Пир Джона Сатурналла Норфолк Лоуренс

Джон вообразил царя в пруду и царские сокровища, плавающие вокруг него: сверкающую корону, рубиновый перстень, горсть золотых монет. Несъедобные богатства Тантала станут отменными кондитерскими изысками. Корона из сладкого теста и кремов, выдавленных затейливыми завитками. Перстень из жженого сахара, украшенный глазированной вишней. Монеты, отчеканенные из теста, запеченного до золотого блеска. Все это плавает в пруду из бледно-янтарного желе. Тантал заглянет в глубины столь прозрачные, что проникнет взором до самого дна.

Такой вот замысел намеревался воплотить Джон, когда взялся за дело, когда усердно трудился и когда доверил Симеону Парфитту последить за своим творением…

Теперь он уныло созерцал сажу…

— Почему бы Танталу не пожрать просто вареной говядины? — спросил Филип, отодвигая в сторону кожаный полог в дверном проеме, ведущем в подсобную. — Отличное блюдо. И для него не требуется голова мадейрского сахара…

— Что, совсем разучились стряпать? — раздался гундосый голос; Филип и Джон подняли глаза.

Землистое лицо обрамлял шлем черных волос. Под носом темнел густой пушок, уже и до настоящих усов недалеко. Уголки ухмылки лезли вверх, к черным кустистым бровям.

— Мы хотя бы что-то умели для начала, — отпарировал Филип.

Но Коук не сводил глаз с Джона:

— Опять бежим колдовать со Сковеллом, да? — Его физиономия раскраснелась и лоснилась от кухонного жара. — Вместе мешать в своих котелках, да, ведьмачок?

Джон шагнул вперед, но Филип быстро встал между ними. Коук с презрительной усмешкой прошел в кухню, толкнув обоих плечом. Джон взвесил в руке ковш и нахмурился.

— Да плюнь на него, — посоветовал Филип, потом постучал по ковшу костяшками пальцев. — Ты вот о чем думай. И о том, что скажешь мистеру Пейлвику…

Джон кивнул. Друг прав, конечно. На самом деле после той давней ссоры — а возможно, и до нее — Филип почти всегда был прав. Сахарный сироп, думал Джон, входя в подсобную. Загущенный вываркой из оленьего рога. Или из телячьих ножек для кристальной прозрачности. Съедобные сокровища в глубине…

Рано или поздно он изготовит это блюдо, не сомневался Джон. Как Симеон Парфитт рано или поздно научится следить за котелками. Он уговорит свое творение воплотиться, даже если для этого потребуется сжечь сотню медных ковшей.

Он очищал сахарные сиропы и разливал по ковшам. Замешивал тесто разных сортов и выпекал в самой медленной из печей Вэниана. Вываривал желатин из телячьих ножек и готовил глазурь. Наконец он залил прозрачную смесь в тестяную корзину, где покоились «сокровища». Сутки в самой холодной кладовой Генри Пейлвика — и Джон с готовым блюдом отправился в комнату Сковелла. Главный повар поднес поближе свечу, и оба пристально всмотрелись.

В глубине мерцали леденцы, похожие на драгоценности. Корона лежала на боку среди россыпи золотых монет. Сковелл постучал ногтем по глазурной корке, потом отломил кусочек теста и принялся жевать.

— Это пруд, мастер Сковелл, — пояснил Джон. — В нем царские сокровища превратились в сладости. Теперь он может поесть…

— Я понял, — перебил Сковелл. — Вода очень прозрачная. Глазурь тоже. Как ты этого добился?

Джон задумчиво поджал губы. По правде говоря, он сам не понимал, каким образом мадейрский сахар вместе со всеми заправками в конце концов распустился и желировался столь удачно, — единственно мог сказать, что в ходе готовки лишь самый медленный жар обволакивал варочную посуду, отравляя недра пруда темнотой. А чтобы получить такую глазурную корку, он медленно водил раскаленным утюгом над самой поверхностью.

— Я держал сироп высоко над жаровней и углей в нее клал мало.

Сковелл одобрительно кивнул.

— Терпение, — промолвил он. — Вероятно, Тантала погубил недостаток терпения. И то, что он забыл нрав своего господина. Но мы с тобой не совершим такой ошибки, Джон.

Снова загадка. Какому же господину служит Сковелл?

— Отнеси это обратно в холодную кладовую, — распорядился главный повар. — Попроси мистера Пейлвика сберечь десерт в целости. Его должен отведать гость сэра Уильяма. Сэр Сачервелл Корниш, по словам мистера Паунси, служит сэру Филемону Армсли. А сэр Филемон служит одному лишь королю…

Джон кивнул, хотя и недоумевая. Какая разница, кто взломает глазурь, изготовленную со всем тщанием? Или зачерпнет ложкой желе? Ведь вся полнота и совершенство творения останется здесь, в его руках. Но уже в следующую минуту мысли Джона опять обратились к блюду. Желе из оленьего рога получилось более прозрачным, размышлял он в воскресенье. Но вот растворялась костяная стружка гораздо дольше… Выйдя на солнце после церковной службы, Джон побрел на луг, погруженный в свои думы. Громкий всплеск вывел его из задумчивости.

На другой стороне пруда он увидел знакомую фигуру. Коук взвешивал в ладони ком земли. Барлоу и Стаббс делали то же самое. Неподалеку от них топтался Цапля. При виде своих мучителей бедняга впал в беспомощное смятение. Он нерешительно шагнул вперед, потом назад, волоча по земле крылья.

— Эй! Отстаньте от него! — крикнул Джон через пруд.

Трое землеметателей повернулись к нему. Стоящий за ними Цапля растерянно хлопал глазами. Джон махнул ему рукой, прогоняя прочь, но Цапля зеркально повторил жест. Внезапно Джона осенила мысль.

— От Сковелла идешь, да? Небось, опять колдовали над котелками? — издевательски крикнул Коук.

— Не твое дело.

Джон повел рукой перед собой, и Цапля на другой стороне мутного бурого пруда сделал то же самое. Джон медленно поднял обе руки над головой, и Цапля позади троицы воздел свои крылья.

— Что, сдаешься, черномазый? — презрительно ухмыльнулся Коук. — Зря ты пошел против нас. Не стоило тебе…

Но Джон так и не узнал, чего ему не стоило делать. Резко бросив руки вниз, он увидел, как крылья Цапли стремительно опускаются и палки с треском обрушиваются на головы Барлоу и Стаббса. Джон крутанул руками, и крылья Цапли тоже крутанулись, крепко саданув Коука по макушке.

— Ой! Черт!

Коук схватился за голову и пошатнулся. Джон на другой стороне пруда быстро вращал руками, посылая Цаплю в драку. Оборванная фигура двинулась на своих врагов, стремительно размахивая крыльями, колотя и молотя со всей силы. Чертыхаясь и охая под градом ударов, трое приятелей сперва швырялись в наступающего на них Цаплю комьями земли, потом неожиданно прекратили сопротивление. Остановившись на середине замаха, Барлоу со Стаббсом развернулись и неуклюже побежали к дому, а Коук помчался в другую сторону, к роще. Два товарища проводили их взглядом. Джон уперся ладонями в колени и перевел дух. Цапля на другой стороне пруда наклонился и сделал то же самое. Джон медленно поднял руку, и они двое отсалютовали друг другу.

— Я знаю, что ты можешь говорить, — тяжело дыша, сказал Джон. — Ты разговариваешь во сне.

Его боевой товарищ расплылся в улыбке, потом вдруг снова растерянно заморгал. Увидел что-то у меня за спиной, сообразил Джон.

— Мои поздравления.

Вздрогнув, Джон повернулся. Юная женщина в узкополой шляпке прямо сидела на крупной серой лошади. Широкая юбка темно-зеленой амазонки, накрывающая бок животного, заканчивалась внизу парой черных сапожек. Острый нос указывал прямо на него. Джон опять смотрел в лицо Лукреции Фримантл.

— Твои манеры не улучшились, Джон Сатурналл.

— Ваша светлость?

— Ты имеешь дерзость открыто разглядывать меня.

Джон опустил взгляд на подернутую рябью воду пруда. Голос у нее стал чуть глубже, подумал он. А губы полнее. Он ни разу, даже издали, не видел Лукрецию с тех пор, как мельком увидел у церкви почти пять лет назад. Сейчас ее отражение в воде дрожало и мерцало перед ним, расплываясь и вновь чудесным образом сгущаясь. Но ничто не изменит ее нрав, сказал себе Джон. Он вспомнил пронзительный крик в Солнечной галерее: «Сюда! Он здесь!» Никаким количеством сахара не подсластить ядовитого характера леди Люси. Цапля на другой стороне пруда таращился так, будто Лукреция спустилась с небес на громадной птице.

— Вижу, ты дослужился до поваренка, — сухо продолжила девушка. — Как и мечтал.

И повадки у нее остались прежними, подумал Джон.

— Я повар, ваша светлость.

— Еще лучше. Поздравляю, мастер Сатурналл.

— Мистер, — поправил он. — Повара именуются «мистер». — Он выждал долю секунды. — Леди Лукреция.

— Прекрасно. — Девушка тоже выдержала паузу. — Мистер Сатурналл. Благодарю за бесценную поправку.

— Рад услужить вашей светлости. — Он опять помолчал. — Ваша светлость.

— Счастлива это слышать, — ледяным тоном ответствовала она.

Но Джону почудилось, будто на лице, отраженном в воде у него под ногами, выступили алые пятна.

— Благодарю вас за возможность сделать вам приятное, ваша светлость.

Наверное, так они и разговаривают между собой в залах наверху, подумал Джон. Похоже на игру в «пятерки», только перебрасываешься не мячами, а словами.

— А я поздравляю тебя с вновь приобретенными учтивыми манерами, — напряженным голосом проговорила Лукреция. — Мне бы очень хотелось продолжить наш урок вежливости, но — увы! — я должна завершить конную прогулку. Доброго дня, мистер Сатурналл.

— Сожалеть остается мне, ваша светлость. И вам доброго дня.

В глубине души Джон почувствовал легкое разочарование, когда отступил в сторону и лошадь прошла мимо. Он смотрел, как бедра Лукреции колеблются в такт поступи животного. Они и тогда, в Солнечной галерее, были такие полные? Внезапно девушка рывком натянула поводья и остановилась. Сейчас обернется и скажет еще какую-нибудь колкость, предположил Джон. Но Лукреция смотрела на сторожевые башни, между которыми медленно распахивались деревянные воротные створы. На подъездной аллее показалось знакомое перевозочное средство.

— О господи, — пробормотала она.

Две разнородные лошади смотрели в разные стороны. Рыдван Кэллоков громыхал по подъездной аллее, кренясь на поворотах. Следом бежала ватага сопровождающих.

За ней ухаживает Пирс Кэллок, хихикали поварята в кухнях. Это знали все. Но сейчас Лукреция была явно не в восторге. Карета запросто остановилась у конюшен и исторгла из своего чрева тучного краснолицего мужчину, потом худосочную женщину, чье лицо скрывалось под широкими полями шляпы, и наконец юношу, немногим старше Джона. Заметив Лукрецию, молодой человек помахал рукой и направился к ней:

— Леди Лукреция!

Так вот он, знаменитый Пирс, подумал Джон. Длинное бледное лицо венчал широкий мягкий берет из малинового бархата. Разрезные рукава камзола были отделаны зеленым шелком, в тон чулкам, плотно облегающим ноги. Блестящие башмаки с пряжками осторожно ступали по сырой траве. Нос юноши словно стекал по лицу тонкой струйкой и разбухал над губами подобием крупной капли. Пирс остановился и кинул брезгливый взгляд на линялый, весь в застарелых пятнах дублет Джона:

— Ступай прочь.

Джон отвесил поклон Лукреции. Цапля на другой стороне пруда сделал то же самое. Но когда Джон повернулся, чтобы уйти, девушка резко промолвила:

— Я еще не закончила разговор с моим слугой, лорд Пирс.

Джон снова поднял глаза. Благородная бледность Пирса, разглядел он, достигнута с помощью пудры. А под ней лицо у него землистое, и нос покрыт красной сосудистой сеткой. Глаза юноши сузились.

— Я приказал ему удалиться.

— Но он мой слуга, — возразила Лукреция. — А я такого приказа не отдавала.

Джон стоял между ними.

— Ваш слуга? — Щеки Пирса под слоем пудры медленно покраснели под стать носу. — Поваренок?

— На самом деле, лорд Пирс… — Лукреция вновь заговорила ледяным тоном, — мистер Сатурналл — повар.

— Повар? — Пирс с деланым изумлением вскинул брови, разглядывая смуглое лицо и густые черные волосы Джона, потом презрительно скривил губы. — Но он больше похож на обезьяну, нежели на повара. Вы не находите, миледи?

Сомнение прочертило морщинку на лбу Лукреции. Заступиться ей за Джона или все же согласиться с Пирсом? Она нахмурилась сильнее, но, прежде чем успела сделать выбор между двумя равно неприятными вариантами, издали донеслись возгласы привратников. В ворота въехали шесть всадников в ливрейных костюмах, первый из них высоко держал голубое знамя с вышитыми на нем желтыми львами. Глаза Лукреции расширились.

— Не королевское ли это знамя? — спросила она.

— Оно самое, леди Лукреция, — подтвердил Пирс.

— Здесь, у нас?

— Под ним разъезжает сэр Сачервелл Корниш, который занимается делами короля, — продолжал Пирс. — По поводу его визита я и желал поговорить с вами. Наедине. — Он волком посмотрел на Джона.

Лукреция не терпела никакого противодействия своей воле, знал Джон. Он ожидал какой-нибудь резкости с ее стороны, но неожиданно в голосе девушки послышались новые возбужденные нотки.

— Делами короля? Какими делами?

От ее раздражения не осталось и следа, она жадно впилась глазами в Пирса.

— Сэр Сачервелл Корниш — стюард сэра Филемона Армсли, — надменно сообщил молодой Кэллок.

Тот самый гость сэра Уильяма, вспомнил Джон. Который должен отведать состряпанный им десерт.

— Всего лишь стюард? — разочарованно протянула Лукреция.

Пирс удостоил ее снисходительной улыбкой:

— Ну конечно, вы же не бывали при дворе. Сэр Сачервелл не простой стюард. Сэр Филемон, его господин, занимает пост камергера Королевской Спальни и вдобавок входит в «белый штат» Гофмаршальской конторы.

— Гофмаршальской конторы?

— Именно. Мы с ним несколько раз обменивались приветствиями. Сэр Филемон командует целыми армиями.

— Армиями? — изумилась Лукреция. — Какими армиями?

Улыбка Пирса стала шире.

— Армиями слуг, моя дорогая леди Лукреция. Мушкетеры сэра Филемона — это камердинеры. Его пикинеры — пажи. А самый надежный лазутчик — сэр Сачервелл. Разумеется, сэр Сачервелл намерен исполнить здесь и свои непосредственные обязанности стюарда. Пересчитать ложки и обследовать комнаты. Продегустировать вино из бочек в погребах и отведать кушаний с ваших кухонь. Возможно, он попробует и творения этого вашего повара. Будем надеяться, они будут соответствовать требованиям.

Они оба посмотрели на Джона.

— Чьим требованиям? — спросила Лукреция и уставилась на Джона так, словно ответ крылся в его облике.

Джон принял холодный вид. Пирс одарил девушку милостиво-покровительственным взглядом.

— Я узнал кое-какие сведения, когда был при дворе в последний раз, — небрежно промолвил он. — Если сэр Филемон получит от своего стюарда благоприятный отзыв и сам даст настоятельную рекомендацию, тогда, полагаю, появление здесь сэра Сачервелла предвещает скорый визит его величества.

Лукреция недоуменно сдвинула брови, потом до нее дошло. Рот у нее приоткрылся, лоб разгладился, и на лице изобразился простодушный восторг. Наверное, все-таки есть сорт сахара, способный подсластить ядовитый нрав Лукреции, подумал Джон.

— Король? — восхищенно выдохнула девушка. — К нам ожидается король?

Слух о предстоящем визите дал служанкам в чердачном этаже обильную пищу для пересудов. В задних гостиных домашние клерки серьезно обсуждали вопросы этикета. Кухня гудела, взбудораженная новостью.

— Мой дедушка однажды видел короля, — сказал Финеас Кампен, потянувшись за пивным бальзамом, который хранился на полке над очагом. — Он проезжал в карете через Саутон. Он там лечился водами, и у него после этого болотную лихоманку как рукой сняло. У дедушки то бишь. Только оттого, что короля увидал.

— Но король-то был другой, верно? — спросил Адам Локьер, отбивавший куски баранины плоскостью мясницкого ножа.

Симеон Парфитт вертел головой туда-сюда, проворно ощипывая гуся.

— Какая разница? — раздался от двери голос Альфа. — Король — он и есть король, говаривала моя сестренка. Не важно, кто именно.

— По-твоему получается, и ты мог бы быть, — насмешливо бросил Льюк Хобхаус, входя в кухню.

— Я слыхал про одного сапожника в Элминстере, — сказал Колин, работавший у стола рядом со стойкой для подносов. — Как-то раз к нему в мастерскую зашел оборванный нищий. Без шляпы, в протертых до дыр башмаках. Ну, сапожник починил ему обувку задаром, а голодранец возьми да окажись переодетым королем. Больше тому сапожнику ни разу не приходилось браться за шило.

— Кто тебе наплел такое? — вскинулся на него Льюк. — Калибут Пардью? Да на каждого сапожника приходится добрая сотня лордов. И все до единого тянут деньги из короля.

Джон, находившийся в другом конце кухни, вспомнил картинку в «Mercurius Bucklandicus», купленном Беном Мартином. Мужчина с печальными глазами, в великолепной шляпе. Тут у подножия лестницы возник Квиллер.

— Обмениваются тостами, — доложил он.

Мастер Сковелл кивнул, и Джон обернулся, ища взглядом последнее блюдо: свой блестящий прозрачный «Танталов пруд». Когда Квиллер унес десерт наверх, он представил, как сэр Сачервелл взламывает сахарную глазурь и выуживает из глубин сладкие сокровища. А Лукреция наблюдает за ним. И Пирс тоже.

«Блюдо, достойное короля» — таковы были слова сэра Сачервелла, как впоследствии передал Джону мастер Сковелл. Придворный вельможа поднялся с места и выразил свое одобрение, потрясая вилкой, на зубце которой болталась крохотная леденцовая корона.

— Тебе удалось завлечь сюда его величество, — улыбнулся главный повар.

Во внешний двор прибывали подводы с брусьями и досками. Артели работников деловито сновали взад-вперед. От родника на Верхнем лугу вниз по склону поползла длинная вереница спин, щетинящихся кирками и лопатами. Во вновь вырытый пруд, обложенный сланцем, с журчанием устремилась вода из подведенной к нему канавы. Подчиненные мастера Джослина разгружали ясеневые доски и дубовые брусья, устанавливали под нужным углом друг к другу и сколачивали. По одной стороне двора протянулся каркас барака. Мужчины карабкались по приставным лестницам и лазили по балкам, прибивая внахлест вязовые доски. Такое же сооружение выросло впритык к конюшне.

— Что они хотят сделать? — подивился Адам. — Заново отстроить всю усадьбу?

— Ко времени, когда прибудет король, она будет больше походить на Каррборо, — откликнулся Финеас.

В садах старухи из Кэллок-Марвуда пололи клумбы под надзором Мотта, а младшие садовники приводили в порядок разросшиеся живые изгороди, подрезая и переплетая ветви. В доме работники красили стены, спешно возводили перегородки и навешивали новые двери. Кипучая деятельность не коснулась только Солнечной галереи и Восточного сада с оранжереей. По приказу миссис Гардинер служанки шили занавеси, проветривали постельное белье, развешивали во дворе на веревках затхлые одеяла. Мистер Паунси крупным шагом расхаживал взад-вперед по коридорам, сопровождаемый стайкой клерков в зеленом, таскающих за ним счетные книги, перья с чернилами и раскладной столик, которым мистер Паунси пользовался как переносной конторкой. С первым снегом все работы остановились, но ко времени, когда Джош Пейлвик нанес свой ежегодный визит, во втором внешнем дворе уже возвышался барак.

— Так, значит, в Бакленд приезжает король? — спросил погонщик.

— Похоже на то, — ответил Джон.

— По всей долине только и разговоров что об этом. — (Мул позади Джоша стукнул копытом.) — И ее величество тоже? Неужто правда?

Джон кивнул. Вокруг него кипела возбужденная суета, но, даже находясь в самой ее гуще, он помнил слова Сковелла и про себя удивлялся, что за дело Джошу Пейлвику до королевского визита. Если пир принадлежит повару, какая разница, кто съест пиршественные блюда? Ведь король сидит, жует и глотает точно так же, как любой другой смертный. Однако Сковелл, похоже, тоже заразился общим лихорадочным возбуждением и теперь часами просиживал за закрытыми дверями с Вэнианом, Андерли, Роосом и Генри Пейлвиком, обсуждая с ними меню и последовательность блюд.

Подряд на поставку говядины заключили со скотоводами из Саутона, а бочки с морскими угрями и сельдью заказали в Столлпорте. Когда вышел в свет очередной выпуск «Mercurius Bucklandicus» с рисунком королевской свиты, торжественно выезжающей из Лондона, все в доме засуетились с новой силой. На своем командном посту в дверях Большого зала мистер Паунси размышлял над списками секретарей и хранителей печатей, клерков-письмоводителей и королевских стражников. Кто выше по званию, клерк Малой Сумы или джентльмен-грум, ломал он голову. Насколько важная особа Хранитель Короба или Подготовитель Воска? В тревожных фантазиях мистера Паунси епископов усаживали рядом с дамами, а герцогов втискивали между йоменами. А вдруг «высокий» стол рухнет, с замиранием сердца думал мистер Паунси. А вдруг источник на Верхнем лугу пересохнет? А вдруг придворные, которым не достанется кроватей, погонятся за ним по коридорам, размахивая разрезными шелковыми рукавами?..

— Одних у меня в списках вообще нет, — пожаловался он сэру Сачервеллу, разглаживая на балюстраде листок и просматривая имена; в Большом зале за ними работники снимали со стены и полировали старинные мечи; раздраженные плотники заколачивали под помост со столом ненужные дополнительные опоры. — А другие появляются по несколько раз.

По дороге между усадьбой и Каррборо носились взад-вперед посыльные. За неделю до предполагаемого прибытия его величества, когда мистер Паунси уже начал верить, что вполне владеет ситуацией, на подступах к усадьбе показался лес знамен, которые развевались над фургонами и телегами, с грохотом въезжающими в ворота. По обеим сторонам от колонны неспешно рысили конвойные всадники, вытесняя на обочину местные повозки. В Бакленд прибыл королевский вещевой обоз.

На лугу рядом с новыми бараками один за другим выросли шатры, над которыми взвились королевские знамена, и под конец стало казаться, будто там стоит на якоре целая флотилия с трепещущими на ветру парусами и флагами. Поставив своих лошадей в конюшню, обозные конвоиры с важным видом разгуливали по двору, а скучающие стражники-йомены слонялись между палатками. В числе последних подъехал высокий мужчина с хохолком темных волос надо лбом и тщательно завитыми усами, распекающий на все лады дюжину своих подчиненных. Все они были в темно-синих дублетах с серебряным шитьем.

— Это оскорбительно! — вскричал он с сильным французским акцентом, обводя глазами двор. — Это унизительно! Нам положены кровати. И белье. Чистое белье! — Он взглянул в сторону конюшен и проорал проходящему там помощнику конюха: — Чистое белье!

Мистер Паунси наблюдал за ним, оцепенев от страха.

— Это служащие Кухни Королевы, — сообщил сэр Сачервелл.

— Но у нас есть своя кухня. И повара есть. Много поваров…

— Нет-нет-нет. — Сэр Сачервелл отрицательно помахал ладонью. — Это не повара как таковые, а придворные джентльмены, состоящие при кухне ее величества. Вон тот с усами — паж Кипятильни. Толстяк позади него — джентльмен-дегустатор. Правда, дегустирует он не больше, чем кипятит усатый или стряпают остальные из них.

— Тогда чем же они занимаются?

— Просто сопровождают.

Все просто сопровождают, размышлял мистер Паунси. Их величества покинули Элминстер, уведомили стюарда нарочные из Каррборо. Они решили принять целебные ванны в Саутоне, стало известно на следующий день. Венценосные супруги направляются к Туэ, сообщил мистеру Паунси очередной посыльный. Другой принес известие, что они уже в одном дне пути. Нет, в трех днях, доложили позже. Стоя на своем посту, мистер Паунси вдруг поймал себя на том, что поминутно устремляет напряженный взгляд на ворота, словно надеясь таким образом ускорить появление монаршей четы.

— Наша участь — ждать и уповать, — раздался низкий голос позади него. — Пускай на одного лишь Бога.

Мужчина в богатом плаще из серо-голубого меха улыбался мистеру Паунси странной, кривой улыбкой. Но его немигающие глаза смотрели холодно, и стюард почувствовал себя неуютно. Сэр Сачервелл быстро поклонился.

— Представляю вам своего господина, — сказал он мистеру Паунси. — Сэр Филемон Армсли.

Вовсе он не улыбается, понял стюард, приглядевшись. Один угол рта у него оттягивал вверх сморщенный красный шрам, тянувшийся почти до уха.

— Память о битве при Ла-Рошели. — Сэр Филемон дотронулся до бугристого рубца. — Один из кавалеристов кардинала решил, что рот у меня узковат, надо бы расширить. Я сам зашивал. Никогда не ладил с иголкой и ниткой. — Он огляделся вокруг. — Сегодня король ночует в Каррборо. Передовой отряд выступит сразу после утренней службы. Его величество будет здесь завтра к полудню, если дороги не подведут. Здесь все готово?

Бараки для слуг нужно снабдить постельными принадлежностями, вспомнил мистер Паунси. И еще нужно решить, кто где будет сидеть за «высоким» столом… Он бросил взгляд на палаточный лагерь по другую сторону кипящего деловой суетой двора. Но сэр Филемон казался вполне удовлетворенным.

— Уверен, все будет в должном порядке, — оживленно промолвил он. — Значение имеют только их величества. Позаботьтесь, чтобы они остались всем довольны. Всем, что видят. Всем, что слышат. Всем, к чему притрагиваются. Всем, что обоняют и воспринимают на вкус. Вы меня понимаете?

Кривая улыбка сэра Филемона превратилась в жутковатую гримасу. Мистер Паунси быстро кивнул.

— Никто не знает поместье лучше стюарда. Не правда ли, Сэк?

Сэр Сачервелл кивнул. Сэр Филемон распахнул на груди плащ, открывая взорам толстую должностную цепь, почти такую же, как у мистера Паунси, и эмблему в виде двух скрещенных белых жезлов, приколотую к дублету.

— Все мы в своем роде стюарды. Кроме его величества. — От былого благодушия сэра Филемона не осталось и следа. Глядя в ледяные глаза мужчины, мистер Паунси порадовался, что переговоры закончены. — Сегодня король нуждается в людях, которым может доверять, — продолжал сэр Филемон. — Само их присутствие положит конец ропоту недругов.

Он посмотрел на мистера Паунси со значительным выражением, какое стюард не раз видел на лице сэра Уильяма во время совещаний, проводившихся за закрытыми дверями приемного кабинета. Одному лишь мистеру Паунси дозволялось заходить туда, когда хозяин обсуждал беззаконные и оскорбительные выходки парламента с лордом Феллом, лордом Фербро или маркизом Хертфордом.

— Даст ли король свое благословение? — отважился спросить стюард.

— Как было договорено.

У мистера Паунси будто камень с души свалился. Перед его мысленным взором возникли латунные гирьки, делающие последние прыжки по бумажным кипам: самые легкие — налево, самые тяжелые — направо. Но когда он повернулся, чтобы удалиться, вновь раздался голос сэра Филемона:

— И вот еще что. Ее величество изъявила одно желание.

— Какое, сэр Филемон?

— Она хочет встретиться с вашей барышней в частном порядке.

Лукреции казалось, что внутри у нее все туже натягивается лебедкой какой-то канат. Каждый день барабан лебедки делал очередной оборот, и под конец, в знаменательное утро, когда она вместе с отцом вышла встречать высочайших гостей, у девушки было такое ощущение, будто с минуты на минуту этот туго натянутый канат лопнет или ее остов просто рассыпется изнутри, не выдержав напряжения. Со спущенными на лоб завитыми локонами, с тщательно вымытым и напудренным лицом, Лукреция недвижно стояла, впившись глазами в усадебные ворота, а позади нее шеренги баклендских клерков и слуг разного ранга заполняли внутренний двор, вплоть до парадного крыльца перед входом в Большой зал. За длинными зелеными рядами домашней челяди выстроились подчиненные мастера Джослина в пурпурных ливреях, а за ними кухонные работники в красном. В воздухе висел приглушенный гул голосов, пока мистер Паунси и сэр Сачервелл обходили ряды.

— А ну-ка тихо там! — рявкнул стюард, устремив грозный взгляд на длинную красную шеренгу.

— С какой стати дворовые вылезли вперед? — прошипел Адам Локьер на ухо Джону, когда мистер Паунси двинулся дальше.

— Не знаю.

Повара провели все утро, отчищая пятна со своих дублетов. Мысли Джона обращались то к леденцовым драгоценностям и короне, хранящимся в самой сухой кладовой Генри Пейлвика, то к выпечным золотым монетам, лежащим в чуть теплой печи Вэниана. Когда солнце поднялось высоко в небо, он раз за разом выполнял в уме все возложенные на него сегодня работы, стоя во внешнем дворе среди покашливающих, почесывающихся, переступающих с ноги на ногу товарищей.

— Смотрите! — выкрикнул наконец Джед Скантлбери.

Над гребнем холма показались сине-золотые знамена. Когда первые всадники прорысили между могучими буками, Джон увидел, как мистер Паунси торопливо двинулся вперед, но сэр Сачервелл поймал его за руку.

— Не волнуйтесь так, мастер стюард. Это всего лишь секретари кастелянской для умывальных принадлежностей. За ними следуют камер-пажи. Они еще ниже званием. — (Всадники приблизились и начали выстраиваться в ряд.) — А вот обладатели более высоких должностей, — продолжал сэр Сачервелл. — Камергеры Спальни. За ними едут камергеры-привратники. Господин с жезлом — начальник конницы.

— А джентльмен рядом с ним?

Рядом с жезлоносцем Джон увидел мужчину, на целую голову выше всех, кто находился рядом.

— Это сэр Кенелм Дигби, — ответил сэр Сачервелл. — Он занимал должность камергера Королевской Спальни еще в бытность его величества принцем. Он из тех самых Дигби.

Сэр Сачервелл выразительно взглянул на мистера Паунси, на чьем лице, однако, отразилось полное непонимание.

— Его отец пытался взорвать короля, — пояснил сэр Сачервелл.

— О!..

Джон и Филип во все глаза уставились на сэра Кенелма. Поверх дублета на нем была надета кираса, и металл вспыхивал на солнце всякий раз, когда он привставал на стременах в такт поступи своего гнедого коня. За ним ехали двое всадников на одинаковых белых лошадях.

— Эскорт обер-камергера. — Сэр Сачервелл легонько толкнул локтем мистера Паунси. — Королевская карета вот-вот появится. Пойдемте займем наши места.

Они поспешно зашагали между рядами слуг. Всадники уже выстроились длинной дугой перед портиком. Наконец свои места заняли последние вельможи, увешанные должностными цепями и нагрудными знаками. Внезапно все многочисленное собрание затихло, и в тишине Джон услышал стук колес.

— Все на колени перед королем!

Одним движением всадники сняли шляпы и низко склонили головы. Словно волна прокатилась по рядам баклендских слуг, когда они разом опустились на колени. Джон успел мельком увидеть позолоченную карету, запряженную шестерней белых лошадей, сэра Уильяма во всем черном и рядом с ним тонкую фигуру, которая стояла чуть дольше всех остальных, а потом тоже преклонила колени.

Идущие плавной рысью лошади с плюмажами, блестящая в солнечных лучах карета, яркие знамена и всадники в ливреях… Лукреции показалось, будто внутри у нее стремительно распустился тугой узел. Они здесь, сказала себе девушка, услышав, как колеса замедляют ход и останавливаются. Их величества здесь.

Несколько мгновений царила полная тишина. Потом к карете подступил лакей и отворил дверцу. Другой лакей поднес приставные ступеньки. Лукреция услышала, как отец приветствует царственных гостей от имени всех обитателей поместья, и подняла взгляд.

Волны ярких шуршащих шелков заполонили зрение и слух Лукреции, и мимо нее поплыли разноцветные пышные юбки. Фрейлины ее величества разомкнули свою трепещущую, шелестящую фалангу, пропуская вперед госпожу. Женщина с прелестным овальным лицом, длинным прямым носом и живыми глазами внимательно взглянула на коленопреклоненную девушку и милостиво улыбнулась.

— Леди Лукреция? — промолвила королева с легким французским акцентом, и голос ее прозвучал для ушей Лукреции нежной трелью серебряного колокольчика.

Она кивнула, и королева с улыбкой спросила:

— Вы не уделите мне немного внимания сегодня?

Лукреция ошеломленно смотрела на нее снизу вверх, не в силах вымолвить ни слова.

— Скажите «да», — подсказала ее величество.

Девушка опять кивнула.

Ее проводили в личные покои королевы. Яркие занавеси с фестонами и роскошные балдахины преобразили сумрачную комнату. На стене висел гобелен с изображением мужчин и женщин, охотящихся на оленей. Лукреция сделала реверанс, и королева улыбнулась. Одежная стойка рядом с ней была задрапирована серебристо-голубым шелком, блестящая ткань струилась, стекала мягкими складками. Платье, догадалась Лукреция. Продолжая улыбаться, ее величество указала на стойку:

— Для вас.

Фрейлины провели девушку за ширму. Сноровистые руки в два счета распустили ей шнуровку и быстро переодели. По коже мягко заскользила прохладная ткань, тоньше которой Лукреция в жизни не осязала. Но когда она посмотрелась в трюмо, у нее упало сердце. Корсаж болтался на ней, что мешок на палке, серебристо-голубой шелк свисал с плеч некрасивыми складками. Лукреция неохотно вышла из-за ширмы, и ее величество похлопала по мягкой скамеечке у своих ног:

— Присядьте подле меня.

Когда Лукреция опустилась на скамеечку, королева подалась вперед и прошептала:

— Я прикажу высечь своих швей. Но посмотрите, какая вы худенькая. Вам сейчас столько лет, сколько было мне, когда я впервые приняла короля. У вас месячные пришли?

Лукреция покраснела. Боли и крови у нее случались нерегулярно, порой даже не каждый месяц. «У твоей матушки было то же самое, — ворчала миссис Гардинер. — Но она не морила себя голодом, чтобы привлечь внимание…» Девушка смущенно кивнула.

— Это хорошо. Вам нужно питаться, как рекомендуют аптекари. — Королева убрала у нее со лба выбившуюся прядь волос. — Вы позволите мне называть вас Люси? Скажите «да».

Лукреция оглянулась на фрейлин, потом опять перевела глаза на женщину, ласково смотревшую на нее.

— Вы станете носить это платье при дворе, леди Люси?

Лукреция почувствовала, как в груди поднимается радость, долго пребывавшая под спудом.

— Мне сказали, что к вам не подступиться со сватовством, — промолвила королева, и фрейлины заулыбались. — Что вы своенравны и непокорны. Однако, пообщавшись с вами, я удостоверилась в обратном.

Тень недоумения легла на лицо Лукреции.

— Со сватовством?

За нижними столами вспыхивали ссоры, доходящие до потасовок, докладывали подавальщики. Некоторые придворные сторожили у арочного входа в зал и хватали блюда с подносов. Другие вообще спускались в кухню, пока мистер Андерли не поставил разделочный чурбан у подножия лестницы, — и там, наряженный в самый свой кровавый фартук и вооруженный огромным секачом, он приветствовал всякого непрошеного гостя в шляпе и гофрированном воротнике.

Выдворенные из своей общей спальни, Джон и остальные повара спали в кухне вместе с поварятами. Каждый день половник Сковелла звонко ударял по огромному медному котлу в очаге еще до рассвета. Потом главный повар ходил между столами и лавками, нюхая, пробуя, кивая или качая головой. Генри Пейлвик жаловался, что от такого количества народа у него в погребах нагревается воздух. Недовольного Пандара Крокетта поставили работать с поварятами в подсобной мистера Банса — обрезать корешки у зелени. А в судомойне мистера Стоуна не стихали плеск воды, звон посуды и раздраженная брань.

Кухня будет поделена на три части в соответствии со столами в Большом зале, объявил Сковелл. Король и королева со своими ближайшими придворными, сэр Уильям, леди Лукреция и Кэллоки займут места за столом на помосте. Под ними, за столами на высоких козлах, расположатся остальные придворные джентльмены, преподобный Япп, миссис Поул и прочие высшие слуги. А дальше, за низкими столами, грубо сколоченными усадебными плотниками, рассядутся все остальные.

Блюдо под названием «Танталов пруд», состряпанное Джоном, будет подано придворным джентльменам. А для короля Сковелл и Вэниан соорудят громадный многоярусный десерт, в котором будет представлена вся последовательность Творения, восходящая от бессловесных животных, вырезанных из овощей и фруктов, к самой королевской чете, изготовленной из марципана и кристаллизованного сахара.

В комнате главного повара Джон, Колин Черч, Льюк Хобхаус и Тэм Яллоп хлопотали над жаровнями, а мистер Вэниан отдавал распоряжения у рабочего стола позади них. Оттуда в пиршественные шатры, раскинутые на лужайках, подавальщики уносили изысканные угощения: пирожные в виде лебедей, корабль из фруктов, сахарную тиару с драгоценными камнями из глазури.

Лихорадочные дни мелькали один за другим. Едва Джон касался головой тюфяка поздним вечером, как уже опять приходилось вставать и браться за работу. Он выпек две тестяные корзины для «Танталова пруда». Глиняный горшок с сахарным сиропом стоял в погребе Генри Пейлвика. Леденцовые сокровища хранились под замкм рядом. Поздним вечером накануне пира Джон решил в последний раз проверить сироп и тестяные корзины.

Тэм Яллоп искоса глянул на него из кондитерской, когда он проходил мимо по коридору. Подметавший пол Финеас на секунду вскинул глаза. В холодном погребе на самой верхней полке стояли в целости и сохранности выпечные корзины. Пожалуй, он сам перенесет их отсюда, подумал Джон. К ним с Филипом приставили на побегушки Симеона, но у мальчишки не самые надежные руки… Он окунул ложку в сироп. Сладкий точно в меру. Удовлетворенный, Джон зашагал прочь по пустому коридору. Теперь можно спать спокойно, подумал он. У него уже слипались глаза. Внезапно он услышал голоса.

Разговор доносился из пряностной комнаты Мелихерта, хотя в такой поздний час там никого не должно было быть.

— …С миногами совсем другое дело, — говорил один голос. — Сложнее всего снять с них шкурку. Используйте чистую салфетку, мой вам совет. Стягивайте медленно. И варите на самом медленном огне. Столько времени, сколько потребуется, чтобы медленно прочитать «Аве Марию»…

— Д-да вы еретик, — хихикнул второй голос.

— Бульон — это самое главное, — невозмутимо продолжал первый, — и все должно уходить в бульон…

Джон толчком распахнул дверь.