Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе Хоффман Дэвид Э.
Инженер и конструктор Толкачев выделялся в ряду тех, кто предал Советский Союз и стал агентом Соединенных Штатов. Он не состоял в КПСС, не служил в армии или спецслужбе. Большинство завербованных агентов работали в КГБ или ГРУ, советской военной разведке. Среди них были Пеньковский, Попов, Шеймов, Поляков и Кулак. Куклинский, агент в Польше, который передал ЦРУ подробные материалы о военном планировании стран Варшавского договора, был полковником польской армии. Огородник — советским дипломатом.
Шпионская деятельность Толкачева еще более примечательна, поскольку он передавал американцам материалы буквально под носом у КГБ. Оперативники ЦРУ встречались с ним 21 раз, и в большинстве случаев эти встречи проходили в радиусе пяти километров от главного здания КГБ. Но ни шпиона, ни его связных КГБ ни разу не засек. Тщательно продуманные методы московской резидентуры: перевоплощение, грим и маскировка, уход от слежки, мониторинг радиопереговоров с помощью устройства SRR-100 — в полной мере оправдали себя.
Материалы Толкачева: сложные диаграммы, спецификации, чертежи и печатные платы бортовых РЛС, а также советские военные исследования и планы разработок на десятилетие вперед — были необычайными. Два американских эксперта по разведке и военным вопросам, которые в течение ряда лет изучали тысячи страниц представленной Толкачевым документации, сказали, что не нашли ни одной страницы с дезинформацией. А они, насколько это было возможно, сверяли его данные с другими источниками{426}.
Толкачев приподнял завесу над советскими планами и потенциалом, изучение которых находилось в центре внимания ЦРУ. Для руководства Соединенных Штатов было жизненно важно понимать советские приоритеты в области военных исследований и разработок, а также их потенциал — на что СССР способен, а на что нет. Много десятилетий в представлениях США о советских намерениях и потенциале имелись пробелы, и многие суждения были ошибочными{427}. Данные Толкачева восполняли эти пробелы относительно ПВО, советских тактических истребителей, перехватчиков, РЛС, бортовой электроники и систем наведения, которые противостояли бы американцам в любой “горячей войне”.
Информация от Толкачева стала поступать как раз в тот момент, когда начиналась революция в подготовке пилотов флота и ВВС США. Эта революция проходила в аудиториях элитной школы по подготовке летчиков-истребителей ВМФ в Мирамаре, штат Калифорния, известной как Top Gun, и школы пилотов на авиабазе “Неллис” в штате Невада. Не было таких крох информации, которые бы не пригодились людям, готовившимся сражаться в следующей американской воздушной войне. Информацию, почерпнутую из документов Толкачева, доводили до инструкторов и летчиков школы Top Gun.
В результате Соединенные Штаты более двух десятилетий имели почти полное превосходство в воздухе над советскими истребителями: в Персидском заливе в 1991 году, когда Питс сбил над Ираком МиГ-25; в 1995 году, когда США и их союзники вынудили сербов признать независимость Боснии и Герцеговины; и в 1999 году, когда они остановили кампанию этнических чисток в Косово. И иракские, и югославские ВВС пользовались советскими истребителями МиГ. У американцев были потери в результате обстрелов с земли, но в небе Соединенные Штаты доминировали. Статистика разительна: в свое время на каждые шесть вражеских самолетов, сбитых в Корее, Соединенные Штаты теряли один. Во Вьетнаме США теряли один самолет на каждые два сбитых самолета противника. Затем соотношение потерь ВВС (6:1 в Корее, 2:1 во Вьетнаме) изменилось до 48:0 в иракской и балканских войнах. Впечатляющие американские достижения в области технологий и в подготовке летчиков сыграли в этом существенную роль{428}. Но свой вклад внесла и разведывательная работа Толкачева. Соединенные Штаты имели чертежи РЛС каждого значимого советского истребителя 1980-х.
