Офицер Орлов Борис
Ближняя дача, Волынское
Сталин встал с дивана, прошелся по комнате и остановился у окна. Там, за окном, слышались азартные выкрики, шумела веселая возня. Шестеро охранников под командой Артема пытались одолеть Новикова и Василия. Вождь полюбовался на то, как его сын кувыркнулся кому-то из нападавших в ноги, и здоровенный парень отлетел в сторону, словно бы им выстрелили из древней катапульты. Усмехнулся в усы: занятия с «попаданцем» пошли сыну на пользу. И собраннее стал, и в учебе успехи наметились. Что, впрочем, не удивительно — Новиков сразу обозначил: «Будут тройки — про тренировки забываем!» Васька — гордый, унижаться и просить не станет, так что волей-неволей взялся за ум. Раньше учителя лебезили, боялись сказать о Василии плохое, но он-то знал правду. А теперь все совсем по-другому: всерьез хвалят, правда вот если речь заходит о поведении… Как-то они смущаются, что ли. Ну, да это ничего: парень должен уметь за себя постоять.
Вот еще один охранник улетел головой в сугроб. А товарищ Новиков — молодец! Не бьет охрану, только уворачивается… Ай-яй-яй! Поспешил старый, глупый грузин! Как же это он так: сразу троих приложил? Ага, закончили. Встали, собрались возле Новикова. Ну, правильно: показать показал, теперь надо объяснить… Хороший он человек, товарищ Новиков. Правильный. Значит, не пропали в будущем люди, которые воспитаны по-ленински…
Сталин отошел от окна и повернулся к тем, кто сидел в комнате. Обвел всех взглядом: все правильно — собрались самые близкие, самые доверенные. Молотов, Берия, Серго,[113] Анастас.[114] Особняком сидят военные: Клим, Буденный и Шапошников. Борис Михайлович здесь пока человек новый, но умница необыкновенный! Нельзя его не впустить в ближний круг, никак нельзя…
— Есть мнение, товарищи, в связи с введением нового звания Героя Социалистического Труда, присвоить это звание товарищу Новикову в знак признательности его многочисленных заслуг перед партией, правительством и всем советским народом.
Сказав это, он снова обвел всех взглядом. Молотов сидел, как и всегда — словно только что проглотил пресловутый аршин. И совершенно неподвижно. И на лице ничего не отражается.
А вот Лаврентий задумался. Нет, он сам рекомендовал своего подчиненного на награждение — даже обижался, что долго орденов не дают. А вот почему-то задумался…
Серго? Серго, Серго… Ничего-то ты не понял, друг самый старый и самый лучший. Зачем возмущаешься? Зачем удивляешься? Да, товарищ Новиков не сам все это изобрел, но сколько он работал, чтобы все это внедрить? Не боялся спорить, правоту доказывать. А тебе, Серго, он Закавказскую Федерацию сохранил, ту самую, о которой мы с тобой еще в далеком девятьсот седьмом мечтали в Баиловской тюрьме.[115] Простить ему своих старых товарищей не можешь? Всех этих Мгалобишвили, Мдивиани, Орахелашвили,[116] сучку Шатуновскую?[117] Пожалел смазливую бабенку? Эх, Серго…
Анастас ничего не понимает. И правильно: ему не объяснили. Не нужно Анастасу объяснять: помочь ничем не поможет, а лишнее знание — лишние проблемы…
Среди военных тоже нет единства. Буденный явно против такого награждения, а вот Клим — явно за. И Шапошников, который, как и Анастас — не в курсе. А потому у него своего мнения нет.
Сталин, не торопясь, закурил, посмотрел на собравшихся, сел к столу и задал вопрос:
— Я полагаю, что нужно устранить некоторое непонимание. Непонимание, возникшее в связи с имеющимся предложением о присвоении товарищу Новикову звания «Герой Социалистического Труда».
Он выпустил большой, синеватый клуб дыма и продолжил:
— Исключительные заслуги товарища Новикова в деле организации оборонной промышленности, внедрения новейших видов вооружения и укрепления Советского государства не вызывают сомнений. Есть мнение, что именно товарищ Новиков сейчас оказывает решающее влияние на оборонную промышленность Союза ССР. И поэтому присвоение товарищу Новикову первому в СССР звания Герой Социалистического Труда будет правильным… — Он остро взглянул из-под поседевших бровей. — У кого-то есть возражения?
К его огромному изумлению, первым поднялся Микоян:
— Заслуги товарища Новикова, разумеется, очень значительны, — начал он. Закашлялся, отдышался и продолжил: — Однако многим советским людям будет непонятно: неужели товарищ Новиков — самый достойный среди всех? Неужели нет никого достойнее?
Он гордо оглядел всех, ожидая одобрения, но, встретившись глазами со Сталиным, вдруг опустил взгляд и скомканно закончил:
— Я предлагаю первому присвоить высокое звание Героя Социалистического Труда товарищу Сталину за исключительные заслуги в деле организации Большевистской партии, создания Советского государства, построения социалистического общества в СССР и укрепления дружбы между народами Советского Союза. Вот… — он запутался в собственных руках, пошел красными пятнами на скулах и сел, с трудом не промахнувшись мимо стула.
Сталин нахмурился, но тут неожиданно высказался Берия:
— Мне кажется, что товарищ Микоян высказал общее мнение. Звания Герой Социалистического Труда больше всех в Союзе ССР достойны вы, товарищ Сталин.
Иосиф Виссарионович хмуро взглянул на своего наркома внудел, но тот выдержал этот взгляд. И тут же Берию поддержал Орджоникидзе:
— Правильно, Коба, тебе товарищи говорят. Кто у нас больше всех работает, если не ты? Сколько раз было, что ты звонишь среди ночи, когда все уже спят, а потом еще приглашаешь с утра встретиться? — Серго возбужденно взмахнул руками. — Ленин столько работал. И ты тоже… Новиков, он достоин, раз мнение есть. Но он не достоин стать Героем Социалистического Труда номер один — есть более достойный!
Сталин посмотрел на всех и увидел, что с Орджоникидзе согласны все. Он вздохнул и покачал головой:
— И за что же вы предполагаете наградить товарища Сталина?
— За исключительные заслуги в деле организации Большевистской партии, создания Советского государства, построения социалистического общества в СССР и укрепления дружбы между народами Советского Союза, — веско произнес Берия.
Февраль тридцать седьмого года в Москве выдался снежным, но солнечным. Голубоватые тени домов ложились на белые сугробы, а окна отбрасывали веселые солнечные зайчики, разбегавшиеся по всей улице блестящими, золотистыми брызгами.
По залитому солнцем, не по-зимнему веселому Лефортово шел не по должности веселый старший майор государственной безопасности Новиков. Несмотря на холод, он шел в расстегнутой шинели, и встречные прохожие с уважением смотрели на его коверкотовую гимнастерку, на которой яркими пятнами сверкали орден Красного Знамени, Красная Звезда и нововведенная медаль «За отвагу». А выше них горела золотом маленькая звездочка с серпом и молотом. Многие останавливались и еще долго смотрели вслед веселому майору госбезопасности, понимая, что это именно о нем они читали во вчерашней газете.
Позавчера звание Героя Социалистического Труда было присвоено впервые. И, как и должно быть, присвоено дорогому и любимому товарищу Сталину. А вчера в газетах писали, что это звание присвоено еще шестерым: товарищу Калинину, товарищу Орджоникидзе, главному хирургу Красной Армии товарищу Бурденко и еще каким-то трем неизвестным товарищам, но только один из них носит звание «старший майор государственной безопасности». Значит, это он и есть…
Девушки и молодые женщины улыбались ему, пионеры отдавали салют, а молодые парни оборачивались и, завистливо вздыхая, смотрели вслед. Но Кирилл как-то мало обращал на это внимания. Он все еще находился под впечатлением того, что происходило вчера в Кремле…
— …Ты, давай, Новиков, сильно руку Калинину не жми, — напутствовал Кирилла Лаврентий Павлович. — Еще поломаешь нам Всенародного старосту ненароком.
Потом был Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, сияние хрусталя и начищенной бронзы, странные слова: «…за выдающийся вклад в рост обороноспособности Союза ССР, за совокупные работы в оборонной промышленности и Наркомате обороны…» — и сухонький старикашка Калинин, неловко привинчивающий ему к гимнастерке золотую звездочку с серпом и молотом.
А после, сразу, без паузы — награждение медалью «За отвагу». Повторное: первый раз он заработал эту медаль сопливым лейтёхой в Дагестане. Вот только Сталин правильно сказал: «То, что было — этого не было. Оно только будет, товарищ Новиков. Есть мнение, что неправильно давать награды, которых нет, за то, чего не было». И вот теперь у него на груди снова «отважная медаль»: «За проявленные личное мужество и героизм в боях с врагами Социалистического Отечества». Любопытно, что удостоверение к медали — как орденское, с названием… И номер на медали стоит. Жаль, что не первый, но двадцать второй — тоже неплохо…
Но это не важно. Важно то, что Надежду наградили орденом «Красной Звезды». «За мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами Социалистического Отечества и за спасение жизни командира». В виде исключения коробочку с орденом выдали на руки ему, и вот теперь он несет награду своей раненой спасительнице. Своей Наде. А ещё важно то, что золото, из которого была отлита звезда, было как раз тем, которое уже пошло с новых рудников. И не только на награды, а ещё на новые станки и оборудование, закупаемое за границей.
На входе в госпиталь Новикову откозыряли двое часовых в суконных шлемах-буденовках. Глядя на них, Кирилл невольно хмыкнул: совсем скоро эти шлемы-буденовки-богатырки-фрунзевки[118] станут анахронизмом. Впрочем, уже стали. Осталось их только из списка обмундирования исключить. Надо будет серьезно поговорить об этом с Ворошиловым, а то каску не надеть, демаскирует — мое почтение, да и зимой не больно-то греет. На фиг, на фиг такой головной убор!
Кирилл вошел в двери главного входа, отряхнул с сапог налипший снег, не глядя ткнул шинель приемщику в гардеробе и двинулся на третий этаж, в палаты хирургического отделения. В спину ему прилетел заполошный крик дежурной медсестры:
— Куды?! Куды?!
— Туды, — не оборачиваясь, выдал Новиков, поднимаясь по мраморной лестнице.
Медсестра — фигуристая и рослая женщина средних лет — рванулась за ним, подняв такой шум, что Кириллу невольно вспомнился виденный однажды в далеком прошедшем будущем атакующий носорог.
Догнав Новикова, она попыталась схватить его за плечо, но Кирилл чуть отклонился вбок, и рука пролетела впустую. Он обернулся и в упор взглянул на медсестру. Увидев лед в его глазах, женщина отшатнулась и залепетала:
— Без халату… без халату… нельзя никак… без халату…
— Ясно, — кивнул головой Новиков. — На третьем этаже выдать могут?
Медсестра сглотнула и часто-часто закивала.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Новиков. — Можете быть свободны, товарищ.
И продолжил свой путь.
На третьем этаже ему действительно выдали халат. Он оказался мал на добрых три-четыре размера, но Кирилл просто накинул его на плечи, да и перестал обращать внимание на этот временный предмет своего туалета. Спросив у дежурного врача, в какой палате находится сержант государственной безопасности Никитина, он зашагал туда, безошибочно выбрав нужное направление в длинных, перепутанных коридорах. Нашел нужную дверь, открыл…
— Ай!
Перед глазами Новикова мелькнуло смуглое тело, перечёркнутое белоснежными бинтами, — промелькнуло и скрылось под туго накрахмаленной простыней.
— Ой, Кирюша… Это ты?
— Нет, — усмехнулся Новиков и, придвинув стул к койке, сел. — Вот, — протянул он большой бумажный пакет. — Ешь и поправляйся скорее.
Надя заглянула в пакет, ойкнула и вытащила большой персик. За ним последовала изрядная кисть винограда, какой-то керамический горшочек, холщовый мешок с курагой и три плитки шоколада «Золотой ярлык». Она в изумлении смотрела на это богатство, а потом подняла на Кирилла сияющие глаза:
— Откуда это все? Ведь зима же?
— Ну, виноград тебе товарищ Берия передал, персик я вчера с банкета спер, шоколад купил, а вот курагу и мед тебе Ходжаев посылает. — Он открыл горшочек и показал мед странного, снежно-белого цвета: — Хлопковый.
Надежда аккуратно перебирала похудевшими пальцами подарки, потом открыла мешочек с курагой, вытащила одну штучку и осторожно попробовала.
— Это сушеные… — она запнулась, пытаясь самостоятельно отыскать ответ и жалобно посмотрела на Кирилла.
— Абрикосы, — Новиков улыбнулся. М-да уж, вот и разгадка, почему Ходжаев так удивленно смотрел на своего командира, когда Новиков всего-то спросил: нельзя ли достать кураги? Видно, пока этот дар Средней Азии еще мало известен народу.
— Ой, Кирилл… — Надя наконец разглядела новые награды и прикрыла ладошкой рот. — Это вот — за Тифлис, да?
— Это, — он указал на медаль «За отвагу», — да. Всем нашим, кто там был — дали. Представляешь, даже Ежову.
— Здо-о-орово… — протянула Надя. Она закашлялась, но тут же совладала с собой и, замерев, спросила… — И… мне? Мне тоже?..
— А тебе — нет! — сурово сказал Новиков.
Ему хотелось поддразнить подругу, но увидев, как ее глаза мгновенно завлажнели, а губы сжались в тонкую ниточку, решил не волновать Надю. Вытащил из кармана сафьяновую коробочку и протянул девушке:
— Тебе — вот…
Непослушными пальцами она открыла ее и замерла, увидев кроваво-красное сверкание эмали на черном бархате. Еще не веря до конца, Надя переспросила:
— Это?.. Это — мне?.. Правда? — И губы у неё мгновенно стали похожи на два розовых лепестка, чем Кирилл не замедлил воспользоваться.
Москва, Подольская площадь
Василий Сталин вышел из автомобиля и спокойно зашагал в сторону особняка, покрашенного веселенькой голубой краской, который вот уже второй год давал приют самой секретной организации в СССР — Осинфбюро. Василий старался идти не торопясь, хотя будь его воля — мчал бы вприпрыжку, чтобы поскорее добраться до заветного спортивного зала.
Следом за ним шагал Артем, которого тоже уже давно втянуло в орбиту спецподготовки бойца-диверсанта. Ровесник сводного брата: всей-то разницы — девятнадцать дней! — он был человеком совсем иного склада, нежели порывистый, импульсивный «Красный». Спокойный и обстоятельный Артем старался во всем докопаться до истины, до первопричины. Иногда он казался вялым, даже каким-то заторможенным, но почему-то в поединках частенько брал верх над Василием, которого спецназовцы за глаза прозвали «вспышкой».
— Как думаешь, — Василий обернулся к сводному брату, — сегодня нам Железный Кир что-нибудь новенькое покажет?
— Да ты сперва прошлое освой, — отозвался Артем. — Как тебя в прошлый раз Игорь по залу гонял, помнишь?
Красный насупился и начал наливаться кровью, оправдывая свое прозвище. Вспоминать прошлый раз не хотелось абсолютно: тогда Василий упросил Стального Кира разрешить ему спарринг ножевым боем с лейтенантом государственной безопасности Бажуковым, которого ребята звали либо просто Игорь, либо по кличке — Камча. Понадеялся на несколько новых приемов, которые показали ему знакомые мингрелы из охраны отца. А напрасно: Камча быстро загнал Василия в глухую оборону да еще заставил, отступая, обойти весь немаленький зал по периметру. Правда, оборону пробить так и не сумел, но Вспышка не без оснований полагал, что гибкий и стремительный Бажуков просто пожалел его и не стал позорить перед всеми.
Так они и вошли в пристройку, где располагался спортзал — задумчивый Артем и сопящий от обиды Василий.
В раздевалке было жарко натоплено. Парни быстро поскидывали одежду в одинаковые фанерные шкафчики, переоделись в мешковатые костюмы из прочной ткани странной пятнистой окраски, мягкие ботинки из воловьей кожи и получили в каптерке под роспись по два ножа: метательный и боевой. После чего двинулись в сам спортзал.
Им повезло: сегодня тренировку вел сам Новиков — Стальной Кир, как с легкой руки самого Сталина давно уже называли начальника Осинфбюро. Как-то раз Вождю вздумалось узнать: кто из его ближнего окружения постоянно наготове, а кто расслабляется? Несколько недель подряд Поскрёбышев в разное время вызывал по телефону соратников товарища Сталина и засекал по секундомеру время от начала звонка до «алло», после чего вешал трубку.[119] И составлял таблицу, по которой выводил среднее время реагирования. У Новикова средним оказалось пятнадцать секунд, и даже среди глубокой ночи не превышало двадцати одной секунды.
Узнав об этом, Сталин как-то поинтересовался: «А вы вообще спите, товарищ Новиков? — И, получив утвердительный ответ, восхищенно цокнул языком: — Да вы прямо из стали. Стальной Кирилл!» Прозвище прижилось, разве что сократилось до Стального Кира…
Когда ребята вошли в спортзал, Кирилл как раз что-то показывал бойцам. Василий рванулся вперед и увидел, как Кир мечет в голову ростового манекена в британской военной форме самые разнообразные предметы: нож, небольшую скамеечку, бутылку, крупное яблоко, чей-то портсигар… Все летящие предметы попадали качающемуся манекену в одно и то же место — аккуратно в основание черепа.
— Вот, — пояснил Новиков, — таким образом достигается гарантированное выведение противника из строя. А теперь смотрим внимательно: точно так же осуществляется захват языка.
Он подошел к манекену и показал динамометр, укрепленный на груди чучела.
— Запомнили показания при ликвидации противника? А чтобы он остался жив, но потерял сознание, нужно всего-то уменьшить усилие в полтора раза.
Новиков вернулся на исходную позицию и снова в манекен полетели все предметы, один за другим. Вот только нож теперь ударил не клинком, а рукоятью…
— Кирилл, а можно мне?! — возопил нетерпеливый Василий. — Я, я попробую!
Стальной Кир повернулся к сыну Вождя, внимательно посмотрел на него своими морозными глазами и без всякой интонации спросил:
— А разминаться за тебя кто будет? Пушкин А Эс или Лермонтов Эм Ю? На разминку марш. Разогреешь мышцы — попробуешь.
И парни отправились разминаться и разогреваться. Разогревались до тех пор, пока от них буквально не повалил пар. Затем был спарринг — жесткий, бескомпромиссный, потом — метали ножи. Сперва — стоя, потом — на бегу, в падении, в прыжке через препятствие, в прыжке через препятствие с последующим выходом в атаку…
И лишь после этого Кир наконец разрешил им пробовать себя на манекене. Но как ни старался Василий, с ходу научиться нормировать усилие он так и не смог. Предмет попадал манекену в основание черепа, срабатывал выведенный пружинный датчик и… Циферблат с железной неумолимостью показывал, что либо клиент отправился в Страну счастливой охоты, либо, что еще хуже — жив-здоров и готов оказать сопротивление. А тревогу он уже поднял.
Василий переживал, сердился и на себя, и на манекен, и на метательные снаряды, а потому раз от раза у него получалось все хуже и хуже. Не помогало даже то, что Кирилл несколько раз объяснял ему все по новой — результат оставался прежним.
У Артема дела шли немногим лучше. Правда, пару раз он попадал рукоятью ножа именно так, как надо, но только пару.
— Так, бойцы, — Кирилл подошел к ним своей неслышной поступью охотящегося хищника. — Хорош. С одного раза такие вещи не даются. Вот скоро лето — выезд в летние лагеря. На все лето вас, конечно, не отпустят, но на месячишко, я полагаю, можно рассчитывать. Там и подтянетесь. Только чтобы со школой мне… — тут он сделал руками короткое движение, словно что-то отломил. — А то не возьму. А теперь — марш в душ и одеваться. Николай Сидорович наверняка уже весь испереживался.
Окрыленные такой перспективой, ребята вприпрыжку помчались в раздевалку. Стоя под тугими струями то чуть ли не кипятка, то ледяной воды, Василий повернулся к Артему:
— Слушай, я отца буду просить, чтобы он меня к Киру отпустил.
— Да ладно тебе, — Артем тоже обливался контрастным душем, одновременно намыливая свою красивую шевелюру. — Неужели Кир сам не договорится с… — он, как всегда, запнулся, прежде чем назвать Сталина, но закончил неожиданно твердо: — С нашим отцом?
— Да нет, Тема, ты не понял. — Василий завернул краны и теперь яростно растирался жестким вафельным полотенцем. — Я хочу к Киру вообще проситься. В спецназ… — И в ответ на пораженный взгляд сводного брата почти закричал: — А что такого?! Спецназ будет очень нужен в будущей войне! Я что — принц наследный, дома отсиживаться?!
Сергеев молчал, обдумывая услышанное, как всегда, тщательно и обстоятельно. Василий, решив, что это молчание — знак неодобрения, начал заводиться.
— Можешь говорить, что хочешь, но если даже отец запретит — все равно пойду! Я свободный человек!
