«Сандал» пахнет порохом Корецкий Данил
– Сколько нужно пороха, чтобы убить одного врага? – спросил Камран ибн Дахи, глядя на кипящую внизу работу.
– Если стрелять из мушкета не дальше семидесяти шагов, ассасины обычно попадают с первого выстрела, – уверенно сказал Абдулкахар. – Для одного выстрела нужно приблизительно два дирхам аль-кайль[38] пороха. Для выстрела из базилики[39], которой турки пробили крепостную стену Константинополя, потребуется несколько мешков пороха. Могу я поинтересоваться, что конкретно имеет в виду мой господин, говоря об уничтожении врага с помощью пороха?
– Кувшин пороха, перемешанного с наконечниками стрел и камнями, может заменить длительную и кропотливую подготовку ассасина. Для того, чтобы взорвать порох, не нужны ни сила, ни ловкость, ни умение владеть оружием. Достаточно любому человеку, в котором никто не заподозрит ассасина, незаметно поджечь фитиль и подойти к врагу. Порох сам сделает все остальное – уничтожит и цель, и тех, кто ее окружает!
– Да, верно, – удивился Абдулкахар. – Но разве простой человек согласится умирать за нашу идею?
Камран только махнул рукой.
– Он будет умирать не за идею. За деньги, за райское блаженство, за страх, наконец! Ведь страх гораздо важней денег!
Помощник внимательно слушал.
– Если родственники не хотят платить выкуп за пленника, мы заставим пленника заплатить за родственников. Если он откажется, мы убьем всю его родню.
– Я верю каждому слову своего господина, как верю в самого Аллаха, хвала ему, – склонил голову Абдулкахар. – Но позволь узнать, откуда пленники смогут взять выкуп за всех своих родственников?
– Им не нужно будет ничего брать, – усмехнулся хозяин. – Им нужно будет отдать то, что у них есть – их жизнь. Как там эта… жена менялы Османа?
– Михри? – Абдулкахар усмехнулся, обнажив большие, как у лошади, зубы. – Мы держим ее на опиуме, и она обслуживает всех моряков, которые привозят нам товары. В море они скучают по женщинам, и сейчас очень довольны и благодарны твоей мудрости и щедрости.
– Вот с нее и начнем! – кивнул Камран. – Слушай, что надо делать…
Ризе, сентябрь 1597 г
Рынок городка Ризе, зажатого на узкой полоске земли между горами и морем, был гораздо меньше рынка соседнего Трабзона – крупнейшего портового города Черноморского побережья Османской империи. Но в изобилии и разнообразности товаров ему не уступал: за мясными рядами тянулись рыбные, за ними – чайные и мучные, фруктовые и овощные, еще дальше продавали вино, масло, мед, орехи… Как морские течения подчиняются законам водной стихии, так людская многоголосая толпа создавала между торговыми рядами свои течения, подчиняющиеся законам рынка. Среди этой людской стихии то и дело выныривали загоревшие мальчишки, снующие поперек течений и вызывающие в волнах покупателей краткосрочные шумные завихрения.
Лишь жену главы города – Айшет – не беспокоили ни давка, ни человеческие волны и завихрения – она вальяжно шла по пустому пространству, защищенная от толпы простых смертных четырьмя огромными охранниками, попутно исполнявшими роль носильщиков. Конечно, покупать продукты для стола высокородной семьи могла бы и прислуга, но Айшет любила ходить по рынку и частенько делала это сама, устраивая для себя небольшое развлечение. Иногда, как и теперь, она брала с собой семилетнего сына Мурада. С ней то и дело здоровались, норовили поцеловать руку или подол платья: жители обожали наместника султана Ибрагима ибн Хамида – он был строг, но справедлив и неподкупен. Недавно он отказался пустить жить в городе шайку кровожадных убийц – ассасинов, хотя они предлагали ему столько золота, сколько увезет взрослый осел. Айшет очень гордилась мужем.
Навстречу ей в толпе медленно двигалась другая женщина, по имени Михри. Ни охранников, ни носильщиков у нее не было, она сама несла на левом плече широкий глиняный кувшин с узким высоким горлышком, закрытым крышкой. Хотя Айшет и Михри друг друга не знали, они были чем-то похожи: обоим на вид лет двадцать пять, обе рослые, статные, с широким тазом и узкой талией, которые не могла замаскировать нарочито мешковатая восточная одежда. Обе были в дорогих хиджабах, не скрывающих миловидных лиц. И платья у них одинакового качества: пошиты из дорогих тканей и, несомненно, искусными портными, только у той, что несла кувшин, оно было помятым и испачканным, как будто госпожа подарила служанке одно из своих старых. Но это было не так. Служанкой Михри никогда не была. Еще неделю назад она жила в Орду со своим мужем и сыном – девятилетним Баязидом – в большом красивом доме, в полном достатке. Когда ее похитили, Михри думала, что скоро муж заплатит выкуп, и весь этот кошмар закончится. Но тогда кошмар только начинался…
В винный ряд обе женщины вошли с противоположных сторон почти одновременно.
– Вон она, в расшитом золотом хиджабе, среди охранников, – вынырнув из толпы, шепнул на ухо Михри худой, заросший черной щетиной, парень с крючковатым носом – это был один из ее мучителей. – И помни: если не сделаешь – твой сын умрет вместе с мужем!
Парень отошел в сторону, и, пробиваясь сквозь толпу, стал удаляться. Плохо понимая, что она делает, Михри продолжала движение, не обращая внимания ни на боль в нижней части живота после многократных изнасилований, ни на тяжесть кувшина с порохом, ни на кричавших ей что-то охранников Айшет… Вообще ни на что: ею владела только одна-единственная мысль – она должна сделать то, что должна, все остальное не имеет значения! «Скоро все закончится», – стучало в висках. Ей было уже не важно, почему муж не заплатил выкуп, сейчас Михри думала лишь о сыне. «Скорее бы это закончилось…»
Поддерживая левой рукой кувшин, правой она резко сняла крышку. Рванув за собой веревку, крышка привела в действие запальный механизм, за глиняной стенкой сосуда зашипело… И тут Михри увидела рядом с Айшет маленького Мурада. Круглые глаза ребенка смотрели на нее, так же, как глаза ее Баязидика. «Может, это он и есть?» – мелькнуло в затуманенном сознании.
– Гух-хх-х! – разрывающая ушные перепонки ударная волна рванулась во все стороны.
Разлетающиеся с огромной скоростью осколки кувшина, камни и наконечники стрел смешались в воздухе с оторванными руками и ногами, вонзились в клокочущие гортани и окровавленные животы, довершая начатое ударной волной. Огромное черное облако от дымного пороха накрыло место взрыва…
Горная Чечня, «Гнездо Саббаха», декабрь 2004 г
Через десять минут Абдаллах принес широкий пояс с лямками для плеч и выстроченными вертикальными отделениями-карманами. Он выглядел, как настоящий: тяжелый, с вшитым батарейным блоком, проводами, миниатюрным пультом с кнопкой, похожим на выключатель настольной лампы или торшера. Только вместо взрывчатки, наполненный песком. В свое время Джамалутдин изучал устройство пояса шахида именно на этом муляже, поэтому знал про песок. Переделать его в боевой можно за полчаса. «А может, его уже перезарядили? – почему-то мелькнула мысль. – Или это вообще не тот, а настоящий?»
– Держи, Ссыкун! – протянул Абдаллах муляж на вытянутой руке, словно тот ничего не весил. На самом деле в нем было килограммов восемь-десять, и Джамалутдин принял пояс двумя руками. Кровь ударила ему в голову, но возражать этому головорезу он побоялся. Ибо Абдаллаху убить его – что муху прихлопнуть…
– Мадина сейчас подойдет, – небрежно процедил охранник, и ушел к беседке, где Хуссейн уже попробовал завтрак, и теперь беседовал с амиром, выжидая, не подействует ли возможный яд… Джамалутдин представил: каково это: каждый день есть, не зная – выживешь или умрешь? Телохранители Саббаха отличались от него не только физической силой, но и силой духа…
Сзади раздались легкие шаги, и он обернулся. Это была Мадина. На ней, что называется, не было лица.
– Это правда? – чуть не плача, спросила она, с ужасом рассматривая пояс шахида. – Я же прошла снайперскую подготовку и сдала экзамен… Я снайпер!
Джамалутдин заглянул ей в глаза. Зрачки были расширены, значит, она получала препарат. Но тогда непонятно ее поведение…
– Успокойся, на нас смотрят! Ты хочешь, чтобы нас убили обоих прямо здесь? Делай то, что я говорю – просунь руки в эти лямки…
Джамалутдин помог надеть на хрупкие плечи тяжелый пояс, больше похожий на жилет, застегнул липучки впереди. Невольно опустил глаза – на животе пояс топорщился.
– Надо будет надеть широкую одежду, чтобы свободно сидела. Эти провода пропустишь в рукав, кнопку аккуратно возьмешь в кулак, только не сжимай преждевременно, – автоматически инструктировал Джамалутдин, плохо понимая, зачем вообще он это делает. – На следующее занятие надень ту одежду, в которой будешь…
Он запнулся.
– В которой ты должна быть там…
Мадина издала непонятный звук.
– А теперь, сними пояс, и попробуй надеть его сама!
Саббах и охранники беседовали, и одновременно наблюдали, как девушка с трудом облачается в смертельный наряд. Получалось у нее это очень неуклюже: она никак не могла застегнуть пояс. Саббах поморщился. То ли от неловкости шахидки, то ли от чего-то другого. Лица охранников, как всегда, оставались невозмутимы.
– Почему ты сегодня так наряден, хозяин? – спросил Абдаллах. – Разве сегодня праздник?
Саббах кивнул.
– Большой праздник Великого Джихада. Впрочем, я жду доклада о готовности.
Через несколько минут прозвонил спутниковый телефон. Амир молча выслушал собеседника.
– Сколько там народа? – наконец, спросил он. – Я знаю, что сегодня распродажа. Сколько? Несколько тысяч? Тогда наблюдайте: пока приходят больше, чем уходят – выжидайте. А потом делайте, что должны. В любом случае – это должно свершиться не позднее полудня. Лучше, ровно в полдень!
Отключившись, Саббах довольно улыбнулся.
– Сегодня надо посмотреть новости! Это будет нечто грандиозное! Мир содрогнется!
Абдаллах и Хуссейн почтительно кивнули.
– Ты великий человек, амир! – сказал Абдаллах. – По твоему слову в разных концах мира падают самолеты, слетают с рельсов поезда, взрываются дома!
– Я не велик! – покачал головой Саббах. – Я только слуга Аллаха, выполняющий его волю…
– Твоя скромность не знает границ, о амир всех амиров!
– Достаточно славословий! Как у нас со временем?
– Время прошло, – сказал Хуссейн. – Превосходная свежайшая еда!
– Тогда прикажи, чтобы Али подавал завтрак!
Повар захлопотал у мангала.
– Не нравится мне, как работает Мадина, – сказал Абдаллах. – А снайпер из нее хороший…
Саббах пропустил его слова мимо ушей.
Неслушающимися пальцами, Мадина все же застегнула пояс.
– А теперь пройдись! – приказал Джамалутдин.
Будущая шахидка, пошатываясь, то ли от тяжести пояса, то ли от навалившейся внезапно тяжести неминуемой гибели, прошла несколько метров, повернулась, подошла к инструктору. Глаза были наполнены слезами. От беседки доносился запах жареного мяса, Джамалутдин сглотнул слюну.
– Меня сейчас стошнит, – прошептала Мадина, прикрывая рот ладошкой и наклоняясь.
– Эй, что там у вас? – тут же крикнул Абдаллах.
– Ее тошнит! – ответил Джамалутдин.
– Иди, иди отсюда! – замахал рукой охранник. Поняв, что девушка не в состоянии сойти с места, он подбежал, брезгливо схватил ее за пояс, как собаку за ошейник и, почти отрывая от земли, поволок к казарме. С минуту постояв в оцепенении, Джамалутдин пришел в себя и направился к беседке.
– Занятие прошло неудачно, амир, – сказал он, надеясь, что Саббах заменит неудачницу. – Она не укладывается в нормативы, к тому же, у нее не снята тревожность… И она плохо себя чувствует…
– Как говорят русские: «Первый блин – комом», – сказал Саббах, с аппетитом уплетая жареное мясо со свежайшей лепешкой. – Ты продолжишь занятия с ней по ускоренной программе, и я думаю, справишься с заданием. Ты полностью отвечаешь за нее, я не хочу этим заниматься. У тебя будет постоянный пропуск сюда, и ты должен поддерживать связь с Якубом. Он отвечает за ее психологическую подготовку.
– Я все исполню, амир!
– Завтра ты должен быть готов сообщить мне, как планируешь дублировать импульс на взрыватель. А сейчас поговори с Якубом, он придет на площадку.
При этих словах Хуссейн поднес ко рту маленькую рацию и, с трудом проглотив недожеванный кусок, невнятно что-то сказал. Джамалутдин поклонился и отошел туда, куда ему показали. Через три минуты прибежал Якуб.
Это был высокий, худой, даже высохший, будто изнуренный болезнью, мужчина лет пятидесяти, хотя ему можно было дать и все шестьдесят. У него было узкое морщинистое лицо, острый подбородок, запавшие, горячечно блестевшие глаза под развитыми надбровными дугами. Седые волосы остались только на висках, поэтому он всегда носил круглую черную шапочку, скрывающую лысину. Седой треугольник усов был коротко подстрижен, и он то и дело пробовал щетину согнутыми пальцами, а может, это он почесывал нос. В советские времена он работал фельдшером в районной больнице, потом заведовал медпунктом в горном селе, несколько раз у него были проблемы с законом, связанные с наркотиками… Когда-то маленький Джамалутдин упал с абрикосового дерева и рассек колено, Якуб остановил кровотечение, наложил швы, перевязал. Все быстро зажило, хотя шрам остался до сих пор. И теплые чувства к Якубу Джамалутдин испытывал до сих пор. Правда, с того времени фельдшер сильно изменился: он стал нервным, дерганным, постоянно втягивал голову в плечи и часто беспокойно оглядывался по сторонам.
Вот и сейчас он испуганно посмотрел в сторону Саббаха и его охранников.
– Я не виноват, – с ходу начал оправдываться он. – Прошло еще очень мало времени, я даю ей чай, ну, ты знаешь, какой… Лейла использовала кокаин, но она владела гипнозом, а я этого не умею… Ты же знаешь – Лейлу убили, совершенно случайно, на базаре вспыхнула перестрелка, а она покупала сонный корень…
– Ничего, дядя Якуб, – успокаивающе произнес Джамалутдин, не понимая – чего так боится бывший фельдшер, а ныне инструктор-психолог. – Все будет хорошо…
– Да, да, я собираюсь применить морфин, он, конечно, тяжелый, но какая ей разница, ведь правда?
– Правда, правда, – кивнул Джамалутдин, но тут же будто вынырнул из забытья. – Что значит: какая разница? Зачем морфин?
– Ну, ее же все равно разорвет на куски… А кокаин закончился… Он, конечно, легче, но его уже нет. И не потому, что я его вынюхал сам – это ложь!
Якуб двумя пальцами схватился за кончик носа и тут же провел по коротко подстриженным усам. Так делают люди, у которых кокаиновый насморк.
Горячая волна ударила Джамалутдину в голову: эта сволочь уже считает Мадину мертвой и собирается посадить на тяжелый наркотик! Под взглядами Саббаха и его псов он с трудом сдержался.
– Ладно, завтра поговорим, – сказал он и сумел сохранить голос спокойным. – Мне тоже надо кое-что усовершенствовать в системе подрыва.
– А я так боюсь этих ваших подрывов, этой взрывчатки! – замахал руками бывший фельдшер. – Но у каждого своя работа! Хорошо, что ты согласен со мной по схеме обработки…
Якуб оживленно потер сухие ладошки.
– Мы подготовим ее в нужное время – никуда не денется! Не она первая, не она последняя…
Джамалутдин до боли в пальцах сжал кулаки, но спросил обычным, спокойным голосом.
– Вы живете по-прежнему в Бабай-Юрте?
– Да, дом у меня там… Хотя, в основном, ночую здесь, так удобней. Но сегодня хочу сходить домой… Ну, я рад, что мы договорились. Тогда до завтра…
– До завтра, – сказал Джамалутдин, отводя взгляд.
Зимой в горах рано темнеет. Только что стоял светлый день, как вдруг небо посереет, сумерки сгустятся, и на землю падает ночь. Впрочем, еще час продержится светлое время, так что Якуб должен скоро появиться: в темноте плутать по горным тропам нет резона даже тому, кто родился и вырос в этих краях. Джамалутдин сидел на большом камне за пределами минного поля. Он с первого раза запомнил расположение мин, и теперь не нуждался в проводнике.
Якуб, конечно, за много месяцев тоже выучил схему расстановки наизусть. Вначале Джамалутдин думал устроить ему сюрприз: переставить «пээмэнку»[40] на новое место, или проволоку какой-нибудь растяжки протянуть в другом направлении… Потом решил, что это слишком рискованно: и взрыв услышат, и прибегут быстро, и следствие проведут тут же. Установят – кто ходил через минное поле, да кто мог с минами такие штуки устроить? А выйдет, что кроме Джамалутдина и некому! Так что он от первоначального плана отказался и теперь сидел на камне у разветвления тропинок: одна поворачивает на Мамут, а вторая идет прямо к дороге, где можно поймать попутку до Бабай-Юрта. Сидел и терпеливо ждал. Из «Гнезда» это место не просматривалось – вокруг все заросло лесом и кустарником, в конце дня тут, обычно, никто не ходит, короче – позиция выбрана удачно. За спиной – небольшой рюкзак, из которого торчит отполированная ручка малой саперной лопатки. Он не представлял, как сделает то, что собрался, но знал наверняка, что сделает!
Небо уже начинало сереть, когда он увидел высокую согбенную фигуру с длинным, почти в свой рост, то ли посохом, то ли шестом. Фигура продиралась сквозь кусты, на всякий случай прощупывая длинной палкой дорогу перед собой. Когда она подошла вплотную, Джамалутдин спрыгнул с камня и вежливо поздоровался. Якуб шарахнулся в сторону и схватился за сердце.
– Уф, как ты меня напугал! Я думал – это враги!
– А кто у тебя враги, дядя Якуб?
– А-а-а… Жизнь устроена так, что у каждого живого существа кругом враги. Одних он ест, другие хотят его съесть… Вот и ходят с опаской, спиной друг к другу не поворачиваются, – Якуб засмеялся дребезжащим смехом.
Очевидно, он принял свою дозу и находился в хорошем состоянии и настроении. Но смех тут же оборвался.
– А ты здесь что делаешь? – настороженно спросил бывший фельдшер. – Договорились завтра встретиться, а сейчас еще сегодня… Зачем здесь сидишь – ночь скоро?
– Да просто так, дядя Якуб, – добродушно ответил Джамалутдин. – А раз тебя встретил, так и провожу до дороги, на попутную машину посажу.
– Так разве я сам не сяду? Меня здесь все знают!
– Может все, а может, и нет. Глянут, а у тебя в руках палка. Ну, скажут, пусть идет себе и дальше пешком! А у меня автомат, со мной другой разговор…
Они пошли по тропинке, ведущей к дороге, Якуб все время оглядывался и норовил сбавить шаг, чтобы идти рядом, не оставляя бывшего пациента за спиной. Чувствовалось, что он насторожился.
– А домой чего не поспешил? – вкрадчиво спросил он. – Отец, мать, заждались… Умар, правда, на дежурстве, мы с ним только что прощались. Хороший парень вырос. Да и вообще у вас вся семья порядочная…
– Спасибо, дядя Умар…
– А помнишь, как ты ногу сломал, и я тебе гипс накладывал?
– Не ногу сломал, а колено разбил. И не гипс, а швы… А почему вдруг вспомнил, дядя Якуб?
– Не знаю, – печально ответил Якуб и машинально осмотрел руки своего спутника. Но они были пусты. Только автомат висел на плече.
– Вспомнилось почему-то…
«А он чувствует, – понял Джамалутдин. – Как барашек, которого везут на шашлык…»
Тропинка круто пошла вниз. Якуб безропотно шел впереди, уже не оглядываясь. Видно, смирился… Сутулая спина, худые плечи. Абдаллах показывал, что если ударить сверху в левую ключицу, то попадешь в сердце. Беззвучная мгновенная смерть…
Джамалутдин сунул руку под куртку и осторожно, чтобы не заскрежетал, вытащил кинжал из ножен. Медленно поднял руку, прицелился, и, закусив губу, ударил! Но в этот самый момент Якуб поскользнулся, ноги проехали по мокрой земле, и он плюхнулся на свой тощий зад. Кинжал не попал в нужную точку, а проехался по спине, распоров ее от плеча до лопатки. Раздался протяжный крик смертельно раненного зайца, старенький пиджак мгновенно пропитался кровью. Джамалутдин коршуном налетел сверху, и принялся бить кинжалом куда попало, словно гвозди забивал. Все пошло не так, как планировалось. Якуб корчился, кричал, хрипел, теплые капли попадали на одежду и брызгали в лицо. Но он не останавливался. До тех пор, пока не довел начатое до конца.
Потом встал. Ноги и руки дрожали. Растерзанное тело бывшего фельдшера лежало в темной луже, кровь была везде: на руках, на лице, на одежде… Быстро смеркалось, над головой клекотали орлы. Суровые горные вершины молча смотрели на влюбленного минера-убийцу. То ли с осуждением, то ли с уважением. Джамалутдин был уверен, что поступил правильно, но не испытывал гордости. Ведь ему предстояло заметать следы. А герои этого не делают. Это делают преступники.
– Где Якуб? – спросил Абдаллах, как только Джамалутдин утром появился в «Гнезде».
– Не знаю, – пожал плечами тот.
Джамалутдин соврал: на самом деле Якуб лежал в расщелине у тропы, ведущей к дороге, засыпанный окровавленной землей и присыпанный листьями и ветками. Он сам его туда положил.
– А что он тебе вчера говорил? Вы долго шептались!
– О деле. Как Мадину готовить. Он жаловался, что кокаин кончился, и уверял, что не он его вынюхал.
– Грязная собака! – разъярился иорданец. – А кто? Может, я? Или ты?
– Я сегодня здесь второй раз…
– Да знаю, знаю… А куда он идти собирался?
– Не знаю. Сказал, что у него какая-то важная встреча.
– Важная встреча! За наркотой скорей всего поехал. И обдолбался в хлам!
Джамалутдин изобразил изумление.
– Не может быть! Дядя Якуб очень порядочный человек!
Абдаллах скривился.
– Много ты знаешь! Пока его нет, сам выполняй его работу, – могучая волосатая рука протянула несколько ключей на короткой цепочке. – Вон там его каморка, все лекарства, дурь… Делай, что хочешь, амир сказал – ты за все отвечаешь!
Джамалутдин растерянно взял ключи и направился к врезанной в скалу стальной двери. Такого оборота он не ожидал.
– Слышь, а чего ты так вырядился? – ухмыльнулся охранник. – Хочешь Мадину разложить на столе? Так здесь это нельзя, вот когда в Москву приедете, если поторопишься – успеешь проскочить в последний раз…
– Что ты ерунду всякую несешь? – буркнул Джамалутдин и, не поддерживая скользкую тему, пошел своей дорогой. Повседневную рабочую одежду – зеленую куртку из прочной ткани со множеством карманов, такие же штаны и высокие ботинки пришлось тщательно отстирать и сейчас все это сохло дома. А ему ничего не оставалось, как надеть потрепанный коричневый костюм – еще со школьного выпускного вечера, светлую рубашку и черные узконосые туфли. Надо сказать, что такой наряд выглядел здесь довольно странно.
Мадина сегодня выглядела лучше, чем вчера: зрачки уже не были расширены, да и безысходность с лица исчезла. На Джамалутдина она теперь смотрела с надеждой.
– А где этот… Якуб? – напряженно спросила она, оглядываясь по сторонам.
– Он больше не придет, – сдержанно ответил молодой человек. – Только никому об этом не говори! И давай заниматься, за нами наблюдают!
Сегодня Мадина работала гораздо быстрее и легко укладывалась в нормативы. Улучив момент, когда Саббах со своими волкодавами выехал из лагеря и на них никто не смотрел, Джамалутдин тихо предупредил девушку:
– Всем говори, что я даю тебе таблетки и желтый чай!
Она кивнула.
– А что будет дальше?
– Я должен отвезти тебя в Москву, чтобы ты стала шахидкой, – прошептал Джамалутдин, незаметно осматриваясь по сторонам. – Но я предлагаю убежать и спрятаться там, где нас не найдут. Ты согласна?
– Конечно! Когда мы убежим? Сегодня?
– Нет. Придется подождать. А пока веди себя, как обычно…
Мадина взяла его за руку и благодарно сжала пальцы. Для чеченской девушки это была очень смелая и откровенная благодарность!
Когда занятия закончились и Джамалутдин собрался домой, оказалось, что и Умар сдает дежурство. Так что с КПП они вышли вместе.
– Что это ты так вырядился? – с улыбкой спросил старший брат. – Неужели собрался свататься?
– Хватит, Умар! Мне не до шуток!
Тот посерьезнел.
– А что случилось?
Джамалутдин оглянулся, хотя они шли через минное поле и рядом никого быть не могло.
– Я решил убежать с Мадиной! Поедем будто бы в Москву, а сами спрячемся где-нибудь…
– Да ты с ума сошел?! – Умар вытер вспотевший лоб. – Ты соображаешь своим умом? Где ты спрячешься? Новости по телевизору видел?!
– Нет…
– В Америке вчера огромный универмаг взорвали! Трупы грузовиками вывозят! А команду отдал амир Саббах! И где ты думаешь от него спрятаться?!
– Найду тихое место…
– Какое тихое место, если он до другого полушария дотягивается?! Где есть такое «тихое место»?! И потом – ты о нас подумал? Они убьют всех – меня, отца, мать, тетю Тамилу, дядю Мурата! Всех!!
Джамалутдин тяжело вздохнул. Сейчас он казался себе маленьким глупым несмышленышем, считающим, что если залезть под кровать, то его никто не найдет…
– Но мне отступать уже некуда, брат! – упавшим голосом сказал он.
– Почему?!
– Ты спросил, почему я так одет…
– Ну…
– Потому что я убил Якуба, и моя обычная одежда была перепачкана кровью, мать стирала ее всю ночь!
– Значит, родители знают? – недобро прищурился Умар.
– Догадываются. Но Якуба рано или поздно найдут. И Хуссейн с Абдаллахом вырвут у меня признание вместе с кишками!
– Надо было думать об этом раньше!!
Джамалутдин ничего не ответил. Они долго шли в тяжелом молчании. Наконец, старший брат тяжело вздохнул.
– Меня пытались посадить на крючок, но я не дался, – медленно произнес он. – Но судьба подводит меня к этому крючку…
– Что ты говоришь, брат? – Джамалутдин остановился. – Какой крючок? Кто хотел это сделать?
– Неважно, – Умар продолжал идти широким, уверенным шагом, как он ходил всегда. Младший брат побежал следом. Дальнейший путь прошел в молчании. Только когда подходили к дому, Умар сказал:
– Ладно, я попробую что-нибудь сделать!
Глава 11
Тропинки мира террора
Чечня, Черные горы, базовый лагерь «Сандала»
Группа Мухтарыча вернулась к обеду, и всего с одним «трехсотым» – Шумахер словил пулю в левое плечо. Рана была сквозная, но его решили отправить в госпиталь – все равно он не мог работать в полную силу, да и необходимости считать каждого бойца не было: когда скатишь с вершины большой камень, остальные посыплются сами собой.
– Как все прошло? – спросил Аюб.
Мухтарыч молча кивнул и пожал плечами: мол, дело сделали, значит – все нормально, что тут еще рассказывать?
– В Аризоне взорвали магазин! – сообщил Провайдер. Он подключил к спутниковой антенне свой ноутбук, провел сеанс связи с Центром, вызвал на вечер вертолет – забрать раненого, и напитался новостями.
– Говорят, самый мощный теракт за последние годы. Ответственность взял на себя «Великий Джихад»…
Эту новость восприняли мрачно и никак не комментировали. То ли от усталости, а может, от осознания своего бессилия.
– Слушай, Аюб, а твой кинжал не простой, у него целая история, – Провайдер перевел разговор на более занимательную тему. – Оказывается, он принадлежал ассасинам, ну, знаешь, этим персидским ниндзя, которые проникали сквозь крепостные стены и убивали, кого хотели… Потом он попал к начальнику охраны турецкого султана и вообще сменил много хозяев… Кстати, стоит он около миллиона долларов!
– Откуда ты все это узнал? – скептически спросил Мухтарыч.
– В Интернете один профессор написал. Оказывается, он дважды устанавливал его подлинность!
– Один раз у ассасинов, а другой – у турецкого султана? – пошутил Шумахер. Он явно хотел показать, что держится молодцом, хотя все понимали, что легкие раны бывают только у других. Да еще в кино.
– Нет, уже совсем недавно. Я вам покажу. Там и фотографии, и его заключение…
– Хватит болтать, иди есть! – сказал Монтана, пробуя суп из говяжьей тушенки с картошкой и овощами. – И подумай, откуда этот кинжал мог здесь взяться? Ветром его занесло, что ли? Или мало на Кавказе своих кинжалов?
Бойцы рассмеялись и принялись беззлобно подшучивать над Провайдером.
– Как его принесло, я не знаю, – честно сказал тот. – Но это точно тот самый кинжал!
Трабзон, сентябрь 1599 г
Часовой северной башни дворца-крепости Камрана ибн Дахи смотрел на восток – вот-вот там забрезжит рассвет, приближая час его смены с поста. Это зрелище наверняка будет более интересным, чем вид пустынного, порядком опостылевшего моря. Минареты расположенной на возвышенности мечети, освещенные первыми лучами солнца, станут похожи на две большие розовые свечи. Стоя на посту, ассасин наблюдал это зрелище уже много раз, но такое надоесть не может. А что может быть интересного с северной стороны? Мало кто рискнет в это время года выходить в открытое море.
Часовой оказался прав – с северной стороны ничего интересного не происходило. Пять юрких одномачтовых казачьих стругов, неся по полусотне человек и одной небольшой пушке-фальконету, подошли не со стороны открытого моря, от Керченского пролива, а бесшумно скользнули вдоль берега, с запада, со стороны города Орду. Минареты в лучах рассвета стали последним, что увидел часовой, перед тем как выпущенная из арбалета стрела пробила его тело.
Благостный рассвет закончился. Град стрел обрушился на крепость. Струги подходили к берегу, из них выскакивали разгоряченные, готовые к бою казаки, разворачивались цепью и шли в атаку. Отрывисто пролаяли фальконеты, срывая с петель тяжелые крепостные ворота. Толпа вооруженных людей ворвалась в крепость, растеклась по прилегающим улицам, захватывая попадавшиеся на пути дома. Выбежавшие навстречу нападающим ассасины оказали ожесточенное сопротивление. Захлопали выстрелы, зазвенели сабли, бесшумно летали стрелы… Нынешние ассасины имели уже не ту боевую подготовку, что во времена Аль Саббаха, к тому же, их было значительно меньше. Вскоре вымощенный камнем двор был усеян трупами, в основном, телами обороняющихся. Тесня уцелевших защитников, казаки ворвались в крепость, где бой продолжался. Кровь заливала беломраморные лестницы и персидские ковры, которыми были устланы коридоры.
В своей спальне, на широкой кровати под белым балдахином, Камран ибн Дахи спал между двумя наложницами – светло-русой Нурой и смольной брюнеткой Латифой. Когда звуки приблизившейся рукопашной проникли сквозь толстую дубовую дверь, Латифа вскочила и принялась будить своего повелителя. Ворвавшийся в спальню Фрол – пожилой бородатый казак с серьгой в левом ухе – увидел голую девушку, трясущую за плечо спящего бородатого мужика. Та отчаянно закричала, вмиг разбудив Камрана и Нуру. Главный ассасин попытался дотянуться до рукояти стоящей у изголовья сабли… Казак оказался проворнее – он взмахнул саблей, и отрубленная голова Камрана скатилась на пол, белоснежную постель мгновенно залило кровью. Нура и Латифа, дико крича, забились в угол. Они закрыли лицо руками, забыв о более интимных частях тела, которые завороженно рассматривал Фрол. Его поразило, что ногти на ногах у девушек покрашены в золотой и серебряный цвета.
В коридоре раздались выстрелы, топот, и в комнату вбежали еще четверо казаков: двое с окровавленными саблями, и двое с пищалями на изготовку. Они быстро осмотрели комнату, заглянули за тяжелые портьеры, проверили платяной шкаф.
– Больше никого нет! – сказал самый высокий. Это был Игнат. Его отец – Иван Макарович – стоял рядом и перезаряжал пищаль.
– Проходите дальше! – крикнул им Фрол. – Эти обе мои!
– Ты же знаешь, Фрол, наш закон казачий, – огрызнулся Иван Макарович. – Все на бочку, а потом поделим.
– Бабы – это тебе не зипуны! – отрезал Фрол. – Я забираю их, а вы мою долю вещами себе возьмите!
Он был настроен серьезно: две наложницы были слишком хорошей добычей, чтобы рисковать ими в поисках неизвестно чего.
– Одевайтесь, чего жметесь! – грубо приказал он.
Нура пришла в себя первой: схватив со стула легкую одежду, протянула ее Латифе, и сама стала быстро одеваться. Но одевание мало что изменило: в золотых лифчиках и трусиках, в прозрачных шароварах и накидках, в золотых туфельках без задников – девушки были все равно, что голые. Новый хозяин сорвал парчовые портьеры и бросил пленницам.
– Прикройтесь! И идите со мной, быстро! – он указал рукой направление.
Девушки безропотно засеменили к двери. Для них смена хозяина была делом обычным, так же, как и беспрекословное послушание.
– Пошли, пошли! – для порядка поторапливал Фрол, подталкивая их в спины.
Четверка казаков нехотя расступилась, пропустив более удачливого сотоварища с добычей.
– Да черт с ними, с этими бабами! – сказал один из них – плотный парень с огненно-рыжими усами. – Давайте поищем, может, чего получше найдем!
– Ааа, – махнул рукой другой. – Что может быть в спальне? Пойдем лучше дальше, а то уже уходить скоро пора…
– Да там везде без нас уже хватает, кому искать, – не уступал рыжеусый, распахивая платяной шкаф и выбрасывая на пол штаны из тонкого полотна, длинные шелковые рубашки, кафтаны с золотым орнаментом, круглые шапки, отороченные дорогим мехом, короткие сапожки из тонкой кожи…
– Собирай в узел! – приказал он самому молодому – Семке Лобаю. Тот сорвал очередную штору и принялся увязывать туда вещи, в которые, казалось, можно было одеть всю станицу. Туда же умудрился засунуть саблю обезглавленного хозяина.
Иван Макарович и Игнат осмотрели примыкающие помещения: терму с бассейном, библиотеку, круглый зал для молитвы. Не найдя ничего интересного, они вернулись в спальню, заглянули за огромную кровать с балдахином, раздернули занавески и обнаружили запертую дверь.
– Ерунду всякую запирать не будут! – резонно сказал Иван Макарович, и пальнул из пищали в замок. Дверь треснула и после нескольких ударов ногами распахнулась. Это была комната без окон, заставленная сундуками, кожаными мешками и корзинами. Стены были увешаны оружием, щитами, доспехами. Игнат запалил масляную лампу у входа. В тусклом свете оружие заиграло блеском драгоценных камней, золотом и серебром.
Отец открыл обитую железом крышку сундука. Игнат присвистнул: сундук был полон драгоценностями: золотые монеты, подсвечники, всевозможные статуэтки, жемчужные ожерелья, рубины, бриллианты…
Читать бесплатно другие книги:
