Дети Силаны. Паук из Башни Крымов Илья

– Власть – иллюзия, и мы, тэнкрисы, держим ее лишь потому, что заставили остальных верить – она у нас есть. Как только иллюзия развеется, к нам нагрянет революция.

– Вы заговариваетесь!

– Довольно меня перебивать! Пока его величество сам меня не прервал или не передал вам слово, извольте заткнуться, тан верховный обвинитель, иначе я удалю вас из зала!

Эмоциональный фон резко изменился. Тэнкрисы реагируют на агрессию не так, как другие виды, нас она воодушевляет. Проявление силы принимается с одобрением, и одобрение собравшихся внезапно оказалось на моей стороне, хоть и временно.

– Конечно, мы можем уничтожить их! Мы так делали много веков назад. Уничтожали всех, кто смел идти против нас, кто не принимал нашей воли, мы, владетельные сеньоры, феодалы четырех королевств. Но те времена в прошлом, мы правители новой эры, которые, руководствуясь мудростью, проявляют терпение к младшим видам. Вы можете принимать это, можете не принимать, но положение таково, что, если мы будем уничтожать каждого, кто нас не устроит, нам некем будет править!

Я сделал паузу, переводя дух и приводя мысли в порядок.

– Мы старшие и мы обязаны направлять младших. Мы должны являть образец хладнокровия и выдержки, чтобы они не заметили наших тревог, иначе сами впадут в панику. А нам это не нужно, особенно сейчас. Парад на носу, праздник. Близится середина зимы, еще один праздник. Мы должны обеспечить народ иллюзией покоя, хоть как-то сгладить все то, что столице пришлось пережить за последние седмицы, отвлечь. И пока горожане будут смотреть в сторону, мы будем искать! Тихо и незаметно. А когда найдем, нанесем удар. Традиционно власть в Мескии зиждилась на авторитете, поэтому и слуги закона не носили с собой иного оружия, кроме дубинок. Так будет и впредь. Таково мое мнение, ваше величество.

Император вдумчиво кивнул и перевел взгляд на заграничных танов:

– Таны из Орст-Малдской торговой компании имеют немалый опыт в работе с беспорядками и восстаниями. Каково ваше мнение?

– От имени всей компании рискну высказаться в пользу тана л’Зорназа. Опыт показывает, что быстрые и жесткие меры всегда себя оправдывают, – ответил за всех л’Балог.

– Понимаю. Дорогая Алфина?

– У КГМ нет своего мнения на этот счет, ваше величество, мы лишь ждем указаний и станем действовать в соответствии с ними.

– Хм. Может быть, ты, юный Ганцарос, имеешь, что нам сказать?

– С вашего позволения. Ваше величество, мне сильно импонируют идеи тана л’Зорназа, я бы и сам так поступил, однако с моим кузеном мне довелось не раз пройти через битву, и, скажу вам искренне, он редко допускает ошибки. Практически никогда.

– Мы успели в этом убедиться. Мальчик л’Мориа, делай, как считаешь нужным. К параду столица должна быть полностью безопасна, а в идеале малдизец должен быть вздернут у всех на виду в качестве особого развлечения. Сейчас я покину вас, но мои сыновья останутся. Они должны набираться опыта.

Следующие два часа я составлял планы новых патрульных маршрутов, формировал поисковые группы и старался все подготовить так, чтобы порученные мне новые подразделения не мешали работать моим агентам. О том, чтобы новые люди смогли работать так же эффективно, как опытные агенты Ночной Стражи, и речи быть не могло, они бы просто уничтожили мою сеть информаторов, распугали бы мелочовку и на годы бы обрубили связи с верхушкой преступного мира!

Закончив совещание, я отпустил собравшихся и сам поспешил покинуть дворец. Ночь приближалась. Спустившись в холл, я увидел в стороне от парадного входа своего кузена. Он очень мило беседовал с Карнифаром л’Файенфасом, за спиной которого возвышались мрачные фигуры двоих хинопсов. Я остановился и прикоснулся к Голосу, рассматривая радость, интерес Ганцароса и… какие-то непонятные эмоции старшего брата л’Файенфаса. Нет, они ничем не скрыты, все на виду, но клянусь головой, с чувствами этого странного тана творится нечто совершенно непонятное, какая-то мешанина из эмоциональных всполохов, перетекающих один в другой.

