Последняя звезда Янси Рик
За спиной Дамбо мелькает чья-то тень. Чертова тень Наггетса. Ну вот, дождался.
– Зомби?
Я обреченно вздыхаю:
– Ладно, Дамбо, дай нам минуту.
Дамбо бормочет себе под нос одно-единственное слово: «Дубук!» – и выходит из кухни. Я остаюсь один на один с Наггетсом. Я не хотел этого, но нельзя убежать от всего на свете. Так не бывает. Все движется по кругу. Рингер пыталась мне это объяснить: не важно, как далеко и как быстро ты бежишь; раньше или позже ты вернешься в исходную точку. Я психанул, когда Салливан напомнила мне о сестре. Но мы оба знали, что она права. Сисси умерла. Сисси никогда не умрет. Я всегда буду тянуться к ней, а она – ускользать. И в руке у меня останется только порванная цепочка.
– Где рядовые Рингер и Чашка? – спрашиваю я Наггетса.
Он поднимает ко мне умытое лицо и выпячивает нижнюю губу.
– Не знаю.
– И я тоже. Так что мы с Дамбо собираемся пойти и найти их.
– Я с вами.
– Нет, рядовой, это не обсуждается. Ты должен остаться и присмотреть за сестрой.
– Я ей не нужен. У нее есть он.
Я даже не пытаюсь с ним спорить. Он слишком умен, его не обманешь.
– Ладно, тогда я приказываю тебе позаботиться о Меган.
– Ты говорил, что мы всегда будем вместе. Что бы ни случилось.
Я опускаюсь перед ним на одно колено. Глаза Наггетса блестят от слез, но он не плачет. Этот маленький сукин сын – крепкий парень, и он гораздо старше своих лет.
– Я вернусь через пару дней.
Эффект дежавю: именно эти слова произнесла перед уходом Рингер.
– Обещаешь?
Именно так и я отреагировал на ее слова. Рингер не стала ничего обещать. Она-то знала цену обещаниям. А я – нет. Я не такой умный.
– Я хоть раз нарушил слово? – Я беру Наггетса за руку, разжимаю ему пальцы и вкладываю в ладонь медальон Сисси. – Сохрани его.
Наггетс смотрит на поблескивающий металл:
– А что это?
– Часть цепи.
– Какой еще цепи?
– Той, которая держит нас вместе.
Наггетс трясет головой, ему трудно это уразуметь.
Да и мне тоже. Я сам не понимаю, о чем сказал и зачем. Это медальон, дешевая бижутерия. Мне казалось, что я храню его из чувства вины, чтобы не забывать о своем поражении и вообще обо всем, чего не смог сделать. Но возможно, есть другая причина, и я не могу ее сформулировать, потому что мне просто не хватает словарного запаса. А может, и причин никаких нет.
9
Наггетс плетется за мной в гостиную.
– Бен, тебе стоит еще раз все хорошо обдумать, – говорит Уокер.
С того момента, как я ушел из гостиной, он не сдвинулся с места. Так и торчит у входной двери. Салливан стоит напротив камина, обхватив себя за плечи. Я пропускаю слова Уокера мимо ушей и обращаюсь к Салливан:
– Они либо в пещерах, либо нет. Если они там, мы приведем их обратно. А нет так нет.
– Мы отсиживаемся здесь уже недель шесть, – встревает Уокер. – Мы еще живы лишь потому, что нейтрализовали агента, который патрулировал данный сектор.
Кэсси решает выступить переводчиком для такого тормоза, как я:
– Агент – это Грейс. Чтобы добраться до пещер, тебе придется пересечь три…
– Два, – поправляет ее Уокер.
Кэсси закатывает глаза: «Какая, к чертям, разница».
– Два сектора патрулируют глушители вроде него. – Тут она мельком глядит на Уокера. – Ну, или не совсем такие, как он. Не хорошие глушители, а по-настоящему плохие, которые очень даже хорошо глушат.
– Возможно, тебе повезет и мимо одного ты проскользнешь, – говорит Уокер. – Но двух тебе не пройти.
– Но если подождать, то не будет никаких глушителей. И тебе не придется проскальзывать мимо них. – Кэсси уже рядом со мной, трогает за руку. – Все они вернутся на корабль-носитель. Эван сделает свое дело, и тогда ты сможешь… – Она замолкает, ей не хватает запала, чтобы переубедить меня.
Я не смотрю на нее, я смотрю на Уокера. Я знаю, что он собирается сказать, потому что и сам бы это сказал. Если у нас с Дамбо нет шансов добраться до пещер, то и у Рингер с Чашкой их тоже не было.
– Ты не знаешь Рингер, – говорю я Уокеру. – Если кто-то и может туда попасть, то это она.
Уокер кивает. Но он соглашается только с моим первым утверждением, а не со вторым.
– После пробуждения нас усовершенствовали с помощью технологии, благодаря которой мы стали практически неуязвимыми. Мы превратились в машины для убийства, Бен. – Тупой урод делает глубокий вдох и все-таки произносит это вслух: – У них не было шансов продержаться так долго. Только не против нас. Твои друзья уже мертвы.
Я все равно уйду. Пошел он к черту. Пошли они все. Мне надоело торчать тут без дела в ожидании конца света.
Рингер не сдержала слова, – что ж, я сделаю это за нее.
10
Рингер
Часовые ждут меня у ворот. Меня немедленно ведут к сторожевой вышке с видом на летное поле. Еще один круг замкнулся. Там меня ждет Вош. Кажется, что последние сорок дней он не двигался с места.
– Зомби жив, – сообщила я, глянула вниз и увидела, что стою на кровавом пятне.
Здесь упал Бритва. А в нескольких шагах от этого места, у пульта управления, пуля Бритвы убила Чашку.
Чашка.
Вош пожал плечами:
– Это неизвестно.
– Ладно, может быть, не Зомби, но кто-то знающий меня.
Вош промолчал.
«Это может быть Салливан, – подумала я. – С моим везением это, скорее всего, она».
– Вы знаете, что мне не подобраться к Уокеру, если за меня не поручится тот, кому он доверяет.
Вош скрестил на груди длинные сильные руки и свысока внимательно посмотрел на меня поблескивающими птичьими глазами.
– Ты так и не ответила на мой вопрос. Я человек?
Я ни секунды не колебалась:
– Да.
Вош улыбнулся.
– И ты до сих пор считаешь, что этот факт не оставляет надежды? – Он не стал дожидаться ответа. – Я надежда этого мира. Судьба человечества в моих руках.
– Должно быть, тяжкое бремя, – заметила я.
– Шутки шутишь.
– Им нужны такие, как вы. Организаторы и менеджеры, которые в курсе, зачем они пришли и чего хотят.
Вош кивнул и просветлел лицом. Он был доволен мной и доволен собой, потому что выбрал меня.
– У них не было выбора, Марика. Естественно, это означает, что выбора не было и у нас. Мы при любом раскладе обречены на самоуничтожение. Единственное решение – радикальная интервенция. Уничтожить деревню ради ее спасения.
– И убить семь миллиардов было недостаточно, – подхватила я.
– Конечно. В противном случае им хватило бы одного большого камня. Нет, лучшее решение – ребенок на пшеничном поле.
У меня даже желудок свело, когда я вспомнила эту картинку. Малыш бредет по полю мертвой пшеницы. Его подбирает небольшая группа выживших. Последние остатки доверия уничтожила зеленая вспышка адского света.
В день нашего знакомства я, как любой новобранец, прослушала целую речь.
«Последняя битва на Земле случится не на равнине, не в пустыне и не на вершине горы…»
Я прикоснулась к груди:
– Вот – поле битвы.
– Да. Иначе все может повториться.
– И потому так важен Уокер.
– Программа, которую в него установили, рухнула. Ты прекрасно понимаешь, что нам необходимо выяснить почему. И сделать это можно только одним способом.
Вош нажал кнопку на консоли. Дверь у меня за спиной открылась, и в комнату вошла женщина средних лет, с лейтенантскими нашивками на воротнике. Она улыбалась. У нее были идеально ровные и очень крупные зубы. Глаза серые. Светло-желтые волосы стянуты в тугой узел на затылке. Она мне сразу не понравилась. Я нутром почувствовала в ней врага.
– Лейтенант, препроводите рядовую Рингер в изолятор для предварительного осмотра. В четыре ноль-ноль жду вас в конференц-зале «Браво», – распорядился Вош и отвернулся. Я его больше не интересовала. Пока.
Уже в лифте женщина с песочными волосами осведомилась:
– Как себя чувствуешь?
– Отвали.
Она продолжала улыбаться, будто я ответила: «Прекрасно. А ты?»
– Меня зовут лейтенант Пирс. Но ты можешь называть меня Констанс.
Тренькнул звонок, двери лифта открылись. Лейтенант ударила меня кулаком по шее. В глазах у меня потемнело, колени подогнулись.
– Это за Клэр, – сказала она. – Ты ее помнишь.
Я выпрямилась и двинула ей в челюсть основанием ладони. Она врезалась затылком в стену. Звук мне понравился. Потом я со всей силой, которой наделила мои мускулы двенадцатая система, заехала ей кулаком в живот. Она рухнула мне под ноги.
– А это за семь миллиардов. Ты их помнишь.
11
В изоляторе меня тщательно обследовали. Цель осмотра – диагностика двенадцатой системы. Они должны были убедиться, что она работает на все сто процентов. А потом санитар принес на подносе гору еды. Я больше месяца не ела нормально и смела все подчистую. Тогда санитар унес пустую тарелку и вернулся с полной. С ней я тоже расправилась.
Потом принесли мою старую униформу. Я разделась и постаралась, насколько это было возможно, отмыться над раковиной. Я не мылась сорок дней; пахло от меня, прямо скажем, не очень, и мне почему-то стало неловко. Зубной щетки не выдали, так что зубы я почистила пальцем. По ходу мне стало любопытно: укрепляет ли двенадцатая система зубную эмаль? Потом я оделась, обулась и туго зашнуровала ботинки. Стало полегче. Теперь я чувствовала себя почти как в старые времена, когда еще пребывала в блаженном неведении. В тот вечер наивная и неусовершенствованная Рингер ушла от Зомби, мысленно пообещав: «Я вернусь. Если смогу, вернусь».
Резко распахнулась дверь. Констанс. Она сменила свою форму на мом-джинсы и заношенную толстовку.
– Мне показалось, что мы неудачно начали, – сказала она.
– Отвали.
– Мы теперь партнеры, – сладким голосом напомнила Констанс. – Напарницы. Лучше бы нам поладить.
Я спустилась следом за ней на три пролета в подземный бункер. Там мы прошли по лабиринту коридоров с серыми стенами и бесконечными дверями без табличек и номеров. Равномерный стерильный свет флуоресцентных ламп напомнил мне о проведенном с Бритвой времени, когда мое тело безуспешно боролось с двенадцатой системой. Мы играли в шахбол, изобретали секретные коды и планировали безнадежный побег, который вернет меня под этот мертвенный свет и поведет по очередному кругу неопределенности и страха.
Констанс шла на полшага впереди меня. Наши шаги эхом раздавались в пустом коридоре. Я даже слышала ее дыхание.
«Плевое дело убить тебя прямо сейчас», – лениво подумала я, но сразу отбросила эту мысль. Я надеялась, что у меня еще будет такая возможность, просто еще не пришло время.
Констанс толкнула дверь, которая ничем не отличалась от остальных, и мы вошли в конференц-зал. На стене – проекционный экран, напротив экрана – длинный стол, а в центре стола – металлическая коробочка.
За столом сидел Вош. Когда мы вошли, он встал. Свет убавился, на экране возник аэроснимок: пустынная двухполосная дорога бежит по холмам через поля. В центре снимка – прямоугольная крыша дома. В левой части прямоугольника – мерцающая точка. Тепловой след. Кто-то стоит на посту. Внутри дома – группа из нескольких светящихся пятен. Сперва я их пересчитала, потом дала имена: Дамбо, Кекс, Салливан, Наггетс, Уокер и последний – Зомби.
«Привет, Зомби».
– Это данные разведывательного полета шестинедельной давности, – пояснил Вош. – Дом находится приблизительно в пятнадцати милях к юго-востоку от Эрбаны.
Экран на секунду погас и снова зажегся. Та же черная лента дороги, тот же темный прямоугольник, то есть дом, только светящихся точек стало на две меньше.
– Этот снимок был сделан вчера вечером.
Камера увеличила охват. Теперь на снимке были видны леса, поля, другие черные прямоугольники. Темные пятна на сером фоне – пустынный, безжизненный мир. Тонкая лента дороги выскользнула из кадра, и вот далеко на северо-западе я увидела их. Две светящиеся точки.
– Куда они направляются? – спросила я, хотя сама уже не сомневалась, что знаю ответ.
Вош пожал плечами:
– Точно сказать нельзя, но, скорее всего, они идут сюда.
Каринка застыла. Вош указал на точку в верхней части экрана и многозначительно посмотрел на меня.
Я закрыла глаза и живо вспомнила Зомби в его безобразной желтой толстовке. Как он стоял у стойки в вестибюле старого отеля с дурацкой брошюрой в руке. А я говорила ему: «Я все разведаю и через пару дней вернусь».
– Они идут к пещерам, – сказала я. – За мной.
– Да, думаю, так и есть, – согласился Вош. – И не сомневайся, они тебя найдут. – В конференц-зале вновь стало светло. – Тебя перебросят туда сегодня же вечером, то есть задолго до их прибытия. Задача лейтенанта Пирс – захватить цель. Тебе надо лишь подвести ее на достаточно близкое расстояние. После завершения миссии лейтенанта Пирс и Уокера вернут на базу.
– И что потом? – спросила я.
Вош медленно моргнул. Он ожидал, что я знаю ответ.
– А потом ты и твои товарищи будете вольны пойти, куда пожелаете.
– Это куда же?
Едва заметная улыбка.
– Куда ноги понесут. Но я советую оставаться на открытой местности. Заходить в города будет небезопасно.
Вош кивнул Констанс, и та быстро направилась мимо меня к двери.
– Прихвати это, милочка. Тебе точно понадобится, – буркнула она на ходу.
Я посмотрела ей вслед.
«Прихватить? Что прихватить?»
– Марика.
Вош поманил меня пальцем.
Я не двинулась с места.
– Почему вы посылаете ее со мной? – спросила я и сама ответила: – Вы не собираетесь нас отпускать. Вы убьете нас, как только получите Уокера.
Вош вскинул брови.
– Зачем мне тебя убивать? Без тебя этот мир станет намного скучнее. – Он отвел взгляд и закусил губу, словно сболтнул лишнее, а после указал на коробочку в центре стола и довольно грубо заявил: – Мы больше не увидимся. Я подумал, что это будет уместно.
– Что?
– Прощальный подарок.
– Ничего мне от вас не надо, – ответила я, хотя сначала хотела посоветовать ему засунуть свой подарок в задницу.
Вош подтолкнул ко мне коробочку. Он улыбался.
Я не знала, чего и ждать. Может, дорожные шахматы? В память о времени, проведенном вместе. Я подняла крышку. В коробочке на поролоновой подушечке лежала зеленая гранула в прозрачном полиэтиленовом пакетике.
– Мир – это часы, Марика, – тихо сказал Вош. – И скоро наступит время, когда выбор между жизнью и смертью перестанет быть трудным.
– Что это?
– В горле ребенка с пшеничного поля была установлена модифицированная версия этой модели. Но эта в шесть раз мощнее и способна в секунду уничтожить все в радиусе пяти миль. Кладешь гранулу в рот, надкусываешь, и дальше тебе остается только дышать.
Я помотала головой:
– Мне это не нужно.
Вош кивнул. Глаза его заблестели. Его не удивил мой отказ.
– Через четыре дня наши покровители на корабле-носителе начнут бомбить все оставшиеся на Земле города. Ты понимаешь, Марика? Они сотрут с лица земли все следы нашей цивилизации. Все, что мы создавали десять тысячелетий, будет уничтожено за один день. А затем на выживших выпустят солдат Пятой волны. Начнется война. Последняя война, Марика. Бесконечная. До последнего патрона. А когда закончатся патроны, в ход пойдут камни и палки.
Очевидно, мой недоуменный вид начал действовать Вошу на нервы. Он заговорил жестче:
– Какой урок преподнес ребенок в пшенице?
– Нельзя верить чужакам, – ответила я, не отрывая глаз от зеленой гранулы на поролоновой подушечке. – Даже если чужак – маленький ребенок.
– И что происходит, когда никому нельзя верить? Что происходит с нами, если любой незнакомец может оказаться иным?
– Без доверия нет сотрудничества. А без сотрудничества нет прогресса. История останавливается.
– Да! – просиял от гордости Вош. – Я знал, что ты поймешь. Ответ на решение проблемы человека – уничтожение всего, что делает нас людьми.
Он поднял руку, как будто собрался дотронуться до меня, но осекся. Впервые после нашего знакомства мне показалось, что его что-то беспокоит. Не знай я его – решила бы, что он чего-то боится.
Вош уронил руку и отвернулся.
12
Обшивка Си-160 поблескивала в лучах заходящего солнца. На взлетно-посадочной полосе подмораживало, но я ощущала, как солнечный свет ласкает мои щеки. Четыре дня до весеннего равноденствия. Через четыре дня корабль-носитель сбросит на Землю свой смертоносный груз. Четыре дня до конца.
Констанс в последний раз проверяла свое снаряжение, а наземная команда в последний раз проверяла самолет. При мне были пистолет, винтовка и нож. И зеленая гранула в кармане.
Я все-таки приняла прощальный подарок Воша.
Понятно, почему он хотел, чтобы я взяла эту гранулу, и что означал этот подарок. Он собирался сдержать слово: как только Констанс схватит Уокера – мы свободны.
И правда – чем мы опасны? Прятаться нам негде. Возможно, пройдут месяцы, прежде чем мы окажемся перед окончательным выбором: как принять смерть. На их условиях или на наших? И когда нас загонят в угол или захватят в плен, у меня, помимо этих двух вариантов, будет подарок Воша. И я сделаю свой выбор.
Я посмотрела сверху вниз на Констанс. Та продолжала рыться в своем рюкзаке. Ее голая шея отсвечивала золотистым светом. Я представила, как беру нож и по самую рукоятку вонзаю его в эту нежную шею. Ненависть не решение проблемы. Это я понимала прекрасно. Констанс была такой же жертвой, как и я, как семь миллиардов погибших, как тот бежавший через пшеничное поле ребенок. На самом деле и Констанс, и Уокер, и тысячи инвазированных программой глушителей были самыми несчастными жертвами из всех.
Я хоть умру с широко открытыми глазами. Умирая, я буду знать правду.
Констанс перестала рыться в рюкзаке и посмотрела на меня. Не знаю, так это было или нет, но мне показалось, она ждет, что я снова пошлю ее подальше.
Посылать я ее никуда не стала и вместо этого спросила:
– Ты его знаешь? Эвана Уокера. По идее, вы все должны быть знакомы. Провели вместе там, – я глянула на зеленоватое пятно в небе, – десять тысяч лет. У тебя есть версии – почему он вышел из-под контроля?
Констанс вместо ответа обнажила свои крупные белые зубы.
– Ладно, это фигня, – продолжила я. – Все, что ты принимаешь за правду, – бред собачий. Что ты думаешь о себе, твои воспоминания – все это бредятина. Еще до твоего рождения они заложили в твой мозг программу и запустили ее, когда ты стала половозрелой. Наверно, проснувшиеся гормоны дали старт какой-то химической реакции.
Констанс кивнула «во все зубы».
– Уверена, эта мысль утешает.
– С помощью этой вирусной программы у тебя в мозгах буквально поменяли всю проводку, и теперь ты помнишь то, чего не было. Считаешь себя инопланетным сознанием, явившимся сюда с целью уничтожить человечество и колонизировать Землю. Ничего подобного. Ты человек. Как и я. Как Вош. Как все остальные.
– У меня с тобой нет ничего общего, – отозвалась Констанс.
– Ты, видно, думаешь, что в какой-то момент вернешься на корабль-носитель, а там уж Пятая волна закончит уничтожение человечества. Но ничего этого не будет, потому что это не входит в их планы. Вы закончите тем, что будете драться с той самой армией, которую сами же и создали. До последнего патрона, пока история не остановится. Доверие ведет к сотрудничеству, сотрудничество – к прогрессу. Больше не будет никакого прогресса. Это не каменный век, это бесконечный каменный век.
Констанс закинула рюкзак на плечо и встала.
– Увлекательная история. Мне нравится.
Я вздохнула. Такую не прошибешь, но что с нее взять. Скажи она мне: «Твой отец не был художником и пьяницей, он был трезвенником и баптистским священником», я бы ей не поверила. Cogito ergo sum[4]. Наша память является окончательным доказательством реальности в большей мере, чем сумма ощущений.
Включились двигатели Си-160. Я даже вздрогнула от этого звука. Сказались сорок дней, проведенные в дикой местности, где ничто не напоминало о механизированном мире. От запаха выхлопных газов и вибрации воздуха у меня защемило сердце. Ведь сгинет и это. Последняя битва еще не началась, но война уже проиграна.
Солнце, как будто устало вздохнув, зашло за горизонт. Мы с Констанс трусцой взбежали по платформе в самолет, сели рядом и пристегнулись.
Дверь с громким шипением встала на место. Спустя секунду мы уже выруливали на взлетную полосу. Я взглянула на Констанс – улыбка на месте, в темных глазах эмоций как у акулы. Я случайно прикоснулась к ее руке и через толстый рукав парки ощутила кипящую в ней ненависть. Из нее в меня хлынул поток злобы и презрения. И тогда я поняла: несмотря на отданный ей приказ и обещания Воша, как только Констанс доберется до цели и я перестану быть нужной, она убьет и меня, и Зомби, и всех остальных. Слишком рискованно оставлять нас в живых.
Значит, мне придется убить ее.
Самолет сорвался с места. У меня свело желудок, к горлу подкатила тошнота. Это было очень странно. Раньше меня никогда не укачивало.
Я откинулась на переборку и закрыла глаза. Хаб откликнулся на мое желание – отключил слух и осязание. Погрузившись в благословенную тишину, я начала просчитывать все возможные варианты.
Констанс должна умереть. Но убийство Констанс усугубит проблему Эвана. Вош может послать второго оперативника, но при этом потеряет тактическое преимущество. Если я убью Констанс, он может решить проблему с помощью одной ракеты «Хеллфаер».
Но не станет, если Уокер нужен ему живым.
Если Уокер еще жив.
Во рту появился противный кислый привкус. Я почувствовала позыв к рвоте и сглотнула.
Вош должен был прогнать Уокера через «Страну чудес». Только так он узнает, почему Эван восстал против своей программы. И в чем было дело – в Уокере, дефекте программы или том и другом. Фундаментальный изъян в программе создаст неустойчивую парадигму.
Но если Уокер погибнет, Вош не найдет изъяна, и вся операция рухнет. Нельзя вести войну, особенно бесконечную, если все будут сражаться на одной стороне. Что бы там ни стряслось с Уокером, то же самое могло случиться и с другими глушителями. Вош должен был узнать, почему отказала программа Эвана.
«Это недопустимо. Вош не должен получить то, чего хочет».
Быть может, наша последняя надежда именно в том, чтобы не дать Вошу желаемое. И сделать это можно было только одним способом.
Эвану Уокеру придется умереть.
13
Сэм
Зомби на дороге. Он уменьшается.
Зомби и Дамбо идут по пустынной, залитой лунным светом дороге.
Сэм достает из кармана серебряную цепочку и сжимает ее в кулаке.
«Обещаешь?»
«Я хоть раз нарушил слово?»
Темнота, как пасть монстра, постепенно заглатывает Зомби, и Зомби исчезает, остается только монстр, только темнота.
Сэм прижимает ладонь к холодному стеклу. В тот день, когда автобус забрал его в лагерь «Приют», он смотрел на оставшуюся на коричневой дороге Кэсси. Она держала в руках мишку и постепенно уменьшалась, ее поглотила пыль, как Зомби поглотила темнота.
– Почему ты его не остановил? – злым голосом спрашивает Кэсси, стоящая сзади.
– Я пытался, – отвечает Эван Уокер.
– Плохо пытался.
– Не знаю, что еще я мог сделать. Разве только ноги ему переломать.