Страна Изумрудного солнца Орлов Антон
Они сидели в холле ее квартиры-ячейки. Редко случалось, чтобы Адела, в знак особого расположения, пустила кого-нибудь из гостей дальше холла. Стандартные откидные диванчики, два низких столика, дюжина пуфиков, обтянутых разноцветной хавлашмыровой кожей. Помещение заливала ярким светом хрустальная полусфера – дорогая вещь, гордость Аделы. Стены облицованы шестиугольной, как пчелиные соты, плиткой веселого оттенка: обычное для улья оформление интерьера. Несколько встроенных шкафчиков, но посудомоечного нет. В ульях такой автоматикой оборудованы только общие кухни, каждая из которых закреплена за десятком квартир-ячеек – один из минусов здешнего быта. Дверцы шкафчиков приоткрыты, на полках громоздится немытая посуда.
– Хинби, а ты мою посудку не помоешь? – Адела состроила забавную обиженно-просительную гримасу. – У меня совсем нет сил… Вас много таких сюда приходит, и каждого угости, каждого выслушай, каждому вытри слезки… С Каспером я сама свяжусь, узнаю, что у вас приключилось. Ты где будешь жить?
– Здесь, в улье. Найду пустую ячейку…
Клоду хотелось быть к ней поближе. Его вроде бы налаженная жизнь дала трещину – после того как он опубликовал ту статью и потерял работу, на него начали сыпаться неприятности, словно падающие на голову предметы с накренившегося стеллажа, и он понял, что нуждается в поддержке. Аделе он доверял, как никому другому.
– Ох, только не рядом со мной! – Она изобразила панический испуг. – Ты меня заболтаешь. Давайте, господин Хинби, собирайтесь, вам еще надо найти подходящие апартаменты! Насчет работы – это будет непросто, не надо было святой церкви-то гадить… Ладно, для тебя устроим. На днях я поговорю с Мавелсом или с Нихояном. Мавелс, пока его не напинаешь в одно место, ничего не сделает, но я-то умею пинать, ты же знаешь! А Нихоян в душе очень добрый парень, хоть и прикидывается вот таким неприступным, – преувеличенно-напыщенная мина, которую тут же сменила знающая ухмылка. – Если я замолвлю словечко, он все организует, даже для такого растяпы, как ты.
Клод ответил ей благодарным взглядом: Мавелс и Нихоян занимали высокие посты в окружной администрации. Адела не раз намекала на свои дружеские связи с ними. Если кто-то из них согласится помочь, работа сразу найдется.
– Я тогда пошел смотреть ячейку. – Он поднялся с диванчика. – Извини, что так засиделся.
– Пошел? – с шутливой угрозой протянула Адела. – Экий ты эгоист, оказывается! А посудку мою кто помоет? Я для него буду бегать с утра до вечера с высунутым языком, работу ему искать – а он будет сидеть сложа руки?!
Разумеется, Клод не мог ей отказать. Сложив стаканы, чашки и тарелки с заплесневелыми объедками в пластмассовый тазик, он потащил все это на кухню. По его лицу блуждала виновато-радостная улыбка: хорошо, когда у тебя есть сильный и надежный друг!
Под балконом сидела бродячая собака, вислоухая, с пегой свалявшейся шерстью. Взяв с тарелки сардельку, Валов аккуратно обтер ее салфеткой, очищая от соуса, и бросил вниз. Сделал он это не столько из жалости к ничейной псине, сколько по велению долга. Он считал, что положение обязывает его заботиться обо всех без исключения животных на Валгре, а свои служебные обязанности Петр Валов привык выполнять неукоснительно, с дотошной пунктуальностью, не забивая себе голову размышлениями о том, уместно это или нет. Потому и не сделал карьеру. На тридцать девятом году жизни он все еще оставался младшим выездным инспектором следственного подразделения при Федеральной Комиссии по охране валгрианской фауны.
Он был на хорошем счету у начальства, но его не продвигали, хотя и ценили за исполнительность и неподкупность. Наверное, начальство приводила в ужас мысль о том, что произойдет, если человек с такими качествами займет в Комиссии руководящий пост. Страшные дела начнутся: всех заставят работать и охранять фауну.
В Линоб Валов прибыл для расследования по делу о хавлашмырах. Эти хавлашмыры – странные создания. Крупные зверюги, но очень уж ловко маскируются под валуны, поэтому с воздуха не всегда их заметишь. Обитают на бескрайних каменистых равнинах Валгры, у подножия горных хребтов. Никто никогда не видел новорожденного хавлашмыра, никто не знает, чем они питаются. Сколько особей насчитывает их популяция, тоже оставалось загадкой. В неволе они ничего не ели и через некоторое время умирали.
Федеральная Комиссия взяла хавлашмыров под охрану, охоту на них запретили, но для браконьеров Комиссия не указ. Хавлашмыров убивали ради великолепной кожи, ради добываемых из их внутренних тканей препаратов – сырья для изготовления некоторых косметических кремов, а также наркотика, известного как «эксташок».
По данным, которыми располагал Валов, мозговой центр крупной банды браконьеров находился здесь, в Линобе. Вполне вероятно, в улье, который высился неподалеку от дешевого отеля, где инспектор снял номер. Глухая светлая стена на фоне утреннего неба, попорченная непогодой, вся в извилистых трещинах. Валов смотрел на улей хмуро: придется туда внедриться, выдавая себя за личность без определенных занятий… Когда он в последний раз выслеживал преступников, незаконно торгующих декоративными рыбками, и решил в целях маскировки прикинуться мошенником, ему сломали ключицу. Не потому, что разоблачили, а потому, что приняли за настоящего мошенника. Ничего не поделаешь, работа есть работа. «Это тебе не хвостом махать», – подумал Валов, покосившись на собаку, которая расправилась с сарделькой и опять, задрав морду, пристально смотрела на балкон.
Новый звук заставил его оглянуться. Дверь открылась, в заведение вошли еще двое посетителей – мужчина и девушка. Он взял пиво и большой бутерброд с сыром, она ограничилась апельсином. Валов, собравшийся было уходить, потребовал вторую чашку кофе и остался.
Их речь! Они говорили с чужим, не валгрианским акцентом. Валов специально изучал лингвистику и знал акценты всех округов Валгры. Эти двое – инопланетяне. А одеты как местные, совсем не похожи на туристов… Так одеваются обитатели ульев.
Делая вид, что наслаждается кофе, инспектор исподтишка их рассматривал. Мужчина высокий, худощавый, загорелый. Незапоминающееся лицо, волосы непонятного цвета. Что-то в его внешности насторожило Валова, но он не мог пока определить, что именно. Девушка тоже загорелая, стройная, похожа на Мону Янг – знаменитую на всю Галактику топ-модель. Только волосы короче и светлей, чем у Моны. Видимо, сделала пластическую операцию, а это дорогое удовольствие.