Пока я следил за их беседой, один из хинопсов повернул голову, и я встретился взглядом с темными провалами глазных прорезей его маски. Никаких эмоций, никаких чувств, одна сплошная пустота.

– Многое бы отдал, чтобы узнать, о чем они говорят.

– Приезд кузена обеспокоил вас, хозяин?

– Ошарашил. Я думал, он пробудет на фронтах до конца жизни, пока не уляжется в гроб либо пока не перебьет всех врагов Мескии. Поторопимся, не хочу опаздывать к ужину.

Ужин стоил того, чтобы на него не опаздывать. Луи приготовил превосходный жюльен с грибами, запеченные каштаны, баранину по-орнольски, утку в вине, сырное печенье, салат «Либерта», красную говядину с пряностями, пирог с заварным ванильным кремом, яблочный торт и горячие хрустящие вафельные трубочки с янтарным абрикосово-лимонным, горьковатым наполнением, тоже горячим.

В середине ужина Аноис обратила внимание Инча на то, что я якобы ушел в себя. Наверное, надо было принимать более активное участие в их беседе.

– Выкладывай.

– Прости?

– Выкладывай, Бри. Тани права, ты не с нами. Давай-давай, выкладывай, что там у тебя на душе, иначе мы с Аноис устроим голодовку! Правда, милая тани?

– Да-да! – горячо подтвердила она, аккуратно разрезая кусок говядины.

– Мы ждем.

– Л’Зорназа пытается протащить на суд Императора проект создания специальной группы, которая будет занята розыском Зинкара. Зная его, можно предположить, что эта группа будет вооружена и, наделенная экстренными полномочиями, начнет пускать в ход оружие.

– Хочет заполучить еще немного власти, шельма! Ох, искренне прошу простить меня!

Аноис улыбнулась и покачала головой.

– Дай угадаю, возглавлять эту группу с невероятными полномочиями обвинитель желает сам?

– Вот тут ты промазал. Стальной Ганц прибыл в город.

Инч поперхнулся вином и громко закашлялся:

– Когда?!

– Точно не знаю. Но думаю, он был вместе с людьми Стаббса. Я видел, как «Беспощадный Марк» прибыл в столицу, выгрузил на вокзале КГМ солдат-героев и убрался к хинопсам. Думаю, Стальной Ганц тоже был с ними.

– Таны, простите, но кто такие эти Ганц и Марк? – встревоженно спросила Аноис, заглядывая то мне в глаза, то Инчу.

– «Беспощадный Марк», Аноис, это бронелокус, огромная военная машина, работающая на пару, обвешанная броней и ощетинившаяся пушками. Он может быть использован как оружие, но обычно просто перевозит солдат из одной части страны в другую.

– А Стальной Ганц – это двоюродный брат Бри по линии матери, он…

– Инч, не за столом.

– Ты прав, прости. Давайте же вернемся к ужину, а страшилки оставим на потом!

Окончив трапезу, мы удалились в библиотеку, прихватив бутылочку кьянти и пару бокалов. Не успели устроиться в креслах и подбросить дрова в камин, как к нам присоединилась Аноис.

– Вы же не собирались начать беседу, а потом оставить меня в неведении! Знаете, Бриан, мои интересы не ограничиваются беседами с дамами за чаем!

– У вас уже глаза слипаются.

– Ну, глаза у меня действительно сильно устают, но сна ни в одном нет! Честно-честно!

– Занимайте кресло, милая тани, и берите бокал! – улыбнулся Инч.

– У меня нет бокала.

– Тани нужен бокал? – появилась Себастина с подносом, на котором стоял один-единственный бокал.

– Что ж, Себастина, ты тоже останься, будешь прислуживать.

– Слушаюсь, хозяин.

Мы заняли кресла перед камином, и некоторое время просто дегустировали изумительное легкое вино, и даже впустую рассуждали о том, кто и где будет отмечать праздник конца года – Йоль.

– Стальной Ганц, милые таны, – напомнила нам повестку нашего вечернего заседания красновласая красавица, – он заинтриговал меня!

Мы переглянулись.

– Ты? – спросил я.

