Память льда. Том 2 Эриксон Стивен
Таламандас усмехнулся:
— Д’рисс. Тропа Камня. Смышлёный ублюдок.
Быстрый Бен открыл Путь и скользнул в стену.
Это было совсем не просто. Через камень пройти не сложнее, чем через воду, но раствор не такой уступчивый, вязкий, он тянул мага, словно паутина очень тщательного паука. Хуже того, стены были тонкими, и ему пришлось пробираться по самому краю.
Бен шёл вдоль стены от комнаты к комнате, выискивая какой-нибудь путь внутрь. Даруджийская архитектура была симметричной и легко предсказуемой. Главный зал первого этажа будет по центру. С верхними этажами могут возникнуть сложности, но главный зал на первом этаже обычно сводчатый, а это означает, что комнаты верхних этажей сдвинуты к бокам здания.
Он едва мог видеть содержимое комнат. Зернистая, серая мебель казалась размытой и нечёткой. Зато живая плоть выразительно сияла. «Камень знает кровь, но не может удержать её. Камень жаждет жизни, но способен лишь имитировать её». Древние слова, они принадлежат каменщику и скульптору из Унты, жившему столетия назад. Подходящие слова, когда идёшь Тропой Д’рисс. Когда ступаешь по плоти Спящей богини.
Скользнув за угол, Быстрый Бен впервые взглянул на главный зал.
Возле камина на чём-то вроде дивана лежал человек. Судя по всему, он читал книгу. Другой мужчина подбрасывал в камин дрова. Тусклое, бледно-розовое пламя дрожало под его дыханием. По каминной полке взад-вперёд ходило какое-то маленькое существо, возможно, ворона или ворон.
Мужчина на диване говорил, перелистывая пергаментные страницы своей книги. Камень делал его голос приглушённым и ломким.
— Эмансипор, когда закончишь разводить огонь, верни стражу на прежнее место, на стены. Стоя во внутреннем дворе и пялясь в никуда, они вызывают лишь смех. Вряд ли это внушит страх незваным гостям.
— Может, это не моё дело, господин, — сказал Эмансипор, вставая перед камином и вытирая сажу с рук, — но если у нас появились незваные гости, разве мы не должны с этим что-то делать?
— Хоть я и не люблю терять своих демонов, дорогой слуга, я не думаю, что все посетители приходят со злым умыслом. Без сомнения, освобождение моего сиринта было единственным выходом, и даже в таком случае — очень рискованной затеей. Цепь, разумеется, была лишь половиной гейс; указания ошейника не так уж и просто разрушить. А потому прояви немного терпения и жди, пока наш гость не решит сделать свой визит официальным.
Голова-жёлудь Талмандаса коснулась уха Быстрого Бена.
— Когда решишь входить, оставь меня здесь, чародей. То, что этот человек попробует обмануть тебя не возможность, а факт.
Быстрый Бен пожал плечами. Чучелко слезло с его плеча.
Улыбаясь, чародей вышел с Пути и принялся стряхивать гравийную пыль со своих туники и плаща.
Лежащий мужчина, не поднимая взгляда, медленно закрыл книгу.
— Эмансипор, принеси вина мне и моему гостю.
Слуга развернулся и увидел Быстрого Бена.
— Худов дух! Откуда он взялся?
— У стен есть уши, глаза и всё остальное. Я дал тебе задание, Эмансипор. — Наконец, мужчина поднял голову и встретился взглядом с чародеем.
Это взгляд ящера. Что же, я никогда не дрожал от такого раньше, так с чего бы делать это сейчас?
— Не откажусь от вина, — сказал Быстрый Бен, как и хозяин комнаты — по-даруджийски.
— Какого-нибудь… цветочного, — добавил некромант, когда слуга направился к двери.
Ворона на каминной полке остановилась, наклонила голову и осмотрела чародея. Миг спустя она уже вновь ходила туда-сюда.
— Прошу, присаживайся. Меня зовут Бошелен.
— Быстрый Бен, — чародей прошёл к роскошному креслу напротив некроманта и уселся в нём. Бошелен вздохнул.
— Интересное имя. Могу предположить, что оно выбрано очень точно. Увернуться от атаки сиринта! Ведь он, я полагаю, напал, как только ты его освободил?
— Умно, — признал Быстрый Бен, — заключить в сдерживающее заклинание в ошейнике последний приказ — убить любого, кто освободит его. Полагаю тебя, как его призывателя, это не касается?
— Я никогда не отпускаю своих демонов, — ответил Бошелен.
— Никогда?
— Всякое исключение ослабляет гейс. Я их не делаю.
— Бедные демоны!
Бошелен пожал плечами.
— Я не привязываюсь к простым инструментам. Стал бы ты оплакивать кинжал, сломавшийся в чьей-то спине?
— Это зависит от того, убил он ублюдка или только разозлил.
— О, в таком случае ты жалеешь себя, а не клинок.
— Это была шутка.
Бошелен приподнял одну тонкую бровь.
Нависшую тишину прервало возвращение Эмансипора с подносом, на котором стояли пыльная бутылка и два хрустальных бокала.
— А себе ты бокал не взял? — спросил некромант. — Неужели я такой тиран, Эмансипор?
— Э-э, я уже сделал глоточек, господин.
— Правда?
— Проверил, цветочное ли вино.
— И как?
— Не уверен. Наверно. Что такое «цветочное»?
— Хм, полагаю, следует продолжить твоё обучение — в вещах изысканных. Цветочное — это противоположное… древесному. Иными словами, не горькие воспоминания ростка, а нечто сладкое, как нарцисс или череповник…
— Это ядовитые цветы, — слегка обеспокоенно заметил Быстрый Бен.
— Но выглядят прекрасно и нежно, ведь так? Сомневаюсь, что кто-либо из нас имеет привычку есть цветы, я лишь привёл яркую зримую аналогию для дорогого Эмансипора.
— Ясно.
— Тогда не спеши разливать содержимое бутылки по бокалам, Эмансипор. Скажи, послевкусие было горьким или сладким?
— Э-э-м, оно было своего рода густым, господин. Как железо.
Бошелен встал и взял бутылку. Он поднёс её ближе и понюхал горлышко.
— Идиот, это кровь из коллекции Корбала Броша. Вино не в этом ряду, а в том, что напротив. Отнеси обратно в погреб.
Морщинистое лицо Эмансипора побледнело до цвета пергамента.
— Кровь? Чья?
— Какая разница?
Эмансипор разинул рот. Быстрый Бен откашлялся и сказал:
— Думаю, что на лице твоего слуги внятно написано: «Большая!»
Ворона загоготала, подпрыгивая на каминной полке.
У слуги подкосились ноги, бокалы со звоном застучали друг о друга.
Нахмурившись, Бошелен снова взял бутылку и ещё раз принюхался.
— Что ж, — сказал он, возвращая её на поднос, — я не специалист, но мне кажется, что это кровь девственницы.
Быстрый Бен просто обязан был спросить:
— И как ты это понял?
Бошелен ответил ему, приподняв брови:
— Ну как же? Древесный оттенок.
К Худу все планы. Паран, ссутулившись, сидел на одной из нижних скамеек главного зала Пленника. Казалось, будто ночь снаружи перетекла в это огромное пыльное помещение, приглушив свет факелов на стенах. Пол перед ним был разрушен, являя взору множество покрытых пылью каноэ. Во время торжественной церемонии баргасты убрали из них завернутые трупы, но капитан чуял, что самые важные сокровища ещё оставались внизу. Он не сводил глаз с годных для морского плавания каноэ, словно они несли в себе жизненно важную истину, которая потрясла бы Парана, если бы только он смог её распознать.
Боль в животе расходилась глухим эхо. Он думал, что теперь понял причину своей болезни. Паран не был из тех, кто искал силы, но — вопреки этому — она обрушилась на него. Не такая понятная и очевидная, как меч сродни Драгнипура; не такая, вооружившись которой, он мог рубить строй врага, точно мстительный демон, что преклоняется лишь перед слепым правосудием. Но тем не менее это была сила. Возможность чувствовать невидимые потоки, знать о взаимосвязанности всех и вся. Презирающий власть Ганос Паран был избран арбитром, третейским судьёй. Стороной, смягчающей силу, чьей задачей стало установить правила игры для игроков, которых возмущало любое ограничение их права делать то, что вздумается.
