Дети Силаны. Паук из Башни Крымов Илья
Чернь, Гарь и Глины – рабочие кварталы Старкрара. Те, кто живет в этих длинных домах, построенных для множества небольших семей, в основном честные подданные, но в одиночку сюда вечерами лучше не соваться. Местные очень не любят чужаков, особенно богатых. К счастью для последних, делать им в рабочих районах совершенно нечего. Фабрики и мануфактуры, принадлежащие ведущим мескийским промышленникам, стоят здесь же. Длинные широкие цеха. Трубы, чадящие день и ночь, покрывают все вокруг гарью и копотью. К северо-западу от Копошилки и Черни лежит Оружейный район. Его настоящее название Велинктон, но так его называют редко. Там находятся предприятия особой важности, фабрики и заводы корпорации «Онтис». Вся территория Оружейного подконтрольна одному человеку, Онтису Буру, главному оружейному фабриканту империи.
Площадь Пяти пальцев, как и все пять улиц, отходящих от нее, считается деловым центром Черни. На Пяти пальцах стоит покосившийся особняк районной управы и так называемый рабочий клуб, а на соседних улицах сосредоточилось большинство лавок и магазинов, банковское отделение, парикмахерские, несколько питейных заведений.
– Это не место для благородного тана, хозяин.
– Я не собираюсь здесь селиться, Себастина. Я только хочу зайти в один маленький ломбард.
Заведения и дома, принадлежащие самашиитам, по закону должны отмечаться особым знаком – красной вертикальной полоской на косяке или на другом видном месте. Когда-то на этом настояли последователи Все-Отца, и Императору, который не видел особой разницы между человеческими религиями, пришлось согласиться, чтобы только клирики перестали вопить через своих людей в нижней палате Парламента. На мой взгляд, ничего дельного эта полоска не привнесла. Она только напоминала самашиитам, что они чужаки в этом городе и этой державе.
Красная полоска украшает только один дом на Указательном пальце. Себастина легко обогнула меня и под звон колокольчиков распахнула передо мной дверь.
Небольшое, слабо освещенное, но чистое помещение. Застекленный прилавок, две керосиновые лампы на стене, а между ними образ Карима. Довольно уродливое монструозное существо, которого самашииты почитают своим богом. Благовонные свечки и сейчас тлеют перед образом, заполняя комнату приторно сладким запахом.
– Доброго дня.
За прилавком появился плотный мужчина среднего роста, на вид лет шестьдесят. Как и положено самашииту, он носит усы и бороду, а облачен в вещи строгого черного цвета. Волосы его разделяет ровный пробор ото лба и до затылка, и по этому пробору тянется длинная линия, нанесенная особой красной краской.
– Огромная честь принимать в моем скромном заведении благородного тана.
– Да, огромная, – согласился я, осматривая блестяшки под стеклом. Ничего достойного внимания, разная мелочовка и только. – Но, сдается мне, незаслуженная. Скажи, любезнейший, а что-нибудь настоящее здесь есть? Я понимаю, что это ломбард, а не ювелирный магазин где-нибудь в Садах, но все же.
– Могу предложить тану великолепные жемчужные подвески.
Жемчуг, конечно! Ничто не притягивает взгляды тани так, как блеск перламутра! Жемчужина – символ Луны, самое ценное украшение для тэнкрисов. Неудивительно, что он предложил мне это в первую очередь.
– Подвески – безусловно, хорошо. А если они из белого золота и усыпаны бриллиантами по четыре карата, то это и вовсе идеально!
Волнение, страх, сожаление. На его лице не отразилось ничего, но в душе все перевернулось.
– Мое имя Бриан л’Мориа, господин Брукхаймер. Вам известно, кто я?
– Да, мой тан, – тихо ответил самашиит. – Ваше имя известно всем в этом городе.
– Это очень плохо. Честные люди не должны даже догадываться, как зовут верховного дознавателя Ночной Стражи. Поговорим о подвесках. В ваших интересах быть откровенным, ибо от этого теперь зависит ваша жизнь.
Он не упорствовал и не лгал. Брукхаймер честно рассказал о том, кто принес в его ломбард и заложил четыре золотых подвески, украшенные бриллиантами. По закону должен был истечь определенный срок, прежде чем эти украшения могут появиться на витрине, но Брукхаймер не собирался их продавать просто так. У него были налажены некоторые контакты, по которым он мог бы сбыть товар и немного наварить с этого неплохую сумму.
– Скупка и перепродажа краденого. Пять лет каторги.
– Мой тан…
– Говорите, господин Брукхаймер, я слушаю.
– Этого человека звали Эмиль, совсем парень, картонесец, судя по произношению. Вихрастый рыжий, нескладный, будто весь из одних локтей.
– И откуда же у этого Эмиля такие, – я повернул ладонь так, чтобы золотые подвески сверкнули в тусклом свете, – прекрасные цацки?
– В моем деле интересоваться такими подробностями не принято, мой тан.
Как и все самашииты, этот превосходно умел держать невозмутимое лицо, даже признаваясь в преступлении. Большинство людей по-особому ведут себя, когда признаются в проступке. Мне всегда казалось, что, совершая преступления, человек договаривается с самим собой, чтобы в своем внутреннем мирке не считать проступок проступком. Так людям легче мириться с самими собой. Тэнкрисы не такие, когда мы совершаем преступления, мы не мучаемся совестью. Уверенность в своей правоте и безжалостность к своим врагам для нас естественны, как дыхание.
– Вы не собираетесь что-либо предпринимать относительно этого человека, хозяин?
– Нет, незачем.
– Он скупал краденое.
– Это может прозвучать расистски, но все самашииты не чисты на руку, если они менялы, ростовщики и содержатели ломбардов. Далее дискриминация по виду профессии – все ростовщики, менялы и содержатели ломбардов не чисты на руку. А между тем они тоже платят налоги. В конце концов, если бы этот человек был кристально честен, кто знает, сколько бы еще мы искали новую ниточку?
– Склоняюсь перед вашей логикой, хозяин.
– Но не поддерживаешь меня, не так ли?
– От слуги требуется абсолютная верность, старательность и безукоризненность, его мнение не имеет значения. У хорошего слуги вообще не должно быть мнения.
Порой мне кажется, что она перегибает.
– Подайте слепому ветерану, благородный тан! – хрипло провыл плешивый нищий в черных очках, протягивающий ко мне дрожащую руку.
– Куда мы теперь, хозяин? – спросила Себастина, отряхивая руки после того, как мягко отшвырнула попрошайку прочь.
– Зайдем в рабочий клуб.
– Это неподобающее место для благородного тана.
Я остановился и обернулся.
– Хозяин?
– Что-то странное витает в воздухе, тебе не кажется?
– Что, хозяин?
– Не знаю. Но, боюсь, что, когда я пойму, что мне сейчас показалось странным, будет уже слишком поздно.
– Заусенец?
– Возможно. Мы идем в рабочий клуб.
– В Старкраре есть множество мест, где ваше появление не нанесет столь уж большого урона вашей репутации. Салон мадам Пенелопы, например.
– Моей репутации не навредит даже пьянка с ратлингами под Последним мостом, Себастина. Не говоря уже о том, что столичная знать и сейчас при моем появлении становится похожа на чернослив – темнеет и морщится. Грязную работу тоже кто-то должен делать. Тузз.
– Ах, мы идем навестить господина Тузза! – без эмоций пробормотала она. – Прошу прощения за свою несообразительность.
Нам действительно повезло, если можно так выразиться. Ведь господин Тузз обитал на площади Пяти пальцев, в, а точнее, под зданием рабочего клуба. В иерархии столичных преступников он занимал место высшего из низших. Старый Тузз не проворачивал денежных сделок, не подкупал чиновников и не рвался в политику. Нет, этот человек руководил уличной армией. Исполнители всех мастей крутились вокруг него и получали работу, которую Туззу в свою очередь заказывал кто-то более влиятельный, но не желающий рисковать репутацией. Тузз руководил карманниками, домушниками, вымогателями, поджигателями и уличными грабителями. Уличная армия – ночной народ жил по его указке. Не все, конечно, но в Черни именно он был тем самым пауком, который сидел в центре паутины и дергал за нити, почти коллега.
Мы вошли в просторный темный зал, пропахший кислым пивом и покрытый копотью от пола до высоких потолочных балок. Встроенные в стены газовые светильники разгоняли мрак ровно настолько, сколько надо, чтобы не натыкаться на столы. Из этого мрака на нас таращилось множество неприятных физиономий. Перейдя через зал, я постучал в неприметную дверь, снабженную смотровым окошком.
– Кто? – глухо донеслось с той стороны.
– Открывай, мне нужен Тузз.
– А мне нужен условный стук!
Я постучал еще раз.
– Это не условный стук!
– Себастина, я забыл условный стук. Вырви дверь.
– Слушаюсь, хозяин.
– Постойте, подождите! Да стойте же вы! – Дверь немедленно раскрыл шумно дышащий дахорач. – Если вы опять сломаете дверь, мне опять придется за нее платить!
Мы едва протиснулись мимо этого здоровяка и зашагали по лестнице вниз, затем один поворот направо и длинный затхлый коридор с виднеющимися из стен трубами, по которым течет газ. В конце коридора за серым отгораживающим полотном еще один зал, почти такой же, как и верхний, но посетителей в нем намного больше, свободных мест за длинными столами почти нет. Я прошел по грязным доскам и окунулся в океан неприязни. В окружении крепких телохранителей разных рас особняком сидел щуплый старик с обширной плешью.
– Тузз, Тузз, Тузз… Сколько раз мне приходилось спускаться в это милое местечко, чтобы лицезреть твою милую морду, и постоянно ты пытаешься разыграть эту идиотскую карту с подменой.
– Откуда я знаю, кто наведывается ко мне в гости! Быть может, это подосланный убийца! – хмуро ответил неприятный толстый человек среднего возраста, сгоняя старика со старого потертого кресла.
Жировые складки Старого Тузза еще колыхались, когда Себастина вырвала из-под кого-то стул и предоставила мне сидячее место. Она не могла позволить, чтобы я стоял на ногах, в то время как всякое отребье сидит. В первый мой визит сюда она попыталась заставить присутствующих стоять, но получилось наоборот – они все легли. Некоторые легли навечно.
– Тан л’Мориа в наших гостеприимных хоромах! Мы почти начали скучать с прошлого раза! – Тузз затянулся вонючей дешевой сигарой и фальшиво улыбнулся. Этот человек неприятен мне всем своим существом, начиная с его лоснящейся потной рожи и кончая злобой, переполняющей его нутро, но что делать тому, кто обязан вращаться в среде отбросов по долгу службы? – Что привело вас сегодня?
– Ты не поверишь, Тузз, я просто оказался рядом и решил навестить знакомого.
– А живодерку зачем притащил?
– А ты разве видел меня без нее хоть раз? – Я наклонился вперед и положил подбородок на набалдашник трости. При этом двое ближних телохранителей, человек и люпс, немного напряглись. – Неприятно чувствовать, что стоит мне сказать «убей», и кровь польется… Себастина, это было сказано к примеру!
– Простите, хозяин. – Горничная отступила на два шага назад, а вот бледность у присутствующих не спадет еще несколько часов.
– Короче! Мне не с руки терпеть вас здесь дольше необходимого! – Тузз выплюнул окурок и провел по морщинистому лбу просаленным платком.
– Нужно, чтобы ты нашел для меня человека, который сдал в ломбард четыре золотых подвески. Вот эти.
Одна из подвесок перекочевала в пальцы-сардельки Тузза. Уличный заправила пристроил к глазу ювелирную лупу.
– Занятная вещица! В ломбарде прикупил, говоришь?
– Эта вещица принадлежала очень влиятельному человеку из верхушки столичного общества. Он убит, и наш с тобой общий сюзерен лично возжаждал крови виновных. Поверь мне, Тузз, если я или Скоальт-Ярд не найдем убийц, в дело вступят отряды провожатых. Я вижу вокруг огромную толпу самого мерзкого отребья, сущих головорезов, готовых пустить ножи и револьверы в ход, но сколькие из них станут тебя защищать, когда появятся императорские гвардейцы?
Его покрасневшее и покрывшееся тонкой пленкой пота лицо скривилось! Однако у таких людей, как Тузз, вместе со страхом появляется и гнев, иначе бы они просто не выживали в подворотнях Старкрара.
– Так какого же демона ты притащил сюда эту тифозную подвеску, проклятый сукин сын?! – взревел Старый Тузз, вскакивая со своего места.
В повисшей тишине я неспешно поднялся и сделал несколько шагов ему навстречу.
– Если поговорить о родословной, то моя мать была благородной тани, госпожой Голоса, за которой стояли десятки поколений благородных предков, вершащих судьбу Мескии. А твоя мать была шлюхой, которую умудрился обрюхатить уличный пес. Чувствуешь разницу? Советую запомнить. В следующий раз, когда ты упомянешь мою матушку, я прикажу Себастине зашить твой смердящий рот и прорежу тебе новый где-нибудь под третьим подбородком. – Я ткнул Старого Тузза в грудь, и он упал обратно в кресло. – Считай это стимулом, Тузз, тебе ведь нужен стимул? Но не деньги и не приверженность идее. Лучший стимул для таких, как ты, – угроза собственной шкуре. Найди мне молодого картонесца по имени Эмиль, нескладного, худого, рыжеволосого, и тогда сможешь продолжать спокойно существовать в этой выгребной яме.
– Это все? – проворчал он, таращась на меня из-под редких бровей.
– В идеале мне нужен живой добытчик. Вор, укравший драгоценности.
– Может, еще что-нибудь? – скривил губы Тузз. – Чаем вас не угостить?
– Пойлом, которое здесь подают под видом чая, я бы и обувь мыть не стал.
– Старший! – донеслось откуда-то со стороны.
– Отвянь, Черпак, я занят! – рыкнул Тузз.
– Но, старший, труба ходуном ходит!
В относительной тишине нижнего зала действительно разносилось неприятное металлическое позвякивание.
– Облава, – прошипел Старый Тузз, в котором ненависть и гнев загорелись с новой силой. – Это ты привел их, тэнкрис?!
– Никого я не приводил, – ответил я твердо. – Совпадения случаются. А теперь не глупи и показывай дорогу.
– Дорогу?! Какую к теням дорогу?!
– Это же твое убежище, Тузз! Неужели ты был столь туп, что не оборудовал один-два запасных выхода?
– Допустим, но почему я должен тащить тебя с собой?!
– Потому что у меня всегда есть Себастина, которая оставит здесь и тебя, и еще часть присутствующих с переломанными ногами. А я скажу констеблям, что произвел зачистку сего гнезда преступности. Как тебе такой вариант? Или же мы уйдем вместе, и Скоальт-Ярд не узнает об услугах, которые ты оказываешь Ночной Страже. У нас обоих есть репутация, но я неприкосновенен, а тебя свои же на куски порвут.
– Иди за мной, – выплюнул он.
– Хозяин.
– Себастина?
– Я почти уверена, что слышала рык старшего инспектора Вольфельда секунду назад.
– Тузз, шевелись! – приказал я.
Если Вольфельд поймает меня здесь, то… Ничего со мной не произойдет. Ночная Стража вне юрисдикций кого бы то ни было, кроме лично Императора, и ее сотрудники подотчетны исключительно мне. Но в то же время я просто не могу позволить старшему инспектору и простым констеблям настигнуть меня за работой. Во-первых, Вольфельд решит, что напал на верный след, во-вторых, самомнение инспектора поднимется до небес, а я не могу допустить такого.
По знаку Тузза люпс и еще несколько бандитов покрепче буквально бросились на стены. Оказалось, что в некоторых местах кирпичи, составлявшие тело стен, не имеют между собой никакого раствора, а лишь покрыты штукатуркой. В итоге бандиты просто протаранили проходы достаточно широкие, чтобы в них мог пролезть даже дахорач. Мы бросились по темному коридору навстречу запахам канализации и влажной духоте. Люди Тузза несли несколько керосиновых ламп, трое бежали спереди, еще двое следили за тем, чтобы жирный урод не сбавлял темпа. Для своего возраста и комплекции он двигался очень даже споро. Бандиты открыли и закрыли несколько железных решетчатых дверей по пути нашего следования, и лишь тогда мы оказались на широком парапете над рекой смрадных помоев.
– Теперь мы идем разными дорогами, тан! – задыхаясь, прохрипел Старый Тузз.
– В рабочем клубе, полагаю, ты нескоро появишься? Куда бежишь?
– Так я тебе и расскажу! – мерзко рассмеялся он. – И еще карту нарисую!
– Не утруждай себя. Если ты мне понадобишься, я тебя найду, несмотря ни на что.
Тузз досадливо сплюнул.
– И учти, время не терпит. Чем скорее я получу посредника, а еще лучше, узнаю имя вора, тем меньше будет вероятность, что ты встретишься с горбатой вдовой! Я доходчиво объясняю?
– Вполне, – скрипнул зубами он, обдавая меня волной ненависти, почти такой же смердящей, как нечистоты, текущие совсем рядом.
Мы с Себастиной двинулись в противоположном направлении от того, которое выбрали головорезы Тузза. Некоторое время мы молча торопились, но сбавили темп, уверившись, что за нами нет погони. В таком месте, как старкрарская канализация, даже люпсово чутье не поможет найти беглецов.
– Каковы наши дальнейшие действия, хозяин?
– Найти выход отсюда и не искупаться в нечистотах.
Плутать в бесконечных тоннелях пришлось долго. Чувство времени в подземелье притупляется, и потому, когда мы все-таки выбрались под скудный вечерний свет, я не смог с уверенностью решить, был ли это вечер того же дня или уже следующего.
– Видишь те фабричные здания за оградой?
– Да, хозяин.
– Это здания Бура. Мы пропетляли по тоннелям под половиной Черни и выбрались в Оружейном районе.
– Хозяин, нам стоит посетить это предприятие и потребовать помощи у администрации.
– Милостыню попросить?
– Род л’Мориа один из богатейших в Старкраре. Вам не нужна милостыня.
– Когда-нибудь я научу тебя различать сарказм.
– Прошу прощения, хозяин. Я хотела предложить позаимствовать повозку из фабричного парка, чтобы нас быстрее довезли до дома.
– Себастина, посмотри, какой закат! Мы можем прогуляться!
– Хозяин, вы благородный тан, но пахнет от вас хуже, чем от самого заурядного ратлинга. Вам не подобает так пахнуть, а посему нам лучше поторопиться.
Спорить бессмысленно, она все равно победит.
Инсигния дознавателя Ночной Стражи может открыть множество дверей. Инсигния верховного дознавателя может открыть почти все двери. Также этот посеребренный прямоугольник дает мне право реквизировать любой предмет и любого человека без объяснения причин. Рапорт о содеянном я дам позже лично Императору, если его величество вообще заинтересуется моим рабочим процессом. В теории я могу немедленно реквизировать в личное подчинение полк столичных констеблей или даже ош-зан-кай, а объяснения давать уже потом. Надо будет как-нибудь попробовать.
Пройти на охраняемую территорию получилось с минутной заминкой. Пришлось ждать фабричного директора, который лично вышел мне навстречу, дабы удостовериться в наличии инсигнии и моей личности. Нас провели в фабричный паропарк и предоставили на выбор любое транспортное средство. Тут появилась проблема – у них нет транспорта на лошадиной тяге. Фабрика использует только механические паровые повозки для транспортировки сырья и готовой продукции.
– Хозяин не любит стимеры, – холодно сообщила Себастина, напугав руководителя предприятия.
– Себастина, не будем капризничать! Мы и так злоупотребляем гостеприимством.
– Вы оказываете этим людям честь своим присутствием, хозяин. Они должны быть благодарны.
Не знаю, что насчет благодарности, но желание этих людей поскорее перестать нас видеть для меня очевидно. Что поделать, мне действительно не по нраву эти новомодные паровые телеги, придуманные хинопсами и с таким восторгом перенятые людьми. Локусы, дирижабли и морские броненосцы – иное дело, они огромны, величественны и служат оружием Мескийской Империи. Что же до стимеров, то они слишком быстры, часто ломаются, шипят, грохочут, давят жителей… Ирония судьбы в том, что мне-то как раз было бы удобнее ездить на собственном стимере, потому что лошади меня боятся и терпят через силу, когда я в экипаже. Примерно так же вел себя заводской водитель, любезно выделенный нам вместе с машиной. Не знаю, нервировал ли его настороженный взгляд Себастины, или же наш запах…
Вернувшись домой, я в первую очередь отлежался в ванной. Себастина часто перегибает палку, но в одном она права всегда, от тэнкриса не должно пахнуть, как от ратлинга, этого даже сами ратлинги не поймут и не примут. Рассматривая блестящие медные трубы, тянущиеся вдоль стен, я подумал о том, что живу в эпоху перемен. Конечно, все постоянно меняется, но сей процесс должен идти медленно, что называется эволюционно. На мою же жизнь выпал резкий скачок в развитии – промышленная и техническая революция. Хинопсы давно сотрудничают с приютившей их Мескией, но именно на мой век пришлись все их последние изобретения. Новая трактовка законов физики и все те блага, которые они дали, – всего этого не было еще сто лет назад. Довольно короткий срок для тэнкриса. Почему я думаю об этом, лежа в белой ракушке ванной, наполненной горячей водой? Наверное, потому, что я тэнкрис и, как и все тэнкрисы, я с большим трудом терплю перемены. Мы трясемся за свои традиции и обычаи, как будто это они делают нас теми, кто мы есть, а не право высокой крови. Мы так любим свою историю, будто из нее проистекает наша магия. Что там говорить, многие состоятельные тэнкрисы до сих пор не обустроили свои дома центральным отоплением, какое было у покойного де Моранжака. А ведь зимы в наших широтах долгие и холодные… Снова этот угольщик всплыл в голове. Старик был честен, но гробы с углем за один день не пустеют, тем паче, если слуги, которые должны топить печь, мертвы.
Я закончил купание, обтерся полотенцем и оделся. Себастина время от времени пытается штурмовать ванну, ибо считает, что всенепременно должна обслуживать меня и во время купания. Я крепко держу эту линию обороны, купание – время одиночества. Но, конечно, когда я выхожу, она уже ждет на пороге.
– Луи просит разрешения подавать ужин, хозяин.
– Пускай начинает, буду через минуту.
– Следуя букве этикета, еда не должна ждать вас, но вы должны ждать еду.
– Тогда пусть не подает, мне нужно в кабинет.
Позади послышался визг и звук глухого удара. Что оставило нас совершенно равнодушными, ведь Мелинда всегда поскальзывается, когда заходит прибрать в ванной. Единственное, чего я боюсь, это то, что она ударится головой.
Открыв дверь кабинета, я громко вскрикнул:
– Замрите!
Красновласая тани замерла с рукой, протянутой к полке, на которой рядом с книгами у меня лежала духовая трубка.
– Не трогайте дротики, тани, пожалуйста.
Она покорно убрала руку.
– Они отравлены?
– В каком-то смысле. – Я смог войти в кабинет, чувствуя, как сердце продолжает колотиться. – Эту вещь привез мне из дальнего путешествия один мой знакомый. Доракия, знаете, где это?
– Нет, мой тан, – неуверенно сказала она, – впервые слышу.
– Доракия – одна из многочисленных колоний Мескии на раскаленном южном континенте Ньюмбани. Да, у империи там огромные владения, даже в сравнении со всеми остальными державами Севера. Но даже мы мало знаем о непокорных народах, живущих в глубине земель, которые мы так самонадеянно провозглашаем своими! И в тех диких землях живут совершенно дикие разумные существа. Эти дротики оттуда. Тот, кто привез их, сказал мне, что на кончиках этих дротиков дремлют злые духи. Лоа. Они дремлют в ожидании крови, и как только они ее испробуют, то замучают страшным образом того, чья кровь их пробудила. Это магия диких шаманов, заклинателей духов, птиц и зверей.
Она, внимательно дослушав мои разглагольствования, обернулась и бросила на сувенир новый взгляд.
– Это правда? Про духов?
– Я не знаю. Но я знаю, что не хочу знать.
– Мне не верится.
– Почему? Вы разве не догадываетесь, на что способен настоящий маг?
Она нахмурилась:
– Сказать по чести, я нет, тан л’Мориа. А вы?
– Я обязан знать такие вещи. Магия может стать орудием преступления, а это сфера моих интересов. Но есть и другая магия. Когда я служил в Малдизе, я и не такое видел… – И тут я резко себя оборвал. Мне стало стыдно, ведь подобно какому-то полоумному старику, я чуть не начал рассказывать об ужасах войны! И кому! Прелестной тани, которую я даже не знаю! Что же мне рассказать ей? Как боевые маги Мескии превращают вражеские роты в лужи кипящего мясного бульона? Это, по меньшей мере, поступок, достойный идиота. – Тани, а что вы делаете в моем кабинете?
– Простите, тан, но мне никто не говорил, что в доме есть комнаты, закрытые для посещения.
Не знаю, случайно ли она выбрала именно эту фразу, чтобы «хлестнуть меня стеком по лицу».
– Разумеется, это не так! Весь дом в вашем распоряжении, но некоторые комнаты, как эта, например, наполнены всевозможными опасными вещами. Для вашего блага и вашей безопасности было бы лучше…
– Добрый тан, зачем же вам столько опасных вещей?
Она осмотрела стены, полки, стеллажи, заполненные диковинками с разных частей света. Вполне понятными кинжалами, ножами, револьверами, старыми однозарядными револьверами и вещами, совершенно безобидными на вид: духовой трубкой, похожей на флейту, шкатулкой со спрятанной отравленной иглой, перстнями, перьями для письма, очками в странной оправе, брошками, запонками и так далее. Все эти вещи были созданы для скрытого убийства, и я находил в них особую прелесть. К своему удивлению, я не ощутил в ней ни страха, ни отвращения, лишь любопытство.
– Кто-то коллекционирует породистых лошадей, кто-то, простите за пошлость, породистых женщин, кому-то нравятся картины, а кому-то музыкальные инструменты. Что до меня, то лошадям я не мил, как и большинству женщин, которым плачу взаимностью. Смычок рвется из пальцев, клавиши меняются местами, стоит мне только сесть за клавесин… У каждого должно быть увлечение. Мое – вот здесь.
– Я просто осматривалась, – наконец сказала она. – Простите, если нарушила приватность. Больше такого не повторится. Вы гостеприимный хозяин, и непростительно с моей стороны вашим гостеприимством злоупотреблять.
Я машинально поправил на носу очки, посмотрел на свой стол и подумал, что если заставлю Луи ждать еще дольше, то это будет чревато. Когда он беспокоится, его потряхивает, и в еду сыплется больше соли, муки, перца и сахара, чем требуется.
Себастина заранее приказала накрыть ужин в большой трапезной. Луи расстарался, сверкнул своим кулинарным искусством. Готовя для меня, он не может достаточно широко развернуться, потому что я прихотлив в еде. Говоря иначе, я настоящий кошмар для повара, чьи деликатесы становятся кошмарами для меня.
– Тани, позвольте спросить вас. – Я воспользовался перерывом во время смены блюд, – Как обстоит дело с вашей памятью? Вы что-нибудь вспомнили?
Она помедлила секунду и качнула головой. При этом на ее переносице появились милые морщинки.
– Можете не отвечать.
– Я действительно ничего не вспомнила, тан л’Мориа. Простите.
– Исходя из некоторых медицинских трудов, которые мне довелось изучить, нам не следует ждать изменений немедленно. Однако и запускать это не стоит. Я имею в виду…
– Почему вы улыбаетесь, тан л’Мориа? – спросила она, смущаясь.
– Должен просить прощения за эту вольность. Понимаете, ваше появление в любом другом доме Старкрара, несомненно, вызвало бы огромный ажиотаж. Это естественно, ведь вы тани – носительница благороднейшей крови, потерянная, лишенная памяти посреди столицы Мескии. Вас бы не оставляли ни на секунду легионы личных горничных и благоговеющие хозяева, вам бы пришлось принимать лучших докторов и целителей, которые пытались бы исправить положение с вашей памятью. Но Луна распорядилась так, что вы попали в дом, где по моей вине будто изолированы. В этом доме тайны и загадки также обыденны, как пятичасовой чай. Мне очень стыдно, что, выбирая между заботой о вас и государственной службой, я посмел выбрать второе…
– В таком случае я очень рада, что из всех домов Старкрара я оказалась в вашем, тан л’Мориа, – сказала она уверенно. – Я чувствую себя здесь в полной безопасности и, сказать по правде, не желаю встречаться с незнакомыми людьми. Наверное, это прозвучало странно?
– Прекрасная незнакомка у меня в гостях – само по себе странное событие, тани. Но я обещаю, что обязательно урву время и займусь вопросом выяснения вашей личности. Все отделы Скоальт-Ярда и Ночная Стража уже работают над этим. Посему, уверяю вас, тани, если вы родились не на днях, то мы узнаем, кто вы. А пока что я мучим совестью оттого, что не принимаю непосредственного участия в этом вопросе…
– Графиня л’Мориа заверила меня, что вы все исправите, она не сомневается в вас. К тому же я гощу здесь так недолго, что может выясниться за столь… Я что-то не так сказала?
Испуг, смущение, раскаяние.
– Нет-нет, тани, что вы! Просто я еще не был осведомлен, что моя дорогая двоюродная бабушка оказала честь и прибыла сегодня, пока меня не было.
Я скосил взгляд на Себастину, которая притворилась статуей, но спрашивать ничего не стал. Если спрошу сейчас, то она просто извинится за свою «некомпетентность». А если бы рядом не было очаровательной незнакомки, горничная ответила бы, что не хотела портить аппетит. Графиня л’Мориа была в моем доме, пока я отсутствовал, одна эта мысль вызывала мурашки по всему телу.
– Значит, она, моя дорогая бабушка, приехала навестить меня?
– Нет, тан л’Мориа, она сказала, что приехала увидеться со мной. По ее словам уже вся столица знает о том, что… Мне право неловко. Я привлекла к вашему дому ненужное внимание.
Да, как уже было сказано, если бы это был любой другой дом, то он бы уже ломился от обилия посетителей, желающих взглянуть на новую серебряную звездочку. Но это мой дом, дом Бриана л’Мориа, верховного дознавателя, дом носителя проклятой крови и тэнкриса со скверной репутацией. А еще буквально в нескольких минутах ходьбы от моего порога высятся врата в Квартал Теней. Все это в сумме спасло меня от посетителей, но долго ли продлится эффект? Старая кобра приползла первой, разведать обстановку, она меня не боится, она старшая родственница и может являться ко мне в любую минуту, я не имею права отказывать или перечить. А еще она великая интриганка, имеющая и вес при дворе, и влияние, и настоящую власть.
– Наверняка моя добрая бабушка предлагала вам переехать в ее дворец, тани?
– О, она была столь мила, что даже настаивала! – округлила огромные серебряные глаза безымянная красавица. – Это милейшая тани, которую я когда-либо встречала! Признаться, я была одновременно восхищена и обескуражена ее заботой, но отстоять свое решение смогла!
– Это на нее похоже.
– Она сказала, что представит меня Императору!
– И это она может.
– Неужели тани л’Мориа знакома с самим Императором? Я не знаю, кто он, но уверена, что это великий чело…
– Тэнкрис.
– Тэнкрис! То есть я, конечно, не подумала, что она мне лгала, но все же до конца не верилось…
– Так получилось, что род л’Мориа состоит в очень далеком, но прочном родстве с правящей династией. Как и все благородные дома: л’Калипса, л’Зорназа. Все в разной мере. Графиня не имеет на его величество прямого влияния, но он относится к ней как к доброй сестрице. – Да, а еще Алфина л’Мориа состоит в пятерке сильнейших магов Мескии и, как и положено истинной л’Мориа, верно служит опорой трона. Ее слово очень много весит, и к ней прислушивается даже монарх.
– Вот как? Весьма впечатляющее резюме! Тани л’Мориа попросила меня обращаться к ней по любому поводу и выразила надежду, что завтра вы будете дома, когда она снова приедет навестить меня.
Старая кобра повадилась ходить ко мне в гости ежедневно. Это ужасная новость! Настолько ужасная, что мне больно о ней думать… Мы по обоюдному согласию постарались сократить количество и продолжительность наших встреч до абсолютного минимума, но если она увидела достойную причину для незваных визитов, то не пожалеет ни меня, ни себя. Одно могу утверждать точно, завтра, когда ее светлость заявится, меня в доме не будет!
– …и я выбрала имя.
– Имя? Какое имя? Ах имя!
– Да, мой тан, я пролистала книгу, которую вы мне дали, и выбрала имя, которое хотела бы использовать. – Она сделала небольшую паузу, придавая моменту капельку торжественности. – Пока что я буду Аноис с вашего дозволения.
– Аноис. – Я попробовал имя на вкус. – Аноис.
– Вам не нравится?
– Что вы, имя очаровательно, под стать вам! Острое, загадочное, легкое, в то же время милое, ласкающее слух. Аноис. Просто мне подумалось, что это имя для человеческой леди, не для тани.
– А разве есть разница? – Ее ресницы удивленно дрогнули.
– Вообще-то есть, милая тани. Видите ли, тэнкрис получает имя не при рождении, а в присутствии всех членов семьи в возрасте шести месяцев. Каждый тэнкрис получает одно имя и на всю жизнь, мы не вправе менять имена или представляться чужими. Никогда и ни при каких условиях. Можно не называть свое имя, но называть чужого нельзя. В то же время у каждого тэнкриса есть и второе имя. Уменьшительное, оно происходит от первого. Полное имя для внешнего круга – всего мира, короткое для внутреннего круга – семьи и близких друзей. Применение короткого имени персоной из внешнего круга это страшное оскорбление. Таким образом, все имена тэнкрисов должны хорошо сокращаться. Я Бри, мой друг Инчиваль – Инч, бабушка Алфина – Алфи, мою покойную матушку Монрай близкие звали Мон, и так далее. Аноис слишком коротко и не сокращается, однако, если это ваш честный выбор, то это правильный выбор.
– Думаю, что у меня не будет внутреннего круга в ближайшее время.
– А потом измените имя?
– Что мешает мне так поступить?
– Вы – тэнкрис, вы можете делать все, что захотите, тани.
После ужина я пожелал ей спокойной ночи и попросил Мелинду проводить тани в спальню.
– Старая кобра приползала сегодня, а ты мне не сказала.
– Вы не спрашивали о старых кобрах, хозяин. О ее светлости я бы сообщила вам после ужина.