– Ни за что! Я еще не до конца выздоровел, что подвергать здоровье такому риску и говорить о нем!

– А я сегодня сам с ним говорил, думаешь, эта встреча была полна радости?

– Не знаю, он всегда любил тебя как родного!

– Преувеличение.

– А меня ненавидел! От одного его имени изжога…

– Изжога от слишком обильной и жирной трапезы.

– Попрекаешь куском хлеба в собственном доме! Что ты за хозяин такой?!

– Милые таны, я прекрасно понимаю, что вы просто оттягиваете неприятный разговор. Ради Силаны, если вы так боитесь его имени, я не стану…

– Кто боится?! – воскликнул Инчиваль, гневно раздувая ноздри.

– Видно, придется мне.

– Как скажешь, – улыбнулся этот клоун и спокойно уставился в камин.

Я поставил недопитый бокал на столик.

– Ганцарос л’Мориа, – сказал я, – мой кузен, старший из пятерых детей старшего брата моей матери, Криптуса л’Мориа. Кузен немного старше меня, незначительно раньше окончил обучение, чуть раньше отправился на войну, но когда я стал частью «Сангуашлосс», он уже был майором пехоты и командовал ротой числом в семьдесят опытных головорезов, хотя сам был, по сути, еще зеленым юнцом. Все заслуженно, никаких послаблений по знатности рода. Знаете, дивизии «Сангуашлосс» всегда имели особую репутацию в колониальных военных корпусах. Плохую. Мы проявляли особую жестокость к врагам и устраивали показательные казни. Не силой, но страхом, так сказать.

– Отлично сказано, кстати, – хмыкнул Инчиваль.

– Спасибо. Где я был?

– Действуя на устрашение, мы приобрели плохую репутацию.

– Не столько мы, сколько наши предшественники! Наша дивизия была четырнадцатой по счету, а помимо нее действуют еще три. Так вот, даже внутри «Сангуашлосс», которых считают опасными, не знающими пределов жестокости убийцами, да простит меня Силана, есть те, кого и внутри считают опасными, не знающими пределов жестокости убийцами.

– Опустошители, – проговорил Инч без обычной легкости в голосе.

– Опустошители, отряды зачистки. Внутри «Сангуашлосс» именно они заняты показательными казнями и прочими, еще менее лицеприятными делами. Утяжеленная броня и оружие, мало пригодное в бою, огнеметы, тесаки…

– Газовые бомбы, противогазы, черные ленты на шлемах и рукавах.

– И это тоже. Они использовали ловушки и оружие массового поражения. Первые, кто испробовал иприт в бою, отсюда и дыхательные маски.

– Пока что я не понимаю…

– Ганцарос поднялся до звания полуполковника и занял место командира всех отделений Опустошителей в дивизии. На этом его восхождение по карьерной лестнице остановилось. К тому времени, как я стал полковником, он уже трижды отказывался от повышения. Моему кузену нравилось то, чем он занимался. Можно сказать, что он нашел свое призвание. Так получилось, милая Аноис, что Ганцарос воплощает все, за что боятся нас иные виды, – он хищник. В среде сородичей спокоен и лоялен, но все иные для него – добыча. Ганцарос умел и любил пытать языков, никогда не забуду вида продольных шрамов на руках его жертв. Он всегда проявлял хладнокровную и целеустремленную жестокость. Его боялись. Но он тэнкрис, и его врожденное обаяние, его харизма захватывали окружающих. Таких лидеров боятся до ужаса и безгранично боготворят, прощают им любые зверства, а потом, уже после их ухода, поминают словно святых… «Любимые тираны», так, кажется, назвал их Маквинзэ в своем труде о власти. Однако я видел внутренний мир Стального Ганца, он тот же Антонис Варзов, помноженный на силу и жестокость высшего вида.

– Антонис Варзов – это убийца, – пояснил Инч. – А Стальной Ганц – чудовище. Палач, а не солдат. Знаете, милая тани Аноис, это чудовище очень хорошо относится к Бри. Просто-таки единственная родственная душа! А вот меня он не любил. Очень.

Я взял бокал, чтобы смочить горло.

– Все это, конечно, весьма пугающе, что вы мне рассказали. Но только одного не поняла, почему стальной?

– О, это из-за его Голоса. Сильнейшие защитные свойства, покрывает тело неразрушимым металлическим панцирем или стальной пленкой, достаточно гибкой, чтобы двигаться, но неправдоподобно прочной. Я видел, как он принял орудийный выстрел в грудь, пролетел, кувыркаясь двадцать метров, потом поднялся, подобрал саблю и возглавил захват батареи, – припомнил я.

– А я видел, как он свернул шею малдизскому магу. Тот поливал его сплошным потоком огня, от температуры которого и камень бы потек, но Ганц продолжал переть вперед, только раскаляясь, но когда добрался до врага, хрусть! По-моему, его силы тоже возрастают.

– Вы не очень рады приезду кузена, Бриан. Хотя он был добр к вам. Я слышала, что семья вас не любила, простите, если позволяю себе затрагивать…

– Нисколько. С годами стоны о том, что я не был любим родственником, стали своего рода дурной привычкой. Или романтичной частью темного ореола. В любом случае, это глупо и унизительно и от этого надо избавляться. Если говорить прямо, то вся моя семья с удовольствием пришла бы на оплаченные ею же роскошные похороны, чтобы лишь увидеть меня в гробу. Исключения – это мой дядя Криптус и его старший сын Ганцарос. Первый презирает меня, но пока я держусь поодаль от семьи, я его не беспокою. Второй на удивление дружелюбен, причины чего мне интуитивно понятны. И противны.

– Простите?

– В понимании остальных сородичей я чудовище, Аноис. Ну, более надуманное чудовище, нежели настоящее. Они постоянно сплетничают обо мне, приписывают мне всякие жуткие и гадкие занятия. А Ганцарос в то же время достаточно умен, чтобы понимать свое отличие от всех остальных тэнкрисов, он знает, что он и сам монстр даже на фоне такой родни, не стыдится этого и, возможно, ищет дружбы у другого такого же монстра, коим считает меня.

– Мясник мясника… – начал было Инчиваль.

– На прилавке разложил, знаю, слышал.

– Не подумайте, милая тани Аноис, что мы, два взрослых тана, вдруг перепугались появления одного неприятного тана из нашего военного прошлого. Дело во времени и скорости, не так ли?

– Так. – Я прикрыл глаза, делая вычисления, вспоминая все города на пути следования Трансмескийской железнодорожной магистрали. Средний локус двигается со скоростью двести пятьдесят километров в час, но на бронелокусах стоят более мощные паровые двигатели с дикими душами, которые, даже при дополнительной нагрузке в виде бронит[16], пушек, боезапаса, развивают скорость до четырехсот километров. Сухой путь от Старкрара до восточных границ империи при скорости четыреста километров в час с вычетом всех остановок занимает приблизительно две с лишним седмицы. При этом локус движется и днем и ночью. Потом от трех до пяти дней по территориям других государств, по нашим владениям вне метрополии. Там пути хуже в качестве, они извилисты, местами нуждаются в ремонте…

– Без малого месяц, в общем.

– То есть, – на лбу Аноис проступили едва заметные морщинки, – если ваш кузен приехал вместе с солдатами колониальной армии, он должен был покинуть Малдиз до того, как начались все эти происшествия. И прибыл он по приглашению тана л’Зорназа. А они были знакомы?

– Были представлены, насколько мне известно, – сказал я, – но их никогда не связывали никакие общие дела или интересы.

– Значит, просто пригласить вашего кузена в гости он не мог.

Инчиваль хохотнул:

– Нет, никак.

– И это ставит перед вами, Бриан, вопрос, знал ли Огарэн л’Зорназа о том, что вскоре произойдет, и о том, что ему понадобится профессиональный… палач, простите, для некоторых целей.

– Тани, не хотите примерить мундир верховного дознавателя?

– У вас есть мундир? Никогда не видела.

– Я его не ношу. Но вы сделали совершенно верные выводы…

– У него еще есть парадный мундир, скоро увидите! – таинственно рассмеялся Инчиваль.

– А что не так с вашим парадным мундиром?

– Его создавала женщина, чрезмерно подверженная настроениям темной романтики, – ответил я кисло. – И больше ни слова об этом.

