Забытая комната Чайлд Линкольн
Lincoln Child
THE FORGOTTEN ROOM
Copyright © 2015 by Lincoln Child. This translation published by arrangement with Doubleday, an imprint of The Knopf Doubleday Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC
© Самуйлов С.Н., перевод на русский язык, 2015
© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство «Э», 2016
1
Столь необычного зрелища почтенный и величественный Научный институт Глазго, основанный в 1761 году по милостивому повелению короля Георга, пожалуй, еще не видывал. На Большой лужайке, напротив административного здания, установили большой, заставленный микрофонами подиум. На складных стульях перед ним расселись десятка три репортеров, представлявших как местные издания, так и лондонские газеты «Таймс», «Нейчер», «Оушенографи», журнал «Тайм» и уйму других. Справа от подиума стояли две телекамеры – от Би-би-си и Си-эн-эн. Слева, на крепких деревянных подмостках, поместилась внушительных размеров и необычного вида машина из темного металла, своего рода гибрид сигарного туба и подушечки для булавок, футов тридцати в длину, с массивной насадкой, выступающей из верхнего края.
Нестройный гул голосов переговаривавшихся между собою репортеров стих, как только двери административного здания открылись и навстречу послеполуденному сентябрьскому солнцу вышли двое мужчин: один – низенький и толстенький, с шапкой седых волос и в плотном твидовом пиджаке; другой – высокий и худощавый, с суровыми чертами, светло-каштановыми волосами и внимательными серыми глазами. В отличие от своего спутника он был одет в консервативный темный костюм.
Оба подошли к подиуму, и тот, что постарше, прокашлявшись, обратился к публике:
– Дамы и господа, представители прессы… благодарю за внимание. Я – Колин Рид, ректор Научного института Глазго. Справа от меня – Джереми Логан.
Рид отпил воды из стоявшего на подиуме стакана и снова прочистил горло.
– Вы, наверное, хорошо знаете, чем занимается доктор Логан. Он, возможно, единственный и определенно самый выдающийся из действующих сегодня энигматологов. Его работа заключается в том, чтобы исследовать, интерпретировать и объяснять – иначе и не скажешь – необъяснимое. Он проливает свет на загадки истории, отделяет миф от правды и естественное от сверхъестественного.
Стоявший слева от Рида Джереми Логан едва заметно нахмурился, словно смущенный этим панегириком.
– Около двух месяцев назад мы связались с доктором Логаном, находившимся тогда в своем родном Йельском университете, и попросили выполнить для нас одно поручение. Если коротко, это поручение можно сформулировать так: доказать или опровергнуть существование животного, более известного как Лох-несское чудовище. Последние шесть недель доктор Логан провел в Инвернессе, где именно этим и занимался. И сейчас я попрошу его поделиться с нами результатами своих изысканий.
Рид отошел от микрофона, уступив место Логану, который, прежде чем заговорить, бегло оглядел собравшихся. Голос его, негромкий и мягкий, со среднеатлантическим акцентом, контрастировал с зычным, раскатистым басом шотландца Рида.
– Лох-несское чудовище, – начал Логан, – самое известное из всех так называемых шотландских озерных чудовищ и, возможно, самое знаменитое из криптидов. Обращаясь ко мне, институт не ставил целью воспрепятствовать развитию местной индустрии туризма или вытеснить из бизнеса торговцев образчиками лох-несской иконографии. Скорее, его цель заключалась в том, чтобы положить конец попыткам разного рода любителей и энтузиастов отыскать это существо, попыткам, число которых возросло в последнее время и которые, по крайней мере дважды за прошлый год, приводили к трагической гибели людей.
Он сделал глоток из своего стакана.
– Я пришел к выводу, что для доказательства существования животного требуется одно: наблюдение объекта в его естественной среде. Доказательство же противного потребовало бы куда большей работы. Моим наилучшим союзником могла стать техника. Я обратился к командованию военно-морского флота Соединенных Штатов, в котором и сам некогда служил, с просьбой одолжить мне одноместный аппарат для подводных исследований. – Логан указал на необычного вида машину, установленную на деревянный помост. – Данный аппарат оборудован радаром непрерывного излучения, сонаром с синтезированной апертурой[1], эхолокационными устройствами, использующими технологию импульсной компрессии, и многими другими приборами для подводной картографии и обнаружения цели с последующим ее ведением.
Два фактора надлежало принять во внимание. Во-первых, Лох весьма протяжен и необычайно глубок, в некоторых местах глубина его достигает семисот пятидесяти футов. Во-вторых, судя по описаниям так называемых очевидцев, мы имеем дело с существом, морфология которого предполагает близость к плезиозавру. В таком случае его длина может быть от двадцати до сорока футов. Некоторые параметры – такие как дальность перемещения и экологическое предпочтение – оставались неизвестными, но определить их не представлялось возможным до обнаружения объекта.
Для начала я ознакомился с особенностями спускаемого аппарата и топографией озера – как в надводном, так и в подводном режиме. В решении первой задачи мне помог опыт службы на флоте. Период обкатки занял примерно неделю, и за это время я не обнаружил никаких признаков существа.
Далее я обратился к институту с просьбой обеспечить меня сетью. Такая сеть, размером восемьсот на десять тысяч футов, была изготовлена с использованием нейлоновой нити военного назначения.
Публика удивленно зашумела.
– Дальше началась весьма скучная, однообразная, но понятная – после нескольких первых прогонов – работа. Задачу мне облегчал тот факт, что озеро, при длине около двадцати миль, не очень широкое – менее двух миль в самом широком месте. Мы начали с севера и двигались на юг. В работе мне помогали два аспиранта из института и две моторки из Инвернесса. Каждый день я совершал погружение и прочесывал участок озера протяженностью в одну милю в южном направлении. Все отрезки исследовались по трем осевым линиям – икс, игрек и зет. По каждому отдельному участку я делал три отдельных прохода на разной глубине, используя приборы наведения для обнаружения объектов определенного размера.
Оборудование, о котором идет речь, имеет значительный радиус действия и отличается высокой точностью; при наличии в исследуемом районе объекта заданных параметров я бы обязательно его обнаружил. В конце каждого дня я, с помощью аспирантов – по одному на каждом берегу – и двух моторок, перемещал сеть на одну милю вперед, к конечному пункту поисков на следующий день. Благодаря своему размеру она перекрывала все озеро в поперечнике, как противолодочное заграждение. Величина ячеек позволяла свободно проходить через нее обычным рыбам, но затрудняла проникновение объектов, ширина которых превышала сорок сантиметров.
В поисках существа я ежедневно исследовал участок озера длиной в одну милю. И в конце каждого дня, как уже упоминалось, мы переносили сеть на одну милю вперед. Таким образом, через двадцать дней мы достигли южной оконечности озера, но никого не обнаружили. Подводя итог, леди и джентльмены, я выражу его всего лишь в четырех словах, которые произнесу не без некоторого сожаления, поскольку и сам, как любой из вас, люблю криптозоологические легенды: никакой Несси не существует.
Слушатели встретили заявление аплодисментами и разрозненными смешками.
Издалека донесся низкий и глухой, монотонно повторяющийся стук. По мере приближения в нем отчетливо проступал тяжелый ритм рубящих воздух вертолетных лопастей. Еще немного, и из-за ближайшего холма, застроенного домиками из красного кирпича, вынырнул пузатый военный вертолет. Снизившись – судя по опознавательным знакам, машина принадлежала военно-морскому флоту США, – он завис над Большой лужайкой и темно-серым подводным аппаратом. Заходила кругами прибитая ветром трава; репортеры похватали разлетающиеся бумаги и прижали к головам шляпы. Выбежавший из административного здания техник в комбинезоне прикрепил два выскользнувших из брюха вертолета огромных крюка к скобам на корпусе спускаемого аппарата. Потом, отступив, поднял два больших пальца, и вертолет начал осторожно подниматься. Подводное суденышко оторвалось от платформы и, раскачиваясь, устремилось вверх. Набрав высоту, вертолет медленно повернулся носом на восток, унося с собою висящий на двух тросах груз. Через шестьдесят секунд он исчез. Вся операция заняла меньше пяти минут.
Секунду-другую Логан еще смотрел на дальний горизонт. Потом повернулся к репортерам.
– А теперь я с удовольствием – и по мере возможности полно – отвечу на ваши вопросы.
Три часа спустя в уютном, обставленном в духе времен Эдуарда VII баре самого шикарного отеля Глазго те же двое – Колин Рид и Джереми Логан – угощались неразбавленным односолодовым виски с густым торфяным ароматом.
– Отличный спектакль, – сказал Рид. – И я имею в виду не только сегодняшнюю пресс-конференцию.
– Актерская игра мне в новинку, – скромно ответил Логан. – Теперь буду знать, что, если весь этот бизнес с охотой на привидения сойдет на нет, я всегда смогу подработать на театральных подмостках – как-никак будет прибавка к моей йельской зарплате.
– «А теперь я с удовольствием – и по мере возможности полно – отвечу на ваши вопросы», – повторил, усмехаясь, Рид. – Хорошая оговорка. – Он сделал глоток скотча. – Что ж, думаю, после сегодняшнего объявления и введения новых правил в отношении использования на озере моторных судов поиски Лох-несского чудовища наконец-то прекратятся.
– Как мы и планировали.
– Ах да, – словно только что вспомнив о чем-то, пробормотал Рид и, сунув руку в карман, достал тонкий конверт. – Твое жалованье.
– Неудобно брать деньги у института, – сказал Логан, отправляя конверт в карман, – но я утешаю себя мыслью, что это компенсация за неизбежный удар по моей репутации, который последует, если правда все же вскроется.
– Позволь еще раз поблагодарить – от себя и, уверен, от имени Несси… – Ректор немного помолчал. – Информация у тебя?
Логан кивнул.
– И ты по-прежнему уверен, что ее следует уничтожить?
– Это всего лишь мое мнение. Что, если снимки окажутся в открытом доступе или – не дай бог – попадут в Интернет? Будет перечеркнуто все, чего мы достигли. Я сожгу их сразу же, как только доберусь до дома.
– Ты, конечно, прав… – Рид на секунду замялся. – Можно… Позволь взглянуть в последний раз?
– Конечно.
Логан огляделся, открыл лежавший рядом, на банкетке, кейс «Зеро Холлибертон», достал папку и передал ее Риду. Тот взял ее, перелистал страницы, и глаза его вспыхнули жадным блеском.
Представленные изображения были получены с помощью различных приборов: акустического рассеивателя, синтетического апертурного радара, активного лучеобразующего сонара. Все они показывали – под разным углом и в разных позициях – одно и то же: существо с массивным, яйцеобразным туловищем, боковыми плавниками и длинной тонкой шеей. Секунду-другую Рид рассматривал их, затем с печальным вздохом закрыл папку и вернул Логану.
Американец уже убирал ее в «дипломат», когда к столику подошел человек в форме служащего отеля.
– Доктор Логан?
Тот кивнул.
– Вам звонят. Пройдите, пожалуйста, к регистрационной стойке.
Логан нахмурился.
– Я сейчас занят. Это может подождать?
Служащий покачал головой.
– Нет, сэр. Они говорят, что дело неотложное. В высшей степени срочное.
2
Тому, кто едет по род-айлендскому шоссе номер 138 с запада, мост Верразано видится четырехполосным балочным сооружением весьма приятного – хотя и довольно рискованного – дизайна. Сезон активных поездок миновал, машин было немного, и Логан добавил немножко газу своему «Лотус Илан» 68-го года выпуска. Автомобиль послушно и без видимых усилий устремился вверх по въезду и дальше, по мостовому пролету. Внизу промелькнул узкий участок суши, а потом впереди показался другой мост: Клейборн-Пелл, намного более длинный и высокий. Неплохо разбираясь в строительных технологиях, Логан относился к висячим мостам с некоторой опаской, а потому слегка придавил педаль газа. Купе преодолело подъем, выскочило на вершину пролета, и все тревожные мысли о резонансных частотах вылетели у него из головы при виде открывшейся впереди и внизу картины.
Сияющий, подобно жемчужине под утренним осенним светом, перед ним, словно страна Оз в конце дороги из желтого кирпича, лежал Ньюпорт. Бухточки, марины, гавани, причалы и сверкающие здания, одетые в камень или обшитые выкрашенными белой краской досками и едва различимые издалека, растянулись вправо и влево. Ближе к мосту воду бороздили подгоняемые ветром одномачтовые яхты и швертботы под белыми тугими парусами. Картина эта никогда не приедалась, и Логан, въезжая в Род-Айленд, неизменно любовался ею.
Съехав с моста, он повернул вправо, на Фэйрвелл-стрит, пересек узкие, забитые машинами полосы старого даунтауна и наконец оказался на Мемориал-бульвар. Как и все туристы, Логан свернул сначала влево, потом вправо, на Беллвью. Но затем, вместо того чтобы взять курс на восток, в сторону Клифф-Уок с ее идеально ухоженными фасадами таких коттеджей, как «Марбл-хаус» или «Брейкерс», он направился на юг, а потом на запад, к Оушн-авеню. За окном промелькнули несколько маленьких пляжей, загородный клуб и ставшие уже привычными летние особняки. Проехав еще мили две, Логан сбросил скорость перед узкой мощеной улицей, уходившей на юг от главной транспортной артерии города и не имевшей иного наименования, кроме прикрученной к дорожному знаку таблички с надписью: «ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ». Останавливаться он не стал и ярдов через сто достиг высокой кирпичной стены, тянувшейся вдаль по обе стороны дороги, насколько хватало глаз. Впереди дорога упиралась в ворота и старомодное, с шиферной крышей строение, служившее контрольно-пропускным пунктом. Логан остановился и предъявил документы. Охранник быстро просмотрел их, кивнул и вернул гостю. Решетка ворот поднялась. Логан помахал охраннику и проехал.
Узкая, петляющая дорога пролегала через небольшую рощицу с двумя следующими один за другим подъемами и спусками. Логан еще раз повернул и остановился, впервые за последние десять лет увидев «Люкс».
Сейчас тот выглядел даже больше, чем ему помнилось. Песочного цвета строение, напоминающее увеличенную копию английского Небуорт-хаус, простиралось, казалось, на многие мили и в самом конце разделялось на два крыла, Восточное и Западное. Оно напоминало Логану страну Оз – причудливое смешение стилей, якобинского, палладианского и высокой готики, мигающие под солнцем окна из освинцованного стекла. Лишь темные жилы расползшегося по фасаду плюща, бдительно-настороженного, словно насупленного, фронтоны и башенки, да разбежавшиеся по крыше и будто приготовившиеся к сражению низкие зубцы придавали всему сооружению несколько зловещий облик. Впрочем, нет, не зловещий – это слово было бы слишком сильным, – но тревожащий, внушающий беспокойство. Такое определение пришло на ум при первом взгляде, и теперь Логан снова к нему вернулся. Высокая кирпичная стена, за которой он оказался, тянулась вдаль и то сбегала вниз, то карабкалась вверх, следуя капризам травянистого ландшафта, но в самом конце натыкалась на крутые, суровые, вознесшиеся над Атлантикой скалы. По бокам от главного здания разместились, словно разбросанные в беспорядке, еще с десяток строений, различных как по форме, так и по размеру: электростанция, оранжерея, склад и еще несколько сооружений без окон – Логан знал, что в них располагаются лаборатории. Все вместе они образовывали небольшой городок наподобие университетского кампуса, занимавший территорию около сотни акров.
Ученый неторопливо проехал к парковочной площадке на ближней стороне Восточного крыла. Передний вход, обрамленный четырьмя массивными соломоновыми колоннами, поддерживавшими мраморный фронтон, был излишне величественен, чтобы служить чем-то иным, кроме как украшением. Логан вышел из машины и направился по короткой дорожке, с обеих сторон обсаженной деревьями, к двойным дверям. И только здесь привинченная к фасаду потемневшая от времени и стихий бронзовая табличка извещала посетителя, что ему дозволено лицезреть «ЛЮКС».
Сбоку от двери имелось несколько устройств: цифровая панель, интерком с зуммером и еще один гаджет, назначение которого Логан установить не смог. Отпечатанное на принтере и прилепленное поверх всех этих технических штуковин бумажное объявление гласило:
ЖИЛЬЦЫ И ГОСТИ,
ВО ВНЕУРОЧНОЕ ВРЕМЯ
ПОЛЬЗУЙТЕСЬ КЛАВИАТУРОЙ
Поскольку к Логану это не относилось – был еще полдень, – он нажал кнопку звонка.
Через секунду из динамика донесся скрипучий женский голос:
– Да?
– Доктор Джереми Логан, – сказал он, наклоняясь к микрофону.
Ответ пришел с небольшой задержкой.
– Пожалуйста, входите.
В интеркоме зажужжало; двери распахнулись, и Логан вошел в длинный и широкий коридор, знакомый по прошлым посещениям и недвусмысленно оповещающий о двойном назначении громадного здания. Отделанные элегантным, почти вычурным молдингом, стены и потолок вполне могли отражать вкусовые предпочтения какого-нибудь «барона-разбойника» прошлого века, однако заваленные книгами столы, затоптанная ковровая дорожка, таблички на дверях и бросающиеся в глаза красные указатели запасных выходов намекали на нечто совершенно иное.
Пройдя с десяток ярдов по коридору, Логан повернул к двери с табличкой «ПРИЕМНАЯ». В комнате звонили телефоны, пальцы деловито щелкали кнопками клавиатур, однако ученый моментально распознал растворенное в воздухе непривычное, приглушенное ощущение, отчетливо пробивавшееся сквозь нормальный, профессиональный тон занятого работой офиса.
Сидевшая за длинным письменным столом женщина подняла голову и вопросительно посмотрела на него.
– Доктор Логан?
– Совершенно верно.
– Я предупредила директора. Он сейчас спустится.
Логан кивнул.
– Спасибо.
Он посмотрел на обтянутые кожей кресла и диванчики, дополнявшие обстановку приемной, и уже собирался сесть, когда в дверном проеме образовалась знакомая фигура. Грегори Олафсон, конечно, постарел – некогда густые черные волосы были теперь белее снега, морщинки у глаз, проступавшие, только когда он смеялся, врезались в кожу глубокими бороздками, – но не печать возраста, а нечто иное лежало на его лице. Увидев гостя, Олафсон улыбнулся, однако улыбка, едва появившись, тут же погасла.
– Джереми. – Он шагнул к Логану, протягивая руку. – Рад снова тебя видеть.
– Здравствуй, Грегори.
– Понимаю, ты, должно быть, спрашиваешь себя, что это все значит. Идем – я объясню в кабинете.
Он повернулся и вышел из приемной. Логан последовал за ним.
3
Кабинет Олафсона остался таким, каким и помнил его Логан. Темные, в эдвардианском стиле, деревянные панели, начищенные до блеска латунные ручки, сохранившиеся с незапамятных времен и изображавшие непонятно что картины на стенах – Олафсон предпочитал абстрактный экспрессионизм. Занимавшие одну стену высокие, с прочными рамами окна открывали вид на ухоженный ландшафт: зеленую лужайку, спускающуюся к скалистому обрыву над бурливым океаном. Тяжелые, с освинцованным стеклом, рамы были слегка подняты, и Логан слышал далекий шум бьющихся о берег волн и ощущал солоноватый запах моря.
Директор предложил гостю кресло и сам опустился в соседнее.
– Спасибо, что приехал так быстро.
– Ты сказал, что дело срочное.
– Таковым я его и считаю. Но почему… тут есть определенные затруднения. Это… – Олафсон на секунду замялся. – Это по твоей части. Вот я и решил, пока ты не занят, воспользоваться твоими услугами.
В комнате стало тихо, несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга.
– Прежде чем сказать что-то еще, – продолжил наконец Олафсон, – мне нужно быть уверенным, что на твою оценку не повлияют ни предубеждения, ни недоброжелательность, которые могли возникнуть вследствие… э… наших прошлых разногласий.
За этим вступлением последовала еще одна пауза. Сидя в кресле, Логан задумчиво смотрел на директора «Люкса». Последний раз они с Олафсоном разговаривали лет десять назад, и тогда он сидел в этом же самом кресле. И время года было то же. И даже выражение лица у его собеседника – взволнованное, нетерпеливое. Продравшись через завесу времени и памяти, пришли обрывки тогдашней короткой речи Олафсона: «Некоторые наши сотрудники больше озабочены… восприняли недостаток академической строгости… на первом месте должно стоять благо старейшего и самого престижного политического института нации…»
Логан сел поудобнее.
– С этим проблем не будет.
Директор кивнул.
– Я могу положиться на твою полнейшую осмотрительность? Многое из того, что ты услышишь, является секретом даже для факультета, стипендиатов и штатных работников.
– Осмотрительность и осторожность – часть моей работы. Не стоило и спрашивать.
– В том-то и дело, что я обязан это сделать. Ладно, спасибо. – Олафсон бросил взгляд в окно и снова повернулся к гостю. – Помнишь доктора Стрейчи?
Логан на секунду задумался.
– Ты имеешь в виду Уилларда Стрейчи?
Олафсон кивнул.
– Он ведь занимается компьютерами, так?
– Верно. Некоторое время назад Стрейчи оказался в центре… э… весьма трагического происшествия, произошедшего здесь, в «Люксе».
Так вот откуда это непонятное ощущение напряженности, подумал Логан, вспомнив свое недолгое пребывание в приемной.
– Рассказывай.
Прежде чем продолжить, директор снова посмотрел в окно.
– Последние пару недель Стрейчи был сам не свой.
– А конкретнее? – спросил Логан.
– Беспокойный. По-видимому, не спал или сильно недосыпал. Раздраженный, что, если помнишь, совершенно ему несвойственно. И еще… – Олафсон снова замялся. – Начал разговаривать сам с собой.
– Неужели?
– Так мне докладывали. Разговаривал негромко, бормотал что-то под нос, но подолгу и временами весьма оживленно. А три дня назад у него вдруг случился нервный срыв.
– Продолжай.
– Потом вспылил, начал нападать на свою ассистентку. – Олафсон нервно сглотнул. – Какая у нас здесь служба безопасности, ты и сам знаешь – можно сказать, одно название, и регулировать такого рода… проявления мы не в состоянии. Кое-как удержали, изолировали в гостевой библиотеке на первом этаже, а потом позвонили девять-один-один.
Логан молчал, ожидая продолжения, но Олафсон поднялся, подошел к стене и отвел в сторону декоративную занавеску, скрывавшую проекционный экран. Потом он выдвинул ящик в той же стене, достал цифровой проектор, подключил к сети и направил на экран.
– Нам обоим – и тебе, и уж точно мне – будет легче, если ты увидишь все сам. – Директор шагнул к стене, щелкнул выключателем и включил проектор.
Некоторое время экран оставался темным. Потом по нему пробежали какие-то цифры. И лишь затем появилась «картинка», черно-белое, немного зернистое при данном уровне увеличения изображение: сигнал поступал с камеры системы видеонаблюдения. По нижнему краю рамки поползла отметка времени и даты. Помещение Логан узнал сразу. Это была, как и сказал Олафсон, гостевая библиотека «Люкса»: роскошно обставленная комната с изысканными канделябрами и кессонным потолком. Три стены были заставлены книгами, четвертая отдана нескольким высоким окнам с такими же, как в директорском кабинете, тяжелыми рамами. Повсюду в этом просторном помещении стояли кресла, оттоманки и банкетки. Библиотека не предназначалась для работы – настоящая, рабочая, находилась где-то в другом месте, и книгами была укомплектована гораздо полнее, поскольку ее создали с иной целью: производить впечатление на гостей и потенциальных клиентов.
В какой-то момент в поле зрения установленной где-то вверху камеры видеонаблюдения появился человек, который расхаживал взад-вперед по дорогому ковру и явно пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Он то рвал на себе одежду, то дергал себя за волосы. Присмотревшись, Логан узнал доктора Стрейчи, изрядно постаревшего и выглядевшего лет на шестьдесят – шестьдесят пять. То и дело ученый останавливался и наклонялся вперед, зажимая ладонями уши и как будто пытаясь блокировать некий невыносимый звук.
– Мы поместили его туда, – объяснил Олафсон, – чтобы не навредил ни себе, ни кому-либо еще до прибытия помощи.
Тем временем на экране Стрейчи подошел к двери и принялся дергать ее, что-то при этом выкрикивая.
– Что он говорит? – спросил Логан.
Олафсон покачал головой.
– Не знаю. Боюсь, какой-то бред. Качество аудиозаписи очень низкое, встроенный микрофон имеют лишь немногие камеры видеонаблюдения.
Между тем Стрейчи не только не успокаивался, но и наоборот, возбуждался все сильнее. Он стучал по стенам, выдергивал с полок и швырял через комнату книги. Снова и снова ученый останавливался, затыкал пальцами уши и мотал головой, как поймавший крысу пес. Потом подошел к окну и принялся колотить по нему кулаками, но разбить освинцованное стекло оказалось не так-то просто. Потерпев неудачу, Стрейчи заметался, как слепой, по библиотеке, шатаясь, размахивая руками, натыкаясь на стены и переворачивая столы. В какой-то момент он оказался недалеко от камеры, и голос его стал яснее, но потом Стрейчи отвернулся, отдуваясь и оглядываясь по сторонам. И вдруг затих.
Краем глаза Логан заметил, что Олафсон перестал смотреть на экран.
– Должен предупредить, Джереми, эта часть чрезвычайно неприятная.
Человек на экране снова направился к окнам. Сначала медленно, потом быстрее, решительнее. Подойдя к ближайшему, он попытался поднять раму, но та сдвинулась лишь на несколько дюймов.
Стрейчи перешел к соседнему окну и принялся дергать раму вверх, но и здесь его успех измерялся парой дюймов. Старомодные, с металлическим кантом, рамы были очень тяжелы; кроме того, их десятилетия не чистили и не смазывали.
С третьим окном узнику повезло больше – уже со второй попытки рама поддалась и сравнительно легко пошла вверх. Сначала Стрейчи толкал ее обеими руками, потом приспособился делать это плечом. Логан даже расслышал, как он сопит от натуги. Старания наконец увенчались успехом, и рама поднялась на максимальную высоту: почти на пять футов от подоконника.
Сетки на окне не было, поскольку библиотека находилась на первом этаже, и теперь ученому открылся путь к свободе. Оставалось только сделать еще один шаг. «Так в чем же здесь трагедия? – подумал Логан. – Ну поехала крыша у одного ученого, и что?»
Стрейчи, однако, выпрыгивать из окна не стал, но наклонился, протянул руку к правому краю и как будто нащупал что-то в пазе. Цепь, понял вдруг Логан и, заинтригованный, даже подался вперед. Держа цепь в одной руке, другой Стрейчи совершал какие-то манипуляции с неким предметом, который оставался скрытым от камеры наблюдения.
Потом он поднял руку, и Логан увидел в ней железный противовес, штуковину около десяти дюймов в длину и, по-видимому, довольно тяжелую. Отсоединив противовес от цепи, Стрейчи бросил его на пол. Теперь рама оставалась в поднятом положении лишь потому, что ученый удерживал цепь.
Логан вдруг поежился, словно его коснулось леденящее дыхание страха.
Не выпуская цепь, Стрейчи опустился на колени перед окном и положил голову на подоконник. Логан замер, не отрывая взгляд от экрана и слыша хриплое, прерывистое дыхание.
А потом Стрейчи выпустил цепь из пальцев… С резким пронзительным скрипом, напоминающим гудок поезда, тяжелая металлическая рама ухнула вниз. И даже грохот от удара не заглушил жуткий треск кости. Тело несчастного дернулось, словно от прикосновения оголенного электрического провода. Логан торопливо отвернулся, но еще раньше отрубленная голова улетела в цветочную клумбу под окном библиотеки, а бесстрастный глаз камеры наблюдения зафиксировал густой поток черной крови.
4
По меньшей мере с минуту мужчины оставались на месте. Потом директор включил свет, убрал в ящик проектор, завесил шторой экран и вернулся к своему креслу.
– Боже мой, – пробормотал Логан.
– Мы, разумеется, не могли скрыть факт самоубийства Стрейчи, – вздохнул Олафсон, – но по понятным причинам постарались свести к минимуму детали происшествия. Тем не менее какая-то информация просочилась… ходят слухи… – Он посмотрел на Логана. – Должен спросить, у тебя уже есть какие-то мысли?
– Боже мой, – повторил Логан.
Увиденное потрясло его. Он пытался вызвать из памяти образ Уилларда Стрейчи, сохранившийся с тех времен, когда они вместе работали в «Люксе», но каждый раз видел тихого, немного стеснительного мужчину с жидкими, мышиного цвета волосами. При встречах они обменивались ничего не значащими улыбками, кивали друг другу, однако никогда не разговаривали.
Стараясь отойти от шока, Логан повернулся к Олафсону.
– Думаю, – медленно начал он, – покончить с собой таким способом может только тот, кто совершенно не в состоянии прожить хотя бы еще одну минуту. Он не мог ждать, когда получит доступ к таблеткам, оружию, автомобилю или сумеет забраться на крышу. Ему требовалось умереть. Срочно. Не откладывая.
Директор кивнул и подался вперед.
– Я не занимаюсь повседневными делами «Люкса» – эта обязанность возложена на Перри Мейнарда. Но я знаю Уилла Стрейчи более тридцати лет. Человек психически стабильный, сдержанный, в высшей степени благоразумный. Ко всему прочему, был одним из моих лучших друзей и шафером на моей свадьбе. Чтобы Уилл напал на кого-то… такое невозможно. И он никогда бы – никогда – не совершил самоубийство. Тем более таким ужасным образом. Его всегда отталкивало уродство, он избегал любого рода сцен. Поступок, свидетелями которого мы были, глубоко противен самой его натуре.
Олафсон наклонился еще ниже.
– Власти, разумеется, просто зафиксировали самоубийство, и на этом все закончилось. Они вообще весьма туманно представляют, что такое политические институты и кто в них работает. А полицейский психиатр, насколько я помню, отделался такой отпиской: «Короткий реактивный психоз, вызванный состоянием фуги». – Он горько усмехнулся. – Но я же понимаю, что это не так. И я понимаю кое-что еще: человек на видео – не тот, кого я знал. Вот так. Все просто – и все сложно. Поэтому мы и пригласили тебя.
– Не вполне мое направление, – сказал Логан. – Я – энигматолог, а не частный детектив.
– А разве здесь не энигма? – спросил Олафсон, и голос его задрожал от сдерживаемых чувств. – Я ведь только что сказал: человек на видео – не Уиллард Стрейчи. Уилл никогда бы так не поступил. И тем не менее налицо факт, отрицать который невозможно: он покончил с собой. Ты это видел. А я видел еще и тело. – Директор перевел дух и провел ладонью по лбу. – Нужно выяснить, что с ним случилось. И нужно это не мне, а «Люксу».
– Ты говоришь, что он был одним из лучших твоих друзей. Его что-нибудь беспокоило? В личной жизни? На работе?
– В последние год-два я видел Уилларда не так часто, как хотелось бы. – Олафсон махнул рукой в сторону заваленного бумагами стола. – Но, уверен, его ничто не беспокоило. Он не был женат, жил один, и такая жизнь вполне его устраивала. В финансовом плане был независим. Со здоровьем никаких проблем; весь здешний персонал проходит ежегодный медосмотр, и последний, два месяца назад, ничего не выявил – я сам проверял. Насколько мне известно, Уилл собирался уходить; однако об этом лучше поговорить с его ассистенткой Ким или же доктором Мейнардом. Но уверяю тебя, перспектива отставки ничуть его не пугала. В «Люксе» он был полным стипендиатом и внес огромный вклад в исследования, область которых сам же и выбрал. Ему было чем гордиться и ради чего жить. Когда мы обедали в последний раз, Уиллард много говорил о том, чем ему не терпится заняться в отставке. Он планировал тур по соборам Европы – увлекался архитектурой и архитектурным дизайном, много читал по этому предмету. Думал вернуться к музыке… Ты, наверное, не знал, что он был талантливым пианистом и получил классическое музыкальное образование? Долгое время, год за годом, ему приходилось отказываться от серьезной практики из-за занятости на работе. А еще Уиллард мечтал поплавать по Средиземному морю – он был неплохим моряком. Так что у него имелось все, ради чего стоит жить. Всё.
Почти минуту в кабинете стояла тишина. Потом Логан кивнул.
– Я согласен. Но только при одном условии. Мне понадобится полный, неограниченный допуск ко всем офисам, лабораториям и архивам «Люкса».
– Хорошо, – после секундной, почти незаметной паузы сказал директор.
– Мне нужно как-то представляться? Объяснять причину, почему я нахожусь здесь, что выискиваю и высматриваю, с какой стати задаю вопросы? Как-никак у меня ведь с «Люксом», скажем так, своя история, и ее надо принимать во внимание.
Олафсон огорченно поморщился.
– Я уже думал об этом. Многие из тех, кого ты знал десять лет назад, до сих пор работают здесь. Ты, конечно, за эти годы стал личностью весьма известной. Но, поскольку тебе потребуется свобода действий, я не вижу оснований ни скромничать, ни маскироваться, ни вводить людей в заблуждение. Ты здесь по приглашению совета директоров, и твоя задача – изучить обстоятельства смерти доктора Стрейчи. Вот так. А уточнять я не собираюсь.
– Очень хорошо. Прежде чем приступлю к делу, надо ли мне знать что-то еще?
– Да. – Директор на секунду задумался. – Чтобы не было недосказанностей, хочу сразу предупредить: не все здесь будут рады тебя видеть. Я имею в виду не только твою, как ты выразился, историю с «Люксом». После тебя в организацию влилось много свежей крови, но по сути «Люкс» остался местом очень консервативным. Ты встретишь людей, которые будут сомневаться в твоих мотивах, людей, которые будут относиться к тебе с недоверием. Скажу больше, при обсуждении вопроса о твоем приглашении совет директоров разделился пополам, три на три. Так что для принятия решения голосовать пришлось мне.
Логан немного устало улыбнулся.
– К этому я привык. Похоже, такое уж невезучее место.
– Ты ведь все еще работаешь в Йеле, верно?
– Верно.
– Что ж, это обстоятельство может сыграть в нашу пользу. – Олафсон поднялся. – Идем – оформим все по правилам.
5
В половине пятого того же дня Логан стоял в своем кабинете на третьем этаже и задумчиво смотрел в окно. Окно было той же, что и в гостевой библиотеке, конструкции – тяжелое, с освинцованным стеклом и облицованное металлом, и Логан знал, что уже никогда больше не посмотрит на него так, как прежде. Сейчас оно было закрыто, но ученый все равно слышал глухой рокот Атлантики, бросающей волны на скалистый берег.
Логан поднял руку и провел пальцами по оконной раме. История «Люкса» началась с частного клуба, основанного в начале 1800-х шестью профессорами Гарварда для обсуждения вопросов искусства и философии. С годами амбиции и возможности заведения росли, цели расширялись, и в 1892-м клуб был реорганизован в «Люкс»; в нем появился свой устав, а финансовое положение укрепилось за счет щедрых пожертвований. Старейший в стране институт политических исследований – «мозговой центр» для непосвященных – более чем на два десятилетия опередил Институт Брукингса. В первые годы существования ему сопутствовал беспрецедентный успех. В условиях быстрого роста прежние помещения уже не соответствовали новым требованиям, и «Люкс» перебазировался из Кембриджа сначала в Бостон, а потом, в начале 1920-х, в Ньюпорт, где у наследников одного эксцентричного миллионера был куплен особняк, известный как «Темные фронтоны». В последующие годы институт продолжал благоденствовать, проводя исследования в таких областях, как экономика, политика, прикладная математика, физика, а в последнее время и компьютерная наука. Единственной запретной темой – и это оговаривалось в уставе организации – являлись исследования, результаты которых могли быть в той или иной форме использованы в военных целях. Этим «Люкс» отличался от других «мозговых центров», которые с готовностью принимали прибыльные заказы на проведение соответствующих работ.
Логан отступил от окна и оглядел предоставленный в его распоряжение офис. Как и повсюду в здании, все здесь было пышное, богатое, изысканное. Помимо рабочего кабинета ученый мог пользоваться небольшой гостиной, спальней и ванной. Взгляд Логана остановился на письменном столе. Он уже разложил кое-что из своего обычного оборудования: ноутбук, камкордер, цифровой диктофон, детектор электромагнитного излучения, инфракрасный термометр и с десяток книг, в том числе и старинных, в кожаных переплетах.
В дверь осторожно постучали. Логан открыл – за порогом мялся парень в невыразительном деловом костюме.
– Извините. – Он протянул запечатанную папку с надписью: «ЛИЧНО И КОНФИДЕНЦИАЛЬНО». – Доктор Олафсон просил передать лично вам в руки.
– Спасибо, – кивнул Логан.
Парень повернулся и зашагал по коридору, застеленному дорогой ковровой дорожкой. Логан толкнул плечом дверь и распечатал папку. В ней оказался один-единственный, неподписанный DVD-диск.
Энигматолог вернулся к столу, сел, включил ноутбук, подождал, пока тот загрузится, и вставил диск. Через пару секунд на экране открылось окошко медиаплеера. Воспроизведение началось автоматически. Логан сразу понял, что перед ним та самая, черно-белая и не лучшего качества, запись с камеры наблюдения, которую он смотрел в кабинете директора: роскошная библиотека и человек, расхаживающий туда-сюда и дергающий себя за волосы.
Логан щелкнул кнопкой «пауза». Смотреть это еще раз не хотелось. Глядя на застывшего на экране Стрейчи, он вспомнил слова Олафсона: «…я знаю Уилла Стрейчи более тридцати лет. Человек психически стабильный, сдержанный, в высшей степени благоразумный …у него было все, ради чего стоит жить …человек на видео – не тот, кого я знал».
Логан закрыл окошко плеера и открыл утилиту для извлечения аудиодорожки из DVD. Потом открыл полученный файл с помощью специальной программы аудиоредактора и прослушал его целиком. Запись продолжалась четыре минуты и двадцать секунд. После первого прослушивания Логан стер последние тридцать секунд: визг падающей оконной рамы, тошнотворный хруст костей и два последовавших за этим глухих удара – слушать это было почти так же невыносимо, как и видеть воочию.
Теперь Логан прослушал аудиофайл еще раз. Первые сорок пять секунд занимали тяжелые шаги и хриплое дыхание. Эту часть он тоже стер. Оставшаяся, примерно трехминутная запись плохого качества содержала бормотание, шипение и цифровые артефакты.
В главном окне редактора аудиодорожка была представлена волновой формой: растянувшаяся слева направо жирная, рваная линия, нашпигованная острыми, похожими на иголки шипами. Логан открыл окно поменьше и выбрал функцию спектрального анализа аудиофайла. Некоторое время он смотрел на дисплей, изучая и подстраивая амплитуды и частоты. Потом, передвигая ползунки, прошелся по файлу шумоподавителем. И затем, усилив сигнал, провел файл через параметрический эквалайзер, совмещенный с фильтром высоких частот.
Теперь, очищенный от большей части посторонних шумов, файл звучал громче и яснее. Логан уже различал голос Стрейчи, но понять, что говорит ученый, все еще было трудно – отчасти по причине плохого качества записи и отчасти из-за того, что Стрейчи то вздыхал, то бурчал. Тем не менее Логан приложил максимум усилий для расшифровки, снова и снова проигрывая трудные куски, снова и снова вслушиваясь в невнятное бормотание. По мере возможности он старался поставить себя на место Стрейчи, представить, что тот мог чувствовать, и затем интерполировать результаты.
– Нет… Нет. Я не могу. Не могу.
Дальше – учащенное дыхание.
– Помогите. Пожалуйста, помогите мне. Оно следует за мной повсюду. Повсюду. Я не могу… не могу от него спастись!
Логан услышал, как Стрейчи дергает дверную ручку, сбрасывает с полок книги.
– Оно идет из… (неразборчиво). Я знаю… знаю…
Что-то загремело… перевернутый стол. Голос ненадолго зазвучал яснее.
– Голоса… слишком близко. Они словно яд. Надо уйти.
Стрейчи снова удалился от камеры, и голос стал доноситься издалека.
– Оно со мною. Они со мною. В темноте. Нет, господи, нет…
И вот… Внезапно дрожь, волнение ушли. Дыхание замедлилось, сделалось почти спокойным. Логан остановил запись; он знал, что будет дальше.
Сохранив расшифровку в виде текстового файла, Логан закрыл ноутбук, поднялся и подошел к окну с видом на угрюмо-серую Атлантику. Расшифровывая запись, он попытался поставить себя на место Стрейчи, но теперь уже жалел об этом. Там не было ничего, кроме необъяснимого, внезапного безумия. Безумия и смерти.
Они со мною. В темноте.
Солнце заливало зеленую лужайку, убегавшую от особняка к морю. В обшитом дубовыми панелями кабинете было тепло, но Логан невольно поежился, словно ощутив пробежавший по спине озноб.
6
В половине восьмого Логан вышел из офиса, спустился по широкой центральной лестнице и вошел в главную столовую. Ставшие для «Люкса» домом, «Темные фронтоны» являлись продуктом лихорадочного воображения Эдуарда Делаво. Во время строительства чудаковатый миллионер-затворник купил старинный французский монастырь, разобрал его камень за камнем и, перевезя в Род-Айленд, встроил в свой особняк. В бывшем монастыре нынешняя столовая служила трапезной. Просторное готическое помещение, с солидными деревянными балками, образующими сводчатый потолок, и декоративными арками, выстроившимися вдоль обитых гобеленами стен. Иллюзию нарушали две стоящие одна против другой соломоновы колонны с витой мозаикой – двойники тех, что стояли у главного входа. Служившие изначально опорами, такие колонны, хотя и разных размеров, встречались в «Люксе» повсюду.
Задержавшись на мгновение у входа, Логан скользнул взглядом по столам, обедающим за ними людям и официантам в смокингах, деловито снующим там и сям. Несколько лиц показались ему смутно знакомыми, но куда больше было тех, кого он не знал. Одинаковые, круглые, рассчитанные на шесть мест столы были накрыты белыми льняными скатертями.
Один из ближайших к двери столов оказался занят ровно наполовину. Двое, мужчина и женщина, уже сидели, а третий – на виртуальное присутствие которого указывало присутствие прибора, – скорее всего, временно отлучился. В мужчине Логан узнал Джонатана Кинга, специалиста по теории игр. Во времена работы Логана в «Люксе» каких-либо близких отношений они не поддерживали, но Кинг всегда казался доброжелательным. Направившись к столу, энигматолог моментально привлек к себе внимание, к которому уже давно привык, поскольку его фотографии довольно часто появлялись на обложках различных журналов.
Кинг тоже поднял голову, но узнал бывшего коллегу не сразу, а когда узнал, расплылся в улыбке.
– Джереми! – Он поднялся из-за стола и протянул руку. – Какой сюрприз… Рад тебя видеть.
– Привет, Джонатан. Не против, если я составлю компанию?
– Конечно, присоединяйся. – Кинг повернулся к сидящей рядом женщине. На вид ей было лет тридцать – черные, сияющие волосы, пытливые глаза. – Познакомься – Зои Демпстер. Поступила в «Люкс» шесть месяцев назад, младший стипендиат. Специалист по многовариантным исчислениям.
В «Люксе», как и в других подобного рода учреждениях, людей представляли не только по имени – к последнему автоматически добавлялась специальность.
– Здравствуйте, – с улыбкой сказал он.
– Здравствуйте. – Демпстер нахмурилась. – Мы уже встречались?