Белые искры снега Джейн Анна

– Да? И в какую же мне школу ехать тогда? – вздохнув, спросила я. Если в прошлом году мы сами выбирали себе школы для прохождения практики – чаще всего брали те, которые находись рядом с нашими домами или в которых работали знакомые, то в этом году нас распределяли в деканате под жестким руководством все этой же въедливой Дианы, желающей всех держать под своим неустанным контролем.

– Поедете в восьмую школу, – сказала почти с торжеством женщина, как будто бы тоже отправляла меня в неожиданный отпуск на Бали, а не на практику в старшие классы.

– В восьмую школу? – несколько удивленно переспросила я. В городе существовало несколько средних школ, которые считались особенными, можно даже сказать, элитными, куда ходили либо умные и талантливые дети, либо дети богатых родителей. Школа № 8 как раз была одной из таких. Вернее, почти таких. Почему – сейчас расскажу.

Возвели ее лет пять назад в новом и стремительно развивающемся микрорайоне с большими красивыми высотками, угрохав на строительство кучу денег. Зато ее открытие освещали все СМИ нашего города, ласково называя «школой нового века», занимающей довольно-таки большую территорию и рассчитанной почти на полторы тысячи учащихся. Огромное яркое трехэтажное здание, состоящее из нескольких корпусов и огражденное от жесткого внешнего мира высоким забором, хорошо запомнилось мне по многочисленным репортажам и фото к статьям в газетах. Крытый бассейн, огромный спортивный зал со всем необходимым снаряжением, раздевалки с душем, оснащенные по последнем слову техники компьютерные классы и классы, предназначенные для занятий по химии и физике, хореографический зал, допуск в здание по специальным личным пропускам, шкафчики для хранения вещей по аналогии с европейскими и прочее, прочее, прочее… Изначально предполагалось, что в школу № 8 будут ходить дети, живущие в этом районе, однако слишком уж много родителей положили на нее глаз. Понятное дело, попасть в нее было не легко. Ну а поскольку школа № 8 хоть и была рассчитана на большое количество учащихся, резиновой все же не являлась, то ее администрация придумала хитрый план. Детей по прописке в это заведение, конечно же, брали – пришлось. Но для того, чтобы попасть в школу, будущие ученики проходили определенный отбор, то есть, судя по многочисленным слухам, ходившим вокруг этой школы, которыми с нами делилась в прошлом году наша первая руководитель практики, одно время преподававшая там помимо университета, в 8-ю школу старались брать более-менее приличных учеников, не потенциальных двоечников и хулиганов. Из других районов детей тоже брали, но неохотно и если только они были одаренными – в учебе, спорте, творчестве. Ну, или брали, как часто это бывает, по знакомству. Третью и самую желанную категорию учеников в 8-й школе составляли как раз дети обеспеченных или высокопоставленных родителей, которые проходили конкурс только формально. Конечно, чада совсем уж богатых людей или, скажем, министров, мэра и губернатора учились либо за границей, либо в частных гимназиях и лицеях, оплата обучения в которых могла влететь в копеечку, но все равно в народе это среднее учебное заведение считалось привилегированным наряду еще с несколькими.

– В восьмую школу? – еще раз повторила я, прикрыв глаза и вспоминая план города, чтобы понять, как далеко находится от моего дома это местечко.

– Да. Именно в восьмую, – подтвердил по телефону голос Дианы Вячеславовны. – С ними у нас еще действует договор. Я только что лично звонила директору, и он согласен принять вас в качестве практиканта. – Это прозвучало так торжественно, как будто бы она звонила в Земное посольство на Сатурне и договаривалась о моей стажировке в администрации Императора планеты.

Я сказала в ответ что-то мало определенное – нечто среднее между «Хорошо, спасибо» и «Черт возьми». Впрочем, думаю, Диана решила, что услышала первый вариант.

– Анастасия, приезжайте туда к девяти. Знаете, куда ехать? – стала раздавать четкие указания преподавательница.

– Найду, – ответила я.

– Хорошо. Подойдете к вахтеру, скажете свою фамилию, и вам выдадут временный пропуск для прохождения через турникеты – вы есть в списке. После пройдете в приемную директора – дорогу и кабинет спросите на вахте. Вас там будут ждать.

– Я поняла, – ответила я. Попасть на практику в школу, половина которой бестолковые мажоры – это не то, о чем я мечтала.

– Вот и отлично. И не забудьте документы, удостоверяющие личность, Анастасия.

– Не забуду, – пообещала я, и без нее поняв, что без паспорта меня никуда не пустят и никакой пропуск не дадут.

– Хорошо, что нам удалось решить проблему с вашей практикой так быстро. Настя, вам повезло попасть именно в это учебное заведение, – вдруг почти доверительно сообщила мне руководитель практики – ее голос потеплел еще на две четверти градуса. – Сказать по секрету, уважаемый директор – мой бывший коллега и сокурсник – закончил со мной в один год наш любимый филологический факультет. И было бы хорошо, если бы вы все-таки избавились от вашего прокола в носу.

Я поморщилась, попутно вспомнив точно, где находится эта самая 8-я школа и на какой автобус мне сейчас садиться.

– Попробую, – только и сказала я. Распрощавшись с Дианой Вячеславовной, я посмотрела на часы мобильника и поняла, что из дома нужно выходить как можно быстрее. Первая школа, где я должна была отрабатывать педпрактику, находилась в десяти минутах езды от меня, а школа № 8, как я помнила, – минутах в сорока. Одевшись в нежно-голубую с воротником-стоечкой и острыми отложными манжетами на рукавах блузку и черную юбку-карандаш до колена, которая не раз меня спасала в ситуациях, когда нужно было выглядеть официально, я схватила сумку и поспешила в прихожую.

– Я же говорил, тебе еще указку надо для полноты образа, о, гроза учеников, – вывалился в прихожую, пока я обувалась в ботинки на каблуках, Даниил, что-то усиленно жуя.

– Не смешно, – схватила я со стула сумку и, более не глядя в зеркало, открыла дверь и помчалась вниз по лестнице, слыша ободряющий крик друга за спиной:

– Давай, сестричка, уделай всех их!

Я мысленно согласилась с Даном и поспешила на остановку. Слава богу, в этот раз автобусы ходили очень даже сносно, а пробок не было, и до объекта моего вождения – то есть до школы № 8 – я доехала быстрее, чем думала, комфортно сидя на свободном месте неподалеку от печки, что не могло не радовать.

Нужное мне здание находилось совсем недалеко от остановки – я сразу узнала его: большое, бело-сине-оливковое, с высокими окнами и стеклянным фасадом, больше похожее не на школу, а на торговый комплекс – только стоянки, заполненной машинами, около входа не хватало. Вместо нее около школы располагались широкая асфальтовая дорога, вдоль которой располагались пустые зимой клумбы и элегантные фонари, и лужайка, вероятно, летом яркая и зеленая, а сейчас белая от снега. Чуть дальше виднелись школьное футбольное поле и площадки для занятия баскетболом и волейболом, а также множество турников и еще почему-то качели. Огромная территория школы была ограждена белым высоким забором с несколькими воротами, к главным из которых я и направила свои стопы. Без двадцати девять я оказалась в основном корпусе, называя суровому парню в форме цвета хаки, которого язык не поворачивался назвать вахтером, свою фамилию, дабы он выдал мне пропуск, позволяющий миновать ряд турникетов и очутиться в школе.

– Представьтесь, – сказал мне охранник после того, как выслушал мои объяснения по поводу того, почему я оказалась в этом месте.

– Анастасия Мельникова, – ответила я, с интересом осматриваясь вокруг. Приятные светло-голубые, почти белые стены, высокие потолки, мраморный пол, по которому всегда очень громко стучат каблуки учительниц, большие окна с вертикальными бирюзово-серыми жалюзи. Простота и ученая элегантность. На одной из стен – прямо перед входом, крупно выведены разными цветами самые известные формулы химии, физики, алгебры и геометрии, самой заметной и яркой из которых была формула измерения скорости V=S/t.

– Паспорт, – потребовал охранник – высокий и достаточно мощный с виду молодой человек с вертикальной складкой между темными густыми бровями. Губы у него были жестко сжаты – словно он никогда не смеялся. Серьезный мальчик, такие обычно служат в горячих точках, а не сидят с дубинками в школах, охраняя покой учеников. Ну, или работают в охране у суровых богатых дядь. Или хотя бы, на крайний случай, охраняют особо важные объекты!

Но никак не школы. Или нынче школы настолько суровы, что в охрану берут только самых стойких и мужественных?

Эх, знала бы я, с кем я столкнусь в своем классе, я бы, наплевав на Диану Вячеславовну и возможный неуд по практике, просто-напросто не пришла бы в эту школу, но, увы, я не обладала и до сих пор не обладаю способностями экстрасенса.

– Возьмите, – отдала я охраннику документ. Он внимательно просмотрел паспорт, больше времени уделив рассматриванию моего фото и сравнению его с моей же физиономией, и полминуты спустя вернул мне его вместе с пластиковым серым прямоугольником, который должен был заменить мне личный пропуск. – Проходите, – разрешил страж школьного порядка. – Завтра подойдете с двумя фотографиями, размер – 3,5 на 4,5 сантиметра. Вам оформят другой пропуск вместо временного.

Я только кивнула.

– Хорошего дня, Анастасия, – вдруг улыбнулся мне парень, и по его карим глазам я каким-то неясным образом определила, что он вовсе не суровый, а очень даже веселый.

– И вам хорошего дня…

– Артур, – подсказал он мне свое имя.

– Хорошего дня, Артур, – сказала я, не став возвращать в ответ улыбку – мне пока что было не до легкого флирта со странными охранниками. Вместо этого я спросила, где находится приемная директора. Артур любезно подсказал мне, куда нужно идти, и еще спустя пару минут я стояла перед нужной мне дверью, расположенной на первом этаже здания, только в другом крыле. Когда я уходила, к стойке, за которой находился охранник, подошла полноватая женщина средних лет в пуховике и с очень расстроенным лицом. Как я поняла, это была мать одного из учеников – и ей тоже выдали временный пропуск.

На мое удивление, в школе было тихо, как в склепе – и стук моих каблуков был самым громким звуком, который я слышала. Видимо, с дисциплиной тут все в порядке – ученики сидят по классам и вкушают гранит науки, который с удовольствием, а может, без оного, дают им учителя в растолченном виде.

Откашлявшись, я постучалась в дверь и вошла внутрь. В светлом помещении, похожим на офис секретаря успешного руководителя среднего звена, за столом из светлого дерева сидела худая статная женщина в возрасте с умными глазами и высокой прической, которую больше хотелось назвать леди, а не бабушкой – такая ухоженная она была: от светлого маникюра до черных туфель на низком каблуке. Она что-то неспешно печатала, не глядя на клавиатуру, а когда я вошла, внимательно посмотрела на меня, стянув прямоугольные очки чуть ближе к кончику носа.

– Здравствуйте, – сказала я, собираясь представиться, но женщина опередила меня.

– Анастасия Мельникова, практикант с филологического факультета, пятый курс, – произнесла она благосклонно. – Верно?

– Все правильно, – подтвердила я.

– Я вас ждала. К сожалению, директор сейчас очень занят, и вами займусь я. – Она бросила быстрый взгляд на дверь, ведущую в кабинет директора, за которой были слышны какие-то неясные голоса.

– Раздевайтесь и присаживайтесь, – кивнула Галина Алексеевна на шкаф, а после на кожаный белый диванчик, предназначенный, видимо, для посетителей. – Я закончу с вашими бумагами, а после того, как прозвенит звонок, – она посмотрела на свои наручные часы, – это будет через двадцать пять минут, отведу вас к вашему куратору. У нее как раз начнется урок в одиннадцатом классе, в котором вы будете проходить практику по, – она заглянула в какие-то бумаги, лежащие перед ней на столе, – по литературе, так?

– Да, – подтвердила я, присаживаясь на диван, оказавшийся мягким, но каким-то низким, а потому не сильно удобным.

– Кстати, ваше имя я знаю, а я вам не представилась. Галина Алексеевна, секретарь директора.

– Приятно познакомиться, – улыбнулась я вежливо, но, кажется, довольно сдержанно. Мне Дан говорит, что я не умею в нужный момент улыбаться тепло и искренне, но я его не совсем понимаю. Если я не чувствую теплоты, как я могу заставить свою улыбку стать дружелюбной и мягкой? Мне трудно это сделать.

– Взаимно. Подождите немного, скоро я закончу.

В ожидании я достала телефон и прочитала два сообщения – от Алены и Алсу. Еще когда я ехала в автобусе, я написала обеим подругам, которые сегодня в других школах тоже вынуждены были приступить к педпрактике. В прошлом году перед тем, как начать вести уроки – их нужно было провести восемь или десять, не помню, мы целую неделю таскались следом за учениками и сидели вместе с ними почти на всех занятиях, заполняя особые дневники по практике, где писали выводы чуть ли не о каждом уроке, а затем просили учителей поставить свои росписи в специальных графах – как подтверждение того, что мы действительно работали. Правда, в прошлом году была та еще халява – как я уже говорила, практику я проходила у пятиклассников, да не одна, а вдвоем с Аленой. К тому же мы быстро смекнули, что посещать уроки не обязательно, можно написать какую-нибудь ерунду вместо вывода и подделать подпись учителя – все равно нас никто не контролирует. Правда, уроки мы отвели вполне честно, и я лично готовилась к каждому из них по полвечера, находя в учебниках и в Интернете задания, которые казались мне полезными и интересными. В этом году из-за Дианы халявы ждать не приходилось – она сообщила, что лично будет контролировать каждого студента. И она же не разрешила двум практикантам быть в одном классе. Правда, в этом году и на уроках сидеть не надо было – главное, проведи нужное количество занятий и свободен. Условие – проведи качественно.

Интересно, как пройдет моя практика в этой школе, считающейся элитной? В сообщениях и Алсу, и Алена желали мне удачи на практике в 8-й школе, и я сама себе желала удачи, хотя, если честно, не очень-то и боялась.

Зачем-то коснувшись гвоздика в носу, я написала Алене, вспомнив ее небольшую истерику после вызова духа:

«Ты как, в порядке после вчерашнего?»

«В полном. Просто вчера что-то на меня нашло… И так все глупо вышло, что даже стыдно:(Я глупая, да?»

Наверное, глупая, – раз связалась с моим любимым дядей. Наверняка это из-за него у Аленки такое нервное состояние. Надо все-таки сегодня провернуть то, что я хотела сделать вчера. Не знаю, правда, какие последствия будут, но я обязана это сделать.

Мои мысли прервал робкий стук в дверь.

– Извините, – заглянула в кабинет та самая женщина, которую я видела около входа, – можно?

Галина Алексеевна, вновь сдвинув очки на кончик носа, пристально вгляделась во вновь пришедшую.

– Вы мама Колесникова? – уточнила она.

– Да, – кивнула женщина.

– Вас уже ждут, – сухо сообщила секретарь. Женщина перешагнула порог, обернулась и тихо позвала кого-то по имени. Следом за ней в приемную вошел среднего роста парень-старшеклассник с коротким ежиком волос, ссадиной на скуле, заклеенной пластырем, и в форме – черных брюках, темно-синем жилете с эмблемой школы на груди, почти на сердце, и в белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Руки у него были засунуты в карманы, а взгляд был исподлобья, как у ощерившегося нашкодившего щенка, который что-то натворил и боялся, что его повторно накажут.

Ученик, не глядя на секретаря и, тем более, на меня, негромко буркнул слова приветствия. Кажется, чувствовал он себя не очень комфортно. Интересно, что мальчишка натворил?

– Руки из карманов вытащи, – шепнула ему мать. Видно было, что она очень расстроена – уголки не накрашенных губ опущены, плечи поникли, в глазах – сожаление и, кажется, некоторая робость.

Галина Алексеевна кивнула старшекласснику в знак приветствия, встала со своего места и, взглядом пригласив посетительницу идти за собой, открыла дверь, ведущую, видимо, в кабинет директора, пропуская туда вновь пришедших. Я не могла видеть со своего места тех, кто находился внутри, но зато отлично могла слышать голоса – за собой дверь Галина Алексеевна прикрыла неплотно. Единственным персонажем, кого я успела заметить, была сидевшая ко мне боком очень молодящаяся женщина лет пятидесяти с тонким аристократическим носом и белоснежными кудрями, рассыпавшимися по меху тонкой дорогой шубки из натурального меха, которую она расстегнула, но не удосужилась снять. Холеное лицо блондинки было хоть и симпатичным, но не самым приятным – темно-морковные губы бантиком и выражение лица «Мне все обязаны».

– Здравствуйте, – поздоровалась с опаской женщина в пуховике. Парень вслед за матерью повторил слова приветствия, но вновь сделал это тихо, почти не слышно и крайне недовольно. Им тут же ответили два голоса: один мужской, спокойный, даже размеренный, который пригласил их присесть, чтобы во всем разобраться, а второй женский, громкий, высокий и неприятный, заявивший с пренебрежением после короткого скупого приветствия:

– А вот и главное действующее лицо. У меня очень мало времени, а проблема очень серьезная. Было бы очень хорошо, если бы вы не опаздывали.

– Мы же всего на пять минут, – возразила растерянно женщина.

– А пять минут что, не время? Из пяти минут в количестве двенадцати штук складывается целый час, знаете ли.

– Уважаемые родители, – легонько постучал по чему-то твердому, скорее всего, по столу, мужчина, который был – я уверена на сто процентов – директором. – Давайте приступим к нашей беседе, чтобы понять, что произошло.

– Дорогой мой Павел Степанович, – выдохнула обладательница высокого и даже высокомерного голоса с истеричными нотками. – Вы прекрасно знаете ситуацию. Прекрасно! Только посмотрите на моего ребенка, – видимо, в кабинете директора был и ее сын, – его элементарно избил этот малолетний преступник!

– Ну что вы, Костя не преступник, – сказала тут же мама старшеклассника со взглядом исподлобья. – Какой же он преступник. Хороший мальчик, что вы говорите…

– Что, будете покрывать своего сына? Вы видите, что он с моим Мишенькой сделал? Видите? Я этого так не оставлю, будьте уверены! Я – мать, и я буду защищать своего ребенка.

Я, услышав эти слова, вздохнула. Наверное, иметь маму, даже такую неприятную, как эта тетка, – хорошо. Очень хорошо. Прекрасно!

Я крепко, до легкой боли, сжала губы, не сразу вспомнив, что на них нанесена неяркая, почти незаметная помада.

– Лилия Аркадьевна, пожалуйста, успокойтесь, – примирительно сказал директор.

– Как я могу успокоиться? – бушевала неведомая мне Лилия Аркадьевна. – Как? Моего единственного ребенка избил этот малолетний… этот мальчишка! – видимо, она хотела как-то обозвать того, кто посмел тронуть ее сына, но все же сдержалась. – Как, Павел Степанович, как?

– Простите, – только и пробормотала вторая женщина, явно не зная, что сказать в ответ. – Простите…

– Это пусть ваш сынок неповторимый у нас прощения с Мишей просит! – почему-то рассердило это невнятное робкое извинение шумную Лилию Аркадьевну, звучный голос которой приобрел какие-то надрывные нотки. – Ужас, просто ужас.

Да уж, ужас. Будь я на месте этой женщины, я бы много чего этой нахалке в дорогой шубе сказала. Хотя, кто знает? Может быть, этот Миша реально сильно пострадал? Я пыталась судить отстраненно.

– Да Костя только пару раз вашего Мишу и ударил, – на свою беду пролепетала женщина. – Тот ведь его тоже ударил. Подрались мальчишки, с кем не бывает…

– Господи! Господи! с кем не бывает?! с нормальными людьми воспитанными не бывает! Вот она, философия хулиганства! – надрыв в голосе истерички Лилии Аркадьевны усилился в разы. – Вы никак своего сына не воспитывали! Только и можете оправдывать! «С кем не бывает»! – передразнила она маму второго парня, видимо, впутавшегося в драку.

– Лилия Аркадьевна, успокойтесь, присядьте, – вновь произнес директор. – Галина Алексеевна, принесите ей воды. Мы сейчас все решим.

– Как я могу успокоиться?! – почти заорала блондинка с кудрями, как сирена. – Я отдала своего ребенка в такую хорошую школу, в школу, которую все хвалят, которая считается элитной! И что я вижу? Что? Что? – по мне, так она много раз подряд повторила слово «что». – Беспредел! Ученики избивают моего ребенка на глазах у всей школы! Администрации плевать!

– Нам совершенно не плевать, Лилия Аркадьевна, – возразил голос директора, в котором появилось чуть-чуть металла. – Давайте успокоимся и вместе рассмотрим эту ситуацию. Виновные будут наказаны, обещаю вам.

Галина Алексеевна тем временем вновь появилась в приемной.

– Ох, Анастасия, простите, тут небольшие школьные разборки, – улыбка слегка тронула ее сухие тонкие губы. – Одиннадцатиклассники подрались, не сильно, но их родители, – улыбка стала чуть шире, кажется, она имела в виду крикливую Лилию Аркадьевну, – их родители обеспокоены. Думаю, вы помните, как это бывает.

– Помню, – отозвалась я. В моем классе, довольно небольшом, надо сказать, никто не дрался. Может быть, парни и хотели выяснить между собой отношения, но в нашей школе они бы не посмели этого сделать – слишком строгие правила, несмотря на то, что среднее учебное заведение, которое закончила я, было закрытым. А что они делали за пределами школы, мне было неинтересно. Никому не было интересно.

– Прошу прощения, подождите еще немного, – сказала мне пожилая женщина, и я согласно кивнула.

Секретарь быстро и споро налила из кулера воды в графин, быстренько поставила на поднос несколько стаканов и вновь скрылась в кабинете директора, опять неплотно прикрыв за собою дверь, за которой бушевала неистовая Лилия Аркадьевна. Вторая родительница пыталась оправдываться, но не выдерживала напора.

– Ну что же вы так на Костю, – почти взмолилась женщина, – он ведь драку-то и не начинал. Мне ребята сказали, они оба виноваты. Да и Костик тоже в драке получил…

– Вы посмотрите! Посмотрите! – забушевав, перебила ее бесцеремонно Лилия Аркадьевна. – Получил он! Да ваш сын, уважаемая, не получил ни единой травмы! А теперь взгляните на моего Мишу! Миша, посмотри на маму, – велела она между делом молчащему парню. – Посмотрите! Губа разбита, под глазом вульгарный синяк! И на ребрах!

– Да он сам нарывался на нас, – подал хриплый голос Костя. В ответ ему раздался смех – смеялся, скорее всего, тот самый Миша с фингалом под глазом. И если честно, смеялся как те самые ребята, которые снимают на камеру мобильника падение друга, хихикая при этом, как притомившиеся гиены. И снимают при этом вертикально.

– Нарывался? – переспросила изумленно от того, что с ней препираются, Лилия Аркадьевна.

– Нарывался, – с вызовом в голосе подтвердил парень. – Мало еще мы ему вмазали!

– Пр-р-ридурок, – прошипел в ответ ему оппонент по имени Михаил. Интересно, а если мальчишки прямо в кабинете директора опять схватятся, что они делать будут? А, тут же есть прекрасная охрана в лице Артура и его коллег. Они быстро восстановят мир и равновесие.

– Козел, – не сдержался Костя, и эта короткая перепалка вызвала новый приступ жесточайшего батхерда у Лилии Аркадьевны, которая даже меня начала напрягать. Отличная школа. Я думала, в ней тишина и покой, а тут войны целые.

– Как вы воспитали своего ребенка, уважаемая? Вы посмотрите на него – почти полноценный преступный элемент! Как вам только не стыдно за его поведение? Да я бы на вашем месте загорелась бы синим пламенем от стыда!

Я еще ни разу не встречала людей, которые горели бы от стыда синим пламенем, а потому хмыкнула.

– Не кричите на мою маму. – Видимо, Костю эта тетка довела до бешенства – голос его был тих, но крайне зол.

– Константин, помолчи, – велел ему директор. – Не усугубляй свое положение.

– А что, пусть говорит. – В голосе блондинки появился металл превосходства. – Пусть. Мерзавец. Вы что, думаете, я оставлю это просто так? О, простите, нет. Нет, нет, нет и еще раз нет. Я не позволю вашему сыночку ходить и просто так избивать детей. Этим делом займется полиция. Или вы думаете, у меня нет связей? Кстати, – вдруг спросила Лилия Аркадьевна хищно, – моего мальчика ведь двое избивали. Кто второй? Где его мать?

Тут произошла очень-таки эпичная сцена. Буквально за пару секунд до вопроса не прекращающей кричать Лилии Аркадьевны, которой не помогали даже увещевания явно уставшего от всего этого директора, дверь в приемную отворилась, и в кабинет быстрой упругой походкой вошла женщина с прямой осанкой и в деловом костюме: темно-синей юбке-миди по фигуре и жакете такого же цвета с округлым вырезом и контрастной светлой окантовкой. На согнутом ее локте висело аккуратно сложенное пальто, во второй руке она держала строгую женскую сумку, больше похожую на дипломат. Следом за ней шагал молодой человек чуть выше среднего роста, но крепко сбитый и, скорее всего, занимающийся каким-то силовым видом спорта – даже под школьной формой была заметна довольно-таки неплохая для школьника фигура. Загорелый, темноглазый и темноволосый, с греческим мужественным профилем, выглядящий старше своих лет и почему-то довольно знакомый, хотя где я видела этого парня, я ума не прикладывала, да и, если честно, в эти секунды мало обращала на него внимания. Куда больше меня заняла его спутница.

У меня, кажется, чуточку приподнялись брови, хотя внутри разыгралась настоящая огненная буря удивления и недоумения, приправленная редким для меня смущением. В этой женщине с открытым серьезным лицом и со светлыми густыми волосами, верхние пряди которых были заколоты на затылке, я не без удивления узнала Инессу Дейберт – известного журналиста, ту самую женщину, на которую я давным-давно хотела равняться и которая была для меня примером для подражания.

Я совершенно не ожидала, что встречу Инессу в средней школе № 8.

Мимолетом вежливо кивнув мне, журналистка стремительным шагом направилась к неплотно запертой двери, открыла ее и, услышав вопрос Лилии Аркадьевны, уверенным и очень знакомым мне по разным передачам голосом сказала:

– Я здесь. Доброго всем утра. Прошу прощения за опоздание.

На лице ее сына – а кем мог быть этот парнишка в форме ученика? – появилась ухмылка, впрочем, не злая. Вопрос Лилии Аркадьевны он тоже отлично слышал. Следом за матерью он вошел в кабинет, не потрудившись плотно захлопнуть дверь, что мне, конечно, было на руку. Ведь не каждый день можно встретиться с человеком, на которого хочешь быть похожим! До этого Инессу я видела только на двух официальных мероприятиях, на которых присутствовала как сотрудник газеты, но не общалась с ней.

– Здравствуйте, Инесса Викторовна, присаживайтесь, – тотчас откликнулся директор, судя по звукам, вставая и отодвигая стул для матери своего еще одного ученика.

Степень моего замешательства стала еще выше. И, кажется, не только моего. Истеричная блондинка, так переживающая за своего гиенохихикикающего Мишу, вопреки моим ожиданиям, не стала орать и вопить, а манерным, но доброжелательным голосом произнесла:

– О-о-о, какая встреча! Инесса, доброе утро, доброе утро! И вы тут. Ах-ха-ха, я и не ожидала встретиться с вами.

– Да? А я ожидала, – отозвалась Инесса. Голос у нее был довольно громкий, ровный, может быть, чуть-чуть жестковатый – такие бывают у людей, привыкших говорить в лицо все то, что думают, но очень хорошо поставленный – звуки журналистка произносила идеально.

– Ожидали?

– Ну конечно. Я знаю, с кем в классе учится мой ребенок, – отозвалась Инесса. – И с кем он подрался – тоже. Не совсем тактично прозвучит, но сегодня у меня очень много дел, в том числе прямой эфир, к которому мне нужно подготовиться. Поэтому я предлагаю в максимально короткие сроки решить проблему.

– А что ее решать? – защебетала голубкой Лилия Аркадьевна, заставив меня сморщить нос. – Вон тот молодчик затеял драку на пустом месте, избил моего сына, и вашего ребенка тоже в драку втянул. Безобразие! А мать его только покрывает! Господи, я уже чего только тут не натерпелась, Инессочка! Этот наглец мне прямо при директоре и матери хамит, грубит и моего Мишу обзывает! Я буду добиваться того, чтобы этот, с вашего позволения, ребенок, – почти выплюнула эти слова Лилия, – прекратил обучение в этой школе.

– Да что же вы его так, – почти со слезами в голосе спросила женщина в пуховике. – Просто подрались мальчишки.

– Это была не драка, а избиение моего ребенка, – отрезала Лилия.

– Да-да-да, – задумчиво, но с едва уловимым скепсисом произнесла Дейберт, – когда я зашла, вы говорили, что вашего сына избивали двое, и вторым избивающим был мой сын. Его вы тоже желаете убрать из школы?

– Вы неправильно поняли, – искусственно засмеялась Лилия Аркадьевна, и мне даже представилось, как она машет руками. – Конечно же, ваш сын, Инесса, совершенно ни при чем! Очень хороший мальчик, – проворковала она, явно обратившись к Ивану.

– Я участвовал в драке и дрался с вашим сыном, – тут же как назло сообщил он спокойным глубоким голосом, и мне опять показалось, что он совсем уже не школьник, а немного старше. – Если это можно назвать дракой, – добавил он.

– Иван, – укоряюще произнес директор.

– А мне Мишенька сказал, что его только вот этот негодяй избивал, – тут же возмутилась Лилия Аркадьевна.

– Никого не избивали, – отрезал Иван, который, видимо, был таким же прямым, как и его мать. Перечить ему шумная блондинка в шубе не стала, но я почти уверена, что одарила его злым взглядом. Зато слово взяла Инесса:

– Вы знаете, у меня и у моего сына есть договоренность – я доверяю ему, он доверяет мне. Поэтому в первую очередь я буду основываться на его словах. Иван, расскажи еще раз, что у вас произошло в пятницу в классе?

– В пятницу Миша оскорблял девушку Кости, и тот вступился за нее. Поскольку у Миши в руке оказался кастет, – имя одноклассника Иван произносил с легкими нотками презрения, – то я не смог стоять в стороне и Косте помог. Правда, – тот он вновь ухмыльнулся, – Миша в результате этого немного пострадал. Зато кастет я у него отобрал. Чтобы никто не пострадал. Могу вернуть. – Я услышала достаточно громкий звук – кажется, Иван положил злополучный кастет на стол директора.

Лилия Аркадьевна ахнула так сильно, что можно было подумать, перед ней с торжеством положили извивающуюся змею.

– Да не может быть! – заявила она.

– Полкласса свидетели, – отозвался беспечно Иван, которому все это, кажется, вообще было до лампочки.

– Вы не верите моему сыну? – поинтересовалась Инесса.

– Я… Но… Я не верю в происходящее! Как же так? Миша? Почему ты молчишь? Это твое?

Миша упрямо молчал.

– Кастет у ученика школы, – произнесла Инесса задумчиво. – Холодное оружие. Его ношение и использование запрещены. По-моему, это прописано в статье 20.8 Кодекса об административных правонарушениях. Я назвала нужную статью? Иногда забываю некоторые цифры, хотя совсем недавно я со своим коллегой разговаривала о незаконном ношении оружия среди школьников – он как раз готовит репортаж о том, какой беспредел творится в некоторых учебных заведениях.

Кажется, она ничего особенного не сказала, но, как по мне, так ее маленький монолог был очень и очень затаенной угрозой для Лилии Аркадьевны и, может быть, директора. Блондинка что-то запричитала, обращаясь к своем сыну.

– Я конфискую кастет, – торопливо вмешался директор, – и поскольку ребята не очень пострадали – все-таки мы должны учитывать их возраст и понимать юношеский максимализм и буйство гармонов – думаю, что ограничимся мы тем, чтобы Иван, Миша и Костя извинились друг перед другом. И, конечно же, все трое получат наказание, которое будут отрабатывать после уроков.

– После уроков? Вы действуете в рамках западного обучающего процесса? – удивленно спросила журналист.

– Да-да, Инесса Викторовна, у нас образовательная программа модернизированная и включает все самое лучше, – отозвался устало директор.

– Только, пожалуйста, при всем при этом не забывайте, что «это все самое лучшее» не должно влиять на то, как дети в конце года сдадут единый государственный экзамен.

– Да-да, – встряла Лилия Аркадьевна. Третья женщина, мама Кости молчала. Что ж, благоразумно.

– Конечно-конечно! Об этом мы позаботимся!

– Не знаю – не знаю, Павел Степанович. – Меня восхищало то, как за короткое время госпожа Дейберт решила эту проблему и, не особо трудясь, поставила на место истеричку Лилию Аркадьевну. – Пока вы будете оставлять ребят после уроков, они будут приспускать дополнительные занятия, на которых они готовятся к экзаменам.

– Тогда мы придумаем что-нибудь другое, – тут же передумал директор.

– Мы сами накажем своих детей. Будьте уверены, Миша получит по заслугам, – кажется, специально для Инессы, которую побаивалась, заявила Лилия Аркадьевна. Та, кажется, прекрасно это понимала.

– Вот и славно.

– С вашего позволения, и я и Миша уйдем, – заявила блондинка. – Всего хорошего!

– Отличного дня. У вас сегодня репетиция? – вежливо спросила журналистка.

– Ах, да, репетиция. И я на нее очень опаздываю. Рада была видеть вас, Инессочка. Такой неприятный инцидент… Но что ж, всякое бывает, мальчики просто подрались, – совсем забыв о том, что недавно разоралась на точно такие же слова, произнесенные мамой Кости. – Ох, эти дети…

Она все так же манерно попрощалась персонально со всеми, кроме мамы Кости и ее сына, и стремглав покинула кабинет директора, громко хлопнув дверью.

Вид у нее был разъяренный.

– Ты с ума сошел, дорогой? – прошипела она сыну – высокому и прыщавому юноше со смазливым лицом, на капризном тонком лице которого стояла печать высокомерной тупости – я очень хорошо вижу такие печати на лицах людей, считающих себя детьми высшего общества. Синий фонарь под глазом изрядно портил личико парня и почему-то веселил – того и гляди засветит. – Ладно, ввязался в драку с этим сопляком, но с сыном этой несносной Дейберт?

Тот она заметила меня, одарила нелестным взглядом и, громко цокая высокими каблуками, покинула приемную вместе с сыном, посмотревшим на меня со слабым интересом. В этой блондинке я узнала одну из ведущих актрис городского драматического театра.

Минуты две спустя из кабинета директора вышли Инесса со своим сыном, Костя и его мама, которой журналистка говорила какие-то ободряющие слова. Следом за ними в поле моего зрения появилась зачем-то присутствующая при разборках секретарь с подносом в руках. Директор так и не показался мне на глаза – думаю, он устал от такого скопления женщин.

– Анастасия, прошу прощения, – тут же сказала Галина Алексеевна. – Школа иногда просто невообразимо похожа на поле военных действий. Без дипломатии не обойдешься. – Она вздохнула и вернулась на свое место к компьютеру.

Буквально через пару минут прозвенел настойчивый звонок, похожий на монофонический перелив глупого колокольчика. Секретарь подхватила какие-то бумаги и пригласила меня следовать за собой, повела по школьным коридорам и лестницам на второй этаж, к моему будущему куратору практики. Если на уроке в коридорах, в которых стояли удобные диванчики, предназначенные для притомившихся школьников, была тишина, то во время короткой первой перемены в них стоял совершенно нормальный для среднего учебного заведения шум и гам. Кто-то где-то орал, вопил, кричал, спорил и хохотал, и все эти звуки были такими громкими и яркими, сплетающимися во вращающийся хоровод школьников всех классов и возрастов, что я вновь сполна почувствовала школьную атмосферу – ту, которая окружала меня, когда я училась в обычной школе. Я с любопытством, не слишком свойственным для меня, озиралась по сторонам, глядя то на озорных пятиклашек, играющих в салки; то на хохочущих восьмиклассников, сконцентрированных тесной кучкой у стены, уткнувшихся в планшет и рассматривающих что-то невероятно смешное; то на влюбленных старшеклассников, сидящих на подоконнике и смотрящих друг другу в глаза; то на девчонок-дежурных с бэйджиками на груди, делающих вид, что они всеми силами поддерживают дисциплину в отведенном им месте, а сами, хихикая, писали что-то в мобильниках.

На моем лице, совершенно не к месту вдруг появилась улыбка, а в груди что-то незнакомо защемило – некстати вспомнился выпускной девятого класса, когда на сцене актового зала, украшенного шарами и самодельными надписями типа «До свидания, школа!», пелись прощальные песни, а учителям, промокающим глаза платочками, дарились букеты цветов. На выпускном одиннадцатого класса ничего такого не было – меня благополучно перевели в другую школу.

Интересно, как они, те, с кем я так давно училась? Почти ни с кем я не общаюсь, хотя наши отношения всегда были хорошими, да и к своим учителям я не захожу. О прежних одноклассниках знаю только то, что они оставляли в анкетах на своих страничках в социальных сетях.

– Вспомнили школьные деньки? – спросила проницательная Галина Алексеевна.

– Да. – Я с удивлением поняла, что чувствую грусть, вызванную еще одним случайным воспоминанием – приближающийся берег и садящееся за горизонт оранжевое солнце, и мы, выпускники девятого класса, шеренгой стоящие на верхней палубе вдоль борта небольшого теплохода, глядевшие на город и отражение берегов в слабых волнах сереющей старой реки, облизывающей наше белоснежное судно.

Стало еще грустнее, и я тут же напялила маску холодности и вежливости.

– Как вы узнали? – спросила, шагая рядом с Галиной Алексеевной по коридору, заполненному школьниками в темно-синей форме.

– Я давно работаю в школе. По глазам вижу, когда взрослые люди вдруг вспоминают свою учебу, – отозвалась она дружелюбно и остановилась. – Мы пришли, Анастасия.

Она открыла передо мной светло-коричневую дверь с табличкой, на которой значилось: «Класс 2-24. Русский язык и литература. Гордеева Светлана Викторовна», и уже через десять секунд я знакомилась с невысокой, кругленькой, как колобок, рыжеволосой женщиной с очень веселыми васильковыми глазами и очаровательной улыбкой – этой самой Светланой Викторовной, которая вела мой предмет и должна была стать моим куратором. Она тут же увлекла меня из класса, в котором находилась лишь парочка учеников, чем-то занятых в мобильниках, в небольшое квадратное помещенье, которое назвала лаборантской, и принялась с самым восторженным видом, как будто бы впервые в жизни видела студентку-практикантку, расспрашивать меня об универе и о том, как нас учат методике преподавания. Если честно, нам преподавали ее ужасно, настолько, что даже я, в принципе, очень ответственно подходящая к подготовке к экзаменам и зачетам, почти ничего не знала о том, как правильно нужно учить русскому языку и литературе. Впрочем, Светлану Викторовну это не смутило. Она проболтала со мной всю перемену, только в конце спохватившись заявив:

– Настенька, я же совсем забыла сказать вам о том, какой класс у вас будет – 11-й «Г».

Я вспомнила, как в обычной школе мы, «ашки», обзывали «гешников», самым приличным из которого было «гады», и хмыкнула.

– Да-да, 11-й «Г»! Очень хороший класс. Гуманитарный, – тут же сообщила со сверкающими глазами Светлана Викторовна. – Милые, креативные дети, очень прилежные и вежливые! В нашей школе вообще детки – прекрасные, просто клад, а не детки. Думаю, вам понравится вести у них уроки русского языка. Очень!

Я в этом сомневалась, но перечить не стала. Видела я сегодня у директора уже один такой клад, который таскается в такую замечательную школу с кастетом, мне хватит.

– Знаете, как поступим, Настенька? – с пугающим энтузиазмом щебетала куратор. – Перед тем, как вы проведете уроки в вашем классе, нам с вами нужно будет ознакомиться с учебным планом и обговорить кое-какие тонкости учебного процесса. Давайте вы подождете меня один урок, а после у меня будет два окна, во время которых мы все с вами и обсудим. А вы можете сейчас пока посидеть на моем уроке, чтобы, так сказать, проникнуться атмосферой. Заодно и со своим 11-м «Г» познакомитесь, с этими замечательными детишками!

– Хорошо, – согласилась я и после весьма кстати прозвеневшего звонка выдержала процедуру знакомства с детишками, большая половина из которых была выше меня и казалась старше.

– Это Анастасия… э-э-э…

– Анастасия Владимировна, – сказала я, стоя, как новенькая ученица, около учительского стола и большой, почти во всю стену, интерактивной доски. Смущенной я, правда, себя не чувствовала.

– Анастасия Владимировна, – повторила за мной Светлана Викторовна, решившая представить меня деткам, взирающим на меня в стоячем положении – как только ученики увидели мою скромную персону, они тотчас встали, правда, нехотя и вразнобой. Мне сразу же вспомнилось, как в школе мы вставали в начале каждого урока, чтобы поприветствовать учителя. А Светлана Викторовна между тем продолжала: – Она практикант из нашего государственного университета и некоторое время будет вести у вас уроки русского языка.

Меня стали рассматривать еще с большим интересом, но все так же молча.

– Скажите им садиться, – шепнула мне весело Светлана Викторовна.

– Не могу, – отвечала я так же тихо, – это пока что не моя обязанность.

Что за глупости?

– Какая же вы стеснительная, – улыбнулась мне учительница и разрешила детишкам сесть. Они тотчас развалились за партами перед открытыми тетрадями и учебниками – урок был сдвоенным, и перемена прервала ребят на изучении какого-то материала – как позже оказалось, это был урок литературы и ученики обсуждали антиутопическую повесть «Котлован» Платонова.

– Вы пока посидите на задней парте, Анастасия Викторовна, посмотрите, как мы работаем, – сказала, улыбаясь, учительница, и я, послушав ее, пошла по проходу между первым и вторым рядами, к своей большой неожиданности увидев на третьей парте первого ряда мальчишку по имени Костя, который был в кабинете директора, а на третьем ряду, на предпоследней парте – сына Инессы Дейберт, Ивана. В середине класса, с недовольным видом барчука сидел отпрыск визгливой Лилии Аркадьевны. В одном его ухе я заметила наушник. Что же, мальчик явно не любитель учиться, если на уроке слушает музыку.

Ого, а мне повезло оказаться с этими ребятками в одном классе. Забавно, однако. Глядишь, еще раз с Дейберт встречусь – она классная и справедливая. В этом я сегодня еще раз убедилась.

Класс оказался довольно большим – почти тридцать человек, и мальчиков было примерно столько, сколько и девочек, а может быть, на пару человек больше. Я села за самую последнюю парту второго ряда, которая по неизвестным причинам пустовала – сидевшие передо мной высоченные парни, больше похожие на профессиональных баскетболистов с детскими лицами, тут же принялись оборачиваться. Когда мальчишки обернулись раз в третий или четвертый, я широко им улыбнулась и кивнула на доску, около которой Светлана Викторовна объясняла, что котлован – это метафора могилы, и что перед тем, как что-то создать, нужно что-то разрушить, и делала это все с тем же восторженным видом. Вот что значит человек, влюбленный в свою работу!

В ответ один из баскетболистов (как позже выяснилось, эти двое действительно занимались именно этим видом спорта, выступая не только за сборную школы, но и за юношескую сборную города) печально вздохнул, так, что мне захотелось пожалеть его, а второй неистово помотал головой, говоря, что литература его совсем не интересует. Меня это, впрочем, не впечатлило, и я вновь кивнула на доску. Ребята отвернулись. Зато через минут пятнадцать мне на стол прилетела скомканная бумажка, в которой кто-то корявым почерком спрашивал, сколько мне лет, пририсовав кучу смайлов. Отвечать я, естественно, не стала, но настроение мне это подняло.

Время пролетело незаметно. По сравнению с тем, сколько длится одна пара, урок показался мне коротким-прекоротким, я даже ни разу и на часы-то не взглянула. Занятие показалось мне интересным, да и большинство учащихся, к моему удивлению, не были аморфными бегемотиками, живущими от перемены до перемены – они слушали учителя, отвечали на вопросы, что-то записывали в тетради, искали в учебнике, не стесняясь, говорили свои мысли. Светлана Викторовна скакала по всему кабинету, явно находясь в эйфории от урока, и только в конце она опомнилась, что не отмечала отсутствующих в классном темно-зеленом журнале, важно лежащем у нее на столе с кипами тетрадок и стопками книг.

– Ох, две минутки до конца урока. Как же быстро с вами время летит! Все записали домашнее задание? Прекрасно! А кого у нас сегодня нет?

– Охотниковой нет, – ответило несколько голосов одновременно. – И Зарецкого!

– Катя болеет, – тут же сообщила какая-то девочка с первой парты, место рядом с которой было пусто.

– Ой, бедняга! Пусть выздоравливает! – засюсюкала Светлана Викторовна. – А с Ярославом что?

Я в тот момент даже ухом не повела, услышав это имя. Ну как, как мне могло прийти в голову, что это тот самый Ярослав? Да никак! Он вообще на ученика не очень-то был похож при наших двух печальных скоротечных встречах!

– Ванечка, – обратилась к сыну Инессы Светлана Викторовна. – Что с Ярославом? Болеет?

– Не знаю, – отозвался тот.

– Если болеет, пусть выздоравливает! Сейчас какая-то простуда по городу ходит!

На это Иван уже ничего более не сказал. Эх, если бы я внимательнее присмотрелась к его смуглому непроницаемому лицу, напрягла бы как следует память, я бы, наверное, поняла, что за друг у него такой по имени Ярослав, но мне, увы, было совершенно все равно. Но я этого не сделала, более того, я подумала, что его лицо мне смутно знакомо как раз потому что он – сын Инессы Дейберт, которое я видела в какой-нибудь передачи или статье.

После того, как урок закончился, я почти полтора часа провела в компании ставшей действовать мне на нервы своим суперпозитивным настроем Светланы Викторовны. И после, уставшая, как будто бы не просто так сидела и слушала дружеские наставления старшей коллеги, а разгружала вагоны с учениками, поплелась домой – готовить на завтра первый урок по русскому языку, который мне поручили сделать в электронном виде – дабы задания отображались на интерактивной доске. К тому же каждый урок нужно было оформить в специальной табличке, где надобно было писать его подробный план, а также цели, задачи и какие-то выводы.

Я вышла из школьных ворот, соображая, где находится остановка, и остановилась около дороги, неподалеку от резво затормозившей серебряной «Ауди», доставая из сумки наушники, конечно же, запутавшиеся так, словно они хотели стать одним целым.

– Давай уже, выпрыгивай и вали в школу, – услышала я мужской благодушный глубокий голос. Он доносился из авто, одна дверь которого была приоткрыта и из нее торчала длинная нога в кроссовке, принадлежащая, судя по всему, какому-то парню. – И так опоздал на два урока.

– Я проспал, – огрызнулся кто-то в ответ – видимо обладатель подергивающейся ноги. – Поздно лег. И вообще, подожди, у меня наушники запутались.

– Наверное, тебе дибук спать не давал? – ехидно поинтересовался водитель.

– Это тебе он не давал. Вселившись в твою девчонку, – хохотнул смутно знакомый второй голос, но оборачиваться, чтобы посмотреть, кому он принадлежит, я не стала. И последнее, что я слышала, прежде чем погрузиться в мир оперной музыки, стал громкий хлопок двери и едва слышные звуки чьих-то шагов по асфальту.

Зря или нет?

Не знаю.

С уроком на завтра (звучит так, как будто бы я снова пошла в школу!) я справилась на удивление быстро, а после еще даже написала небольшую статью в газету, отправив ее главному редактору, с которым мы чаще всего общались по Интернету. Затем дала себе вовремя немного передохнуть и, отпивая глотки только что сваренного кофе, позвонила Алене. У нее в школе тоже все прошло довольно гладко, и даже класс ей понравился, хотя, судя по всему, мальчишки-старшеклассники пытались с нашей моделью заигрывать, что, в принципе, неудивительно.

– Ты сегодня свободна? – вспомнила я, наконец, о цели своего звонка.

– Да, – ответила Алена.

– Может быть, к нам в гости?

– В гости к вам? – растерялась подруга, видимо, вспомнив вчерашний вызов духа. – Не знаю…

– Приходи, я тебе черничный пирог сделаю, – пообещала я. – Или ты боишься?

– Боюсь? – переспросила девушка. И она, и другие члены нашей маленькой компании, да и не только они, бывают у нас с Даном в гостях. Если из-за идиотских экспериментов Темных Сил Аленка перестанет захаживать к нам, я его убью, честное слово, эту дьявольскую няшу.

– Ну, после вчерашнего, – пояснила я. – Просто вчера так глупо все получилось. Ты из-за какой-то ерунды испугалась непонятно чего. И мне теперь неловко, – я говорила почти правду. Я, действительно не хотела, чтобы подруга чувствовала себя дискомфортно из-за всей этой околомистической чуши. – Ты к нам в гости пришла, и тебя мы умудрились довести до такого состояния.

– Брось, Насть, – отмахнулась девушка. – Я сама виновата. Не надо было задавать вопросы и ввязываться во всю эту ерунду. – Я почувствовала, что со вчерашнего дня Алена стала смелее, и облегченно вздохнула, но продолжила упорно звать ее в гости.

– Тогда приходи на пирог! – торжественно объявила я.