– Он похож на…

– Я сказал, ни слова, тан л’Файенфас!

– Все, молчу-молчу.

– Вернемся к вопросу тана л’Зорназа, милые таны. Вы намерены расследовать это совпадение?

– Это не совпадение, Аноис. Мысли о предательстве л’Зорназа пока что отложим, существуют способы и более быстрого путешествия, а л'Зорназа слуга Мескии, верный ее защитник. Во всяком случае, так было все то время, что я его знаю.

Мы просидели перед камином еще более часа, за это время Аноис то ли из вежливости, то ли с искренним интересом расспрашивала меня об образцах скрытого оружия, которые я имел в своей коллекции, а также о том, как пользоваться теми или иными видами нестандартного оружия. Я даже подарил ей один раритетный стилет из черной стали с рукояткой из красного дерева. Тонкий клинок этого оружия был полым, а в рукоятке имелся пузырек с ядом, который впрыскивался в жертву при уколе. Таким образом, компактное скрытое оружие женщин и кардиналов, которое легко можно было спрятать в рукаве, представляло удесятеренную смертельную угрозу.

Позже, когда гости моего дома разошлись по своим комнатам, я сел за письменный стол.

– Себастина, ты разобрала сегодняшнюю почту?

– Разумеется, хозяин.

Горничная положила на столешницу две стопки писем, одну скромного размера, другую на удивление пухлую.

– Это письма, ожидаемые и обычные, хозяин. Во вторую стопку я собрала письма от господ, вам не знакомых. Их сегодня на удивление много.

– Наверное, что-то перепутали. После взрыва штаб-квартиры в моем ведомстве полный кавардак, некому даже рассортировывать письма.

Я начал с писем ожидаемых. Отчеты, сводки, уведомления, почти все это прислано из Скоальт-Ярда. В частности, очень интересным оказалось содержимое большого конверта, присланного из университета Калькштейна. Мэтр Мозенхайм провел быструю и старательную исследовательскую работу, собирая крупицы знаний об искусственных существах, известных как гомункулы. Вся полезная информация сошлась к тому, что уничтожить гомункула можно почти так же, как человека – сильными физическими повреждениями. Четвертовать, раздавить, сжечь, однако эти существа устойчивы к ядам и колющим ранениям, так как не чувствуют боли, имеют другие процессы жизнедеятельности и легко заживляют небольшие повреждения на теле.

– Себастина, если мы еще раз встретимся с Кожевенником, не сдерживайся, бей его так, словно он гранитная стена, которую тебе надо проломить.

– Так и сделаю, хозяин.

– Или нашинкуй его мелкими кусками, отруби голову.

– Так и сделаю, хозяин.

Отложив материалы из университета и сонно потерев глаза, я подумал, что письма незнакомцев могут подождать до завтра. Однако любопытство взяло верх. Первый конверт, довольно тяжелый, пришел из отделения Констеблиата некоего города Штруда. Я открыл его и сразу растерял желание спать, так как на стол вывалились две почерневшие инсигнии с гербом Ночной Стражи. На приложенном листке бумаги были следующие строки:

«С прискорбием обязан доложить, что в семь часов утра шестнадцатого дня второго месяца зимы в наше учреждение поступил сигнал от фермера Иоганна Паргэ, в котором указанный подданный сообщал, что обнаружил на своем турнепсовом поле тела двоих неизвестных. Нами были приняты все соответствующие меры, дабы опознать трупы, в чем мы не преуспели, ибо лица их были изрядно обожжены. На телах погибших были обнаружены жетоны, косвенно говорящие об их принадлежности к службе Ночной Стражи. С сим прискорбным известием посылаю жетоны в столичную штаб-квартиру. Прошу прислать указания, что делать с телами, хоронить ли их на местном кладбище или же тоже пересылать в Старкрар? Ждать ли приезда дознавателей?»

И подпись, Жан Самуэль Кобрэ, старший офицер отделения Констеблиата города Штруда.

– Плохие новости, хозяин?

Я не смог ответить ей, потому что посмотрел на высокую стопку нераскрытых писем и меня прошиб холодный липкий пот. Мне вдруг стало так страшно, как не бывало уже давно, несмотря на череду жутких событий последних седмиц, будто холодная рыбья кровь потекла по венам, лишая воли и силы. Испытывая тихий ужас, я вцепился в подлокотники и вжался в спинку кресла.

– Себастина.

– Хозяин.

– Распечатай следующее письмо.

Она быстро вскрыла конверт, и оттуда выскользнула инсигния. Момент неопределенности прошел, мои худшие страхи подтвердились, и ужас слегка ослаб. Я вырвал письмо из ее рук и быстро прочитал. Затем еще одно, и следующее, и четвертое. В конце концов, на моем столе оказалось тридцать две инсигнии, помятые листки бланков официальных уведомлений и разорванные конверты. Тридцать две инсигнии. Я просмотрел их номера и выудил из своей памяти имена дознавателей, носивших их.

Гарольд Ольмер, человек, Руни Талашар, авиак, Вего Анкельд, люпс, Лоре Данерт, люпс, Демор л’Краза, тэнкрис, Саймон Сарежский, человек, Лоренс Огали, человек, Колин Фишер, человек, Себастьян Ольмес, человек, Джон Лаффар, человек, Кеннет Маккормик, человек, Луир Фарашани, авиак, Жаргос л’Артиа, тэнкрис, Людо Сибельт, люпс, Хагарэн л’Фринзэ, тэнкрис, Хорас Римари, человек, Дадар Джидрай, авиак, Сеймур Квинзо, человек, Анатоль де Лишэ, человек, Шеймус Гарфилд, человек, Гомер Борли, человек, Констанция Лоралифэм, человек, Джон Туризис, человек, Шон Карафел, человек, Генрих Вальц, человек, Акромир Борульда, авиак, Ивар Фолт, человек, Томас Рэнли, человек, Элла Маришак, авиак, Шерог Калиборга, авиак, Лигерин л’Олифра, тэнкрис и Бодуин Кримс, еще один авиак.

– Тридцать два дознавателя за неполную седмицу во всех концах империи, за сотни тысяч километров друг от друга. Почти одновременно, учитывая расстояния. Даже полный идиот поймет, что о совпадении не может идти и речи. На нас открыли сезон охоты, Себастина, а мы не утки или каплуны, мы и сами с зубами, с когтями и острыми клювами… Но нас рвут, как каких-то жалких индюков, раскормленных до тучности, глупых и медлительных.

Я посмотрел на свой стол, на инсигнии, погнутые, обгоревшие, потрескавшиеся, посмотрел и увидел трупы обученных надежных агентов.

– Вальцу повезло меньше многих. Его останки нашли охотники, когда выпотрошили тушу медведя-шатуна, который бродил вокруг одного отдаленного поселения. Если бы они просто содрали шкуру и избавились от туши, мы могли бы и не…

Страшная догадка ударила по голове, левая рука отнялась.

– Кажется, у меня защемление нерва.

– Возможен небольшой инфаркт, хозяин.

– Не в моем возрасте и не с моим здоровьем. Просто помассируй вот здесь.

Рука вернулась в мое полное владение, и я залпом выпил принесенный с кухни стакан с крепким невкусным вином, которое Луи использует в готовке.

– Мы в большой беде, Себастина.

– В большей, чем тогда, когда попали в котел возле Сада Костей, хозяин?

– Похоже на то.

– Понимаю.

– Его нашли в медведе. Понимаешь. А тело Огали вымыла из грота разлившаяся река. На юге снова аномально тепло посреди зимы, на три дня воцарилось солнце, снега начали таять, река Ленн вышла из берегов, затопила один из множества гротов, коими испещрен ее каменистый, обрывистый берег. Ты понимаешь?

– Я не успеваю за вами, хозяин.

– Медведь. Грот. Это случайности, то, чего убийцы не предусмотрели. Даже маги не всегда знают, как поведет себя погода. А зимой посреди леса без обученных псов ты не найдешь берлогу, пока не провалишься в нее. Убийцы не могли предвидеть, что запах крови разбудит зверя посреди спячки и что он набросится на угощение. Так не пугают. Тридцать два трупа для Ночной Стражи – это сильный удар, ведь они не солдаты и не воины, они обученные сыщики, но это удар, который моя организация сможет выдержать, а потом, мобилизовав все резервы, ответить соответственно. Если их только тридцать два. Меня не пытались напугать или предупредить, меня хотели уничтожить. Это истребление, Себастина, и, если я хоть что-то понимаю, мы с тобой до сих пор живы лишь благодаря тому, что невероятно удачливы. Или Силана меня хранит. Правда, в это мне верится слабо. Сколько моих агентов погибло там? Я не знаю, потому что штаб-квартира уничтожена, моя канцелярия сгорела, мои секретари почти все погибли. Себастина, отныне Ночная Стража – это горстка разумных существ, неполных семь десятков, которые разбежались и спрятались в Старкраре, потому что я им приказал. По умолчанию все остальные считаются мертвыми. Таково мое слово.

– Замечательно.

Я вздрогнул, поднялся, и в руке моей уже сжата трость.

– Просто очень замечательно.

Свет ламп притух, тени сгустились вокруг стола так, словно темнота стала материальной лишь на миг, чтобы, отступив, оставить в моем кабинете кого-то в темном плаще с капюшоном. Он приподнял голову, и керосиновая лампа высветила уродливую морду, выпуклые глаза, приплюснутый широкий нос, пасть с такими клыками, что закрытой она быть не может в принципе. Потребовались драгоценные доли секунды, чтобы понять – деревянная маска. Незваный гость не воспользовался замешательством, давая себя рассмотреть.

– Малдизская маска, – проговорил я. – Они всегда казались мне… такими омерзительными. Я уже видел такую.

– Не сомневаюсь, дорогой тан. Мое последнее приобретение.

– Зинкара?

Смешок.

– И Зинкара тоже. Я многолик, у меня много лиц, у меня много рук, много мыслей и голосов. Зинкара – один из ликов.

– При наличии стольких голосов вы ухитряетесь нести псевдозагадочную чушь. Полагаю, это вы ответственны за все, что творилось в столице в последнее время?

– Виновен, – кивнул незваный гость.

– Какова ваша цель?

– А вы еще не поняли?

– Думаю, что понял, но моя догадка столь нелепа, что я не решаюсь высказать ее даже самому себе. Вы задумали уничтожить империю.

– И я иду к воплощению своей задумки, мой друг. Топ-топ – топает малыш. – Он глухо хихикнул. – Даже маленькими шажками можно прийти к великим целям.

– Зачем вам это?

– Я ждал вопроса «как?».

– А вы ответите?

– Нет, конечно! Ведь это испортит весь сюрприз!

– Тогда не имеет смысла. Итак, зачем?

– Месть. Лучшее побуждение в мире.

– Правда? Чем вам насолило целое государство?

– А чем оно насолило Мирэжу Зинкара?

– Вы еще один патриот своей изнасилованной родины?

– Плевать на родину. У нас с господином Зинкара к империи счеты куда более личные, чем какие-то трения между ней и нашими странами.

– Нет ничего более личного, чем семья.

– Вы нравитесь мне все больше и больше. Острый ум, который делает правильные быстрые выводы. Мне есть чем гордиться.

– О вашем праве или бесправии на гордость мы поговорим, когда я начну допрос с пристрастием.

Я вытянул из трости клинок, жалея, что кобура с револьвером не при мне. Себастина уже сжимала в руках мясницкие тесаки, я пропустил момент, когда она взялась за них.

– Нет-нет-нет, – мягко рассмеялся незваный гость. – Ну зачем вы портите нашу первую открытую встречу?

– Открытую встречу в маске.

– Тан л’Мориа… Бриан, я так долго мечтал поговорить с вами!.. Как жаль, что я пришел слишком рано! Дворец еще не горит, голова Императора еще не насажена на ограду, но вот он я… Как жаль… Но у нас с вами будет время, когда я все сделаю. Есть многое, что мы с вами сможем сказать друг другу…

– Почему вы решили, что я позволю вам сделать это? Почему вы решили, что я стану разговаривать с врагом империи иначе, чем потроша его мозг?

– О, ваша принципиальность достойна уважения, но я уверен, вы измените свою позицию, когда я открою вам свои мотивы.

– Откройте их прямо сейчас, кто знает, вдруг я возьму да и перепрыгну на вашу сторону?

Смех. Я попытался рассмотреть его эмоции, но потерпел фиаско, даже дерево было более эмоционально, чем человек в маске. В последнее время от моего Голоса никакого толку.

– Нет, прямо сейчас я не могу, вы еще не готовы. Вы не все помните.

– Что за шутки?

– Шутки с памятью, Бриан. Вот так вот. Можно переписать историю, изменив память народам мира, извратив все постулаты, превратив кровожадных убийц в героев, а освободителей в оккупантов. Но порой историю менять не надо, достаточно исказить память одного разумного существа, чтобы исчезло другое, и тогда никто не узнает, никто не станет искать. Но как быть, если об исчезнувшем забыли не все? Если он был дорог кому-то, кто так просто ничего не оставит? Меския отняла у меня самое дорогое, и я отомщу ей. Всей Мескии разом и каждому, кто причастен к моему горю!

Его речь все больше и больше походила на бред, рождаемый помутненным разумом.

– Я ясно дал вам понять, что в этой войне вам не выиграть. Это я приказал уничтожить всю вашу агентуру, и уж поверьте, трупов гораздо больше, чем тридцать два! На целый курган наберется! Не всех, конечно, удалось достать, кто-то почувствовал неладное, сорвался с места, но то были самые умные, самые хитрые. Они затаятся и не вылезут на свет, пока не решат, что ураган прошел мимо. А вы зарубите себе на носу – в бою со мной вас ждет поражение! Не лезьте! Покиньте Старкрар, спрячьтесь в тихой гавани, отсидитесь, а потом все будет хорошо! Обещаю, вы останетесь живы и даже сможете занять место, подобающее вашему истинному статусу, а не быть жалкой ищейкой на службе белобрысых ублюдков!

– То есть, – я покачал клинком из стороны в стороны, вглядываясь в прорези маски, – ваш ночной визит имеет целью исключительно заботу о моем благополучии? Этим же вы руководствовались, взрывая Скоальт-Ярд, когда я должен был там находиться? Этим же вы руководствовались, пытаясь убить моего друга? А может, эта самая непонятная забота обо мне заставила вас усадить меня в кресло на колесах и натравить на меня чудовище, каких я еще не видел?

– Последние происшествия были случайностью, мой друг. Совпадением.

– Я вам не друг, и, стало быть, первые случайными не были!

– Оправдываясь, я лишь могу признать свою вину в том, что не за всеми своими руками способен уследить. Прошу вас, Бриан, бросьте это все и уходите! Вам не причинят вреда…

– Вы ошибаетесь, сударь, если думаете, – повысил голос я, – что моя собственная безопасность или же моя собственная жизнь являются для меня ценностями архиважными! У меня есть честь! У меня есть долг! Костьми поляжем, долг исполнив лишь! Так говорим мы, л’Мориа!

– Этот девиз не более чем шелуха, которая не имеет к вам никакого отношения, в чем я сегодня случайно, к вящей своей радости, имел возможность убедиться. Вы даже не поняли, да и не могли понять, как вы порадовали мое сердце, Бриан…

– Сдавайтесь, или я это сердце наколю на меч, как на шампур!

– Едва ли. Вы жаждете схватить меня живым, мертвецы бесполезны при процедуре дознания, особенно когда ваш добрый знакомец л’Румар едва жив от полученных ран.

Коварная кобра…

– Чувствую, – сказал он, – наша несвоевременная беседа зашла в тупик. Вы уже подняли клинок, а ваша горничная присела для прыжка. Позволите сделать признание?

– У вас для меня много признаний, мне думается, – ответил я.

– Сейчас только одно. Я пришел в ваш дом сегодня не только для того, чтобы предупредить вас. Я собирался вас еще и обокрасть.

Себастина прыгнула, стремительная и гибкая как огромная хищная кошка, но незваный гость вскинул руку, и в живот моей горничной врезалась шипящая извивающаяся молния, красная, как рассвет после битвы. Себастину отшвырнуло назад. Маг! Маг, побери меня Темнота! Я ошибся с Зинкара, но во всем этом действительно был замешан маг!

Однако вспышка моей радости оказалась скоротечна, потому что следующим магическим ударом отшвырнуло уже меня, мой стол перевернулся и придавил меня к стене, все стекла в помещении вылетели осколками.