Толкачев также укрепил уверенность Соединенных Штатов в комплексах вооружений, которые стоили миллиарды долларов и находились в разработке много лет, особенно тех, которые были предназначены для ударов по Советскому Союзу на небольшой высоте. Прижимающиеся к земле крылатые ракеты прошли летные испытания и были введены в эксплуатацию в годы работы Толкачева на ЦРУ. Советские лидеры знали, что это — мощная угроза. 4 июня 1984 года Анатолий Черняев, который впоследствии стал советником Михаила Горбачева по национальной безопасности, побывал на военном брифинге в ЦК КПСС. Лекция называлась “О характере современной войны”, и Черняев после нее записал в своем дневнике, что видел фильмы об американских вооружениях: “Они потрясают: ракеты, которые за сотни и тысячи километров сами находят цель, авианосцы, подводные лодки, танки, способные на все, крылатые ракеты, которые, как в мультфильмах, идут по каньону и за 2500 километров могут поразить цель диаметром 10 метров. Фантастические достижения современного гениального ума и умения. И, конечно, немыслимые расходы”{429}.
Крылатые ракеты не были картинками из мультфильма. Это была реальность. Советские радары были неспособны засечь их приближение, и ЦРУ знало почему.
О разведданных
Шпионская деятельность Адольфа Толкачева создала столь массивный объем разведданных, что военные и разведка США продолжали черпать из них ценные подробности и в 1990-е годы. Эта информация входила в разведывательные отчеты, которые отправляли в Белый дом и тем, кто формирует политику. Многие данные сегодня рассекречены. В отчетах самого высокого уровня — докладах национальной разведки — фактические данные сливаются с анализом и используются детали, почерпнутые из множества разных источников. Имя Толкачева в них не упоминается. Но в них есть след его шпионской работы.
В марте 1976-го, за год до того, как Толкачев впервые предложил свои услуги, в меморандуме разведки США советская ПВО описывалась как неполноценная, в том числе из-за отсутствия системы обнаружения целей в нижней полусфере и слабости вооружений{430}. Такова была точка зрения штатных аналитиков ЦРУ, но летом и в начале осени ЦРУ запросило альтернативное мнение о потенциале советской ПВО. Это был необычный эксперимент: ЦРУ позволило внешней команде скептически настроенных к нему экспертов и аналитиков раскритиковать его ежегодную оценку состояния советских вооруженных сил. В числе прочего речь шла о системе противовоздушной обороны{431}. Внешняя команда, которую называли “Группа B”, не сформировала определенного мнения. Ее аналитики нашли доказательства того, что советская ПВО с точки зрения оснащенности становилась “внушительной”. Но если учесть эксплуатационные проблемы, замеченные во время войсковых учений, то система могла иметь “маргинальное значение”. Реальная ситуация была неизвестна из-за отсутствия “надежной информации”{432}. Таким образом, у ЦРУ было несколько вариантов ответа: советская система ПВО была слабой, сильной или она усиливалась.
Соединенные Штаты нуждались в большей определенности. Советский Союз обладал самой длинной в мире границей — около 63 тысяч километров. Чтобы препятствовать возможным вторжениям, стране требовались системы вооружений и радары как на земле, так и в воздухе. Если в системе ПВО имелись просчеты, их стоило учитывать. И через несколько лет Толкачев дал определенный ответ: система действительно слаба и ее уязвимость можно использовать.
В 1979 году в докладе национальной разведки повторялось заключение, что СССР испытывает “серьезные технические трудности в перехвате нарушителей на небольшой высоте”{433}. В 1981 году во внутреннем меморандуме ЦРУ говорилось, что у Советского Союза почти нет средств противодействия низколетящим целям. Советская ПВО технически примитивна и “редко проводит оборонительные операции против целей на низкой высоте”. Система управления ПВО никуда не годится, ее войска “далеко не в блестящем состоянии и часто выступают слабо на учениях”. Таким образом, заключали авторы меморандума, “общее мнение — что Советы довольно беспомощны в этой сфере”{434}.
В 1983 году в докладе национальной разведки утверждалось, что низколетящие крылатые ракеты и передовые бомбардировщики США “в состоянии обесценить миллиарды рублей советских инвестиций”, вложенные в ПВО, — они могут попросту пролетать ниже поля зрения радара{435}. В марте 1984 года ежегодный анализ советских вооруженных сил, подготовленный ЦРУ, перечислял трудности, которые испытывает Москва в плане совершенствования противовоздушной обороны, в том числе при попытках разработать улучшенные “линии связи” между новыми советскими реактивными истребителями, РЛС, ракетами класса “земля — воздух” и самолетами дальнего радиолокационного обнаружения{436}.
Выводы всех этих отчетов отчасти основывались на многих тысячах секретных документов, предоставленных ЦРУ Толкачевым.
К 1985 году ЦРУ имело точное представление о советском потенциале в области бортовых РЛС. В докладе 1985 года говорилось о пяти главных сферах, где советские власти предпринимают какие-то действия, “чтобы укрепить свой потенциал ПВО”. О каждом из этих направлений, включая самолеты дальнего радиолокационного наблюдения и систему обнаружения целей в нижней полусфере, стало известно благодаря фотосъемке и заметкам Толкачева{437}.
Помимо учета в аналитической работе, материалы Толкачева прямо использовались в программах военных исследований и разработок США. Часто его информация оказывалась особенно ценной для технических “вундеркиндов”, которые проектировали черные ящики и другие передовые устройства для противостояния советским радарам и бортовой электронике. Среди этих проектов был передатчик помех для РЛС. В конце 1970-х ВМФ и ВВС США совместно разрабатывали глушитель для новейших самолетов-истребителей. Проект был на ранней стадии, когда Толкачев доложил о советских разработках в области импульсно-допплеровских РЛС. Многие годы советские инженеры отставали от Запада в работе над этой технологией, которая позволяет радару фактически смотреть вниз на очень высокой скорости и различать движущуюся цель на фоне поверхности земли. В первоначальном проекте американского глушителя для радаров не было возможности противодействовать импульсно-допплеровским РЛС. После анализа, проведенного научным советом министерства обороны США в 1980 году, передатчик помех решили модифицировать и включить луч, который будет вводить в замешательство импульсно-допплеровские РЛС вроде “Заслона”. Эти изменения были внесены как раз тогда, когда Толкачев предоставлял свою информацию о советских радарах. Бортовая станция помех для системы самозащиты была многообещающим проектом. Предполагалось, что она сможет внушить радару противника, что самолет на самом деле находится в другом месте. Это стало бы важным преимуществом, если бы холодная война когда-нибудь превратилась в “горячую”{438}.
Толкачев передал Соединенным Штатам комплект совершенно секретных документов о радарах, устанавливаемых на советских истребителях и перехватчиках, в том числе на истребителе МиГ-23, высотном перехватчике МиГ-25, перехватчике МиГ-31 и многоцелевых истребителях МиГ-29 и Су-27. В частности, Толкачев “сдал” ЦРУ несколько версий радаров “Сапфир” и “Заслон”. Толкачев также вынес секретные данные по ракетам класса “земля — воздух” и по конфиденциальному проекту “Штора”, технологии которого должны были скрывать такие ракеты от РЛС самолета-цели.
Еще один неожиданный прорыв — Толкачев одним из первых предупредил Соединенные Штаты, что Советский Союз приступает к разработке передовой системы дальнего радиолокационного обнаружения и управления (ДРЛОиУ, или АВАКС), то есть летающей РЛС. Когда Толкачев указал на это, спутники-шпионы позволили подтвердить его информацию. 20-тонный радар под кодовым названием “Шмель” должны были перевозить модифицированные военно-транспортные самолеты Ил-76 с куполом для РЛС. Этот комплекс не так уж отличался от продвинутой американской системы E-3 Sentry, основанной на модифицированном “Боинге-707” и уже введенной в действие. Новая система АВАКС имела критически важное значение для советских программ, направленных на устранение пробелов в обнаружении целей на низкой высоте и на фоне земли. Воздушная РЛС позволила бы значительно эффективнее выявлять такие угрозы и передавать данные и указания летчикам{439}. Документы Толкачева показывали, что для “Шмеля” планировалась возможность обнаружения целей в нижней полусфере. Радар мог бы одновременно отслеживать 50 или более целей, движущихся над землей{440}.
Советская противовоздушная оборона складывалась из тысяч отдельных единиц. В нее входили: 1250 наземных РЛС, около 25 процентов которых поддерживали наземные центры управления, направлявшие пилотов к целям; около 1000 комплексов класса “земля — воздух” и 12 800 зенитных ракетных установок; 3250 истребителей, способных выходить на перехват воздушных целей примерно с 90 аэродромов{441}. Чтобы эти системы могли действовать эффективно, их следовало увязать в единое целое — и они при этом должны были нормально работать. Советский Союз с его твердой установкой на централизацию прежде полагался на перехват с наведением с земли, то есть диспетчеры наземных станций РЛС должны были давать указания истребителям и перехватчикам — куда лететь, когда стрелять. Советские пилоты имели мало самостоятельности, система работала медленно и неуклюже. Большинство диспетчеров наземных радаров не видели ничего за пределами покрытия своей станции. Модернизированная система дальнего радиолокационного обнаружения могла многое изменить. Благодаря Толкачеву Соединенные Штаты смогли пронаблюдать за тем, как развивается советская АВАКС. В докладной записке ЦРУ 1981 года говорилось, что эта технология “все еще на стадии ранних полевых испытаний”, но что радару удалось “обнаружить цели на высоте до 300 метров”. Это помогло бы СССР закрыть пробел в области низколетящих целей, хотя и не полностью. Планировалось, что бомбардировщики США будут летать еще ниже, на высоте 250 метров или даже ниже, а крылатые ракеты могли проскользнуть всего в 15 метрах над землей. Более того, в СССР знали и опасались, что, поскольку крылатые ракеты относительно недороги, Соединенные Штаты смогут выпускать их целыми стаями, и они будут достигать целей незамеченными{442}. В сентябре 1981 года был подготовлен секретный 23-страничный доклад военной разведки США о состоянии советской АВАКС. Доклад должен был помочь сформулировать контрмеры по борьбе с советской авиацией. В нем отмечалось, что в покрытии советской АВАКС останутся пробелы — в которые могут просочиться западные самолеты, — и что у Москвы по-прежнему серьезные трудности с обнаружением крылатых ракет и будущих американских “стелс”-бомбардировщиков{443}.
Документы Толкачева также показали, что на истребителе МиГ-31, оснащенном РЛС “Заслон”, предусмотрена линия связи “воздух — воздух”, которая позволит ему действовать как мини-АВАКС и делиться информацией РЛС с другими истребителями. Прежде попытки США вскрыть и “прочесть” такую линию связи не закончились бы практически ничем. Но теперь, когда в документах Толкачева рассказывалось, что означает каждый бит информации, возможность взлома стала реальной. Это был невероятный прорыв. Соединенные Штаты могли перехватывать сигналы с советских самолетов АВАКС, обнаруживать и обманывать летчиков, которые на эти данные опирались{444}.
Соединенные Штаты могли читать переписку противника — в реальном времени.
Благодарности
Этому проекту любезно посвятили свое время и усилия два сотрудника ЦРУ в отставке, у каждого из них за плечами десятки лет тайных операций. Бертон Гербер, работавший как начальником московской резидентуры, так и главой “советского” отдела ЦРУ, с одобрения управления потратил многие часы на изучение исходных телеграмм и на получение разрешений для передачи их мне. Он поделился бесценными соображениями и деталями, помогающими понять контекст истории Толкачева. Барри Ройден, написавший внутреннюю монографию ЦРУ об этой операции в 1990-е годы, с энтузиазмом поддержал замысел моей книги и стал источником множества сведений. Оба они помогли мне разобраться с процессом рассекречивания документов и пролить свет на мир шпионажа.
Я хочу выразить особую благодарность Рону, который был главой отдела ЦРУ по Центральной Европе в тот момент, когда этот проект только начинался. Он оказал мне неоценимую помощь в рассекречивании оперативных документов. Он по-прежнему работает в секретной службе, поэтому сказать о нем больше я ничего не могу. Мне также очень помогли воспоминания Сандры Граймс, Томаса Милза, Роберта Морриса, Джеймса Олсона, Марти Питерсон, Уильяма Планкерта, Дэвида Ролфа, Майкла Селлерса, Хэвиленда Смита, Роберта Уоллеса, Дэвида Фордена, Роберта Фултона и Гарднера “Гаса” Хэтэуэя. Кэтрин Гилшер любезно поделилась воспоминаниями о жизни Джона и их прошлом. Карин Хэтэуэй столь же любезно помогла с воспоминаниями Гаса. Джон Эрман стал для меня важным каналом связи с управлением. Я также благодарю нескольких сотрудников разведки в отставке, которые согласились поделиться своими знаниями и воспоминаниями, но просили не называть их имен.
В Москве мне помогала Анна Мастерова, которая профессионально просматривала архивные материалы, брала интервью и делала переводы. Я также благодарен Ирине Островской из Международного общества “Мемориал” за архивные сведения о репрессированных членах семьи Кузьмина. Володя Александров и Сергей Беляков, как всегда, самоотверженно помогали мне на каждом шагу. Маша Липман в течение двух десятков лет оказывала мне бесценную помощь, делясь своими знаниями и пониманием России, она также вдумчиво и подробно прокомментировала черновой вариант рукописи.
Мэриэнн Уоррик расшифровывала интервью и занималась исследовательской работой, и я благодарен ей за точность и ее неустанный труд. Карисса Форд и Джули Тейт также помогли мне с исследованиями.
В Washington Post мне повезло оказаться в золотую пору ее журналистики, принципы которой заложили Дон Грэм и Кэтрин Грэм, и я благодарен ответственным редакторам Бенджамину Брэдли и Леонарду Дауни за возможность внести в нее свой вклад. Я особенно благодарен за многолетнюю поддержку и советы Филипу Беннету, моему коллеге и другу, вместе с которым мы провели немало прекрасных лет в редакции и который высказал важные критические замечания по поводу моей рукописи. Роберт Кайзер послужил для меня образцом и наставником, а Джоби Уоррик — дорогим другом и советчиком. Майкл Бирнбаум и Питер Финн, талантливые шефы московского бюро, с готовностью оказывали всяческое содействие и помогали мне.
Я в долгу у Кита Мелтона, который поделился изображениями из своей коллекции, и у Кэти Кранц Фиерамоска за разрешение воспроизвести портрет Адольфа Толкачева ее кисти. Я хочу поблагодарить Дика Комбса, Джека Мэтлока и Джеймса Шумейкера за воспоминания о пожаре в московском посольстве 1977 года. За информацию о радарах и ПВО я благодарен Робину Ли, Ларри Питсу, Дэвиду Кеннету Эллису и Уильяму Эндрюсу. Я также получил ценные советы и помощь от Роберта Берлса, Бенджамина Уайзера, Фрица Эрмарта, Чарльза Батталья, Джерролда Шектера, Роберта Монро, Питера Эрнеста, Джорджа Литтла, Луиса Денеса, Мэтью Эйда, Джошуа Поллака и Джейсона Салтун-Эбина. Кэти Кокс из Управления исторических исследований ВВС на базе ВВС “Максвелл” отвечала на мои запросы профессионально и быстро. Я благодарен за доступ к коллекциям Архива национальной безопасности в Вашингтоне, Национального архива в Колледж-парке (штат Мэриленд), Программы устной истории в Военно-морском институте США в Аннаполисе (штат Мэриленд), Президентской библиотеки Рональда Рейгана в Сими-Вэлли в Калифорнии и Российского государственного архива экономики в Москве.
Гленн Франкел был моим наставником в писательском деле на протяжении многих лет, и теперь он также сделал проницательные и ценные замечания по поводу моей рукописи. Я также благодарен Светлане Савранской за ее комментарии к черновому варианту и за полезные советы о том, как вытаскивать секреты холодной войны из архивов мира.
Во второй раз за десять лет вдумчивая и терпеливая редакторская работа Крис Пуополо направляла меня по пути от туманной концепции и коробки с разрозненными документами к законченному повествованию, и я глубоко это ценю. Мои благодарности и Биллу Томасу, который поверил, что эта книга будет достойна издательства Doubleday. Я благодарю Дэниела Мейера за то, что он помогал выдерживать рабочий график проекта. Я благодарен и Эстер Ньюберг за то, что она такой замечательный агент. Ее первый телефонный звонок мне, полный энтузиазма, после прочтения чернового варианта был из тех мгновений, которыми хочется наслаждаться бесконечно.
Моя глубочайшая благодарность — моей жене Кэрол, которая с любовью руководила нашей домашней московской резидентурой вместе с нашими сыновьями, Дэниелом и Бенджамином, когда я был корреспондентом Washington Post в конце 1990-х. Она давала мне советы и делилась своими соображениями на всех этапах этого проекта. А еще важнее — стойко выносила беспорядок и непредсказуемые повороты, которые сопутствуют жизни журналиста, но никогда не теряла убеждения, что исследование мира — это стоящее путешествие. Сколько я нас помню, к двери нашего холодильника всегда был приклеен листочек бумаги с афоризмом св. Августина: “Мир — это книга, и те, кто не путешествует, читают лишь одну ее страницу”. С надежной поддержкой и участием Кэрол мир снова стал книгой.
Об авторе
ДЭВИД Э. ХОФФМАН — журналист, ответственный редактор газеты Washington Post, где ранее работал редактором иностранного отдела, шефом московского бюро и специальным корреспондентом в Белом доме. Автор книг “Олигархи: богатство и власть в новой России” (2002) и “Мертвая рука: неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие” (2009, Пулитцеровская премия в 2010 году).
Фото с вкладки
Адольф Толкачев в Прибалтике во время отпуска. Начало 1970-х годов. Публикуется с разрешения друга семьи Толкачевых.
А. Толкачев в школьные годы. 1948 год. Публикуется с разрешения друга семьи Толкачевых.
А. Толкачев. 1984 год. Публикуется с разрешения друга семьи Толкачевых.
Московская бензозаправка, где 12 января 1977 года Толкачев в первый раз попытался установить контакт с сотрудником ЦРУ. Публикуется с разрешения Валерия Смычкова.
Роберт Фултон, шеф московской резидентуры ЦРУ в середине 1970-х годов. Публикуется с разрешения Фонда Роберта М. Фултона.
Телеграмма Фултона в штаб-квартиру ЦРУ о некоем русском, обратившемся к нему на бензозаправке.
В этом здании размещалось посольство США в Москве в годы контактов с Толкачевым. Резидентура в 1977 году находилась на седьмом этаже. За зданием посольства видна высотка — дом Толкачева. AP Photo / Tanya Makeyeva.
Глава московской резидентуры Гас Хэтэуэй с постовым милиционером возле своего дома. Дежурившие милиционеры докладывали оперативникам КГБ обо всех перемещениях американцев. Чтобы уйти от слежки, сотрудникам ЦРУ иногда приходилось прибегать к “перевоплощению”. Публикуется с разрешения Карин Хэтэуэй.
Гас Хэтэуэй в помещении резидентуры после пожара в американском посольстве в августе 1977 года. Во время тушения Хэтэуэй не дал “пожарным” из КГБ войти в резидентуру. Публикуется с разрешения Карин Хэтэуэй.
Хэтэуэй (в плаще) наутро после пожара у здания посольства. Публикуется с разрешения Карин Хэтэуэй.
Адмирал Стэнсфилд Тернер, возглавивший ЦРУ в 1977 году, подозревал, что с московской резидентурой что-то не так, и приказал заморозить все операции ЦРУ в Москве. AP Photo / Bob Daugherty.
