Ты только попроси. Сейчас и навсегда Максвелл Меган
Мне хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь.
– Мне жаль, что я повел себя так глупо и не понял тебя. Ты права. Я плохо поступил и пошел на поводу у Флина, который только этого и хотел. Ты меня прощаешь?
От его слов и в первую очередь от его объятий я таю. Я побеждена. Ну что ж… Пусть я мягкотелая, но только потому, что люблю. Настолько сильно люблю, что, без сомнения, чувствую: он хочет, чтобы я его простила. И тут моя злость улетучивается.
– Конечно, я тебя прощаю. Но повторяю: не смей мне больше что-либо запрещать, тем более на людях, понятно?
Я чувствую, как он кивает. Тогда я поворачиваюсь и сама целую его. Целую его страстно и пылко. Он приподнимает меня и прижимает к стеклянной двери, а его руки ищут, где же заканчивается платье, чтобы продолжить изучение моего тела. Мне хочется, чтобы он не останавливался. Мне хочется, чтобы он продолжил, но, когда я чуть ли не взрываюсь от наслаждения, я отстраняюсь от него и шепчу:
– Дорогой, мы в кухне твоей матери, а за дверью ее гости. Не думаю, что это подходящее место, где мы можем продолжить то, чего хотим.
Эрик улыбается. Опускает меня на пол. Я поправляю юбку моего очаровательного вечернего платья, и, когда мы идем в гостиную, он шепчет, заставив меня улыбнуться:
– Мне подходит любое место, если я с тобой.
Домой мы возвращаемся на рассвете. На улице грохочет гром и дождь льет как из ведра. Несмотря на то что мне невероятно хочется заняться с Эриком любовью, я веду себя сдержанно. Потому что знаю, что с нами будет спать преждевременно повзрослевший дьяволенок, и я ничего не могу с этим поделать.
19
В девять часов я просыпаюсь. Ладно, меня будит будильник. Я включила его, потому что могу проспать до двенадцати, если меня никто не будет тревожить. Как всегда, я просыпаюсь в кровати одна, но, вспомнив, что сегодня праздник королей-магов, улыбаюсь.
Какое чудесное утро!
В пижаме и в халате хватаю подарки, припрятанные в шкафу, и, горя желанием поскорее их раздать, спускаюсь по лестнице.
Да здравствуют короли-маги!
Забегаю в кухню и приглашаю Симону и Норберта присоединиться к нам. Для них у меня тоже есть подарки. Когда я вхожу в гостиную, вижу, что Эрик и Флин играют в приставку. Как только мальчуган меня замечает, сразу же кривит лицо, а я, радуясь, как девчонка, выключаю музыку с пульта Эрика и весело объявляю:
– Короли-маги оставили мне для вас подарки.
Эрик улыбается, а Флин говорит:
– Подожди, пока мы закончим игру.
Черт бы тебя побрал!
Отсутствие у него воображения отправляет меня в нокаут. Я уверена, что моя племянница Лус стала бы прыгать и визжать от радости при виде подарков под елкой! Но я не собираюсь обращать на это внимание и, когда в гостиную входят Симона и Норберт, поднимаю Эрика с дивана.
– Пойдем, сядем возле елки. Мне нужно вручить вам подарки.
Флин снова пытается возразить, но Эрик прерывает его. Мальчуган умолкает, поднимается и садится рядом с ним возле елки. И тогда Эрик достает из кармана своих брюк четыре конверта и дает нам каждому по одному.
– Счастливого Рождества!
Норберт с Симоной благодарят его и, не открывая их, кладут к себе в карман. Не зная, что делать со своим конвертом, наблюдаю за Флином, который открывает свой:
– Две тысячи евро! Спасибо, дядя!
Не веря своим глазам, я, застыв и открыв рот от удивления, смотрю на Эрика и спрашиваю:
– Ты даришь ребенку чек на две тысячи евро в День королей-магов?
Эрик кивает.
– Вовсе не нужно устраивать этот цирк с дурацкими подарками, – заявляет мальчик. – И так уже известно, кто такие эти короли-маги.
Мне не кажется убедительным это объяснение, и, глядя на Айсмена, возражаю:
– Эрик, ради всего святого! Как ты можешь так поступать?
– Солнце мое, я просто рациональный.
В этот момент Симона вручает Флину небольшую коробку. Мальчик с энтузиазмом открывает ее и обнаруживает там новую игру для приставки: конечно же, он очень рад ей. А Симона довольна, что ему понравился подарок, хотя это еще одна игрушка, из-за которой он снова будет прикован к телевизору. Я передаю свои подарки Симоне и Норберту: шерстяной жакет для нее и перчатки с шарфом для него. Придя в восторг от подарков, они изливают на меня поток благодарностей и ссорятся между собой из-за того, что не приготовили ничего для меня. Бедняги, им теперь неловко!
А я продолжаю вынимать из огромной сумки подарки. Один я вручаю Эрику и несколько Флину. Эрик сразу же открывает свою коробку и расплывается в улыбке, обнаружив голубой шарф и рубашку от Армани. Она ему очень понравилась. Флин наблюдает за нами, держа в руках свои пакеты. Желая установить с ним перемирие, приветливо смотрю на него.
– Давай, солнышко, – подбадриваю я его. – Открывай их. Надеюсь, что они тебе понравятся!
Несколько секунд мальчик рассматривает пакеты и коробку, которую я перед ним поставила. Его внимание приковано к огромной коробке, завернутой в красную бумагу. Он поочередно смотрит то на коробку, то на меня, но не трогает ее.
– Обещаю, что она не укусит, – в конце концов весело говорю я.
Как и всегда, Флин недоверчиво берет коробку. Симона с Норбертом торопят его поскорее открыть ее. На некоторое время он цепенеет, как будто не знает, что с ней нужно делать.
– Рви бумагу. Давай, тяни ее, – говорю я ему.
И он тотчас же делает то, что я сказала, и начинает распаковывать подарок, а мы с Эриком наблюдаем за ним, улыбаясь. Когда он снимает красивую упаковку, коробка еще закрыта.
– Давай, открывай ее!
Когда мальчик поднимает крышку и видит, что в ней, с его уст слетает: «Ох!»
Да, да, да… Ему понравился подарок!
Я это понимаю. По нему это видно.
Торжествующе улыбаюсь и смотрю на Эрика. Но его выражение лица кардинально изменилось. Он больше не улыбается. Симона и Норберт тоже. Все с серьезными лицами смотрят на зеленый скейтборд.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Эрик выхватывает из рук мальчика скейт и прячет его в коробку.
– Верни его, Джуд.
Теперь я вспоминаю слова Марты о проблемах! Но я не собираюсь ничего понимать и отвечаю:
– Вернуть его? Но почему?
Он не отвечает. Я снова вынимаю из коробки зеленый скейт и показываю его Флину.
– Тебе не нравится?
Впервые за все время, которое я знаю мальчика, он смотрит на меня с нескрываемым интересом. Этот подарок произвел на него впечатление. Я понимаю, что ему понравилась доска. Его глаза говорят об этом вполне ясно, но также я вижу, что он предпочитает промолчать перед суровым взглядом Эрика. Однако я намерена бороться до конца. Откладываю скейт в сторону и настаиваю, чтобы мальчик распаковал остальные подарки. Открыв их, перед ним лежат шлем, наколенники и налокотники. Затем я снова беру скейт и поворачиваюсь к своему неуступчивому Айсмену:
– Что может с ним случиться на скейте?
Не глядя на то, что я держу в руках, Эрик произносит:
– Это опасно. Флин не умеет на нем ездить, и, если бы даже умел, он может пораниться.
Норберт и Симона кивают, но я, не желая, чтобы мне выкручивали руки, настаиваю:
– Я купила все аксессуары, чтобы, пока он будет учиться, ущерб был минимальным. Не перегибай палку, Эрик. Вот увидишь, как через четыре дня он его освоит.
– Джуд, – говорит он очень жестким холодным голосом, – Флин не станет на эту доску.
Не веря своим ушам, отвечаю:
– Ну, вот еще, это же игрушка, для того чтобы он мог весело проводить время. Я могу научить его кататься.
– Нет.
– Я научила кататься на скейте Лус, и тебе стоило бы посмотреть, как она на нем ездит.
– Я сказал: «Нет!»
– Послушай, милый, – продолжаю я, несмотря на его отказ, – этому научиться совсем не сложно. Нужно всего лишь взять эту штуку и держать равновесие. Флин – смышленый малый, и я уверена, он быстро этому научится.
Эрик поднимается, забирает у меня скейтборд и громко и четко выговаривает:
– Я хочу, чтобы это было подальше от Флина, понятно?
О боже мой, когда он становится таким, я готова его убить! Я тоже встаю, забираю у него скейт и ворчу:
– Это мой подарок для Флина. Тебе не кажется, что он сам должен сказать, нравится он ему или нет?
Мальчик молчит. И лишь наблюдает за нами. Потом в итоге говорит:
– Я не хочу его. Это опасно.
Симона просит меня взглядом помолчать и оставить его в покое. Ну уж нет!
– Флин, послушай…
– Джуд, – вмешивается Эрик, снова забирая у меня доску. – Он только что сказал тебе, что не хочет его. Что ты еще хочешь услышать?
Я в гневе опять вырываю у него из рук этот чертов скейт:
– То, что я услышала, – это то, что ты хотел, чтобы он сказал. Пусть он сам ответит.
– Я не хочу его, – упорно отвечает мальчик.
Со скейтом в руках подхожу к нему и наклоняюсь.
– Флин, если хочешь, я могу тебя научить. Обещаю, что ты не поранишься, потому что я этого не допущу и…
– Хватит! Я сказал, что нет, значит, нет! – выкрикивает Эрик. – Симона, Норберт, заберите с собой Флина, мне нужно поговорить с Джудит.
Когда они выходят из гостиной и мы остаемся одни, Эрик шипит:
– Послушай, Джуд, если не хочешь, чтобы мы поссорились перед ребенком и прислугой, помолчи! Я запретил скейт. Почему ты настаиваешь?
– Да потому что он ребенок, черт возьми! Ты разве не видел его глаза, когда он достал его из коробки? Он ему понравился. Почему ты это не хочешь понять?
Но Эрик не уступает. Желая наговорить ему кучу гадостей, я возражаю:
– Мальчик не может целый день сидеть с «Wii», «PlayStation» или с… Да ты понимаешь, какого ты воспитываешь ребенка? Понимаешь, что в будущем он станет замкнутым и боязливым созданием?
– Пусть лучше будет таким, чем с ним что-то случится.
– Разумеется, разве с ним может что-то произойти, когда ты его так воспитываешь. Ты не думал о том, что наступит тот день, когда ему захочется выйти погулять с друзьями или с девочкой, а он не будет ничего уметь, кроме того, как играть на приставке или слушаться своего дядю? Ох уж и парочка! Конечно же, вы два сапога пара.
Эрик долго на меня смотрит и наконец отвечает:
– То, что ты живешь со мной и мальчиком в этом доме, – это самое лучшее, что со мной происходило за последние годы, но не подвергай опасности Флина, потому что ты считаешь, что он должен быть другим. Я согласился с тем, чтобы ты поставила в дом эту ужасную красную елку, я заставил мальчика написать эти абсурдные желания и повесить их на елку, но я не поступлюсь, когда дело касается воспитания Флина. Ты моя невеста, ты предложила побыть с моим племянником, когда меня не будет дома, но за Флина отвечаю я, а не ты; не забывай об этом.
У меня сжимается сердце от его жестоких слов, к тому же в такое чудесное праздничное утро. Да ну его! И его дом. И его племянника. Но, не желая расплакаться, как дурочка, напускаю на себя самый устрашающий вид и, быстро собирая все подарки для мальчика в сумку, шиплю:
– Прекрасно. Я подарю твоему племяннику чек. Уверена, что он ему больше понравится.
Я знаю, что мои слова, в особенности мой тон, ему не нравятся, но я намерена ему еще больше досадить.
– Ты говорил, что та пустая комната на этом этаже была для меня, не так ли?
Он кивает, и я направляюсь к ней. Открываю дверь гостиной и оказываюсь перед Симоной, Норбертом и Флином. Смотрю на мальчишку и, держа в руках его подарки, говорю:
– Ты уже можешь входить. То, о чем хотел поговорить твой дядя, мы уже обсудили.
Я быстро шагаю к пустой комнате, распахиваю дверь и бросаю на пол скейт и все аксессуары. Так же быстро возвращаюсь в гостиную. Когда я туда вхожу, на меня смотрят Эрик и Флин, Симона и Норберт уже исчезли. Будучи не в духе, говорю наблюдающему за мной мальчику:
– Чуть позже я подарю тебе чек. И не надейся, что он будет такой же щедрый, как у твоего дяди, потому что, во-первых, я не одобряю то, что тебе дают столько денег, а во-вторых, я не такая богатая!
Мальчуган не отвечает.
В столовой воцарилась тишина, но я намерена ее нарушить. Поэтому достаю подаренный Эриком конверт, открываю его и, увидев чек без суммы, возвращаю его ему.
– Спасибо, но я не нуждаюсь в деньгах. К тому же ты уже сделал мне подарок, подарив все те вещи.
Он не отвечает. Лишь смотрит на меня. Мы смотрим друг на друга, и тогда я показываю на елку, желая покончить с этим «рождественским» моментом.
– Давайте, ребята, продолжим это чудесное утречко. А что, если мы прочитаем наши желания? Может быть, какое-нибудь из них сбылось?
Я понимаю, что довожу их до предела. Понимаю, что поступаю нехорошо, но мне все равно. Они за эти несколько дней довели меня до бешенства. Неожиданно Флин выкрикивает:
– Я не хочу читать эти глупые желания!
– Почему?
– Потому что, – не унимается он.
Эрик смотрит на меня. Понимает, что я в ярости, но он в замешательстве, потому что не знает, как меня остановить. Я злюсь, бешусь оттого, что нахожусь сейчас здесь с этими тупоголовыми немцами вдали от своей семьи.
– Ладно, кто первым прочтет желание с елки?
Они молчат, и тогда я беру одно желание и с наигранным весельем говорю:
– Отлично… Я буду первой и прочту желание Флина!
Снимаю с него зеленую ленту, и, когда собираюсь его развернуть, мальчик бросается ко мне и вырывает его у меня из рук. Я с удивлением смотрю на него.
– Я ненавижу это Рождество, ненавижу это дерево и ненавижу эти желания! – выкрикивает он. – Ты разозлила моего дядю, и это ты виновата, что этот день стал самым ужасным.
Поворачиваюсь к Эрику в поисках помощи, но он даже не пошевелился.
Мне хочется завыть, начать третью мировую войну в этой гостиной, но в итоге делаю единственное, что в моих силах. Хватаю чертову рождественскую елку и волоком тащу ее в комнату, куда я до этого бросила скейтборд.
– Сеньорита Джудит, с вами все в порядке? – растерянно спрашивает Симона.
Бедная женщина! Им пришлось такое пережить!
– Не волнуйтесь, – добавляет она, прежде чем я смогла что-то ответить, и берет меня за руки. – Иногда хозяин немного резкий в вещах, которые касаются мальчика, но он это делает ради его же блага. Не сердитесь на него, сеньорита.
Целую ее в щеку. Бедняжка! И, поднимаясь вверх по лестнице, тихо говорю:
– Успокойтесь, Симона. Ничего страшного. Но я пойду освежусь, иначе это закончится хуже, чем в «Безумной Эсмеральде».
Мы улыбаемся. Войдя в комнату и закрыв за собой дверь, чувствую, что у меня щиплет шея. О боже, опять эти пятна! Смотрюсь в зеркало и вижу, что ими покрыта вся шея. Черт бы вас побрал!
Желая выйти из дома в нормальном виде, снимаю пижаму. Одеваюсь, набрасываю пальто, возвращаюсь в гостиную, где эти двое играют в приставку. Молодцы! Подхожу к ним большими шагами, выдергиваю шнур от приставки и выключаю ее. Шум умолкает, и они оба на меня смотрят.
– Я иду прогуляться. Мне это просто необходимо! – объявляю им. Когда же Эрик собирается что-то возразить, поднимаю указательный палец: – И даже не думай запретить мне. Ради твоего же блага, даже не думай об этом!
Выхожу из дома, за мной никто не идет.
Бедняжка Симона пытается убедить меня остаться, но я сообщаю ей, что со мной все в порядке, и, улыбаясь, говорю, чтобы она не волновалась. Когда я подхожу к воротам и выхожу через маленькую боковую дверь, мне навстречу выбегает Трусишка. Некоторое время я брожу с ним вместе по району. Рассказываю псу о своих проблемах, огорчениях, и бедняга смотрит на меня своими выпученными глазами так, словно что-то понимает.
Когда я снова оказываюсь перед воротами после долгой прогулки, мне не хочется входить в дом, и тогда я звоню Марте. Минут через двадцать, когда я уже почти не чувствую ног, за мной на машине заезжает Марта и мы уезжаем. Прощаюсь с Трусишкой. Мне нужно с кем-то поговорить, кто может меня отвлечь, иначе я сойду с ума.
20
Передо мной сидит с серьезным выражением лица Марта, а я поглощаю пиво. Мое напряжение просто зашкаливает. Судя по моим словам и моему гневу, она может себе представить, что произошло.
– Джуд, успокойся. Вот увидишь, когда ты вернешься, все утихомирится.
– О, конечно… Конечно, все утихомирится! Я ни с одним из них и словом не обмолвлюсь. Два сапога пара. Смурф-ворчун и смурф-злюка. Один упрямый, а другой еще упрямей. Но, ради бога, как твой брат может давать девятилетнему ребенку в качестве подарка чек? И как девятилетний ребенок может быть преждевременно повзрослевшим?
– Такие они есть, – подшучивает Марта.
И тут у нее звонит телефон. Она с кем-то разговаривает, а когда заканчивает, говорит:
– Это мама. Она сообщила мне, что ей звонил мой кузен Юрген и сказал, что сегодня неподалеку отсюда будет проходить мотокросс, и он хотел тебя об этом предупредить. Хочешь, пойдем?
– Конечно же, – заинтересованно киваю я.
Спустя сорок пять минут мы оказываемся посреди заснеженного пустыря в окружении мотокроссных мотоциклов. Я взвинчена до предела. Мне хочется прыгать, скакать и бегать, но Марта меня тормозит. Я с азартом смотрю на гонку, аплодирую, как сумасшедшая, а когда она заканчивается, мы подходим поприветствовать Юргена. Увидев нас, молодой человек с улыбкой идет нам навстречу.
– Я позвонил тете Соне, поскольку у меня не было твоего телефона. А домой Эрику я звонить не хотел. Знаю, что ему не нравится этот спорт.
Я киваю в знак понимания и даю ему свой номер мобильного. А он мне – свой. Затем я смотрю на мотоцикл.
– А как он себя ведет с колесами, напичканными гвоздями?
Не раздумывая, Юрген вручает мне шлем:
– Попробуй сама.
Марта против. Она переживает, что со мной может что-нибудь случиться, но я настаиваю. Надеваю шлем Юргена и завожу мотоцикл.
Вау! Адреналин зашкаливает!
Переполненная счастьем, я вылетаю на мотоцикле на ледяной трек и делаю один круг. Я приятно удивлена тем, как шипованные колеса сцепляются со снегом. Но не даю воли своему пылу, на мне нет необходимой защиты, и знаю, если упаду, будет больно. Когда я возвращаюсь к Марте, она вздыхает с облегчением, и, отдавая Юргену шлем, шепчу:
– Спасибо. Это было круто.
Юрген представляет меня нескольким гонщикам, и те с изумлением на меня смотрят. А потом, узнав, что я испанка, они тотчас же произносят фразы типа «оле», «торос» и «сангрия». Да хватит уже, что они вообще знают об испанцах?
После гонки мы прощаемся с ребятами и отправляемся с Мартой где-нибудь выпить. Она сама выбирает место. Усевшись за столик, я ловлю себя на мысли, что до сих пор нахожусь под впечатлением от поездки на мотоцикле. Понимаю, что Эрик завопит, когда об этом узнает, но мне все равно. Я получила огромное удовольствие. Вдруг я замечаю, что Марта тайком поглядывает на официанта. Этот блондин уже несколько раз приносил нам напитки, и, кстати, он очень милый.
– Итак, Марта, признавайся, что происходит между этим славным официантом и тобой? – смеясь, допрашиваю я ее.
Не ожидая такого вопроса, она отвечает:
– Ничего. А почему ты спрашиваешь?
Я уверена, что моя интуиция меня не подвела, и, развалившись на стуле, говорю:
– Во-первых, официанту известно, как тебя зовут, а ты знаешь, как зовут его. Во-вторых, у меня он спросил, какое пиво я предпочитаю, а тебе он принес, даже не спрашивая. В-третьих, самое важное, я заметила, как вы смотрите друг на друга и улыбаетесь.
Марта хохочет. Снова смотрит на него и, приблизившись ко мне, тихо говорит:
– Мы с ним встречались пару раз. Артур очень хорошенький. Мы с ним встречались и…
– Вау! Тут-то я тебя и подловила, – прикалываюсь я, и Марта хохочет.
Я открыто смотрю на Артура. Это парень моего возраста, высокий, в очках, просто красавчик. Увидев, что я на него смотрю, он улыбается, но его взгляд снова переходит на Марту, и он продолжает собирать бокалы с соседнего столика.
– Ты ему очень нравишься, – мурлычу я.
– Известное дело, только невозможное, – смеясь, отвечает Марта.
– И почему невозможное? – с любопытством спрашиваю я.
Марта сначала делает глоток пива.
– А разве это не бросается в глаза? Он моложе меня. Артуру всего двадцать пять лет. Он ребенок!
– Послушай, ему столько же лет, сколько и мне. Кстати, а сколько тебе лет?
– Двадцать девять.
Я так громко расхохоталась, что в нашу сторону посмотрело несколько человек.
– И из-за каких-то четырех лет разницы ты так думаешь? Ладно тебе, Марта, перестань. Я считала тебя более современной, чтобы переживать из-за возраста. С каких это пор у любви появился возраст? И прежде чем ты мне ответишь, я хочу, чтобы ты знала: если бы твой брат был младше меня и понравился бы мне, то меня бы ничего не остановило. Абсолютно ничего. Потому что, как говорит мой отец, жизнь дана для того, чтобы жить!
Мы обе хохочем и, когда она собирается ответить, слышим позади себя:
– Марта, как я рад тебя здесь видеть.
Мы поворачиваемся, и перед нами стоят девушка и двое мужчин. Кстати, последние очень симпатичные. Марта расплывается в улыбке, встает и обнимает их. Через мгновение поворачивается ко мне и говорит:
– Джудит, знакомься, это Анита, Рейналдо и Клаус. Я вместе с ребятами работаю в клинике, а у Аниты свой магазин эксклюзивной модной одежды.
Они присаживаются за наш столик, и, забыв о своих проблемах, я оказываюсь полностью поглощена новыми знакомыми, которые быстро поднимают нам настроение. Рейналдо – кубинец, и я в восторге от его латинских словечек.
Звонит мобильный. Это Эрик. Не желая сбрасывать, принимаю звонок и как можно серьезней отвечаю:
– Да, Эрик.
– Где ты?
Поскольку я действительно не знаю, где я, то, разглядывая, как Марта смеется с ребятами, могу ответить только так:
– Я с твоей сестрой и ее друзьями в каком-то кафе.
– Какими друзьями? – нетерпеливо спрашивает Эрик.
– Ну, не знаю, Эрик… С какими-то… Да откуда я знаю!
Я слышу, как он фыркает. Тот факт, что он не может контролировать, где и в особенности с кем я, приводит его в ярость, но я хочу дать ему понять, чтобы он не мешал мне отдыхать.
– Что ты хочешь?
– Возвращайся домой.
– Нет.
– Джуд, я не знаю, где ты и с кем, – настаивает он, и его голос становится напряженным. – Я за тебя волнуюсь. Малышка, пожалуйста, скажи мне, где ты, и я за тобой приеду.
И тишина, мертвая тишина… Но прежде чем он смог добавить что-то, что может меня смягчить, я говорю:
– Я сейчас прерву звонок. Я хочу отпраздновать чудесный день королей-магов и думаю, что с этими людьми у меня это получится. Конечно, ты тоже веселишься в компании своего племянника. Вы два сапога пара. Пока.
Сказав это, нажимаю на «отбой».
Мама дорогая, что я только что наделала!
Я прервала разговор с Айсменом!
Это наверняка крайне его взбесит. Телефон снова звонит. Это Эрик. Я сбрасываю вызов и, когда он опять звонит, просто отключаю телефон. Мне наплевать, если он рассердится. Как по мне, так пусть даже головой бьется о стену. Я включаюсь в беседу и стараюсь забыть своего немца.
Друзья Марты очень прикольные, и, выйдя из кафе, мы идем пообедать в ресторан. Как всегда, все очень вкусно. Или, как всегда, у меня зверский аппетит. Когда мы выходим из ресторана, Рейналдо предлагает пойти в одно кубинское заведение, и мы очертя голову отправляемся туда.
Придя в «Гуантанамеру», Рейналдо знакомит нас со многими своими земляками, которые, как и он, проживают в Мюнхене. Мама моя дорогая, оказывается, здесь живет столько кубинцев! Спустя полчаса я уже тоже становлюсь кубинкой и говорю так им присущую фразу ««ya t sabes mi amol»[17].
Мы с Мартой напиваемся до чертиков, поглощая вкуснейший мохито. Ну и Марта! Во всем, что касается развлечений, она полная противоположность своему брату. В ней больше испанского, чем в картофельной запеканке, и это также видно по тому, как она тусуется. Мы с ней очень похожи, и из нас выходит чудесная парочка. Анита тоже не отстает. Когда начинает звучать песня «Кимбара» потрясающей Селии Крус, Рейналдо приглашает меня танцевать, на что я с удовольствием соглашаюсь.
Кимбара кимбара кума кимбамба.
Кимбара кимбара кума кимбамба.
Ах, если хочешь получить удовольствие
и потанцевать. Сахарок!
Кимбара кимбара кума кимбамба.
Кимбара кимбара кума кимбамба.
Мама дорогая, вот это тусовка!
Рейналдо превосходно танцует, и я позволяю ему себя вести. Я двигаю бедрами. Опускаю руки. Шажок вперед. Шажок назад. Кручусь вокруг себя. Двигаю плечиками и: «Сахар-р-рок!»
Идут часы, и с каждым разом мое настроение поднимается. Да здравствует Куба!
После одиннадцати часов Марта, немного потрепанная тусовкой, смотрит на меня и, протягивая свой мобильный, говорит:
– Это Эрик. Я меня уже тысяча пропущенных звонков от него, он хочет с тобой поговорить.