Версаль. Мечта короля Мэсси Элизабет
У Софи подкосились ноги. Она схватилась за стул, чтобы не упасть. Фабьен плюнул на пол и ушел, с грохотом закрыв дверь.
Бал-маскарад был в полном разгаре, но неотложное дело заставило Рогана временно покинуть ярко освещенный, шумный зал. Звуки празднества долетали и сюда, на темную садовую дорожку, по которой шел Роган. В руке он держал маску Аполлона, которую придется надеть снова, когда он вернется на маскарад.
Из-за высокого куста остролиста вышел гвардеец.
– Мои распоряжения переданы?
– Да, господин Роган. Люди готовы.
Роган удовлетворенно кивнул:
– Записку я оставлю в обычном месте.
– Когда?
– Когда придет час.
– Каков наш замысел? – спросил гвардеец. – Пленить короля?
Роган повернулся в сторону дворца и надел маску:
– Нет. У нас будет другая добыча.
Бал-маскарад был пестрым, шумным и в то же время удивительно элегантным. Куполообразный потолок зала украшала недавно завершенная фреска, изображавшая лучезарных ангелов, которые поднимались к солнцу. Хрустальные люстры и канделябры превращали пламя свечей в радужные потоки, кружащиеся по мраморному полу. Придворные весело болтали, смеялись, не забывая при этом угощаться лучшими винами из королевских подвалов. Кто-то надел маски лис и лошадей, кто-то выбрал птичьи. Среди толпы мелькали маски эльфов и лесных духов. Попадались и острозубые демоны.
Появление без маски считалось дурным тоном, а теперь еще и нарушением нового этикета. Однако глава полиции игнорировал и это правило, и неодобрительные взгляды придворных. Праздников он не любил, предпочитая везде и всегда заниматься делом. Пока Маршаль разглядывал веселящуюся толпу, его тронули за рукав. Обернувшись, он увидел Софи. Она надела самое соблазнительное из материнских платьев. Фабьен помнил, какой угловатой девчонкой Софи впервые появилась в Версале. Сейчас перед ним стояла молодая женщина с достаточно полной, округлой грудью и нежной кожей цвета слоновой кости. Он невольно залюбовался ее шеей и руками. Лицо Софи скрывала маска нимфы, усыпанная драгоценными камнями.
– Какой неприятный сюрприз, – произнес Фабьен.
– Я пришла сделать вам предложение, – заявила Софи, гордо поднимая голову.
«Совсем как Беатриса», – подумал Маршаль.
– И что же ты мне предлагаешь?
– Себя.
– Что, участь жены строителя тебя уже не привлекает?
– Он бы не согласился жениться на мне.
– Выходит, я – твоя единственная надежда, – усмехнулся Маршаль. – Ты обратилась ко мне, ища спасения. Я угадал?
– Да.
– По крайней мере, в смелости тебе не откажешь.
– Не только. У меня есть свои достоинства. Я не замужем. Сохранила невинность.
– Или тебя воспринимают как невинную девушку. При дворе главное – произвести впечатление.
Фабьен беззастенчиво оглядел ее декольте, шею и волосы.
– Что ж, если ты хочешь остаться во дворце, тебе придется работать на меня. О том, кто ты есть на самом деле, знаем только мы с королем. Все остальные считают тебя девицей благородного происхождения. Эта видимость сохранится. Ты будешь исполнять свои обязанности при дворе, танцевать, флиртовать, соблазнять, сплетничать – словом, заниматься всем, чем занималась до сих пор. Но это ты будешь делать, находясь у меня в услужении. Ты будешь докладывать мне о разговорах и поступках придворных. О том, кто с кем спит, кто обманывает свою жену и жульничает в картах. Посмеешь ослушаться – тебя постигнет участь твоей матери. Моя власть над тобой будет безраздельной. Таково мое предложение.
Сквозь прорези маски Маршаль видел ужас, мелькнувший в глазах Софи. Но она утвердительно кивнула.
На Людовике была маска совы. Увидев такую же на Филиппе, король благосклонно усмехнулся, найдя это очаровательным и уместным. Он взял Филиппа за руку, и они оба побрели сквозь праздничную толпу. Узнавая их, придворные кланялись и приседали в реверансе.
– Я рад, что ты разделяешь мои взгляды. Спасибо тебе, брат, – сказал Людовик. – Мелкие разногласия, существующие между нами, очень часто казались мне неодолимой преградой.
– Это целиком моя вина, – сказал Филипп.
– Не совсем.
Филипп обвел взглядом блистательный зал, полюбовался фреской на потолке, вслушался в звуки веселой музыки.
– Как великолепно, – произнес он, ничуть не кривя душой.
– А кому-то это великолепие не по нраву, и они бы не прочь все разрушить.
– Брат, уверяю тебя: это не он. Я говорил с ним, и он…
– Успокойся, Филипп. Речь не о твоем трусливом дружке. Есть более могущественные и предприимчивые люди.
– Кто?
– Этого я пока не знаю.
Их разговор прервало появление Генриетты. Она была в длинном белом платье. Лицо скрывала маска Пьеро. Медленно ступая, Генриетта направилась прямо к королю. Людовик взял ее за руку. Рука была влажной от пота.
– А вот и принцесса, которую мы заждались, – сказал Людовик. – Ты потанцуешь со мной?
Филипп надул губы, делая вид, будто обиделся.
– Почему не со мной? – спросил он.
– Принцесса будет танцевать с нами обоими, – сказал Людовик.
Музыканты заиграли менуэт. Людовик повел Генриетту танцевать. Филипп пошел вслед за ними. Придворные быстро встали в пары. Танец начался.
Людовик увлекал ее за собой. Она смотрела на движения танцующих пар: красивые и отточенные. Сама Генриетта могла лишь переставлять ноги, стараясь не споткнуться. Слабость в ногах не исчезала, а музыка казалась раздражающе громкой.
– Все это – благодаря тебе, – сказал ей король. – Без тебя… я даже не представляю, кого бы я мог послать в Англию вместо тебя.
– Для меня большая честь слышать такие слова, – произнесла Генриетта, стараясь не запнуться.
Особенность танца заключалась в том, что кавалеры несколько раз меняли своих партнерш. Через какое-то время рядом с Генриеттой оказался Филипп.
– Его величество сегодня настроен льстить, – сказал ей муж.
– Почему ты так говоришь? – спросила Генриетта, облизывая пересохшие губы.
– Потому что я знаю его. А он знает тебя.
Партнеры опять поменялись. Рядом с Генриеттой снова был Людовик. Он кружил ее, заставляя кружиться и ее голову. Генриетта изо всех сил старалась не потерять нить разговора.
– Одно то, что ты – на моей стороне, придает мне силы, – признался король.
Лоб Генриетты вспотел. Ее начинало мутить.
– У вас… у тебя много советников, которые умнее и опытнее меня.
– Но ты для меня значишь гораздо больше, чем любой из моих советников.
На новой смене партнеров Генриетта даже закрыла глаза. Мелькание масок, шелест платьев и смех грозили лишить ее сознания. По движениям Филиппа она почувствовала, что мужу вовсе не хочется танцевать. Его голос был напряженным. Наверное, таким же было и лицо под маской совы.
– Он тебя больше не любит, – уверял ее Филипп. – А ты все мечтаешь услышать его шаги по коридору и полуночный стук в дверь.
Генриетта не ответила.
– Ты была и остаешься моей первой любовью, – говорил ей Людовик. – Кто бы ни был рядом со мной, часть меня всегда с тобой.
– Он тебя поманит, пообещает что-нибудь и оставит наедине с пустыми надеждами, – твердил Филипп.
– Из тебя получилась бы замечательная королева, – не скрывал своего восхищения Людовик.
– Ты для него превратилась в марионетку, – не скрывая раздражения, бросил ей Филипп.
Казалось, этот менуэт никогда не кончится. Музыка становилась все более дисгармоничной. Зал раскачивало, как палубу корабля. Слова Людовика и Филиппа слились воедино. Генриетта едва держалась на ногах. Зал превратился во вздымающееся море, волны которого грозили увлечь ее в пучину. Генриетта попыталась заговорить и даже закричать, но звуки застряли у нее в горле. Огни начали меркнуть. Генриетта рухнула на пол.
10
Конец 1670 г.
Апартаменты, отведенные Рогану во дворце, были тесноваты, но зато обставлены со вкусом и роскошью. Последней он был обязан Людовику. Прекрасная кровать с прекрасной периной, изящный письменный стол, не менее изящный обеденный стол, мягкие стулья, очаг, где всегда лежали дрова. Полки украшали часы и фарфоровые статуэтки. На стенах висели портреты Людовика и нескольких королей прошлого.
Бал-маскарад давно окончился. Дворец заснул, но Рогану было не до сна. Он сидел за письменным столом, глядя на портрет молодого Людовика. Глаза лучшего друга короля были прищурены, пальцы сжимали полупустой бокал. Под кроватью Рогана стоял приготовленный дорожный саквояж. Роган поднял бокал, качнул в сторону портрета, пренебрежительно усмехнувшись, затем залпом допил вино. Потом он встал и поднял сиденье стула. Под сиденьем у него был спрятан небольшой кинжал. Оружие Роган переложил в правый чулок. Еще раз взглянув на портрет, он покинул комнату.
Людовику не спалось. Рядом, уткнувшись лицом в подушку, посапывала Мария Терезия. Королева пришла к нему через потайную дверь, напомнив о невыполненном обещании навестить ее. Разгоряченная вином, Мария Терезия заявила, что никуда не уйдет. Их любовное слияние было теплым и страстным, но теперь, когда законная супруга уснула, а в соседней комнате на узкой койке заснул Бонтан, мысли короля вернулись к Генриетте. На маскараде, во время танца, она упала в обморок. Теперь она лежала в постели с мужем. Филипп проявил искреннюю и трогательную заботу о Генриетте. Людовик завидовал брату, который сейчас мог любоваться ею, трогать за руку, гладить по волосам. Несомненно, Генриетта нуждалась в отдыхе. Пусть отдохнет пару недель, месяц или сколько понадобится для восстановления сил. Людовик обязательно настоит на этом. Но сейчас Генриетта была рядом с Филиппом, и это жгло королю сердце. Людовик закрыл глаза, продолжая думать о ее хрупкой красоте, нежном голосе и большой смелости. Мария Терезия тихо вздыхала во сне.
Он не знал, сколько времени прошло. Ночью это всегда трудно понять. Задремавшего Людовика разбудил скрип половиц. Проснувшись, он увидел рядом с кроватью… Генриетту. Она стояла в полосе тусклого лунного света. Ее широко распахнутые глаза напоминали алебастр – настолько белыми они были. Ее ночная рубашка насквозь промокла от пота. Генриетту трясло. Из носа и уголков рта сочилась кровь.
– Помогите мне, – прошептала Генриетта.
– Боже мой! – воскликнул Людовик.
Его возглас разбудил Бонтана и Марию Терезию. Бонтан вскочил на ноги. Королева простерла руки, пытаясь обнять Генриетту. Людовик в ужасе смотрел на свою первую и единственную любовь. «Генриетта! Моя бесценная! Что с тобою?»
Генриетта выскользнула из рук Марии Терезии, осев на пол.
– Ваше величество! Помогите! – закричала королева.
Людовик вынырнул из оцепенения.
– Бонтан! Немедленно послать за моим врачом!
Бонтан подал знак слуге. Тот выбежал в коридор. Едва за ним закрылась дверь, открылась другая – потайная. Оттуда появился тяжело дышащий Филипп. Его лицо было перепачкано кровью.
– Генриетта!
Он опустился на колени, приняв жену из рук королевы.
– Я нашел ее… по струйке крови. Сначала на подушке, потом на полу спальни… и дальше… Какой ужас!
Снова открылась внешняя дверь, впустив Фабьена и нескольких караульных.
– Ваше величество… – начал Бонтан.
– Помолчите! – оборвал его Людовик.
– Ваше величество, – осторожно повторил первый камердинер, – я лишь напоминаю вам о требованиях протокола. Если воздух нечист от болезни, вы подвергаетесь риску. Вам следует немедленно покинуть спальню.
– Закройте двери! – приказал Маршаль гвардейцам.
Генриетта, оказавшаяся на полу, вздрогнула и закричала.
– Положите ее высочество на мою постель! – распорядился Людовик.
Бонтан и Филипп подчинились. Медленно, с величайшей осторожностью, они подняли Генриетту и перенесли на постель.
Фабьен повернулся к гвардейцам:
– Немедленно препроводите его величество в безопасное место!
Гвардейцы окружили короля, схватили за руки и повлекли к двери. Разъяренный Людовик вырывался, вспоминая, как несколько лет назад его вот так же силой уводили из спальни. Тогда ему грозила опасность погибнуть от рук подосланных убийц. Но тогда он был значительно слабее, и другие могли им помыкать. Такого больше не случится! Ни сейчас, ни вообще когда-либо!
Его почти довели до двери.
– Уберите руки! – крикнул Людовик.
«Никто не должен мною командовать!» – подумал он.
Движимый гневом и уверенностью в своей власти, король прорычал:
– Здесь командую я!
Он вырвался из рук гвардейцев и по-военному скомандовал:
– Стой! Смирно! Правая шеренга – нале-во! Левая шеренга – напра-во!
Гвардейцы, привыкшие выполнять приказы, инстинктивно повиновались. Теперь они стояли двумя безупречно ровными шеренгами. Людовик смотрел на них – его гвардейцев, его подданных. Больше они не посмеют выполнять чужие приказы, касающиеся особы короля. Людовик подошел к постели, где лежала обессиленная Генриетта. В ее глазах сквозила боль. Ее спутанные волосы были влажными от пота. Людовику показалось, что она молчаливо умоляет его остаться рядом. Он и сам бы остался, но не мог.
– Дайте мне знать, когда доктор будет здесь, – сказал он Бонтану.
Людовик вышел один, пройдя мимо застывших караульных.
– Боже, сделай так, чтобы помощь не запоздала, – прошептал он.
За окном розовела заря, слабо окрашивая стены и пол. Свечи почти догорели. Догорел и огонь в очаге, превратившись в россыпь красных углей. Клодина в облике «доктора Паскаля» стояла возле королевской постели и слушала рассказы Бонтана, Филиппа и Марии Терезии о событиях нескольких минувших часов. Генриетта тяжело дышала и стонала. Поодаль стояли слуги. Печаль на их лицах была вполне искренней. У двери замер Фабьен и двое караульных.
– Ее высочество упала в обморок во время танца, – сообщил Клодине Бонтан.
– Мне она что-то прошептала о яде, – добавила Мария Терезия.
Клодина посмотрела на королеву, потом снова на Генриетту и наморщила лоб.
– Яд? Откуда ее высочество могла знать о яде?
– У нее шла кровь изо рта. Потом она скрючилась от боли в боку, – сказал Бонтан.
– В каком боку?
Мнения разошлись. Бонтан утверждал, что в правом, Мария Терезия говорила про левый.
– Может, в том и другом сразу? – предположила Клодина.
– Нет, в правом, – ответил Филипп. – Она все время жаловалась на боли в правом боку.
Клодина жестом подозвала служанку:
– Если это яд, ее высочеству нужно промыть желудок. Если болезнь, промывание может только повредить. Принесите мне рвотное средство, древесный уголь, воду со льдом и чистые тряпки. Быстрее!
Служанка исчезла за дверью.
– Куда нам переместить ее высочество? – спросил Бонтан. – Не может же она оставаться в постели короля.
– Ее придется оставить здесь, – возразила Клодина. – Перемещение для нее губительно.
Филипп погладил щеку жены.
– Тогда и я останусь здесь, – дрожащим голосом объявил он.
– Простите за любопытство, но как ее высочество оказалась здесь? – спросила Клодина.
– Просто пришла, – ответил Филипп. – Я пошел по ее кровавым следам.
– Откуда вели следы? – насторожился Фабьен.
– Из моей спальни. Я отнес Генриетту туда после ее обморока на балу.
У Фабьена слегка дернулись губы. Лицо помрачнело. Он молча вышел.
– Это обнадеживает, – сказала Клодина. – Если ее высочеству хватило сил дойти сюда, ей хватит сил и на сражение с болезнью.
– Обязательно хватит, – убежденно произнес Филипп. – Она сильная, как бретонская кобыла.
Мария Терезия ушла в угол спальни и опустилась на колени.
– Господи, помоги ей в час недуга, – прошептала королева и начала молиться.
Людовик стоял у окна в Салоне Войны, разглядывая сады, слегка припорошенные снегом. Бонтан, Кольбер и Лувуа стояли поодаль, не решаясь тревожить короля. Слуга принес хлеб, сыр и яблоки. Проголодавшийся Кольбер взял ломтик сыра и был уже готов отправить в рот, когда в кабинет вбежал Маршаль с несколькими гвардейцами.
– Любую еду и питье нужно вначале проверить на предмет возможной отравы, – распорядился Фабьен.
Он щелкнул пальцами. Гвардеец подхватил поднос и скрылся за дверями.
– Вы считаете, что ее высочество отравили? – спросил Кольбер.
– Версальский дворец – символ нашего короля и его власти. Символ Франции. Наши враги не остановятся ни перед чем, чтобы уничтожить этот символ. С тех пор, как его величество задумал превратить охотничий замок во дворец, он знал, что рано или поздно враги нанесут ему удар. Допускаю ли я, что враги отважились отравить сестру короля Карла? Да. Но это лишь часть их замысла. Нужно ожидать новых провокаций.
– А если ее высочество просто заболела? – спросил Лувуа.
– В любом случае вам придется обуздать свой аппетит. Пища теперь будет проверяться.
В Салон Войны вошел толстенький человек средних лет с жидкими волосами и пухлыми щеками.
– Господин Маршаль, вы посылали за мной?
Фабьен подозвал его к себе:
– Николя Ла-Ру, примите мои поздравления с повышением. Теперь вы – главный дегустатор кухни его величества.
– Но… – Ла-Ру явно не ожидал такого поворота событий. – Главным дегустатором был господин де Вернон.
– А теперь его место займете вы.
Ла-Ру выдавил улыбку, затем поклонился и исчез.
Людовик принялся расхаживать по кабинету, высоко подняв голову. Гнев и горе поднимались в нем волнами. Походив так некоторое время, он вдруг спросил у Бонтана:
– Мадам де Монтеспан уже проснулась?
– Сейчас пошлю слугу узнать.
– Не надо. Я сам зайду к ней.
Людовик направился к двери, но потом, словно что-то вспомнив, повернулся к Фабьену.
– Изолируйте дворец от внешнего мира, – распорядился король. – Никого не впускать и не выпускать. Приступайте!
За считаные минуты весь дворец узнал о королевском приказе. Все входы и внутренние двери, включая и двери покоев придворных, были закрыты на замок. Гвардейцы и слуги проверяли задвижки каждого окна.
Мадам де Монтеспан не любила, когда ее будил яркий дневной свет, и потому занавеси на окнах были задернуты. Стоило их поднять, как солнечный луч сразу же заставил придворную даму шевельнуться. Не открывая глаз, она сердито поморщилась.
– Я же не велела открывать шторы, – проворчала Атенаис. – Кто заставляет меня просыпаться так рано?
– Солнце, – ответил Людовик, вставая у окна и загораживая свет.
Мадам де Монтеспан села на постели, моргая сонными глазами и отводя с лица пряди волос.
– Ваше величество, мне без вас было так одиноко. Сегодня ночью я вместо вас целовала подушку.
Она почувствовала, что настроение Людовика далеко не игривое.
– Что-то случилось? – осторожно спросила маркиза.
Людовик присел на постель. Мадам де Монтеспан сразу заметила его воспаленные глаза.
– Наша дорогая Генриетта… заболела.
«Ну конечно, Генриетта, – недовольно подумала Атенаис. – Надо за языком последить, чтобы ненароком не обидеть короля».
– Ваше величество, меня совсем не удивляет ее обморок. Ее высочество совсем ничего не ест.
– Обморок Генриетты был вызван не голодом. Она серьезно больна.
– Тогда я должна ее немедленно навестить! – спохватилась мадам де Монтеспан. – Она у себя в спальне?
– Нет, у меня. Она пришла ко мне искать помощи.
Атенаис ощутила укол ревности.
– Я бы сделала то же самое, – нехотя призналась она и приказала служанке подать одежду.
Людовик безучастно смотрел, как она переодевается.
– Я приказал отрезать дворец от внешнего мира. Движение внутри тоже прекращено. Если хотите навестить Генриетту, поторопитесь.
Атенаис кивнула. Она надеялась, что король проводит ее или хотя бы поцелует перед уходом. Но Людовик остался сидеть, уткнувшись глазами в стену. Мадам де Монтеспан ушла, остро ощущая свое одиночество и неудовлетворенность.
Слуга подбросил дров в камин и разворошил поленья, чтобы они горели равномерно и согревали помещение, однако теплее не стало. Мария Терезия продолжала истово молиться в углу, взывая к Божьей помощи. Бонтан ждал, присев у королевского ложа. Как всегда в моменты потрясений, он начисто забывал о себе. Филипп стоял рядом с Клодиной, следя за каждым движением жены.
Клодина осторожно надавила больной на живот. Генриетта вскрикнула и забилась, словно в судорогах, пытаясь оттолкнуть руку врача.
– Привяжите ее высочество, иначе я ничего не смогу сделать! – крикнула Клодина.
Несколько слуг, схватив шарфы и пояса, привязали руки и ноги Генриетты к столбикам балдахина.
– Вы убиваете ее! – не выдержал Филипп. – Это безумие какое-то!
– Согласна, вашей жене сейчас очень больно. Но мне необходимо найти источник ее боли, иначе я не буду знать, как и чем ее лечить.
Клодина склонилась над Генриеттой:
– Ваше высочество, вы мне поможете? Прошу вас, не противьтесь моим действиям.
Дыхание Генриетты было частым и неглубоким. Ее лицо, чтобы не усугублять страданий, не стали отмывать от слез и крови. Выслушав слова Клодины, она слабо кивнула и тут же закрыла глаза, приготовившись к новому кругу ада.
Войдя в спальню мадам де Монтеспан, Бонтан нашел короля сидящим на постели придворной дамы. Людовик был один.
– Как ее состояние? Что-нибудь изменилось? – спросил король.
– Нет, ваше величество.
– Ей стало хуже?
– Да.
Людовик встал, прошел к окну. Ему хотелось увидеть сады, белый снежный покров на лужайках, кустах и деревьях. Но оконное стекло лишь отражало его лицо и ужас, застывший в глазах короля.
– Я не жалею, что послал ее в Англию, – сказал Людовик. – У меня не было даже секундного сожаления. Она с честью выполнила мое поручение и принесла славу нашему двору.
– Ваше величество, мы все горды ею, – ответил ему Бонтан.
Короля душили слезы, но он знал, что не позволит им пролиться. «Короли не плачут, что бы ни происходило на их глазах», – вспомнились ему слова матери. Он не заплачет. Он – король. «Король-солнце». Эти мысли придали Людовику решимости.
– Кто-то пытается через Генриетту уничтожить меня, – сказал он, резко отворачиваясь от окна.
– Но у них ничего не получится, – послышался голос Рогана.
– Если ты ищешь мадам де Монтеспан, ее здесь нет, – раздраженно бросил ему король.
Роган угрюмо кивнул:
– Когда я услышал печальную новость, я сразу принялся искать вас. Возле двери мадам де Монтеспан увидел вашего телохранителя, потому и зашел. Ваше величество, говорю вам как давний друг и ваш верный подданный: можете целиком располагать мною.
– Мой сын все еще во дворце?
– Да, – ответил Бонтан. – Теперь, когда дворец изолирован, дофин оказался запертым в своих покоях вместе с гувернанткой.
– Держите мальчика как можно дальше от моей спальни. Ему незачем видеть и слышать страдания Генриетты.
– Ваше величество, я знаю, чем занять дофина, – сказал Роган. – С вашего разрешения, я бы взял его на прогулку верхом. Гувернантка вряд ли учит его верховой езде, а дофин уже в таком возрасте, когда эти уроки просто необходимы. Да и свежий воздух с переменой обстановки – тоже.
– Ты прав, Роган. Верховая прогулка займет его тело и разум. Спасибо за прекрасное предложение.
Бонтан кивнул:
Читать бесплатно другие книги:
