Московский лабиринт Кулагин Олег
Король торопливо роется в багажнике. А Грэй извлекает пластырь из аптечки:
— Подойдёт?
Физик кивает:
— Сгодится.
Наматывает лейкопластырь вокруг проводков. Чингиз разыскал-таки изоленту, по Артём отмахивается: уже не надо. И ставит крышечку на место.
— Теперь убираем фокусирующую линзу, — бормочет физик. Отвинчивает заглушку на торце цилиндра и достаёт металлический октаэдр, вовсе не похожий на линзу. Устанавливает заглушку назад.
Переносит генератор на открытое место, шагов за пятнадцать от «хаммера». Присоединяет рукоятку с гашеткой. Ставит рядом на траву пластиковую коробку с тумблерами. Кажется, блок питания. Втыкает в нижнюю часть цилиндра разъём кабеля, тянущегося от блока питания. И выдыхает:
— Уф-ф… Готово! — Окидывает нас рассеянным взглядом и улыбается чуть нервно. — Надеюсь сработает. Но всё-таки лучше отойдите подальше…
«Стилет» нацелен прямо в небо. Рука Артёма касается тумблера.
— Что ты собираешься делать? — недоумевает Чингиз.
— Увидите.
Мы отступаем за «хаммер». Я гляжу в светлеющую бирюзу, пытаясь отыскать врага, против которого все эти приготовления. Но небо чистое. Ни группа Алана, ни импланты пока не успели сюда добраться.
Что задумал физик? Сбивать спутники-шпионы? Чепуха, До них — сотни километров. Никакой генератор не достанет.
Артём поворачивает тумблер. Ничего не происходит. Так и должно быть? Физик берётся за рукоять и жмёт гашетку.
Тишина. Ни лучей, бьющих в небо, ни рёва огненных протуберанцев. Всё ясно. «Стилет» испорчен. Артём какие-то не те проводки соединил. Или чересчур много выкинул деталей…
Дрожь. Почва под нами вибрирует. Землетрясение? Но почему неслышная дрожь отдается в барабанных перепонках, проникает внутрь тела? И сердце замирает, будто сдавленное в тисках…
Артём давно убрал палец с гашетки. Пристально смотрит вверх. Что он хочет увидеть?
Порыв ледяного ветра бьёт в лицо. Но воздух над нами колеблется, будто в полдень над горячим асфальтом. И облачко искажается, словно в кривом зеркале. А потом исчезает, растворяется в дымке. Мгла густеет, и низкие свинцовые языки вращаются там, где лишь пару секунд до этого была ясная голубизна. Тёмная туча вырастает на полнеба.
И первые тяжёлые капли холодят кожу.
Мы стоим, моргая, как завороженные. А физик уже выключил тумблер. Снимает «Стилет» со штатива.
Чингиз, будто очнувшись, командует:
— Бегом в машину!
Артём даже не прячет генератор в кейс. Так и устраивается с ним в обнимку на заднем сиденье. Грэй распахивает дверцу.
Вот и всё. Прощайте, ребята… У вас получится.
— Таня! Чего ты ждёшь?!
Вздрагиваю. И поднимаю глаза. Чингиз и Грэй стоят у машины.
Разве они не поняли? Только я во всём виновата! Иван с самого начала был прав… Кукла с гигабайтами программ вместо мозгов. Смертоносная тварь в человеческой оболочке.
— Таня!
— Тани давно нет, Грэй…
Раньше я мучилась, терзалась сомнениями. Теперь я знаю. И от этой ясности на душе легко.
— Мы тебя не бросим! — Артём тоже вылезает из машины. Бледный, решительный.
Что же вы делаете, ребята… На что тратите драгоценные минуты… Искусственная туча вот-вот развеется, и десятки электронных зрачков пустят убийц по вашему следу… Ради чего вы рискуете? Эта подлая тварь не стоит ваших жизней…
Я не допущу, чтобы опять из-за неё гибли…
Пальцы ложатся на рукоятку ГШ в кармане. Иван смог. И я смогу. Теперь это уже нетрудно. Будто поставить точку в конце давным-давно написанной книги.
Капли текут по моим щекам. Это не слёзы. Просто дождь.
Не успеваю вытащить руку из кармана.
Грэй вдруг оказывается рядом и перехватывает её. Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Потом он наотмашь бьет меня по лицу.
Звонкая пощечина, как в кино.
— За что?.. — непонимающе хлопаю ресницами. Больно и обидно. Пулю в лоб я заслужила. А это нет.
— За то, что сдалась, — сердито бормочет он. И выдирает ГШ из моих пальцев. — Живо в машину. Или прикажешь силком тебя тащить?
— Я опасна, Грэй… Я хуже зомби. Мной управляют…
— Если б так — сам бы тебя пристрелил. Из жалости.
— Но ведь это правда…
— Правда в том, что ты раскисла, как сопливая первоклассница… — Он трясёт меня за плечи, будто хочет разбудить. И говорит, приблизив лицо, так что в его зрачкax отражаются мои: — Неужели думаешь, что смогла бы вырваться, если бы им удалось сделать это с тобой? Если бы ты и в самом деле превратилась в послушную марионетку?
— Но ведь им удалось…
— Тогда бы ты со мной сейчас не говорила. Не рассказывала про то, какая ты плохая…
Я всхлипываю. И он крепко меня обнимает:
— Глупая… Глупая девочка…
Артём стоит рядом. Робко, успокаивающе проводит ладонью по моим влажным волосам. А Чингиз деликатно кашляет у самого уха:
— Нежности лучше продолжить в машине…
Чингиз — водитель экстракласса. И движок у «хаммера» почти как у танка. Но всё равно не удаётся выжать больше шестидесяти километров. Машина подпрыгивает на колдобинах, скользит по раскисшей почве.
Впереди — мгла. «Дворники» едва справляются с ручейками на лобовом стекле. А бездорожье под нашими колесами с каждой минутой грозит превратиться в непролазную кашу.
— Малость не рассчитал… — вздыхает Артём.
Грэй выглядывает в окно:
— Боюсь, всё закончится ещё быстрее, чем началось… Влаги в атмосфере было немного.
— Хотя бы с полсотни километров пройти… — бормочет Чингиз, не отрываясь от дороги.
И вдруг резко бьёт по тормозам. Выворачивает руль. Наш «хаммер» натужно взрыкивает и застревает в глубоком кювете. Стиснув белеющие губы, Чингиз пытается дать задний ход. Яростно ревёт мотор. А обтекаемые зеленоватые тела, выросшие из низкой мглы, с каждой секундой становятся ближе…
Три вертолёта. Два боевых и военно-транспортный.
— Грэй, — очень спокойно говорит Чингиз. — Там «стингер» под сиденьем…
— Не надо, — перебивает Артём. — Больше одного сбить не успеете.
Физик уже отвинтил заглушку генератора. Дрожащими пальцами вставляет октаэдр фокусирующей линзы.
— Ограничитель! — напоминает Чингиз.
— Нет времени…
С вертолетов нас уже заметили. Вспышки огня. Грязевые фонтаны взлетают вокруг машины — не рыпайтесь, ребята…
Нас хотят взять живыми. Из транспортника по канатам съезжают фигурки.
Артём подсоединил блок питания. Щёлкает тумблером и распахивает дверцу «хаммера».
Я даже не замечаю, когда он жмёт гашетку. Просто хищное, нацеленное в нас тело «команча», зависшего метрах в тридцати, вдруг исчезает. С оглушительным хлопком. Будто воздушный шарик, в который ткнули невидимым острием.
Транспортная «юта» покачнулась в воздухе, накренилась. Фигурки посыпались с канатов.
Хлопок, И ничего нет. Только нелепый обрубок вращает лопастями. Генератор вздрагивает в руках физика. А хвост второго «команча» отваливается. Прибор не зря назвали «Стилетом». Он режет металл, словно масло.
«Команч» взрывается.
Мечутся уцелевшие десантники. Остатки «юты» падают, срезая винтами человеческие фигурки. Вспахивают землю. Застывают грудой металлолома.
И становится тихо. Почему-то я не слышу мотора «хаммера». Только капли барабанят по крыше. Сквозь дым и ливень — мёртвые тела.
Наверное, они так и не успели понять, что же случилось…
С того мгновения, когда Артём распахнул дверцу, прошло ровно восемь секунд.
Чингизу наконец-то удаётся сдвинуть «хаммер». Жми, Король, жми отсюда!
Мы разворачиваемся, переваливаем через холм.
Хорошо, что нет вертолётных роботов. У них малый запас хода и спецмашина, которая их перевозит, наверное, не успела сюда добраться…
Пальцы Чингиза намертво вцепились в «баранку», глаза азартно блестят. Если поднажать — сумеем оторваться… Мы ведь теперь не такие уж беззащитные…
Но физик хмурится, глядя на багровые индикаторы «Стилета»:
— Больше его нельзя использовать.
— Энергии не хватает? — спрашивает Грэй.
— Наоборот — избыток. Уже опасно. Он ведь сам себя снабжает. А это, — кивает на блок питания, — лишь для затравки…
Договорить Артём не успевает.
Столб взрыва вспухает перед «хаммером». Лобовое стекло берётся трещинами, «дворники» куда-то слетают. Чингиз рвёт руль. Машина заваливается набок, правым колесом в дымящуюся воронку.
Над дальним лесом четыре вертолёта. Очень низко, почти касаясь вершин деревьев. Приближаясь, они расходятся в стороны, охватывая нас полукругом. Если нельзя взять живыми — возьмут мёртвыми.
Чингиз сдаёт назад, сворачивает в проселка.
— Дотянем до того оврага. Уйдём пешком.
Артём берется за рукоятку двери:
— Останови, пожалуйста…
— Ты чего, спятил?!
— Тормози! — орёт физик.
И Король подчиняется.
— Спасибо, Чинга, — говорит Артём. Вылазит, прихватив цилиндр и блок питания. Индикаторы на «Стилете» горят всё так же — тревожно-багровым.
— Артём, ты же умный парень… — начинает Грэй.
— Дa, умный, — кивает физик. — Только я умею обращаться с этой штуковиной. Езжайте!
Чингиз нервно кусает губы.
Артём морщится и вдруг нацеливает на нас «Стилет»:
— Езжайте, придурки! Если не спасёте диск с материалами — всё было зря!
В голосе его — злость. А в глазах — мольба.
И Чингиз бьёт по педали газа.
Я смотрю сквозь заднее стекло. Артём взмахнул мне рукой. Кажется, улыбнулся. Маленькая фигурка тает в косых струях дождя.
Заросший лесом овраг уже близко.
Громкие хлопки, будто ладонями великана… Даже рёв мотора не может их заглушить. Я вижу, как исчезают вертолеты, как падают подрубленные невидимым лезвием деревья. Реактивные снаряды вздымают чёрные фонтаны, пулемёты долбят землю. Но не успевают нащупать затаившуюся в воронке человеческую фигурку.
Артём улыбается. Да, улыбается! Я знаю!
Жмёт на гашетку несерьёзного, похожего на любительский телескоп аппарата. И дорогостоящая техника вместе с дорогостоящими профессиональными убийцами превращается в безвредную, звонкую пустоту.
Если бы и Алан был там… Если бы всю нависшую над нами живую тьму можно было превратить в вакуум…
Ещё один резкий звук. Не очень громкий. Но я вздрагиваю. Словно что-то обрывается внутри.
Грэй непонимающе косится па меня. А Чингизу некогда. Он ведёт «хаммер», вглядываясь сквозь треснутое, залитое дождём лобовое стекло. Я закрываю глаза. Я жду. Но больше — ни хлопка.
Артём!
Доктор не успевает помешать. Я открываю дверцу и выпрыгиваю под ледяные струи. Скользя по мокрой траве, бегу назад.
В воздухе — нет вертолетов. Только редкая цепь зеленовато-коричневых фигурок движется по полю короткими перебежками. Десант таки высадился. Они кажутся неуклюжими. Вероятно, все запакованы в армопластовую «броню». Не стреляют. Падают в грязь и снова встают, неумолимо приближаясь.
Поле изрыто воронками. В какой из них Артём?
Я нахожу его почти сразу.
Труба генератора с развороченным торцом валяется метрах в десяти. А физик лежит на дне воронки. Присыпанный землёй. Из-под чёрного савана грязи красная кровь. «Броня» ему не помогла. В глубоких, распахнутых ранах белеют осколки костей.
Он ещё жив.
Он видит меня. Сквозь мутную пелену в зрачках теплится разум. Только говорить уже не может.
Если бы мог — послал бы меня к чертям… Что я делаю? Хочу погибнуть вместе с ним?
Я ведь знаю — больше у меня нет Силы. Она исчезла. Умерла вместе со лживой, выполнявшей чужие приказы куклой. Я опять Таня Гольцова. Слабое существо женского пола. С таким трудом вырвавшее право на эту слабость.
Несправедливо. Как несправедливо… Я даже не смогу дотащить его до оврага.
Капли дождя стекают за шиворот. Куртка совсем мокрая…
Глупая девчонка. Ты ничего не можешь…
Жалость к Артёму, к себе, ко всему этому несчастному миру захлёстывает меня. И вдруг отступает. Развеивается вместе с порывом ветра. Потому что сквозь собственные мысли я улавливаю Зов. Чужой. Отчётливый. Я почти вижу, как сверкающая паутина тянется сюда отростками. Всё ближе и ближе… Осталось недолго. Михалыч сдержал обещание…
Но мне не страшно. Пускай они боятся.
Мир становится полупрозрачным. Я вижу его тёмную изнанку… Живые, мерцающие нити… Тянусь к ним и вздрагиваю от боли. Они защищаются. Словно ядовитые медузы, плывущие в ледяной пустоте.
Не остановите!.. Хватаю сотканные из света жгуты, разрываю… Они кричат. Осыпаются тусклыми блестками… Я чувствую их страх. Их слепая, животная ярость почти захлёстывает моё сознание. Нечеловеческие вопли бьют в меня, как оружие.
Но я превозмогаю боль. Я взлетаю вверх, прокладывая себе дорогу сквозь паутину.
Я впитываю её Силу. Капля за каплей. И свет, другой свет — горячий, солнечный, всё ярче разгорается вокруг, ослепительными потоками струится с моих пальцев. Пронзает тьму…
Нити дрожат, сворачиваясь от нестерпимого жара. Их геометрически точный узор плывёт, искажается. Огромная дыра зияет в паутине… А где-то сходят с ума человеческие оболочки. Стреляют друг в друга, в себя… Выпрыгивают из окон, направляют в землю вертолёты… Умершие давным-давно, становятся мёртвыми по-настоящему…
Всех уничтожить я не сумею. Но паутина долго, очень долго будет зализывать рану. Даже если вернёт былую мощь — случится это нескоро…
Опять выпадаю в реальность. Раньше после такого лежала бы пластом. Но теперь мне не надо бороться с собой. Ограничителей не осталось. Все сгорели, переплавились к едрёной фене… Моя Сила — только моя…
Артём смотрит на меня. Наверное, прошло секунды две, не больше. Дыхание у физика — хриплое, прерывистое. Потерпи, милый, потерпи… Сейчас.
Бережно, очень бережно, поднимаю его. Он стонет, закрывает глаза… Прости, Артёмчик… Я делаю неправильно. Передвигать тебя можно лишь на носилках. Только выбора у нас нет.
Газовые гранаты летят в воронку. Шипят, будто змеи, скатываясь на дно… Но косые струи дождя перечёркивают белые клубы. В такую погоду — от газа мало толку.
Я задерживаю дыхание.
Физик кажется лёгким, будто ребёнок. С ним на руках взбираюсь по склону.
Рейнджеры уже успели нас окружить. Автоматные стволы — со всех сторон.
— Стоять! Руки за голову! — через динамик шлема голос звучит гнусаво. Хотя и без акцента.
Но я продолжаю идти.
Выстрелы. Грязевые фонтанчики взлетают у самых моих ног.
— Стоять! — ревёт басовито, угрожающе.
Он — прямо передо мной. Сквозь матовый щиток шлема не разобрать лица. Будто внутри нет человека. Только зрачки ствола и лазерного прицела смотрят на меня не отрываясь. По-змеиному внимательно…
Оружие соединено с бронекостюмом волоконно-оптическим кабелем. Я знаю — рейнджер видит меня в перекрестье прицела. Компьютер подсказывает ему оптимальную траекторию, высвечивает дистанцию до цели и боезапас. И его палец в перчатке на спусковом крючке — почти атавизм. Всего лишь дань несовершенной физиологии.
Кроме этого пальца — что осталось в нём человеческого? Только страх.
Я чувствую этот страх. Я шагаю вперед.
И следующая очередь идёт в меня. Почти в упор.
Злой красноватый огонек. Комочки свинца со стальными сердечниками. Убедительно-беспощадные…
Они должны меня остановить. Даже если я сохранила часть Силы — уклониться уже не успею. Пули нащупают мою плоть. Вонзаясь одна за другой, сделают меня покорной и безвредной.
А если убьют — начальство возражать не станет.
Так думает он. Человекообразный придаток к автомату и компьютеру, спрятанный за надёжной бронёй.
Ну и пусть думает. Какое мне дело до его иллюзий?
Медленные, как осенние мухи, пули пролетают сквозь меня и Артёма. Пронзают пустоту. Задевают одного из рейнджеров.
Я иду дальше. Лёгкое прикосновение, и стрелок улетает с моей дороги. Будто снаряд, сшибает с ног нескольких, таких же, упакованных в армопласт кукол.
Они остервенело палят мне вслед. Что им ещё остаётся? Давить спусковые крючки — главное их назначение. Если это отнять — ради чего им жить?
Оборачиваюсь. Гляжу сквозь матовые бронестёкла.
Имплантов среди них нет. А людей?..
Жрать и пить, трахать баб и качать мускулы — всего этого слишком мало…
Больше я не оглядываюсь. Иду вперёд. К заросшему лесом оврагу.
Там, за моей спиной, они роняют оружие. Оседают на землю. Таращатся перед собой остановившимися зрачками.
Некоторые царапают руками в перчатках шлемы. Другие выгибаются в судорогах.
Смутные проблески вспыхивают в их извилинах. Но никак не могут отыскать привычных тропинок. Там, в их мозгах, — всё вверх тормашками… Старые стены и перекрытия — я сломала. А выстроить что-то новое — не каждому под силу.
Быть человеком — это вообще трудно.
Грэй бежит навстречу. Машет рукой, указывая куда-то за мою спину. Я и сама слышу гул вертолетов. С юго-запада. Рейнджеры всё-таки успели вызвать подмогу.
У противоположного края неба растёт ответный гул. Импланты спешат. Удар, который я нанесла — болезненный. Но несмертельный.
Кажется, что мы зажаты между молотом и наковальней. Только сначала им придётся заняться друг другом.
Несколько имплантов и гусаковский спецназ — против рейнджеров. Кто одолеет? Какая разница. Дожидаться результата мы не собираемся.
«Хаммер» слоит за кустами. Чингиз не глушил двигатель. Едва мы укладываем Артёма на заднее сиденье — машина срывается с места.
Там, позади, опять начинают рваться реактивные снаряды. Враги убивают врагов. Плевать мне и на тех, и на других… Лишь бы Артём дышал. Грэй вколол ему несколько кубиков обезболивающего. Но раны даже трогать не стал. Посмотрел на меня и отвёл взгляд.
Физик уже не видит меня. Дыхание частое, прерывистое. Красные пузырьки выступают на губах.
— Потерпи, милый…
Я держу его руку. Его голова у меня на коленях. Судорожные вздохи становятся тише…
— Артёмчик.
Доктор кашляет:
— Он не слышит, Таня… Он умер…
Слова. Обыденные… Простые.
И ничего уже нельзя сделать.
Дура… Возомнила себя всемогущей.
Я могу убивать быстрее молнии. Но разве это трудно — убивать? Жизнь и так — самая хрупкая вещь на свете.
Я освободилась от чужой воли. Приобрела Силу, Но осталась — всего лишь оружием…
Тысяча способов — отнять жизнь. И ни одного — вернуть.
Грэй и Чингиз молчат. Старательно смотрят на дорогу. Хотя никакого хвоста нет. Дождь едва моросит, и солнце выглядывает в просветы между облаками. Пускай. Спутники слежения давно нас потеряли. Тридцать с лишним километров от места боя.
Артём спас всех.
А мы… Как глупо, нелепо… Неужели надо уйти навсегда, чтобы тебя поняли? Чтобы по болезненной пустоте осознали, кем ты был…
Я хватаю Чингиза за плечо:
— Останови!
Он не спорит. Сворачивает на обочину лесной дороги. И целую минуту мы сидим — неподвижные, беззвучные, как тени. Голова Артёма по-прежнему у меня на коленях. Его непослушные пряди — под моими пальцами…
— Таня… — осторожно начинает Грэй. И тут же замолкает. Будто понимает — не надо слов.
Я открываю дверцу и вылезаю из машины. Не оглядываюсь. Иду вперёд. Мокрые ветви обдают меня брызгами. Холодят кожу. Это хорошо… Раствориться, стать частью этой листвы… Стать росой и влажной корой. Дождём и птицей на ветке.
Уйти.
Потерять себя. И больше никого не терять…
Сама не заметила, как оказалась глубоко в лесу. Кажется, позади были шаги Грэя. Но он отстал. Да и лес вдруг кончился.
Где я?
Берег широкой спокойной реки. Маленькая церквушка. Рядом с ней — копна сена. Запах свежескошенной травы — как в детстве…
А внутри нарастает щемящее чувство. Однажды я всё это уже видела… Выходит, то был не сон?
Подхожу ближе. На лугу у реки — двое. Бородатый мужчина средних лет и молодой паренёк. В руках у младшего — коса. Её ритмичные движения отзываются влажным шелестом.
— Ниже бери, ниже, — терпеливо учит старший. — Да не сбивай, а режь… — Отбирает косу. — Гляди. — Взмах — и лезвие прочерчивает дорожку в траве. Укладывает стебли ровным рядком. — Вот так. Понял?
Парень кивает и опять берётся за рукоять.
Старший ласково щурится:
— Меньше захватывай… И не спеши.
Я ведь знаю этот голос. Эту безмятежную улыбку…
Но меня будто не видят. Слишком заняты.