Хуже, чем малазанский мировой судья в Унте. Вынужден придерживаться закона, постоянно находясь под давлением со всех сторон, от враждебных группировок до желаний самой Императрицы. Толкают и тянут, пинают и дёргают, превращают принятие любого, даже самого очевидного и простого решения в кошмар.
Неудивительно, что моё тело реагирует, пытается отвергнуть всё то, что пало на мои плечи.
В зале совета Пленника он был один. «Мостожогам» больше по вкусу пришлись казармы джидратов, и сейчас они наверняка играли в азартные игры и напивались до бесчувствия с полусотней джидратов, составлявших внутреннюю стражу Пленника, в то время как жрецы Совета Масок на ночь разошлись.
Смертный меч Трейка, человек по имени Остряк, кажется, завёл близкую дружбу с Хетан, дочерью Хумбролла Тора. Паран подозревал, — близкую настолько, что она может привести к тесным кровным узам с кланом Белолицых. Эти двое направились в глубины Пленника, наверняка в поисках какого-то укромного местечка. К большому отвращению женщины по имени Скалла Менакис.
Кованый щит Итковиан отвёл своих солдат в казармы близ дворца Джеларкана, чтобы починить оружие и доспехи и с завтрашнего дня приступить к поискам и возвращению беженцев, спрятавшихся в тоннелях под городом. Восстановление Капастана будет долгим и мучительным, и капитан не завидовал вставшей перед «Серыми мечами» задаче.
А мы должны будем двигаться дальше. Итковиану придётся отыскать среди выживших кого-то, в чьих венах течёт хоть капля королевской крови, и усадить его на запятнанный этой же кровью трон. Инфраструктура города разрушена. Кто прокормит выживших? Сколько времени займёт восстановление торговых маршрутов к Сольтану и Даруджистану? Видит Худ, баргасты ничего не должны людям Капастана…
Живот наконец-то перестал болеть. Паран аккуратно вдохнул и медленно выдохнул. Сила. Его мысли ускользали от мирских проблем, привычный ему способ, попытка отложить всё на потом, так что потом приходилось напрягать волю, чтобы вернуться к насущным проблемам. Буря планов — и каждый вращается вокруг меня. Стоит мне только раскрыть пальцы, и охвачу всю Колоду Драконов. Истина, которую лучше не знать. Но я чувствую эти проклятые карты внутри, словно едва сочленённые кости огромного зверя настолько огромного, что целиком его не познать. Скелет, который пытается разлететься на куски. А на мне висит задача удержать его в целости.
Игроки не желают пускать в игру новых конкурентов. Игроки вне поля — желают войти в игру. Игроки — одни прут в лоб, а другие — крадутся в их тени. Игроки — одни играют честно, а другие — мошенничают. Боги, как мне всё это распутать?
Он подумал об Остряке — Смертном мече нового Взошедшего, Трейка. В каком-то смысле Тигр Лета всегда был там, бесшумно ступая по стопам Фэнера. Если верить историям, Первый герой давным-давно сбился с пути, отдался звериной природе своего образа одиночника. И всё же, такое ошеломляющие совпадение… Паран подозревал, что Старшие боги организовали всё не столь уверенно, как хотела показать Ночная Стужа; что авантюризм и интуиция сыграли в этих событиях не последнюю роль. Иначе никто из нас не смог бы противостоять Старшим, даже сам Увечный бог. Если всё это было запланировано, значит, план учитывал то, что Трейк собьётся с пути, тем самым став джокером в игре. А угроза, исходящая от него для Фэнера, была ловко устранена до тех пор, пока Первый герой не понадобился. И его смерть тоже должны были подстроить так точно, чтобы он Взошёл в нужный момент.
А знчит, Старшие боги должны были заранее знать обо всех событиях, которые привели к концу Фэнера, к его внезапной и жестокой уязвимости. Заранее и очень подробно.
Выходит так: либо мы все играем свои роли, которые предопределены и неизбежны, а значит, могут быть известны таким существам как Старшие боги; либо каждый из нас решает, совершать ему тот или иной поступок, и такое решение может иметь глубочайшие последствия. Не только для нашей жизни, но и для жизни мира… Всех существующих миров.
Ему вспомнились сочинения историков, утверждавших именно это. Старый солдат Дукер, к примеру, хотя он давно впал в немилость. Любой книжник, согласившийся надеть имперскую форму, моментально оказывается под подозрением… по понятным причинам — предвзятость, личные интересы. Тем не менее, в свои ранние годы он был ярым поборником влияния личных действий и решений.
Проклятие великих умов. Придя в молодости к идее, пережив необратимо грядущую осаду, они, наконец, стоят на валу, спустя много времени после окончания войны, оружие тяготит их уставшие руки… проклятье, я снова витаю в облаках.
Значит, придётся стать осью, центром вращения. И такое положение требует неимоверного самомнения, непоколебимой веры в собственные силы. Увы, на это я способен меньше всего. Разъедаемый сомнениями, скептицизмом и всеми прочими качествами человека, у которого хронически не хватает цели в жизни. Который подрывает все личные устремления, словно дерево, грызущее собственные корни только для того, чтобы падением утвердить свою зловещую правду.
Боги, вот уж действительно неправильный выбор…
Услышав какую-то возню, Паран понял, что уже не один в зале.
Моргая, он всмотрелся во мрак. Среди каноэ виднелась неуклюжая фигура, облачённая в потускневшую броню из древних монет.
Капитан откашлялся.
— Навещаешь напоследок?
Баргастский воин выпрямился.
Его лицо было знакомым, но Паран не сразу узнал юношу.
— Кафал, верно? Ты брат Хетан.
— А ты — малазанский капитан.
— Ганос Паран.
— Благословляющий.
Паран нахмурился.
— Нет, это прозвище куда лучше подошло бы Итковиану, Кованому щиту…
Кафал покачал головой.
— Он лишь несёт бремя. А ты — Благословляющий.
— По-твоему, если кто-то и способен снять с плеч Итковиана его… бремя… то это я? Мне нужно лишь… благословить его?
А я-то думал — арбитр. Всё явно куда сложнее. Способность благословлять? Упаси Беру!
— Не мне это говорить, — прорычал Кафал. Его глаза блестели в свете факелов. — Но разве можно благословить того, кто отрицает твое право это сделать?
— Хорошо подмечено. Неудивительно, что большинство жрецов такие несчастные.
Зубы заблестели то ли в ухмылке, то ли в гримасе похуже.
Не думаю, что мне по душе эта идея с благословениями. Но в ней есть какой-то смысл. Как ещё Господин Колоды вершит суд? В самом деле, будто мировой судья в Унте, только с тревожными для меня нотками религии. Обдумай это позже, Ганос…
— Я тут сидел, — сказал Паран, — и всё время думал вот о чём: в этих гниющих каноэ скрыта какая-то тайна.
Кафал хмыкнул.
— Я ошибусь, если сочту этот звук согласием?
— Нет.
Паран улыбнулся. Он знал, что баргасты ненавидят говорить да, но если заставить их сказать «нет» в ответ на противоположное утверждение, можно получить согласие.
— Хочешь, чтобы я ушёл?
— Нет. Только трусы хранят секреты. Подойди ближе и узри одну из истин, скрытую в этих древних судах.
— Спасибо, — ответил Паран, медленно вставая. Он взял светильник и направился к краю ямы, затем слез с на покрытую плесенью землю рядом с Кафалом.
Правая рука баргаста лежала на резном челне.
Паран рассмотрел резьбу.
— Сцены морских сражений.
— Это не тот секрет, что я собираюсь тебе открыть, — прорычал Кафал. — Резчики обладали огромным мастерством. Они скрыли соединения, и даже спустя века сложно понять, где они. С виду кажется, будто каноэ было вырезано из ствола одного-единственного дерева, да? На самом же деле это судно собрано по частям. Ты смог бы распознать это, Ганос Паран?
Капитан присел, чтобы присмотреться поближе.
— Едва ли, — сказал он спустя некоторое время. — Разве что там, где отдельные фрагменты деформировались в соединениях. К примеру, эти панели со сценами сражений…
— Да, вот эти. А теперь — узри секрет. — Кафал вытащил широкий охотничий нож. Он вогнал клинок между резной панелью и лежащим под ней сочленением. Провернул лезвие.
Планширь с изображением сражения отскочил к носу корабля. Под ним виднелась длинная полость. Что-то в ней чуть блестело. Кафал спрятал нож за пояс, засунул руку в отверстие и достал лежавшую там вещь.
Меч с тонким травлёным односторонним лезвием, на котором игриво переливался свет факелов. Оружие было слишком длинным, клинок сужался к концу на последней пяди. Небольшой ромбовидный эфес из чёрного железа защищал крепко обмотанную жилами рукоять. Ножен не было, и меч не был смазан маслом, но столетия не оставили на нём и следа.
— Он зачарован.
— Нет, — Кафал поднял оружие и взял рукоять двумя руками, странно сомкнув вокруг неё пальцы. — На заре нашего народа, мы умели сочетать терпение и мастерство в идеальный союз. Клинки, которые мы ковали, не знали равных ни тогда, ни сейчас.
— Ты, конечно, прости, Кафал, но зазубренные клинки и копья, которые я видел у ваших воинов, вряд ли требовали при создании особого мастерства.
Кафал ухмыльнулся.
— Не извиняйся. По правде говоря, ты ещё вежливо отозвался. Нынче наши кузнецы создают безобразное оружие. Мы утратили древние знания.
— Кафал, я не могу себе представить простой, обычный меч, который перенесёт такое пренебрежительно отношение без малейшего вреда. Ты уверен, что его не зачарова…
— Уверен. Время не способно навредить этому сплаву металлов. Некоторые из них всё ещё не сумели заново открыть, а теперь, когда магия так распространена, может, никогда и не сумеют. — Он протянул меч Парану. — Он кажется несбалансированным, да? С тяжёлым концом. Возьми.
Паран взял оружие. Оно было лёгким, словно кинжал.
— Невероятно, — прошептал он. — Сломать его, должно быть, так…
— Нелегко, капитан. Он кажется гибким, да? Поэтому ты решил, будто он хрупкий, но это не так. Осмотри клинок. Никаких зазубрин, хотя этот клинок множество раз бывал в бою. Лезвие остаётся верным и острым. С этим мечом не нужно возиться как с ребёнком.
Отдав меч, Паран осмотрел все каноэ.
— И в каждом судне спрятано такое оружие?
— Да.
— Кто будет пользоваться им? Вожди?
— Нет. Дети.
— Дети?
— Тщательно отобранные, чтобы начать тренироваться именно с этими мечами. Представь, как ты будешь замахиваться таким оружием, капитан. Твои мышцы привыкли к оружию более тяжёлому. Ты перестараешься либо с замахом, либо сдерживая его. При сильном ударе он вылетит из твоей руки. Нет, потенциал этих мечей полностью может открыться только в руках тех, кто не держал иного оружия. И большинство того, что предстоит выучить этим детям, им придётся выучить самим. В конце концов, как можем мы научить их тому, чего сами не знаем?
— И какова будет цель этих мечей? И молодых воинов, которые возьмут их в руки?
— Возможно, когда-то ты узнаешь ответ, Ганос Паран.
Некоторое время Паран молчал.
— Кажется, — сказал он наконец, — я разгадал ещё один секрет.
— И какой же?
Вы разберёте эти каноэ, научитесь их делать.
— Долго ли земля будет оставаться вашим домом, баргаст?
Кафал улыбнулся.
— Нет.
— Вот так.
— Вот так. Капитан, Хумбролл Тор кое о чём тебя просит. Ты хочешь услышать эту просьбу от него самого, или я могу озвучить её от его лица?
— Говори.
— Баргасты просят благословить их богов.
— Что? Я не нужен вам для того, чтобы…
— Это так. Но, тем не менее, мы просим тебя об этом.
— Хорошо, дай мне подумать, Кафал. Проблема в том, что я не знаю, как это сделать. Могу ли я просто подойти к костям и сказать: «Я благословляю тебя», — или необходимо сделать что-то посложнее?
Кафал приподнял свои тяжёлые брови.
— Ты не знаешь?
— Нет. Возможно, вам следует созвать своих шаманов и обсудить это.
— Да, думаю так и надо поступить. А когда мы узнаем всё о необходимом ритуале, ты это сделаешь?
— Я же сказал, что подумаю, Кафал.
— Почему ты сомневаешься?
Потому, Худ меня побери, что я — ось и всё, что я решу сделать, может, нет, точно изменит всё.
— Я не хочу никого обидеть, но я осторожный сукин сын.
— Тот, кто владеет силой, должен действовать решительно, Ганос Паран. Иначе она просочится сквозь пальцы.
— Когда я решу действовать, Кафал, я буду действовать решительно. Если в этом есть какой-то смысл. Как я точно не буду действовать, так это необдуманно. И если я правда владею огромной силой, ты должен быть этому рад.
Баргастский воин заворчал.
— Возможно, ты прав в своей осторожности. Я передам твои слова отцу.
— Так тому и быть.
— Если ты хочешь уединения, тебе стоит подыскать другое место. Мои сородичи идут сюда, чтобы забрать оставшееся оружие. Скоро здесь будет многолюдно.
— Хорошо. Я пройдусь.
— Берегись, Ганос Паран.
Капитан повернулся.
— Чего?
— Совет Масок знает о том, кто или что ты. И им это не нравится.
— Почему?
Кафал снова ухмыльнулся.
— В Совете Масок нет места соперничеству. Они так и не признали Керули, который желает присоединиться к ним. Ты же, в свою очередь, можешь и вовсе провозгласить себя их господином. Под масками их глазки забегали в страхе, капитан.
— Худов дух, — вздохнул Паран. — К слову, кто такой Керули?
— Верховный жрец К’рула.
— К’рула? Старшего бога?
— Наверное, Керули будет просить твоего благословления от лица своего бога.
Паран потёр лоб и внезапно ощутил себя крайне уставшим.
— Я передумал, — прошептал он, — забудь про прогулку.
— Что будешь делать?
— Найду дыру и забьюсь в неё поглубже, Кафал.
Смех воина был суровым, без единой нотки сочувствия, на которую мог бы надеяться Паран.
Эмансипор Риз умудрился найти в погребе более подходящую бутылку и, разлив по двум бокалам её содержимое, быстро покинул комнату. Его морщинистое лицо было бледнее обычного.
Тем не менее Быстрый Бен неуверенно сделал первый глоток. Спустя миг он проглотил жидкость и вздохнул.
Сидевший напротив Бошелен улыбнулся.
— Прекрасно. Предположу, что ты предпринял попытку прорваться через оборону этой усадьбы небеспричинно. Я весь внимание.
— Демонический призыв. Это редчайшая и сложнейшая из всех некромантических практик.
Бошелен скромно пожал плечами.
— А опирается она на силы, — продолжил Быстрый Бен, — которые, хоть и идут через Путь Худа, глубоко переплетены с Хаосом. Данная практика проходит по обе стороны границы между этими Путями. Кстати, скажи, почему, как ты думаешь, вызов демонов аспектирован на Смерть?
— Это ведь утверждение абсолютного контроля над жизненной силой, Быстрый Бен. Угроза уничтожения, гибели по определению аспектировано на Смерть. Что же до твоего замечания о влиянии Пути Хаоса, продолжай.
— Пути отравлены.
— А-а. У сил Хаоса богатый букет. И та, что заражает Пути, почти не связана с теми стихиями Пути Хаоса, в которые я вовлечён.
— Так твой доступ к Путям не затронут?
— Я этого не говорил, — ответил Бошелен, прервавшись на глоток вина. — Инфекция — это раздражитель, который, увы, развивается и грозит стать ещё хуже. Возможно, когда-нибудь в будущем я сочту нужным отомстить тому, кто ответственен за это. Корбал Брош, мой компаньон, поделился со мной своими тревогами. Он теснее работает с Путём Худа, и для него этот удар куда ощутимей.
Быстрый Бен окинул взглядом ворону на каминной полке.
— Действительно. Что ж, — добавил он, вновь повернувшись к Бошелену, — я могу точно сказать тебе, кто в этом виноват.
— И зачем тебе это делать, маг? Если только ты не собираешься просить нас о помощи, ведь, как я могу предположить, ты хочешь противостоять этому… отравителю. И, разумеется, ищешь потенциальных союзников.