Лицо страха Кунц Дин

24

Лестница казалась Конни бесконечной. Когда она пересекала перемежающиеся полосы фиолетовой темноты и тусклого света, ей представлялось, будто она спускалась по длинной дороге в ад, а Мясник выполнял роль ухмыляющегося дьявола, который подгонял ее вниз.

Спертый воздух был холодным. Несмотря на это, она вспотела.

Она понимала, что им следовало бы двигаться быстрее, но их задерживала больная нога Грэхема. В какой-то момент ее захлестнула ярость и злость на него, как на помеху в их спасении. Но злость мгновенно исчезла, оставив чувство вины и удивления. Она подумала, что трудные обстоятельства стали причиной ее негативной реакции по отношению к нему. Почти полностью поглощенная инстинктом самосохранения, она явно оказалась способной на поступки и действия, которые критиковала у других. Интуиция позволила ей понять и оценить страх Грэхема так глубоко, как ей раньше не удавалось. Ведь он не хотел падать с Эвереста и получить травму. И, принимая во внимание тупую боль, от которой он страдал, когда поднимался или спускался более, чем на два лестничных пролета, она должна была признать, что он вел себя в этих условиях прилично.

Спускаясь вслед за ней, Грэхем сказал:

— Ты иди вперед. — Он уже несколько раз повторял ей это. — Ты двигаешься быстрее.

— Я останусь, — ответила она, пытаясь выровнять дыхание.

Их голоса звучали тихо.

Она достигла площадки тридцать первого этажа, подождала его; затем продолжала спуск.

— Я не оставлю тебя одного. У нас двоих... больше шансов против него... больше, чем если бы мы были поодиночке.

— У него пистолет. У нас нет шансов.

Она ничего не ответила, только продолжала спускаться по ступеням.

— Иди, — повторил он, сдерживая дыхание между фразами. — Ты приведешь охранников... как раз, чтобы... не дать ему... убить меня.

— Я думаю, что охранники убиты.

— Что?

Она не хотела говорить это, как будто если она скажет, то это действительно будет так.

— Как еще... он мог пройти... мимо них?

— Записаться в регистрационный журнал. И...

— И оставить свое имя... чтобы его нашли полицейские?

Шагов через двенадцать он произнес:

— Черт!

— Что?

— Ты права.

— Помощи ждать неоткуда, — сказала она. — Только бы выбраться... из здания.

Откуда-то у него появился новый прилив сил в искалеченной ноге. Когда она спустилась на площадку тридцатого этажа, ей не пришлось ждать его, чтобы поддержать.

Минуту спустя резкий звук прогремел внизу, заставив их застыть в кругу света на двадцать девятом этаже.

— Что это?

— Аварийная дверь. Кто-то открыл ее... там, внизу, — ответил Грэхем.

— Он?

— Тсс.

Они замерли, пытаясь уловить малейшее движение внизу.

Конни показалось, что круг света начал сжиматься вокруг нее, быстро превращаясь в крошечную светящуюся точку. Она боялась оказаться слепой и беспомощной, легкой добычей в сплошной темноте. По ее мнению, Мясник имел мистические качества — он мог видеть в темноте.

Их дыхание стало ровным, на лестнице было тихо. Слишком тихо. Неестественно тихо. Наконец Грэхем произнес:

— Кто здесь?

Она вздрогнула от звука его голоса. Человек внизу ответил:

— Полиция, мистер Харрис.

Затаив дыхание, Конни сказала:

— Боллинджер.

Она стояла ближе к внешнему краю ступенек и посмотрела вниз. Мужская рука лежала на перилах четырьмя пролетами ниже в скудном освещении, на две или три ступени выше площадки. Она даже могла видеть рукав его пальто.

— Мистер Харрис, — произнес Боллинджер. Его голос звучал холодно и глухо.

— Что вам надо? — спросил Харрис.

— Она хорошенькая?

— Кто?

— Ваша женщина.

После этого Боллинджер начал подниматься. Не спеша. Уверенно. Шаг за шагом.

Она была больше напугана его медленным, спокойным приближением, чем если бы он мчался за ними. Но, не торопясь, он показывал им, что они в ловушке и у него целая ночь впереди, чтобы поймать их, если он захочет продлить это удовольствие.

«Если бы только у нас был пистолет», — подумала она.

Грэхем взял ее за руку, и они стали подниматься по ступенькам так быстро, как только он мог. Это было нелегко. У нее болели спина и ноги. С каждым шагом Грэхем сильнее стискивал зубы или громко стонал.

Когда они проскочили два этажа, четыре пролета, они остановились передохнуть. Он наклонился, чтобы растереть больную ногу. Она подошла к перилам и выглянула вниз.

Боллинджер находился четырьмя пролетами ниже. Он явно бежал, когда услышал, что они побежали, но сейчас снова остановился. Он наклонился над перилами, его силуэт вырисовывался в тусклом свете, пистолет был у него в правой руке.

— Э, да ты хорошенькая.

Она вскрикнула и отдернулась назад.

Он выстрелил.

Пуля прошла по центру, отрекошетила от перил сверху, ударилась в стену над их головами и отрекошетила еще раз на ступеньки над ними.

Она прижалась к Грэхему, он обнял ее.

— Я мог бы убить тебя, — прокричал ей Боллинджер, — я едва не убил тебя, мое сердечко. Но нам с тобой еще предстоит хорошо повеселиться.

Затем он снова начал подниматься, как раньше. Медленно. Ботинки зловеще скрипели по бетону: скрип... скрип... скрип... Он начал тихонько насвистывать.

— Он не только преследует нас, — сердито произнес Грэхем, — этот сукин сын играет с нами.

— Что мы будем делать?

...скрип... скрип...

— Мы не можем обогнать его.

— Но мы должны.

...скрип... скрип...

Харрис толкнул аварийную дверь. Это был тридцать первый этаж.

— Пошли.

Она не была уверена, что они что-нибудь выиграют, оставив лестницу, но ничего лучшего не приходило ей в голову, и она шагнула из белого света в красный.

...скрип... скрип...

Грэхем закрыл дверь и нагнулся над ней. Складная дверная защелка была прикреплена в правом нижнем углу двери. Он вытянул защелку вниз до пола, и петли двери оказались замкнутыми в этом месте. Его руки тряслись, и казалось, что он не сможет справиться с такой простой задачей.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Он выпрямился:

— Это не сработало бы, если бы задвижкой нельзя было стопорить петли. Но здесь можно. Видишь нижний край двери? Он на дюйм выше уровня пола на той стороне. Когда он попытается открыть дверь, защелка зацепится за нижний край. Она будет держаться так же, как хороший засов.

— Но у него пистолет.

— Не имеет значения. Он не сможет пробить тяжелую металлическую дверь.

Хотя ей было страшно, Конни обнаружила, что у Грэхема появилась уверенность. Может, на короткое время — но он действовал, несмотря на свой страх.

Дверь загремела, когда Боллинджер нажал на ручку со своей стороны. Защелка зацепилась за пол, петли не поворачивались, дверь не открывалась.

— Ему придется подняться этажом выше или спуститься на этаж, — сказал Грэхем, — или добираться до нас по лестнице в другом конце здания. Или воспользоваться лифтом. Это дает нам несколько минут.

Ругаясь, Боллинджер дергал за ручку двери, прилагая всю свою силу. Но дверь не сдвинулась с места.

— Что нам дают эти несколько минут? — спросила Конни.

— Я не знаю.

— Грэхем, мы когда-нибудь сможем выбраться отсюда?

— Вероятно, нет.

25

Доктор Эндрю Эндерби, судмедэксперт, был учтивым, энергичным человеком, чрезвычайно бодрым для своих пятидесяти лет. У него были густые волосы с сединой на висках, ясные карие глаза. Длинный аристократический нос, красивые черты лица. Его прокуренные усы были длинными, но тщательно ухоженными. Он был одет в сшитый на заказ серый костюм, все аксессуары были подобраны со вкусом, что делало неряшливость Предуцки более очевидной.

— Привет, Энди, — сказал Предуцки.