Расплатившись, парочка ушла, и вскоре инспектор увидел с балкона, что они направляются к улью. Так-так… Возможно, эти двое связаны с браконьерами, которые промышляют охотой на хавлашмыров.
Глава 3
Придерживаясь за стену, Тина дошла до своей ячейки, заперла дверь, тяжело опустилась на матрас – ярко-оранжевый прямоугольник, сдвинутый влево от центра комнаты. Посидела, ссутулившись, помассировала голень. Потом дотащилась до зеркальной ниши с умывальником и заклеила полоской пластыря свежий порез на щеке. Выражение лица удрученное. Вспомнив, что видеокамеры фиксируют не только изображение, но и звук, вслух выругалась.
Она одержала верх в драке, однако победа далась ей нелегко – такое мнение должно сложиться у зрителей, которые будут просматривать записи, сделанные замаскированными видеокамерами. По крайней мере, те, кто установил их здесь, считали свое хозяйство хитро замаскированным, что не помешало Стиву засечь защищенные от сканирования миниатюрные приспособления в первый же день. Он не вывел их из строя только потому, что до сих пор не смог определить, куда они транслируют информацию. Вот это уже настораживало… Одна камера, имитирующая кнопку на пульте давным-давно сломанного локального терминала, принадлежала Петру Валову, федеральному чиновнику, который выдавал себя за обманутого партнером афериста. Казенное подотчетное имущество. Как выяснилось, Валов взял под наблюдение около десятка ячеек. Засветился он при этом или нет, пока непонятно. Подключившись к федеральной компьютерной сети (несколько степеней защиты от взлома, только для служебного пользования), Стив идентифицировал его личность в два счета.
Избавляться от валовской видеокамеры Тина и Стив не стали: ясно, должностное лицо при исполнении в чем-то их подозревает, но это не имеет значения – и он не их клиент, и они не его клиенты.
Кто установил еще две камеры – неприметный болтик в корпусе потолочного плафона и приклеенную к стене голографическую картинку с плачущим ангелом, – оставалось тайной. Отправляемый в пространство сигнал блуждал от одного приемника к другому – несколько сот точек приема, рассредоточенных по всей Валгре, – и в конце концов возвращался обратно. Сюда. При этом получатель информации мог скачать ее в любой точке. Маскировка по принципу зеркальной комнаты.
Пока Стив пытался поймать того, кто за ними следит, Тина жила в улье, играя роль изгнанной из дома наркоманки. После пластической операции она выглядела лет на двадцать. Тем, кто проявлял интерес, говорила, что ее семья эмигрировала на Валгру с Кутакана, родители живут в Эрбийском округе, а ей велели убираться с глаз долой, чтобы их не позорила. Несколько раз ей пришлось, поддерживая легенду, употреблять люфсу и дурманную тянучку при свидетелях, но благодаря биохимической защите большинство наркотиков не оказывало воздействия на ее модифицированный организм. Отрава распадалась на нейтральные вещества в первые же секунды.
Улей принял ее недружелюбно. Здесь царила неформальная, но очень жесткая иерархия. Пирамидальная структура, каждый стоит на своей ступеньке, низшие подчиняются высшим. Тех, кто не желает подчиняться, жестоко наказывают. Однако все это заретушировано, у стороннего наблюдателя может сложиться впечатление, что в улье процветает анархия. Кроме того, одеваться и говорить здесь надо строго определенным образом, иначе автоматически попадешь в разряд низших.
Если одежду Тина носила вполне подходящую, то здешнего сленга она почти не знала. А многослойная иерархия улья напомнила ей родной Манокар: достаточная причина для того, чтобы она сразу настроилась против здешних порядков. На каждом шагу Тина демонстрировала насмешливое безразличие к неписаным законам валгрианского дна. Ее пытались наказать, но справиться с ней не могли. Правда, для сохранения легенды ей приходилось «побеждать дорогой ценой». Она дралась как человек со средним уровнем подготовки, а не как тергаронский киборг.
На этот раз к ней привязались три девчонки, грабившие по вечерам пьяных. Рослые, крепкие, громогласно-крикливые, с золотыми сережками-кинжалами двухдюймовой длины и роскошными нечесаными гривами. Тина им не нравилась, они считали, что надо поставить ее на место, потому что каждый в улье должен знать свое место и не выделываться. Разборка закончилась переломами и воплями. Ради конспирации Тине пришлось потратить на драку четверть часа вместо полутора минут и позволить одной из нападавших полоснуть себя по лицу бритвой. Стив потом уберет царапину.
Дверь начали дергать, потом постучали.
– Кто-то еще недополучил? – испытывая нарастающую досаду, крикнула Тина.
– Линда, это я, – донесся из-за двери голос Клода Хинби. – Я тебе мазь принес, надо?
Линда Ренон – под этим именем Тину знали в улье. Клод подошел к ней через день после того, как она здесь поселилась. Заговорил о каких-то пустяках, предложил, если что-то понадобится, обращаться к нему. Возможно, он узнал ее, на что неуклюже намекал несколько раз, но до конца уверен не был.
Тина впустила его.
– Вот мазь. – Он протянул пластиковую тубу. – Снимает боль, рассасывает отеки… Тебе пригодится.
Зачем киборгу мазь от отеков? А достойную внимания физическую боль Тина в последний раз испытывала давно, очень давно… Тринадцать лет назад, когда космолайнер «Эдлоос» врезался в пересадочную станцию.
– Спасибо. – Она сунула тубу в карман. – Кофе хочешь?
На его мягко очерченном незагорелом лице появилась улыбка, благодарная и немного смущенная. Обычная для Клода улыбка. Стив уже собрал на него досье: двадцать шесть лет, родился в Линобе, окончил Пиямарский университет, имеет диплом магистра историко-архивных наук, работал консультантом в Пиямарской библиотеке; полгода назад написал и поместил в Сеть, на сайт университета, статью «Теократический тоталитаризм как один из вариантов дальнейшей эволюции валгрианского общества», после чего потерял работу и вернулся в Линоб.
Официальным поводом для увольнения стало сокращение штатов. Однако месяц спустя должность третьего консультанта была восстановлена, и на нее тут же взяли какую-то девушку, никто даже не подумал пригласить обратно Хинби. В Линобе Клод тоже не мог найти более-менее приличную работу, хотя безработицы в округе не было. Отказывали ему под разными предлогами, вполне благовидными и вескими. На церковь никто не ссылался, о его статье никто не вспоминал. Клод перебивался случайными заработками и часто приходил в улей, в гости к Аделе Найзер. Потом умерла его родственница в Аркадии, он получил наследство, и вышла та история с бандой Каспера Винго.
– Ты не похожа на других, – проронил Клод, пока Тина, до хруста вдавливая западающие кнопки, настраивала помятую, с трещинами на потускневших боках кофеварку. – Странно, что ты принимаешь наркотики и ведешь такую жизнь. Ты выглядишь собранной, решительной…
– А еще какой? – справившись наконец с кофеваркой, поинтересовалась Тина.
– Слишком умной для своего возраста.