В это время Артем как раз пытался решить: стоит ли говорить Васе, что он сам решил проситься к Кириллу. Уж, во всяком случае, два года обучения у Стального Кира наверняка может быть приравнено к курсу военного училища. Так что после школы вполне можно бы попроситься. Вот только…
Юный Сергеев озадаченно встряхнул головой. Васька, конечно, упрямец известный, но в том, что приемный отец ни за что не отпустит своего любимца в спецназ, где можно запросто попасться в плен врагам… ну, то есть не запросто, конечно — не для того же Новиков своих бойцов натаскивает с такой свирепой требовательностью?! — но вероятность плохого исхода в спецназе очень высокая. Артем сам все досконально просчитывал, и получается, что даже неизвестно, отпустит ли… отец его самого, а уж вместе с Красным… как выражается Кир, «ловить нечего».
Так и не дождавшись ответа от сводного брата, Василий надулся и замолчал. Молчал он всю дорогу до дома и весь вечер, пока не вернулся Иосиф Виссарионович. Увидев на пороге отца, Василий рванулся к нему:
— Я хочу после окончания десятилетки к Кириллу в спецназ, — грохнул он вместо приветствия. — Хочу и пойду!
Сталин, снимавший шинель, замер. Случилось то, чего он внутренне опасался, но, пожалуй, ожидал. Да, если честно, Вождь был почти уверен, что это произойдет. И уже заранее подбирал слова, которые он скажет сыну, отговаривая его от этой опасной затеи.
Иосиф Виссарионович уже приготовился сказать Василию все, что он думает о его выборе, когда в коридоре возник Артем. Он, как всегда, помолчал, готовясь сказать что-то важное, и…
— Я тоже после десятилетки буду проситься в спецназ к товарищу Новикову, — произнес он, четко выговаривая слова. — У меня успехи, — тут Артем чуть замялся, но продолжал так же уверенно: — не хуже, чем у Васи. Пусть нас обоих возьмут.
Василий не ожидал такой эскапады со стороны сводного брата, но мгновенно просчитав все выгоды от создавшегося положения, тут же воспользовался ситуацией. Он подскочил к Артему, обнял его за плечи и заявил гордо:
— И нам вместе будет легче. И проще. И надежнее. Правда, Тем?
Артем, ожидавший куда менее положительной реакции на его сообщение, с радостью ухватился за братскую поддержку:
— Конечно. Вместе мы — сила!
Сталин переводил настороженный взгляд с одного на другого, пытаясь найти наилучший выход из этой, прямо скажем, непростой ситуации.
— Это вы так вдвоем решили, или еще кого-то из своей теплой компании припутать исхитрились? — спросил он наконец.
Василий, уловив нотку сомнения в голосе отца, тут же начал выдумывать на ходу, беззастенчиво приплетая всех знакомых и незнакомых, точно декабрист на допросе у Николая I:
— Тимка Фрунзе с нами, Рубен Ибаррури, который у старика Лепешинского[120] живет, потом Степка Микоян, Женька Кострикова,[121] Этерька[122] и… — он на мгновение замолчал, соображая, стоит ли втянуть в эту историю Серго Берию, известного своей тягой к науке. Но рассудив, что семь бед — один ответ, уверенно закончил список: — И Сережка Берия.
Повисло тяжелое молчание. Сталин в упор смотрел на сына. Глаза его были суровыми и холодными. Отец давил сына своим взглядом, но тот не поддавался и глаз не отводил…
— И я тоже хочу к Кириллу, — раздался вдруг тонкий голосок.
Светлана, проснувшаяся от громкого спора, пришлепала в коридор босая, в одной рубашке, и теперь, моргая от яркого света заспанными глазами, повторила:
— Я тоже хочу к Кириллу, а Васька — плохой, меня не берет. А Кирилл — хороший, он меня на гитаре учил играть и как по носу всяким дуракам давать…
— Ну ты-то куда лезешь? — возмутился Василий. — Там воевать надо, а не в куклы играть…
— Да-а-а? — обиженно протянула Светлана. — А Вера тебя как швыряла? Сам говорил, что аж болит все. Вот она не в куклы играет, правда? — И девочка ехидно закончила: — Она играет в Ваську.
Еще с минуту Сталин молчал. Потом в уголках его глаз разбежались веселые морщинки, и Вождь рассмеялся беззаботным веселым смехом.
— Вот когда тебя Вера валять перестанет, вот тогда поговорим, — произнес он спокойно. — А пока нечего тебе в спецназе у товарища Новикова делать. Только сам опозоришься, и меня, дурня старого, опозоришь. Занимайся, как следует, а я сам с товарищем Новиковым поговорю…
Разговор с Новиковым состоялся через три дня. Сталин знал, что Василий успел съездить к Кириллу и упросить его заступиться перед грозным отцом. Поэтому он был несколько удивлен, когда Кирилл, выслушав все аргументы против службы потомков государственной элиты в частях спецназа, совершенно спокойно кивнул:
— Разумеется, товарищ Сталин. Если на то будет ваш приказ — я немедленно прекращаю обучать мальчиков боевым искусствам.
Сталин замер, помолчал, сосредоточенно кроша табак в трубку, а потом осторожно произнес:
— Смущает ваша покладистость, товарищ Новиков. Очень смущает, потому что покладистость товарищу Новикову не свойственна. Совершенно не свойственна покладистость товарищу Новикову. И хочется понять: отчего начальник научного отдела Осинфбюро такой покладистый?
Кирилл уверенно посмотрел в глаза Вождю:
— Вы, товарищ Сталин, читали о выборе вашего сына в той, другой реальности. Там он выбрал самую опасную тогда профессию — профессию летчика-истребителя. И как мне помнится, по воспоминаниям людей, близких к вашему сыну, летчиком он был, что называется, от бога. Руководителем в авиации он себя тоже зарекомендовал хорошим. Так что мне нет смысла отбирать кадры у моего друга Валерия.
Он смолк, давая Сталину время переварить полученную информацию, а потом продолжил:
— Василий может продолжать тренировки с тем, чтобы получить набор навыков, необходимый в повседневной жизни. То есть не то, чтобы необходимый, но…
— Понимаю, товарищ Новиков. Ваську надо обучить тому, что может пригодиться летчику, артиллеристу, танкисту, — медленно произнес Иосиф Виссарионович. — А делать из него бойца спецназа вы… — тут он смолк и посмотрел на Кирилла, ожидая ответа.
Новиков вздохнул:
— Делать из него бойца спецназа я не считаю правильным, товарищ Сталин. К сожалению. Из него получится отличный генерал авиации, но в спецназе он никогда не поднимется выше старшины. Склад характера не тот. Однако, — Кирилл поднял руку, прося своего собеседника дать ему договорить, — однако я полагаю, что курс бойца спецназа будет для Василия полезным. Хотя бы в том смысле, что он сможет в будущем правильно оценивать возможности такого инструмента, как войска специального назначения.
Теперь молчали оба. Пауза затянулась.
— Спасибо за честный ответ, — наконец нарушил молчание Сталин. — И за умный ответ спасибо. Надо будет обязательно сказать товарищу Чкалову, чтобы он тоже занялся с Василием. А что насчет Артема?
— А вот его бы я просил оставить у меня. Очень возможно, что из него впоследствии вырастет командующий всеми войсками специального назначения СССР… — Новиков помолчал и вдруг закончил неожиданно жестко: — Если, конечно, он останется жив.
Снова долгая пауза. Потом Сталин молча кивнул:
— Так и поступим. Артем — хороший мальчик. Умный и сильный мальчик. Вы уж готовьте его так, чтобы он остался в живых. Обязательно надо, чтобы он остался жив.
Новиков кивнул:
— Сделаем все, что только в наших силах, товарищ Сталин.
— Обещаете?
— Слово офицера.
Сталин усмехнулся в усы:
— Если красный командир дает слово, это значит очень много. Очень крепкое слово у красных командиров. Но если слово дает красный офицер — это значит еще больше. Потому что у нас мало красных офицеров. Почти нет их у нас. Только вот товарищ Новиков и есть…
Глаза его смеялись. Кирилл проклял свои привычки, которые могут помешать в жизни. И хотя «привычка свыше нам дана», но все же…
— А что вы скажете относительно остальных, кто рвется к вам в спецназ, товарищ Новиков? — полюбопытствовал Сталин. — Из них выйдут настоящие командиры — настоящие офицеры спецназа?
— Из молодого Фрунзе — возможно. А остальных я не знаю, товарищ Сталин.
— Схитрил Красный, — вздохнул Иосиф Виссарионович. — Научился врать, прямо как молодой Джугашвили на допросах…
— Учитель был стоящий, — хмыкнул Кирилл. — Да и кровь свое берет…
14
Чтобы вести войну, нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.
Людовик XII Валуа
Великобритания, Глазго
Англия сильна традициями. Традиции же её и погубят. Наблюдавший за отправлением поезда Глазго — Лондон высокий широкоплечий мужчина преклонных лет неторопливо двинулся вдоль улицы, выходящей к вокзалу. Почтовый поезд, так же как и десятилетиями позже, выходил из Глазго, утаскивая раз в месяц вагон с ветхими купюрами, собранными по всей Шотландии. В Лондоне их сортировали по сериям и после соответствующей процедуры сжигали в печке. Сегодня этот поезд шёл без груза, но важно было ещё раз проверить количество охраны и число вагонов.
Старик, неторопливо постукивавший тростью, вошёл в неприметный переулок и, пройдя его насквозь, сел в остановившийся рядом автомобиль.
— Ну, что, мальчики, девочки, — Новиков, совершенно неузнаваемый в седом парике и длинных вислых усах, оглянулся на сидевших в машине соратников. — Маршрут поезда и график движения подтверждён, так что начинаем операцию.
— Точка сбора готова, — отозвался Кузнецов, сидевший за рулём. — Есть небольшая проблема с грузовиками, но в конце концов угоним. Подходящие машины уже разведаны.
— У тебя как? — Кирилл посмотрел на Надю, и та улыбнулась:
— Трасса отхода проверена, отсечные точки готовы.
— Отлично, — Новиков кивнул и посмотрел на Хотина, одетого словно щёголь. — У тебя как?
— Точка входа в операцию проверена. Провода, батареи, инструменты и оружие готовы.
— Молодец. — Кирилл задумался. — Через два дня — операция. Всем быть на ферме за три часа до начала. Оповещение по основному каналу. А сейчас расходимся.
Он, кивнув соратникам на прощание, вышел из притормозившей машины, пересел в небольшой «Лагонда-Рапиер»[123] и, заведя двигатель, отправился на почти такую же ферму, что в шестьдесят третьем стала базой для банды, совершившей Великое ограбление поезда.
Мысль о столь затейливом способе пополнения государственной казны пришла ему в голову на заседании ЦК, где руководители Советского государства делили тришкин кафтан бюджета, выделенного на закупки станков и сырья. И даже резкое увеличение количества товарного золота ситуацию лишь облегчило, но никак не исправило, поскольку молодой республике нужно было буквально всё: от сельхозмашин до промышленного и горнодобывающего оборудования.
Но пропихнуть идею экса было гораздо труднее. Новикову пришлось искать ключик ко всем звеньям цепочки, чтобы пробить план операции, и в конце концов ему это удалось.
Два месяца назад он выехал из Праги и прибыл в Лондон, а остальные участники подтягивались позже. Но на долю Кирилла пришлось главное — он не только составил точный график движения почтового поезда Глазго — Лондон, но и месяц назад испортил железнодорожное полотно так, что мартовский вагон решили не отправлять. И теперь к почтовому поезду прицепили не один, а два вагона, что резко улучшало финансовый баланс операции. Шесть миллионов фунтов по нынешним временам — огромная сумма. Столько стоит хороший завод целиком, вместе с монтажом и оплатой инженеров. И Новиков даже знал, какой именно завод будет куплен на эти деньги.
Через пять часов он уже парковал машину возле скромного особняка и поднимался на второй этаж, где свил гнездо «профессор геологии». Так, во всяком случае, он представлялся немногочисленным соседям.
Самое сложное — ждать и догонять? Новиков, сидевший у камина, совершенно не тяготился ожиданием, а погоня вообще горячила кровь, словно вино. Он поставил рюмку с черри на столик, поправил плед и усмехнулся: «Не хватает трубки и доктора Ватсона».
Почти год прошёл с того момента, как Кирилл попал в это время, и оглядывая сделанное, можно было гордиться по праву. В подразделения НКВД уже поступало новое вооружение и снаряжение, и солдаты его роты уже не напоминали ополченцев, а выглядели вполне пристойно. Разгрузка, автомат со складывающимся прикладом, содранный с Калашникова, и даже приборы ночного видения — всё это пока держалось в глубокой тайне и будет неприятным сюрпризом для немецкой армии.
Но и в линейных частях тоже были заметные сдвиги. Резко уменьшилось количество танков, а число обеспечивающих подразделений, наоборот, увеличено. Выведенная из состава подразделений бронетехника превращалась на заводах в разведывательные машины, зенитные установки и артиллерийские тягачи.
Возле строящейся в Сибири электростанции уже возводили цеха алюминиевого комбината, а вообще шла работа сразу на десятке крупных энергоузлов.
Вся разносортица авиационной техники и вооружения была сведена к разумному минимуму в виде лёгкого маневренного истребителя, тяжёлого истребителя сопровождения, штурмовика, бронированного бомбардировщика-штурмовика и двух бомбардировщиков. Дальнего и среднего радиуса действия.
Конструкторские бюро, жёстко прижатые новым заместителем наркома внудел Чкаловым, не занимались ерундой и не распыляли силы, а трудились на строго отведённых участках, выполняя общий план перевооружения армии.
Флоту, впрочем, тоже досталось. Несмотря на искреннюю любовь Сталина к большим кораблям, программу перевооружения флота пришлось пересмотреть, и огромные линкоры и крейсера так и остались на бумаге.
Зато высвободившиеся инженерные кадры и технологические ресурсы были брошены на сухопутную тематику, и первый в мире основной танк, пока существовавший под названием «Изделие А-30», обретал законченные формы. Немного жаль, но знаменитой тридцатьчетвёрки и воспетой во многих произведениях командирской башенки здесь уже не будет. Новый танк, под дизель мощностью в шестьсот лошадиных сил, был скорее похож на ИС-3 с небольшим дополнением в виде динамической защиты, благо что фабрика по производству гексогена уже набирала обороты.
Сформированный на Урале машиностроительный комплекс пополнялся инженерами и рабочими с Украины, а на западе было решено оставить лишь ремонтные предприятия и устаревшие станки.
Одновременно с этим шла работа по укреплению границы и того, что потом получило название «Линии Сталина» — цепи долговременных оборонительных сооружений. Под руководством Карбышева[124] возводили новые оборонительные узлы, переоборудовали старые.
Где-то в Сибири началась работа над атомным проектом, причём предупреждённые об опасности радиации, учёные особое внимание уделили безопасности.
Но главное, чем особенно гордился Новиков, была кардинальная перестройка системы исправительных лагерей. Пытки и расстрелы были полностью исключены из практики органов НКВД, а если такое и появлялось, то кара была мгновенной и достойной.
Ложимеры, как здесь назывались детекторы лжи, позволяли в большинстве случаев выявить и предателей и саботажников, и самое главное — избавить от незаслуженного наказания невиновного. В случае, когда органы сомневались в виновности подозреваемого, он получал два года условно, и в течение этого срока находился под гласным надзором НКВД.
Но ещё больше людей, занимавших когда-то руководящие посты, просто лишились должностей и были отправлены на стройки народного хозяйства или понижены в должности, невзирая на былые заслуги.
Через трое суток почтенный профессор, проверив напоследок оружие и боеприпасы, снёс тяжёлый кофр вниз и, уложив в багажник, неторопливо выехал на просёлок. Через сорок минут он уже был на точке общего сбора, выглядевшей словно пикник для большой семьи. Рядом стояли несколько легковушек и три грузовика, на которых предполагалось перевезти добычу к точке эвакуации.
Оглядев друзей, Новиков взглянул на часы.
— Пора!
Неторопливо компания начала собирать еду и мебель. Загрузившись, автоколонна направилась к будущему месту ограбления, которое, как надеялся Новиков, тоже станет легендарным.
Всю работу по планированию преступления уже проделали в тысяча девятьсот шестидесятом году, и ему оставалось лишь подправить сработавший план.
Увидев красный сигнал светофора, машинист остановил поезд и послал своего помощника узнать, в чём дело. В это время провода, ведущие к линейному телефону, были уже переключены на имитатор, и на станции даже не подозревали, что аппарат не работает.
Деньги перевозила небольшая группа невооружённых служащих, которые, увидев направленные на них пистолеты, даже не подумали о сопротивлении. Тем более что действовали налётчики слаженно, словно единый механизм, и кроме одного-единственного ругательства по-немецки не было произнесено ни слова.
Поезд проехал ещё немного, и грабители начали перегружать мешки с деньгами на грузовики. В двух вагонах было около двух с половиной сотен мешков, с купюрами от одного до пяти фунтов, что, по приблизительным подсчётам, могло составить сумму в шесть миллионов.
Надёжно связанные охранники и паровозная бригада уже лежали в запертом вагоне, когда последняя машина покинула место экса.
Двигаясь на приличной для этого времени скорости шестьдесят километров в час, они проскочили несколько графств, пока не оказались в крошечном городке Уитби на морском побережье, где их уже ждала быстроходная яхта.
Погрузив шесть тонн денег на борт, группа наконец покинула гостеприимную Англию и направилась в открытое море.
Через пять часов, когда берега уже давно скрылись за горизонтом, над головами раздался гул моторов и прямо на поверхность моря стал садиться огромный шестивинтовой самолёт Ант-27.
На зыбкой волне с погрузочными работами пришлось повозиться почти два часа, но солнце ещё не село, когда тяжёлая машина оторвалась от воды и взяла курс на Россию.
Великобритания, Скотланд-Ярд
А на Острове разгорался скандал невиданных масштабов. Поднятые по тревоге подразделения полиции блокировали все дороги в радиусе ста километров от места преступления и проверяли каждую машину. Лучшие криминалисты рыли носом землю, но улов был совсем незначительный.
На стол главного детектива Службы лондонской полиции, квартировавшей в особняке под названием Скотланд-Ярд, легла обгорелая спичка, вымазанный в глине окурок и крошечный обрывок от упаковки с двумя буквами: «М».
— Что это, Генри? — сэр Чарльз кивнул на предметы, выложенные на столе.
— Кусок обгорелой спички. Найден полицейской собакой в кустах рядом с местом предполагаемого сбора преступников. Окурок, предположительно от сигареты Стар, и кусок упаковки от галет немецкого производства. Буквы «М», видимо, от слова Mrz — март. Дата выпуска.
— А не толкают ли нас в нужном направлении, Генри? — сэр Чарльз внимательно посмотрел в глаза своему лучшему сотруднику.
— Исключено, сэр. — Генри Джонсон покачал головой. — Спичка найдена вообще случайно, а для того, чтобы найти окурок и этот клочок бумаги, пришлось перекопать всю поляну и просеять через мелкое сито. Будь там хоть немного менее дотошные сотрудники, мы бы этого не нашли. И ещё, сэр. Один из охранников поезда клянётся, что слышал, как ударившийся об полку грабитель ругнулся на немецком. Тот произнёс ругательство шёпотом, но у служащего оказался очень хороший слух, и слово «шайзе» он расслышал вполне уверенно.
— Значит, немцы, Генри. — Шеф Скотланд-Ярда покачал головой. — Решили поднять своё благосостояние за счёт Британской империи? — Тяжелые кулаки сэра Чарльза скрипнули. — Вот до чего доводит соглашательство с бошами! — Он встал, давая понять, что аудиенция окончена. — Работайте. Если что ещё найдёте, сообщай немедленно.
А операция, так удачно начавшаяся в Англии, только набирала обороты. Морской крейсер Ант-27 сел на волжскую воду возле Костромы, и деньги спец-вагоном отправились сначала в Москву, а потом несколькими рейсами ГВФ были перевезены в Швейцарию. Здесь уже давно шли переговоры о закупке оптического и металлургического оборудования, но дело по разным причинам постоянно тормозилось.
Переговоры под видом австралийского предпринимателя вёл сотрудник НКВД и, когда прибыли Новиков с Кузнецовым, уже отчаялся подписать контракт.
Два пожилых господина вошли в комнату, где шли переговоры, и, не спрашивая разрешения, сели в уже поставленные кресла.
— Хочу представить вам, господин Гофман, старших партнёров моего предприятия господина Рюгера и господина Валлетайна.
Пётр Капустин, представив новых участников переговоров, сел и вопросительно посмотрел на Новикова.
— Я так понимаю, всё дело в цене, — Рюгер-Новиков внимательно посмотрел на немецкого фабриканта и сложил руки на серебряном набалдашнике трости. — Десять миллионов долларов кажутся мне несколько завышенной ценой, но я готов заплатить эти деньги. И, — Кирилл поднял руку с зажатой в ней лайковой перчаткой, — и я хочу увеличить заказ. Соответственно увеличив и стоимость контракта.