— Номер одиннадцать, — пробормотал Эндерби. — Необычно. Почти как номер пять, семь и восемь. — Когда Эндерби был взволнован, что случалось нечасто, ему не терпелось высказаться. Он иногда начинал говорить очень порывисто. Он указал на кухонный стол и произнес". — Видишь это? Ни масляных пятен. Ни пятен от желе. Ни крошки. Все чертовски опрятно. Очередная подделка.

Технический эксперт вытаскивал кухонные отбросы из мусоропровода под раковиной.

— Почему? — спросил Предуцки. — Почему он имитирует пиршество, когда он не голоден?

— Я знаю почему. Уверен в этом.

— Так скажи мне, — попросил Предуцки.

— Прежде всего, ты знаешь, что я психиатр?

— Ты инспектор-патологоанатом.

— Психиатр тоже.

— Я не знал этого.

— Поступил в медицинскую школу. Прошел курс обучения. Специализировался по отоларингологии. Не смог стать отоларингологом. Ужасный способ зарабатывать на жизнь. В семье были деньги, поэтому я мог бы не работать. Но я пошел обратно в медицинскую школу. Стал психиатром.

— Это, должно быть, интересная работа?

— Завораживающая. Но я не смог работать психиатром, общаться с пациентами.

— Правда?!

— Каждый день в компании неврастеников. Я начал чувствовать, что половину из них следует заключить в сумасшедший дом. Я оставил это поле деятельности. Это было лучше для меня и для пациентов.

— Я бы тоже так сказал.

— Я немного осмотрелся. Двадцать лет назад стал полицейским-патологоанатомом.

— Мертвые не нервничают.

— Нисколечко.

— И у них не бывает инфекций уха, горла, носа.

— Которыми они могли бы заразить меня, — добавил Эндерби. — Конечно, эта работа не приносит много денег. Но я получал деньги сколько мне было нужно. И эта работа как раз по мне. И я думаю, что прекрасно подхожу для этой работы. Мои знания психиатрии дают мне большие преимущества. Интуиция. У меня есть интуиция, чего не имеют другие патологоанатомы. И она дает о себе знать, как, например, сегодня вечером.

— В том, почему Мясник иногда съедает много пищи, а иногда создает видимость обильной еды?

— Да, — произнес Эндерби. Он глубоко вздохнул, затем выдохнул: — Это потому, что их двое.

Предуцки почесал в затылке:

— Шизофрения?

— Нет, нет. Я имею в виду... совершает убийства женщин не один человек. Их двое. — Он улыбнулся с видом победителя.

Предуцки уставился на него.

Эндерби стучал кулаком по своей ладони и говорил:

— Я прав! Я знаю это. Мясник номер один убил первые четыре жертвы. Убийство вызвало у него большой аппетит. Мясник номер два убил пятую женщину. Зарезал ее так же, как делал Мясник номер один. Но он немного чувствительнее, чем первый Мясник, убийство лишило его аппетита, поэтому он создал видимость обеда.

— Зачем ему надо было суетиться и подстраивать это?

— Просто. Он хотел, чтобы не осталось никаких сомнений в том, кто убил ее. Он хотел заставить поверить нас в то, что это был Мясник.

Предуцки неожиданно заметил, как аккуратно завязан галстук у Эндерби. Он смущенно потрогал свой узел:

— Извини меня. Я не совсем понял. Моя вина. Бог его знает. Но, видишь ли, мы никогда не рассказывали в газетах о кухонных сценах. Мы держали это в секрете, чтобы отделить ложные признания от настоящих. Если этот парень, Мясник номер два, хотел подражать настоящему Мяснику, откуда он мог знать о кухне?

— Ты пропустил одну деталь.

— Так, может быть, и так.

— Мясник номер один и Мясник номер два знают друг друга. Они работают сообща.

Изумленный, Предуцки спросил:

— Они друзья? Ты считаешь, что они выходят и убивают, как другие люди выходят поиграть в кегельбан?

— Я бы не так выразился.

— Они убивают женщин, пытаясь представить это как работу одного человека?

— Да.

— Но почему?

— Не знаю. Может быть, они создают комбинированный характер Мясника. Они создают для нас образ убийцы, который в действительности не похож ни на одного из них. Сбивают нас со следа. Страхуют себя.

