Ты только попроси. Сейчас и навсегда Максвелл Меган
Возбужденная и даже немного смущенная тем, что вертится у меня в голове, я подношу свою влажную киску к его рту. Без всякой стыдливости прижимаюсь к нему и сладостно отдаюсь, желая получить наслаждение. Меня заводит еще больше то, что он сам этим наслаждается. Он посасывает меня, покусывает, я задыхаюсь и хочу еще большего. По моему телу проходит горячая волна, и мной овладевает безумно дикое наслаждение. Я извиваюсь при каждом прикосновении его языка и требую еще большего.
Когда он поднимает голову и смотрит на меня с влажными от моих соков губами, я вдруг вскакиваю, как пуля, и целую его. Его вкус – мой вкус. Мой вкус – его вкус.
– Возьми меня, – требую я.
Эрик улыбается, кусает меня за подбородок и снова берет инициативу в свои руки. Теперь я лежу поперек кровати, он снова разводит мои ноги, шлепает меня и продолжает свою разрушительную атаку. Чувствую, что Эрик намазывает меня чем-то жидким, и понимаю, что это лубрикант, а мгновение спустя он вводит в меня свой подарок. Анальную игрушку.
– Чудесно, – говорит он, целуя мою спину.
Я не вижу его лица, но по дыханию и хриплому голосу понимаю, что ему нравится то, что он видит и что делает.
– Джуд, посмотри на меня.
Положив голову на бок, обращаю к нему свой взгляд, а он хриплым от вожделения голосом тихо произносит:
– Хорошая игрушка, но ты просто умопомрачительная.
Я смеюсь.
– А ты хотела бы, что я и еще кто-нибудь обладали твоим телом?
Снова киваю, а его пальцы все глубже в меня проникают. Это безумие! Вне себя от возбуждения, он не унимается:
– Ты уверена, малышка?
– Да, – задыхаюсь я.
Раз за разом его пальцы погружаются в меня, а второй рукой он удерживает игрушку, доводя меня до безумия. У меня вырывается крик, я открываю глаза и вижу, что Эрик смотрит на меня.
– Скоро нас будет двое… Двое тех, кто будет любить тебя, малышка… Сначала один, потом другой, а затем вдвоем. Я заключу тебя в объятия и разведу твои ноги. Я позволю, чтобы другой ласкал тебя, а я буду смотреть, но разрешу тебе дойти до конца только со мной, понятно?
– Да… да… – задыхаясь от возбуждения, говорю я.
Эрик улыбается, не проходит и секунды, как я чувствую его в себе – роскошного и огромного. О боже, как же это приятно!
Умелыми движениями он обхватывает меня за талию и приподнимает. Усаживает на себя и, прижимая к себе, шепчет прямо возле уха:
– В следующий раз мы будем втроем.
Я глотаю воздух и говорю:
– Да… да… да.
Эрик целует меня, он тоже тяжело дышит от охватившей его страсти, и мне это безумно нравится.
– Малышка, двигайся.
Мои бедра подчиняются ему и двигаются в медленном и глубоком ритме. Мне кажется, я сейчас взорвусь. От игрушки у меня невероятные ощущения. Мы смотрим друг другу в глаза, пока я раз за разом соединяюсь с ним.
– Поцелуй меня, – прошу.
Айсмен удовлетворяет мою просьбу, а я ускоряю темп, доводя его до безумия. Я снова и снова двигаюсь на нем, пока он не останавливает меня. Одним ловким движением он усаживает меня на кровать, переворачивает, и я оказываюсь на четвереньках.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
Эрик не отвечает, входит в меня и, сделав несколько резких толчков, от которых у меня снова прерывается дыхание, шепчет на ухо:
– Дорогая, я хочу туда, где игрушка. Можно?
Меня обдает огнем… Я пылаю. Возбужденная до предела, показываю ему рукой «О’кей».
– Я вся твоя.
Он осторожно вынимает игрушку и еще раз намазывает меня лубрикантом. Я горю от нетерпения. Мне хочется большего. Заметив мое нетерпение, Эрик, намазывая, покусывает мне спину. Я нервничаю. Мной овладевают противоречивые ощущения. Эрик – мастер своего дела, и он никуда не торопится.