– Ты мне льстишь, потому что у тебя кофе кончился.
– Нет, я говорю то, что думаю. Ты же все равно дашь мне кофе.
«Ну да, конспиратор из меня тот еще. Я не могу ежеминутно изображать другого человека. Пока сохраняю контроль – все в порядке, а стоит на секунду отвлечься – фальшивый имидж расползается. Только других вариантов нет, из Стива актер еще хуже, чем из меня».
– И дерешься ты слишком хорошо, как в кино, – продолжил Хинби. – Наверное, так учат драться в федеральных спецслужбах…
Тина неопределенно пожала плечами. Если уж Клод понял, что она совсем не то, чем кажется, пусть считает ее федеральным агентом. Взамен одной легенды – другая, ничуть не хуже.
– Я хочу тебя кое с кем познакомить. Ты заметила, что ко мне тут никто не цепляется?
– Заметила, – заталкивая в специальную выемку в корпусе кофеварки чашку (деформированная чашка лезть на место не хотела), согласилась Тина.
– Я друг Аделы Найзер, а ее здесь уважают даже отморозки. Адела – она необыкновенная! Давай я вас познакомлю? Если она признает тебя, никто больше тебя не тронет.
Тина сидела на полу, вполоборота к нему, склонившись над кофеваркой, и Клод не мог увидеть выражения ее лица. В ее взгляде блеснуло удовлетворение: наконец-то! Человек, имеющий влияние на обитателей улья. Человек, принадлежащий к высшим слоям здешней подпольной иерархии. Она уже слышала это имя – Адела Найзер, но не думала, что речь идет о личности настолько значительной.
– Конечно, Клод, это было бы здорово! – Энтузиазм в голосе Тины был вполне искренним. – Когда?
– Завтра. – Он благодарно кивнул, принимая чашку черного кофе. – Адела просила никого не приводить к ней без предупреждения. Я договорюсь. Ты ее уже видела?
– Нет.
– Она переболела в детстве озомой. Я вот подумал: если на федеральном уровне разработана какая-нибудь новейшая медицинская аппаратура – может, это помогло бы ей, а?
Тина осторожным рывком вынула из выемки вторую застрявшую чашку. Значит, у Клода есть расчет: он хочет вылечить Аделу. Мог бы Стив это сделать? Регенерировать травмированные ткани и убивать вирусы – это разные вещи. Для того чтобы Стив смог что-то новое, надо, чтобы его загнали в угол. Те, кто пытался с ним разделаться, с каждой новой попыткой помогали ему стать сильнее. Ирония обстоятельств. Подозревают они об этом или нет? Скорее всего, нет. Об этом знали только Стив и Тина.
– Линда, мы с тобой говорим на одном языке, – вновь начал прощупывать почву Клод. – Я учился в колледже, потом в университете… А ты где получила образование?
– В школе. И еще я книжки читала, понятно?
– Хм… – Он прищурился. – Ты круто дерешься, иногда ругаешься, и все равно есть в тебе что-то от такой, знаешь, тепличной девушки… Есть, и все. Когда очень заметно, когда не очень…
Не выдержав нажима, чашка из шершавого желтого пластика хрустнула в руке у Тины. Коричневый кипяток выплеснулся ей на колени, на матрас, на пол. На Манокаре, в школе для девочек из хороших семей – вот где она получила образование. Она не любила Манокар, и все-таки он наложил на нее свой отпечаток. Наверное, иногда это проскальзывает в поведении, но Тина не видела себя со стороны. Клод Хинби оказался на редкость наблюдательным парнем, неудачников тоже нельзя недооценивать.
Спохватившись (кипяток – для нормального человека это больно!), Тина вскрикнула и вскочила на ноги, изобразила гримасу. Клод засуетился, отставил свою чашку, начал выяснять, есть ли у нее аптечка. Выяснив, что нет, посоветовал сунуть руку под холодную воду. Так она и сделала.
Клод куда-то убежал за противоожоговым гелем, а Тина стояла перед раковиной, держа руку под струей ледяной воды, и видела в зеркале свое лицо – жесткое, настороженное, на высоких, тонко очерченных скулах топ-модели Моны Янг играют желваки. Сейчас она не похожа на тепличную девушку. А вообще-то стоит заснять себя и потом просмотреть запись. Раз уж взялась за шпионаж… Внезапно кран поперхнулся, струя иссякла.
«Ячейка израсходовала лимит воды на сегодня», – сообщила вспыхнувшая на табло над раковиной надпись.
Тина вытерла руку о штаны. Здоровая загорелая кожа, ни малейшей красноты.
Дверь распахнулась, и в комнату ввалился парень в расстегнутой одноразовой рубашке из блестящего материала, уже успевшего истончиться и потускнеть, с лысой головой, иссеченной засохшими порезами. Большой, раза в полтора крупнее Тины.
– Ты, сука, что ты о себе понимаешь…
Удар в челюсть швырнул его обратно в дверной проем. Из коридора донесся сдавленный вопль, стук упавшего тела, что-то покатилось по полу. Тина с досадой вздохнула. Сначала нужно думать, а потом бить… Ладно, драться она умеет, потому что тренировалась. Но для того, чтобы выбросить в коридор такую тушу, надо обладать соответствующей массой! Она только что с головой себя выдала.
Снаружи послышался стон, медленное шарканье, и в проеме возник Хинби. Морщась, ухватился за косяк.
– Линда, он сшиб меня, когда отсюда вылетел. – Голос Клода звучал хрипло, как в аркадийском особняке, когда Стив и Тина вызволили его из плена. – Я принес тебе гель от ожогов…
– Извини, Клод. Я не хотела.
Она смазала руку и бедро ненужным гелем и снова сделала кофе на двоих. Омар – так звали лысого гостя – начал приходить в себя и теперь копошился в коридоре. Если он вернется, придется бить его на глазах у Клода.
– Что у него с головой? – спросила Тина.
– Понимаешь, он очень вспыльчивый и горой стоит за традиции. Он по-своему образованный человек, тоже из друзей Аделы…
– Насчет его умственных способностей и так ясно. – Тина с иронией хмыкнула. – Откуда у него порезы, не знаешь?
– А, это он каялся. Покалечил одного парня, потом все ходил, отмаливал… Ну, и самобичеванием занимался, чтобы побыстрее отмолить. В период покаяния спиртного пить нельзя, а если самобичеваться, один день засчитывается за два. Как он тут загулял, когда ему справку выдали, что он чист от греха членовредительства…
– Понятно. И дорого стоит отмаливание?
– По-разному, смотря какой грех. Адела советует, чтобы я сходил и ту статью отмолил, а я все никак не соберусь. Нехорошо, конечно…
– Значит, твои взгляды на церковь изменились?
– Адела меня убедила, что я был не прав. – Опять виноватая улыбка. – Она очень мудрая, у нее необыкновенный интеллект, вот увидишь, когда познакомишься.
Все интересней и интересней… Может ли Адела оказаться преобразившимся Виллертом Руческелом? И надо же было именно сейчас, когда дело сдвинулось с мертвой точки, выкинуть Омара из комнаты в лучших традициях кино про космических командос!
– Чем я похожа на тепличную девушку? – спросила она, допив кофе.
– Ты говоришь «спасибо» и «пожалуйста». Если что-то не так, извиняешься. Стараешься быть деликатной.
– И это, по-твоему, признаки тепличности?
– Ну да, есть немного… Я не хотел тебя задеть, наоборот!
Тина взглянула на остатки чашки в кофейной луже. Стоило ли из-за этого волноваться? Ничего общего с Манокаром, ничего в ней не осталось от Манокара. Это с Клодом она вела себя с повышенной осторожностью: ей казалось, что у него нет никакого запаса прочности – не человек, а изделие из тонкого стекла.
– Чашку жалко, – перевела она разговор на другую тему. – Это от кипятка, придется покупать новые.
– Подделка, – повертев в пальцах свою чашку, согласился Клод. – Видишь, это не настоящий термостойкий пластик!
Тине надо было в город (про себя она называла здешнее бесконечное скопище построек «городом», хотя сами валгриане в таких случаях употребляли название того или иного округа) – для встречи со Стивом на свободной от слежки территории.
Омар сидел, привалившись к стене, запекшиеся порезы на лысом темени чернели в тусклом свете плафонов.
– Еще раз вот так придешь в гости – убью, – предупредила Тина, проходя мимо.
После полудня на Линобский округ обрушился пылевой ветер. Он срывал и опрокидывал все, что можно было сорвать и опрокинуть, гнал по улицам туманные клубы пыли, размазывал лужи по тротуарам.
Пришла в движение автоматизированная скорлупа валгрианских зданий. Там, где стояли хорошие датчики, успевшие своевременно уловить изменения в окружающей среде, жалюзи, ставни и двери оперативно закрылись. Кое-где вспухли мерцающие пузыри силовых полей – но это для Валгры редкость: собственного производства генераторов силового поля здесь нет, а на импортные мало у кого находятся средства. Некоторые изношенные системы не успели отреагировать, и створки захлопнулись уже после того, как ветер сумел чем-нибудь поживиться.
Впереди колыхалась, танцуя над тротуаром, громадная рваная простыня. Валову пришлось прижаться к стене, чтобы его не облепило тканью. Он надел защитные очки и компактный, рассчитанный на пять часов работы дыхательный фильтр, натянул капюшон. Несколько раз он не успел увернуться от подхваченных ветром обломков. Открытые участки кожи горели, словно по ним прошлись теркой.
По правилам, ему следовало не искушать судьбу, а спуститься в ближайшее укрытие – рубиновые буквы «У» горели почти на каждом перекрестке, сквозь насыщенное взбаламученной пылью марево. Но девушка, за которой следил Валов, спускаться в укрытие не собиралась: она быстро шагала по улице, не обращая внимания на секущий ветер, и он старался не отставать. Центральные районы округа – вот куда она направляется.
Валов почти не сомневался в том, что Линда Ренон связана с браконьерами. Она и ее странный дружок – подозреваемые номер один.
Несколько раз она оглянулась. Чувствует слежку? Все попрятались, других прохожих на улице не было. Дома стояли коридором, конец которого терялся в пылевом хаосе; на их обшарпанных телах вздувались металлические наросты: под выдвижными створками-лепестками прятались балконы. Как будто к лишенным окон угловатым подобиям зданий присосались техногенные паразиты. Валов с утра находился в скверном расположении духа, поэтому сейчас ему в голову лезли только такие сравнения.
Утром он получил по служебному каналу дополнительные материалы: на окраине Кибаярского округа обнаружена заброшенная база браконьеров, останки хавлашмыров захоронены поблизости. Ему хотелось немедленно что-то сделать, и, когда Линда Ренон с непонятной целью покинула улей, он двинулся следом. Валов сознавал, что в таком настроении недолго наделать глупостей, но удержаться не смог.
За пляшущей воздушно-пылевой завесой проступила стеклянная громада купола, накрывающего окружной центр. Циклопический каркас из корабельной стали, плиты из толстого стеклолита многослойной структуры, устойчивого к большим нагрузкам. Когда-то плиты были идеально прозрачны, потом покрылись множеством микроскопических трещин и сероватым налетом снаружи, пленкой жирной грязи изнутри, так что теперь под куполом в любую погоду было пасмурно. Зато безветренно.
Валов стянул фильтр, а очки снимать не стал: Линда Ренон могла видеть его в улье, и ей незачем знать, что он за ней наблюдает. Она шла все так же быстро. На несколько секунд задержалась около уличного фонтанчика, ополоснула лицо и руки. Валов, поравнявшись с фонтанчиком, сделал то же самое. В детстве он любил эти штуки: прямо из стены какого-нибудь дома торчит забавная звериная морда из нержавеющего сплава, изо рта струится вода – в чашу, установленную чуть ниже. Симпатия Петра Валова к животным началась с того восхищения, которое вызывали у него когда-то мокрые металлические звери.
Смыв пыль, он заторопился вслед за девушкой. Ему не пришло в голову проверить, нет ли слежки за ним самим, а сделать это стоило.
Над следующим кварталом купол был сверх меры загрязнен – сплошная муть, и совсем не видно, как скользят за стеклолитовой толщей пылевые вихри. Здесь, в зоне вечных сумерек, источали дневной свет кольцевидные и подковообразные фонари, вделанные в стены домов. Здесь находилось кафе «Сумеречный шарм» – его хозяева смекнули, что даже плохую освещенность можно использовать для рекламы.
Средства на чистку куполов выделялись из окружного бюджета, но куда они девались потом – этого никто не мог вразумительно объяснить. На Валгре, как и во множестве других миров, казенные деньги утекали, словно вода в песок.
Линда взбежала по ступенькам на веранду «Сумеречного шарма» и подошла к мужчине, одиноко сидевшему за столиком. Тот самый, ее приятель… Он поднялся навстречу. Уходят? Нет, мужчина что-то сказал официанту, и они направились к боковой арке.
Валов знал планировку «Сумеречного шарма»: веранда огибает первый этаж здания, дальше находятся лоджии, отделенные друг от друга перегородками. Он свернул за угол. Тут начиналось нечто вроде парка, с бледной из-за дефицита хлорофилла, но все еще живой флорой. Инспектор забрался в кустарник, с некоторым беспокойством гадая, видно его снаружи или нет. А Линда Ренон и ее спутник устроились в лоджии, за столиком с мерцающей в интимном полумраке столешницей. Лоджию прикрывала завеса изумрудно-зеленых вьющихся растений, слишком ярких, чтобы оказаться настоящими. Прикрывала не полностью: полоса – просвет, полоса – просвет, и это позволило Валову найти такую позицию, чтобы объекты слежки его не заметили.
– Соленое мороженое! – услышал он голос Линды. – Ну и гадость…
«Дура!» – с оттенком обиды подумал инспектор. Он с детства обожал соленое мороженое.
– Эй, у вас тут есть сладкое мороженое? – нажав, видимо, на клавишу настольного терминала, осведомился ее приятель.
– Откуда? – выразил удивление приглушенный голос из динамика. – Это десерт на любителя, мы таких изысков не держим!
Шорох шагов сбоку. Валов повернул голову, и тут его пнули под ребра. Он попытался выпрямиться, но получил удар в копчик. Пистолет в левом внутреннем кармане, надо успеть… Острая боль в правом боку, в плече… в спине, около позвоночника… Наконец-то он рассмотрел, кто на него напал: трое вертких парней в надвинутых капюшонах, с характерно скользкими, вороватыми взглядами. А он-то в первый момент решил, что Линда и ее друг, оставив в пустой лоджии включенный плеер, украдкой выбрались в парк, чтобы разобраться с соглядатаем, – слыхал он о таких трюках.
Еще несколько ударов – в шею, в сердце, в печень (адская боль, но он пока не умирает – значит, киллеры попались не очень-то умелые), в живот… Потом чей-то тревожный возглас, и все трое неуклюже, но проворно побежали в глубь парка.
Болтая со Стивом о пустяках, Тина одновременно читала текст, скользящий в окошке электронного блокнота, который лежал у нее на колене под столом:
«Пока не установил, кто получает эти записи и где. Он может скачивать информацию каждый раз в другой точке, всего их 678».
Тина кивнула, достала из кармана плоскую коробочку – клавиатуру Дорофеева, откинула крышку, и ее пальцы привычно задвигались по сенсорным кнопкам, а у Стива в окошке блокнота появились строки:
«Мне не нравятся здешние СМИ и церковь. СМИ – сильное давление на эмоции, церковь – манипулирование, и те и другие вовсю используют грязные приемы. За этим может стоять Руческел».
– Это первая планета, где я попробовал соленое мороженое, – сообщил Стив вслух, а в окошке у Тины возник текст:
«Не обязательно. Ты часто видела СМИ и религиозные институты, которые действуют иначе?»
«Иногда видела. Изредка».
– Я предпочитаю сладкое. Жалко, что здесь его не делают.
«Ага. Здешний вариант – самый распространенный. За ним не обязательно стоит Руческел. Нельзя валить все на одного мерзавца».
«Я имела в виду, что Руческел может использовать СМИ и церковь в своих интересах. Когда ты начинаешь цепляться к словам, хочется тебе врезать!»
– Шоколад здесь тоже соленый, зато рыбу употребляют в сахарном сиропе. Еще не пробовала?
«Можем устроить спарринг где-нибудь за городом. Вот что верно: в течение последних двух лет замеченные тобой тенденции в работе здешних СМИ и церкви усилились, причем сразу во всех округах. Я проанализировал собранные данные: по двадцати показателям – назовем их „показателями деградации“ – резкий скачок вверх за два года. Не понял только, зачем Руческелу Валгра».
Для того чтобы набрать код, Стиву не приходилось прикасаться к клавиатуре. Он посылал сигнал напрямую – и текст выскакивал на экране блокнота мгновенно.
«Плацдарм для вторжения».
«Неясно, откуда произойдет вторжение, это ведь не край Галактики».
«Пустырь в глубине оживленного сектора. Если агрессоры планируют выйти из гиперпространства около Валгры и закрепиться на ней – местечко в самый раз».
«Ты права. Можешь меня побить, если сумеешь. Убрать эту царапину у тебя со щеки?»
«Не сейчас. В улье удивятся, если я вернусь без нее. Клод хочет познакомить меня с некой Аделой Найзер, она там из ключевых фигур. Манипулирует Клодом. По-твоему, Руческел мог стать женщиной?»
«Руческел мог стать кем угодно».
То ли хрип, то ли стон, донесшийся снаружи, заставил их прервать беззвучный разговор. Широкие вертикальные полосы синтетического вьюна частично перекрывали обзор, в просветах виднелся парк – бледный, сырой и безлюдный, наводящий на мысль о мифических парках загробного мира. Мгновенно оказавшись возле перил лоджии, Стив выглянул – и перемахнул через перила. Тина, сунув в карман блокнот и коробочку с клавиатурой, последовала за ним.
Корчась от боли, весь измазанный липкой кровью, Валов с трудом полз по направлению к улице: раз он до сих пор не умер – может быть, его еще спасут… Он федеральный служащий, раненный при исполнении служебных обязанностей. По закону его полагается уложить в «кокон спасения» и отправить в ближайший госпиталь. «Коконов спасения», как и знаменитых силарских стазеров, на Валгре всего несколько штук, кто же станет их использовать ради мелкого чиновника… Но даже стандартная медицинская аппаратура… поможет… если рана в животе не слишком тяжелая…
Цепляясь немеющими пальцами за влажные комья почвы, он медленно перемещался вперед. Если бы только двигаться было не так больно… Перед глазами покачивались чахлые бледные стебельки, и Валов только сейчас заметил, что они не одинаковые: плоские ленточки с заостренными концами, фрактально ветвящиеся крохотные подобия деревьев, стебли, облепленные комочками и шариками. Трава разная, а он узнал об этом только перед смертью. Наверное, за ним тянулся кровавый след, но у него не было сил, чтобы посмотреть назад.
Его перевернули на спину. Он увидел над собой Линду Ренон и ее сообщника.
– Он следил за мной, – сказала Линда.
«Вот и все…» – понял Валов.
Глава 4
После вчерашней пылевой бури и ливня на улицах было грязно. Стены в серых потеках, тротуары усеяны обломками и тряпками. Будка с видеотерминалом на Арбеонской площади накренилась, сквозь ее прозрачные стенки просвечивала, словно насекомое в янтаре, передняя часть небольшого аэрокара. Сначала машина врезалась в будку и застряла, потом под напором ветра разломилась надвое, и теперь помятая хвостовая часть валялась на другом краю площади.
Над потрепанным Линобом сияло безмятежно-голубое небо, медлительные белые снавы парили над крышами. Снавы – это хорошо. Это значит, новой бури в ближайшее время не будет.
Клод Хинби, вместе с группой молодежи, стоял у ступеней библиотеки на Арбеонской площади. На груди у него висел плакат с огненной мигающей надписью: «Сектанты, вон с Валгры!» Плакат был большой, из жесткого пластика – очень неудобная штука. Чувствовал себя Клод последним дураком, но уйти не мог: вчера, после одной из тех долгих пьянок с задушевными разговорами, которые иногда устраивала Адела, он пообещал ей, что отмолит свою статью. И с утра, истязаемый похмельем, пошел в ближайший храм Благоусердия. Его выслушали, но удивления не выказали и для начала велели собирать мусор в храмовом дворе, а после обеда отправили сюда, вместе с другими пикетчиками.
В библиотеке на Арбеонской площади арендовали помещение приверженцы кудонского мистического культа. Их не смущало, что кудонцы не имели ничего общего с человеческой расой. Их философские школы вызывали интерес у людей, их синкретическое искусство время от времени становилось модным на планетах, населенных гуманоидами.
Недавно на Валгру прибыл кудонский гуру – иссиня-черное, отливающее влажным глянцевым блеском существо, одетое в специальный костюм для защиты от чересчур сухого для кудонца здешнего воздуха. Он читал лекции в арендованном зале, вход туда был свободный. Церковь Благоусердия послала к библиотеке пикетчиков, дабы спасать народ от дьявольского искушения.
«И я здесь с ними торчу… Убиться можно!» – изнывая под гнетом тяжелого плаката, констатировал Клод. Нельзя ему пить. Ни под каким видом нельзя. Если он напивался, способность соображать возвращалась к нему потом медленно и постепенно. Сейчас она наконец-то вернулась полностью после вчерашней пьянки – и он с оторопью обнаружил, во что вляпался. И уйти немыслимо… Адела разочаруется в нем, если он уклонится от покаяния. Адела относилась к церкви Благоусердия с трепетным уважением, она чуть не заплакала, когда прочитала ту его статью. Уж если Адела чуть не заплакала – это что-нибудь да значит.
Ради того, чтобы не потерять ее дружбу, Клод решил согласиться с догмами церкви Благоусердия. Параллельно другая часть его сознания – та, что принадлежала атеисту и скептику Клоду Хинби, – отлично понимала, что иерархи церкви Благоусердия – это сборище расчетливых мракобесов, одержимых непомерным властолюбием, и все, что он написал про них в своей статье, – чистейшая правда. Третья часть, приземленно-эгоистичная, нашептывала, что быть другом Аделы или бескомпромиссным мыслителем – оно, конечно, хорошо, но нужно и о себе подумать, ибо церковники и кудонопоклонники друг друга стоят, в средствах и те и другие одинаково неразборчивы: если дойдет до драки, как уже случалось несколько раз, не умеющего драться Клода Хинби наверняка поколотят. А четвертая часть, озабоченная тем, «что обо мне люди скажут», заставляла его смущенно втягивать голову в плечи и прятаться за спины других пикетчиков – не ровен час, увидит кто-нибудь из знакомых…
Худшие опасения Клода сбылись: на площади появилась Линда Ренон. Оглядевшись, направилась к библиотеке, обогнув останки аэрокара. На ней была черная безрукавка и потертые кожаные штаны, в ушах болтались, сверкая на солнце, позолоченные кинжальчики. Смотрела она прямо на Хинби, хоть он и ссутулился, стараясь стать маленьким и незаметным. Увидела!
Клод с тоской озирал замусоренную площадь, окруженную одетыми в металл декоративных литых барельефов зданиями-цилиндрами, такую же цилиндрическую библиотеку, небо с величавыми белыми снавами и аэрокарами. Машин над площадью зависло много: полиция, журналисты, напоминающий серебристо-черную акулу лимузин мэра Линобского округа.
«Итак, меня покажут в новостях! Если особо не повезет – с комментариями…»
Линда уселась на ступенях соседнего здания. Похоже, настроилась ждать. Когда она поворачивала голову, демонстрируя классически безупречный профиль, позаимствованный у знаменитой топ-модели, кинжальчики в ушах вспыхивали и покачивались.
«Она свободна. Внутренняя свобода, которую я никак не могу обрести, для нее – естественное состояние. На моем месте она швырнула бы плакат на землю и ушла. На моем месте она вообще не оказалась бы здесь! Раньше я думал, что все мои проблемы от безденежья, что деньги дали бы мне свободу, но вот у меня наконец-то есть деньги – и все осталось как было…»
Двери библиотеки, украшенные бронзовыми накладками с глобусами, древними книгами и еще более древними свитками, со скрежетом раскрылись. Наружу высыпала толпа людей, а в ее центре скользящей шаткой походкой двигалось похожее на осьминога двухметровое существо в полупрозрачном скафандре. Кудонец. Его глаза прикрывали от солнечных лучей четыре темных диска величиной с блюдца. Одетые в похрустывающий пластик щупальца, усеянные то ли отростками, то ли шипами, ритмично жестикулировали.
Сопровождавших его мужчин и женщин объединяла общая деталь внешности: длинные волосы, заплетенные в несметное множество косичек. Такая прическа символизировала щупальца – кудонопоклонники считали, что так они достигают хотя бы символического сходства с мудрой расой учителей.
– Вон с Валгры! – закричал руководитель пикетчиков.
Остальные подхватили эту фразу и начали скандировать, загородив кудонопоклонникам дорогу. Того момента, когда началась потасовка, Хинби не уловил. Его толкали, а он пытался устоять на ногах; двустворчатый плакат, похожий на раковину моллюска, делал его беспомощным, уязвимым для ударов. Кто-то с размаху треснул его кулаком по шее – кажется, кто-то из своих, – и он чуть не полетел в грязь, под ноги дерущимся. Полиция не вмешивалась, и, пока увлекаемый течением Клод в гуще толпы неуклюже боролся за свою жизнь, заслоняя голову руками, другой Клод, наблюдатель и аналитик, отметил, что приверженцы Благоусердия, видимо, одерживают верх. Блюстители порядка наверняка получили директиву оказывать содействие в этих разборках «представителям традиционной для Валгры религиозной конфессии» (с которой власти вновь начали дружить после почти полувекового периода охлаждения), и, если они бездействуют, значит, все идет как запланировано.
Со всех сторон мельтешили кулаки, лица с разинутыми орущими ртами, руки, сжимающие рукоятки виброплетей. Ухо и пальцы Клода обожгла резкая боль: получил виброплетью. Его пластиковый панцирь-сандвич, пробитый уже в нескольких местах, хрустел от ударов. Внезапно его сгребли за шиворот и куда-то поволокли сквозь охваченную религиозными чувствами толпу. К этому времени Клод настолько ошалел от боли, воплей и всеобщей сутолоки, что не мог ни о чем думать. Лишь мелькнуло: «Арестовали… Ну и ладно, свалю все на церковь…» По лицу что-то текло, и он не мог разглядеть, кто его тащит. Перед ними словно раскрывался коридор, люди отлетали с дороги, как кегли. Потом шум и хаотичное движение остались позади. Затрещал раздираемый пластик: его избавили от плаката. Ноги подкосились, и Хинби уселся на землю.
– Клод, что ты делал в этой компании?
Он провел по лицу ладонью и ощутил на ней кровь. Переулок меж двух цилиндров с фигурными выпуклостями на тронутых ржавчиной стенах. Залитый солнцем захламленный тротуар, нераспознаваемые обломки предметов отбрасывают короткие тени: грязная перемешанная мозаика. Блики битого стекла. Рядом лежат две половинки плаката в дырах и трещинах, на одной из них до сих пор судорожно мигают огненные буквы. И Линда Ренон – она смотрела на Клода сверху вниз, удивленно приподняв тонкую изломанную бровь Моны Янг. Ну да, есть чему удивляться…
– Я собираю материалы для нового исследования… Для этого приходится вращаться среди них. Непосредственно в их среде…
А что еще он мог сказать?
– Они сумасшедшие. У тебя ухо разорвано и лицо в крови.
Она достала из кармана пистолет с анестезирующими капсулами. Клода слабо кольнуло в левую скулу, через несколько секунд жгучая боль утихла.
– Еще сюда. – Он неловко протянул сведенную болевой судорогой левую руку. – Спасибо…
Из-за угла доносился шум: драка продолжалась. Линда помогла Клоду встать, и они направились к ближайшему спуску в подземку.
– У меня появилась идея новой статьи. Показать их изнутри, дать типичные портреты тех, из кого состоит костяк церкви Благоусердия. – Клод уже почти поверил в то, что говорит правду, и излагал свой замысел с энтузиазмом. – Это структура, параллельная государству, и с государством у них любопытные отношения: то сближаются, то отдаляются друг от друга. Заметь, что церковь – целиком за сближение, ей это выгодно без всяких оговорок, зато интересы государства колеблются в пределах довольно широкой амплитуды. Ты следишь за ходом моих рассуждений?
– Слежу.
В подземке имелся бесплатный муниципальный медпункт. И было там пусто, как шаром покати, по утверждению женщины-медтехника, но стоило Линде достать из кармана несколько кредиток, как все, что нужно, нашлось: Клоду быстренько зашили ухо, обработали рассасывающим гелем гематомы и ушибы, ввели антибиотик, сыворотку, дозу стимулятора.
– Ты носишь с собой наличные? – удивленно спросил Клод, когда процедуры были завершены и они вышли в гулкую галерею с закругленными ребристыми стенами и звездообразными светильниками, распластавшимися на потолке. – Это же непрактично!
– По-твоему, непрактично? – ухмыльнулась Линда.
Ну да, крыть нечем: бесплатную медицинскую помощь он получил только благодаря ее наличным. Но Клод не сдался:
– С наличными деньгами ходить опасно, могут ограбить.
– Меня не ограбят, – самоуверенно заявила Линда.
– Ты сейчас куда? – Он окинул рассеянным взглядом многолюдную, в отличие от улиц наверху, подземную галерею с призывно переливающимися радужными вывесками.
– Мне нужна еда. Что-нибудь вроде бифштекса с чесноком в шоколадной глазури. Я искала тебя, чтобы ты посоветовал: чем угостить валгрианина, чтобы он перестал отказываться от пищи и согласился поесть?
– А почему он не соглашается?
– Из вредности. Ты поможешь мне выбрать что-нибудь такое, что у вас считается вкусным?
– Хорошо, идем. – Ему некуда было торопиться. – Самый лучший выбор – в Западном гастромаркете.
Они спустились на нижний ярус и направились к перрону, когда Клод вспомнил: сегодня вечером он должен привести Линду к Аделе, чтобы наконец-то познакомить их. Адела будет ждать.
Валов закончил обследовать дверь, со вздохом выпрямился. Не открыть. Дверь металлическая, индивидуально настроенная электроника, скорее всего, продублирована с той стороны механическими запорами. Если бы стандартный для выездного инспектора комплект остался при нем, он еще мог бы на что-то рассчитывать. Жаль, что утром поторопился. Он выбрал вроде бы подходящий момент и попытался отключить бандита, который представился как Стив, внезапным ударом в висок. Тот успел отклониться. Тогда Валов выхватил заранее приготовленный стилет и всадил Стиву под ребра. Он, конечно, предусматривал возможность поражения, но не такого сокрушительного, совсем не такого…
Поморщившись, Стив вырвал стилет из своего тела, повертел в руках, с любопытством рассматривая, и сунул в карман. На комбинезоне расплылось кровавое пятно, однако он не обращал на это внимания.
Валов ждал, что он упадет. Или кинется на него и попытается убить. Вместо этого Стив со скукой в голосе бросил: «Зря. Нам с тобой не из-за чего драться». Повернулся и вышел.
Дезориентированный Валов уселся на стул, перебирая в уме все мало-мальски логичные объяснения. Он нанес противнику хоть и не смертельную, но достаточно серьезную рану, а тот не отреагировал, если не считать недовольной гримасы. Киборг?.. Вампир?.. Не то чтобы Валов всерьез допускал возможность существования вампиров, но голофильмы про них иногда смотрел от нечего делать. В кино у них, как правило, торчат характерные клыки… Однако зубы у Стива обыкновенные, как у человека.
Стив вернулся через полчаса, уже в другом комбинезоне, целом и чистеньком. Чувствовал он себя, судя по всему, превосходно. Обыскав пленника и помещение, изъял все предметы, способные послужить для нападения, обороны и взлома. Валову оставалось только выругать себя за авантюризм: нечего было изображать героя.
От волнения и голода его мутило. Голодовку Валов объявил после того, как понял, что своим похитителям он нужен живой и здоровый: то ли для какого-то запланированного обмена, то ли рассчитывают завербовать. Если можно осложнить им жизнь – он это сделает. Тем более, что накормить его пытались всякой импортной гадостью, вроде противно сладкого шоколада или мяса под острым соусом. Пусть сами это едят… Валов согласился только на чашку слегка подсоленного кофе по-веногьянски, с тмином и сливочным маслом, покрывающим горячий напиток аппетитной жирной пленочкой. Хорошо, что хоть это у них нашлось.
Он бродил взад-вперед по аккуратному жилому модулю из трех секций, рывками открывая скользящие двери. Подошвы ботинок прилипали к пористому упругому полу, потом отставали с чавканьем. Валова раздражал этот звук. Освещение модуля беспокойно мерцало. Регулировалось оно автоматически: в присутствии человека становилось более ярким, в отсутствие – еле теплилось, но если человек метался туда-сюда, автоматика не знала, как себя вести.
«Это значит, у хозяев яхты психика достаточно уравновешенная, – приостановившись, сделал вывод Валов. – Электронику они настроили под себя, у них не вызывает протеста ее назойливая услужливость. Технократы! А вдруг Стив и его подружка украли яхту? И сами не разбираются, как здесь регулировать сервисные системы?»
Впрочем, откуда у этой парочки яхта – еще не самый главный вопрос. Есть и поважнее: что они сделали с ним?
Он помнил, как на него напали около «Сумеречного шарма». Помнил боль. Помнил, как полз по траве. Когда он очнулся, его одежда была обильно испачкана засохшей кровью, а на теле появились шрамы, которых не было раньше – всего одиннадцать, специально сосчитал перед зеркалом.
Что за сверхэффективная медицинская аппаратура установлена на яхте? Можно считать, его воскресили из мертвых. Сначала убили, потом воскресили… Хороший способ добиться доверия. Сегодня утром Стив – до того, как Валов ударил его стилетом, – попросил его опознать нападавших и стал показывать портреты обитателей улья. Двоих Валов узнал наверняка.
Дешевая уловка Стива вызвала у него усмешку: ясно ведь, кто был заказчиком нападения. Для валгрианина рассчитанное на несколько ходов вперед хитроумное манипулирование себе подобными – обычное дело. Сам Валов не очень-то этим увлекался, что было одной из главных причин, по которым он так и не сделал карьеру. Но приемы из этого арсенала не были для него тайной, и он почти обиделся, когда Стив заявил, что они с Линдой, мол, случайно обнаружили его в парке около «Сумеречного шарма», подобрали и вылечили. Неужели он настолько похож на дурака?
Разумеется, в случайность Валов не поверил, а этот тип, естественно, изобразил удивление.
Устав метаться по замкнутому пространству, Валов откинул и зафиксировал койку, растянулся на мягкой поверхности. Похоже, что будущее от него не зависит. Он привык, что оно не зависит от него на семьдесят-восемьдесят процентов, но остальные двадцать до сих пор принадлежали ему, а теперь он потерял и это.
В холл Аделиной ячейки набилось человек тридцать. Все пуфики и откидные диванчики были заняты, кое-кто расположился на полу. Мебель, обтянутая цветной хавлашмыровой кожей, медовые стены-соты, дорогая люстра – все это выглядело неказистым и лишенным стиля в присутствии той публики, которую Адела наприглашала к себе на вечеринку.
Клода Хинби здесь терпели только благодаря покровительству Аделы: он не был своим. Он принадлежал к иному миру, который для обитателей улья был так же далек, как Нез или Ниар. Нечто всеми презираемое, иногда вызывающее скрытую зависть, но чаще – смешанную с бравадой злость. То, что он поселился в улье, дела не меняло: все равно он посторонний, об этом кричал каждый его жест, каждая черточка внешности. Он не носит серьги-кинжалы, у него мягкое и нерешительное выражение лица, он даже разговаривает не так, как здесь принято. Гости Аделы использовали его как прислугу: гоняли туда-сюда подать, принести, сбегать на кухню, открыть бутылку. Клод не осмеливался перечить, тем более что сама Адела не пыталась за него заступиться – наоборот, вместе со всеми смеялась, если кто-нибудь его толкал, а один раз наставительно сказала:
– Давай, давай, господин Хинби, позаботься о ближних… Надо же тебе наконец-то стать человеком!
Смотреть на Линду Клод избегал. Он понимал, что Адела просто шутит в своей обычной манере, и все же перед Линдой ему было неловко: словно его тут всерьез оскорбляют, а он терпит…
Линда сидела в углу с бутылкой бренди. На ней были кожаные штаны, красные лакированные туфли на босу ногу и броская одноразовая куртка из блестящего материала – из тех, что расползаются после первой стирки. Коричневой жидкости в бутылке оставалось на два пальца, и Клод начал опасаться, что Линда напилась до чертиков, но когда он случайно встретил взгляд ее серых глаз, на секунду ему стало неуютно. Трезвый, холодный, внимательный взгляд. Как будто она вовсе не пила. У Клода появилось подозрение, что эта вечеринка нехорошо закончится… Иногда здесь доходило до поножовщины. Омар, которого Линда вышвырнула вчера из своей ячейки (Клод до сих пор не понял, как ей это удалось), тоже присутствовал и вряд ли забыл о пережитом позоре.
Как обычно, Адела болтала со всеми, отпускала остроты. С Линдой она пока ни разу не заговорила – приглядывалась. А Линда вела себя неправильно: не смотрела на Аделу с восхищением и доверием, не смеялась над ее шутками. Клод знал, что Аделу такие моменты больно задевают, но предупредить Линду не мог, слишком много вокруг чужих ушей.
Проглотив все до последней капли, Тина отставила бутылку. Тергаронских киборгов спиртное не берет. Если она сообщала об этом кому-нибудь из знакомых, реакция следовала одна и та же – смешанное с жалостью изумление: боже мой, да как ты на свете живешь? Стив был первым, кто не выказал по этому поводу никакого сочувствия.
Прислонившись к стене, Тина оглядела компанию. Видимо, цель сборища – совместная пьянка, возведенная в ранг ритуала. И верховодит здесь Адела Найзер. Грузная, пышная, коротко подстриженные волосы завиваются кудряшками, лицо, шея и руки усыпаны коричневыми бородавками. Темные, немного навыкате глаза смотрели на гостей с теплой симпатией и в то же время с насмешливым превосходством – не каждый сумеет совместить два таких выражения.
Является ли Адела Найзер изменившим пол и внешность Виллертом Руческелом, Тина до сих пор не поняла. С одной стороны, кто по доброй воле захочет стать некрасивой женщиной? Вряд ли отыщется хоть один желающий. Кроме Руческела, которому надо спрятаться там, где никто не додумается его искать… Вдобавок есть в ней артистизм, способность работать на публику – Руческел обладает этими качествами. Это – доводы «за». А вот доводы «против»: озомные бородавки производят отталкивающее впечатление, что сужает круг людей, которых Адела могла бы купить на свое обаяние; Клод утверждает, что знаком с ней давно, и, по его словам, она всегда была здесь, не покидала Валгру.
Эта головоломка – где прячется Руческел и зачем ему Валгра – на первый взгляд имела множество вариантов решения, а на практике не решалась.
Тина опять оглядела гостей: не считая Клода, который играл здесь довольно странную роль, у Аделы собралась публика откровенно уголовного пошиба. В том числе один из парней, принимавших участие в нападении на Валова. Стив успел показать ей портреты тех, кого инспектор опознал. Если бы не феноменальное упрямство Валова, втроем они смогли бы многое раскопать… Но с этим человеком еще надо суметь договориться!
В один из похожих друг на друга, слившихся в одурманивающе-тягучий поток моментов Тина поняла, что просто так ей отсюда не уйти. Это угадывалось во взглядах, которые бросали на нее украдкой гости Аделы, в некоторой напряженности голосов и жестов. На нее нападут. Прямо здесь, в ячейке, либо чуть позже, в коридоре. Кто-то предупредил их о том, что она опасней, чем выглядит, оттого и нервозность. Почти все тут пили в меру, что нетипично для компании такого пошиба, зато исподтишка следили за тем, сколько пьет она. Тина мельком покосилась на бутылку: могли ей что-нибудь подмешать в бренди? Какое-нибудь снадобье без вкуса и запаха, способное за считанные секунды привести в беспомощное состояние человека, но безвредное для киборга? Ее биохимические фильтры нейтрализовали отраву, а она об этом даже не узнала… Если так – это была последняя проверка, и теперь противник знает, с кем имеет дело.
Дверь в коридор открылась, вошел Клод с большой прозрачной посудиной: ломтики рыбы в шоколадном соусе, валгрианский деликатес. Есть ли в коридоре засада, непонятно. Если кто-нибудь там и дежурит, у него хватило ума занять такую позицию, которая не просматривалась из холла.
Читать бесплатно другие книги:
