Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание Берия Лаврентий

Образовали Третье ГУ[1135]. Считается, для работ по «Беркуту»[1136], но сразу ясно, что возьмем шире[1137].

Коба официально ТГУ на меня и взваливает, и не взваливает. Вроде подключает Георгия, но Георгий сам повседневно не следит и следить не будет. А Коба стареет. А раз Воздушная Оборона на мне, то и здесь спрос с меня.

Я уже не знаю, то ли мне это все [осточертело], то ли привык. Пару месяцев передохнеш (так в тексте. – С.К.), а потом снова на год. А если что упустил, он – манкируешь работой. Обидно.

Недавно говорил с Королевым[1138]. Крепкий мужик. Но мечтатель. Докладывают, хочет полететь в космос. Циолковский! Я ему говорю: «Ты что, делаешь ракету для космоса? Ты для Бомбы должен ракету делать». Он улыбается, говорит: «Одно другому, т-щ Берия не мешает. Если сделать могучую ракету для бомбы, она и в космос улетит.

Говорит, человек должен летать в космос.

Я ему говорю: «Ты над землей научись летать». А он говорит: «Космос, это тоже над землей. Только повыше. Вот скоро собачек будем запускать, а потом и человека[1139].

Пусть мечтает. Хорошая мечта помогает работать. А я уже давно не мечтаю. Даже о покое не мечтаю.

17/II -51

Коба признал, что Николай[1140] не тянет[1141], текущие вопросы идут больше через меня. Теперь председательствовать на заседаниях Совмина и Бюро будем поочередно Николай, меня и Георгия (так в тексте. – С.К.). Все равно последнее время председательствовал я. Но это было фактически, а теперь Коба закрепил[1142].

Николай конечно тоже будет дуться и уже дуется. Но у него только фигура видная, бабам нравится. А так пустой человек. Но для Кобы нужный, и мне с ним приходится считаться. И какой никакой, но был военным Министром, в этой епархии так просто не разберешься. Николай не прижился, а Василевский[1143] на месте.

Я тоже на месте, но уже устало одно место. Ж…па называется.

15/III -51

Записали, что обязать тов. Берия половину своего рабочего времени отдавать делу № 1, 2 и 3. Записать можно[1144]. Только не записали, какую половину отдавать, первую, вторую или третью?

25/III -51

Хруничев с Устиновым заср…нцы. Давно уламывали Кобу сделать отдельное Бюро по военной промышленности под руководством Николая. Теперь Коба согласился, а зря. Они знают, я их буду жать и жать, и мне очки не вотрешь, а Николаю можно[1145].

Ни [черта] у них не получится, все равно будут обращаться ко мне, а я их все равно буду жать. Хитрый Митрий[1146] парень рисковый, его надо осаживать. А Хруничева подталкивать.

Ну, ладно.

5/V-51

На Здание у Красных Ворот успели поставить к празднику Шпиль. Молодец Абрамов[1147]. Спокойный русский парень, талант, говорить приятно. Хорошо с такими ребятами работать. Воспитали смену.

Хорошая весна. Даже не чувствую своих лет. Коба тоже был весел. Десять лет прошло с начала войны, шесть лет с ее конца, все пролетело как один день. Коба сказал, теперь можно спокойно смотреть в будущее.

Физики обещают через десяток лет изобилие электрической Энергии через атомную. Сегодня утвердили Постановление Совмина по термоядерному реактору. Это будет безопаснее атомного и выход Энергии будет огромным. Игорь заявил, что после того, как сделаем практический реактор, до Коммунизма будет уже очень близко, потому что получим столько дешевой Энергии, сколько надо и все можно будет быстро перестроить.

Верится с трудом, но работу начинаем[1148].

10/VI-51

Теперь атомные дела все больше мешаются с реактивными. Наконец принимаем на вооружение неплохие боевые Ракеты, будем производить серийно[1149]. Нас не устраивает дальность, но Устинов и Королев обещают, что увеличат.

Георгий[1150] манкирует Спецкомитетом, но я его тормошу. Что-то от него получаю, но хотелось бы больше. Особенно сейчас, когда пошли дела по Водородной Бомбе. Харитон сообщил, что через год они намечают создать опытную модель по слойке. Шаровой заряд из смеси урана и дейтерида и тритида лития. Весом 5 тонн, габариты серийного РДС-1. Тротиловый эквивалент приблизительно 750 тыс. тонн.

А с жидким дейтерием у них не получается. Думаю, и хрен с ним. Но пока пусть работают.

Сроки Кобы мы не выдержим, я так ему и сказал. Американцы тоже пока ничего не достигли. Посмотрел хмуро. А что смотреть. Хмуро смотреть я и сам могу.

6/VII-51

Выплывает нехорошее дело с Абакумовым. Рюмин[1151] обвиняет его в серьезных делах[1152]. Коба вызвал Абакумова на Политбюро, оправдывался он плохо. Говорили больше часа наедине, только Коба, Георгий, Вячеслав, Булганин и я.

Похоже, что парень запутался, а может запутали, зазнался. Виктор мужик видный, а на бабах и барахле погорел не один он. На этом можно и полностью скурвиться, даже если знаешь все вербовочные подходы противника.

Примеры были.

Георгий настроен решительно, хочет крови. Абакумов был в хороших отношениях с Кузнецовым[1153], дело его вел, но замазывал. А Георгий Кузнецова терпеть не мог. Кузнецов и Вознесенский конечно м…даки и получили по заслугам. Но Виктор в политику вроде не играл.

А может и начал играть. Это нам тоже знакомо. Был работник, потом полезли амбиции. А тут подхалимы. А парень молодой, а товарищ Сталин любит, но в политику не двигает. А в жандармах надоело. А там пошло поехало.

Надо разбираться.

Коба образовал комиссию, будем разбираться[1154].

Комментарий С. Кремлёва

2 июля 1951 года старший следователь МГБ СССР М.Д. Рюмин направил заявление на имя И.В. Сталина с серьёзными обвинениями в адрес министра ГБ СССР Виктора Абакумова.

«Продвинутые» историки считают, что инициатива Рюмина была результатом исключительно «аппаратных игр», а само заявление Рюмин якобы написал в кабинете то ли Маленкова, то ли будущего министра ГБ Игнатьева, который был тогда завотделом ЦК, и чуть ли не по приказанию последних.

Но это вряд ли…

Всё началось с заявления Рюмина – вполне рядового сотрудника центрального аппарата МГБ СССР. Попасть в поле зрения высшего политического руководства просто так – ни с того ни с сего – Рюмин не мог. Он должен был как-то «засветиться», и его инициативное заявление могло стать здесь исходной точкой. А уж далее могли возникнуть варианты. Скажем, не исключено, что Рюмин не сразу обратился к руководству ЦК и тем более к Сталину. Вначале Рюмин мог пойти, например, к Серову, потому что первый заместитель министра пусть и не ГБ, а внутренних дел Серов и Абакумов были в плохих отношениях ещё с войны, а Серов был близок с Хрущёвым. Отстранение же Абакумова было выгодно обоим – и Хрущёву, и Серову. Не говоря уже о кремлёвских «кротах» и их зарубежных хозяевах, которые заглядывали далеко вперёд.

Было бы разумно для Рюмина заручиться вначале и поддержкой самого Хрущёва. К тому же Хрущёв после переезда в Москву в конце 1949 года имел отношение к курированию МГБ.

То есть «аппаратные игры» (не со стороны Маленкова и Берии, а других) могли иметь место. Однако вряд ли надо сомневаться, что действия Рюмина были в исходной точке действиями самого Рюмина.

При этом Рюмин не был первым в подобного рода действиях – весной 1946 года сам Абакумов – тогда руководивший контрразведкой «Смерш» НКО СССР – инициировал «дело ВВС», а затем, сообщив Сталину о неблагополучии в НКГБ СССР, обеспечил снятие с должности наркома В.Н. Меркулова и 4 мая 1946 года сам стал наркомом ГБ СССР.

Объективные основания для обвинений, выдвинутых Абакумовым, увы, имелись – как в отношении бывшего командующего ВВС Новикова, так и Меркулова. Меркулов был понижен в его государственном статусе, Новиков и вообще был осуждён и амнистирован только в мае 1953 года.

Возвращаясь же в 1951 год, можно сказать, что и для обвинений против Абакумова тоже имелись, увы, объективные основания.

4 июля 1951 года постановлением Политбюро была образована комиссия по проверке заявления Рюмина. В комиссию вошли два члена Политбюро (Маленков и Берия), председатель Комитета партийного контроля при ЦК М.Ф. Шкирятов и заведующий отделом партийных профсоюзных и комсомольских органов ЦК С.Д. Игнатьев, в августе 1951 года назначенный министром ГБ СССР вместо Абакумова.

Пожалуй, характерно, что Сталин не ввёл в комиссию по разбору заявления Рюмина секретаря ЦК Хрущёва, ограничившись минимально возможным составом.

Характерно и то, что Хрущёва не было в кабинете Сталина в ночь с 4 на 5 июля 1951 года, когда там шёл первичный разбор с Абакумовым.

В то время объективно уже складывались условия для начала разложения и перерождения морально и политически неустойчивой части советских «верхов». «Ленинградское дело» показало это наглядно. Так что сразу же исключить некую вину Абакумова комиссия Политбюро не могла. Абакумов вполне мог запутаться в политиканских дрязгах не высшего руководства (там таковых дрязг просто не было), а в дрязгах ряда представителей «молодой» части советского руководства, психологически и нравственно схожих с расстрелянными Кузнецовым и Вознесенским.

Нельзя было также заранее исключать, что Абакумова, использовав некоторую его амбициозность, могли впутать и в шашни антисталинских группировок в столичной элите, в том числе связанной с еврейскими националистами (читай – с зарубежными антисоветскими кругами).

Письменные объяснения Абакумова, направленные им Сталину 5 июля 1951 года, выглядели путано. 11 июля постановлением ЦК Абакумов был снят с поста министра и исключён из партии. Его дело передавалось в суд.

17 июля Абакумов был арестован, а 21 августа 1951 года материалы следствия по делу Абакумова были впервые направлены Игнатьевым Сталину, Маленкову и Берии. При этом существенно, что до 12 февраля 1952 года следствие вела Главная военная прокуратура, а не МГБ СССР. Похоже, что таким образом Сталин хотел обеспечить объективность следствия. И если бы военные следователи, которым не было нужды оговаривать Абакумова, ничего не установили, вряд ли следствие так затянулось бы.

Сталин отправился на Кавказ 10 августа 1951 года. По официальным данным, он вернулся в Москву 22 декабря 1951 года, но, по другим данным, он находился на Кавказе и в начале 1952 года. Во всяком случае, он не принимал у себя в кремлёвском кабинете никого до 12 февраля 1951 года. Причин отстранения Сталина от повседневного потока московских дел могло быть несколько, в том числе и та, что он тщательно изучал следственные дела Абакумова и ряда его подчинённых, арестованных вместе с Абакумовым.

Так или иначе, 12 февраля 1952 года Сталин собрал в 22 часа у себя Булганина, Берию, Маленкова, Молотова, Микояна, Кагановича и Хрущёва, то есть всё Политбюро, кроме Ворошилова, Андреева и Косыгина. Отвлёкшись на пять минут на первого заместителя министра авиационной промышленности Дементьева, Сталин затем провёл жаркое совещание, на котором с 22.10 до 23.05 присутствовали и Игнатьев с Рюминым. Последние десять минут перед тем, как все разошлись, министр ГБ и его новый заместитель в сталинском кабинете отсутствовали. Похоже, разговор был у Сталина со своими ближайшими сотрудниками не для ушей даже двух главных тогдашних чекистов.

В ту ночь 12 февраля 1952 года и было принято постановление Политбюро об изъятии «дела Абакумова и его группы» из Прокуратуры СССР и передаче его в ведение МГБ СССР.

Начался новый этап в деле Абакумова, который продолжался год. В этот же период начинается следствие и по делу врачей из Лечебно-санитарного управления Кремля (ЛСУК).

27 октября 1952 года Сталин имел отдельный разговор с Маленковым и Берией.

3 ноября 1952 года Сталин долго беседовал наедине с Маленковым, а затем в присутствии Маленкова – с Игнатьевым и его заместителями Рясным, Гоглидзе и Рюминым.

12 ноября 1951 года был снят Рюмин. 13 ноября он обратился с запиской к Сталину, из которой можно было понять, что Сталин был недоволен ходом следствия по делу Абакумова и делу врачей из Лечсанупра.

15 ноября 1951 года Игнатьев рукописной запиской докладывал Сталину о выполнении его указаний:

«Во исполнение Ваших указаний от 5 и 13 ноября с.г. сделано следующее.

1. Доставлена из Владимирской тюрьмы в МГБ СССР жена Кузнецова для допроса ее по поводу вредительства в лечебном деле и в преступных связях с работниками Лечсанупра Кремля.

2. К Егорову, Виноградову и Василенко (врачи из руководства ЛСУК. – С.К.) применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками…

3. Абакумов переведен из Лефортовской в Бутырскую тюрьму и содержится в ручных кандалах… Абакумов охраняется людьми, не знающими его, неизвестные ему…»

То, что «пытки» даже в МГБ Игнатьева не были нормой для следователей МГБ, между прочим, видно из следующего пункта записки Игнатьева:

«4. Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников».

Если бы бессистемные избиения были для следствия нормой, специально подбирать «специалистов по физическому воздействию» не пришлось бы, не так ли?

Заслуживают внимания и два последних пункта записки Игнатьева:

«5. Власик (бывший начальник охраны Сталина, снят 23.05.1952 г. и переведён зам. начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря в г. Асбесте Свердловской обл. – С.К.) через руководство МВД СССР вызван в Москву. После прибытия будет спрошен о связях с Егоровым и известных ему фактах преступного отношения врачей к лечению руководящих работников.

6. План выгодной для нас ликвидации радиоигр, ведущихся с противником с прибалтийских советских республик, представим Вам к 20 ноября. Эта работа возложена на тов. Рясного».

На первый взгляд шестой пункт записки не был связан с делом Абакумова и делом врачей, но его включение Игнатьевым в эту записку даёт, на мой взгляд, дополнительную пищу для размышлений.

У меня нет каких-либо добрых чувств к Семёну Игнатьеву. Сегодня есть все основания считать, что он, наряду с его давним знакомым по учёбе в Промышленной академии Никитой Хрущёвым, в конце февраля 1953 года стал одним из прямых палачей Сталина. Однако это не исключает некой объективно необходимой для СССР компоненты деятельности Игнатьева. Ведь, судя по всему, Игнатьев не был замаран сознательной изменой Родине. Он просто очень любил собственные интересы и интересы своего клана – формирующейся послесталинской Партоплазмы. Тем не менее в деле Абакумова вряд ли целесообразно видеть лишь его фальсификацию этой Партоплазмой.

То, что дело Абакумова было многослойным и сложным, видно, например, из роли в нём одного из заместителей Абакумова – тридцатишестилетнего генерала Питовранова. Он был арестован в октябре 1951 года, в апреле 1952 года активно давал показания в МГБ СССР о связях Абакумова и Кузнецова, давал показания на своего коллегу по МГБ генерала Огольцова (в то время министра ГБ Узбекской ССР). Тем не менее в ноябре 1952 года Питовранов был освобождён и восстановлен в должности, и 13 и 20 ноября 1952 года, 15 декабря 1952 года уже присутствовал на совещании у Сталина вместе с Игнатьевым, Гоглидзе и Огольцовым.

Между прочим, известный жонглёр историческими фактами Жорес Медведев (брат-близнец другого «жонглёра» – Роя Медведева) в своей книге «Сталин и еврейская проблема. Новый анализ» утверждает, что в период грузинских разборок по делу Барамия и массового переселения из Грузии в Казахстан враждебных элементов (см. запись в дневнике от 6/XI-51 и последующий комментарий) «Сталин, безусловно, не хотел иметь в Москве близкого Берии человека, каким был Гоглидзе» (с 26.08.51 г. – 1-й замминистра ГБ СССР. – С.К.). Медведев пишет далее:

«10 ноября 1951 года, то есть на следующий день после постановления ЦК ВКП(б) об «антипартийной группе т. Барамия» Гоглидзе был переведен на пост министра госбезопасности Узбекистана. После возвращения Сталина в Москву, по-видимому, по ходатайству Берии, Гоглидзе был возвращён в Москву (15 февраля 1952 года. – С.К.), но назначен не первым, а обычным заместителем министра…»

По части хроники перемещений Сергея Гоглидзе здесь всё верно, но вот насчёт причин…

27 октября 1951 года по «делу Абакумова» был арестован 36-летний заместитель министра ГБ СССР Игнатьева Евгений Питовранов. В 1945–1946 годах он был наркомом государственной безопасности как раз Узбекской ССР. Поэтому временное назначение Гоглидзе в Узбекистан, возможно, было связано с поручением Сталина разобраться с деятельностью Питовранова, его возможными связями и т. п. (Гоглидзе был опытным контрразведчиком). Такое моё предположение представляется тем более верным, что в тот же день, 15 февраля 1952 года, когда Гоглидзе вернулся в Москву, новым министром государственной безопасности Узбекской ССР был назначен Сергей Огольцов, до этого – первый заместитель министра ГБ СССР. Огольцов тоже отсутствовал в Москве недолго – уже через девять месяцев, 20 ноября 1952 года, он вновь стал первым заместителем министра ГБ СССР – вторым первым замом министра наравне с Гоглидзе.

Возможно, впрочем, что такая странная «ротация» Гоглидзе и Огольцова была своего рода психологической проверкой Сталиным двух видных руководителей спецслужб.

Между прочим, такой интересный руководящий расклад в МГБ СССР не мог не наводить действующего министра Игнатьева на мысль о шаткости уже своего положения. Опереться при этом он мог лишь на поддержку Хрущёва, а тот сам шатался.

Дело Абакумова оказывалось всё более тесно связанным с делами еврейских националистов и врачей из ЛСУК. Насколько можно судить по тем очень противоречивым сведениям, которые удается почерпнуть из рассекреченных архивных документов, сам Абакумов не был перерожденцем, сознательно предававшим Родину, но был весьма замаран в неблаговидных делах и мог знать многое или догадываться о многом.

Сталин же оказывался в очень сложном положении и, как и в 1937 году, терял чёткие ориентиры относительно того, кому можно, а кому уже нельзя доверять. Причиной же были не подозрительность и мифическая «паранойя Сталина», а обострение подрывной работы Запада в СССР и его серьёзные усилия по разложению неустойчивой части советской элиты.

При этом в конце 40-х – начале 50-х годов многие столичные евреи все более ощущали себя не гражданами СССР, а – духовно – гражданами Израиля. Когда в октябре 1948 года в Москву приехала Голда Меир, первый посол Израиля, то 13 октября, в день еврейского праздника Йом Кипур, у московской синагоги собралось до 50 тысяч евреев, среди которых были и старики, и подростки, и (!) офицеры. Толпа кричала: «Наша Голда! Шолом, Голделе! Живи и здравствуй!..»

Напомню, что в то время США ещё обладали атомной монополией, а в Москве жило более чем полсотни тысяч евреев, многие из которых работали в ключевых точках экономики управления, снабжения. Это была потенциальная уже не «пятая», а по крайней мере «пятидесятитысячная» антигосударственная колонна.

Абакумов же к евреям с некоторого момента благоволил и не очень это скрывал. Зато скрывал от Сталина некоторые потенциально опасные проявления еврейского национализма. Нет, «дело Абакумова» было очень, очень непростым и многослойным.

Проект обвинительного заключения по «следственному делу Абакумова – Шварцмана» министр ГБ Игнатьев представил Сталину 17 февраля 1953 года. По этому делу предполагалось проведение закрытого процесса, в отличие от намечаемого открытого процесса по делу врачей из ЛСУК.

Весь этот клубок противоречий в той руководящей среде, которая всё более скатывалась к политиканству, и вынуждал Сталина задумываться о быстрых и коренных реформах системы государственного управления с переносом центра тяжести проблем из ЦК в Совмин СССР и Верховный Совет СССР.

Однако вначале надо было провести давно назревший партийный съезд и осуществить реформы внутри ВКП(б).

18/VII-51

Абакумов арестован[1155]. Не знаю, что даст следствие. За все годы приходилось часто видеть, как много людей превратилось из хороших работников в сволочей. Не могу сразу сказать, скурвился Виктор или нет? Не могу. Пока разбирались в комиссии, я всего не понял. Но чувствую, что-то здесь есть. И у Кобы что-то отдельно есть на Виктора.

Жалко парня, но пусть разбирается Прокуратура.

Келдыш докладывает Махневу, что на конец 1952 г. намечен пуск первых Математических машин, но реально они смогут считать не раньше 1953 г.

А когда «не раньше»? Так дела не делаются, надо, чтобы были точные сроки. Келдыш человек основательный и дело с ним иметь легко. Но нужна точность. Он же математик. Надо поговорить.

24/VII-51

Королев доложил, успешно запустили в космос собачек[1156]. Спрашиваю, так уж и в космос. Он говорит, а 90 километров, это уже космос, товарищ Берия.

Спрашиваю: «Теперь человека запускать будешь?» Он смеется, до человека еще далеко. Но обязательно запустим.

Молодец! Чего такого материть? Его не подгонять надо, а сдерживать, чтоб не увлекался сверх меры. Пусть работает. Первыми человека в космос запустить, это большое политическое дело.

Может и запустим.

Комментарий Сергея Кремлёва

Одна эта короткая запись сразу опровергает несколько инсинуаций в адрес как Сталина, так и Берии. Сейчас утверждается, что Сталин «затеял мингрельское дело, чтобы свалить Берию, которого начал опасаться». Это глупость уже потому, что к моменту возникновения «мингрельского дела» Берия не имел возможности как-то использовать силовые возможности ни МВД СССР во главе с Сергеем Кругловым, ни тем более МГБ СССР во главе с Семёном Игнатьевым. Так что, если бы Сталин действительно опасался Берии, он мог бы резко понизить его статус без фальсификации любых дел.

Истоком «мингрельского дела» была, безусловно, та обстановка разложения грузинского руководства, которая была для Кавказа нормальным состоянием дел всегда, за исключением разве что того периода, когда Грузией руководил сам Берия.

Были небезосновательными и политические опасения Сталина, но в целом он был прав. Берия понимал это, но он понимал и то, что на Кавказе любые репрессивные меры не могут не иметь элемента сведения личных счётов. Сталин этого тоже не мог не понимать, но с начала 50-х годов острота его психологических реакций снижалась и он, судя по всему, воспринимал «перегибы» на местах как неизбежное зло в по-прежнему непростую эпоху.

Так или иначе, после смерти Сталина Берия в общем потоке «амнистий» поставил вопрос и о мингрелах, а Хрущёв был и рад его поддержать. Не исключено, впрочем, что инициатива и здесь исходила от Хрущёва. Выгода для него тут могла быть в том, что, задумывая акцию против Берии, Хрущёв освобождением мингрелов-руководителей обеспечивал себе их поддержку после ареста Берии. Так, между прочим, и вышло. На антибериевском июльском Пленуме ЦК КПСС Берию облил грязью и освобождённый им мингрел Мирцхулава (р. 1911), реабилитированный в марте 1953 года и бывший с апреля по сентябрь 1953 года первым (!) секретарём ЦК КП Грузии.

Также совершенно извращённо трактуется сегодня роль Л.П. Берии в истории с выселением из Грузии «враждебных элементов» в ноябре 1951 года, когда в Грузии находился сам Сталин.

29 ноября 1951 года было принято постановление Политбюро о выселении из пределов Грузинской ССР навечно в Южно-Казахстанскую и Джамбульскую области Казахской ССР «близких родственников… эмигрантов, изменников Родине из числа грузин-аджарцев, проживающих в Турции;…реэмигрантов, прибывших в Грузию в 1946–1949 гг. из Франции, Ирана и Китая, бывших военнопленных, служивших в национальных формированиях бывшей немецко-фашистской армии, бывших закордонных ходоков… с их семьями – общим количеством 6300 человек (выделение моё. – С.К.)».

Выселяемым семьям разрешалось брать груз до 1500 кг на семью, а по местам расселения они должны были быть трудоустроены и обеспечены жильём.

После смерти Сталина Берия в записке МВД СССР в Президиум ЦК КПСС поставил вопрос о пересмотре и этой акции.

Но как поставил! И почему?

Приводя конкретные примеры беззаконных, неправильных выселений, он предлагал «поручить Министерству внутренних дел СССР пересмотреть решения Особого совещания… и всех незаконно (выделение моё. – С.К.) выселенных вернуть к местам их прежнего жительства».

И это была совершенно верная постановка вопроса, потому что при определённой в постановлении ПБ от 29 ноября 1951 года цифре выселяемых в 6300 человек МГБ Грузии выселило 11 200 граждан – вдвое больше! Берия писал в своей записке № 24/Б от 8 апреля 1953 года:

«Выселение производилось по наспех составленным спискам, которые по существу никем не проверялись. Это видно хотя бы из того, что из общего количества представленных МГБ Грузинской ССР Особому Совещанию МГБ СССР 2590 «дел» на 11 200 выселенных граждан дела на 808 семейств или на 3711 человек были возвращены в МГБ Грузии на «дооформление».

В принятом 10 апреля 1953 года постановлении Президиума ЦК КПСС по Грузии была сохранена формулировка «всех незаконно выселенных».

Нельзя не упомянуть и о продолжении этой истории еще при Сталине. К весне 1952 года Сталин все еще был недоволен положением дел в Компартии Грузии, и в итоге 27 марта 1952 года было принято новое постановление Политбюро по Грузии, по которому, в частности, был снят первый секретарь ЦК Чарквиани, а назначен Мгеладзе. Причём для участия в разборке с положением дел в Грузии Сталин командировал на пленум ЦК КП(б) Грузии не кого иного, как Берию.

Вот как реально выглядело «недоверие вождя» к Берии!

К июню 1952 года министр ГБ Грузии Рухадзе, инициировавший арест Барамии и других мингрельских руководителей, стал выходить из доверия Сталина, и 4 июня Сталин шифровкой, подписанной «ЦК ВКП(б)», одёрнул Рухадзе, а 25 июня 1952 года Сталин (подписавшись опять «ЦК ВКП(б)») в телеграмме на имя Мгеладзе, председателя грузинского Совмина Кецховели и командированного в Тбилиси заместителя министра ГБ СССР Гоглидзе сообщил, что вопрос об аресте Рухадзе считает преждевременным, что надо провести нормальную приёмку и сдачу дел, а потом направить Рухадзе в Москву, «где и будет решен вопрос о судьбе Рухадзе».

В Москве Рухадзе был арестован, однако расстрелян он был уже после смерти и Сталина, и Берии – в 1955 году.

12/X-51

В Америке собираются проводить Атомные учения[1157]. Они готовятся к войне. Мы тоже готовимся к войне. Но если у нас будет Водородная бомба, может войны не будет. Я видел разную войну. Первая была по сравнению со второй игрушечная. А какой может быть третья? Когда мы приехали в Эпицентр первого взрыва и я ходил по стеклянной корке вместо земли, стало ясно, это совсем другое оружие.

Мещеряков[1158] говорит, взрыв под водой впечатляет, но не очень пугает. А взрыв на земле дело страшное. Это не во врмя (так в тексте. – С.К.) взрыва понимаешь, а после, когда технику видишь[1159].

Это если взорвать Атомную бомбу. А если Водородную? Я говорил с Игорем. Он говорит: «Нам надо сделать такое оружие, чтобы война стала невозможной». Хорошо бы.

Ну её [к черту], эту войну. Человек должен строить.

20/X-51

Игорь, Харитон и Ванников доложили по успешному испытанию РДС-3[1160]. Все прошло нормально, теперь мы имеем настоящее оружие. Как раз вовремя. Если они применят атомное оружие в Корее, мы можем ответить. Но лучше не надо. Надо по внешним каналам эту мысль им внушить и организовать утечку[1161]. Пусть знают и думают.

Военным это оружие давать не будем. Это оружие не для удара, а для обороны. На случай, если они ударят[1162]. А если что в Корее, сами решим, без маршалов.

5/XI-51

Завтра выступаю с докладом[1163]. Коба одобрил. Поработали мы хорошо, мне самому нравится. Сказано то, что надо сказать.

Ну, посмотрим. После этого можно в отпуск. К концу года я теперь устаю. Не то что двадцать лет назад.

А сделано много. Как раз десять лет назад немец стоял под Москвой. Коба делал доклад на Маяковской[1164]. Как в кино все прошло, не верится.

6/XI-51

Коба увлекся разгоном группы Барамия[1165]. Они там, […], обнаглели, но на Кавказе даже при мне настоящего порядка не было. Какая взятка, дарагой, обижаеш! Как говорит Нино, специфика.

После ленинградцев[1166] Коба не может терпеть никакой групповщины и «шефства». Тем более что американцы возятся с Турцией и он боится, это активизирует все группы националистов, а менгрельцев особенно, потому что Барамия менгрел.

Я тоже менгрел, и Коба мне этим тычет, но я сказал, что я давно уже не так менгрел, как москвич. Промолчал. Только что-то буркнул.

Теперь занимается Грузией сам, на месте. Сам написал Постановление Политбюро и требует его немедленно принять сразу после Праздника[1167]. Много пишет о недопустимости «шефства» и даже пишет, что Грузия может распастся (так в тексте. – С.К.) на ряд партийных провинциальных княжеств. Это он прав. Опасность всегда была.

Хорошо, что он написал, группа Барамия своей антипартийной националистической работой порочит и пачкает честных менгрельцев. Это он мне в утешение. Не только мне, конечно[1168]. Но головы будут лететь. Вряд ли дело дойдет до расстрела, но дров там Коба наломает[1169]. Жалко Рапаву[1170]. Попал под горячую руку.

21/XII-51

Грише Ордынцеву[1171] в этом году стукнуло 40 лет. Молодой. Мне 40 было в 1939 году, я только начал работать в Москве[1172]. Кобе сегодня 71 лет, а 40 лет было в 1919 году, в гражданскую. Тяжелое было время, но хорошее. Потому что молодое. Мы тогда быстро росли, у нас помощников не было, и мы сами помощниками не были. Товарищ Муссеви[1173] был старшим товарищем, но мы были с ним уже на равных. И даже Анастас[1174].

Киров[1175] смотрел на меня не как на помощника, а на молодого перспективного работника. И Серго[1176]. А потом Коба. Мне повезло тогда. Были большие дела, их делали большие люди, сам быстро рос. Все как будто вчера было. Есенин написал: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне». Хорошо сказал. Только у меня и снов нет, засыпаю мертво. И мне уже было 50. А Серго[1177] уже взрослый.

Жизнь проходит. Но силы еще много. Жалко, Коба не хочет сделать меня первым замом Предсовмина с расчетом потом на замену[1178]. Кобе надо экономить силы и брать на себя главную власть по Конституции. А это Верховный Совет. После Калинина[1179] Шверник[1180] не фигура, Верховный Совет надо взять на себя Кобе, сразу вырос бы авторитет Советской власти.

Георгий – на ЦК, я на экономику. Но Коба на это не пойдет. Второй подряд нацмен в вожди не годится.

А меня бы принял народ, если бы Коба захотел[1181]. Пока меня знают все же мало. Больше Вячеслава и Лазаря. Даже Мыкыту знают больше.

Жалко.

20/XII-51

Коба все не возвращается. Собирается, но может скоро не вернется, уже почти четыре месяца не был в Москве. Он, конечно, и так все знает, хоть в Москве, хоть на Кавказе, но раньше такого не было. Что он там копает? Грузия дело второе, тут в Москве копать надо.

Комментарий Сергея Кремлёва

Судя по последним записям конца 1951 года, Л.П. Берия испытывал в этот период не то чтобы депрессию – Берия и подобные настроения были несовместны, – а некоторую грусть, что ли…

Основания к тому были. Берия как начал с войны, так и продолжал тянуть в 40-е и 50-е годы наиболее сложные проблемы государственной жизни СССР. Однако сам характер ряда этих проблем не предполагал той меры публичности, которой значение Л.П. Берии заслуживало. И это не могло Берию психологически, да и физически, не утомлять.

Уже отмечалось выше, что желание стать первым заместителем Председателя Совмина СССР И.В. Сталина Берия выражал не раз вполне открыто и открыто же обижался, что Сталин видит на этом посту не его. Так, реально назначался первым заместителем Председателя СМ СССР Булганин, есть сведения, что Сталин видел своим преемником по Совмину СССР секретаря ЦК ВКП(б) П.К. Пономаренко.

Факт открытой, выражаемой в среде коллег обиды Берии на Сталина говорит, во-первых, об открытом характере Лаврентия Павловича. Во-вторых, это показывает, что подобный стиль поведения соратников мог при Сталине иметь место. И это характеризует уже самого Сталина, причём характеризует отнюдь не как «тирана».

Главное же – Берия в своей обиде был прав. И Булганин, и Пономаренко, бывший 1-й секретарь ЦК КП Белоруссии, а потом Предсовмина БССР, представляли собой хотя и вполне положительные, но типичные фигуры второго ряда. В деловом и личностном отношении они очень уступали Берии, но оба были славянами, а Берия – кавказцем. Деликатность этого обстоятельства понимал И.В. Сталин. Понимал, как видно из дневниковой записи, и сам Л.П. Берия.

1952 год

19/I-52

Год ушел и год пришел. Коба отстраняется от оперативной работы. Что-то обдумывает. Георгий считает, в этом году криком кричит надо проводить С’езд[1182]. Коба согласен. Ну, тут ясно, пора.

Дело непростое, вопросов накопилось много. Пятилетка[1183] даст нам через три года новую страну. Это будет. Но что дальше, и как будем работать. И кто? Кобе надо что-то решать. Нужны новые люди. Георгий тоже согласен.

В Совмине Булганин пытается играть первую скрипку. Получается у него [плохо]. И Коба видит. Хорошо, что большинство министров опытные, с большинством работаем вместе давно. Но и тут не все ровно.

Клим ходит на даче по парку. Хвалится, проходит по 4 тысячи километров в год. Это значит, каждый день гуляет по 3 часа. А то и по 4. А я часто по 4 часа сплю.

Георгий тоже оперативные текущие вопросы больше на бумаге решать любит. А приняли, еще не сделали. Надо людей подбирать, ход работы весь пропускать через себя. Это не аппаратная работа, это живое дело.

Мыкыта больше балабонит. Тоже ещё Мартын Беруля[1184]. Знаний мало, понятия мало, только нравится (так в тексте. – С.К.) умеет. Но народ не шалавая баба, он ценит по делам. Пусть не сразу, а поймет.

А Лаврентий дело делает. Еще и новую Москву строит. И не хвалится на всех углах[1185].

Завенягин и Харитон просят ускорить изготовление лития-6. Тоже нужное дело. Харитон говорит, им для работы нужен всего килограмм. Говорю: «Мне легче птичье молоко достать чем ваш всего килограмм. Может вам вместо килограмма легкого магния[1186] тонну золота подкинуть?»

Харитон шутки не понял, начал оправдываться.

Чудак.

25/III -52

Коба обсуждал со мной и Георгием грузинские дела. Придётся ехать в Грузию и разбираться с этими [идиотами]. Коба снова злой[1187]. Можно понять.

27/IV-52

После Грузии ездил по об’ектам. В текучке не замечаешь, а когда все охватишь, и не веришь. Куда там Рокфеллерам и Дюпонам! За пять лет после такой разрухи так развернуть такое дело. И вся Страна уже изменилась. Как мы ехали в 1945 г. из Германии. И что сейчас!

Но есть и плохое. Вверху мы сейчас работаем более менее вместе и без особенных трений. Ругаемся, собачимся, но без этого нельзя. Народ тоже живет дружно, видно, люди работают и живут с настроением.

Но средний слой руководства частично разлагается. Появились деньги, положение, начинают барахолить. Это хорошо видно в Грузии. Я Кобе говорил в 1945 г., что трофейное барахольство опасно. Коба тогда сказал, знаю, а что сделаешь. Сказал: «Приказывай, не приказывай, все равно тащить будут. Кто по бедности, кто по жадности. Самых зарвавшихся расстреляем, а так что же».

Потом Телегина[1188] арестовали, и еще кое-кого, но все равно, видно, что барахольство сильно портит людей.

Сейчас Коба это понял. Без меня образовали комиссию по окладам. Георгий, я и Булганин члены. Это хорошо[1189]. Когда-то я устраивал быт рабочих, теперь устроим быт начальства[1190].

Круглов сообщил, с 1/VI начнется навигация на ВолгоДонском водном пути. Ставит вопрос о поощрениях и награждении отличившихся заключенных. Пусть готовит списки. И на Правительственные награды тоже, в том числе на отличившихся заключенных.

Жуку надо дать Героя, порадовать старика. Заслужил[1191].

Не успел приехать, и снова уезжаю. Просто чудесно!

15/V-52

Прекрасно отдохнул в Крыму[1192]. Был с Серго в горах. Не Кавказ, зато весной. Я уже забыл, когда был в горах весной. А тут удалось совместить. Проводили пуски «Кометы». Впечатление сильное. Первый раз меня потряс взрыв РДС-1, но там больше было радости, а не впечатления, потому что все на большом расстоянии и в бункере.

А тут снаряд прошивает борт «Красного Кавказа» и выходит с другого борта. Вот это сила! Молодец Ахмет Хан[1193]! Думаю, Коба не утвердит представление на третью Звезду, скажет не война. Дадим Сталинскую премию. А тем двум[1194] дадим Героя. Заслужили.

Хорошо работать с хорошими работниками. Я даже материться перестал. Незачем.

Сейчас в ПГУ пишут историю наших Урановых работ. Я распорядился, чтоб писали, но с Кобой пока не обговаривал. Думаю, поддержит. Пусть пока собирают и обобщают[1195]. Пока секретно, а там подумаем. Надо сказать о нашей работе открыто. У американцев книга Смита вышла сразу в 1945 году, и нам надо открыто сказать народу, как много мы сделали. И чтобы народ видел, почему не сразу могли наладить жизнь, что надо было кровь из носа Бомбу сделать. А на все денег не хватало.

Надо сказать и ракетчикам, пусть тоже начинают писать[1196].

Комментарий Сергея Кремлёва

На истории чернового варианта «Сборника по истории овладения атомной энергией в СССР» стоит, пожалуй, остановиться несколько подробнее.

Фактически этот так и не увидевший свет сборник должен был бы стать советским аналогом изданного в 1945 году в США открытого отчета о ходе атомных работ – книги Г.Д. Смита «Атомная энергия для военных целей. Официальный отчёт о разработке атомной бомбы под наблюдением правительства США». В 1946 году она была переведена в СССР и издана достаточно массовым тиражом Трансжелдориздатом.

Берия справедливо считал, что приходит время открыто рассказать также о советских «атомных» работах, чтобы о них узнали и народы СССР, и внешний мир. Сборник по истории овладения атомной энергией в СССР должен был показать всем, включая самих участников советского Атомного проекта, какие огромные свершения оказываются под силу людям, работающим сами на себя.

То, что этот сборник предназначался для массового издания, подтверждает и его структура. В сборник, кроме таких разделов, как, например, «Создание материальной базы для дальнейшего развития работ по ядерной физике» и «Развитие работ по использованию атомной энергии для нужд народного хозяйства» и т. д., должны были войти и такие разделы, как «Успех советской науки не является случайным», «Атомная бомба – новое оружие американских империалистов», «Успешное испытание атомной бомбы – крушение прогнозов американо-английских поджигателей войны». Во внутреннем документе для служебного пользования подобные пропагандистские разделы были бы, конечно, излишними.

Несмотря на то, а скорее вследствие того, что Берия активно редактировал черновик сборника, славословий Сталину и выпячивания заслуг Берии в сборнике не было. Сталин упоминался и цитировался несколько раз очень уместно, а имя Берии в сборнике упоминалось четыре раза в информационном аспекте – как председателя Спецкомитета. Зато в тексте присутствовали десятки имён руководителей и участников Атомного проекта, включая немецких специалистов.

Над черновиком сборника Берия работал практически до своего ареста в июне 1953 года, и если бы этот сборник увидел свет, то могла бы иначе сложиться вся последующая атомная эпопея в СССР. Если бы атомные работы стали частью гласной истории страны, то, возможно, разрушители державы не смогли бы так сокрушительно уничтожать отечественный ядерный оружейный комплекс и успешно дискредитировать облик ядерщика-оружейника в глазах общественности, как это было в конце 80-х – начале 90-х годов и позднее.

Однако включение ядерной оружейной деятельности в сферу гласности (как это предполагал сделать Л.П. Берия) сразу же ставило бы вопрос: «А кто руководил атомными работами?» В атмосфере шельмования Берии допустить возможность возникновения этого вопроса Хрущёв и хрущёвцы не могли.

Между прочим, по этой же причине оказались злостно и подло замолчанными выдающиеся заслуги войск НКВД и особенно пограничных войск НКВД СССР в начальный период войны.

А ведь признание этих заслуг имело бы не только историческое значение. Полный анализ состояния боевой подготовки РККА и Погранвойск НКВД СССР перед войной мог бы дать много для нелицеприятного обобщённого анализа вообще всей постановки оборонной работы в СССР. Берия – в отличие от большинства высших генералов РККА – был весьма равнодушен к парадной стороне дела, зато боевой подготовке погранвойск и оперативных войск НКВД уделял как нарком очень много внимания. Поэтому воины НКВД с лёгким стрелковым вооружением и держались неделю там, где войсковые соединения с тяжелой техникой порой не удерживались и суток.

Увы, опыт НКВД не был осмыслен ни сразу после войны, ни тем более он не осмыслен сегодня. Эффективная боевая подготовка не была сутью повседневной жизни как поздней Советской армии, так и «армии» «россиянской».

Также не был позднее осмыслен и потенциал бережного подхода Л.П. Берии к собственной истории. Воспитание у народа чувства законной гордости за сделанное державой на базе соответствующей гласной информации о сделанном – вот как смотрел на проблему Лаврентий Павлович. Для тех же, кто замышлял падение державы, было важно прямо противоположное – советские люди должны были восхищаться яркими рекламными фото западной военной техники, оставаясь в неведении относительно того, что советская техника тоже выглядела бы не менее эффектно, если бы попадала в объективы кино– и фотокамер советских военных репортёров.

О замыслах Л.П. Берии по гласному освещению истории атомных работ в СССР см. также запись от 2 июля 1950 года.

21/V-52

Снова идет хренотень с Ландау. Одни говорят, он не работает, а [хренью] занимается, спрашиваешь других, подтверждают. Спрашиваю Харитона, хвалит. У них там круговая порука не хуже чем у уголовников. Большинство заявляет, что он крупнейший в СССР физик-теретик (так в тексте. – С.К.), а нам не его теории нужны, а реальный результат. Теории в Академии Наук, а у нам (так в тексте. – С.К.) надо кровь из носа Сверхбомбу сделать раньше американцев. Или хотя бы не позже.

Может он физик и крупнейший, но гнилой человек. С [девками] путается, работает мало. В Америке тоже гении, а на работу ходят.

Тяжело мне все это. И не кому (так в тексте. – С.К.) не скинешь, без меня все пойдет не так. Вроде дело и налажено, и Борис[1197] с Завенягиным есть, и Игорь, но все равно пока дела сдавать рано. Вот сделаем модель в миллион тонн, и хоть на колени перед Кобой стану, а попрошу освободить.

Сдам Борису дела, он потянет, если все окончательно наладим. И надо ПГУ в нормальное Министерство преобразовывать. Бориса Министром, Игоря[1198] замом по науке[1199]. Все равно он уже не ученый, а организатор. И крепкий организатор, с большевицкой жилкой.

10/VI-52

Коба запутался с грузинскими делами. Я ему доложил все, но осторожно. Он сейчас то верит, то не верит. Понять можно, время тяжелое. В Рухадзе[1200] он сомневается, и это хорошо. Рухадзе м…ак и вор.

Надо время. Пусть убедится.

Понятно, почему Кобу особенно беспокоит Кавказ. Сейчас у нас везде по ту сторону кордона есть защитный пояс от Финляндии через Польшу до Румынии и Болгарии. А на участке Турции все решает Америка. Здесь дыра. Поступают сведения о подготовке широкого плацдарма против нас на юге. США хотят создать блок из Югославии, Греции и Турции. А это будет серьезно.

Дело вряд ли выгорит, потому что народ Тито такого не простит. Он и так уже дел натворил. А с турками может выйти реально. И они нахалы, я их знаю прекрасно. Сколько они испортили мне крови.

Страницы: «« « ... 1718192021222324 » ... »»