Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история Шварценеггер Арнольд

Глава 29

Тайна

Во время последних бурных месяцев моего пребывания на губернаторском посту мы с Марией ходили к психологу, консультанту по брачно-семейным отношениям. Мария хотела обсудить, как нам быть после истечения моих полномочий, и мы сосредоточили внимание на проблеме, с которой сталкиваются в зрелом возрасте многие супружеские пары: дети начинают жить своей жизнью. Кэтрин уже был двадцать один год, она оканчивала Университет Южной Калифорнии, а Кристина перешла на второй курс Джорджтаунского университета. Через несколько лет Патрик и Кристофер также покинут родительский дом. Какой будет наша жизнь?

Но когда Мария договорилась о новом визите на следующий день после того, как я сложил с себя губернаторские полномочия и снова стал частным лицом (это был вторник), я почувствовал, что тут дело совершенно в ином. На этот раз она хотела обсудить что-то совершенно определенное.

Кабинет консультанта по брачно-семейным отношениям был тускло освещен. Нейтральные краски, минимум обстановки — не то помещение, где мне хотелось бы сидеть целыми днями. Там были диван, кофейный столик и кресло, в котором сидел консультант. Как только мы вошли, консультант повернулся ко мне и сказал: «Мария привела вас сюда сегодня, чтобы спросить о ребенке — являетесь ли вы отцом ребенка вашей домработницы Милдред. Вот почему она захотела встретиться. Так что давайте поговорим об этом».

В первое мгновение, когда время, казалось, остановилось, я мысленно сказал себе: «Что ж, Арнольд, ты сам хотел во всем ей признаться. Сюрприз! Вот и сюрприз. Пришло твое время. Возможно, по-другому ты так никогда и не смог бы решиться».

Я сказал консультанту: «Это правда». Затем я повернулся к Марии. «Это мой ребенок, — сказал я. — Все произошло четырнадцать лет назад. Сначала я ни о чем не подозревал, но вот уже несколько лет как знаю правду». Я сказал, как сожалею о случившемся, как виноват, как отвратительно поступил. Я просто выложил все, что было у меня на душе.

Это была та самая глупость, которых я зарекался избегать. Всю свою жизнь у меня не было ничего с теми, кто у меня работал. Это произошло в 1996 году, когда Мария с детьми уехала на каникулы, а я заканчивал съемки «Бэтмена и Робина». К тому времени Милдред уже пять лет работала в доме, и вдруг мы оказались одни в домике для гостей. В августе следующего года Милдред родила мальчика, назвала его Джозефом, а отцом записала своего мужа. Я хотел верить в это — и верил в течение многих лет.

Джозеф неоднократно приходил к нам в дом и играл с нашими детьми. Однако сходство поразило меня только тогда, когда он пошел в школу. Я уже был губернатором, и Милдред показала фотографии сына. Сходство было настолько сильным, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что Джозеф мой сын. Хотя мы с Милдред почти не затрагивали эту тему, с тех пор я стал оплачивать обучение Джозефа и помогать Милдред деньгами. Муж ушел от нее через несколько лет после рождения Джозефа, оставив ее одну с несколькими детьми. Теперь его место занял приятель Милдред Алекс.

Много лет назад Мария спросила у меня, мой ли сын Джозеф. Тогда я еще не знал, что я его отец, поэтому все отрицал. Теперь я думал, что Мария откровенно поговорила с Милдред, которая к этому времени работала у нас в доме уже почти двадцать лет, и вытянула из нее всю правду. В любом случае, я не мог открыть Марии ничего нового. Карты были выложены на стол, и Мария ждала ответа.

— Почему ты не признался раньше? — сказала она.

— По трем причинам, — ответил я. — Во-первых, я просто не знал, как тебе сказать. Мне было очень стыдно, я не хотел тебя огорчать, не хотел ломать наши отношения. Во-вторых, я не знал, как открыть тебе правду так, чтобы она осталась между нами, потому что ты всем делишься со своей семьей, и тогда эта новость стала бы известна всем. И, наконец, скрытность у меня в характере. Я стараюсь держать все в себе, при любых обстоятельствах. Я не из тех, кто привык изливать свою душу. — Последнее я добавил для психолога, знавшего меня недостаточно хорошо.

Я мог бы перечислить еще десять причин, но все они прозвучали бы так же неуклюже. Факт оставался фактом: я испортил жизнь всем, кто имел к этому хоть какое-то отношение, и мне нужно было уже давно открыть Марии всю правду. Однако вместо того, чтобы поступить правильно, я просто задвинул правду в дальний уголок сознания, чтобы не вспоминать о ней ежедневно.

Как правило, я стараюсь защищаться. Но теперь ничего этого не было.

Я старался как мог исправить свою ошибку. Объяснил, что во всем виноват исключительно я один, и Мария не должна принимать это как личную обиду. «Я наломал дров. Ты идеальная жена. Это произошло не потому, что ты была неправа, не потому, что ты на неделю уехала из дома или еще почему-то. Забудь об этом. Ты выглядишь потрясающе, ты очень сексуальная. Сегодня ты возбуждаешь меня так же, как и при нашей первой встрече».

Однако Мария уже решила для себя, что мы должны расстаться. Я не мог ее в этом винить. Мало того, что я обманывал ее насчет ребенка; все эти годы Милдред продолжала работать у нас дома. Мария приняла решение уйти из дома. Мы договорились сделать все так, чтобы последствия для детей были минимальными. Даже несмотря на то, что наше будущее как супружеской пары выглядело проблематичным, мы по-прежнему оставались родителями и должны были вместе принимать решения, касающиеся нашей семьи.

Кризис наших семейных отношений сделал для Марии этот год особенно тяжелым. Она все еще переживала смерть своей матери, скончавшейся пятнадцать месяцев назад. А теперь ей с братьями пришлось принять непростое решение и поместить Сарджа, которому уже исполнилось девяносто пять лет, в психиатрическую лечебницу.

Мы только начали обсуждать развод и разговаривать о нем с детьми, как Сардж умер. Его смерть стала огромной утратой. Сардж был последним из поколения великих общественных деятелей семейства Шрайверов и Кеннеди. Панихида, состоявшаяся в Вашингтоне 22 января 2011 года, день в день совпала с пятидесятой годовщиной основания Корпуса мира, любимого детища Сарджа. Вице-президент Джо Байден, первая леди Мишель Обама, Билл Клинтон и многие другие видные деятели пришли на мессу, и Мария почтила память своего отца проникновенной речью, в которой рассказала о том, как Сардж учил ее братьев уважительному отношению к женщинам. Возможно, отчасти ее слова были обращены ко мне, но мне уже не раз приходилось слышать, как Мария отзывается о своем отце теми же выражениями.

После похорон Мария вернулась в Лос-Анджелес вместе со мной и детьми, за исключением Кристины, оставшейся в Джорджтауне. Мы старались молчать о разводе. В апреле Мария переехала в апартаменты неподалеку от нашего дома, где было достаточно места для детей.

Я ломал голову, что толкнуло меня на супружескую измену и почему я столько лет не говорил Марии о Джозефе. Многие люди — и неважно, насколько успешно сложилась их жизнь, — совершают разные глупости, связанные с сексом. Ты думаешь, что тебе сойдет с рук пренебрежение правилами, однако в действительности твои поступки могут иметь очень долговременные последствия. Вероятно, сыграло свою роль и мое воспитание, то, что я рано покинул родительский дом. Это сделало меня более черствым в эмоциональном плане, я менее внимательно относился к интимным вещам.

Как я сказал психологу, скрытность была у меня в натуре. Как я ни люблю компанию, какая-то моя часть предпочитает бороться с самыми большими волнами океана житейских проблем в одиночку. Во всех ключевых моментах своей жизни я ни с кем не делился своими мыслями — как, например, обстояло дело с участием в губернаторской гонке, когда окончательное решение я принял, только выйдя в студию вместе с Джеем Лино. К скрытности — и полному отрицанию всего — я прибегал, столкнувшись с самыми серьезными проблемами, как это было тогда, когда я пытался сохранить в тайне предстоящую операцию на сердце, делая вид, будто просто отправляюсь в отпуск. И вот сейчас я молчал, не желая признаться в том, что причинило бы боль Марии, даже несмотря на то, что в конечном счете моя скрытность только усугубила проблему. Окончательно убедившись в том, что Джозеф мой сын, я постарался сделать так, чтобы эта ситуация не повлияла на мою способность эффективно управлять штатом. Я решил сохранить все в тайне, не только от Марии, но и от своих ближайших друзей и советников. Я не думал, что в политическом плане это будет иметь какие-либо последствия, поскольку я не строил свою избирательную кампанию на семейных ценностях. Я скрыл тот факт, что подвел своих близких как муж и отец, как человек, имеющий семью и детей. Я действительно их подвел, и Джозефа в том числе — я не был ему тем отцом, который так нужен мальчишке. Я хотел, чтобы Милдред продолжала работать у нас, так как мне казалось, что в этом случае мне будет проще держать ситуацию под контролем, однако здесь я также ошибался.

О том, что мы с Марией расстались, стало известно только в мае, когда нам позвонили из «Лос-Анджелес таймс» и спросили напрямую о наших отношениях. Мы ответили заявлением о том, что мы «мирно разошлись» и в настоящий момент определяем, какими будут дальше наши отношения. Как и следовало ожидать, это заявление породило в средствах массовой информации неистовую бурю, еще более усиленную тем обстоятельством, что мы не объяснили причину развода.

Психолог предложил нам раскрыть правду, «чтобы было ясно, кто обидчик, а кто жертва». Я был против, ссылаясь на то, что я больше не занимал выборную должность и не был обязан ни перед кем отчитываться в проблемах своей личной жизни. Однако я также вынужден был признать себе: «Все остальное о себе я предал широкой огласке, так зачем скрывать свои негативные стороны?» Но если уж мне предстояло говорить о своем плохом поведении, я хотел, чтобы это произошло тогда, когда решу я.

Наивно было полагать, будто у меня есть выбор. Люди говорили, люди отправляли сообщения по электронной почте, и через несколько дней телеканал «Кино» уже задавал вопросы о ребенке, рожденном вне брака. Затем сенсацию подхватила «Лос-Анджелес таймс».

Накануне публикации материалов расследования нам позвонил один журналист. Он поставил нас в известность и попросил прокомментировать ситуацию. Мой ответ свелся к следующему: «Я понимаю чувство гнева и разочарования, которое испытывают мои друзья и родственники, и считаю, что заслужил его сполна. У меня нет никаких оправданий, и я полностью принимаю на себя ответственность за ту боль, которую причинил своим близким. Я принес извинения Марии, детям и родственникам. Я глубоко сожалею о случившемся. Прошу средства массовой информации в это крайне тяжелое время отнестись к моим жене и детям с пониманием и уважением. Я в полной мере заслуживаю всех ваших вопросов и критики, однако мои близкие тут ни при чем». Я хотел защитить свою семью, и эта задача остается для меня главной и по сей день.

После чего, понимая, что завтра утром эта новость уже будет известна всем, я вынужден был рассказать правду детям. С Кэтрин и Кристиной мне пришлось разговаривать по телефону, поскольку они были вместе с матерью в Чикаго на прощальной передаче Опры Уинфри. Патрик и Кристофер оставались дома со мной. Я предложил сыновьям сесть и все рассказал, глядя им в глаза. Я признал, что совершил ошибку. «Я очень сожалею о случившемся, — сказал я. — Это произошло четырнадцать лет назад, Милдред забеременела, и теперь у нее есть ребенок по имени Джозеф. Все это нисколько не влияет на мою любовь к вам, и, надеюсь, нисколько не повлияет на вашу любовь ко мне. Но это было. Ваша мать огорчена и расстроена. Я приложу все усилия к тому, чтобы мы все снова были вместе. Нам предстоит трудная пора, и мне хочется надеяться, что вам не придется страдать, выслушивая замечания своих школьных приятелей и их родителей, а также смотря телевизор или читая газеты».

Мне следовало бы также добавить «и выходя в Интернет», потому что Кэтрин и Патрик выложили в социальных сетях свои переживания. Патрик привел цитату из текста рок-песни «Всюду, куда ты пойдешь»: «Бывают дни, когда чувствуешь себя дерьмово, бывают дни, когда хочется уйти и хоть немного побыть нормальным» и добавил: «Однако я буду любить свою семью до тех пор, пока нас не разлучит смерть». Кэтрин написала: «Определенно, мне нелегко, но я ценю вашу любовь и поддержку. Раны потихоньку залечиваются, и я возвращаюсь к жизни. Я буду всегда любить свою семью!»

Детям потребовалось несколько недель, чтобы поверить в то, что наша семья развалилась не полностью. Они видели, что мы с Марией общаемся практически ежедневно. Видели, как мы ходим вместе обедать или ужинать. У Патрика и Кристофера выработался ритм ходить из нашего дома в апартаменты Марии и обратно. Все это помогло восстановить хоть немного стабильности.

Также мне было тяжело видеть, каким ударом это стало для Милдред и Джозефа. Они не привыкли быть в центре внимания, и вдруг их осадили со всех сторон жадные до популярности адвокаты и журналисты из скандальных телепередач и желтой прессы. Я поддерживал связь с Милдред и подыскал им новое жилье, где было проще укрываться от докучливого внимания искателей сенсаций. Милдред никогда не стремилась к конфликтам и в данной ситуации проявила порядочность. Покидая наш дом, она заявила журналистам, что мы обошлись с ней справедливо.

Хотя на момент написания этих слов мы с Марией по-прежнему живем раздельно, я по-прежнему стараюсь вести себя так, будто мы вместе. У Марии есть все основания чувствовать себя оскорбленной; едва ли она когда-нибудь взглянет на меня прежними глазами. Нам приходится особенно тяжело, поскольку наша драма разворачивается у всех на глазах. Бракоразводный процесс продолжается, но я по-прежнему надеюсь на то, что мы с Марией восстановим наши супружеские отношения и сохраним семью. Можно называть это нежеланием взглянуть правде в глаза, но так уж я устроен. Я люблю Марию. И я оптимист. Всю свою жизнь я старался сосредоточиться только на позитивном. Я верю, что мы снова будем вместе.

В течение этого последнего года Мария нередко спрашивала: «Как ты можешь жить дальше, в то время как мне кажется, что все вокруг разрушилось? Как ты не чувствуешь себя потерянным?» Конечно, ответ ей уже известен, потому что меня она понимает лучше, чем кто-либо другой. Мне необходимо двигаться вперед. И Марии тоже нужно двигаться дальше, принимать все больше участия в делах, связанных с именем ее родителей. Мария должна ездить по всей стране, пропагандируя борьбу с болезнью Альцгеймера, активно работать в Специальном олимпийском комитете, помогая готовиться к проведению в 2015 году в Лос-Анджелесе международных Специальных олимпийских игр.

Я был рад своему плотному графику, так как в противном случае после нашего расставания мне было бы очень плохо. Я продолжал работать, чтобы сохранять поступательный импульс. К лету у меня за плечами уже были выступления на совещаниях конференциях, проведенных на севере Соединенных Штатов и в Канаде. Вместе с Джимом Кэмероном я побывал в Бразилии на реке Шингу, поздравил в Лондоне Михаила Горбачева с восьмидесятилетием, принял участие в конференции по вопросам иммиграции, состоявшейся в Вашингтоне, посетил Канны, где мне вручили орден Почетного легиона за продвижение новых проектов. Однако несмотря на то, что жизнь у меня была такая же насыщенная, как и прежде, я уже не получал от нее былого удовлетворения. На протяжении тридцати с лишним лет самую большую радость мне доставляла возможность поделиться своими успехами с Марией. Мы все делали вместе, и вот теперь жизнь потеряла для меня прелесть. Когда я возвращался домой, там меня никто не ждал.

Когда весной 2011 года разразился скандал, у меня было запланировано выступление на международном энергетическом форуме в Вене, устроенном при содействии Комитета по развитию ООН. Я опасался, что шумиха в средствах массовой информации подорвет мои позиции как борца за защиту окружающей среды, и приготовился к тому, что мое приглашение отменят. Однако организаторы форума настояли на том, чтобы я принял участие. «Это личный вопрос, — сказали они. — Мы не думаем, что это как-то повлияет на достигнутые вами результаты. Миллион солнечных батарей ведь никто не собирается демонтировать…» В своей речи я обещал донести до всего мира то, что глобальная зеленая экономика является желанной, необходимой и достижимой.

Покидая Сакраменто, я понимал, что мне обязательно захочется продолжить свою карьеру в кино. Семь лет, проведенных на губернаторском посту, я не получал жалования, и пришло время вернуться к оплачиваемой работе. Однако средства массовой информации, обрушившиеся на меня в апреле и мае, сделали эту задачу временно невыполнимой. К сожалению, волны, поднятые скандалом, разбежались далеко за пределы моей семьи и затронули многих из тех, с кем я работал.

Я объявил, что приостанавливаю свою карьеру, чтобы полностью посвятить себя решению личных проблем. Мы отложили работу над мультфильмом «Губернатор-терминатор» и комиксами, над которыми я трудился вместе со Стэном Ли, легендарным создателем Человека-паука. Еще одним застопорившимся проектом стал фильм «Плачущий мачо», о котором я мечтал все то время, что занимал губернаторскую должность. Эл Радди, продюсер «Крестного отца» и «Малышки на миллион», уже несколько лет придерживал этот фильм для меня. Но когда разразился скандал, выяснилось, что сюжет слишком уж близок к действительности — в его основе дружба тренера лошадей с беспризорным двенадцатилетним латиноамериканским пареньком. Я позвонил Элу и сказал: «Возможно, в главной роли сможет сняться кто-то другой. Я ничего не имею против. Или тебе придется придержать этот фильм еще какое-то время».

Как оказалось, Эл уже переговорил с инвесторами.

— Они готовы снять с твоим участием любой фильм, — сказал он. — Но только не этот.

Как и после моей операции на сердце, Голливуд сначала попятился назад. Телефон перестал звонить. Но уже к началу лета мой племянник Патрик Кнапп, выполняющий работу моего юриста по вопросам шоу-бизнеса, доложил, что киностудии и продюсеры снова начали звонить. «Арнольд еще не возобновил свою карьеру? — спрашивали они. — Мы не хотим обращаться к нему напрямую, так как понимаем, что он еще не решил все свои семейные проблемы, но хотя бы с вами мы можем поговорить? У нас есть один замечательный фильм, который мы хотели бы ему предложить…»

Осенью я уже снова снимался в боевиках: в Болгарии в «Неудержимых-2» с Сильвестром Сталлоне, в Нью-Мексико в «Возвращении героя» режиссера Кима Джи Вуна, и под Новым Орлеаном в «Могиле», еще одном фильме с участием Сталлоне. Я гадал, что буду испытывать, снова оказавшись перед кинокамерой. Когда я был губернатором, мне случалось приезжать на съемки, и я каждый раз думал: «Господи, как же я рад, что мне не приходится висеть вниз головой в страховочном поясе, снимаясь в сцене драки». Друзья спрашивали меня: «Ты по всему этому не скучаешь?» А я отвечал: «Нисколько. Я так рад, что я в костюме при галстуке, отправляюсь на совещание по вопросам образования и электронных учебников, после чего мне предстоит выступить с докладом об обуздании преступности». Но сознание всегда преподносит сюрпризы. Ты начинаешь читать сценарий и сразу же мысленно представляешь себе какую-нибудь сцену, начинаешь думать, как ее срежиссировать, как поставить трюки, и вот все это уже полностью захватывает тебя, и ты с нетерпением ждешь, когда же можно будет приступить к работе. Рассудок освобождается от политики и переключается на новые задачи.

Слай снимал «Неудержимых-2» в Болгарии, и я, приехав к нему в сентябре 2011 года, впервые вернулся в кино, если не считать камео-ролей в «Малыше» и «Неудержимых», в которых я снялся, находясь на посту губернатора. За восемь лет я забыл, что такое дубли и трюки. Остальные ветераны, задействованные в фильме — Слай, Брюс Уиллис, Дольф Лундгрен, Жан-Клод Ван Дамм и Чак Норрис — отнеслись ко мне с пониманием и терпением. Обычно звезда боевиков держится на съемках обособленно, упорно отрабатывая навыки боевых искусств. Но эти ребята из кожи вон лезли, помогая мне. Кто-нибудь из них подходил и говорил: «Предохранитель у этого пистолета здесь… Патроны вставляются в обойму вот так». Я чувствовал, что меня радушно приняли обратно в мир кино.

Трюки были сложными. Эта работа требует физических сил, и тут нужна хорошая форма, потому что один и тот же трюк приходится повторять снова и снова: запрыгнуть на стол, пробежать, увешанным оружием, соскочить на пол и низко пригнуться, потому что в тебя стреляют. И тут ты понимаешь, что есть разница между тем, когда тебе тридцать пять, и тем, когда тебе уже почти шестьдесят пять. Я был рад, что в «Неудержимых-2» снимался целый актерский ансамбль, что я был лишь одной из восьми или десяти звезд. Я провел на съемках всего четыре дня, и у меня не было такого ощущения, что весь фильм целиком лежит на мне.

Из Болгарии я отправился на юго-запад Соединенных Штатов сниматься в «Возвращении героя». На съемках этого фильма нагрузка на меня уже была значительно серьезнее. Я исполняю роль полицейского из отдела по борьбе с наркотиками лос-анджелесской полиции, который собирается выходить на пенсию. После того как в ходе неудавшегося рейда калечат моего напарника, я решаю, что больше не могу заниматься этой работой, поэтому возвращаюсь в свой родной городок на границе Аризоны и Мексики и становлюсь шерифом. И тут вдруг крупная банда наркоторговцев, ускользнувшая от ФБР, направляется в мою сторону. Это закаленные преступники из числа бывших военных. Я должен помешать им перейти границу в Мексику, а под моим началом всего трое неопытных помощников. Мы — последний оплот[43]. Роль великолепная, замечательная. Шериф понимает, что его победа будет иметь огромное значение для всего городка. На карту поставлена его репутация. Действительно ли его пора списывать со счетов, или же у него еще есть порох в пороховницах?

В следующем своем фильме «Могила» я из служителя закона превратился в преступника. Я исполняю роль Эмиля Ротмайера, специалиста по системам безопасности, арестованного за подготовку кибертеррористического акта. Тюрьма представляет собой оснащенный самыми новейшими технологиями застенок, расположенный неизвестно где, куда правительства стран Запада помещает тех, кто представляет угрозу для общественного строя. Ротмайера подвергают пыткам, поскольку он упорно отказывается выдать своего босса, бунтаря-гения, который по-прежнему остается на свободе. На сцене появляется Сильвестр Сталлоне в роли Рея Бреслина, главного эксперта по «структурной безопасности» в тюремном мире. Его ремесло заключается в следующем: под вымышленным именем его помещают в какую-либо тюрьму строгого режима, и он изучает все ее слабые места, подготавливая побег. Вот только на этот раз его предает деловой партнер, который получит огромные деньги, если «Могила» окажется абсолютно надежной и Слаю так и не удастся из нее бежать. После первых стычек мы со Слаем сближаемся, и начинается главное действие. Для создания образа огромной суровой тюрьмы шведский режиссер Микаэль Хофстрём большинство эпизодов «Могилы» снимал на бывшем заводе НАСА в Луизиане. Общая зона для заключенных, прозванная «Вавилоном», представляет собой зал с высоченным двухсотфутовым потолком, где до самого недавнего времени собирали наружные топливные баки для космических челноков. Сегодня это пустующее помещение производит гнетущее впечатление: идеальный фон для фильма, герои которого противостоят злу мировых правящих кругов.

А в реальной жизни мне сейчас приходится решать новую важную задачу. Этим летом мы объявили о создании крупного нового института в составе Университета Южной Калифорнии, Института государственной и глобальной политики Шварценеггера. Так что хотя я и ушел с должности, я по-прежнему буду продолжать деятельность, особенно близкую моему сердцу: политические реформы, противодействие климатическим изменениям, охрана окружающей среды, реформы системы образования, экономические реформы, а также здравоохранение и исследования в области стволовых клеток.

Точно так же, как президентские библиотеки продолжают наследие бывших президентов в области научных исследований, наш институт будет вдохновлять общественное обсуждение важнейших аспектов политической жизни. Мы будем привлекать виднейших ученых и политиков проводить изучения глобальных проблем и предлагать методы их решения.

Университет Южной Калифорнии подходит для этого как нельзя лучше: это учебное заведение славится тем, что, не скатываясь на крайне либеральные или консервативные позиции, остается открытым для любых новых веяний. Его работа основывается на том, чтобы поощрять всестороннее обсуждение проблем, получая предложения от лучших специалистов в данной области, невзирая на их политические взгляды. Мы будем проводить конференции и семинары и спонсировать исследования в тех областях, на которых я сосредоточивал внимание, находясь на посту губернатора, — и именно в этих областях Калифорнии удалось добиться самого впечатляющего прогресса.

Также мне была оказана честь стать первым профессором государственной и глобальной политики имени губернатора Дауни — это почетное звание названо так в честь первого губернатора-иммигранта Калифорнии Джона Дж. Дауни, основателя Университета Южной Калифорнии. Эта должность дает мне возможность ездить по всему миру и читать лекции, представляя УЮК и институт Шварценеггера.

Срок моих губернаторских полномочий закончился, но теперь, когда есть институт, я буду еще больше углублять и расширять работы, начатые во время пребывания в должности. Эта деятельность доставляет мне истинное наслаждение, поскольку я счастлив только тогда, когда могу поделиться своими знаниями и опытом. Я оглядываюсь на Сарджа и Юнис, всегда призывавших меня браться за самые большие начинания. Лучше всего Сардж выразил это в своей потрясающей речи в Йельском университете в 1964 году. Обращаясь к выпускному курсу, он сказал: «В счет идет не то, что получаете от жизни вы. Разбейте все зеркала! В нашем обществе, где каждый думает только о себе, начните меньше смотреть на самих себя и больше на тех, кто рядом с вами. Вы получите гораздо больше удовлетворения, сделав что-то полезное для своего района, города, штата, страны, чем если нарастите мускулатуру, доведете до совершенства фигуру, купите новый автомобиль, новый дом, улучшите свой кредитный рейтинг. И гораздо приятнее быть миротворцем, чем воином!» Я постоянно размышляю над этими словами. Великие лидеры всегда говорят о глобальных проблемах. Они учат, что истинную радость и смысл в жизни приносит дело, которое переживет нас. И чем больше его я добиваюсь в жизни, тем больше соглашаюсь с этим.

Глава 30

Правила Арнольда

Мне всегда хотелось быть для окружающих источником вдохновения, но я никогда не ставил перед собой задачу быть идеалом во всем. Да и как мог я надеяться на это, если во мне столько противоречий и подводных течений? Я европеец, ставший видным американским политиком; я республиканец, любящий демократов; я бизнесмен, зарабатывающий на жизнь, снимаясь в боевиках; я сверхдисциплинированный человек, привыкший добиваться успеха во всех начинаниях, но при этом я далеко не всегда бывал дисциплинированным; я проповедник здорового образа жизни, обожающий крепкие сигары; я борец за охрану окружающей среды, разъезжающий в огромном «Хаммере»; я по-детски люблю веселье и смех, но прославился я, «убивая» людей. Как тут разобраться, какому моему качеству подражать?

Однако многие считают, что я все равно должен быть идеалом. Когда я катаюсь на велосипеде по Санта-Монике без шлема, кто-нибудь обязательно жалуется: «Какой пример он подает?» Но я вовсе не подаю пример!

Как правило, главным упреком по поводу моих сигар становится то, что я вот уже много лет пропагандирую здоровый образ жизни. Но я помню, как однажды, когда я работал в Сакраменто, какой-то журналист спросил: «Мы рассмотрели под большим увеличением снимок, где у вас из кармана пиджака торчит сигара. Нам удалось разглядеть, что на ней написано „Коиба“. Это кубинская сигара. Вы губернатор. Как вы можете нарушать закон?»[44]

— Я курю «Коибу», потому что это замечательные сигары, — сказал я.

И то же самое с насилием в кино. Я убиваю на экране, потому что, в отличие от критиков, не верю в то, что насилие на экране порождает насилие на улицах и дома. В противном случае до появления кино убийств не было бы, однако в Священном Писании крови предостаточно.

Разумеется, я хочу быть для вас примером. Я хочу вдохновлять вас заниматься спортом, поддерживать себя в форме, отказаться от мусора из заведений быстрого питания, ставить перед собой цель и всеми силами ее добиваться. Я хочу, чтобы вы выбросили зеркала, как призывал Сарджент Шрайвер, и посвятили бы себя общественной работе. Я хочу, чтобы вы охраняли окружающую среду, а не уничтожали ее. Если вы иммигрант, я хочу, чтобы вы всем сердцем полюбили Америку. Я буду счастлив, если при всем этом возьму факел и поведу за собой, стану примером для подражания, потому что у меня самого всегда были великие кумиры, с которых я брал пример: Редж Парк, Мухаммед Али, Сарджент Шрайвер, Милтон Берл, Нельсон Мандела и Милтон Фридман. Но я никогда не ставил перед собой задачу быть примером во всем, что делаю.

Порой мне хочется отойти от правил и шокировать окружающих. Отчасти именно бунтарский дух заставил меня в свое время покинуть Австрию. Я не хотел быть таким, как все вокруг. Я считал себя единственным и неповторимым, а не каким-нибудь средним Гансом или Францем.

Бросить вызов устоявшимся порядкам — верный способ добиться успеха. Когда я стал Мистером Олимпия, культуризм был никому не известным спортом. Мы боролись за то, чтобы привлечь внимание средств массовой информации. И тогда я начал рассказывать журналистам, что наращивать мускулатуру гораздо приятнее, чем спать с женщиной. Это утверждение было совершенно нелепым, однако оно произвело фурор. Услышав это, многие задумались: «Если силовые упражнения лучше секса, надо будет обязательно попробовать!»

Меня нельзя было втиснуть ни в какие рамки. Когда я был губернатором и мне говорили: «Другие губернаторы в подобных случаях поступали так», «Раз вы республиканец, вам нельзя так поступать» или «В Капитолии никто не курит, это неполиткорректно», я воспринимал это как сигнал сделать все с точностью до наоборот. Если ты идешь на уступки, все жалуются, что ты ведешь себя как политик. Однако я выполнял губернаторские обязанности так, как никто ни до, ни после. То, как я одевался, как говорил, — все это было неповторимым. Да, меня выбрали, чтобы я решил проблемы, стоявшие перед штатом, представил свое видение того, каким он должен стать в будущем, однако при этом люди также хотели чего-то нового. Они хотели губернатора, который также был бы и Терминатором. Конечно, неповторимость — это как раз по мне. Мое тело не было таким, как у всех остальных, и я ездил на машине, которой больше ни у кого не было.

Однако я особенно об этом не задумывался. Не сомневаюсь, мозговед-психолог написал бы какой-нибудь солидный труд. Наверняка моему земляку Зигмунду Фрейду нашлось бы что сказать о сигарах — сам он также любил крепкие сигары. Но жизнь становится гораздо богаче, когда мы принимаем себя во всем своем многообразии, даже несмотря на наше непостоянство и на то, что наши поступки не всегда имеют смысл даже для нас самих.

Выступая перед студентами, я всегда кратко излагаю историю своей жизни и предлагаю уроки, которые могут быть полезны всем: ставить перед собой цель, верить в свои силы, ломать устоявшиеся правила, не обращать внимания на нытиков, не бояться ошибиться. Через всю эту книгу красной нитью прослеживаются некоторые основополагающие принципы, которые помогали мне добиваться успеха.

• Превращай свои слабые места в преимущества. Когда я захотел стать звездой кино, голливудские агенты, к которым я обращался, в один голос советовали выбросить подобные мысли из головы — мое тело, моя фамилия и мой акцент были слишком странными и непривычными. Я работал над произношением и актерским мастерством так же упорно, как до того занимался культуризмом, добиваясь того, чтобы меня приглашали на главные роли. С «Конаном» и «Терминатором» пришел прорыв: все то, что, по словам агентов, было моими недостатками и закрывало мне путь в кино, внезапно превратило меня в звезду кинобоевиков. Или, как сказал Джон Милиус, работая над «Конаном-варваром»: «Если бы у нас не было Шварценеггера, нам пришлось бы его создать».

• Когда тебе говорят «нет», нужно слышать «да». На посту губернатора я никогда не обращал внимания на слово «невозможно». Мне говорили, что невозможно убедить калифорнийцев построить миллион солнечных батарей на крышах своих домов, невозможно провести реформу системы здравоохранения, невозможно добиться кардинальных сдвигов в противодействии глобальному потеплению. Но я, наоборот, только укреплялся в решимости взяться за эти проблемы, именно потому, что до сих пор никто не мог их решить. Сделать возможное возможным можно, только если попробовать что-то невозможное. И что с того, если ты потерпишь неудачу? Этого и так все от тебя ожидали. Но если ты добьешься успеха, наш мир станет чуточку лучше.

• Никогда не следуй за толпой. Иди туда, где пусто. Как говорят в Лос-Анджелесе, в час пик лучше избегать магистралей, выбирая маленькие улицы. Не надо ходить в кинотеатр в субботу вечером — лучше отправиться на утренний сеанс. Если ты знаешь, что в девять вечера в ресторане не будет свободных столиков, почему бы не поужинать раньше? В своей повседневной жизни люди постоянно принимают подобные решения, основанные на здравом смысле, однако когда речь заходит об их карьере, они начисто все забывают. В то время как все мои знакомые иммигранты копили деньги, чтобы купить квартиру, я купил целый многоквартирный жилой дом. В то время как все подающие надежды актеры мечтали об эпизодических ролях, я настроился на то, чтобы стать звездой. В то время как все политики начинают свой путь с местных органов власти, я сразу же включился в борьбу за губернаторскую должность. Выделиться гораздо проще, когда ты нацелен прямо на самую вершину.

• Чем бы ты ни занимался в жизни, обязательно нужно уметь продавать свой товар. Мне было недостаточно завоевать титул Мистер Олимпия. Я должен был сделать так, чтобы весь мир узнал о такой вещи, как состязания людей с самой накачанной мускулатурой. Я должен был показать всем, что могут дать силовые упражнения помимо создания мускулистого тела, — я должен был показать всем, что занятия спортом укрепляют здоровье, а это в конечном счете повышает качество жизни. Вот это и есть продажа своего товара. Бывают великие поэты, великие писатели, великие ученые. Однако можно творить замечательные вещи, но если никто об этом не узнает, ты ничего не получишь! И то же самое в политике: чем бы ты ни занимался — охраной окружающей среды, образованием или ростом экономики, — самое главное, чтобы об этом узнали люди.

Встречаясь с великим человеком — а я никогда не упускаю такую возможность, — я всегда спрашиваю, как они добились успеха в жизни, и стараюсь определить, какие факторы помогли им в этом. Я знаю, что существует тысяча ключей к успеху, и мне нравится выводить новые правила на основе чужого и своего собственного опыта. И вот десять принципов, которыми мне хотелось бы поделиться.

1. Никогда не задирай нос от гордости. Мы с Мухаммедом Али неоднократно вместе принимали участие в различных телепередачах. Я всегда восхищался им, потому что он был чемпионом, выдающейся личностью, но также потому, что он был щедрым и внимательным по отношению к другим. Если бы все спортсмены были на него похожи, наш мир был бы лучше. Мы с Али встречались в артистических уборных и говорили обо всем. Однажды он в шутку предложил мне попробовать прижать его к стене. Наверное, кто-то посоветовал ему заниматься силовыми упражнениями, как это делал Джордж Формен, потому что в боксе главными качествами самого Али были скорость и психология. Али подумывал о том, чтобы добавить к своим «порхает, как бабочка, и жалит, как пчела» еще и «сильный, как бык», и решил проверить, насколько сильны культуристы. Я прижал его к стене, и он сказал: «Ого, а от этих гантелей и гирь и вправду есть толк. Классно. Просто классно!»

Когда мы встретились в следующий раз, Али был со своими приятелями. Он сказал им: «А теперь смотрите. Эй, Арнольд, попробуй прижать меня к стене».

«Несомненно, тут что-то нечисто, — подумал я. — Никому не хочется проигрывать на глазах у своих друзей».

Я начал толкать Али и в конце концов снова прижал его к стене. «Ну что, ребята, я был прав? — воскликнул он. — Как я и говорил! У этого парня силенок хоть отбавляй. Вот чего можно добиться, занимаясь гирями».

Ему было наплевать на то, что он проиграл. Он просто хотел продемонстрировать своим друзьям эффективность силовых упражнений. Такие упражнения позволяют добиться сильных ног и бедер, что полезно в боксе.

2. Никогда не раздумывай слишком долго. Если постоянно думать, рассудок не может расслабиться. Необходимо обеспечить свободный полет и душе, и телу. А затем, когда придет время принять решение и со всей энергией взяться за проблему, ты будешь готов сделать это максимально эффективно. Это вовсе не означает, что мозги совсем не нужно использовать, но необходимо какие-то вещи делать интуитивно. Не вдаваясь во все мелочи, ты избавляешься от груза ненужного мусора, который только обременяет тебя. Отключение сознания — это настоящее искусство. Особая форма медитации. Знания крайне важны для принятия решений, однако причина этого не вполне очевидна. Чем больше у тебя знаний, тем свободнее ты полагаешься на свою интуицию. Тебе не нужно тратить время на то, чтобы изучить какой-то вопрос. Однако в большинстве случаев те, кто обладает необходимыми знаниями, вязнут в них и не могут действовать. Чем больше ты знаешь, тем больше сомневаешься, — вот почему толковые люди ломают дрова по-крупному. Боксер выходит на ринг, обремененный знаниями — когда нанести удар, уклониться, отойти назад, поставить блок. Но если он будет думать обо всем этом в тот момент, когда противник наносит ему удар, для него все будет кончено. Все свои знания он должен использовать в одну десятую долю секунды. Если ты не уверен в том, как принимаешь решения, этот процесс замедляется еще больше.

Часто люди не могут заснуть ночью: их мозг напряженно работает, продолжая анализировать информацию, и им никак не удается его отключить. Но чрезмерная загрузка разума приносит только один вред. В далеком 1980 году, когда мы с Элом Эрингером собирались реконструировать квартал в конце Главной улицы Санта-Моники, инвесторы, боровшиеся с нами за права на эту недвижимость, пали жертвами своей осторожности. Мы также провели необходимые исследования и понимали, что различные неопределенные факторы могут существенно ограничить потенциал сделки. Земля находилась в полосе отчуждения старой трамвайной линии и не предназначалась для продажи, а могла быть только взята в долгосрочную аренду. Соседний участок был загрязнен химическими отходами — а что, если и у этой земли тоже есть какие-то проблемы? Квартал находился на границе Санта-Моники и Вениса, так что было неясно, какие местные законы налогообложения и постановления в нем действуют. Мы не заморачивали себе голову всеми этими проблемами, но наши конкуренты медлили, не в силах принять решение, и в конце концов они стали видеть только одни проблемы. Поэтому, когда мы подняли цену, они вышли из игры, и участок достался нам. Через два года нам удалось превратить аренду в право собственности, и наш рискованный ход начал приносить плоды: квартал 3100 по Главной улице оказался фантастически выгодным вложением. В кино многие сделки заключаются под давлением времени, и если ты промедлил, ты проиграл. Когда мы занимались «Близнецами», нам был предъявлен ультиматум: киностудия «Юниверсал» хотела знать, насколько серьезные намерения у меня, Дэнни Де Вито и Айвена Райтмана. Времени на консультации с агентами не было. Дэнни, Айвен и я набросали соглашение за обедом на салфетке. Мы подписали его и встали из-за стола. Впоследствии Дэнни заключил эту салфетку в рамочку и повесил на стену.

3. Никаких запасных вариантов. Для того чтобы в полной мере испытать себя и расти дальше, нужно действовать без страховочной сетки. В начале 2004 года результаты опросов общественного мнения показывали невысокие шансы моих новых предложений, выдвинутых на референдум, в которых мы просили избирателей одобрить выделение 15 миллиардов долларов на рефинансирование бюджетного долга. Наши экономисты в отчаянии ломали руки: «Что мы будем делать, если наши предложения будут отвергнуты? Нам нужен запасный вариант».

— Зачем вставать на пораженческие позиции? — возразил я. — Если никакого запасного варианта не будет, значит, должен будет сработать основной план. Мы только что обнародовали свои предложения. Мы еще многое можем сделать, чтобы приблизиться к цели.

Если уж тревога не дает покоя, вместо того чтобы готовить пути отхода, подумай о том худшем, что может случиться в случае неудачи. Насколько все будет плохо? И ты быстро поймешь, что на самом деле это пустяки. Если тебя не изберут губернатором, ты испытаешь унижение, однако это худшее, что может с тобой произойти. Подумай обо всех тех кандидатах в президенты, которые проиграли. Люди понимают, что может случиться всякое. Я думал, что если проиграю губернаторские выборы, то просто вернусь в кино и заработаю кучу денег. Я буду свободным человеком, буду есть вкусную еду, кататься на мотоцикле и проводить больше времени с семьей. Поэтому я сделал все, чтобы добиться своей цели, — собрал лучших людей, достал деньги и провел великолепную избирательную кампанию. И если бы я потерпел поражение, то просто сказал бы: «Что ж, на этот раз не получилось». Когда в 2005 году на референдуме были отклонены все мои предложения, меня это не убило. Жизнь продолжалась, и я добился потрясающих успехов, съездив с торговой делегацией в Китай. А год спустя я был переизбран на второй срок.

Для меня мерилом отчаяния являются бедняги, работавшие на алмазных копях в Южной Африке, когда я приезжал туда в шестидесятых. Копи уходили в глубь земли на 1400 футов, жара там доходила до ста десяти градусов по Фаренгейту, рабочим платили по доллару в день и разрешали съездить домой и повидаться с семьей только раз в году. Вот что значит быть в глубокой заднице. Все, что хоть немного лучше, можно уже считать отличными условиями.

4. Отвечая на грубые нападки, можно прибегать к самым вызывающим остротам. В 2009 году мой друг Уилли Браун, бывший мэр Сан-Франциско, дольше всех занимавший пост спикера законодательной ассамблеи Калифорнии, устраивал в Сан-Франциско в гостинице «Фэрмон» благотворительный прием калифорнийского отделения Демократической партии и пригласил меня.

Я пришел, никого предварительно не предупредив, на глазах у всех обнял Уилли и потрепал его по плечу, что привело в ужас половину демократов, а у второй половины вызвало смех. Но тут встал депутат-новичок из Сан-Франциско по имени Том Аммиано и начал подначивать меня. «Поцелуй мою „голубую“ задницу!» — крикнул он. Пресса написала об этом. Я не дал никаких комментариев. Очень смешно, ха-ха-ха. Но мысленно я дал себе слово: «Придет час, когда мне принесут на подпись законопроект, предложенный Аммиано…»

И действительно, через несколько дней мне принесли на подпись предложение Аммиано. Это предложение касалось рутинных проблем порта Сан-Франциско, но для Аммиано оно имело очень большое значение. Я попросил своих помощников подготовить отрицательный ответ.

Членам ассамблеи штата Калифорния

Возвращаю законопроект 1176 без своей подписи.

Вот уже какое время у меня вызывает сожаление тот факт, что важные проблемы остаются без внимания, в то время как мне на рассмотрение представляется множество несущественных мелочей. Реформа гидросистемы, реформа тюрем, реформа здравоохранения — вот основные вопросы, выложенные на стол моей администрацией, но законодательная власть предпочитает бесцельно переливать из пустого в порожнее.

Вот прошел еще один год, а законодатели так и не одобрили те кардинальные реформы, которых с таким нетерпением ждут жители Калифорнии. В свете всего этого и после тщательного обдумывания я не вижу смысла подписывать этот документ.

Арнольд Шварценеггер

Никто не обратил внимание на то, что смысл послания заключается в начальных буквах каждой строки, поэтому журналистам как бы невзначай было предложено: «Вы уверены, что правильно прочитали ответ губернатора? Может быть, его нужно было читать по вертикали?»

Журналисты спросили моего пресс-секретаря, было ли ругательное послание вставлено умышленно, и тот ответил: «Нет, мы понятия не имели. Должно быть, произошла досадная случайность». Однако на следующей пресс-конференции один журналист поднял руку и сказал: «Мы показали этот текст математику. Он сказал, что вероятность случайного появления такой осознанной фразы составляет одну двухмиллиардную».

— Хорошо, — ответил я. — А почему бы вам еще раз не обратиться к тому же специалисту и не спросить его, какова вероятность того, что парень из австрийской глубинки приедет в Америку и станет величайшим чемпионом по культуризму всех времен, сделает блестящую карьеру в кино, женится на одной из Кеннеди, а затем будет избран губернатором самого большого штата в Соединенных Штатах? На следующей пресс-конференции вы нам расскажете, какова вероятность этого.

Журналисты рассмеялись. А Том Аммиано, по отзывам прессы, якобы сказал: «Я совершил великую глупость, и он имел полное право ответить мне тем же». И весь инцидент был исчерпан. (Через год, подписывая законопроект, предложенный Амиано, я составил ответ так, чтобы по вертикали первые буквы строк читались Y-o-u-r-e W-e-l-c-o-m-e[45].)

5. В сутках двадцать четыре часа. Однажды я выступал в Калифорнийском университете, а когда закончил, один студент поднял руку и пожаловался: «Господин губернатор, после того как разразился экономический кризис, стоимость моего обучения возросла вдвое. Теперь она слишком высокая. Мне нужны субсидии».

— Понимаю, сейчас всем приходится трудно, — сказал я. — Но что вы имели в виду, говоря, что стоимость обучения слишком высокая?

— Я имел в виду, что теперь мне приходится подрабатывать.

— И что в этом плохого?

— Но я же должен заниматься!

И тогда я сказал:

— Давайте произведем несложные подсчеты. Сколько часов вы посещаете занятия?

— Два часа в один день и еще три часа в другой.

— А много вам приходится заниматься дома?

— Ну, каждый день по три часа.

— Отлично. Итак, пока что я вижу шесть часов в один день и семь часов в другой, считая дорогу от дома до университета и обратно. А вы не думали о том, чтобы работать больше? Может быть, вам следует взять дополнительные курсы? Вместо того чтобы бесцельно растрачивать свою жизнь?

Аудитория была потрясена моими словами.

— Я не растрачиваю свою жизнь бесцельно! — возмутился студент.

— Нет, растрачиваете. Речь идет о шести часах в день. В сутках двадцать четыре часа, так что у вас еще остается восемнадцать часов. Ну, еще часов шесть вам нужно на сон. Так что если даже подработка отнимает у вас четыре часа, у вас все равно остается время, чтобы кутить, танцевать и гулять с девочками. На что вы жалуетесь?

Я объяснил, что в молодости по пять часов в день занимался в тренажерном зале, четыре часа в день слушал курсы актерского мастерства, а еще учился в колледже и выполнял домашние задания. И я был не один такой. В колледже Санта-Моники и на курсах при Калифорнийском университете было немало тех, кто трудился полный рабочий день. Конечно, совершенно естественно ждать, что счета оплатит кто-то другой. И государство должно помогать получить образование тем, кто действительно испытывает нужду. Но если доходы государства из-за экономического кризиса сократились, всем нужно затянуть пояс и пойти на какие-то жертвы.

6. Повторять, повторять и еще раз повторять. В тренажерном зале Атлетического союза в Граце, где я подростком занимался с гантелями, слева на стене висел большой фанерный щит, исписанный мелом. Там мы записывали программу тренировок на каждый день. У каждого из нас был свой уголок, и прежде чем раздеться, нужно было составить список:

ТЯГА ШТАНГИ: 5 СЕРИЙ ПО 6 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /

ТОЛЧОК: 6 СЕРИЙ ОТ 4 ДО 6 УПРАЖНЕНИЙ / / / / / /

ЖИМ СТОЯ: 5 СЕРИЙ ПО 15 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /

ЖИМ ЛЕЖА: 5 СЕРИЙ ПО 10 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /

РАЗВЕДЕНИЕ РУК С ГИРЯМИ: 5 СЕРИЙ ПО 10 УПРАЖНЕНИЙ / / / / /

И так далее, всего до шестидесяти различных видов упражнений. И хотя ты не знал, в какой физической форме будешь сегодня, нужно было еще записать вес штанги. Каждая строчка заканчивалась рядом наклонных черточек, каждая из которых обозначала одну серию упражнений. Если ты назначил себе пять серий жима штанги лежа, на доске должно быть пять черточек.

Затем, как только первая серия упражнений была выполнена, ты подходил к доске и зачеркивал первую черточку так, что получался «Х». К моменту завершения тренировки все пять строчек должны были превратиться в крестики.

Такой подход очень благотворно повлиял на мою мотивацию. У меня перед глазами всегда была обратная связь: «Ого, я выполнил все, что наметил. Теперь можно переходить к следующей серии упражнений». Записывать намеченные цели стало для меня чем-то естественным. Я убедился в том, что никаких кратчайших обходных путей быть не может. Мне потребовалось повторять какие-то упражнения по несколько сотен и даже тысяч раз, чтобы добиться идеальной позы в три четверти спиной, научиться в нужный момент вставлять остроту, танцевать танго в «Правдивой лжи», рисовать красивые рождественские открытки и говорить «Я вернусь» именно так, как надо.

Если взглянуть на текст моего первого выступления на Генеральной ассамблее ООН в 2007 году, посвященного борьбе с глобальным потеплением, можно увидеть следующее:

Каждая палочка вверху страницы обозначает одно повторение моей речи. И когда накачиваешь бицепсы в холодном тренажерном зале, и когда обращаешься к мировым лидерам, обходных путей не бывает — все определяется повторениями, повторениями и еще раз повторениями.

Чем бы ты ни занимался в жизни, все сводится или к числу повторений, или к общему пробегу. Если хочешь научиться хорошо кататься на горных лыжах, нужно постоянно выходить на склон. Если ты играешь в шахматы, нужно сыграть десятки тысяч партий. На съемочной площадке единственный способ правильно сыграть эпизод заключается в том, чтобы повторить его много раз. Если ты что-то отрепетировал, тебе больше не о чем беспокоиться; можно получать просто удовольствие, находясь перед камерой. Недавно во время съемок «Могилы» в Новом Орлеане мы снимали сцену драки в тюрьме с участием семидесяти пяти человек. Постановка была очень сложной: десятки кулачных боев и борцовских поединков, а подоспевшие охранники принимаются колотить всех подряд дубинками. Одни только репетиции заняли полдня. Когда мы приступили к съемкам, все устали, но в то же время были на взводе. Первый же дубль оказался замечательным. Каждое движение стало для нас чем-то совершенно естественным, и нам казалось, что мы действительно деремся.

7. Ни в чем не вини своих родителей. Они сделали для тебя все, что было в их силах, и если в наследство от них достались какие-то проблемы, теперь решать эти проблемы предстоит тебе. Быть может, родители чересчур тебя опекали и поддерживали, и теперь ты, оказавшись один в большом мире, чувствуешь себя беззащитным и слабым, — не вини в этом родителей. А может быть, они наоборот были к тебе слишком строги.

В детстве я очень любил своего отца и хотел быть похожим на него. Я восторгался его формой и пистолетом и тем, что он служил в полиции. Но позднее я возненавидел то давление, которое отец оказывал на нас с братом. «Вы должны быть примером всей деревне, потому что вы дети полицейского инспектора», — говорил он. Мы должны были быть идеальными детьми, но, разумеется, мы ими не были.

Отец был очень требователен — это было у него в натуре. И еще временами он бывал жесток, но я не думаю, что в этом была его вина. Во всем виновата война. Если бы отец жил в другое, более нормальное время, он был бы другим.

Поэтому я часто гадал: а что, если бы отец был теплее и нежнее? Уехал бы я из Австрии? Возможно, нет. И это самое страшное, что только могло со мной случиться!

Я стал Арнольдом Шварценеггером благодаря тому, что сделал для меня отец. Я понимал, что вместо того, чтобы жаловаться, мне нужно было искать в своем воспитании положительные стороны. Я научился ставить перед собой четкую цель и добиваться ее во что бы то ни стало. Своим суровым, жестким обращением отец по сути дела выгнал меня из дома. Я отправился в Америку, своим трудом добился успеха, и я счастлив тому, что это произошло. Я не люблю зализывать раны.

В конце «Конана-варвара» есть один момент, который мне очень нравится. Эти слова произносит не сам Конан, а Талса Дум, чародей, который заставляет маленького Конана смотреть, как его отца загрызают собаки, а затем у него на глазах зверски расправляется с его матерью. Когда Конан уже собирается убить его, отомстив за своих родителей, Талса Дум говорит: «Кто твой отец, если не я? Кто привил тебе волю жить? Я — тот родник, из которого ты берешь начало».

Поэтому не всегда бывает очевидно, что же именно нужно праздновать. Иногда нужно благодарить тех самых людей и те самые обстоятельства, которые тебя травмировали. Сегодня я приветствую строгое воспитание, полученное от отца, и то, что в Австрии я не смог осуществить все свои мечты, потому что именно это сделало меня голодным. Каждый раз, когда отец меня бил, каждый раз, когда он называл силовые упражнения пустым мусором и предлагал заняться чем-нибудь полезным и порубить дрова, каждый раз, когда он меня ругал и стыдил, у меня в груди все сильнее разгорался огонь. И этот огонь двигал меня вперед.

8. Перемены требуют большого мужества. Находясь в составе торговой делегации в Москве в последний год моего пребывания в губернаторской должности, я нашел время, чтобы заглянуть домой к бывшему советскому президенту Михаилу Горбачеву. За долгие годы мы с ним крепко подружились, а несколько месяцев назад я сидел в Лондоне за праздничным столом по случаю его восьмидесятилетия и произносил в честь него тост. Дочь Горбачева Ирина накрыла стол для нас и нескольких друзей из института Горбачева[46]. Обед продолжался по крайней мере два с половиной часа.

Я всегда преклонялся перед Горбачевым за мужество, потребовавшееся ему, чтобы разрушить ту политическую систему, при которой он вырос. Да, у Советского Союза были финансовые затруднения, да, Рейган заставлял русских идти на новые траты и в конце концов загнал в угол. Но меня поражало то, что Горбачев решился на перемены, вместо того чтобы еще сильнее угнетать свой народ и идти на конфронтацию с Западом. Я спросил у него, как он это сделал. Как ему удалось изменить систему, после того как его с малых лет приучали видеть в коммунизме решение всех проблем, после того как он возглавил партию, в которой ему постоянно приходилось демонстрировать приверженность существующему строю? Откуда у него такая широта взглядов? «Всю свою жизнь я трудился над тем, чтобы усовершенствовать наш строй, — ответил Горбачев. — Я стремился занять самую высокую властную должность, так как надеялся, что это даст мне возможность заняться проблемами, исправить которые может только лидер государства. Но, поднявшись на вершину власти, я осознал, что нам необходимы революционные преобразования. Любое дело можно было устроить только за взятку. Так какой же у нас был строй? Пришла пора рушить его до основания». Быть может, потребуется пятьдесят лет, чтобы люди по достоинству оценили все то, что сделал Горбачев. Историки еще долго будут обсуждать, правильно ли он поступил. Не стану с ними спорить: я просто считаю, что Горбачев сделал великое дело. Я поражен тем, какое мужество он проявил, не погнавшись за сиюминутной благодарностью, а выбрав для страны лучший в долгосрочном плане курс.

Для меня Горбачев герой той же величины, что и Нельсон Мандела, сумевший преодолеть озлобленность и отчаяние двадцатисемилетнего заточения в тюрьме. Получив в свои руки власть, способную заставить содрогнуться весь мир, оба они предпочли созидание разрушению.

9. Заботься о своем теле и рассудке. Один из самых первых советов, запечатлевшихся в моем сознании, дал мне Фреди Герстль, сославшийся на Платона: «Древние греки основали Олимпийские игры, но они также дали миру величайших философов, — сказал он. — Ты должен построить совершенную физическую машину, но при этом также развивать мозг». Для меня не составляло труда сосредоточиться на своем теле, а впоследствии, когда я по-настоящему поставил перед собой задачу развивать мозг, я понял, что это тоже в своем роде мышца, которую нужно постоянно тренировать. И я решил тренировать свой мозг, чтобы стать умнее. Я превратился в губку, впитывающую все вокруг. Весь окружающий мир стал моим университетом. Во мне развилась настоятельная потребность читать, учиться, узнавать новое.

Для тех, кто добился успеха в интеллектуальном плане, верно обратное. Им нужно ежедневно тренировать свое тело. Клинт Иствуд занимается, даже когда снимает фильм и исполняет главную роль. Дмитрий Медведев, занимая должность президента России, работал бесконечно много, но у него дома был тренажерный зал, и он занимался по два часа ежедневно. Если мировые лидеры находят время для занятий, ты тем более должен его найти.

Через много лет после того, как я услышал эти слова от Фреди Герстля, ту же самую мысль о балансе тела и разума высказал папа римский. В 1983 году вместе с Марией и ее родителями я посетил Ватикан, где мы были удостоены личной аудиенции Иоанна Павла II. Сардж говорил о духовном, потому что знал в этом толк. Юнис спросила Его святейшество, что делать детям, чтобы, повзрослев, стать хорошими людьми, и папа ответил: «Просто молиться. Просто молиться».

Я говорил с ним о его занятиях спортом. Незадолго до того, как мы отправились в Рим, мне на глаза попалась статья в журнале, в которой рассказывалось про то, что Иоанн Павел II дружен со спортом и поддерживает себя в форме. Для него главным в жизни после религии была забота о человеческом теле и разуме. И мы поговорили об этом. Все знали, что папа встает в пять утра, читает газеты на шести языках и выполняет двести отжиманий и триста приседаний, еще до завтрака и начала рабочего дня. И еще он в молодости занимался горными лыжами, и вставал на лыжи уже после того, как стал папой.

Поскольку тогда Иоанну Павлу II было уже далеко за шестьдесят — он был на двадцать семь лет старше меня, — я сказал себе: «Если он это может, я должен вставать еще раньше!»

^{В 2011 году мы с сыном Патриком летали в Европу на открытие в музее Граца бронзовой статуи высотой восемь футов и весом 580 фунтов, изображающей меня, завоевавшего титул Мистер Олимпия, в моей любимой позе три четверти спиной.}

10. Оставайся голодным. Пусть тебя всегда мучит голод успеха, голод оставить свой след, голод быть увиденным и услышанным. И, двигаясь вперед и добиваясь успеха, не забывай также о голоде помогать другим.

Не почивай на лаврах. Очень многие бывшие спортсмены проводили остаток своей жизни, рассказывая о том, какими великими они были двадцать лет назад. Но такой человек, как Тед Тернер, унаследовавший от своего отца небольшую рекламную компанию, основывает всемирную телевизионную сеть Си-эн-эн, устраивает Игры доброй воли, выращивает бизонов и производит на продажу бизонье мясо и получает сорок семь почетных дипломов. Вот что я понимаю под призывом «оставаться голодным». Боно начинает как музыкант, затем продвигает чужую музыку, борется со СПИДом и создает новые рабочие места. Энтони Куинну мало было быть просто кинозвездой. Он хотел большего. Он стал художником, чьи полотна продаются за сотни тысяч долларов. Дональд Трамп превратил доставшееся ему наследство в огромное состояние, после чего занялся телевидением. Сардж до самой своей смерти ездил по всему миру, оставаясь голодным до новых проектов.

Как видно, многие люди, добившись всего, не останавливаются на достигнутом. Они по-прежнему хотят что-то из себя представлять, а не просто говорить о прошлом. Жизнь — это гораздо больше, чем стать лучшим в чем-то одном. Добиваясь успеха, мы многому учимся, так почему бы не использовать эти знания для чего-то нового?

Мой отец не переставал повторять: «Займись чем-нибудь полезным». И он был прав. Если у тебя есть какой-нибудь талант или навык, который делает тебя счастливым, воспользуйся им, чтобы сделать лучше окружающий мир. И если ты ощутишь потребность сделать больше, отдайся ей. В могиле у тебя будет достаточно времени отдохнуть. Живи бурной, деятельной жизнью, и, как говорила Элеонора Рузвельт, каждый день делай что-нибудь такое, что тебя пугает.

Все мы должны оставаться голодными!

Источники и слова благодарности

Мемуары — это взгляд назад, однако я всю свою жизнь руководствовался обратным принципом. Поэтому когда на протяжении последних двух десятков лет разные люди просили меня написать мемуары, я неизменно отвечал: «У меня дома сотня альбомов с фотографиями всей моей жизни, начиная с детства в Австрии, и я их никогда не просматриваю. Я лучше займусь каким-нибудь новым проектом, сниму еще один фильм и буду смотреть вперед!»

Копаться в воспоминаниях и состыковывать их вместе оказалось так же трудно, как я и предполагал, но, чего я никак не ожидал, эта работа доставила мне удовольствие, в первую очередь благодаря помощи других людей. Я увлеченно вспоминал былые дни со своими старинными друзьями из мира культуризма, бизнеса, спорта, кино и политики — их было так много, что всех и не перечислишь. Я признателен всем им за то, что они помогли мне воссоздать прошлое, сделав его близким и дружелюбным.

В первую очередь я хочу поблагодарить своего соавтора Питера Петра. Работа над такими книгами невозможна без сотрудничества с напарником, который обладает не только писательским даром, но и терпением, тактом, рассудительностью и огромным чувством юмора, и у Питера есть все это.

Мой друг и близкий советник на протяжении многих десятилетий Пауль Вахтер щедро поделился воспоминаниями и ценными предложениями, показав практический подход к делу. Дэнни Де Вито, Айвен Райтман и Сильвестр Сталлоне добавили массу голливудских баек (Слай рассказал также много баек, связанных с «Планетой Голливуд».) Сюзен Кеннеди, с 2005 по 2010 год возглавлявшая мою губернаторскую администрацию, поделилась своими воистину энциклопедическими знаниями о моем пребывании в должности. Очень пригодилась ее диссертация, посвященная подробному анализу моей деятельности на губернаторском посту в 2005 и 2006 годах. Альберт Бусек из Мюнхена, один из моих старейших друзей, первый журналист, обративший на меня внимание, предоставил советы и фотографии. Бонни Рейсс внесла в общую копилку свои воспоминания и записи, связанные с моей работой губернатором, а также с участием в борьбе за охрану окружающей среды и в движении за внеклассные занятия. Стив Шмидт, Терри Тамминен, Мэтт Беттенхаузен и Дэниэл Зингейл также помогли восстановить мою работу в Сакраменто. Фреди и Хейди Герстль, Франко Колумбу и Джим Лоример напомнили мне о главных событиях нашей дружбы, длящейся всю жизнь.

Поскольку мой жизненный путь подробно освещался в средствах массовой информации, в нашем распоряжении были вышедшие за пятьдесят лет книги, журнальные и газетные публикации, интервью, видеосъемки, фотографии и комиксы, в которых была задокументирована моя карьера в мире мускулов, мире кино, мире бизнеса и мире политики и общественной деятельности. Три человека сыграли ключевую роль, разбираясь в этом обилии материалов: мои помощники Линн Маркс и Шелли Клипп, а также мой архивариус Барбара Шейн. Линн и Барбара при содействии моей бывшей помощницы Бет Экстайн также взяли на себя титанический труд по расшифровке сотен часов записанных на магнитофон наших бесед с Питером, а также других интервью, приведенных в этой книге. Ребекка Ломбино и Крис Филло обеспечивали юридическую поддержку.

Жена Питера Энн Бэнкс ускорила нашу работу над книгой, проведя необходимые исследования. Его литературный агент Кати Роббинс содействовала продвижению этого проекта.