– Эрик, сильнее… сильнее, – почти умоляю я.
Но он меня не слушает, потому что не желает причинить мне боль. Он медленно продвигается и, когда полностью в меня входит, наклоняется вперед, обнимает меня и шепчет на ухо:
– О боже мой, малышка, ты такая прекрасная!
Приноровившись к новым ощущениям, я схожу с ума от каждого его движения. Я горю. Пылаю. Отдаюсь сладостному наслаждению. Чувствую себя развратной. Занимаясь с Эриком горячим сексом, я действительно чувствую себя развратной. Безумной. Раскованной.
– Эрик… Мне это нравится. – Я почти умоляю его о большем.
Наша игра продолжается несколько минут. Он входит в меня, крепко держит меня за талию, а я с удовольствием его принимаю. Один… два… три… Огонь! Четыре… пять… шесть… Наслаждение! Семь… восемь… девять… Желание! Десять… одиннадцать… двенадцать… Эрик!
Но мой Айсмен не в силах больше сдерживать себя, его дикая натура заставляет проникать в меня все глубже и глубже, и я опускаю голову лицом вниз. Матрас приглушает вырвавшийся из меня крик, и, почувствовав это, Айсмен впивается пальцами в мои бедра и начинает дьявольскую атаку.
О да! О да!
– Еще… Эрик, еще… – возбужденная, умоляю его.
Видя мое желание, он доходит до пика наслаждения, и, когда больше не может сдерживать себя, из него вырывается гортанный стон и он падает на меня.
Несколько секунд мы остаемся соединенные, разгоряченные и возбужденные. Наш секс заряжает нас обоих, и нам это нравится. Немного погодя Эрик выходит из меня, и мы, уставшие, мокрые и счастливые, падаем на кровать.
– Боже мой, малышка, с тобой я умру от наслаждения!
Нам даже не нужно ничего говорить, наши объятия говорят за нас.
На улице идет сильный дождь. Вдруг раздается гром и Эрик поднимается.
– Малышка, давай мыться и одеваться.
– Одеваться?
– Ну да, надень что-нибудь. Пижаму или что-нибудь в этом роде.
– Зачем? – спрашиваю, желая продолжить с ним играть.
Но Эрик, кажется, торопится.
– Давай, бери с тумбочки белье, – настаивает он.
Думаю возразить, но вижу, что сейчас лучше послушаться. Беру нижнее белье и пижаму. Но одеваться не хочу. Вот занудство!
Увидев мои нахмуренные брови, Эрик весело чмокает меня, берет игрушку, а лубрикант прячет в тумбочку. Затем встает, и в тот момент, когда он поднимает меня на руках, резко распахивается дверь. С сонной мордочкой, одетый в полосатую пижаму, Флин смотрит на нас, разинув рот. Я, как могу, прикрываюсь одеждой и ворчу:
– Ты что, не умеешь стучать в двери?
Мальчик впервые не знает, что ответить.
– Флин, мы сейчас вернемся, – говорит Эрик.
Мы торопливо скрываемся в ванной комнате. Там я смотрю на Эрика в ожидании объяснений такого неожиданного появления, и он шепчет прямо у моих губ:
– Он с детства боится грома, но только не говори, что я тебе об этом сказал. – Целует меня и, отстраняясь, продолжает: – Я знал, что он придет ко мне в постель, когда услышал раскат грома. Он всегда это делает.
Теперь я его целую. Боже, как же я люблю его вкус! И когда я лениво отлипаю от его губ, спрашиваю:
– Он всегда приходит к тебе в постель?
– Всегда, – задорно отвечает он.
Его выражение лица меня веселит. Какой же мой немец красивый!
Новый раскат грома возвращает нас к реальности, и Эрик ставит меня на пол. Кладет игрушку на столик возле ванной и моется. Затем вытирается, надевает трусы и, перед тем как выйти, говорит:
– Не задерживайся, малышка.
Оставшись одна, я беру игрушку и мою под струей воды. Но тут вспоминаю о Трусишке. Бедняга. На улице такой ливень, а он там один. Прошло всего несколько минут, а я уже полностью привела себя в порядок. Остается надеть пижаму и расчесаться. Поднимаю глаза и улыбаюсь собственному отражению в зеркале.
Ох, и попала же я в историю!
Но вскоре я припоминаю, что, когда сама была маленькой, точно так же, как Флин, безумно боялась грозы. Мне внушали страх раскаты грома, и этот дьявольский грохот наводил на меня мысли о страшных демонах с длинными когтями, которые разрывали небо, чтобы добраться до детей. Я много раз спала в родительской постели, пока наконец мама благодаря своему терпению и чьей-то помощи избавила меня от этого страха.
Выйдя из ванной, вижу, что Эрик на кровати болтает с Флином. Заметив меня, мальчик провожает меня взглядом; я открываю тумбочку и незаметно прячу игрушку. Потом, когда я ложусь в кровать, ворчливый коротышка спрашивает у своего дяди:
– Она должна спать с нами?
Эрик утвердительно кивает, а я, укрываясь пуховым одеялом, шепчу:
– О да! Я очень боюсь грозы, особенно когда гремит гром. Кстати, вы любите собак?
– Нет, – отвечают они в унисон.
Я только было хотела что-то добавить, как Флин замечает:
– Они грязные, кусаются, плохо пахнут, и у них блохи.
Пораженная его словами, отвечаю:
– Флин, ты ошибаешься. Обычно собаки не кусаются, они не пахнут, и у них нет блох, если за ними ухаживают.
– У нас в доме никогда не было домашних животных, – объясняет Эрик.
– Что ж, очень плохо, – говорю я и, видя, что он улыбается, продолжаю: – Когда в доме есть домашние животные, то начинаешь смотреть на жизнь иначе, особенно на детей. И, откровенно говоря, вам бы не помешал домашний любимец.
– И речи быть не может, – отказывается Эрик.
– Меня укусил пес Лео, и мне было больно, – говорит мальчик.
– Тебя укусил пес?
Мальчуган кивает, задирает рукав пижамы и показывает след на руке. Беру себе это на заметку и представляю, какой, наверное, ужас внушают ему животные. Нужно с этим покончить.
– Флин, не все собаки кусаются, – ласково замечаю я.
– Я не хочу собаку, – не унимается он.
И тогда я ложусь на бок, чтобы посмотреть Эрику в глаза. Флин лежит между нами и быстро поворачивается ко мне спиной. Этого еще не хватало! Эрик просит прощения взглядом, и я подмигиваю ему. Несколько минут спустя мой любимый гасит свет, и, хотя темно, я знаю, что он смотрит на меня и улыбается. Я это чувствую.
18
Пятого января в доме матери Эрика намечен ужин в честь праздника королей-магов. До этого я видела, что Эрик работает дома и не собирается уезжать в офис. Мне тоже хотелось бы туда поехать, но пусть он сам мне это предложит.
Флин не дает мне спуска. Его раздражает все, что я делаю, и это приводит к тому, что мы с Эриком уже не раз оказываемся на грани взрыва. Да, признаю, что Эрик сдается первым, стараясь не усложнять ситуацию. Он понимает, что парень поступает плохо, и пытается меня понять.
Мои отношения с Трусишкой налаживаются. Он уже не убегает, когда видит меня. Мы с ним подружились. Он наконец понял, что мне можно доверять, и разрешает себя погладить. У него сильный кашель, который мне очень не нравится, и я заматываю шарфом ему шею. Какой же он в нем симпатичный!
Трусишка – просто прелесть! У него добрая мордашка, и каждый раз, когда я выхожу так, чтобы Эрик ни о чем не догадался, поправляю ему будку и приношу еду, бедняжка благодарит меня, как только умеет: облизывает и машет хвостом.
Когда мы вечером приезжаем в дом Сони, нас встречает Марта с ослепительной улыбкой:
– Как здорово, что вы уже здесь!
Эрик кривит лицо. Ему не нравятся вечеринки такого типа, но он понимает, что не должен их пропускать. Он здесь ради Флина, а не ради себя. Эрик представляет меня присутствующим в гостиной людям как свою невесту. Я чувствую гордость: он обращается со мной как с королевой.
Несколько минут спустя он начинает беседовать с мужчинами о бизнесе, и я решаю найти Марту. Но когда я отхожу от него, ко мне обращается один молодой человек.
– Привет! Я Юрген. А ты Джудит, не так ли? – Киваю, и он говорит: – Я кузен Эрика. – И совсем тихо добавляет: – Тот, который занимается мотокроссом.
Мое лицо озаряется, и я с удовольствием принимаюсь с ним болтать. Он называет мне несколько местечек, где народ собирается попрактиковаться, и я обещаю ему туда наведаться. Он подбивает меня воспользоваться мотоциклом Ханны. Соня рассказала ему, что я занимаюсь мотокроссом, и он от этого в восторге. Краем глаза я вижу, что Эрик наблюдает за мной, и у него на лице написано, что он догадывается, о чем мы болтаем. Уже через пару секунд он оказывается возле меня.
– Юрген, сколько лет, сколько зим! – Эрик обращается к кузену, снова обхватывая меня за талию.
Тот улыбается.
– Может, это потому, что ты сам не часто появлялся?
Эрик отрицательно качает головой.
– Я был очень занят.
Юрген больше не говорит о мотоциклах – почти сразу они оба заводят скучный разговор о финансах. Я опять решаю разыскать Марту и вижу, что она отправилась в кухню покурить. Я подхожу к ней, и она предлагает мне сигарету. Обычно я не курю, но с ней мне нравится, поэтому беру себе одну.
Теперь мы обе, две гламурные красавицы, курим и болтаем о милых женских глупостях.
– Как дела с Флином?
– Ох, это что-то! Он объявил мне войну, – стараюсь отшутиться я.
Марта кивает и, наклонившись ко мне, шепчет:
– Если тебя это утешит, он объявил ее всем женщинам.
– Но почему?
Девушка улыбается.
– По словам психолога, из-за потери матери. Флин считает, что женщины временные, приходящие и уходящие в его жизни. Поэтому он пытается не демонстрировать привязанность к нам. Он ведет себя одинаково и со мной, и с матерью. Он никогда не проявлял к нам любви и по возможности отталкивает нас. Ну, да ладно, мы к этому уже привыкли. Единственный, кого он любит больше всех, – это Эрик. К нему он испытывает особую любовь – порой, на мой взгляд, болезненную.
Некоторое время мы молчим, и тут я не выдерживаю.
– Марта, мне хотелось бы кое-что сказать, но, возможно, тебя это обидит. Я никто, чтобы высказывать в подобной теме свое мнение, но, если я это не выскажу, меня разорвет!
– Давай, – улыбаясь, отвечает она. – Обещаю не сердиться.
Сначала затягиваюсь сигаретой и выпускаю дым.
– С моей точки зрения, мальчик привязан к Эрику только потому, что он единственный, кто его не бросает. И прежде чем ты мне что-то скажешь, я знаю, что ты или твоя мать не бросали его, но я имею в виду то, что Эрик, похоже, единственный, кто сердился на него и заставлял его размышлять. А в такие важные минуты, как, например, новогодняя ночь, он его не покинул. Флин – ребенок, а дети ищут ласки. И если он из-за случившегося с его матерью не хочет полюбить женщину, именно вы должны сделать все возможное, чтобы он понял, что его мать ушла, но вы остались с ним. Что вы никогда его не оставите.
– Джудит, уверяю, что мы с мамой делали все возможное.
– Не сомневаюсь. Но, Марта, может быть, вам стоило бы поменять тактику. Ну, не знаю… Если не работает одно, попробуйте что-то другое.
От повисшей тишины у меня, кажется, сердце колотится просто как бешеное.
– Смерть Ханны разбила нам всем сердца, – наконец произносит Марта.
– Представляю. Это, наверное, было ужасно.
Ее глаза наполняются слезами, и я беру ее за руку. Марта улыбается.
– Она была душой и центром нашей семьи. Она была жизнерадостная, позитивная и…
– Марта… – шепчу я, увидев, как по ее щеке катится слеза.
– Джуд, она бы тебе понравилась, и я уверена, что вы с ней здорово поладили бы.
– Это уж точно.
Мы сбиваем пепел с сигарет.
– Я никогда не забуду лицо Эрика в ту ночь. Он не просто видел, как умерла Ханна, он одновременно с этим потерял отца и ту, которая на тот момент была его невестой.
– Все в один день? – с интересом спрашиваю я.
Я никогда не разговаривала об этом с Эриком. Не могу. Не хочу заставлять вспоминать об этом.
– Да. Когда бедняга не смог дозвониться отцу, чтобы сообщить о несчастье, он явился к нему домой и застал его в постели с этой идиоткой. Это было ужасно. Ужасно.
Меня эта история пронимает буквально до костей.
– Клянусь, я думала, что Эрик никогда от этого не оправится, – продолжает Марта. – Слишком много бед за такое короткое время. Две недели после похорон Ханны мы ничего о нем не знали, он просто исчез. Мы безумно волновались. Когда он вернулся, его жизнь стала сплошным кошмаром. Ему пришлось столкнуться с отцом и Ребеккой. Это было ужасно. И последней каплей стало то, что Лео, определенно негодяй, который жил с Ханной и Флином, сообщил, что не намерен заниматься малышом. Он вдруг перестал считать его своим сыном. Сначала мальчик очень страдал, но Эрик взял его под свое крыло. Он сказал, что займется им. Именно это мы и можем до сих пор наблюдать. А что касается рождественских праздников, я знаю, что ты права. Но Эрик сам разрушил эту традицию, когда в первый год отвез Флина на Карибы. На следующий год он сказал нам с матерью, что ему не хотелось бы большого праздника в эту ночь. Так и прошло два года. Поэтому мы с мамой привыкли строить свои планы.
– Серьезно? – потрясенно спрашиваю я.
Как раз в этот момент открывается дверь и маленький Флин обвиняюще на нас смотрит. Через мгновение он уходит.
– Черт! – ругается Марта. – Приготовься.
– К чему мне готовиться?
Опершись на косяк стеклянной двери, она улыбается:
– Он сейчас наябедничает Эрику, что мы здесь курим.
Я смеюсь. Наябедничает? Я вас умоляю, мы же взрослые люди!
Но я не успеваю досчитать до десяти, как снова распахивается дверь и мой дорогой немец, за которым следует его племянник, подходит к нам с устрашающим видом, а его голос не обещает ничего хорошего:
– Вы курили?
Марта не отвечает, а я киваю. С чего бы это мне лгать? Эрик смотрит на мою руку. Кривится и забирает сигарету. Меня это злит, но я спокойным голосом шиплю:
– В последний раз ты делаешь то, что только что сделал.
Его ледяной взгляд пронизывает меня насквозь.
– В последний раз ты делаешь то, что только что сделала.
Вокруг нас сгустился воздух.
Испания против Германии. Это очень скверно!
Я не понимаю, почему он злится, но зато понимаю, что меня это возмущает. Никто со мной так не обращается. Не думая ни секунды, беру со столика пачку сигарет и прикуриваю новую. Да ну тебя!
С отвисшей челюстью Эрик смотрит на меня. Марта и Флин наблюдают за нами. Через секунду Эрик снова забирает у меня сигарету и бросает ее в раковину. Ну уж нет. Этому не бывать. Беру следующую сигарету и опять прикуриваю. Он повторяет то же самое.
– Да будет вам! Вы хотите перепортить весь мой запас сигарет? – возмущается Марта, забирая свою пачку.
– Дядя, Джуд сделала что-то плохое, – не успокаивается мальчик.
У меня сжимается сердце, услышав такой противный детский голос, но, поскольку Эрик и Марта ничего не отвечают, сердито на него смотрю:
– А почему ты ябедничаешь?
– Курить – это плохо, – говорит он.
– Флин, послушай. Ты ребенок и должен держать язык за зубами…
Эрик прерывает меня.
– Не веди себя с ним как с ребенком. Джуд, он просто сделал то, что должен был сделать.
– Он должен был наябедничать?
– Да, – уверенно отвечает он. И затем, повернувшись к сестре, добавляет: – Мне кажется ужасным то, что ты куришь и побуждаешь курить Джуд. Она не курит.
Э, нет! Это не так. Я курю, когда выпью, и, не в силах промолчать, привлекаю его внимание и обиженно бормочу:
– Эрик, ты ошибаешься. Ты не знаешь, курю я или нет.
– Но я никогда не видел, чтобы ты курила, – угрюмо говорит он.
– Ты не видел, как я курю, только потому, что я не заядлая курильщица, – стараясь говорить спокойно, произношу я. – Но уверяю тебя, что иногда мне нравится выкурить одну-две сигаретки. Это была не первая и, конечно, не последняя сигарета в моей жизни, нравится тебе это или нет.
Он смотрит на меня. Я смотрю на него. Он упрекает меня. Я упрекаю его.
– Дядя, ты говорил, курить нельзя, а она и Марта это делали, – не унимается мелкий монстрик.
– Да замолчи ты, Флин! – говорю я, недовольная бездействием Марты.
С серьезным видом мой суровый немец замечает:
– Джуд, ты не будешь курить. Я тебе этого не позволю.
Еще чего, не дождешься! Мое сердце колотится с такой силой, что я понимаю, это может плохо закончиться.
– Послушай, мужчина, не выводи меня из себя. Ты мне не отец, и мне не десять лет.
– Джуд, не зли меня!
Меня рассмешило это его «не зли меня».
В этот момент моя улыбка, словно сверкающая афиша, предупреждает: «Берегись!» – и с насмешливым тоном я смотрю ему в глаза. Марта, я вижу, не может поверить своим ушам.
– Эрик, ты меня уже разозлил.
В этот момент появляется мама Эрика и, увидев нас, спрашивает:
– Что происходит? – Вдруг она замечает у дочери в руках пачку сигарет и восклицает: – О, прекрасно! Дорогая, дай мне сигаретку. Умираю, как хочется курить.
– Мама! – возражает Эрик.
С моих губ слетает улыбка, когда я слышу Соню:
– Сынок, эта невыносимая жена Винченсо вывела меня из себя.
– Соня, курить нельзя! – осуждающе говорит Флин.
Марта с матерью переглядываются, и дочь, не желая больше оставаться в кухне, берет мать за руку и тащит за собой упирающегося Флина:
– Пойдем что-нибудь выпьем… Нам это просто необходимо.
Когда мы остаемся в кухне одни, приготовившись к противостоянию, я говорю Эрику:
– Не смей со мной так разговаривать при посторонних.
– Джуд…
– Не смей мне что-либо запрещать.
– Джуд…
– Что ты заладил «Джуд» да «Джуд»! – в бешенстве взрываюсь я. – Ты заставил меня почувствовать себя маленькой девчонкой перед твоей сестрой и мелким ябедой. Да кем ты себя возомнил, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? Ты разве не понимаешь, что вступаешь в игру на стороне Флина? А у игры этой простая цель – нас поссорить! Эрик, ради всего святого, твой племянник – это маленький дьяволенок, и если ты это не остановишь, то однажды утром он станет чудовищным человеком.
– Не преувеличивай, Джуд.
– Эрик, я не преувеличиваю. Для своих девяти лет этот ребенок преждевременно повзрослевший. Я… я в конце концов…
Приблизившись ко мне, Эрик обхватывает ладонями мое лицо и говорит:
– Дорогая, послушай. Я не хочу, чтобы ты курила. Всего-навсего.
– Ладно, Эрик, это можно понять. Но почему бы тебе не сказать мне, когда мы окажемся с тобой в комнате наедине? Была какая-то необходимость упрекать меня перед Флином, потому что он так захотел? Эрик, черт возьми! Трудно поверить, что ты, всегда такой умный, иногда бываешь таким глупым.
Отворачиваюсь от него и смотрю через стеклянную дверь. Я сержусь. Очень сержусь. На протяжении нескольких секунд я проклинаю все на свете, как вдруг чувствую, что Эрик становится у меня за спиной, проводит руками по талии, обнимает меня и кладет подбородок мне на плечо.
– Прости меня. Я сожалею.
– Вот и сожалей, потому что ты повел себя как полный козел.
От этого слова Эрик рассмеялся.
– И я рад, что я твой козел.
Читать бесплатно другие книги:
