Заклятые супруги. Золотая мгла Эльденберт Марина
– Вас… это заводит? – Я бессильно вцепилась в простыню, когда он погладил чувствительный комочек между ног – легко, подушечками пальцев.
– Что именно?
Вперед – назад. Одуряюще медленно, но так сладко!
– Ваши игры. Все эти… грязные словечки.
– Достаточно того, что они заводят тебя, – Анри коснулся губами виска, снова подаваясь вперед. – А меня заводишь ты, моя сладкая девочка.
От того, как это было сказано – низким, хриплым, дрожащим от желания голосом, мозг сжался до размеров горошины. Движение назад потянуло низ живота сладким спазмом – увы, недостаточным для разрядки. Выносить эту пытку больше не было никаких сил, я застонала в голос, а потом прорычала, вцепившись ногтями в подушку:
– Да сделайте это уже!
– Что – это?
Я перехватила его плывущий взгляд, а пальцы, только что откровенно ласкавшие меня, прошлись по моим губам, заставляя чувствовать вкус моего желания – слегка сладковатый и терпкий. Пусть делает что хочет. Ниже падать все равно уже некуда, а если он продолжит в том же духе, мне грозит помешательство от перенедонаслаждения. Анри наклонился ко мне, почти вплотную, и я прошептала ему в губы:
– Возьмите меня.
О, как полыхнули его глаза – только ради такого нужно было сказать! Вместо ответа он подхватил мои ноги, заставляя повыше подтянуть колени. Д-да-ааа, оно того стоило – хриплый стон и ощущение его длины и силы безумно глубоко. Он ласкал меня везде, я стонала и бесстыдно двигала бедрами, подстраиваясь под резкие, мощные движения. Никогда не думала, что это может быть настолько приятно: сжиматься сильнее, кричать, смешивая свой голос с его хриплым дыханием, содрогаться от пульсации члена и дрожать от затопившего наслаждения – начинающегося от какой-то безумно чувствительной точки внутри, расходящегося по всему телу и накрывающего с головой. Я точно превратилась в тетиву или струну – напряженная, дрожала до тех пор, пока пружина не лопнула и сладкие волны не отступили, принося за собой мягкую истому.
Мокрая как мышь, я стекла на простыни, а точнее в сильные руки мужа. Что бы там вчера ни случилось, он полностью здоров. Браслет на моей руке сиял подобно начищенному до блеска анталу или золотому слитку в солнечных лучах.
– Теперь вы меня отпустите?
– Ты неисправима, – он поцеловал меня в шею. – Отпущу, только сначала примем ванну.
– В вашей ванне либо я и вода, либо я и вы. Или вы собираетесь меня тряпочкой протирать?
Я вывернулась из его рук, села на постели и вызывающе сложила руки на груди. Даже если я буду плавиться в ваших объятиях, для меня это ничего не меняет! Вот только ему на это наплевать! Смотрит на меня и улыбается, довольный, как… как…
«Как мужчина, который только что получил все, что нужно».
Чем я вообще думала, спрашивается? Ведь он же делает все, чтобы меня не отпустить. Если я от него понесу, получить развод будет проблематично, тут даже Винсент мне не союзник. Идиотка, идиотка, идиотка! Нельзя его вообще к себе подпускать, пока Луиза не раздобудет мне зелье. Я с силой выдернула простыню, замоталась в нее и отодвинулась на край постели.
– Можете не рассчитывать на то, что увезете меня в Вэлею, – хмыкнула я. – С приплодом или без, по своей воле я с вами не поеду!
Лицо Анри потемнело. Муж стремительно поднялся, подхватил меня на руки и, как была, в простыне, вынес в коридор. Шагал он тяжело, но достаточно быстро.
– Решили выбросить меня на улицу в таком виде?
На меня метнули свирепый взгляд.
– Лучше молчи.
– Не то что?
– Не будь ты женщиной, я бы тебе объяснил.
– Не будь я женщиной, мы бы с вами не оказались в такой ситуации.
