и «выиграли» у политиков, но с очень небольшим перевесом.

Подобные опросы легко могут ввести в заблуждение, заставляя поверить в то, что люди просто разочаровались в тех, кого принято называть «классом экспертов». Это показатель более глубинного динамично развивающегося процесса: пропасть, которая когда-то безвозвратно отделила «специалистов» от остальной части населения, существенно сократилась. Эксперты занимаются интерпретацией эксклюзивной информации. Юристы поступают в юридические академии для того, чтобы освоить «секреты» правовой казуистики. Журналисты заводят знакомства с людьми, обеспечивающими их закрытой информацией, необходимой для подготовки материалов. Политики имеют привилегированный доступ к секретным сведениям или просто-напросто являются «окном» в государственный механизм. По крайней мере раньше все выглядело именно таким образом. Но Интернет сегодня стал противовесом этим «закрытым системам». Сеть чрезвычайно широка, и информация распространяется в ней быстро и без особых усилий. Структура Сети нивелирует иерархические уровни. Популярное выражение «информация желает быть свободной», впервые произнесенное писателем Стюартом Брендом, основателем Whole Earth Catalog, в ноябре 1984 г. на Первой хакерской конференции, относится не к информации как таковой, а к тому, как Сеть изменила структуру издержек, связанных с доступом к информации. В Интернете намного труднее его ограничить, чем дать информации возможность широкого распространения.

Проще говоря, люди обладают достаточными знаниями, чтобы отодвинуть «магический занавес»; отныне любители могут использовать Интернет для получения такого же количества информации, что и профессионалы. В марте 2007 г. популярный политический блог Talking Points Memo (TPM) попросил своих читателей «прочесать» тысячи страниц документов министерства юстиции США на предмет возможно незаконного увольнения ряда адвокатов, основанных на указаниях тогдашнего генерального прокурора Альберто Гонсалеса. Используя несколько тысяч пар глаз, подобно тому, как это делают орнитологи из лабораторий Одюбона и Корнелла, TPM смог раскрыть несколько случаев политически мотивированных действий со стороны министерства юстиции. Демократизация доступа к информации выходит сегодня далеко за рамки, определяемые политиками, СМИ и зачастую даже законодателями.

И как мы видели это в случае орнитологии, этот процесс начинает охватывать даже научные исследования, которые, казалось бы, наиболее устойчивы к процессам краудсорсинга. На самом деле наука в этом плане не обладает каким-то особым иммунитетом. «Есть много людей, имеющих докторскую степень (в России – степень кандидата наук) в области теоретической физики, но работающих на Уолл-стрит, где они анализируют ситуацию на биржах, – отмечает Шон Карлсон, в свое время получивший грант Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров за деятельность по популяризации науки, в частности за создание Общества ученых-любителей (Society for Amateur Scientists, SAS). – Но их первая любовь – это наука, поэтому они используют любую возможность, чтобы поскорее вернуться домой и заняться научной практикой». Сам Ш. Карлсон имеет степень доктора в области ядерной физики. В 1994 г. он основал SAS, будучи убежденным в том, что «и обычные люди могут участвовать в развитии необычных наук». «Технологии зарекомендовали себя отличным уравновешивающим механизмом», – говорит Карлсон, имея в виду такие науки, как орнитология и астрономия, которые становятся все более зависимыми от участия любителей в части первичного сбора данных. По мере распространения научных знаний через Интернет любители со временем смогут заниматься все более глубоким анализом собранных ими данных. И так же, как iStockphoto, возникший в ответ на взрывной рост интереса к фотографии, компания InnoCentive пошла по пути использования избыточного потенциала талантливых ученых, чьи идеи родились в оборудованных на скорую руку личных лабораториях.

«Настольные науки»: на пути к совершенству

Джорджиа Сгаргетта, конечно, не ученый-любитель, но именно это определение приходит на ум, когда она рассказывает о своей домашней лаборатории. Тридцатичетырехлетняя Джорджиа живет в итальянском городке Абруццо, и после того, как накормит ужином и отправит восьмилетнюю дочь Дайану спать, Джорджиа убирает со стола кухонную утварь, надевает старый лабораторный халат и осторожно достает из шкафа колбы, мензурки, пробирки и маленькие прецизионные весы21.

Все это не покажется странным где-нибудь на уроке физике в старших классах, но дома, на кухне… Последние несколько лет Сгаргетта проводит вечера, пытаясь разрешить проблему, которая завела в тупик лучших ученых всего мира. Сгаргетта является участником расширенного виртуального сообщества ученых, работающих над проектами на InnoCentive, краудсорсинговой фирмы, базирующейся в Уолтеме, городе на северо-востоке штата Массачусетс. Клиентами InnoCentive являются компании, входящие в список Fortune 500, например Procter & Gamble (P&G), DuPont и BASF. Когда их внутренние подразделения, занимающиеся исследованиями и разработками, не справляются с решением тех или иных задач, они отдаются на рассмотрение 140 000 ученых из более чем 170 стран мира, которые регулярно просматривают страничку InnoCentive в поисках работы. Большинство вознаграждений за успешно реализованный проект колеблется от $10 000 до $100 000, но, как утверждает Джорджиа, деньги не являются главной мотивацией.

«Мне всегда нравились лабораторные исследования, – говорит она, – даже в детстве». В свое время Джорджиа добилась определенных успехов в разработке рецептур моющих средств, агрохимикатов, она – неплохой специалист в области аналитической химии. Но в Италии, как, собственно, и в большинстве стран, непросто найти работу, связанную с «чистыми» научными исследованиями. Поэтому Сгаргетта работает руководителем службы контроля качества на одном из итальянских заводов, выпускающим ядохимикаты. Она довольна, что работает по своему профилю, недалеко от дома, но сама ее работа однообразна. Джорджии не хватает сложных задач, которые решаются в исследовательских лабораториях.

Сгаргетта не одинока в этом вопросе. Немногие астрономы, физики находят работу в области фундаментальных исследований, как и немногие выпускники школ искусств живут на доходы от сотрудничества с картинными галереями. Лет десять назад Сгаргетта, возможно, и смирилась бы с реалиями рынка и реализовала свою страсть к агрохимии на собственном огороде. Но в эпоху неограниченных возможностей взаимодействия в Сети она смогла использовать свою страсть к исследовательской работе таким образом, чтобы и приносить пользу компаниям, использующим ресурсы InnoCentive, и пополнять собственный банковский счет.

За четыре года, прошедшие с момента регистрации на InnoCentive, Сгаргетта смогла найти решение двух из предложенных ресурсом задач. В первом случае она предложила тип красителя, окрашивающего воду в синий цвет после того, как в нее добавят достаточное количество средства для мытья посуды. И хотя подразумевается, что «компании – охотники за головами», обращающиеся на InnoCentive, по идее, должны оставаться анонимными, Джорджиа позже выяснила, что патент на ее изобретение оформила компания P&G, указав ее имя в качестве изобретателя. За свою «блестящую победу на кухне» она получила $30 000. А недавно Сгаргетта получила $15 000 в качестве вознаграждения за участие в поиске биомаркера – индикатора, используемого в медицине при лечении бокового амиотрофического склероза (болезни Лу Герига). Примечательно, что до этого случая Сгаргетта не имела никакого опыта исследовательской работы, связанной с медициной.

Деньги, безусловно, стали хорошей прибавкой к семейному бюджету. «Нам очень хочется когда-нибудь переехать в новый дом. У нас отличный вид из окна, но очень шумно. И если мне удастся снова получить гонорар, наверное, мы вознаградим себя покупкой нового дома в более тихом месте. Но намного важнее денег, – признается Сгаргетта, – ощущение того, что я снова занимаюсь настоящими научными исследованиями». С тех пор как она начала работать на InnoCentive, Джорджиа вернулась к постоянному изучению специальной литературы, поиску в Интернете свежей научной информации и баз данных.

И хотя часть участников InnoCentive подпадает под определение «любители», в том смысле, что они не обладают фундаментальными профессиональными знаниями, большинство из них подобны Джорджии, безумно любознательной энтузиастке, имеющей докторскую степень и стремящейся посвятить свободное время решению сложных интеллектуальных задач. Несмотря на то, что материальное вознаграждение, предлагаемое InnoCentive, достаточно высокое по меркам краудсорсинга, во время наших бесед они подчеркивали, что их в первую очередь привлекает удовольствие, которое они испытывают от самого процесса научной работы. И, как правило, особое удовлетворение доставляет решение проблемы, лежащей за пределами области их специализации. Не случайно большинство из самых успешных изобретателей называют себя «учеными широкого профиля». Физик Дэвид Трейси на своей биографической страничке в InnoCentive называет подобный интерес «алгоритмом развития», «оптической инженерией». «Ничто не вызывает у меня такого прилива энергии, как сложная задача, требующая своего решения», – пишет Трейси, который разрабатывает еще и низкозатратную систему автоматизированного учета деревьев для местной лесоводческой организации. Дух постоянного исследования, сформулированный в свое время Фрэнсисом Бэконом, живет в Дэвиде Трейси.

И все же некоторые из участников проекта InnoCentive – любители в самом полном смысле этого слова. InnoCentive не разделяет участников по «образовательному» принципу. Так же, как участники, решающие проблемы, не знают о том, какая компания обратилась за помощью, сотрудники InnoCentive не разглашают информацию о тех, кто взялся за работу над предложенными проектами.

«Мы используем демократический подход, – говорит Джил Панетта, главный научный сотрудник InnoCentive. – Клиент никогда не знает, является ли сотрудник, работающий над его проблемой, лауреатом Нобелевской премии или школьным учителем». Только после того, как вариант решения принимается компанией, раскрывается его автор. Часто компании удивляются, что человек, решивший их проблему, является, как это было в действительности, программистом из Аргентины или выпускником Университета Далласа.

«То, чем мы занимаемся, просто и в то же самое время сложно. Вы имеете возможность представить проблему на рассмотрение невероятно разнообразной группе исследователей, – говорит Джил Панетта. – Компания InnoCentive выбрала правильную стратегию, сейчас нашими клиентами являются около тридцати ведущих мировых компаний. Средний заработок InnoCentive от успешного решения проблемы в двадцать раз превышает сумму, выплачиваемую человеку, нашедшему решение. Денежное вознаграждение за решение сложных задач все больше воспринимается нашей аудиторией как весомый аргумент. Когда мы впервые обратились к ведущим компаниям из Fortune 500 с нашим предложением, они сочли нас за сумасшедших, но теперь они все поняли».

В некоторых областях у ученых нет выбора, кроме как обратиться к помощи непрофессионалов. Доктор Рэй О’Нил работает преподавателем физики в Университете Флориды. О’Нил имеет солидный послужной список: докторская степень, полученная в в Стэнфорде, постдокторские научные исследования в Брукхейвенской лаборатории NASA. Это – хорошее основание для того, чтобы рассчитывать на получение щедрых грантов. Но О’Нил занимается исследованием космических лучей. А сегодня NASA, да и вся астрофизика в целом, находится в немилости у правительственных чиновников. «Мой университет хронически недополучает финансирование, – говорит он. – А людей в лаборатории катастрофически не хватает».

Поэтому Рэй О’Нил и его коллега Гелио Такаи решили передать некоторые исследовательские проекты в краудсорсинг. Работа предполагает обслуживание приборов, способных фиксировать космические лучи, исходящие от Солнца, и обеспечение беспроводной передачи полученных данных в Брукхейвенскую лабораторию. Для этого О’Нил и Такаи приглашают штатных ученых, старшеклассников, выпускников вузов, всех желающих поработать на станциях обнаружения этих лучей. «На самом деле такие люди нужны нам по всему миру. Это может радикально изменить наши знания о том, как солнечные лучи взаимодействуют с атмосферой Земли». Шон Карлсон, создатель SAS, убежден, что подобное партнерство со временем будет только развиваться. «В нашем распоряжении – все талантливые люди, испытывающие страсть к науке. Профессиональное сообщество начинает понимать, какой это богатый ресурс. Вскоре вы станете свидетелями колоссального роста подобных программ краудсорсинга».

InnoCentive и iStockphoto дают возможность наглядно продемонстрировать, как работает этот параллельный источник трудовых ресурсов. Во-первых, он черпает ресурсы из всемирной базы талантливых кадров. Сеть стирает барьеры для участия, обеспечивает доступ к интеллектуальным ресурсам в Восточной Европе, Индии, Китае. В этом смысле краудсорсинг растет как на дрожжах. Около 45 % фотографов на iStock проживает в Северной Америке, остальные – за ее пределами22. Ученые на InnoCentive представляют собой более многонациональный отряд: только треть из них из Северной Америки.

Во-вторых, краудсорсинг одинаково беспристрастен как в отношении национальной принадлежности, так и профессиональной квалификации. InnoCentive и iStock представляют собой пример меритократии. Все, что имеет значение, – это конечный продукт. Это является одной из самых сильных сторон краудсорсинга. Одно из исследований Массачусетского технологического института показало, что из зарегистрированных на InnoCentive участников более успешными являлись те, кто имел меньше практического опыта в соответствующей области23.

Другими словами, химики отлично справлялись с задачами в области биологии, и наоборот. На самом деле это не так удивительно, как может показаться на первый взгляд. Если бы химик, работающий в P&G, мог справиться с задачей, ее не пришлось бы выкладывать на InnoCentive. Этому есть свое объяснение. Ценнейшим качеством «людей со стороны» является свежий взгляд на проблему. Это еще раз подтверждает истинность высказывания: чем больше глаз, тем виднее недостатки, а значит, и способы их исправлений. Но эта концепция не всегда была такой ясной и неоспоримой. Для того чтобы она претворилась в жизнь, потребовалась работа группы программистов-«диссидентов», которые на практике смогли показать, насколько мощным инструментом является закон больших чисел.

Рождение концепции краудсорсинга24

На заре компьютерной эры все исходные коды являлись открытыми. Это было связано больше с объективными обстоятельствами, чем с дизайном ПО, но повлекло за собой существенные последствия далеко за пределами программирования. Исходный код – это набор англоязычных команд, которые по мере их перевода в нули и единицы отдают команды компьютеру. Открытый исходный код выглядит соответственно своему названию: он открыт для всех желающих, в него можно заглянуть, скопировать, настроить и использовать по своему усмотрению в любых целях. Именно благодаря этой открытости мир компьютерного программирования традиционно развивался в духе сотрудничества и свободного обмена информацией. И именно потому, что он изначально оказался доступным, небольшая группа высокоидейных программистов-«диссидентов» решила сохранить его открытым. Они, естественно, не могли заставить Microsoft, Sun Microsystems или Apple раскрыть свои коды, но зато сумели создать бесплатную и свободную для общего пользования альтернативу.

Для этого создателям открытого программного обеспечения (ОПО) потребовалось найти новые пути воплощения своих замыслов. Они не могли нанять работников за деньги, а задача, стоявшая перед ними, – создать совершенно новую операционную систему – требовала миллионов часов рабочего времени, а посему выглядела поистине устрашающей. Станут ли высококвалифицированные специалисты тратить свое свободное время на проект, казалось бы, изначально обреченный на провал? Оказалось, что да, будут. И займется этим много, очень много людей. Именно потому, что много людей выступило в поддержку инициативы, нагрузка была распределена между ними равномерно, а не легла на плечи только группы энтузиастов. К началу 1990-х гг. «толпа» произвела свой первый значимый продукт – операционную систему Linux, во многих отношениях превосходящую лучшие продукты других корпораций. Появление ОПО стало прецедентом. Оно подтвердило, что если люди, работая в свободное время – «экспериментируя» с химическими опытами на кухне, играя на музыкальных инструментах в подвалах, фотографируя по воскресеньям, – обеспечивают заправку двигателя краудсорсинга топливом, то, имея ясно сформулированную цель, можно привести его в движение.

Конечно, никто не подозревал об этом в 1969 г., когда Кен Томпсон, программист, работавший в подразделении Bell Laboratories телефонной компании AT&T, неожиданно почувствовал, что устал от безделья. Томпсон был занят в рамках амбициозного пятилетнего проекта сотрудничества Массачусетского технологического института, компании General Electric и Bell Laboratories. Его целью было создание более эффективной операционной системы для ЭВМ, которая позволяла бы одновременно выполнять более чем одну операцию – это ограничение в то время существенно замедляло скорость обработки данных даже на самых совершенных компьютерах. Но все усилия были напрасными. Только одно руководство по использованию операционной системы было расписано на 3000 страницах. Bell потеряла всякую веру в проект и отстранилась от дел.

Во время неожиданно свалившегося четырехнедельного отпуска Кен решил попробовать начать работу с чистого листа, советуясь только с самим собой. Глобальную цель он сразу же заменил на несколько малых, но казавшихся ему вполне реальными. Каждую неделю он посвятил написанию одного из этих четырех компонентов будущей операционной системы. Как отмечал в своей книге «Успех открытого кода» (The Success of Open Source) политолог Стивен Вебер, «имея всего один человеко-месяц рабочего времени и простое аппаратное обеспечение, Томпсон вынужден был забыть о комплексном мировосприятии и делать что-то очень простое». Или, как когда-то сказал один из компаньонов Томпсона, «создавать маленькие простые предметы вместо чего-то грандиозного».

К концу месяца Томпсон прописал основное тело Unix, операционной системы, наиболее успешной из когда-либо созданных. Но не только сама Unix сделала Томпсона исторической личностью. Не менее значимым было его решение использовать конвейеры из нескольких программ, каждая из которых выполняет одну задачу. Этот принцип в конечном счете позволил впоследствии сотням программистов децентрализованно работать над одной задачей, подобно тому, как тысячи пользователей работают над единым справочником – «Википедией». Разбивка работы на мелкие части, или модули, является одним из отличительных признаков краудсорсинга, который сродни подходу к программированию ОПО – «пришел один – пришли остальные».

Методика Кена Томпсона не то чтобы перевернула тогдашний программистский мир. Компьютерная наука в 1960-е гг. развивалась в основном на базе университетских кафедр и исследовательских лабораторий, наподобие Bell, Массачусетского технологического института. Открытость компьютерных кодов соответствовала общей академической традиции свободного обмена информацией. Один из первых коммерческих компьютеров, IBM 705, в момент своего появления в 1953 г. стоил $1,6 млн (это в пересчете на цены 2008 г. более $12 млн). Но кроме того, что это была безумно дорогая вещь размером с половину комнаты, компьютер требовал огромного количества времени для написания программы, сообщавшей ему, какие действия необходимо выполнить. Чтобы оптимизировать эту работу, ей одновременно занималось по нескольку человек, объединяя свое время и знания.

В те годы и зародилась культура программистского сообщества, характеризующаяся дружескими, веселыми, конкурентными отношениями между преданными своему делу специалистами, с высоким уровнем взаимодействия и поддержки. В то время разницы между пользователями и программистами не существовало, просто потому, что единственными людьми, которые могли совладать с компьютерами, были те, кто одновременно занимался и программированием. По сути, это были первые хакеры. И хотя со временем этот термин приобрел негативный оттенок, изначально он относился к людям, чье мастерство работы с компьютером можно было сравнить с искусством.

С появлением персональных компьютеров появилось и проприетарное, «частное» программное обеспечение. Возник конфликт. В 1976 г. Билл Гейтс и Пол Аллен – соучредители и единственные на тот момент сотрудники компании, которая тогда называлась Micro-Soft, – выступили с открытым письмом любителям. Они не деликатничали: «Основная масса любителей должна понимать, что в большинстве своем вы крадете программное обеспечение. Все понимают, что за аппаратное обеспечение надо платить, но разве программное обеспечение – это нечто общее или ничейное? Похоже, никого не заботит, что люди, которые работали над его созданием, должны получить плату за свой труд». Авторы письма безоговорочно осуждали то, что у хакеров вошло в привычку, а именно свободный обмен программным обеспечением и его исходными кодами. Гейтс и Аллен отметили: 1) большинство этих пользователей никогда не покупали BASIC (менее 10 % владельцев купили Altair); 2) величина роялти от продажи BASIC любителям устанавливает цену машинного времени, затраченного на разработку Altair BASIC, составляет менее $2 за час работы программиста. «Кто возьмется за написание программного обеспечения за такое вознаграждение? – задавал вопрос Гейтс. – Делая нелегальную копию, вы лишаете создателей возможностей создавать хорошее программное обеспечение. Кто может позволить себе делать профессиональную работу даром? Какой любитель может заставить трех человек целый год программировать, отыскивать все ошибки, документировать свой продукт – а потом раздавать его бесплатно?»

Билл Гейтс даже не мог предположить, что если один любитель никогда не потратит три человека-года на сложный проект, то его сможет легко реализовать тысяча любителей, если они объединят свои усилия.

Борьба за убеждения

В 1983 г. специалист в области теории вычислительных машин и систем Массачусетского технологического института Ричард Столлман решил объявить войну индустрии программного обеспечения, которую создал Билл Гейтс. Он и дал название тому, что до этого времени бродило в душах вольного хакерского сообщества: «Движение ОПО». В 1970 г. Р. Столлман поступил в Гарвардский университет, что, в общем, неудивительно для детей, воспитанных в строгих либеральных традициях нью-йоркского Вест-Сайда. Своеобразный, не по годам развитый юноша не имел друзей до тех пор, пока не окончил Гарвард, а в 1974 г. не поступил в Массачусетский технологический институт. Там он, правда, так и не доучился до конца, но остался работать программистом в лаборатории искусственного интеллекта. Следующие тринадцать лет своей жизни он провел фактически в этой лаборатории за написанием кодов, частенько оставясь спать в рабочем кабинете.

В начале 1980-х гг. Р. Столлман стал свидетелем того, как хакерское сообщество Массачусетского технологического института стало постепенно распадаться. Большинство его друзей и коллег покинули лаборатории, открыли свой бизнес и занялись разработкой программных продуктов для снабжения быстроразвиваю-щегося компьютерного рынка. Запатентовали даже Unix – этот венец хакерской культуры. В знак протеста Р. Столлман запустил свой проект GNU, целью которого было создание операционной системы на основе абсолютно открытого, находящегося в свободном доступе кода.

Это был первый выстрел в новой мировой революции, но в то время мало кто его расслышал. Столлман, чтобы посвятить свое время написанию свободного программного обеспечения, а также для того, чтобы никто не мог предъявить какие-либо права на его детище, разорвал все связи с Массачусетским технологическим институтом (хотя тот разрешил Ричарду работать в лаборатории и даже спать в ней) и начал писать свою операционную систему на принципах Unix, но таким образом, чтобы позволить другим пользователям брать, копировать, вырезать, вставлять, модифицировать, и самое главное, вносить свой вклад в исходный текст новой программы. Привлеченные легким доступом к операционке Столлмана, над проектом GNU вместе с ним начали работать другие программисты. «Люди стали интересоваться, вносить поправки, – рассказывал Столлман, – и все закончилось гораздо лучше, чем я мог себе представить». Операционная система GNU была основана на конвейерном принципе Unix, с ее тысячами мелких файлов, поэтому другим программистам было несложно выбрать для себя те отдельные биты, над которыми они хотели работать в зависимости от имевшегося у них свободного времени. В 1985 г. Столлман основал некоммерческую организацию «Фонд свободных программ» (FSF), как он писал, «с целью продвижения свободы пользователей компьютеров и защиты прав всех пользователей свободного программного обеспечения». Фонд FSF не только помогал Ричарду Столлману поддерживать его работу над GNU, но и способствовал продвижению его идеи: «Программное обеспечение open source (ОПО)[2] – это вопрос свободы, а не денег. Но чтобы понять эту концепцию, нужно думать о свободе как о свободе слова, а не как о бесплатном пиве».

Обеспечивая открытость и доступность своей операционной системы, Столлман фактически в одиночку поддерживал существование хакерской культуры. К 1986 г. Р. Столлман создал компилятор C в абсолютно бесплатном исходном коде, пожалуй, самую важную часть операционной системы. С целью предотвращения ситуации, при которой какой-нибудь предприниматель мог забрать этот код для его внедрения в часть своей операционной системы, а потом, запатентовав, предложить на рынок, Столлман придумал то, что внесло гораздо больший вклад в направление ОПО и в культуру как таковую: универсальную общественную лицензию GNU General Public License (GPL). Требования GNU GPL предусматривали, что не только продукция, распространяемая по данной лицензии, будет находиться в свободном доступе, но и то, что любое программное обеспечение, использующее такой же подход, должно будет иметь аналогичную лицензию. «GNU GPL “преобразовала” программное обеспечение, в которым использовалась GNU, в собственную лицензию. Это был чрезвычайно умный подход к пропаганде свободы», – заметил Глин Муди в статье, посвященной истории развития исходных кодов «Непокорный код: Linux и революция в программном обеспечении с открытым исходным кодом». Хитрость Р. Столлмана даже получила свое название: «авторское лево», в противоположность «авторскому праву».

К 1991 г. Столлман и небольшая группа программистов почти закончили работу над проектом GNU. Но последний недостающий компонент, «ядро» (сердцевина операционной системы), оказался камнем преткновения. Все думали, что на эту работу уйдет по крайней мере два года. Между тем лишь немногие вне хакерского сообщества знали о проекте GNU. Но ситуация должна была очень скоро измениться.

В августе того же года финский студент, изучающий информатику, по имени Линус Торвальдс опубликовал сообщение на доске объявлений онлайн-форума: «Я занимаюсь написанием свободной операционной системы (это просто хобби, поэтому она не будет такой профессиональной как GNU)… Я бы хотел узнать, какие функции хотели бы иметь большинство людей». Слишком нетерпеливый для того, чтобы дождаться разработки «ядра» GNU, Торвальдс начал писать свою собственную систему – в дальнейшем названную Linux, – и этот открытый призыв к содействию имел исторические последствия. В течение следующих двух лет было предложено несколько тысяч кодов с целью улучшения Linux. «То, что когда-то считалось хобби хакеров, превратилось в сообщество, – заметил Муди. – Чем лучше становился Linux, тем больше людей пользовались им, и чем больше людей дорабатывали систему, тем быстрее она улучшалась: образовался круг доброжелателей, который поддерживал работу над Linux на головокружительной скорости».

Сегодня Linux приводит в действие все, начиная от суперкомпьютеров и сотовых телефонов до цифровых видеомагнитофонов с интерфейсом TiVo, не говоря уже о миллионах персональных компьютеров, работающих на Linux. Linux находится под общественной лицензией GNU GPL, и ни одна компания не может использовать эту операционную систему как основу для собственного коммерческого релиза. Это гарантия того, что этот «круг доброжелателей» продолжает процветать.

Кроме того, Linux способствует широкой популяризации проектов с использованием ОПО. Сегодня существует более 175 000 текущих проектов ОПО, размещенных на сайте Sourceforge.net, открытое программное обеспечение стало активно осваиваться крупными корпорациями. Около 70 % серверных программ работает на HTTP-сервере Apache, который разрабатывался с использованием методик открытых исходных кодов; более половины крупномасштабных программ электронной почты также используют программное обеспечение с открытым исходным кодом.

Работая вне рамок какой-то одной организации, будь это фирма или учебное заведение, сообщество разработчиков ОПО на практике доказало, что наиболее интеллектуальными информационными сообществами являются именно сообщества самоорганизо-ванные. Кто был автором Linux? «Толпа». Движение ОПО всегда было в равной степени заинтересовано и в разработке нового программного обеспечения, и в продвижении своих философских взглядов. Сторонники модели открытого исходного кода ценили открытость процесса как таковую, а вовсе не потому, что он помог получить более качественный код. Именно эффективность открытой модели способствовала тому, что такие компании, как IBM, а недавно даже и Microsoft, начали внедрять ее у себя, рассчитывая за счет этого добиться экономии затрат и получения более совершенных продуктов.

Что делает движение ОПО таким эффективным? Если сказать кратко, это возможность множества людей внести свой вклад в общее дело. Проповедник ОПО Эрик С. Реймонд дал прекрасную характеристику этой основополагающей истине: «При достаточном количестве глаз все ошибки оказываются мелкими». То есть ни одна из проблем не будет слишком трудной, если над ее решением работает достаточное количество людей. Иными словами, большой разнообразный резерв рабочей силы будет стабильнее предлагать варианты решения проблем, чем группа штатных, пусть даже самых талантливых специалистов. Это утверждение, актуальное для таких сфер деятельности, как корпоративные прикладные научные исследования, разработка дизайна новых продуктов, создание контента, и является одним из основных принципов краудсорсинга.

Эту мысль Э. Реймонд впервые высказал в своем эссе «Собор и базар»25. Инженер-программист представил его на Linux Kongress в 1997 г. Написанная хорошим литературным языком, эта работа оказала огромное влияние на миграцию «открытых стратегий» в сферы деятельности, находящиеся далеко за пределами непосредственной разработки программного обеспечения. В своем сочинении Реймонд сравнивает две модели работы. «Соборная модель» – это жестко контролируемый иерархический подход, ставший стандартом еще со времен промышленной революции. Реймонд противопоставляет ему операционную систему Linux, «систему мирового уровня, которая, как по волшебству, объединяет… несколько тысяч разработчиков, разбросанных по всему земному шару и связанных между собой тонкими нитями Интернета».

Принцип развития по Линусу Торвальдсу – «осуществляй ранний запуск и частые обновления, делегируй все, что можешь, будь открытым для разного рода знакомств, заставай людей врасплох». Здесь нет ничего от благоговейной тишины «соборной модели»; сообщество Linux, скорее, напоминает огромный многоголосый базар с различными программами и подходами, из которого каким-то чудесным образом вырастает последовательная и стабильная система.

В «соборной модели» все действия координируются сверху. В «базарной модели» – если слово «координировать» вообще здесь уместно – снизу. Реймонд убедительно доказывает преимущества этой модели, которая не только произвела на свет операционную систему без существенных дефектов, но и сделала это «со скоростью, которую “соборники” даже и не могли себе представить». Когда Реймонд впервые представил свой доклад в 1997 г., его по достоинству оценили только коллеги-программисты. Но вскоре это сделала и гораздо более массовая аудитория.

Стихийные революционеры

Мы не всегда точно представляем себе, к чему в итоге приведет наша деятельность. В 1877 г., работая в компании Western Union Telegraph Company, Томас Эдисон занимался тем, что старался улучшить телефон Александра Белла. И в итоге открыл метод записи звука. Через месяц он представил миру фонограф. Газеты окрестили Томаса «волшебником из Менло-парка». Это прозвище сохранилось за ним и по сей день. Эдисон с ассистентами продолжал совершенствовать свою «говорящую машину», но он даже не мог предположить, что в один прекрасный день его изобретение будет использовано в развлекательных целях. Главной целью Эдисона была монополизация нового рынка, и в течение трех десятилетий его фонограф отлично справлялся с поставленной задачей. Для когнитивного скачка, приведшего в итоге к появлению современного винила, понадобилось участие еще одного человека – механика Элдриджа Джонсона. Энергичный, честолюбивый Джонсон усовершенствовал существовавшую на тот момент модель гарммофона и объединил свои усилия с конкурентом Эдисона, Эмилем Берлингером. Он выбрал стильный логотип в виде фокстерьера, слушающего голос своего хозяина, назвал компанию Victor, а фонограф – Victrola. Не являясь по своей сути изобретателем, Джонсон в одиночку открыл дорогу массовой грамзаписи. Резюме: чтобы создать что-то новое, не обязательно быть гениальным изобретателем.

Так же, как Эдисон поначалу не предполагал, что изобретет фонограф, доктор философии Ларри Сэнгер совсем не собирался раскручивать маховик краудсорсинга. Реймонд писал свой «Собор и базар» в контексте программного обеспечения, но оказалось, что идеи, изложенные в его эссе, затрагивают и иные сферы деятельности. Сэнгеру было суждено сыграть роль в представлении принципов Реймонда самой широкой аудитории, хотя в январе 2001 г., когда он встречался за ужином со своим старым другом Беном Ковиц, он меньше всего задумывался именно об этом. Приятели встретились в Сан-Диего в ресторанчике Pacific Bar & Grill. Ковиц недавно переехал из Гринвича в Сан-Диего и устроился на работу в местную компанию. В отличие от своего приятеля, Бен пребывал в приподнятом настроении. Сэнгер же почти за год до этой встречи ушел из академической среды и теперь пытался осмыслить, насколько это решение было правильным. Его новая «игрушка» была фактически попыткой переписать энциклопедию, но дела шли не очень хорошо. Ларри казалось, что все его усилия напрасны.

Это была уже не первая попытка Сэнгера создать свой бизнес. Он с детства интересовался компьютерами, в 1998 г. запустил «Обзор новостей Y2K от Сэнгера» (Sanger’s Review of Y2K News Reports), дайджест, посвященный «проблеме-2000» – теме в то время весьма популярной среди персонала отделов информационных технологий компаний. Но к моменту встречи приятелей «Обзор», понятное дело, уже утратил свою актуальность. Зато разогрел аппетиты самого Сэнгера, он был готов к запуску нового проекта. Он узнал, что Джимми Уэльс, богатый предприниматель, которого Сэнгер немного знал по философским дискуссиям в онлайн-форумах, готов инвестировать в интересный ресурс.

Сэнгер обратился к Уэльсу с инициативой запуска интернет-дайджеста новостей культуры, но у того были другие планы. Уэльс недавно увлекся движением ОПО Ричарда Столлмана. «Первое, что Джимми настоятельно посоветовал мне сделать, – прочитать «Собор и базар», – вспоминал позже Сэнгер. Уэльс вынашивал идею разработки энциклопедии, которой он уже придумал название Nupedia (навеянное названием операционной системы Столлмана – GNU). Подобно «Британике» или любой другой академической энциклопедии, авторами Nupedia должны были быть эксперты. При этом, в отличие от традиционных справочников, вся информация в Nupedia должна быть доступна в Сети, и каждый желающий сможет дописывать и редактировать ее статьи, как в любом проекте open source. Именно так идея виделась в то время Уэльсу.

Как вспоминает Сэнгер, он был очарован этим проектом. Но и у него, и у Уэльса были некоторые сомнения. Оба скептически относились к способности любителей вносить компетентные данные в справочное издание, которое, по их замыслу, должно было стать надежным информационным источником. Тем не менее в январе 2000 г. Сэнгер начал работу в качестве главного редактора Nupedia. Он сразу же приступил к формированию консультативного совета, в который вошли в основном его знакомые-ученые. Сэнгер и члены совета тщательно разработали методику отбора потенциальных авторов. Было решено, что после того, как автор представит свою работу, она должна будет пройти изнурительный семиступенчатый процесс согласования.

На первый взгляд казалось, что Nupedia развивается. Уэльса и Сэнгера вдохновляло, что к началу весны было написано, отредактировано и размещено на сайте несколько статей. К лету процесс рассмотрения прошли еще несколько. Уэльсу и Сэнгеру уже виделось, как ручеек превращается в бурный поток. Но он все не набирал силы, и к моменту встречи Сэнгера и Ковица Nupedia могла похвастаться наличием от силы дюжины статей. В своем стремлении «причесать базар» ради создания самой амбициозной интернет-кладовой знаний Уэльс и Сэнгер создали самый настоящий «собор», и итог этого был вовсе не впечатляющим.

«Бен выслушал меня и сказал, что знает программу, которая способна запустить процесс», – рассказывает Сэнгер. Незадолго до их совместного ужина программист Уорд Каннингем написал самый первый вики-движок, названный WikiWikiWeb. Поначалу предполагалось, что он позволит программистам легче обмениваться информацией. Но Каннингем и программисты, которые первыми стали использовать этот движок, вскоре поняли, что WikiWikiWeb суждено иметь более широкую область применения. «Вики» (от гавайского слова «быстро») позволяет неограниченному количеству пользователей создавать и редактировать текст на конкретной вебстранице. И что еще лучше, гипертекстовая среда отслеживает все редакторские правки, т. е. любой пользователь, открывая страницу, может видеть, когда и кем были внесены изменения. В начале 2001 г. «вики» все еще являлись массовым инструментом, но Ковиц доходчиво разъяснил Сэнгеру, как Nupedia сможет использовать «вики»-технологию для ускорения трудоемкого процесса написания и редактирования статей для своей энциклопедии26.

Сэнгера не нужно было убеждать в пользе «вики». «Мне все сразу стало понятно. Кажется, тем же вечером я позвонил Уэльсу и уже на следующее утро представил ему письменное предложение по использованию “вики”», – вспоминает Сэнгер. Уэльс тоже разглядел потенциальные возможности «вики», хотя, собственно, скорость заполнения интернет-энциклопедии волновала его меньше всего. Уэльс сколотил состояние на фьючерсных контрактах, и финансированием Nupedia занимался не он лично. Деньги выделялись на другой проект Уэльса, веб-портал Bomis.com, который, помимо всего прочего, не гнушался даже порнографии.

Несмотря на постоянный человеческий интерес к вопросам секса, желание платить за удовольствия – вещь довольно непостоянная. Неудивительно, что Bomis испытывал трудности. Когда стало ясно, что желаемых инвестиций не предвидится, Сэнгер предложил Уэльсу несколько вариантов изменения структуры Nupedia, но все они предполагали достаточно высокие почасовые тарифы оплаты работы программистов. В довершение всего конкурент Nupedia «Британика» выложила все 100 000 своих статей в Интернет и сделала их доступными для всех желающих. Это сделало идею создания «свободной энциклопедии» абсолютно бессмысленной. Но 3 января 2001 г., когда Сэнгер предлагал Уэльсу «викизировать» Nupedia, он понял, что тот открыт любым идеям, направленным на сохранение проекта, но только при условии, что их реализация не потребует дополнительных расходов[3].

Даже получив согласие Уэльса, Сэнгер вряд ли смог бы использовать «вики» для Nupedia по умолчанию. Проект к тому времени собрал вокруг себя внушительное сообщество ученых, философов, будущих составителей энциклопедии. Сэнгер не был готов к тому, чтобы перечеркнуть все затраченные усилия и попросить участников проекта начать все с нуля. Но уже через девять дней после «рокового» ужина с Беном Ковицем Сэнгер запустил на Nupedia первый «вики». «Изначально идея заключалась в том, чтобы установить гипертекстовую среду в рамках Nupedia таким образом, чтобы участники могли совершенствовать контент в процессе его подготовки к размещению, – писал Сэнгер в своих воспоминаниях. – Nupedia требовала от авторов наличия профессиональных знаний в той области, о которой они писали. Однако выяснилось, что большинство представителей консультативного совета Nupedia не хотели иметь ничего общего с “вики”. Они оставались приверженцами ригоризма, надежности. Откровенно говоря, я и сам разделял их беспокойство».

А широкая общественность отнюдь не терзалась сомнениями. Как пишет Atlantic Monthly, в течение трех недель она создала 17 статей. Спустя месяц эта цифра возросла до 150, к концу апреля увеличилась еще в четыре раза. К концу августа число новых статей дошло до 3700. Таких темпов роста на Nupedia не было никогда. Число участников проекта росло настолько же быстро, насколько возрастало количество статей, по мере того как информация о новом «вики»-подходе к объединению знаний распространялась по миру. К концу года в «Википедии» насчитывалось 15 000 статей. Но это было только начало. Возрастало не только количество статей, росли и темпы наполнения ресурса. Экспоненциальный рост прекратился только совсем недавно. Но зато на каком уровне! Сегодня «Википедия» насчитывает 2,2 млн статей – в 23 раза больше, чем «Британика». И это только на английском языке!

Сэнгер и Вебер не были единственными, кто пытался приложить идеи Реймонда и Столлмана к новым сферам деятельности. Примерно в то же время, когда Уэльс и Сэнгер занимались активным поиском идеи спасения своей «открытой» энциклопедии, Боб Канефски пытался проложить дорогу идее ОПО в планетарной геологии. Канефски, инженер-программист научно-исследовательского центра NASA, пытался понять, каким образом можно применить модель распределенных вычислений, используемую SETI@home, для обработки изображений поверхности Марса, поступавших к ним в центр.

Летом 2000 г. он позвонил планетарному геологу Вирджинии Гулик с одним предложением. Большая часть работы специалистов, подобных Вирджинии, заключается в идентификации и измерении элементов ландшафта на спутниковых снимках: кратеров, горных хребтов и долин. «Это очень трудоемко, скучно, – посмеивается Гулик. – Но может принести огромную отдачу». Вместе с коллегами она, в частности, исследует Вселенную на предмет поиска воды. «Это одна из причин, почему мы собираемся на Марс: если мы найдем доказательства наличия там когда-то воды, значит, там была жизнь».

Канефски предложил выложить полную коллекцию снимков, полученных космическим аппаратом «Викинг» в 1970-х гг., в Интернет и пригласить всех желающих проделать рутинную работу по идентификации и измерению элементов ландшафта. Гулик встретила идею скептически. «Я думала о том, насколько это вообще реально. У меня были большие сомнения, что неподготовленные люди смогут отличить, например, молодой кратер от деградированного (молодой имеет четкие края, деградированный же – края сглаженные; это результат воздействия ветра на протяжении нескольких миллиардов лет). В конце концов Канефски и Гулик достигли компромисса. Прежде чем передать работу в руки «толпы», они решили провести тестирование. Гулик имела доступ к обширной базе данных кратеров на Марсе, которая уже была классифицирована и каталогизирована. Одна из коллег Гулик к тому времени обработала 88 000 изображений, идентифицировав, классифицировав и измерив метеоритные кратеры. «Это была очень дисциплинированная сотрудница, – сказала о ней Гулик. – Работа заняла у нее почти два года».

NASA без лишнего шума разместила снимки в Интернете и обратилась за помощью к астрономам-любителям, назвав сам проект Clickworkers («Клик-работники»). Это было идеальное тематическое исследование, ведь Гулик и Канефски контролировали данные в уже существующей базе. В течение месяца несколько тысяч участников успешно проанализировали каждое из представленных изображений. Гулик и Канефски были ошеломлены. Мало того, что добровольные участники проекта за месяц справились с работой, на которую у профессионального планетарного геолога ушло два года, они сделали ее с сопоставимой степенью точности. Проект Clickworkers – еще один вариант модели ОПО. Во-первых, огромный объем работы распределяется внутри обширной сети участников. Во-вторых, нет никаких ограничений на их количество. И наконец, сама работа разбита на малые, не связанные друг с другом фрагменты, поэтому Clickworkers смог привлечь к работе даже тех людей, которые были ограничены в свободном времени. Или какого-нибудь паренька, которому было нечем заняться в субботний вечер. Все это оказалось очень важным для успешной реализации Clickworkers: как показало последующее исследование, проведенное NASA, 37 % всего проекта выполнили именно непрофессионалы, причем это была разовая работа.

В следующий раз NASA запустила проект Clickworkers в 2006 г., и это уже был не тестовый вариант. Волонтеры теперь полностью отвечали за результаты исследования элементов ландшафта на изображениях высокого разрешения, полученных при помощи камеры HiRISE, расположенной на марсианской орбите. (HiRISE означает «научный эксперимент построения изображения с высоким разрешением», High Resolution Imaging Science Experiment). «Это может оказать огромное влияние на развитие науки, – говорит Вирджиния Гулик. – Люди тратят по десять минут в день, но для нас это огромная помощь. Они берут на себя механическую работу, высвобождая ученым время для интеллектуального труда». Подобно тому, как любители птиц вносят благодаря своим наблюдениям вклад в орнитологию, «клик-работники» поддерживают сегодня планетарную геологию. «Википедия» и Clickworkers – отличное доказательство того, что модель ОПО может быть применена к любой области, а не только к программированию. Осталось совсем недолго ждать, когда границы ее применения расширятся еще больше.