Предуцки начал расхаживать перед столом, заваленным остатками пищи.

— Два психопата встречаются в баре...

— Не обязательно в баре.

— Они общаются между собой и подписывают пакт об убийстве всех женщин в Манхэттене.

— Не всех, — уточнил Эндерби, — но многих.

— Я извиняюсь. Может быть, я недостаточно умен. Или я не слишком образован. Но, доктор, я не могу принять это на веру, как вы. Я не могу поверить в психопатов, работающих вместе так гладко и эффективно.

— Почему нет? Вспомни ряд убийств в Калифорнии. В семье Мэнсона было несколько психопатов, и все они работали гладко и эффективно, совместно совершив большое количество убийств.

— Они были задержаны, — заметил Предуцки.

— Но не сразу.

26

На тридцать первом этаже «Бовертон билдинг» располагались шесть офисов.

Грэхем и Конни толкнули несколько дверей, но все они были заперты. Они предположили, что другие тоже закрыты.

Однако в главном холле около кабин лифта Конни случайно обнаружила незапертую дверь без таблички. Она открыла ее. Грэхем поискал выключатель, нашел его. Они вошли внутрь.

Комната была небольшая, метра три в длину и два в ширину. Слева — металлическая дверь, выкрашенная в красный цвет; на этой же стороне вдоль стены расставлены швабры, веники и щетки. Справа вдоль стены были расположены металлические полки, полные моющих и чистящих средств.

— Это служебное помещение, — сказал Грэхем.

Конни подошла к красной двери. Она шагнула из комнаты, придерживая за собой дверь. Она была удивлена и взволнована тем, что увидела:

— Грэхем! Эй, посмотри на это.

Он не ответил.

Она шагнула обратно в комнату, повернулась к нему и повторила:

— Грэхем, посмотри.

Он стоял рядом и держал перед собой большие ножницы. Он зажал инструмент в кулаке так, как мужчины держат кинжал. Ножницы мерцали, как полированные самоцветы, острые концы отражали свет.

— Грэхем, — позвала она.

Опустив ножницы, он произнес:

— Я нашел их там на полке. Я могу использовать их как оружие.

— Против пистолета?

— Может быть, нам удастся сделать ловушку.

— Какую ловушку?

— Заманить его в такое место, где я мог бы напасть на него, где у него не хватило бы времени вытащить свой чертов пистолет.

— Например?

Его рука дрожала. Свет играл на ножницах.

— Я не знаю, — произнес он дрожащим голосом.

— Это не сработает, — сказала она. — Кроме того, я нашла выход из здания.

Он поднял глаза:

— Ты?

— Пойдем посмотрим. Тебе не понадобятся ножницы. Оставь их здесь.

— Я посмотрю, — сказал он. — Но я возьму ножницы с собой.

Она боялась, что когда он увидит путь к спасению, то предпочтет встретиться лицом к лицу с Мясником, вооруженный только ножницами. Он проследовал за ней через красную дверь к платформе с огражденным отверстием размером сорок на сто тридцать сантиметров. Лампочка висела наверху, другие лампы располагались на некотором расстоянии внизу, в зияющей пустоте.

Лампы были подвешены на стороне одной из двух лифтовых шахт, которые тянулись от подвала до крыши. Кабины лифтов находились сейчас внизу. Толстые тросы тянулись перед Конни и Грэхемом. На эту сторону и на противоположную стену шахты лифта, от крыши до подвала, выходили двери нечетных этажей, другие двери открывались на другие маленькие платформы. Одна платформа была прямо перед Грэхемом и Конни, и ее вид показывал им всю сомнительность их спасительной соломинки. По обеим сторонам шахты в стены были вделаны металлические ступени: лестницы соединяли двери каждого яруса с другими выходами этого яруса.

Эту систему можно было использовать при чрезвычайных обстоятельствах, чтобы освободить людей из застрявших кабин лифта при пожаре, отключении энергии и других бедствиях.

Маленькая белая лампочка горела перед каждой дверью, без этого вся шахта находилась бы в кромешной темноте.

Когда Конни посмотрела вниз с высоты тридцать первого этажа, лампочки внизу почти слились в один ряд. Дорога вниз была очень длинной.

Его голос задрожал, когда он спросил:

— Это выход?

После некоторого колебания она сказала:

— Мы можем спуститься вниз.

— Нет.

— Мы не можем спускаться по аварийной лестнице, он наблюдает за ней.

— Только не это.

— Но это не будет похоже на спуск с горы!

Его глаза беспокойно забегали.

— Нет.

— У нас будет лестница.

— И мы одолеем тридцать один этаж? — спросил он.

— Пожалуйста, Грэхем, если мы начнем сейчас, мы сможем сделать это. Если он обнаружит, что служебная комната не заперта, даже если увидит эту красную дверь, возможно, он не додумается, что у нас хватит выдержки спуститься вниз по шахте. А если он увидит нас, мы можем уйти с лестницы, выйти из шахты на другом этаже. Мы выиграем много времени.

— Я не могу. — Он вцепился в перила с такой силой, что она бы не удивилась, если бы металл хрустнул под его пальцами.

Расстроенно она спросила:

— Грэхем, что еще мы можем сделать?

Он смотрел в бетонную глубину.

Когда Боллинджер понял, что Грэхем и его женщина заперли аварийную дверь, он пробежал два пролета до тридцатого этажа. Он собирался воспользоваться тем коридором, чтобы добежать до другого конца здания, подняться там на тридцать первый этаж через другую аварийную дверь. Однако на противоположной стороне на серой двери он увидел надпись черными буквами: «Управление Холлоуфилд Ленд» — целый этаж принадлежал одной компании. На этом этаже не было общего коридора. То же самое было на двадцать девятом и двадцать восьмом этажах, которые занимала парфюмерная компания. Он безуспешно попробовал выйти через эти два выхода.

Обеспокоенный тем, что может потерять след своих жертв, он ринулся обратно на двадцать шестой этаж. Там он вышел на аварийную лестницу, оставив кабину лифта открытой.

Когда он открыл дверь аварийного выхода и вошел в холл, он посмотрел на часы: двадцать один час пятнадцать минут. Время бежало очень быстро. Неестественно быстро. Словно земля вращалась быстрее.

По дороге к лифту он искал в кармане ключи убитого охранника. Они зацепились за подкладку. Он резко дернул, чтобы освободить их, они выскользнули из рук и упали на ковер, тихо звякнув.

Он присел, пытаясь нащупать их в темноте, затем вспомнил про фонарик. Но даже с его помощью ему пришлось потратить больше минуты на их поиск. Поднявшись, злой на самого себя, он вдруг подумал, что Харрис и его женщина могли поджидать его здесь. Он убрал фонарик и достал пистолет из кармана. Не двигаясь, он изучал темноту. Если они спрятались здесь, то их силуэты были бы видны в ярком свете у лифта.

Подумав об этом, он вспомнил, что они не могли знать, на каком этаже он оставил лифт. Кроме того, они не успели бы спуститься сюда.

Тридцать первый этаж — другое дело. У них было время подготовить для него ловушку там. Они могут поджидать его в тот момент, когда двери лифта откроются. Только тогда он может быть уязвим.

Но у него был пистолет. Даже если они ждут его с каким-то импровизированным оружием, у них нет шанса взять верх над ним. В кабине лифта он повернул ключом выключатель, посмотрел на часы: 21.19.

Если не будет больше задержек, он сможет убить Харриса и у него останется еще двадцать минут или полчаса на женщину.

Насвистывая, он нажал на кнопку: 31.

27

Технические эксперты достали пищевые отходы из мусоропровода, поместили их в белые пластиковые мешки и вынесли из квартиры.

Предуцки и Эндерби остались на кухне одни.

В фойе старинные часы пробили четверть часа: два мягких перезвона — они отставали на пять минут. Как аккомпанемент ветер мелодично просвистел на карнизе прямо над кухонными окнами.

— Если тебе трудно воспринять мысль о двух сумасшедших, действующих заодно, — сказал Эндерби, — тогда прими во внимание возможность того, что они не являются психопатами в нашем традиционном понимании.