Марти Питерсон сразу после возвращения в США была с докладом у Тернера, а затем у президента Картера. Публикуется с разрешения Марты Питерсон.
Александр Огородник, советский дипломат, ставший агентом ЦРУ. При аресте он проглотил капсулу с ядом, спрятанную в перьевой ручке. Публикуется с разрешения Марты Питерсон.
Здание ЦРУ. Лэнгли, штат Виргиния. AP Photo.
Джон Гилшер в своей московской квартире. Он стал первым куратором Толкачева. Публикуется с разрешения Кэтрин Гилшер.
Гилшер и другие сотрудники резидентуры готовили схемы и планы для Толкачева. На рисунке показано место встречи под кодовым названием “Саша”.
Первая шпионская камера “Молли” (вверху), выданная Толкачеву для копирования документов, работала неудовлетворительно. Позже ЦРУ передало Толкачеву миниатюрный фотоаппарат Tropel, спрятанный в брелоке для ключей (внизу).
Страница инструкции для аппарата Tropel. Камера была гениальным инженерным изобретением. С ее помощью Толкачев сумел переснять документы, запершись на работе в мужском туалете. Публикуется с разрешения Г. Кита Мелтона и архива Мелтона.
Джон Гилшер в московской резидентуре. Публикуется с разрешения Дэвида Ролфа.
Дэвид Ролф, второй куратор Толкачева. Перед тем как начать работать с Толкачевым, Ролф сумел провести успешную эвакуацию агента CKUTOPIA (“Утопия”). Публикуется с разрешения Дэвида Ролфа.
Знак “V”, оставленный агентом CKUTOPIA на столбе. Операция по эвакуации агента началась вскоре после того, как в один из воскресных дней в начале 1980 года Ролф увидел этот знак. Публикуется с разрешения Дэвида Ролфа.
Пропуск Толкачева. В ЦРУ пытались изготовить фальшивый пропуск для Толкачева, чтобы он мог выносить с работы секретные материалы. Несмотря на многие усилия, Толкачев пользовался этим документом очень недолго — всего несколько недель летом 1982 года.
Английский перевод записки Толкачева, передавшего образцы для копирования: “В пропуск Б вложены отрезанные от моего пропуска полоски бумаги: одна, цветная, с внутренней страницы, вторая — от обложки”. Публикуется с разрешения Г. Кита Мелтона и архива Мелтона.
Бертон Гербер, шеф московской резидентуры в 1980–1982 годах, позже глава советского отдела ЦРУ, и его жена Розали. Гербер участвовал в разработке правил для отбора новых сотрудников ЦРУ и успешно применил в Москве новый метод работы, используя глубоко законспирированных агентов. Публикуется с разрешения Бертона Л. Гербера.
Роберт Моррис за рабочим столом. Административная служба была его прикрытием. Публикуется с разрешения Роберта О. Морриса.
В высотном здании, где была квартира Толкачева, жили представители советской элиты — деятели авиационной и космической отрасли. Фото автора.
Чтобы сообщить о своей готовности встретиться, Толкачев подавал условный сигнал — открывал кухонную форточку. Фото автора.
Главным шпионским оборудованием Толкачева была 35-миллиметровая зеркальная камера Pentax ME. Ею он отснял тысячи страниц секретной документации. Titrisol / Wikimedia Commons.
Плакат ФБР с объявлением в розыск Эдварда Ли Ховарда. 1985 год.
ФБР установило слежку за Ховардом, но 21 сентября 1985 года упустило его в Санта-Фе, штат Нью-Мексико.
На проселочной дороге Адольф Толкачев выходит из своей машины 9 июня 1985 года (вверху). Через несколько мгновений он будет схвачен сотрудниками КГБ (внизу). Публикуется с разрешения Г. Кита Мелтона и архива Мелтона.
Эдвард Ли Ховард в Москве. 1995 год. AP Photo / Tanya Makeyeva.
Кэти Кранц Фиерамоска. Портрет Адольфа Толкачева, висящий в штаб-квартире ЦРУ. Публикуется с разрешения художника.