Краудсорсинг и проблема патентов

Удивительно, насколько часто удача поворачивается к нам лицом в самый последний момент. В конце октября 2005 г. политолог из Университета Беркли Стивен Вебер собрал самых умных людей, которых он знал, в одном из манхэттенских конференц-залов. Вебер и его коллега в то время работали над книгой о роли ОПО в создании ценностей и хотели, чтобы авторитетные люди «познакомились с их аргументами». В числе приглашенных были советник тогдашнего вице-президента США Альберта Гора, редактор газеты Гарвардского университета, топ-менеджеры нескольких нью-йоркских консалтинговых фирм. Так получилось, что буквально за день до Веберу посоветовали пригласить еще и Бет Новек, профессора Нью-Йоркской школы права, известную в своей среде «провокаторшу». Вебер припомнил, что несколько лет назад он уже завтракал с этой умной, спокойной женщиной, и отправил ей приглашение. Новек, сославшись на занятость, поначалу отказалась, но потом пообещала заглянуть на часок-другой.

В теплый и солнечный не по сезону день «мозговой трест» Вебера собрался в конференц-зале консалтинговой компании Monitor на Мэдисон-авеню. Чуть припозднившись, подошла и Бет Новек. Вебер предложил ей место рядом с Дэвидом Каппосом, адвокатом, управлявшим пакетом патентов IBM. Вскоре они увлеклись беседой друг с другом. Бет Новек, создатель Democracy Design Workshop, интернет-сообщества юристов, научных сотрудников и студентов, направленного на совместный поиск решений различных правовых вопросов, в юридических кругах считалась ярым сторонником публичности и врагом «закрытых систем», к которым в то время относилось и патентное дело.

Кажется странным, что у IBM возникло желание реформировать систему, которая давно использовалась этой большой компанией с выгодой для себя. В 2007 г. технологический гигант зарегистрировал 3125 патентов – пятнадцатый год подряд компания получала патентов больше, чем кто-либо другой в США. IBM ежегодно тратит на исследования, разработки и проектирование около $6 млрд; только в США ее активный портфель превышает 26 000 патентов. Но контроль за интеллектуальной собственностью требует огромных затрат. C 1990 г. количество патентных споров в США увеличилось в два раза, при этом средняя стоимость одного судебного процесса составляет около $2 млн. И это было не проходящей головной болью Дэвида Каппоса. У него было не 26 000 отличных патентов: у него было 26 000 пустых и вместе с тем необычайно сложных судебных исков27.

Во время перерыва Каппос и Новек остались в конференц-зале, вовлеченные в оживленную дискуссию. Совсем недавно Бет выдвинула радикальное предложение: размещать патентные заявки на «вики», предложив публике выступить в роли патентных экспертов, проанализировать их и оставить свои комментарии. Люди с соответствующим профессиональным опытом будут рассматривать патенты так же, как и виртуальное сообщество, участвующее в «обслуживании» «Википедии», самоорганизуясь вокруг своей области компетенции. «Это могло бы, – объясняла Новек, – значительно улучшить существующую патентную систему».

Идея показалось Каппосу интересной, тем более что его команда в IBM уже обсуждала подобный вариант. К этому времени традиционная патентная система была фактически недееспособной, зарегистрированные патенты зачастую были неоднозначными, часто дублировали друг друга. «Нас захлестнула война патентов, когда ни мы, ни судебные органы, ни сами патентовладельцы не могли толком объяснить, о чем шла речь», – рассказывал Каппос. Вместе со своими коллегами он пришел к идее, что патенты необходимо предоставлять на коллегиальную экспертизу. Такой подход уже используется в научных журналах, когда, например, несколько хими-ков-органиков предварительно рецензируют статью, написанную одним из их коллег. Но это даже близко не напоминало то, о чем говорила ему Бет Новек.

Свое вдохновение Бет черпала не только в академической среде. Ее привлекала производственная модель виртуальных сообществ программистов, такие интернет-феномены, как пользовательский обзор товаров на сайте Amazon, онлайновая база фильмов IMDb.com, служба ответов Answers service на Yahoo! на которой каждый случайный пользователь пытается – с удивительно высокой долей успеха – ответить на такие же случайные вопросы. Трудно представить, что подобное стало бы возможным, если бы не стойкие «иконоборцы», подобные Ричарду Столлману, проповедавшие нетрадиционные идеи генерирования и распространения информации. Собственно, все усилия краудсорсинга свелись к заимствованию у программистов метода ОПО и переложению его на другие информационные продукты. Предложение Новек едва ли было единственным, направленным на широкое использование изначально заложенных в виртуальных сообществах огромных залежей знаний. Но это было наиболее радикальное предложение, так как было нацелено на важную государственную функцию: обеспечение правовой защиты изобретений и оригинальных идей.

Каппос ушел с собрания заинтригованный и немного испуганный. Через несколько дней он перезвонил Новек. «Я сказал, что ее план показался нам очень убедительным, но мы не собираемся заходить так далеко и просить правительство США уступить нам свое право на выдачу патентов», – вспоминает Каппос. Но уже сам факт, что крупнейший патентовладелец в мире, компания IBM, и профессор права, закончившая Йельский университет, обсуждали идею передачи рассмотрения патентов «толпе», говорит о том, насколько глубоко внедрилась в умы людей производственная модель, поддерживаемая движением ОПО28.

Нет в мире ничего более противоречивого, чем система, на основании которой сегодня в США предоставляются патенты. Возьмем, например, следующую ситуацию. У изобретателя родилась замечательная идея. Он скачивает заявку на патент с сайта Бюро по патентным и товарным знакам США, заполняет ее, прикрепляет соответствующие чертежи, техническое описание, необходимые сопровождающие документы и отправляет все это в бюро. Затем садится у телефона и ждет.

Ждать приходится долго. Если соискатель патента – счастливец, то он сможет получить его через два с половиной года – это средний срок между подачей заявки и заключением экспертов. Сегодня в Бюро по патентным и товарным знакам США (USPTO) ждут своей очереди более миллиона заявок, которые еще даже не дошли до столов патентных экспертов. Сами эксперты, понятное дело, по уши завалены работой и получают маленькую зарплату. Сейчас в Бюро работает чуть меньше 5500 патентных экспертов, а число поданных заявок только в 2007 г. составило 467 00029.

Получается, что эксперты могут выделить в среднем 20 часов на рассмотрение даже самой «коварной» заявки-2007. Но когда эксперт принимается за рассмотрение, ему прежде всего необходимо определить «ограничительную часть патентной формулы», которая включает в себя все предыдущие патенты и любой опубликованный материал, имеющий отношение к данной заявке. Если идея нашего изобретателя связана, скажем, с музыкальной зубной щеткой (не смейтесь, это вполне реальный патент № 5044037), эксперт должен тщательно проверить базу данных бюро, состоящую из 7 млн патентов, чтобы не упустить какой-либо факт, свидетельствующий о том, что идея-то не нова.

Все кажется очевидным, когда речь идет о музыкальной зубной щетке, но работа становится значительно более трудоемкой, когда патент включает некое абстрактное усовершенствование уже существующего бита программного кода. Между тем до 2005 г. руководство USPTO не рассматривало обязательную компьютерную грамотность как необходимое условие для приема сотрудника на работу (да и сами инженеры-программисты не очень-то стремились устроиться на работу в это ведомство). Таким образом, в патентном бюро работают эксперты, образно говоря, специализирующиеся в органической химии и при этом пытающиеся оценить заявление на патент, которое спокойно могло бы завести в тупик самого Билла Гейтса.

У общественности нет возможности контролировать процесс рассмотрения заявки на патент, но и сами патентные эксперты не имеют выхода на общественность. В соответствии с правилами USPTO, «патентный эксперт не может проводить консультации по вопросам рассмотрения патента за пределами бюро». Существует опасение, что такое общение может скомпрометировать беспристрастность организации. Во многих отделах бюро даже запрещено пользоваться Интернетом как одним из источников информации в процессе рассмотрения патента.

В общем, перегруженные работой, не имеющие достаточной информации эксперты USPTO повели себя вполне предсказуемым образом и допустили множество ошибок при выдаче патентов. Это привело к образованию гордиева узла противоречий и существенно усложнило работу Каппоса и его коллег. Стараясь извлечь максимальную выгоду из сложившегося клубка противоречий, корпорации начали активно расширять количество заявок. В 2005 г. газета The New York Times писала, что компания Microsoft повысила планируемое количество патентных заявок от двух до трех тысяч в год. Вот лишь две из патентных заявок Microsoft, поданных в тот год: «Система оповещения и методы привлечения внимания к телефонному звонку» и «Добавление и удаление пробелов в документах».

Однако эффект, вызванный изобилием патентных заявок, вряд ли можно назвать комичным. «Появились компании, для которых патентные споры стали основной статьей дохода, – отмечает Каппос. – У них есть патенты, которые они никогда не собираются использовать в других целях, кроме как для вымогательства денег». Такие фирмы получили прозвище «патентные тролли», а их истории стали легендой: компания NTP подала иски против AT&T, T-Mobile USA, Sprint Nextel и Verizon Wireless, обвинив операторов связи в незаконном использовании технологий, защищенных восемью патентами. Речь шла о технологиях работы с электронной почтой с применением беспроводных сетей связи. А в 2001 г. NTP подала в суд на канадскую Research in Motion (RIM), обвинив производителя смартфонов BlackBerry в нарушении как минимум пяти своих патентов. В итоге RIM и NTP подписали мировое соглашение, по условиям которого ответчики согласились выплатить денежную компенсацию в размере $612,5 млн. Было совершенно очевидно, что процесс патентования нуждается в реформах.

Вскоре после встречи Каппос уполномочил адвокатов IBM поработать с Бет Новек над ее предложением сделать процесс рассмотрения патентов открытым для общественности. Это стало окончательным утверждением статуса модели ОПО. Хотя план Каппоса и Новек и выглядел достаточно радикальным для Big Blue, в действительности он идеально вписывался в радикально измененную в 1990 г. бизнес-модель IBM. Компания, когда-то с большим рвением защищавшая свое проприетарное программное обеспечение, сейчас готова была вкладывать тысячи часов работы своих программистов в проекты ОПО, не приносящие никаких «лицензионных» доходов. Она даже передала в дар некоторые из своих патентов организации, поддерживающей движение ОПО, – Free Software Foundation. Но это трудно считать филантропией. По данным компании, доход, полученный от предоставления «профессиональных услуг» в развитие программного обеспечения с открытым исходным кодом, существенно превысил потери, связанные с лицензированием проприетарного программного обеспечения. К тому же это привело к появлению новых инновационных продуктов и существенно повысило репутацию IBM в дружной среде программистов.

В декабре 2006 г. Новек и Каппос встретились с адвокатами USPTO. Как выяснилось, и само бюро уже давно подумывало над тем, как извлечь пользу из открытых виртуальных сообществ. В 2004 г. президент США Джордж Буш назначил главой USPTO Джона Дудаса, предписав ему реформировать патентное дело в стране. В январе 2007 г. IBM публично объявило о запуске проекта Peer-to-Patent Project. Любопытно, что в названии обыграно понятие Peer-to-Peer, «пиринг», подразумевающее непрерывное соединение двух устройств, популярную технологию обмена файлами, наиболее часто используемую при нелегальной загрузке музыки. Патентное бюро несколько недель спустя провело у себя симпозиум, на который были приглашены ведущие умы в сфере интеллектуальной собственности. В РРР согласились принять участие Microsoft30 и General Electric. Проект запустили 15 июня 2007 г., и хотя он все еще находится в экспериментальной стадии, Бет Новек возлагает на него большие надежды. К весне 2008 г. около 33 000 человек просмотрели 22 патентные заявки и представили к ним 192 варианта ограничительной части патентной формулы. «Проект стал демонстрацией того, что граждане могут предложить государству больше, чем участие в выборах и социологических опросах. У них есть реальный опыт, и они готовы с большим удовольствием им делиться», – говорит Бет Новек.

Это стало переломным моментом в истории движения открытого ПО. Самая закоснелая и замкнутая из правительственных организаций признала, что в огромных виртуальных сетях, возможно, имеется больше специальных знаний, компетентности, чем у государственных «помазанников». Двадцать лет назад об этом говорили только небольшие группы никому не известных программистов, но даже они не могли предположить, что предложенный ими подход коренным образом изменит все, начиная с разработки операционных систем и схем и заканчивая дизайном футболок.

Но создание компьютерных программ сильно отличается от, скажем, создания блоков видеоновостей. Успех в значительной степени зависит от скорости распространения доступных технологий и программного обеспечения. Оpen source обеспечивают концепцию совместной работы людей – с энтузиазмом, профессионально и без заработной платы – над проектами, выходящими за рамки разработки непосредственно программного обеспечения. Но для этого «толпе» необходим соответствующий инструментарий, а также руководство по его использованию.

Демократизация средств производства

Издавна существовали производители и потребители, и их роли были четко распределены. Благодаря Интернету и падению стоимости кремневых кристаллов грань между производителями и потребителями начала размываться. Непрофессионалы зарядили двигатель краудсорсинга необходимым топливом, движение ОПО обеспечило этот процесс. А облегчившийся доступ к средствам производства предоставил «толпе» такие возможности, которые долгое время считались доступными только производственным компаниям. В результате понятие «потребитель» в его традиционном понимании устаревает буквально на глазах.

СМИ, издательская деятельность, киноиндустрия, фотография, музыка – авангард этого движения. Получив доступ к сравнительно дешевому оборудованию, удобному программному обеспечению и практически бесплатному продвижению на рынок, целое поколение вдохновленных музыкантов, режиссеров, писателей и других творческих личностей сегодня заново пересматривает пути разработки, маркетинга и продажи своих продуктов. Происходящие изменения начинают оказывать влияние на все большее число сфер деятельности, будь то старшеклассники, участвующие в астрономических проектах, меломаны, создающие собственные гаджеты, или умельцы, продающие через Интернет товары, сделанные собственными руками. До сих пор мы рассматривали в качестве «зачинщиков» процесса краудсорсинга преимущественно компании, ученые сообщества. А теперь обратим взор на людей из «толпы» и на то, что они – при наличии необходимых навыков и оборудования – производят. На тех, кто, отказавшись от традиционного пути к успеху, создает новые бизнес-модели, просто следуя своей интуиции и зову сердца. Как, например, Майк Бельмонт.

М. Бельмонт не относился к среднестатистическим школьникам. Когда ему было девять лет, Майк мог часами изучать окрестности по дороге из дома в школу. Их семья жила тогда в Калифорнии, в Сан-Хосе. Майку нравилась энтомология, вот только школьные уроки не оставляли на сбор насекомых достаточного времени. «Мне нравилось в школе, – говорит он. – Но я понимал, что могу все это освоить и самостоятельно». Он начал прогуливать уроки, проводя все время «в полях». Это, конечно, не могло остаться незамеченным, но Бельмонт твердо стоял на своем: «Моя мама целый день была на работе и ничего не могла с этим поделать». Какое-то время Бельмонта забирал на занятия школьный инспектор в сопровождении полицейского. Тогда тот начал намазываться вазелином, чтобы было легче выскользнуть из их рук «захватчиков». В конце концов дирекция школы отказалась от попыток силой заставить Бельмонта ходить на занятия и сообщила его матери, что отныне он переходит на домашнее обучение – хотя в случае с Майком точнее было бы сказать «на самообучение». Бельмонт рассказывал, что следующие семь лет он провел, собирая насекомых и читая книги в местной библиотеке. Когда он в 15 лет вернулся в школу, то благополучно прошел тестирование и поступил в одиннадцатый класс.

Свобода и независимость стали стилем жизни Бельмонта. Впоследствии он стал притчей во языцех в сфере киноиндустрии, где большинство людей знают его под псевдонимом «M dot Strange» («М-странный»). Двадцативосьмилетний мультипликатор-самоучка, Майк Бельмонт снискал себе славу фильмом We Are the Strange («Мы – странные»). Героиня Блю – молодая девушка, блуждающая по улицам зловещего фантастического мира в одиночку. Однажды она встречает куклу Эммм, потерявшую душу, и присоединяется к ней в поисках идеального магазина мороженого. Добравшись, они узнают, что магазин перешел под контроль темных сил и весь город кишит злом. Ненормальные монстры окружают Блю и Эммм, но появляется герой Рэйн, спасает их и уничтожает источник зла. Это очень необычный мультфильм. Кажется, что большую часть своей жизни его создатель проиграл в видеоигры, просидел в Интернете и увлекался японской поп-культурой. Впрочем, так оно и было на самом деле.

Бельмонт создал We Are the Strange без привлечения профессиональных актеров, съемочной группы, даже без бюджета. Но именно потому, что процесс создания фильма проходил на видеоблоге Майка, большая группа фанатов сколотилась еще до того, как Бельмонт закончил работу. В 2006 г. он выпустил трейлер фильма на YouTube, и он быстро стал культовым хитом. Популярность We Are the Strange была такова, что фильм в 2007 г. включили в программу кинофестиваля независимого кино «Сандэнс».

Вскоре после этого Бельмонт, получивший-таки высшее образование, правда, не в области энтомологии, а управления проектами, пытаясь продвинуть свой фильм, обратился на несколько киностудий. «Они буквально вывернули меня наизнанку, – рассказывал позже Майк. – Они хотели получить все, что только можно. Я не имел права продавать свой фильм на DVD, выкладывать его в Интернет, вообще что-либо делать с ним». Вопреки советам своего менеджера, Бельмонт отказался от всех предложений. «Идея представителей киностудий заключалась в том, чтобы я присоединился к “системе”, которая поможет устроить карьеру, даже если для этого придется отказаться от всех прав на свою работу и остаться ни с чем, – говорит Бельмонт. – Извините, но пошли они с такой системой к черту!»

Десять лет назад отказ от работы в Голливуде обрекал молодых режиссеров на пожизненную неизвестность. Карьера любого режиссера начиналось с поступления в киношколу, затем если честолюбивый кинорежиссер обладал талантом, пробивной силой и имел связи, он мог получить финансирование на производство фильма. Затем еще несколько лет работы на малобюджетных короткометражных фильмах с целью их показа на кинофестивалях. И наконец, если удача улыбнется режиссеру дважды, его заметит владелец кинопрокатной конторы, который отдаст отснятую «мало-бюджетку» в несколько кинотеатров Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. И только если лента будет представлять коммерческую привлекательность, ее запустят по стране. А после, режиссеру нужно будет заново пройти всю процедуру, но уже на этот раз с полнометражным фильмом. Другими словами, перед начинающим режиссером один путь – не связываться со всем этим и уйти из этой профессии.

Но и под Голливудом начались тектонические сдвиги. И подвиг Бельмонта заключался не в том, что он предпочел отказаться от сделки с киностудией; многие творческие личности выбирают неподкупную неизвестность, предпочитая сохранять свои идеалы и принципы. Бельмонт совсем не желал оставаться в безызвестности. Умный, обаятельный, он знал, как работать с аудиторией, и в Сети, и в реальной жизни. Он умел общаться с журналистами. Трейлер We Are the Strange на YouTube просмотрели более миллиона человек, о его фильме писали периодические издания, начиная с Variety и заканчивая The New York Times. Несмотря на всю свою странность, Бельмонт – уравновешенный, серьезный режиссер, стремящийся завоевать признание аудитории. Отказавшись от договоров на коммерческий прокат, Бельмонт выпустил свой фильм «в люди» с помощью файлообменной технологии BitTorrent. И заработал деньги на продаже DVD-дисков.

Бельмонт самый страшный кошмар Голливуда. Он – символ развлекательных продуктов, приковывающих внимание миллионов глаз и в то же время не требующих никаких затрат на свое производство, распространение, оставляющих невостребованной большую часть современной киноиндустрии. «Мне не нужна студия, чтобы распространять и финансировать мои фильмы», – говорит Майк без всякой нотки пренебрежения в голосе. В отличие от поколения независимых кинопроизводителей, работавших до него, Бельмонт совсем не испытывает ненависти к Голливуду. Он просто не нуждается в Голливуде.

Когда малое приравнивается к большому

В последние годы в СМИ и сфере развлечений сформировался «параллельный» мир. Подростковые стишки на MySpace, читательские рецензии на Amazon.com – все эти творческие порывы людей, в прошлом полных «потребителей», объединяет несколько диковатый термин «пользовательский контент». Большая часть из всего транслируемого подпадает под понятие «разговорной эфемеры» – разновидности «темной материи» в сфере культуры, когда-то возникшей в подвалах, на кухнях и в барах. Но часть пользовательского контента – это творения талантливых людей, внезапно получивших открытую площадку для самореализации. Никто не знает, каковы истинные размеры этого пользовательского контента, но уверен, что он притягивает к себе внимание огромной аудитории.

Также очевидно, что крупные корпорации стремятся заработать на этом явлении деньги. Пользовательский контент – сырье, из которого такие компании, как Google (владеющий YouTube) и News Corp (владеющий MySpace), моделируют свои интернет-продукты. Их бизнес-стратегия не отличается новаторством: предоставлять людям инструментарий для создания определенных продуктов, размещать их на сайте и за счет внимания аудитории отхватывать кусок стремительно растущего рынка интернет-рекламы. По прогнозам, к 2009 г. в Великобритании он превысит рынок рекламы на радио и телевидении. То же самое можно сказать и про интернет-рынок США31.

Каждая новая закачка We Are the Strange вызывает бессчетное количество откликов пользователей, стремящихся тоже стать популярными, не говоря уже о некачественных домашних видеороликах, неуклюжих подростковых исповедях и неизбежных «обескураживающих» клипах. Экономика СМИ и индустрии развлечений подчиняется закону Парето, известному также как «принцип 20/80», когда относительно малая доля «попаданий в цель» обеспечивает основную массу успеха. Этот же принцип относится и к пользовательскому контенту. Лишь небольшая его часть представляет интерес для пользователей, если не считать самого создателя, его друзей и знакомых.

Только в отношении пользовательского контента у меня есть некая поправка к закону Парето. В этом случае даже 10 % уже представляет собой огромную аудиторию. По моим грубым подсчетам, к февралю 2008 г., на YouTube уже было размещено около 80 млн видеороликов. Если хотя бы 1 %, или 800 000 видео, может конкурировать с некоторыми телевизионными программами, выдающими себя за развлекательные, то становится понятно, почему продукт, выложенный в Сети, приобретает устойчивую популярность.

Бельмонт и подобные ему любители нащупали благодатную нишу. Интернет-видео, конечно, не заменит телевидение или кинозалы, но оно будет продолжать оттягивать на себя все больше «рекламных» долларов и привлекать все большее внимание потребителей. И даже если We Are the Strange – это, возможно, не ваш тип развлечений (уж точно не мой), нельзя оспорить тот факт, что у фильма Бельмонта миллионная аудитория. Весной 2007 г. YouTube объявил, что будет выплачивать самым популярным участникам, чьи видеоролики насчитывают более одного миллиона просмотров, часть дохода от рекламы. Это – убедительный показатель того, что «параллельный мир» активно наступает и в обозримом будущем индустрия развлечений будет, по крайней мере частично, передана на аутсорсинг «толпе».

За последние десять лет затраты на создание всего, начиная от фильмов и музыки и заканчивая архитектурой и дизайном, стремительно упали. Это в значительной степени объясняется тем, что средства производства стали широкодоступными. Современные видеокамеры, высококачественное звукозаписывающие устройства и программное обеспечение теперь по карману даже людям с относительно скромными доходами. Одновременно средства производства стали проще в использовании: не так давно для монтажа фильма требовался профессиональный стол с монтажером в придачу, сейчас же это легко делается дома. В начале 1990-х гг. компания Avid вывела на массовый рынок первые системы цифрового монтажа. Они были достаточно дорогими, требовали определенной профессиональной подготовки. В 1999 г. компания Apple запустила Final Cut Pro, которая была и проще, и дешевле. Затем последовала следующая разработка Apple – iMovie, которая поставлялась в комплекте с каждым «макинтошем» и осваивалась за несколько часов (в моем случае это заняло около 5 часов). Процесс удешевления и оптимизации мы наблюдаем постоянно. Последняя версия iPhoto – еще один шаг на пути к развитию краудсорсинга, она дает пользователям возможность выкладывать свои фотографии на iStockphoto простым нажатием клавиши.

Дешевые средства производства были бы бесполезными, если бы у пользователей не было доступной информации о том, как ими пользоваться. Еще несколько лет назад кинооператоры должны были учиться в киношколах, чтобы овладеть своей профессией. Теперь учебные пособия можно бесплатно скачать в Интернете. Современное кабельное телевидение предлагает видеоматериалы, обучающие любому виду деятельности, начиная от киносъемки и заканчивая киномонтажом. Это распространяется и на кинематограф. В 2002 г. Массачусетский технологический институт анонсировал проект OpenCourseWare, цель которого заключалась в размещении в Сети материалов каждого из изучаемых здесь курсов – пособий, экзаменационных заданий, видеолекций. В конце 2007 г. в свободном доступе уже было более 1800 пособий. Примеру MIT последовали другие образовательные учреждения, в том числе Мичиганский университет и Университет Беркли. Благодаря Интернету стоимость распространения любых материалов упала практически до нуля. Бельмонту, например, не нужно было отправлять DVD-трейлеры We Are the Strange на киностудии или их анонсы в печать. Он просто публиковал материалы на YouTube и предоставлял публике право самой распространять их – с помощью электронного языка – совершенно бесплатно.

Шаблон для грядущей революции

Страницы: 12345 » »»