Ты только попроси. Сейчас и навсегда Максвелл Меган
Фыркаю и под пристальным взглядом девушки беру его.
– Ну, несносный, что ты хочешь?
– Несносный? Ты назвала меня несносным?
– Да, но если хочешь, могу тебя назвать по-другому, – отвечаю, прыская со смеха.
– Почему ты выключила мобильный?
– Чтобы ты мне не надоедал. Иногда ты ведешь себя хуже, чем Карлос Альфонсо Альконес де Сан Хуан, когда он донимает бедную Эсмеральду Мендоса.
– Ты выпила? – спрашивает он, кажется, так и не поняв, что я только что наговорила.
Понимая, что в моем теле сейчас больше мохито, чем крови, восклицаю:
– Ну, ты понимаешь, любоф моя!
– Джуд, ты что, пьяная?
– Не-е-ет! – прикалываюсь я. И, желая продолжить тусовку, спрашиваю: – Ну же, Айсмен, что ты хочешь?
– Джуд, я хочу, чтобы ты сказала, где ты, чтобы забрать тебя.
– Даже не думай, ты мне испортишь всю вечеринку, – весело отвечаю я.
– Ради бога! Ты ушла сегодня утром, а сейчас уже одиннадцать ночи и…
– Все, я передаю трубку, мудак.
Отдаю мобильный Марте, и та, выслушав брата, выключает его. Отведя меня от компании, она шепчет:
– Чтобы ты знала, брат предложил мне выбрать один из двух вариантов. Первый – чтобы я привезла тебя домой. Второй – еще больше его разозлить, и тогда, когда мы вернемся, будет всемирное землетрясение.
Услышав это, я хохочу и отвечаю, желая хорошо провести время:
– Пусть будет всемирное землетрясение, любоф моя!
Марта заливается смехом, и мы выходим танцевать, выкрикивая: «Сахарок!» Мы возвращаемся рано утром – скорее пьяные, чем трезвые. Когда Марта останавливает машину перед большими черными воротами, я шепчу:
– Зайдешь? Уверена, что смурфу-ворчуну есть что тебе сказать.
– И не подумаю, – смеясь, отвечает Марта. – Я сейчас же собираю чемоданы и убегаю из страны. Если Эрик меня сцапает, он сдерет с меня шкуру.
– Только бы мне не пришлось это делать с ним! – хохоча, выкрикиваю я и выхожу из машины.
Но прежде чем я смогла что-то еще сказать, открываются ворота и появляется Эрик с перекошенным лицом. Огромными шагами он направляется к машине и, отодвигая меня, чтобы увидеть сестру, шипит:
– Я еще поговорю с тобой… сестренка.
Марта кивает и, не сказав ни слова, трогается и уезжает. Мы оказываемся одни друг напротив друга посреди улицы. Эрик хватает меня за руку и, подгоняя меня, говорит:
– Давай… пойдем в дом.
Вдруг в тишине улицы раздается рычание, и, прежде чем произошло то, о чем мы сможем сожалеть, я отпускаю Эрика, гляжу в сторону, откуда издается рык, и тихо шепчу:
– Спокойно, Трусишка, все хорошо.
Животное подходит ко мне и начинает вокруг меня кружить, и Эрик спрашивает:
– Ты знаешь этого поганого пса?
– Да. Это Трусишка.
– Трусишка? Ты его назвала Трусишкой?
– Ну да. А он ми-и-иленький, не так ли?
Не веря своим глазам, Эрик морщит лоб.
– А что это у него на шее?
– Он простыл, и я замотала ему шарф на шею, – довольно отвечаю я.
Пес кладет мне на ногу свою костлявую голову, и я его глажу.
– Не трогай его. Он тебя укусит! – в испуге выкрикивает Эрик.
Меня это рассмешило. Уверена, что скорее Эрик его укусит, чем пес его.
– Джуд, ради бога, не трогай этого грязного пса! – настаивает он.
Из глотки животного вырывается рык, и я весело к нему наклоняюсь:
– Не обращай внимания на то, что он говорит, хорошо, Трусишка? И давай, иди спать. Все хорошо.
Последний раз взглянув на растерянного Эрика, пес отходит и устраивается в обшарпанной будке. И тогда Эрик молча идет к дому, а я спрашиваю:
– Я могу взять с собой Трусишку в дом?
– Даже не думай.
Я так и знала! Но все равно продолжаю настаивать:
– Эрик, он такой несчастный. Ты же видишь, как на улице холодно.
– Этот паршивый пес не войдет в мой дом.
Опять он за свое: мой дом!
p>– Ну, любоф моя. Пожа-а-алуйста!Он не отвечает, и я в конце концов решаю пойти за ним. Попробую уговорить в другой раз.
Пока я шагаю позади него, мой взгляд падает на его зад и крепкие ноги.
Ох, какой классный! Это зрелище вызывает у меня улыбку, и, не в силах устоять, я звонко шлепаю его. Оп!
Эрик останавливается, сердито на меня смотрит, но ничего не говорит. Молча поворачивается и идет вперед. Я смеюсь. Я его не боюсь. Он мне не страшен, и мне хочется поиграть. Наклоняюсь, делаю снежок и бросаю в его красивую попку. Эрик останавливается. Ругается по-немецки и снова продолжает путь.
Ох, ну совершенно лишен чувства юмора!
Я делаю еще больший снежок и на этот раз бросаю ему прямо в голову. Снаряд попадает в макушку, я катаюсь со смеху. Эрик поворачивается, впивается в меня ледяным взглядом и почти рычит:
– Джуд, ты даже представить себе не можешь, как ты меня разозлила.
О боже! Он такой сексуальный! Он так меня заводит!
Потом Айсмен поворачивается и идет вперед, а я шагаю следом. Не могу оторвать от него взгляд и, несмотря на собачий холод, расплываюсь в улыбке от мысли о том, что бы я сейчас с ним сделала.
Войдя в дом, он молча отправляется в свой кабинет. Он очень рассержен.
По телу пробегает приятное тепло. Теперь я понимаю, как холодно на улице. Бедный Трусишка. Сняв пальто, решаю зайти к Эрику в кабинет. Я хочу его. Но перед тем как войти, снимаю с себя промокшие сапоги и джинсы. Натягиваю пониже футболку, которая доходит мне до середины бедер, и открываю дверь. Когда я вхожу, Эрик сидит перед компьютером и демонстративно не смотрит на меня.
Подхожу и, не обращая внимания на его сердитый вид, сажусь к нему на колени. В этот момент он понимает, что я без штанов. Его взгляд говорит, что он не желает этого контакта, но я-то хочу!
Я требовательно целую его в губы. Он не двигается. Не отвечает на поцелуй. Он меня наказывает. Мой Айсмен как айсберг, но я растоплю его своей испанской страстью.
Я снова его целую и, ощущая, что он демонстративно безучастен, шепчу прямо возле его губ:
– Я сейчас трахну тебя и сделаю это только потому, что ты мой.
Пораженный, он поднимает наконец на меня взгляд. Он хлопает глазами, а я опять его целую. На этот раз мне отвечает его язык, но Эрик по-прежнему холоден. Я кусаю его за нижнюю губу, потягиваю ее и отпускаю, глядя ему в глаза. Затем я запускаю пальцы в его волосы и покачиваюсь у него на ногах.
– Дорогой, я хочу тебя, и ты исполнишь мои фантазии.
– Джуд… ты выпила.
Я смеюсь и киваю.
– О да! Я выпила мохито, любоф моя, и не раз, да, это было убийственно. Но, послушай, я прекрасно понимаю, что я делаю, почему я это делаю и для кого я это делаю, ясно?
Он молчит и только смотрит на меня. Я поднимаюсь и готова сделать то, что обычно вытворяют в фильмах: сбросить все со стола на пол, но, подумав, воздерживаюсь – скорее всего, это еще больше его разозлит. Поэтому я просто отставляю в сторону его ноутбук и сажусь на стол. Эрик наблюдает за мной. Он проглотил язык, но я намерена добиться того, чего хочу, беру его руку и запускаю ее себе под трусики. Я давно уже жду его ласк, и он с трудом проглатывает слюну.
– Я хочу, чтобы ты меня растерзал. Я безумно хочу, чтобы ты заставил меня вопить от наслаждения, запустив в меня свой язык, ведь мое наслаждение – это твое наслаждение, и мы сами хозяева своих тел.
После моих слов его дыхание становится прерывистым. Мужчины!.. Я возбуждаю его и, решив довести до безумия, продолжаю, снимая с себя футболку.
– Прикоснись ко мне. Айсмен, давай. Ты же этого хочешь не меньше, чем я. Ну же! – требую я.
За пару секунд мой Айсмен тает! Отлично! Он приближает рот к моей левой груди и через долю секунды уже терзает сосок. О да! Это потрясающе.
Голова идет кругом!
Его холодный взгляд сменился угрожающе-диким. Он до сих пор сердит, но он хочет меня точно так же, как и я его хочу. Он откидывается на кресле, его тело пышет похотью.
– Встань со стола и развернись, – тихо произносит он.
Ставлю ноги на пол и поворачиваюсь. Эрик отодвигает кресло назад, встает и прислоняется ко мне нижней частью тела, обхватывает руками мою талию и прижимает к себе. Я тяжело дышу. Он шлепает меня, щипает. Потом снова дает мне шлепок, а когда я хочу возразить, он, наклонив голову, говорит мне на ухо:
– Ты была очень плохой девочкой и заслуживаешь как минимум нескольких шлепков.
Меня это смешит. Ладно… Если он хочет поиграть, поиграем!
Я поворачиваюсь и, не отводя взгляда от его глаз, засовываю руку ему в штаны. В моих руках настоящее сокровище, я шевелю пальцами и спрашиваю:
– А хочешь, я тебе покажу, что я делаю с плохими мальчиками? Ты тоже, милый, плохо себя вел сегодня утром. Плохо… очень плохо.
Он замирает. Ему очень нравится то, что я делаю. Но, уверена, он думает, что я могу ему сделать больно.
– Джуд…
Одним рывком опускаю ему штаны. О господи, какая красота! Толкаю его на кресло, снова сажусь на него верхом и требую:
– Разорви трусики.
Сказано – сделано. Эрик разрывает их. Не дав ему времени на размышления, я приподнимаюсь и просто сажусь на его член. Я настолько мокрая… настолько возбужденная… Но все-таки у меня остаются еще силы потребовать:
– Посмотри на меня.
Он повинуется. О боже, это так похотливо!
– Вот так… Я хочу вот так. Вот так мы всегда в согласии.
Я сжимаю бедра. Эрик задыхается от моей новой атаки, я снова его целую. На этот раз его губы пожирают меня, и он требует, чтобы я продолжала двигаться.
Я останавливаюсь. Мы не двигаемся. Мы соединены друг с другом и наслаждаемся такой сладкой минутой. Возбуждение доходит до предела. Оно полное, и вдруг мой немец встает вместе со мной, несет к библиотечной лестнице и опирает меня на нее.
– Обхвати меня за шею.
Выполняю без промедлений. Он берется за одну из перекладин за моей головой и впивается в меня до самого конца. У меня вырывается крик.
Раз… два… три… напряжение.
Четыре… пять… шесть… отдышка.
Мой Айсмен овладевает мной, а я овладеваю им. И мы оба получаем от этого удовольствие. Мы тяжело дышим.
Он снова и снова впивается в меня, и я принимаю его до тех пор, пока не начинаю кричать от экстаза. Он понимает, что я уже дошла до пика наслаждения, и тогда сам дает волю своему огню и последним мощным толчком погружается в меня.
На несколько секунд мы замираем, прильнув друг к другу. Затем он отпускает перекладину, обнимает меня за талию и мы возвращаемся в кресло. Он по-прежнему остается во мне и целует меня.
– Я до сих пор на тебя зол, – заверяет он.
Я расплываюсь в улыбке.
– Отлично!
– Отлично? – удивленно спрашивает он.
Я целую его. Гляжу на него и подмигиваю:
– М-м-м! Когда ты рассержен, я знаю, что нам предстоит интересная ночь.
21
Три дня спустя из аэропорта присылают контейнер с моими вещами – теми, что я решила взять с собой, переезжая из Мадрида.
Всего-навсего двадцать коробок, но меня переполняет радость! Остальное лежит у меня дома.
Для меня очень важно иметь здесь свои вещи. Поэтому несколько дней я только тем и занята, что расставляю их по всему дому. С Эриком все наладилось. После той потрясающей ночи, полной секса, после того как мы поссорились, мы постоянно целуемся. Я снова смогла удивить его. Я его соблазнила и довела до безумия. Нам бы только смотреть и ласкать друг друга. Нам бы только быть наедине и раздевать друг друга с бешеной страстью.
И еще в одном могу признаться: я подсела на сериал «Безумная Эсмеральда». Какая мыльная опера! Как только начинается серия, Симона зовет меня и мы с ней устраиваемся рядышком в кухне посмотреть на страдания Эсмеральды Мендоса. Бедная девушка!
Однажды утром звонит телефон. Симона передает мне трубку. Это отец.
– Папа! – радостно выкрикиваю я.
– Привет, смугляночка! Как ты?
– Хорошо, но только очень по тебе скучаю.
Мы какое-то время болтаем, и я рассказываю ему о том, как мне трудно с Флином.
– Терпение, дорогая, – подсказывает он мне. – С этим ребенком необходимо терпение и доброта. Понаблюдай за ним и попробуй его чем-нибудь удивить. Уверен, что если ты его удивишь, то он будет тебя обожать.
– Единственный способ его удивить – это покинуть этот дом. Поверь мне, папа, мальчик – настоящий чертенок…
– Это ребенок, дочка. В девять лет он еще ребенок.
Делаю глубокий вдох и шумно выдыхаю.
– Папа, Флин – преждевременно повзрослевший. У него нет ничего общего с нашей Лус. Он все отрицает, а меня просто ненавидит! Я для него как заноза в заднице. Ты бы видел, как он на меня смотрит.
– Смугляночка, парнишка очень страдал. Наберись терпения. Он потерял мать, и, несмотря на то что им занимается дядя, уверен, что Флин по-прежнему чувствует себя потерянным.
– В этом ты прав. Однако я пытаюсь к нему приблизиться, но он не позволяет. Единственное, что его радует, – это бесконечные игры на игровой приставке, в одиночку или вместе с дядей.
Отец смеется.
– Это потому, что он тебя еще не знает. Уверен, что как только он узнает поближе мою смугляночку, то просто больше не сможет без тебя жить.
Я вешаю трубку и чувствую, что на губах цветет широкая улыбка. Мой отец самый лучший. Никто не умеет так поднять мне самоуважение и придать силы, как он.
Сегодня воскресенье, и Эрик предлагает поехать с ним в стрелковый тир. Он берет меня и Флина. Там он знакомит меня со своими друзьями, и, как всегда, как только они узнают, что я испанка, только и слышно «оле», «торо», «паэлья» и все такое. Какие же они невыносимые!
Наблюдаю за Эриком, и, к своему удивлению, понимаю, что он меткий стрелок. Я бы никогда не подумала, что он может заниматься подобным видом спорта, имея проблемы со зрением. Я не люблю оружие. Оно никогда мне не нравилось, и, когда Эрик предлагает мне пострелять, я отказываюсь.
– Эрик, я тебе уже говорила, что мне это не нравится.
Он улыбается. Смотрит на меня и, поцеловав меня в губы, шепчет:
– Попробуй. Вдруг ты будешь удивлена.
– Нет. Я же сказала «нет». Если тебе нравится, то продолжай, конечно! Не буду лишать тебя этого удовольствия. Но я даже не подумаю стрелять, ни за что на свете! Более того, мне кажется совершенно неприемлемым, что Флин спокойно наблюдает за тобой. Оружие – опасная штука, несмотря на то что оно олимпийское.
– Дома оно под замком. Он не трогает его. Я запретил, – защищается он.
– Это самое малое, что ты можешь сделать. Держать его под замком.
Мой немец улыбается и сдается. Он уже меня знает: если я говорю «нет» – значит, нет.
Проходит еще несколько дней, и я решаю привнести в дом немного радости. Отправляюсь за покупками вместе с Симоной. Женщина с удовольствием меня сопровождает и смеется, когда я покупаю для гостиной шторы фисташкового цвета и белые занавески. По ее мнению, они не понравятся хозяину, а мне кажется, они должны понравиться. Я безуспешно пытаюсь добиться от Норберта и Симоны того, чтобы они звали меня Джудит. Это невозможно, перед моим именем постоянно появляется «сеньорита», и я в конце концов бросаю эту затею.
На протяжении нескольких дней я покупаю все, что взбредет мне в голову. Эрик счастлив видеть меня такой воодушевленной и дает мне карт-бланш на все, что я захочу сделать в доме. Он хочет, чтобы я была счастлива, и за это я ему благодарна.
Немного подумав, я привожу Трусишку в гараж, ничего не говоря об этом Эрику. На улице очень холодно, и я переживаю из-за кашля собачки. Гараж большой, и бедному животному будет не так холодно. Я меняю его старый шарф на голубой и приношу ему немного поесть. Увидев это, Симона в ужасе хватается за голову: «Хозяин придет в ярость. Он никогда не позволит держать животное в доме».
Но я прошу ее не беспокоиться – я сама позабочусь о хозяине. Знаю, что когда он об этом узнает, то вышвырнет его, но назад дороги нет.
Трусишка очень славный. Этот пес не лает. Он просто дремлет на чистом и сухом пледе, который я положила в укромном местечке гаража. Когда мы заезжаем на машине и я болтаю с Эриком, то с улыбкой замечаю, что Трусишка очень умный и знает, что ему нельзя показываться.
Вдвоем с Симоной мы выводим его гулять, чтобы он удовлетворил все свои потребности, и очень скоро Симона обожает этого пса так же, как и я.
Однажды утром после завтрака Эрик предлагает мне поехать вместе с ним в офис. Вне себя от радости, я надеваю темный костюм и белую блузку, желая выглядеть профессионально. Мне хочется, чтобы у подчиненных моего парня сложилось обо мне хорошее впечатление.
Когда мы приезжаем в компанию «Мюллер», я немного нервничаю. Главный офис в Мюнхене – это огромное здание, по обе стороны которого стоят еще два дополнительных строения. Эрик прекрасен в своем темно-голубом пальто и темном костюме. Как всегда, смотреть на него – одно удовольствие. Он всем своим видом излучает чувственность и авторитет. Последнее меня заводит. Когда мы оказываемся в грандиозном холле, на ресепшене на нас смотрит блондинка, а охрана приветствует своего шефа. Это мой парень! Они с любопытством меня разглядывают, но, когда я собираюсь пройти через турникет, останавливают. Эрик сразу же приказывает пропустить «мою невесту», и они пропускают меня даже без этой глупой карточки посетителя с буквой «П».
Оле, мой здоровяк!
Я улыбаюсь. У Эрика совершенно изменилось выражение лица. Теперь оно внимательное и профессиональное. В лифте мы едем вместе с одной хорошенькой брюнеткой. Эрик здоровается с ней, и она отвечает на приветствие. Я тайком наблюдаю, как эта женщина смотрит на него, и по ее глазам понимаю, чего она хочет. Я наступила бы ей на ногу, но сдерживаюсь. Я не должна быть такой. Я должна контролировать себя. Когда лифт останавливается и мы выходим на президентский этаж, с моих уст срывается «ох!». Это не имеет ничего общего с мадридским офисом. Черный ковролин. Серые стены. Белые кабинеты. Абсолютный модерн. Шагая рядом со своим Айсменом, я наблюдаю, какие серьезные у всех лица. Все они смотрят на меня и обсуждают – в особенности женщины, которые сканируют меня насквозь.
Я немного напугана. Слишком много серьезных взглядов, которые меня рассматривают. Мы останавливаемся перед одним столом, и Эрик обращается к очень элегантной и привлекательной блондинке:
– Добрый день, Лесли, представляю тебе свою невесту Джудит. Будь добра, проведи ее в мой кабинет и введи меня в курс сегодняшних дел.
Девушка удивленно на меня смотрит и приветствует меня:
– Рада с вами познакомиться, сеньорита Джудит. Я секретарь сеньора Циммермана. Если вам что-то понадобится, не раздумывая, обращайтесь ко мне.
– Спасибо, Лесли, – отвечаю я с улыбкой.
Я следую за ними, и мы входим в кабинет Эрика. Да, это впечатляет. Как и следовало ожидать, он, как и весь остальной офис, в стиле модерна и минимализма. Пораженная увиденным, я присаживаюсь в кресло, на которое мне указал Эрик, и некоторое время слушаю их беседу. Эрик подписывает документы, которые ему подает Лесли, и, когда мы наконец остаемся одни в кабинете, он смотрит на меня и спрашивает:
– Ну, как тебе офис?
– Бомба. Он великолепен, если сравнивать с испанскими офисами.
Эрик улыбается и, поерзав на кресле, шепчет:
– А мне больше нравятся те. Здесь нет архива.
Его слова меня рассмешили. Я поднимаюсь, подхожу к нему и шепчу на ухо:
– Лучше. Если меня здесь нет, то я не хочу, чтобы у тебя здесь был архив.
Мы хохочем, и Эрик усаживает меня к себе на колени. Я хочу встать, но он силой меня удерживает.
– Никто не войдет без предупреждения. Это важнейшее правило.
Я смеюсь и целую, но потом вдруг нахмуриваюсь:
– И с каких это пор важнейшее? – интересуюсь я.
– Так было всегда.
Тук… Тук… Это ревность! И прежде чем я успела спросить, Эрик признается:
– Да, Джуд. Ты права, когда так думаешь. У меня были кое-какие связи в этом кабинете, но это уже давно закончилось. Сейчас я желаю только тебя.
Он пытается меня поцеловать, но я уворачиваюсь.
– Ты только что сделала мне кобру? – весело спрашивает он.
Я киваю. Я ревную. Очень ревную.
– Дорогая, – шепчет Эрик, – может, ты перестанешь думать о глупостях?
Освобождаюсь от его объятий и обхожу стол.
– С Беттой, верно?
Уже после того, как я произнесла это имя, понимаю, что не должна была это делать. Мысленно отчитываю себя! Но Эрик серьезно отвечает:
– Да.
После неловкой паузы спрашиваю.
– У тебя было что-нибудь с Лесли, твоей секретаршей?
– Нет.
– Точно?
– Точно-преточно.
Терзаемая ревностью, я не унимаюсь и чувствую, что у меня начинает покалывать шея, и я чешусь.
– А с той брюнеткой, которая ехала вместе с нами в лифте?
Он задумывается и потом отвечает:
– Нет.
– А с блондинкой на ресепшене?
– Нет. И не трогай шею, иначе пятна будут еще больше.
Не слушаюсь и, не удовлетворившись его ответами, спрашиваю:
– Но ты же сказал, что занимался сексом в этом кабинете?
– Да.
Ой, как же у меня чешется шея! Не веря ему, шиплю, вне себя от злости:
– Ты мне сказал, что играл с кем-то, кто работает в твоей компании.
– Нет.
Эрик встает и подходит ко мне.
– Но ты только что сказал, что…
– Послушай, – прерывает он меня, убирая мою руку с шеи. – Я не был монахом, и у меня был секс со многими женщинами компании и не из нее. И я не собираюсь это отрицать, дорогая. Но в то, что мы с тобой называем игрой, я не играл в этом кабинете ни с кем, за исключением Бетты и Аманды.
Вспомнив этих выдр, мое сердце начинает колотиться как бешеное.
– Конечно… Аманда, сеньорита Фишер.
– Которая, кстати, переехала в Лондон, чтобы развивать там компанию «Мюллер», – поясняет Эрик, дуя мне на шею.
Ну что ж, это меня радует. Отлично, что она далеко отсюда. Эрика позабавили мои вопросы, он обнимает меня и целует в лоб.
– Сейчас для меня существует единственная женщина, и это ты, малышка. Поверь мне, дорогая. Вспомни, между нами нет ни секретов, ни простых недомолвок. Нам это нужно для того, чтобы работало то, что между нами есть.
Мы смотрим друг на друга. Наши взгляды сражаются, и наконец Эрик приближается к мои губам и говорит:
– Если я попытаюсь тебя поцеловать, ты снова сделаешь мне кобру?
Читать бесплатно другие книги:
