Пир Джона Сатурналла Норфолк Лоуренс

— Не люблю, — резко промолвила она. — Как и он меня.

На шее сбоку у нее пульсировала жилка. Мелкое биение, отсчитывающее удары сердца. На трепещущей нежной выпуклости лежал тонкий завиток темных волос.

— Моя мать отдала жизнь за Бакленд, — сказала девушка. — Она умерла, чтобы подарить отцу наследника. Чтобы Долина оставалась в безопасности. Она умерла, а я живу. Такова была ее воля. Чтобы род Фримантлов продолжался. Чтобы с Долиной не случилось беды.

Лукреция вскинула на него глаза. На что он, собственно, надеялся, подумал Джон. Что она проведет здесь всю жизнь? Что он до глубокой старости будет сочинять для нее обманные блюда, чтобы проносить под носом у миссис Поул?

— Если вы намерены прекратить вашу голодовку, — наконец проговорил он, — пускай она завершится подобающим образом. Я состряпаю для вас еще одно кушанье, мисс Лукреция.

Она взяла себя в руки:

— Какое?

— Пусть это останется тайной. Пусть оно расскажет вам что-то такое, о чем вы не догадывались. Про меня.

На кухонной лестнице Джон встретился с мистером Паунси. Обычно стюард коротко кивал, когда он почтительно снимал шапку. Но сегодня, к удивлению юноши, мистер Паунси пытливо вгляделся в него, потом кивнул и заговорщицки улыбнулся, словно они обменялись некими секретными сведениями. Спустившись в кухню, Джон быстро прошагал через все помещение и заглянул в подсобную.

— Мистер Банс, вы знаете такое яблоко — кислица? — спросил он.

На следующий день Поул встретила Джона суровым взглядом, но одобрительно кивнула при виде круглых булочек, представленных для инспекции. Войдя в комнату, юноша увидел, что Лукреция заплела косы. И почуял незнакомый аромат, витающий в воздухе.

— У вас здесь цветы какие-то, ваша светлость? — спросил он, едва Поул с Фэншоу удалились.

— Цветы? — Лукреция дотронулась ладонью до щеки. — Ты что, никогда не слышал запаха розовой воды?

Ну да, в Солнечной галерее, вспомнил Джон. Тонкий аромат защекотал ноздри, когда он наклонился, чтобы вскрыть первую булочку. Мягкое тесто расступилось, и изнутри выплыло облачко пара, разливая по комнате еще один сладкий запах. Несколько секунд Лукреция с любопытством рассматривала блестящую массу, потом вопросительно посмотрела на Джона:

— Что это?

— Моих медвяных сливок сладкий дар, — процитировал Джон, — чтобы остудить кислицы нежной жар…

Лукреция так и ахнула, пораженная до глубины души:

— Стихи?! Ты умеешь читать?!

— Разве грамотный повар такая уж редкость?

— Я… нет, конечно. — Лукреция оправилась от изумления. — Вы ведь должны читать кулинарные рецепты.

— Они — наши стихи, ваша светлость. Мы, повара, постоянно декламируем их друг другу.

Джон достал из внутреннего кармана дублета фляжку, вытащил пробку и облил печеное яблоко взбитыми с медом сливками. Он наблюдал, как Лукреция погружает ложку в истекающую соком мякоть, круговым движением зачерпывает густые сливки и отправляет мраморно-крапчатую смесь в рот.

— Твои медвяные сливки и впрямь сладкие, как в стихах, — проглотив, сказала девушка. — Почти полностью заглушают кислоту яблока.

— Я рад, что вашей светлости понравилось.

Когда Лукреция облизала губы и отложила ложку, лицо ее вновь приняло отстраненное выражение.

— Королева подарила мне платье. Прекрасное платье, чтобы я носила при дворе. — Она встала, подняла крышку сундука и наклонилась над ним. С шорохом развернулись шелковые складки, и девушка приложила к себе мерцающую ткань. — Что скажешь?

Джон зачарованно смотрел на тонкую фигуру, задрапированную серебристо-голубым шелком.

— Знаю, — вздохнула Лукреция, не дождавшись ответа. — Оно мне велико. — Она завела руки за спину, натягивая ткань. — Так лучше?

— Да, — с трудом выдавил Джон. — Так лучше, ваша светлость.

— Мы просто обмениваемся нашими желаниями, сказала мне ее величество, — задумчиво проговорила Лукреция. — Почему бы не обменяться и неприязнями?

Она имеет в виду Пирса, понял Джон. Она приняла решение. Юноша указал на поднос:

— Кушайте, ваша светлость.

— Непременно, Джон Сатурналл. — Девушка села и постучала ложкой по второй булочке. — Как только ты подашь блюдо в должном виде.

Джон наклонился, и в ноздри влился смешанный аромат яблок и розовой воды. Потянувшись через Лукрецию, чтобы раздвинуть мягкое тесто, он уловил теплый запах ее кожи. Что-то легко скользнуло по щеке. Выбившаяся прядь ее волос. Не думая, он заправил локон ей за ухо и на мгновение задержал пальцы у нее на щеке, под плавным изгибом скулы. Лукреция подняла к нему лицо, глаза ее расширились.

— Это и есть твоя тайна, Джон Сатурналл?

Сладкий аромат яблок смешивался с ее собственным запахом. Он чувствовал тепло ее дыхания. Да, подумал он, это и есть моя тайна. Вернее, уже не тайна.

Лукреция по-прежнему сжимала в руке забытую ложку. Джон наклонился ниже и увидел, что губы девушки разомкнулись. Внезапно все стало ясно. Сейчас их уста соприкоснутся и ее теплое дыхание смешается с его дыханием… Но в следующий миг в комнате раздался гнусавый голос:

— Вижу, вы закончили голодовку, ваша светлость.

Ложка выпала из пальцев Лукреции. Джон отпрянул назад. В дверях стоял мистер Паунси в окружении Поул и Фэншоу. Стюард пристально воззрился на Джона:

— Похоже, ее светлость оценила ваши старания.

Джон увидел собственное замешательство, отразившееся на лице Лукреции.

— Ты успешно справился с порученным тебе делом, Джон Сатурналл, — продолжал мистер Паунси. — Можешь возвратиться в кухню. Мистер Фэншоу, проводите молодого человека, будьте так любезны.

Снова на Джона со всех сторон сыпались поздравления. Снова ладони товарищей хлопали его по спине.

— Считай, тебе повезло, — сказал Филип.

Джон кивнул.

— Тебя могли поймать и выгнать взашей, как Коука. Ты же не хотел этого, а?

Джон помотал головой.

«Но откуда стюард узнал?» — гадал Джон, утопая в похвалах товарищей. Он успел обменяться с Лукрецией единственным растерянным взглядом, прежде чем вышел из комнаты следом за Фэншоу, в полной сумятице чувств.

— Да не бери в голову! — беззаботно бросил Филип, когда Джон спросил, что Джемма рассказывает про Лукрецию. — Пускай о ней жених беспокоится. Тебе сейчас нужно думать только о пире.

Запряженные волами телеги с грудами дров, грохоча, въезжали во внешний двор. Поленья и чурбаны перегружались в тачки и за конюшней складывались в поленницу, становившуюся длиннее день ото дня. Мешки угля сваливались вдоль западной стены кухонного двора и уже скоро наполовину закрывали окно старой питейной кладовой. Из каррборовской кузницы прибыло новое вертельное устройство, покрытое свиным жиром. За ним последовали новые щипцы-ухваты и набор котелков разного размера. Потом из кузницы привезли четыре вороненные до синевы сковороды с длинной ручкой — они были смазаны маслом и обожжены в духовой печи мистера Вэниана, а после повешены рядом с остальными над ларем с солью. Филип Элстерстрит раскладывал на столе длинные списки и мерные рейки, подсчитывая страйки и пеки зерна, которые нужно отправить из зернохранилища на мельницу в Кэллок-Марвуде.

— Виконт Сей выступил против короля? Вижу, ты начитался калибутовских листков! — насмешливо фыркнул Колин.

— Он и граф Эссекс тоже, — упрямо продолжал Льюк. — Хертфорд и Карбери отказались сидеть с ними за одним столом. Они снова приезжали повидаться с сэром Уильямом.

— И еще маркиза Чарнли, — добавил Тэм Яллоп.

Поток новых имен протекал мимо Джона, не оседая в сознании: графы Эссекс и Варвик, лорды Брук и Балленден. В парламенте плетутся интриги, говорили во дворе одни. Королю следует отправить всех по домам, считали другие. Но при каждом упоминании «негодяя Пима», «мерзавца Гемпдена», «болвана Кромвеля» или «наглеца Хэзелрига» Джон погружался в размышления о своем. Имена перекатывались через него волнами: «молодой Эдвард Монтегю», «отпрыск старого Манчестера», некий «Мандевиль», которые все, запоздало сообразил Джон, являлись одним и тем же человеком. Мастер Джослин муштровал дворовых работников и часть домашних слуг на лугу за прудами: строил рядами и колоннами и заставлял маршировать взад-вперед. Древние копья и пики были извлечены из темного подземного арсенала и отполированы до блеска. Но вся эта суета имела для Джона не больше веса, чем вес муки, которую вмещали новые волосяные ситечки в пекарне. Усадебные плотники обещали сработать новые месильные лохани, что приводило на ум следующий вопрос…

В погребах бочки крепкого мартовского пива стояли рядом с бочками эля послабее. Клетки с дикими утками, чирками, жаворонками и дроздами крякали, чирикали, щебетали и трещали в птичнике за голубятней Диггори Винга. В кухнях скапливались мешки с мукой, которые требовалось куда-то убрать. Но куда? Кладовые Генри Пейлвика уже были битком набиты сахарными головами, сырами, мешками с морской солью, обливными банками с соленьями, маринадами и вареньями.

Днем Джон погружался в подготовительные хлопоты. По ночам перед его умственным взором снова и снова проплывали вереницы блюд: томленная на медленном огне рыба, покрытая огуречными чешуйками; дымящиеся пироги с золотистой корочкой, начиненные мелко порубленной олениной и говядиной; трясучие пудинги, глазированные пирожные и полные чаши силлабабов. Блюда поднимались по лестнице в Большой зал и плыли к «высокому» столу. Там, рядом со своим женихом, сидела в ожидании Лукреция, облаченная в серебристо-голубой шелк.

Она исполнена необычайного покоя и довольства, сообщал Филип, когда Джон спрашивал. При каждом удобном случае она принимается превозносить достоинства своего будущего супруга. Она начала работать над вышивкой с изображением Пирса в шерстяном плаще.

Лукреция скорее пройдет через игольное ушко, чем сумеет передать портретное сходство своей неуклюжей иглой, думал Джон. И незваный аромат розовой воды и сладких яблок внезапно наполнял ноздри.

Он заглушал волнующий запах терпкими благоуханиями пряностной комнаты. Стоя у очага, Джон ждал, когда жаркое пламя истребит теплый аромат девичьей кожи, преследующий его, вытянет в дымоход вместе с дровяным дымом. На меня нашло помрачение, говорил он себе, вспоминая головокружительный момент в спальне наверху. Только необъяснимое появление мистера Паунси спасло меня. Он словно воочию видел поднятое к нему лицо с призывно разомкнутыми губами. Еще мгновение — и я бы пропал, мысленно повторял юноша.

Уже забили первых коров и туши повесили на крюки в разделочной мистера Андерли. Цапля очистил от водорослей пруды, чтобы ловить в них сетями. Из Столлпорта прибывали бочки с рыбой, оплетенной кожистыми листьями ламинарии. Он состряпает десерт, который подавал королю, решил Джон. Только на сей раз в пруду из кристально прозрачного желе будут лежать символы любви: кольца, стрела, алое сердце.

Последние дни пронеслись бессонной круговертью хлопот. В кухнях нарастало возбуждение, и вместе с ним внутри Джона нарастало напряжение, знакомое по предыдущим пирам. Король покинул Лондон и направляется к Ноттингему, сообщал «Mercurius Bucklandicus». Граф Эссекс возмутил против него чернь. Прибывающие гости только об этом и говорили между собой, а их слуги сеяли волнение среди усадебной челяди. Этот пир ничем не отличается от других, думал Джон накануне бракосочетания. Все так, как должно быть. Завтра Лукреция напудрится, нарумянится и нарядится в серебристо-голубое платье… Для Пирса.

— Она сейчас с сэром Уильямом, — раздался голос Филипа. — Он наведался к ней в комнату. Мне Джемма только что сказала.

— Сэр Уильям? — Почему-то Джон не мог представить лорда Бакленда поднимающимся по той лестнице. Или идущим по тому коридору. Или стучащим в ту дверь.

— Какая-то суета непонятная, — сказал Филип. — Сэр Филемон проводит совещания в зимней гостиной. В Элминстер послали нарочного.

— Сейчас? — изумился Джон.

Час был поздний, в кухнях стояла тишина. Филип пожал плечами:

— Может, король вернулся в Лондон.

Они вдвоем шли по коридорам, заглядывая во все кухонные помещения: разделочную, пряностную, пекарню и прочие. Филип открывал двери кладовых и погребов. Нигде не было ни души, усталые повара и поварята уже отправились на боковую. Однако, приблизившись к лестнице, друзья увидели знакомую фигуру, шаткой поступью сходящую по ступенькам.

— А, поваренок, — невнятно промычал Пирс и взмахнул оплетенной бутылкой, обдавая Джона и Филипа густым винным духом. В другой руке он держал деревянную пивную кружку.

— Повар, лорд Пирс, — поправил Джон, переглядываясь с другом. — Позвольте нам проводить вас наверх.

— Когда я спустился сюда, чтобы провозгласить тост за невесту? Поднимем чашу, а? Все эти обманные кушанья, что ты ей стряпал…

Голова Пирса качалась из стороны в сторону, но глаза не отрывались от Джона. «Что же Лукреция ему рассказала?» — подумал тот. Пирс хотел было налить в кружку вина, но у него подсеклись ноги, и Джон с Филипом подхватили его под руки. Он повис мешком между ними.

— Уберите от меня лапы, — пролепетал Пирс. — Я могу стоять не хуже вас. — Один глаз у него открылся и снова уставился на Джона. — Уж я попотчую леди Люси горяченьким.

— Несомненно, мастер Пирс.

— Все эти твои сладости. Она мне все про них рассказала. Думал занять мое место, а? — Теперь открылся и второй глаз. — Рядом с королем.

Джон ничего не ответил. Пирс был тяжелее, чем казался на вид. Джон попытался втянуть расслабленное тело на следующую ступеньку, но Пирс снова взмахнул бутылкой.

— Выпьем за невесту, — предложил он, косясь на Джона. — Поднимем чаши, а, поваренок? Раз уж ты не можешь задрать ей юбки…

Джона охватила холодная ярость. Неторопливым движением он сгреб наглого хлыща за прямые жидкие волосы. Голова Пирса, хоть и тяжелая по ощущениям, сопротивления не оказывала. Джон крепко двинул ею об стену и повторил бы удар, не схвати Филип его за руку. Вся троица зашаталась на ступеньке: Филип оттаскивал Джона, а Джон накидывался на пьяного Пирса, который едва ли осознавал происходящее.

— Прекрати! — прошипел Филип. — Джон!

Джон отпустил противника. Наверху лестницы появился Пандар Крокетт в ветхой ночной рубашке и колпаке. В руке у него болталось ведро.

— Пандар, — еле ворочая языком, пробормотал юноша. — А вот и Пандар.

— Ну-ну-ну, лорд Пирс. Опять под хмельком, да?

Прежде чем молодой Кэллок успел ответить, другой голос, побасистее, прогремел:

— Он там, внизу?

И сэр Гектор, тяжело топая, спустился по ступенькам в сопровождении двух лакеев. При виде отца Пирс заискивающе улыбнулся. Сэр Гектор схватил сына за ворот:

— Даже сегодня напился? Марш наверх, пьянчуга! От короля пришло известие…

Он осекся, словно не желая продолжать в присутствии Джона и Филипа, рывком придал Пирсу вертикальное положение и поволок вверх по лестнице. Два лакея последовали за ними.

— Какое известие, интересно знать? — негромко проговорил Филип.

Но Джон мог думать лишь о словах, сошедших с заплетающегося языка Пирса. Про обманные блюда он мог узнать только от Лукреции. Наверное, она уже спит сейчас, подумал он. Лежит в кровати, на которую пригласила его присесть во время последней встречи. В бессонном мозгу Джона толпились вопросы, которые он не мог ни решить для себя, ни выкинуть из головы. Юноша медленно зашагал по темному коридору. Внезапно из густой тени навстречу ему выступила фигура:

— Джон.

Сковелл был в плотном плаще. Около лица мерцала единственная ситниковая свечка. Джон отшатнулся от неожиданности, но главный повар улыбнулся:

— Ты готов к пиру?

— Не знаю, мастер Сковелл. Надеюсь — да.

— Как бы хорошо мы ни подготовились, пир потребует от нас большего. — Мужчина буравил Джона пристальным взглядом. — Спроси своего демона.

Джон в упор смотрел на него, испытывая не любопытство, а раздражение. Каждый повар носит пир в себе. Свой собственный пир. Но загадки Сковелла больше его не занимали.

— Мой демон спрашивает, кто был сорокой-воровкой?

В глазах главного повара мелькнуло замешательство.

— Он давно покинул наши края.

— Но кто он? — упорствовал Джон.

— Его звали Элмери, — неохотно ответил Сковелл. — Чарльз Элмери. Он называл себя еретиком и вором. И он был моим другом.

— Но вы с ним поссорились, — наседал Джон.

— Да, поссорились.

— И с моей матерью тоже?

Главный повар поправил ношу на плече и двинулся дальше по коридору.

— Завтра ты покажешь себя с лучшей стороны, — сказал он. — И во все последующие дни, надеюсь.

— Мы все будем стараться.

Сковелл на миг остановился, но не обернулся.

— Повар особенный среди людей, — донесся до юноши его голос. — Даже на пиру он одинок.

— Просыпайся, Джон. Вставай…

Он только-только опустил голову на тюфяк, а мистер Банс уже тряс его за плечо.

— Ну же, Джон, просыпайся, — приглушенным тоном призывал мужчина.

— В чем дело? — Он повел вокруг мутным, сонным взглядом.

Но весь сон как рукой сняло, когда мистер Банс наклонился ниже и прошептал:

— Мастер Сковелл. Он пропал.

Джон, спотыкаясь, поплелся за старшим по подсобной кухне. Дверь в комнату Сковелла стояла открытой. У очага топтались мистер Андерли, мистер Вэниан и Генри Пейлвик. Но очаг не горел. И с полок исчезли книги.

— Может, он вышел прогуляться? — неуверенно предположил Андерли.

— Он покинул усадьбу, — сказал Вэниан.

Джон поднял глаза. Над очагом на крючке висел медный половник главного повара. Он снял его и взвесил в ладони. Последняя загадка Сковелла, подумал юноша. Но сейчас нет времени ломать над ней голову.

— Предлагаю никому не говорить, — сказал Генри Пейлвик. — До завершения пира.

Остальные кивнули.

— Там наверху и без нас волнений хватает, — продолжал ключник. — Вчера поздно вечером прибыл сэр Филемон с отрядом телохранителей. Так он до сих пор еще не вышел от сэра Уильяма.

— Не имеет значения, здесь мастер Сковелл или нет, — твердо заявил мистер Банс. — Сегодня наш главный повар — Джон Сатурналл.

Джон взмахнул половником и услышал гулкий звон медного котла. Потом услышал свой голос, приказывающий мужчинам и мальчикам занять рабочие места. И увидел, как кухня приходит в движение. Симеон и Хески передавали каплунов и уток Льюку и Колину, насаживавшим тушки на шампуры вертельного устройства. Альф таскал из подсобной корзины с овощами и зеленью. Адам наполнял тестяные корзинки мелко порубленным мясом, а Тэм Яллоп хлопотал над жаровнями. Фелпс шевелил в очаге поленья щипцами с длинными ручками, пока языки пламени не взметнулись с ревом к дымоходу. Филип деловито сновал от стола к столу.

Джон стоял посреди всей этой суматохи, и в ушах у него звучали последние слова Сковелла: «Повар особенный среди людей…» Мысленно забегая вперед, он видел кушанья, плывущие вверх по лестнице на подносах подавальщиков: мясные и фруктовые пироги, пышные белые хлебы, пудинги, торты и пирожные. Видел волнующееся море лиц. За «высоким» столом в глубине зала сидели рука об руку Лукреция и Пирс.

— Джон! — Филип тряхнул его за плечо. — Ты меня слышишь? Там уже за нижними столами рассаживаются.

Подавальщики мистера Квиллера толпились у подножия лестницы. Льюк уже выставил на столы подносы. Финеас торчал в дверях, готовый подать сигнал пекарям. Чан пряного вина, стоящий у очага, разливал дурманные пары по всему помещению. В воздухе вились сотни знакомых запахов.

Но в ноздрях Джона стоял не аромат пряностей или жареного мяса, а аромат яблок и розовой воды. И думал он не о пире и даже не о мастере Сковелле, не о таинственной причине, побудившей главного повара покинуть Бакленд. А об озерце из кристально прозрачного желе, ждущем своего часа в самой холодной кладовой Генри Пейлвика. Озерце, в глубинах которого недвижно покоились символы любви. Кольца. Стрела. Алое сердце. Вот лестница, где Пирс заплетающимся языком произносил издевательские слова. «Поднимем чаши… Раз уж ты не можешь задрать ей юбки…» У него не было чаши. Был только половник Сковелла. Джон провел пальцами по изгибу черпака, гладкому, как дуга ее скулы. Увидел губы, приоткрывающиеся навстречу его губам.

— В чем дело, дружище? Что случилось? — Перед ним вырос Филип.

— Ничего не случилось. Ничего.

Отбросив посторонние мысли, Джон взмахнул половником. Звон огромного котла гулко раскатился под каменными сводами. Когда замерли последние отзвуки, в кухне воцарилась тишина. Все лица обратились к Джону.

Вольно!

Вся последовательность блюд у него в голове. Без него пир не состоится. Он уже открыл рот, чтобы отдать первые распоряжения, как вдруг рука Филипа стиснула его плечо.

— Смотри, кто пришел!

По всей кухне мужчины и мальчики тихо переговаривались, указывали пальцами, поворачивались к арочному проему, потом снимали шапки и падали на колени. У подножия лестницы стоял человек во всем черном. Он водил туда-сюда ястребиным носом, вбирая глазами незнакомое окружение. Сэр Уильям, одетый в тяжелый плащ и черный дублет, пристально оглядывал сводчатое помещение.

— Джон! — прошипел Филип, толкая его локтем.

— Посторонние могут войти, — с усилием проговорил Джон.

Под ошеломленными взглядами поваров владелец поместья Бакленд вступил в кухню, исследуя острым взором все помещение вплоть до дальнего угла, вместе со всем собранием мужчин и мальчиков. У громадного медного котла он остановился.

— Сэр Филемон привез печальное известие, — звучно объявил мужчина в черном. — Король поднял боевое знамя. Свадьбы не будет. Началась война.

Из книги Джона Сатурналла:

Блюдо для несчастливцев, оставленных среди мертвецов на поле битвы при Нейзби

Ангелы на небесах питаются манной, так говорят нам священники. Бессмертные боги на Олимпе пили амвросию и нектар. Аид унес Персефону в свой дворец в подземном царстве и устроил для нее пир, чтобы соблазнить, но какие кушанья там подавались, мне неведомо. Мертвые на голод не жалуются, и повару остается лишь гадать об их желаниях.

Но солдат съест все, что найдет. Лучшая кухня для него — окраина поля, самая безопасная постель для него — заросли ежевики. Посему соберите все, что сможете, с придорожных кустов и деревьев, расставьте в лесу силки, и если фортуна будет к вам благосклонна настолько, что вы поймаете жирного кролика, тогда следуйте указаниям, которые много лет назад изволил дать мне один старик в дороге.

Сначала животное освежуйте, потом насадите на ветку орешника и вращайте над жарким костром, дабы под воздействием сего чудотворного лесного растения скудные соки кролика хорошенько пропитали постное мясо, прилегающее к костям. Коли пожелаете, возьмите также веточки розмарина и воткните поглубже в тушку, чтобы подсластить мясо душистыми маслами этого лекарственного растения. Когда сок, истекающий при уколе кинжалом в жирную часть бедра, станет прозрачным, тогда мясо готово к употреблению…

Дым восходил толстым белым столбом, потом расползался тяжелыми клубами и валился обратно к земле, накрывая людей. Джон видел призрачные силуэты, которые вслепую бродили в едком чаду, кашляя и задыхаясь. Лязг железа о железо назойливо бил в уши. Внезапно перед ним выросла смутная фигура, вооруженная черным шестом с острием и крюком на конце. Джон отскочил в сторону, багор глухо ударился о землю, и в воздух взвился сноп искр. Над общим шумом возвысился сердитый голос.

— Кто это сделал? — раздраженно осведомился Филип. — Какой недоумок положил в костер зеленые ветки?

Последним становищем для баклендской кухни служил амбар без крыши, расположенный на холме над долиной. Рассыпавшись по лугу внизу, солдаты Королевской армии сидели у костров. Запахи дровяного дыма и отхожих мест плыли вверх по отлогому склону. Протирая слезящиеся глаза, Джон смотрел, как Филип зацепляет багром густо дымящую, потрескивающую ветку, вытаскивает из яркого огня и волочет по земляному полу. Адам Локьер, с измазанным сажей и грязью лицом, придерживал открытую дверь.

Владелец Долины Бакленд выступил из усадьбы со знаменем Фримантлов, полотнище с вышитым на нем факелом и топором реяло над его головой.

— Вас всегда ждет ужин в Бакленде, — твердо сказал мистер Банс, провожая Джона и Филипа. — Помните, что вы повара. Пускай вас ведет нюх. Он благополучно приведет вас назад.

В каждой деревне женщины и дети высовывались из окон или стояли в дверях, приветственно восклицая. На каждой стоянке к ним присоединялись крестьяне, размахивающие серпами и дубинками. Теперь они были вооружены пиками и мушкетонами.

Все они овладевали новыми навыками, размышлял Джон. Даже повара. Питаться плодами придорожных кустарников, ловить силками кроликов, искать топливо и укрытие под проливным дождем. У одного из драгунов принца Морица Джон с Филипом даже обучились верховой езде, труся по полям на его коренастой лошади. Тот же самый драгун однажды ночью дал им подсмотреть в щель в стене амбара, где разбитная женщина с гривой черных волос собирала по монетке с каждого из группы солдат. Припав лицом к стене, Джон и Филип разом судорожно глотнули воздух, когда она стянула с себя платье и встала перед солдатами совсем голая, если не считать башмаков.

— Ты только глянь, — задыхаясь, прошептал Филип, уставившись на густой ворох темных волос у нее внизу живота. — Вот он, грех-то.

— Да уж, — пробормотал Джон, прилипший глазом к щели.

Но следующая ночь застала друзей в том самом амбаре с той самой женщиной, которая обдавала их луковым духом, когда они по очереди с ней сношались. У Джона от волнения и робости никак не получалось, пока она не взяла его неуверенные руки и не прихлопнула крепко к своим ягодицам. Потом на него нахлынуло неистовое наслаждение, и под конец женщина тоже дышала бурно и колотила его пятками по ляжкам, подгоняя.

— Ну как, ваши колбаски хорошо пропеклись? — спросила она потом, вгрызаясь острыми зубами в куриную ножку из принесенной ими корзинки. — Жара моей печурки хватило на вас обоих?

Филип с Джоном смущенно переглянулись и глуповато ухмыльнулись.

Первая зима была хуже любого сражения. Мистер Андерли сильно простыл, и Джон готовил для него отвары из таволги и бузины. Но простуда переросла в лихорадку и унесла жизнь старшего повара. Его похоронили на склоне холма. На следующий день войско двинулось дальше.

Сколько стоянок они сменили с зимы, уже и не упомнишь, размышлял Джон сейчас, наблюдая, как Филип волочит дымящие ореховые ветки вниз по склону и оставляет чадить и шипеть в мокрой траве. С одной стороны от лагеря пасся огромный табун лошадей. С другой — муштровался отряд пехотинцев под командованием сержанта. Из полуразрушенного амбара вышел Финеас с накрытым крышкой подносом.

— Обед для лорда Бакленда и его достопочтенного штаба, — объявил Финеас. — Свежепойманный кролик. Кто отнесет вниз?

— Твоя очередь. — Филип поправил Джону воротник, стряхнул грязь с куртки. — Скажи мастеру Пейлвику, что у нас топлива осталось на два дня, а провизии на три. И никто не принимает наши расписки.

Джон потопал вниз по склону, от запаха жареного мяса у него урчало в желудке. В лагере говорили, что сэр Уильям питается лучше всех, за исключением его величества. Но сейчас король находился в Оксфорде, а не здесь. Смрад отхожих мест усилился, когда Джон приблизился к расположению драгун, примкнувших к войску вместе с принцем Морицем, пропетлял между палатками и шалашами, сооруженными из подручных материалов, и вошел в лагерь сэра Уильяма. Здесь его встретил знакомый говор Баклендской долины.

— Чур это мое, мастер Сатурналл!

— Что ты нам принес, Джон? Опять ежа?

— Я все еще дожевываю иголки с прошлого раза…

Джон прошел через расположение крестьянского ополчения. Мужчины валялись на траве, подстелив куски парусины, дерюги или свои куртки из буйволовой кожи. Шлемы и кирасы были свалены в кучи, пики воткнуты острием в землю. Но сержанты ополченцам не докучали.

— Разумеется, они не отступают перед врагом, — доверительно сказал Джону все тот же драгун. — Просто большинство из них так пьяны, что шагу ступить не могут.

Работники баклендской кухни держались в тылу с вещевым обозом и сражений не видели. Ближе всего к противнику Джон оказался, когда они двигались по плоской Элминстерской равнине и разглядели на западном горизонте длинную темную полосу. По колонне передали, что это парламентская армия. Командует ею Ферфакс, а Уоллер и Кромвель — генералы. Ну вот, еще имена, подумал Джон. Он долго глядел на мелко дрожащую темную полосу вдали, изредка отсверкивающую на солнце металлом кирас, и задавался вопросом: а не шагает ли где-нибудь там такой же повар, который сейчас смотрит на него?

Ворота фермы поднялись, и два пикинера в шлемах и латах расступились, пропуская Джона. Во дворе несколько молодых людей окружали своего товарища, щеголявшего двумя пистолетами в поясных кобурах, тяжелым карабином и саблей. Пирс Кэллок, в отполированной до блеска кирасе, стоял в картинной позе, принятой для пущего эффекта.

— Я ворвался в их ряды на полном галопе и клянусь, если передо мной был не предатель Уоллер, значит его родной брат. Я выхватываю пистолет, но чертов кремень дает осечку. Я выхватываю второй, но в нем чертов порох отсырел. Карабин я уже разрядил на скаку, так что у меня остается только это.

Молодые люди с раскрытым ртом смотрели на Пирса, стиснувшего рукоять сабли. Он захватил семерых драгунов с лошадьми, слышал Джон, и удостоился упоминания в депеше королю. Он прослыл отчаянным храбрецом, первым бросившись в атаку. Джон быстро зашагал через двор и уже подходил к двери, когда Пирс его заметил:

— Ага! Поваренок! А где Пандар?

— В расположении кухни, лорд Пирс, — ответил Джон и торопливо вошел в дом.

Стоявшие у очага офицеры обернулись, но при виде повара опять повернулись спиной к двери. Из задней комнаты доносился голос Гектора Кэллока:

— Ваше высочество, я предлагаю по центру пустить пехоту под прикрытием пикинеров, вот так. Ваши телохранители идут в наступление с левого фланга. А сразу следом на ними наша конница атакует в караколе.

Дюжина мужчин стояла вокруг стола, на котором были выстроены рядами и шеренгами деревянные фишки. Сэр Гектор повел рукой над столом, указывая на караколь, потом передвинул несколько желтых фишек. По другую сторону от поля битвы сидел краснолицый старик с густыми седыми усами.

— Да, это смело, сэр Гектор. — Принц Мориц говорил с акцентом, похожим на акцент Мелихерта Рооса. — Напоминает мне одного солдата, разбившего шведов при Брейтенфельде. — Он похлопал себя по груди. — Меня самого.

Джон топтался у дверей, никем не замечаемый. Принц Мориц, шумно сопя, подался вперед и щелчком послал голубую фишку в боевой порядок на другом краю стола:

— Вот единственный способ разбить терцию. Ударом в угол. — Он переместил еще несколько фишек, потом взял стоявший перед ним кубок, отхлебнул большой глоток и повернулся к мужчине с суровым худым лицом. — Ха, Зут! Помнишь Лехское сражение? Ту терцию? И ту конницу?

— В два счета смяли первую линию, когда они двинулись в контрнаступление, — подтвердил Зут.

— И весь угол терции полег! — Принц Мориц хлопнул ладонью по столу. — Этого оказалось достаточно. Мы ворвались в их ряды, ja.

— Славный день, — согласился Зут.

— Героический день! — воскликнул принц Мориц.

Он со своими людьми приплыл аж из самой Богемии, чтобы сражаться за короля, говорили солдаты. Сам Густав Адольф учился у него тактике. Собравшиеся вокруг стола мужчины смотрели, как принц Мориц чешет красный нос. Джон искал взглядом сэра Уильяма.

— Потом Лютцен, — продолжал принц, переставляя оранжевые фишки. — Помнишь Лютцен, Зут? Мы атаковали с левого фланга. Снова в караколе. — Он выровнял несколько синих фишек и смел в сторону оранжевые. — Однако на сей раз шведы нас поджидали. Тесно сомкнутое построение «полукатафалком». Я потерял двух лошадей.

— И три полка солдат, — добавил Зут.

— Ja.

— Джон! — донесся шепот сзади. Во входную дверь заглядывал Бен Мартин. — Мастер Пейлвик требует тебя в продовольственный склад.

Продовольственный склад представлял собой три сдвинутые вместе лавки в конюшне. Генри Пейлвик стоял там, делая отметки в приходно-расходной книге, с таким видом, словно никогда не покидал приемный двор усадьбы Бакленд.

— Сэр Уильям? — переспросил ключник. — Он старается держаться подальше от придворных принца. К нам добрались посыльные из Элминстера. В нашу усадьбу наведалась шайка зойлендских разбойников. Перебили все окна в церкви, потом выволокли оттуда алтарную преграду на веревке. Их полковник поступил бы так же и с отцом Яппом, кабы его не остановили.

— Он отрубил руку одному малому в Мэшэме, — сообщил Фелпс, входя в конюшню. — Таскает за собой обоз с женщинами, которых называет своей семьей. Бабы эти ничем не лучше мужиков. Но они недооценили леди Лукрецию.

Джон поставил поднос на лавку. Последний раз он видел Лукрецию, когда они выступали колонной из усадьбы: девушка стояла на парадном крыльце и махала платочком Пирсу. Джон, шагавший в рядах кухонных работников, смотрел на нее, пока Филип не пихнул его локтем в бок.

— И что же она сделала? — небрежно поинтересовался он.

— Выставила их вон, — выразительно ответил Фелпс.

Кто бы сомневался, подумал Джон. Он все еще улыбался, когда шагал через двор к воротам. Внезапно чья-то рука толкнула его в плечо.

— Чему веселишься, поваренок?

Перед ним стоял Пирс с обнаженной саблей. Молодые кавалеристы толпились поодаль, ожидая очередной демонстрации фехтовального мастерства. Рыжий парень по имени Монтегю одобрительно кивнул, когда Пирс сделал картинный выпад, целясь Джону в грудь.

— Отлично, Кэллок, — крикнул он. — А кто это?

— О, всего лишь поваренок.

На губах Пирса играла улыбка. Он еще раз выбросил саблю вперед, теперь подступив ближе. Однако, прежде чем он успел изобразить третий колющий удар, из-за угла вышел Пандар:

— Ну-ну-ну, лорд Пирс. Зачем устраивать дуэли, когда пора пускаться в погоню за Уоллером и Кромвелем?

— Кромвель? — переспросил Монтегю, чье широкое конопатое лицо приняло озадаченное выражение. — Где?

— Всего минуту назад узнал от его высочества. Случайно услышал, если точнее. Вновь поступившие сведения произвели на принца сильнейшее впечатление, скажу прямо.

— Какие еще сведения? — встрепенулся Пирс.