Из его груди вырвалось что-то похожее на рычание, дверь в ванную он толкнул плечом, без труда удерживая меня поперек туловища одной рукой, рывком включил кран, наклонился, чтобы заткнуть сливное отверстие. Перед глазами маячила черно-белая напольная плитка и уголок ванной – действительно крохотной, в ней даже ноги толком не вытянешь. Я пыталась брыкаться, но Анри держал крепко. Мерзавец, гад, негодяй! И ведь даже вслух не выругаешься – сбегутся слуги в количестве целых трех человек! Вместо этого я вцепилась ему в руку так, что из-под ногтей выступила кровь.
– Пустите, – прошипела я еле слышно, – пустите, не то…
Анри разжал руки, и я приземлилась в ванную, подняв тучу брызг. Вода смягчила падение, но она же и впилась в тело иголками – холодная, просто ледяная, заставляя на мгновение лишиться дара речи.
– Остынь.
Сложенные на груди руки и насмешливая улыбка.
Остынь? Остынь! Ах ты…
Я вцепилась в бортик, чтобы не поскользнуться, резко встала. С меня текло, простыня облепила тело. Дрожа то ли от холода, то ли от ярости, я вылезла из ванной, подхватила первое, что попалось мне под руку – тяжелую полупрозрачную мыльницу, разрисованную черно-белыми узорами, и запустила в него. Анри отклонился легко, не меняясь в лице, звук удара о стену напоминал выстрел. Осколки посыпались на пол, а он в два шага преодолел разделяющее нас расстояние. Мне даже отступать было некуда, за мной – бортик ванной. Глаза сверкали обжигающим золотом, пальцы жестко сомкнулись на моем подбородке. Не без удовлетворения я отметила на запястье кровоточащие следы от ногтей.
– За каждую следующую разбитую в этом доме вещь отдуваться будет твой прелестный зад. Надеюсь, ты меня услышала.
Я вспыхнула что маков цвет. Воспоминания обрушились, затопили сознание, растеклись по телу призрачной болью. Я почти почувствовала холод камня под ладонями, пробегающий по спине озноб перед первым ударом. Говорят, к любой боли можно привыкнуть, но дело было не в розгах. Не в дурацком свисте рассеченного воздуха и не в расцветающем на спине ожоге – с помощью магии наказание можно сделать гораздо более изощренным. Унижение, ожидание – стоять перед отцом с обнаженной спиной и думать о том, что тебе предстоит… Иногда я могла стоять так полчаса. Иногда час, в зависимости от его настроения. И отчаяние – я никогда, ни разу за всю свою жизнь не разглядела в глазах отца ни сострадания, ни сожаления. Я была для него экспериментом, чудом, непонятной аномалией, которая по какой-то причине появилась на свет. Поклясться могу, он каждый день задавался вопросом: «Почему?» Почему, если уж силе некромага суждено было проявиться так ярко, это случилось не с Винсентом. Почему, если кому-то суждено было умереть во время родов, это была не я, а мой брат-близнец.
После смерти отца я думала, что такое больше не повторится, но он умудрился оставить мне подарочек. Мужа, который во что бы то ни стало хочет сделать меня своей собственностью, даже если ради этого придется сделать мне детей. Хочет себе маленьких золотых монстров? Таких же, как он сам!
Я сжала кулаки.
– Вы не посмеете тронуть меня и пальцем.
– А ты проверь, – Анри подался вперед – так, что мои стоящие от холода соски прижались к его обнаженной груди. Он подхватил со столика пузырек с солью и вложил мне в ладонь. Я встретила его взгляд и холодно улыбнулась. Меня трясло всю – от пяток до корней волос, но как бы ни было велико искушение грохнуть эту склянку об пол прямо у него перед носом, рука опустилась сама собой.
– Вы мерзавец, – прохрипела я, возвращая соль на место.
– Советую вспоминать об этом всякий раз, когда собираешься показывать характер.
Он резко развернулся и вышел, оставив меня одну. Потянуло сквозняком, я подбежала к двери, с силой захлопнула и прислонилась к ней спиной. Перед глазами плавало окно с плотным непрозрачным стеклом, оставшиеся в живых склянки и крохотная курительница – все они ютились на столике рядом со сложенными стопкой полотенцами. Ванна на массивных чугунных ножках тоже покачивалась вдоль пола, словно невидимый великан двигал ее туда-сюда. Сердце билось о ребра, как птица о прутья клетки: кажется, мы только что перешагнули рубеж, за которым отступать уже некуда.
18
Украшающие арку апельсиновые ленты трепетали, стебельки оранжевых лилий дрожали на ветру. От набегающих туч стремительно темнело. Грэгори Вудворд – невысокий и довольно-таки привлекательный мужчина, если не считать наметившейся лысины, надел невесте кольцо. Дамы восхищенно завздыхали, по саду пронесся шум, напоминающий налет гигантских бабочек, леди Айрин опустила глаза и мило улыбнулась. Ее матушка прикладывала платочек к глазам, а отец сиял: еще бы, барон, а выдал дочь за графа.
У меня это действо не вызывало ни малейшего восторга с самого начала. Особенно учитывая то, что чуть поодаль стоял Альберт. После нашего разговора в гостиной я избавилась от своих надежд, как от старого тряпья, – решительно и безжалостно, но стоило нашим взглядам встретиться, сердце снова сорвалось в галоп. Он смотрел так пристально и внимательно, как никогда раньше. Почему? Разве мы не все обсудили?
– Будущая графиня чем-то похожа на невесту твоего брата.
Холодный голос Анри отрезвил, заставил вернуться в реальность. Гости поздравляли виновников торжества, и мы тоже направились к ним.
– Неужели?
– Присмотрись.
Я последовала его совету: да, леди Айрин рыженькая, но цвет волос не такой яркий, как у Луизы, к тому же она немного пышнее, разве что ямочки на щеках действительно напоминают мою будущую сестру. Ее улыбка тем не менее казалась приклеенной к лицу, положив руку на локоть графа, она кивала подходящим, принимала поздравления, но глаза оставались грустными. Возможно, потому, что жених старше ее лет на двадцать.
– И тоже не в восторге от выбранного отцом супруга.
И об этом уже знает!
Да, у Луизы и Винсента поначалу не заладилось. Она отказалась за него выходить, больше того – сделала это прилюдно и причинила ему боль. В обществе появился лишний повод для сплетен: их имена трепали во всех газетах, он же старательно делал вид, что для него расставание с Луизой не значит ровным счетом ничего. Но я хорошо помню, как он выбирался в лес и пропадал там часами. Только всполохи боевой магии армалов были видны над деревьями. После таких прогулок он возвращался в Мортенхэйм не человеком, а тенью. Я хотела бы забрать эту боль, но Винсент в те месяцы никого к себе не подпускал. Даже меня. И тогда я сделала единственное, что могла, – возненавидела эту своенравную девчонку.
– Находите это забавным?
– Отнюдь. Просто некоторые женщины предпочитают вселенские драмы возможности узнать человека, с которым их свела судьба.
Я хмыкнула и взглянула на него – только инея на губах не хватает для полноты картины. Несмотря на солнечную внешность, внутренний холод Анри – нечто невероятное. Умеет обдать так, точно ты зимой в озеро окунулась.
– Возможно потому, что в Энгерии мнение женщины мало кого волнует.
– Или потому, что в несчастье есть своя особая прелесть.
Я приподняла брови:
– Объяснитесь, милорд.
– Легко. Несчастному человеку прощается все, со счастливого спрос иной.
Мы наконец-то поздравили будущих супругов и отошли. День сегодня выдался ветреный, длинные волосы то и дело прилетали в глаза, приходилось постоянно их убирать. Ничего не поделаешь, Анри настоял, чтобы я не делала высокую прическу, в итоге мы с Мэри соорудили нечто сносное, хотя и слишком миленькое для меня: две пряди обрамляли лицо, еще несколько были подхвачены на затылке заколкой, но остальные свободно струились по плечам и спине.
– Граф. Миледи. – К нам приблизился Альберт.
Времени прошло всего-ничего, раньше мы могли не видеться и того дольше, но сейчас словно минула целая вечность. Я смотрела на него и не могла отвести взгляд. Против беспечной фривольности Анри – неизменная подтянутость и строгий костюм. Я уже почти забыла, что нормальные мужчины носят шейные платки, застегнутые на все пуговицы жилеты, сюртуки и парадные фраки.
– Лорд Фрай.
Если бы голосом можно было резать металл, Анри бы хватило одного короткого слова на самое прочное литье.
– Как вам Лигенбург? Заметил, вы со многими подружились.
– Вы очень наблюдательны.
– Каюсь. То, что вам оказали столь теплый прием, целиком и полностью ваша заслуга.
– Ваша любезность не знает границ.
Учтивый тон, но разговор больше напоминал дуэль. От воображаемых шпаг искры летели в разные стороны, заставляя даже меня чувствовать их обжигающие уколы. Да что с ними такое?
– Господа, прошу всех в дом! – донесся громкий голос лакея. Шуршание платьев, взволнованные голоса дам – вот-вот начнется бал, а после состоится легкий ужин.
– Вы позволите пригласить вашу жену на первый танец?
– Если она того пожелает.
– Миледи?
После той ссоры я буду счастлива избавиться от общества мужа хотя бы на несколько минут.
– Буду рада.
Анри передал мою руку лорду Фраю и направился к дому. Недовольным он не выглядел, равнодушная насмешка в глазах была адресована не кому-то из нас, скорее, миру в целом.
Я смотрела ему вслед, испытывая странную досаду. Ему что, совсем безразлично, что я так легко согласилась танцевать первый танец с другим? С мужчиной, которого он называл прихвостнем Винсента и которого даже записал мне в любовники?
– Что-то случилось? – Альберт внимательно смотрел на меня.
Я покачала головой:
– Просто не выспалась.
Мы направилась в зал: перед глазами замелькали разноцветные шелка, бледно-голубые стены с росписью под самым потолком и начищенный до блеска паркет. Вокруг царило радостное возбуждение, стоило музыке расплескаться по залу, как барон и баронесса Мэрринг открыли бал. Следом за ними в танец влились Грэгори и Айрин, а затем остальные. Пары кружились по залу, а среди них и мы. Анри снова пригласил леди Джейн и был полностью увлечен партнершей. Я то и дело поглядывала в их сторону, но он на нас не смотрел.
– Ваш муж занимательный человек.
Занимательнее некуда. Стоит вспомнить наш разговор в ванной – и внутри все сжимается. Этому занимательному человеку невдомек, что отец не стеснялся воспитывать меня совсем не джентльменскими методами и что шрамов не осталось только благодаря исцеляющей магии армалов. Они сошли не сразу, но сошли – спасибо Винсенту, его терпению и целебным узорам. Вот только если с кожи шрамы можно свести, то с сердца уже не получится. Я до боли закусила губу.
– Леди Тереза?
Альберт вел уверенно, но безо всяких притязаний и навязчивой близости. Сколько лет я мечтала о таком танце? С тех пор, как впервые его увидела, пожалуй. И что – вот я, вот лорд Фрай, вот вальс, но вместо удовольствия – пшик. Зачем я вообще согласилась? Все было кончено в Зеленой гостиной Мортенхэйма, оправдываться за свою резкость я все равно не стану. К счастью, сразу ни одно письмо не сложилось, а теперь тот дурацкий порыв миновал.
– Мне стоит извиниться за то, что произошло.
Я удивленно взглянула на него.
– Я должен был сказать вам раньше.
– Ничего вы мне не должны. Давайте забудем. – Ну и о чем говорить дальше? Я выдала первое, что пришло в голову: – Лучше расскажите о своей жене. Какая она?
– Чудесная, – взгляд его снова стал отстраненным, по губам скользнула привычная быстрая улыбка. – Светлая, добрая. Удивительно терпеливая.
Легкий укол ревности, от которой я поспешно отмахнулась. Между нами ничего нет и быть не может.
– Вы правы, она достойна лучшего.
– Я такого не говорила.
– И все-таки. Вы бы согласились день за днем проводить в одиночестве, не имея возможности даже показаться с мужем на людях?
Временами судьба преподносит удивительные сюрпризы. Меньше всего мне хотелось танцевать на балах, изображать любезность и общаться с теми, до кого мне нет никакого дела. Уединенная жизнь с Альбертом вдали от светской суеты представлялась настоящим раем. Случись пребывать в безвестности – так что с того? Главное, он был бы рядом. Если эта женщина не способна оценить свое счастье, она просто глупа.
– Она меня ни разу не упрекнула, но иногда я встречаю ее взгляд и начинаю думать, что развод будет лучшим решением. Для нее.
Горечь в словах Альберта слишком живая, чтобы можно было принять ее за желание просто поддержать беседу. Он любит эту женщину, но готов отпустить – несмотря ни на что. Даже если бы это было его единственным достоинством, в моих глазах он стал еще лучше.
– Почему вы доверяете мне, Альберт?
– А вы?
Его рука лежала на моей талии, но он не стремился притянуть меня ближе, как это делал Анри. Меня не пронзало дрожью желания, не хотелось – отчаянно, неудержимо – коснуться его губ. Только пальцы слегка подрагивали в сильной ладони, от напряжения. Случись все иначе, мы и впрямь могли бы быть счастливы.
– Не знаю, просто я верю вам. Всегда верила.
– Вы счастливы рядом с графом?
Я с трудом сдержала смешок.
– Я задаю слишком личные вопросы. Простите.
– Вовсе нет. – Он только что делился со мной самым сокровенным. Не уверена, что даже Винсент знает о том, что Альберт рассказал мне. – Мой муж… между нами нет ничего общего.
Кроме исступленного притяжения, о котором даже вспоминать стыдно.
Мы кружились, кружились, кружились, но я не забывала смотреть в сторону Анри и леди Джейн. Сегодня на ней было легкое абрикосовое платье. Шарф, прикрепленный декоративными булавками с жемчужинами, струился над пышными формами газовым облаком. Ее глупое хихиканье раздражало до зубовного скрежета: почему одни женщины смеются красиво, а другие как недобитые лягушки квакают?
– Он часто оставляет вас одну?
– Целыми днями рядом.
– Вальс вот-вот кончится. Как вы смотрите на то, чтобы продолжить разговор во время второй кантрели?
Кантрель – веселый быстрый танец, со сменой партнеров. Первая будет сейчас, а вторая еще через несколько танцев. Не уверена, что в ее бешеном ритме нам удастся что-нибудь обсудить.
– Буду рада.
– Это я был рад танцевать с вами. – Музыка стихла, Альберт поцеловал мне руку и отвел к Анри, который только что вручил леди Джейн ее матушке. Лорду Фраю он небрежно кивнул, мне же достался жесткий взгляд, который вонзился в сердце точно кардонийский стилет. Можно подумать, это я швырнула его в ледяную воду, а после угрожала расправой.
– Похоже, тебе здесь нравится, – голос мужа непривычно сочился ядом.
– Это вы привезли меня сюда.
– А заодно заставил танцевать с прихвостнем твоего брата.
– Можно подумать, вас это волнует.
Глаза Анри недобро сверкнули.
– Танцуем?
– Танцуем!
Пары выстроились друг за другом, грянула музыка. Мы стремительно шагнули вперед, подчиняясь общему ритму.
– Не смейте называть лорда Фрая прихвостнем, – пришлось понизить голос, чтобы идущие сзади не могли услышать.
– Хорошо, пусть будет ручная пиранья.
– Кто-о-о?!
Мы ушли в сторону, резкий поворот – и возвращение. Если честно, этот танец мне никогда особо не удавался, но Анри двигался так четко и быстро и вел так уверенно, словно всю жизнь только и делал, что танцевал кантрель. Оно и неудивительно, танец-то вэлейский.
– Пираньи – это такие рыбки. За пару минут могут обглодать до скелета.
– Я знаю, кто такая пиранья!
– Конечно, ты же только что с ней танцевала.
Мы вскинули руки, пропуская идущие за нами пары в арку, еще один поворот – и я оказалась в руках хозяина праздника, барона Мэрринга.
– Чудесно выглядите, графиня! – Какая же потная у него ладонь, перчатку выжимать придется!
– Благодарю.
Пары продолжали порхать по залу в сумасшедшем ритме кантрели.
– Вам очень идет это платье.
Платье как платье – одно из тех, что сшила портниха Луизы. Терракотовое, простого покроя, с короткими рукавами-воланами, украшенными тонким золотистым кружевом. Талия подчеркнута широким поясом, но больше ничего лишнего – ни нахлестов, ни присборенных волн. Взгляд Мэрринга по-воровски нырнул в мое неплохо обозначившееся квадратным вырезом декольте, и я от души наступила ему на ногу. Барон скривился, я же сделала большие глаза:
– О, простите! Я такая неловкая.
Среди танцующих справа я заметила и Анри с Камиллой Уитмор: вот уж кто не заморачивается по поводу откровенности нарядов несмотря на возраст! Стараясь унять стремительно поднимающееся раздражение, я вместе с бароном нырнула под вскинутые руки, ушла в сторону и оказалась партнершей графа Уитмора. Интересно, они вообще ни одного бала не пропускают? А вот Альберта среди танцующих нет. Куда он подевался?
Кружение, поворот, арка, поворот. Снова смена партнера. На сей раз передо мной счастливый жених.
– Леди Феро, вам так идет эта прическа! А как вы сияете!
Они что, издеваются?
Я поймала раздосадованный взгляд леди Джейн, а потом она так резко вздернула нос, что только чудом не кувыркнулась назад. Похоже, я действительно неплохо выгляжу, и почему-то сейчас не могу дождаться, пока снова окажусь рядом с Анри. Еще несколько обменов – и круг наконец-то замкнулся: меня вернули ему.
Во время кантрели сложно сплести пальцы, но он все равно умудрился. Мы нырнули в арку вскинутых рук, ушли вправо, и музыка кончилась. Ладони мужа покоились на моей талии, глаза сияли. Сложно смотреть в них и помнить, что перед тобой – враг. Очень сложно, но я не собираюсь ни забывать, ни прощать. На этот раз моей поездкой в Мортенхэйм вы не отделаетесь, милорд. Ну а пока…
– Вальс? – Анри широко улыбнулся.
– Вальс.
19
В экипаже Анри устроился на сиденье напротив и смотрел в окно. Свет фонарей полосками скользил по его лицу, путался в волосах, я же ловила себя на непривычном желании разгадать загадку по имени Анри Феро. Почему отец допустил этот брак, если наши дети обречены на магическое бессилие?
Дабы свернуть мысли в другое русло, я уставилась на запястье, где переливался обручальный браслет. Раньше я его толком и не рассматривала, если уж быть честной, – слишком велико было искушение содрать вместе с кожей. Узор как узор, хотя у армалов преобладали всякого рода плетения и нахлесты, а в этом на тонкую вязь нанизались незаконченные геометрические фигуры с резкими краями.
– Странно.
– Что именно?
– Странное для армалов начертание.
Анри бросил быстрый взгляд на мое запястье, но ничего не сказал.
– Вы знаете, что браки между хэандаме и магами были запрещены?
– Все никак не успокоишься, да? – уголки его губ дернулись в насмешке. Не такой уж безразличной, как мне показалось.
– Просто пытаюсь понять. Отец считал, что магия должна возобладать над наукой. Вот только наш с вами брак не вписывается в его мировоззрение.
Анри оперся ладонями о колени и подался вперед.
– Ты же читала историю, написанную армалами.
Я хмыкнула и сложила руки на груди. Он что, подразумевает, что я могу чего-то не знать? Это невозможно. Во-первых, летописи армалов – те, что дожили до наших дней, это действительно единственное изложение древнейшей истории. Во-вторых, с библиотекой Мортенхэйма может потягаться только Маэлонский Фонд Знаний, насчитывающий около ста миллионов книг. Отец, дед, прадед, а перед ними и другие предки трудноупоминаемой степени родства собирали книги по всему миру, за часть из них выложили такие суммы, на которые можно купить дворец. Конечно, я прочла далеко не все, но при желании разыщу нужные мне сведения.
– Что вы хотите этим сказать?
– В истории хэандаме представлены кровожадными фанатиками, основателями одного из самых жестоких культов.
– И кем же они были на самом деле?
Анри снова откинулся на спинку сиденья.
– Полубогами. Представь себе полностью магический мир, в котором появляется существо, способное остановить любую магию.
Полностью магический мир мне сейчас представлялся с трудом, даже несмотря на то, что в моей жизни магии было значительно больше, чем в жизни многих энгерийских аристократов. Слишком уж много в наши дни всяких научных разработок. Но если задуматься, возразить ему на такое просто нечего.
– Историю пишут победители. В данном случае это были армалы. Вы никогда не прочитаете ни о травле хэандаме, ни о том, кто стоял за созданием культа.
– Это всего лишь ваши домыслы.
– У правды всегда две стороны. Ни в одной книге армалов не напишут, почему браки были запрещены на самом деле.
Все интереснее и интереснее.
– Задолго до начала Новой эпохи на свет появилась девочка. Причудливое сочетание сил родителей – мужчины-хэандаме и женщины-некромага, наделило ее даром, с которым никто раньше не сталкивался. На нее не действовала золотая мгла, каким-то образом она несла в себе магию и поглощение. Потом вся семья загадочным образом исчезла.
Гм. Звучит как фантастика.
– Вы еще и сказочник?
– Отнюдь. У нашей цивилизации своя история. И хотя хэандаме в мире не осталось, остались знания, которые вы так любите. Те, до которых не добрались армалы.
Я вцепилась в обивку сидений и невольно подалась вперед. То, о чем он говорит, – невероятно. Невозможно, чтобы кто-то мог хранить секреты так долго… Или возможно?
– Откуда вы все это знаете?
– Я много путешествовал, – Анри улыбнулся, – встречался с самыми разными людьми в уголках мира, о существовании которых никто даже не подозревает. Книги такого не расскажут, Тереза.
Путешествия. Само слово было для меня чужим, незнакомым, волнительным. Винсент видел и Вэлею, и Маэлонию, и Загорье. Даже в Намийе побывал с дипломатической миссией, вместе с ее величеством. Не говоря уж об Энгерии, которую он объездил всю. Я же помню только – достаточно смутно, какой-то летний домик, шум прибоя и соленые брызги. И матушку, сидящую в шезлонге в легком светлом платье, под огромным зонтом. Ее лицо светится от счастья, я с визгом ношусь по берегу, путаясь в юбках, и никто этого не запрещает. Сколько мне тогда было, не знаю, мы с ней не говорили про тот год. Одно из самых светлых воспоминаний, отзывающееся диким восторгом, свойственным только детям. И незамутненной, беспечной радостью.
– О чем ты думаешь?
С солнечного, пахнущего йодом, свежестью и счастьем побережья я мигом нырнула назад, в полумрак экипажа. Анри пересел ко мне и удивительно мягко привлек к себе – вот почему он так смотрит? Как будто видит насквозь!
– Какая разница, – буркнула я.
– Ты вся сияла.
Я вывернулась из кольца сильных рук и отодвинулась.
– Что вы искали в своих путешествиях?
– Себя. Родители мало что успели мне рассказать.
Он глянул в окно, поверх моего плеча.
– Вы знаете, что стало с той девочкой?
– В таких парах всегда рождались сильные маги, невосприимчивые к силе хэандаме.
– В каких?
– Некромаг и хэандаме.
– Я думала, это был один-единственный случай.
– Нет.
Вот теперь от него повеяло холодом.
Да и мне такое не нравилось от слова совсем. Рождение полубога даже по меркам армалов – отличный мотив для Уильяма де Мортена, но за любую силу надо платить: чем мощнее магия, тем выше цена.
– Сомневаюсь, что такие дети жили долго и счастливо.
– Большинство умирали еще до года – не выдерживали силы. Зато с могуществом тех, кто дотянул до совершеннолетия, тягаться было сложно.
– И что же, отец решил рискнуть?
Анри промолчал.
Меня передернуло. Уильям де Мортен редко задавался вопросами сентиментальности и моральными принципами, но обречь своих внуков?! Волна ярости, гнева и отчаяния затопила грудь, меня затрясло. Выматывающие тренировки, когда магия сочилась сквозь меня на таком пределе, что каждая клеточка тела казалась раскаленной добела. Свист рассекаемого воздуха за плечами, от которого все внутри сжималось, а потом приходила жгучая, саднящая боль – рука у отца была тяжелая, а розги ползли по спине, ссаживая кожу. Непослушание, неповиновение, незнание – все, чего отец не терпел, каралось незамедлительно. Долгие годы я считала его просто жестоким и бесчувственным – не хуже и не лучше многих, но он оказался настоящим чудовищем. А что насчет человека, сидящего передо мной?
– Для вас такое тоже в порядке вещей, милорд? Готовы рискнуть?
Я сжала руки так, что заломило пальцы. Понятия не имею, почему для меня так важен его ответ.
– К счастью для тебя, я не намерен заводить детей и принимаю по этому поводу соответствующие меры.
Читать бесплатно другие книги:
