Московский лабиринт Кулагин Олег

Как завороженная, я смотрю на тусклые высверки лезвия, на росистую податливую траву… И смертоносный мир, тот, что я оставила за спиной, начинает казаться уродливой, безумной галлюцинацией. Импланты, спутники-шпионы, убийцы в бронекостюмах… Пусть повыше взойдёт солнце… Может, они сами развеются?..

Что-то одно может быть реальностью.

Радостный щебет воробьев. Лучи на золотой маковке церкви.

И мерные взмахи косы в руках жилистого парня. Вчера я сама видела его лежащим на подоконнике. С дыркой в виске. С навсегда остановившимися зрачками. А сегодня…

Опускаю веки. Если бы это было на самом деле!

Опять смотрю.

Но юноша и не думает исчезать. Раскрасневшийся и сосредоточенно насупленный. Не отвлекающийся по мелочам: Мокрая трава ложится аккуратными пластами…

Пересиливаю себя. Стряхиваю оцепенение. И делаю ещё шаг. Бородатый поднимает глаза:

— Здравствуй, Таня.

— Здравствуй… Николай.

Мучительно яркое воспоминание.

Камера в подвале охранки. Тёмный пакет на молнии. СОКовцы укладывают в него уже застывшее тело…

Четыре дня назад…

Я глотаю комок и бормочу:

— Ты… ты — выжил?

Даже мне самой фраза кажется ненужной, нелепой…

Он смеётся. Идёт навстречу. Останавливается, когда между нами лишь один шаг. Я хочу сделать этот шаг. Но так и не решаюсь.

Мы смотрим друг на друга. Целую минуту. А может — лишь пару секунд…

Потом он кивает:

— Ты нашла путь. Я ведь говорил — ты сумеешь…

Лёгкое дуновение шевелит его русые с проседью волосы. Тучи рассеиваются, и солнце высвечивает каждую морщинку на его лице. Они добрые, эти морщинки. И глаза ясные, как небо… Только мне почему-то тяжело в них смотреть…

Губы дрожат. А ноги слабеют, подкашиваются. Я опускаюсь на траву, закрываю лицо ладонями…

— Ну что ты, Танюша, — укоризненный голос звучит надо мной. Тёплая рука касается моего плеча. Даже через грубый материал куртки я чувствую это тепло.

— У тебя всё получилось…

Отрываю ладони.

— Не всё… — Запрокидываю голову и шепчу умоляюще: — Помоги… Пожалуйста…

Его улыбка чуточку грустная. А голос спокойный, уверенный:

— Нет, Таня… Ты — сама. Только ты…

Сырая земля подо мной. Кругом лес. Я встала, задев еловую ветку, и капельки росы брызнули на лицо. Помогая прийти в себя.

Чьи-то шаги за спиной.

Обернулась. Рядом стоял Грэй. А вдалеке сквозь кусты темнел «хаммер». Надо же. Я удалилась от дороги всего на десяток метров…

— Тебе плохо, Таня? — спросил доктор.

— Нормально, Грэй… — Почувствовала его тревогу. И успокаивающе кивнула: — Нормально. Честное слово.

Хватит разговоров. Скорее назад к машине.

— Едем? — встрепенулся Чингиз.

Я качнула головой. Склонилась над телом Артёма. И двое друзей помогли мне вытащить его из «хаммера». Уложить на траву.

Я опустилась рядом на колени. Положила ладони на его грудь.

Грэй хотел что-то сказать. Но промолчал, отвернулся… Доктор меня жалел. А ещё среди его мыслей вертелся термин «реактивный психоз».

Пускай. Главное, я чувствую доброе тепло, исходящее от него и Чингиза…

Голова уже ясная. И мысли чёткие. Пусть уйдут сомнения, пусть останется только их и моя любовь. Моя сила…

Я опускаю веки…

И Зов уходит в пространство. Поднимается над миром, как над плоской картинкой. Летит сквозь обманчиво жёсткие, осязаемые границы реальности. Туда… Всё выше и выше… Нет, это не пустота, в которой жидкой медузой болтается паутина имплантов.

Это океан. Живой, добрый. Целый океан тепла и света. По ту сторону боли, по ту сторону холода и тьмы…

Дай мне силы, добрый океан. Ты рождён из миллионов ручейков… Столько же имен, судеб…

Я их вижу…

Баррикадник прошитый очередью. Девушка, раздавленная танком. Старик, замёрзший в нетопленой квартире… Женька, Иван… Папа, мама, братишка…

Нет, вы не погибли. Вы надеялись, верили. Любили… И это не ушло.

Тьма — между нами. Но она не всемогуща…

Мы — сильнее…

Лёгкое жжение на кончиках пальцев. Огненный шар ярче разгорается внутри. Волны света идут сквозь меня, сквозь мои руки… Я передам этот свет, этот огонь…

Трудно. Но с каждым мгновением становится легче.

Под моими пальцами уже тлеют первые искорки… Ещё немного — и разгорится пламя…

— Таня, — охрипший голос Грэя. — Это безумие… Его уже нет…

Фраза обрывается. Будто у доктора перехватило дыхание. Потрясённый шепот Чингиза.

Я не поднимаю век. Я жду.

И своими ладонями чувствую первые толчки…

Сердце… Его сердце…

Расслабилась. Привалилась к боку машины. Жарко. Во всем теле — усталость. Но это — приятная усталость.

Артём неподвижен. Только грудь едва заметно колышется. В такт редкому пульсу. Его раны уже затянулись. Без шрамов, без следов. И серовато-бледное лицо наливается красками.

Странно. Кругом блестит роса. Тысячами алмазных капелек. Но трава рядом с нами — совсем сухая…

Грэй осторожно держит его руку, измеряя пульс. А Чингиз застыл, всматриваясь в его лицо. Будто всё ещё не верит. Обернулся. В зрачках чернеет тревога.

— Таня, он…

— Скоро проснется.

Я улыбаюсь и гляжу в небо. Огромное, бесконечное… Как в детстве, мне хочется взлететь…

Придёт день, и мы вернём себе это небо. Эту землю.

Мы сумеем.

Потому что мы не одни. И никогда не будем одни…

— Радуга… Какая яркая… — прошептал Артём.