Пражские сказки Полянская Наталия
– Доброе утро.
– Доброе, – поздоровался Тихомиров.
– А я думала, никто из актеров не пойдет, кроме молодежи. – Приставать к звезде было неприлично, но уж очень любопытство одолело. – Вы не бывали в Праге?
– Бывал, и не раз. – Он махнул рукой в сторону уходящей группы. – Давайте пойдем, иначе отстанем. Это самые туристические места, здесь всегда столпотворение… Я бывал, но хочу послушать.
– Но вы, наверное, все здесь знаете?
– Все знать невозможно, – ответил он серьезно. – Дело в другом. Сергей хотел, чтобы мы все пошли и послушали, а значит, это нужно сделать. И мне интересно. Я редко хожу на экскурсии с группами. Только иногда, с иностранными.
Ну да, подумала Даша, с нашими-то не поездишь. За время своей работы в кино она чего только не навидалась, и то, с каким диким энтузиазмом поклонники штурмуют актеров, тоже не раз видела. Попробовал бы Матвей прокатиться в туристическом автобусе с тетками из тьмутаракани, отправившимися за шубами в Грецию, – живым бы точно не ушел. Представив себе дородных матрон, штурмующих экранного любимца, Даша не удержалась и фыркнула.
– Ага, смешно, – согласился Матвей, ничуть не обидевшись. – Зато здесь все персонально, можно сказать. Эта Светлана – мастер своего дела.
Даша кивнула, извинилась и отошла – не хотелось ему надоедать. Матвей не сделал попытки ее остановить.
По узкой Карловой улочке вышли к знаменитому мосту. Здесь тоже кипела жизнь: стояли художники, продавцы сувениров, бродили туристы, – но у Даши дух захватило от одного вида. Старая брусчатка на мосту, украшенном статуями, неторопливо текущая Влтава, пригоршнями бросающая в глаза серебряные блики, изумрудная зелень садов и – Пражский Град на том берегу, скопище черепичных крыш и башен на крутом холме. Настоящий сказочный город, куда там диснеевскому замку со знаменитой заставки. Даша приложила историю, которую съемочной группе предстояло рассказывать в этих местах ближайшие недели, к городу, который еще не знала, но который уже нравился, – и история легла идеально, словно умело обработанный камень в оправу.
– Ух ты, – сказала рядом Лика, сияя своим волшебным взглядом. – Вот это красота.
По речной глади скользили лебеди, откуда-то долетал запах свежего хлеба, и Даше, плотно позавтракавшей, все равно захотелось прямо сейчас съесть пышную булочку. Есть ее, сидя в крохотном кафе неподалеку, запивая обжигающим кофе из микроскопической чашки, и знать, что впереди длинный-предлинный, ничем не занятый день, когда можно делать только то, что захочется.
Как давно у нее не случалось подобного?
В мезозойскую эпоху последний раз был, не иначе.
– Карлов мост – визитная карточка Праги, – сказала Светлана, собрав всех у перил, чтобы не мешали бродящим туристам. – Именно с ним связано большинство городских легенд. Здесь стоит статуя королевского духовника Яна Непомнуцкого, исполняющая желания, – если кого-то интересует, как можно здесь загадать, я потом расскажу лично. У вас есть съемки на Карловом мосту, и я знать не хочу, во сколько это обошлось.
Киношники заухмылялись, а Лена, присматривавшая за компанией, вполголоса сказала:
– Ой, много.
– Я так и думала. Вам нужно создать вокруг Карлова моста мистическую атмосферу, но мистики здесь своей хватает. Вы это почувствуете вечером. Вы ведь будете снимать здесь ночью?
– Завтра, – сказала Лена.
– Тогда желаю вам удачи, – загадочно усмехнулась Светлана. – Карлов мост ночью – место весьма и весьма незаурядное. Под четвертой аркой у нас живет призрак водяного, который когда-то дружил с горшечниками Старой Праги. Как друзья перемерли и сам превратился в привидение, очень оскорбился и с тех пор слегка безобразничает. Будете долго смотреть на воду – можете его увидеть, особенно если перед этим пива выпьете.
– У нас сухой закон, – протянул Владик, помощник оператора. – Что же, водяного теперь не покажут?
– Можете ему хлебушка покрошить, – предложила Светлана абсолютно серьезно, – водяные это любят… Еще вам совет: если увидите в пасмурную погоду, вечером или ночью сидящего на парапете мужчину, который будет предлагать вам сувенир – портрет с рожками, – не берите. Это черт.
– А вы его видели? – спросила Юля Терехова несколько скептически. При ярком свете запруженный туристами мост вовсе не казался таким уж загадочным.
– Я нет, а мой муж видел, когда однажды поздно возвращался домой из Малой Страны – это на том берегу, – показала Светлана. – Правда, черт довольно мирный, не навязывается. Если человек не хочет брать картинку – больше не пристает.
– Вот бы все продавцы так! – заявила Юля.
– В башнях на этой и той стороне моста, конечно, живут и другие привидения. На Староместской – духи казненных. Туда иногда прилетает сыч, и если он закричит, а вы услышите, в вашем доме случится пожар. А вон там стоит статуя странствующего рыцаря Брунцвика, который в дальней стране убил дракона и освободил королевскую дочь. Король предложил жениться на принцессе, однако Брунцвик отказался, так как в Праге его уже ждала любимая невеста. Тогда король разозлился и велел бросить храброго юношу в темницу, а Брунцвик выбрался оттуда с помощью своего волшебного меча и вернулся на родину. С тех пор, по преданию, меч замурован в основании Карлова моста, и если вдруг появятся враги, то появится меч и обратится против них. Так как с тех пор его никто не видел, значит, настоящих врагов у Праги еще некоторое время не будет.
– Наверное, должна случиться третья мировая война, чтобы меч появился? – негромко произнес Матвей Тихомиров. К нему обернулись.
– Что вы имеете в виду? – уточнила Светлана.
– В водяного я верю, – сказал Матвей и сдвинул очки на лоб. – В меч – нет. Иначе где он прозябал все годы Первой мировой войны? А шесть лет фашистской оккупации, когда было уничтожено почти все еврейское население Праги?
– Но Прага ведь осталась стоять, – возразила Светлана, ничуть не обескураженная вопросом. – В отличие от Варшавы, разнесенной почти в пыль, подавляющее большинство исторических зданий Праги остались на своих местах. Это настоящее чудо для войны, поверьте мне, как историку.
– Я вам верю, – кивнул Матвей, – но меч приманивать не стану. Водяной – это лучше.
– У нас есть сцена с мечом, Матвей Александрович, – поддразнила его Лена. – Именно здесь, на мосту.
– Это с тем древним артефактом? – поморщился Матвей. – Боже святый, я и забыл. От судьбы не уйдешь.
Все посмеялись, и Светлана вновь заговорила, описывая строительство Карлова моста, а Даша отошла к парапету, чтобы посмотреть на воду.
Влтава была спокойна, закована в обводы набережных, как в рыцарские доспехи, и все так же отражала солнечный свет. Волны несли иногда мелкий мусор: ветки, травинки, яблоневые лепестки. Рядом с Дашей молодая немецкая пара выбирала рисованную картинку, продавец что-то тараторил на смеси английского и чешского, указывал то на одно изображение, то на другое. У ног рыцаря Брунцвика лежал невозмутимый лев, сохранявший на каменной морде немного презрительное выражение.
На той стороне невозмутимо стоял Пражский Град, обещая еще много интересного.
4
Услышит она, подплывет к берегу со своими подругами и станет спрашивать, кто ты есть и откуда.
Скажи, что ты купец, что в шатре у тебя драгоценности, пригласи полюбоваться ими.
Экскурсия продолжалась четыре часа, и к концу ее некоторые уже выглядели отчетливо устало. Одно дело – заниматься любимой работой, бегать туда-сюда с проводами, кисточками и осветительными приборами, помогая свершаться кинематографическому волшебству; другое – много и долго карабкаться по холмам, а потом стоять, пока гид рассказывает. Светлана четко угадала тот момент, когда взгляды несчастных киношников начали терять фокус, и предложила на этом закончить.
Задумка Юрьева удалась на славу: Прага, обрисованная Светланой, представлялась совсем не такой, как в путеводителе. У Даши возникло несколько идей, каких можно добавить штрихов в образы Тихомирова и Галахова, и следовало сегодня обсудить это с Марь Иванной. Та на экскурсию не пошла, объявив, что, во-первых, уже бывала в Праге, а во-вторых, старовата для таких затей. Даша подозревала, что главной гримерше просто хотелось спокойно закончить разборку кофров и сделать дополнительные заказы.
Быстро проведя группу по Малой Стране и Пражскому Граду, показав Лорету и собор Святого Вита, Светлана ответила на многочисленные вопросы (костюмеры интересовались некоторыми деталями одежды, осветители – предполагаемым прогнозом погоды), после чего попрощалась со всеми и выразила готовность помочь, если вопросы еще возникнут. Даша так поняла, что режиссер использовал эту милую женщину-историка в качестве консультанта, который не только придаст колориту происходящему в кадре, но и поможет с несколькими историческими сценами – флэшбэками, воспоминаниями героев.
Автобус подогнали в Пражский Град, однако уехали на нем немногие. Помреж разрешила людям пройтись по городу и затем добраться до студии самостоятельно к нужному времени, благо, в запасе имелось еще часа три. Киношники, предпочитавшие пообедать в городе, разошлись, весело переговариваясь, а Даша решила вернуться на студию. Ноги гудели, с Марь Иванной нужно было посовещаться, и Праги на сегодня уже хватило. Никуда она не денется: в ближайшие дни запланированы натурные съемки.
Лика пошла вместе с народом, пообещав, что к четырем будет на месте. Даша забралась в почти пустой автобус подальше, села у окна, воткнула в уши наушники с телефона и включила музыку; инструменты запели, грянул хор, и саундтрек к «Ангелам и демонам» словно поплыл над домами. Даша повернулась, уловив движение в проходе, – и вдруг увидела Тихомирова. Надо же.
Из вежливости пришлось вынуть наушник и кивнуть Матвею, усевшемуся у другого окна, напротив:
– Вы с нами?
– Почти все ушли, а мне нужно в студию, – объяснил он.
Даша подумала и вытащила второй наушник. Случаем следовало пользоваться.
– Матвей Александрович, вы извините, если я вам надоедаю, но можно спросить?
– Спрашивайте, конечно. – Он снял очки и поморгал. Автобус мягко тронулся с места, зашипев закрывающейся дверью. Кроме Даши и Матвея, в нем было всего несколько человек, да и те сидели впереди. – Только если без отчества. Мы же договорились.
– Я постараюсь привыкнуть… Я вот что хотела узнать: вас в последнее время в театре не видно. Вы вернетесь?
– О-о, какой вопрос. Вы театралка?
– Немного, – сказала Даша, – а вот моя мама – театралка и ваша поклонница. В ее стиле, разумеется. Она вас называет «ну, этот молодой Тихомиров, ничего». Не обижайтесь, пожалуйста, это просто так…
Актеры – натуры ранимые. Галахову, который лишь с виду был легок, как пух, а истерику мог устроить на пустом месте, Даша бы в жизни такого не сказала. Но Тихомиров выглядел непробиваемым, как обросший ракушками древний кит. Скорее всего, это маска такая, однако актеры, выбравшие определенный стиль поведения с простыми смертными, обычно его и придерживаются. Если Матвей по легенде спокоен, как танк, и доброжелателен, таким он и останется, несмотря на неуставной вопрос.
– Хм… – сказал Тихомиров, а затем встал и пересел на кресло рядом с Дашей, пояснив смену диспозиции: – Не люблю кричать издалека. Я не обижаюсь, Дарья. В устах настоящего театрала снисходительное «ну, ничего» чаще всего и является истинной похвалой. Передайте своей маме, что в следующем сезоне я буду играть на сцене, и приходите, если вам интересно.
– Мне интересно, – сказала она быстро. Сейчас, когда он сидел рядом, Даша чувствовала, как от него пахнет: старомодным «Олд Спайс» и каким-то шампунем. В непростом амбре гримерки личные запахи теряются, а в кондиционированном автобусе сразу выходят на первый план. – А где, вы уже знаете?
– Да, с июня будут репетиции. Я занят в двух местах: в студии «Ловцы снов» в «Варшавской мелодии» и там, где обычно играю, в новой интерпретации «Пиковой дамы».
– Германн?
– Он самый. – Матвей прижал раскрытую ладонь к груди и продекламировал: – Можете ли вы назначить мне эти три верные карты?
– Кажется, графиня в ответ чаще всего молчала, – припомнила Даша. Русская классика со школьных времен выветрилась еще не окончательно.
– Наша весьма многословна, – заметил Тихомиров. – Режиссер прочел у Пушкина между строк много новых идей. Подозреваю, что Александр Сергеевич понятия о них не имел, однако ему уже все равно. Получилась этакая детективная комедия. Если постараемся, будет смешно.
– Вы всегда стараетесь.
– Откуда вам известно?
– Ну… вы искренний на сцене. Это видно. – Даша махнула рукой. – Когда поваришься в этом котле, начинаешь понимать, где талант, а где так – за славой пришли или за деньгами. С обратной стороны это очень хорошо видно. Вы не для славы пришли, а для сцены и зрителей.
Нет, определенно Тихомиров владеет какой-то тайной техникой гипноза: обычно Даша о таких вещах с актерами не трепалась. Польстить, подбодрить, сказать «красавец», отпуская на волю с заветного стульчика, – это всегда можно, это им необходимо, как вода. Если не чувствуешь человека, не понимаешь, зол он или радостен, устал или полон энергии, ты ему не поможешь. А задача гримера, как Даша ее понимала, – именно помочь. Актер видит свое изменившееся лицо в зеркале и может легче войти в роль. Он знает, что с глазами все в порядке, и ему это не мешает играть. Не только режиссер сказал, что все идет нормально, но и девочка-гримерша глянула восторженными глазами и обронила нечто ободрительное – и появляется дополнительный кусочек силы, который потом, благодаря магии пленки, вытягивает любую сцену. Это начинаешь чувствовать хребтом, если к такому расположен, а если нет – в определенной профессии тебе делать нечего. Под актерскими эмоциями Даша поворачивалась, как флюгер, туда, куда ветер дул, чтоб на пользу шло; но ее личные переживания и мнение всегда оставались за кадром.
– Как это вы меня раскусили, – сказал Матвей и улыбнулся; на щеках его тут же появились еле заметные ямочки, и Даша, глядя на них, автоматически подумала, что надо в паре мест эти участки подчеркнуть. Там, где Матвей улыбается по сценарию, на солнце смотрит. Оператор возьмет крупный план – девушки потом растают. Ямочки, да.
– Кусать положено вам, – отшутилась Даша. – Клыки не жмут?
– Нет, отлично сделаны. И вы прекрасно гримируете, я рад, что Мария Ивановна назначила именно вас. Она сказала, вы не должны были ехать, вместо кого-то другого полетели?
Невинное замечание словно обдало Дашу холодом. Ах да, Матвей ничего такого не имеет в виду: откуда ему знать о противоправных деяниях на пару с Казимиром? Ответила она спокойно:
– Да, мы поменялись… Вам понравилась экскурсия?
– Полезно.
– Но в меч вы все равно не верите?
– Верю, что в опорах могли замуровать какое-нибудь железо с сакральным смыслом, однако водяной реальнее.
Даша засмеялась, потом все-таки спросила нерешительно:
– Я вам не надоедаю? Если что, вы скажите…
– Даша, – прервал ее Матвей, – послушайте, давайте договоримся. Я не волшебник в голубом вертолете, а парень-сосед с лестничной клетки, ладно? Такая у меня будет роль. Я не знаю, может, кто-то и любит, чтобы вокруг него трепетали, а я нет. Мне это мешает, не вы. С вами приятно поговорить, вы интересная девушка, – каким образом это может побеспокоить, скажите? Вы с соседом так же церемонитесь?
– Нет, но правила-то есть, – вздохнула Даша. Сосед, скажет тоже. – У нас с мамой соседи разные. Один алкоголик Прохоров, он запойный, но даже в запоях мирный. Когда он трезвый, я с ним обсуждаю мировые цены на нефть и падение курса доллара. Когда-то у него была фирма «в сто тысяч голов скота», как он сам говорит, а потом он спился и разорился. Он смешной и грустный, и кот у него такой же. Потом семья живет в двадцатой – эти с тремя детьми, шумные, вечный ремонт, и хорошо, что они стенку сверлят не нам, а Прохорову. А напротив живет баба Дуся. Про нее я рассказывать ничего не буду, потому что баба Дуся – собирательный образ всех бабулек с лавочки у дома. Она считает, что мы с мамой – проститутки и что Сталина на нас нет. Иногда ругается громко на лестничной клетке и подглядывает всем в глазки на дверях. Очень смешная.
– Вы так образно говорите. – Матвей прищурился. – Алкоголик с грустным котом – это же просто чудесно. Можно, я воспользуюсь?
– В каком смысле?
– Образ. Пригодится.
– Пользуйтесь, – великодушно разрешила Даша. – Прохоров не обидится.
– У меня не такие колоритные соседи, – сказал Матвей задумчиво, глядя в окно. Автобус затормозил перед пешеходным переходом, и Даша глянула тоже – вот чешская мама ведет куда-то веселую дочку с забавно подпрыгивающими косичками, вот суровая кариатида на фасаде старого особняка, а вот цветы продают – взрыв желтого, красного, белого. – Приходится жить в элитном доме, охрана, все как полагается. И соседи – один банкир, второй адвокат со всероссийским именем, никаких дебошей и дрели в стенке. Солидно, респектабельно… скучно. Я сюда, в Прагу, на два дня раньше остальных прилетел, – вдруг сообщил он. – Снял номер в центре, ходил по улицам, смотрел на людей. Самое интересное – обычные люди: что они делают, как они двигаются, что их заботит. Из этого складывается образ. Но Сергей хочет, чтобы мы все вписались в образ города, и потому я пошел сегодня на экскурсию. Прага неоднозначна, и мне кажется, я еще не все в ней уловил.
– А что уловили?
– То самое, о чем не уставала повторять Светлана, – внутреннюю мистику. Города, как и люди, имеют свой характер. Прага – это сказка, воплощенная в камне, глине и дереве, она насквозь мистична, в нее нельзя не вкладывать тайну – половина очарования пропадет. Самое смешное, что это ощущение не убивают даже огромные толпы туристов. Я бывал в Праге в разное время года, и лучше вам не знать, что творится здесь на Рождество и Новый год – такое ощущение, будто Россию не покидал, везде соотечественники. Но стоит отойти подальше от туристических дорог, заблудиться в лабиринте старых улиц, и все возвращается. А значит, и водяной есть, и черт на мосту, и галдящие привидения в башнях. Их просто не может не быть. Такова здешняя реальность, она прогнет под себя любого. Даже в новых районах, – Матвей кивнул, указывая за окно, где уже тянулись предместья – автобус подъезжал к киностудии «Баррандов», – это чувствуется. Посмотрите на чехов, у них всех лица с хитринкой. Вон тот, благородный дед с палкой, – как он идет! Это же веками воспитывавшаяся национальная гордость – совсем не такая, как у нас. Как будто они о своем городе знают что-то такое, чего приезжий никогда не узнает, пусть хоть десять лет тут проживет.
Даша жалела лишь об одном: что автобус сейчас приедет и разговор прервется. Вряд ли ей выпадет еще возможность так непринужденно поболтать с Матвеем Тихомировым, оказавшимся вдруг не похожим ни на одного из актеров, кого Даша до сих пор знала, – а знала она многих. Все-таки в подавляющем большинстве их присутствует вечный налет театральности, они так себя ведут, будто их скрытой камерой снимают, а Матвею на эти гипотетические камеры просто наплевать, и все.
– Я вас заговорил, – сказал Тихомиров. – Извините. Обычно это мой агент слушает, я ему звоню в середине ночи и говорю: Костя, ты можешь спать, только трубку не клади, слушай.
– Он спит? – развеселилась Даша.
– Не спит, он добросовестный. Даже отвечает что-то.
– А мне тоже водяной кажется реальным, – созналась она вдруг. – Просто вы правильно сказали. Я тут впервые, но это… чувствуется. Как будто ты ходишь, а за тобой кто-то подглядывает – не злой, но любопытный. И такое ощущение от взгляда, словно кисточкой водят по коже.
Сказала и смутилась – глупо прозвучало, конечно.
Но Тихомиров смеяться не стал.
– Святый боже, да вы лучше моего агента, он бы про кисточку никогда не придумал, – протянул он. – Вот это я запомню, спасибо, Даша.
На этой оптимистичной ноте они и приехали.
Тихомиров вежливо распрощался и пошел к режиссеру, а Даша – в столовую, чтобы перекусить и приступить к непосредственным обязанностям. Остаток дня обещал быть утомительным: репетиция грима массовки, торжественная вечеринка по поводу начала съемок и традиционное разбивание тарелки. А вставать завтра по графику в несусветную рань. Даша улыбнулась, предвкушая.
5
Шла она, шла и пришла к мостику.
– Будь счастлив, мосток! – поклонилась она ему приветливо.
– И тебе счастья, девочка! – поблагодарил ее мостик. – Далеко ль собралась?
Карлов мост в тумане действительно потрясал.
Из клубящейся предрассветной мглы выступали таинственные фигуры – мученики и герои, застывшие в камне, словно оживали, когда на них падал свет. Даша, перегримировавшая с утра кучу народу, автоматически отметила, что ближайшей статуе надо бы тон нанести поровнее, и тут же засмеялась про себя – ну какой тон?
– Изумительное утро, очень смешное, – одобрил ее улыбку Дмитрий Галахов, сидевший на походном стуле и подставлявший лицо – Даша чуть-чуть подкрашивала ему веки красными тенями. – Алкоголика из меня только не сделайте, милая, ладно?
– Ни за что на свете, Дмитрий Павлович. Упыря сделаю.
– Романтичного только упыря! Поклонницы если спросят – что это вы, Дима, как оживший труп, глянуть не на что, – я на вас укажу, жизни вам не дадут потом!
Он всегда так себя вел: болтал с персоналом, шутил непрерывно, а взгляд был цепкий и прохладный: все ли в порядке вокруг, оценивают ли его по достоинству?
Дмитрия Галахова, блистательную звезду женских сериалов и фильмов о великой любви, Даша втайне недолюбливала.
Он был неразборчив в связях, из-за чего на площадке иногда возникала напряженность, и временами весел не в те моменты, когда нужно. Но замечали это немногие, а остальные подпадали под его очарование, словно их накрывало солнечным светом. Галахов умел быть обаятельным, и черт его разберет, сколько в этом было игры, а сколько природного чувства. Только самые близкие, наверное, знают подобные вещи. Если уж простые люди зачастую не те, кем кажутся, что говорить об актерах!
Свой вид в зеркале Галахов одобрил, позволил Лике себя сфотографировать и ушел на площадку: собирались снимать встречу Могильного Князя с Далимиром и их непростой разговор. Конечно, можно было бы возвести декорацию и в студии, воссоздав Карлов мост в четырех стенах, однако Юрьев придерживался позиции – если уж удалось заполучить разрешение, то нужно этим пользоваться! Живое, настоящее всегда смотрится в кадре лучше, а в половине четвертого утра на мосту прохожих все равно немного: ночь с понедельника на вторник – не время для массовых гуляний.
Какие-то запоздалые парочки, конечно, ходили, но ассистенты их вежливо заворачивали.
– Лика, помой кисточки.
– Хорошо, Дарья Игнатовна.
Когда у тебя есть личный ассистент – это очень приятно. Даша сама так работала: мыла кисти после грима, записывала всякие мелочи, делала фотографии, и тогда ей казалось, что вот однажды ей доверят гримировать звезд и начнется настоящая жизнь! Звезд доверили, жизнь началась, только спать очень хочется. Даша зевнула и отхлебнула кофе из пластикового стаканчика.
Гримеры вывозили на натурные съемки «походный штаб»: у каждого имелся столик, стул, зеркало, свет и «косметичка» – гримерный чемодан с несколькими отделениями, куда складывалось самое необходимое. Уйма добра, если подумать. На Карловом мосту еще условия отличные: местность ровная, дождь не идет, тент натягивать не нужно. Даша поежилась и застегнула куртку: лето, конечно, близко, однако предрассветная свежесть пробирала до костей.
– Да-аш, – протянула Юля, давно свою часть работы закончившая, – пойдем желания загадывать, пока не начали!
– Так сейчас начнут. – Дарья оглянулась на кусок моста, выбранный Юрьевым для съемки – там мощные прожекторы уже разогнали ночную тьму.
– Они еще минут через десять начнут, мы успеем, давай! А то днем невозможно, сплошные туристы.
Загадать желание ночью на Карловом мосту – это, пожалуй, приключение.
– Ладно, идем. Ты знаешь, где именно?
– Ага, еще вчера место приметила и в Интернете посмотрела, что делать нужно.
Они прошли вдоль перил по направлению к Староместской площади, обошли царство осветителей и оказались у загородки; Юля ее отодвинула и прошла еще несколько шагов.
– Вот здесь, смотри. Отсюда этого Яна Непомнуцкого и сбросили.
Даша передернула плечами: легенда все-таки была мрачновата. Святой Ян был придворным духовником, и король Вацлав повелел сбросить его в мешке с моста, так как Ян не открыл ему тайну исповеди супруги. Верность своим убеждениям зачастую карается очень жестоко – таков несправедливый мир. Однако святость Яна теперь неоспорима, а предприимчивый народ, как обычно, обратил ее себе на пользу.
Юля указала на перила, где отражал фонарный свет небольшой, похожий на бронзовый крестик.
– Вот смотри, сюда кладешь руку так, чтобы пальцы касались вот этих звездочек, и наступаешь вот сюда. Она ткнула в торчащий из мостовой подозрительный штырь. – Смотришь на воду и загадываешь желание. Потом вторая часть Марлезонского балета, но это у статуи. Давай, ты первая.
Даша встала в неудобную позу и рассмеялась.
– Эй, сосредоточься, – одернула ее Юля, – и деньги не загадывай. Загадывай духовное. Любви, там, или еще что-нибудь.
А ведь я не знаю, что загадать, подумала Даша.
Любовь? Но что такое любовь, она, по всей видимости, не знает, – иначе не стояла бы сейчас здесь. Просветление? Но как узнать, что оно снизошло и это не очередной всплеск немотивированного оптимизма, за которым все возвратится на круги своя?
Юля молчала, ждала, с уважением относясь к Дашиному праву подумать.
«Слушай, Ян, – мысленно обратилась к святому Даша, – я не знаю, был ли ты, и был ли ты таким, каким тебя сейчас описывают, и действительно ли ты исполняешь желания. Но если ты это делаешь… Помоги мне разобраться. Помоги мне не бояться. Дай мне ясность пути – мне кажется, я запуталась. Пожалуйста».
Она чуть погладила крестик и отошла; Юлька проделала все те же манипуляции, но гораздо быстрее: видимо, заранее заготовила желание.
– Пойдем, это еще не все.
Вернулись назад, к тому месту, где возвышалась статуя Яна с нимбом из пяти звездочек. Пара мест на постаменте блестела особенно отчетливо.
– Вот этот кусок барельефа, где Яна в воду сбрасывают, нужно потрогать левой рукой, – инструктировала Юля. – Трогаешь и повторяешь желание. А вот эту собачку погладь правой – у нее можно и денег попросить.
Даша засмеялась и попросила денег.
Все манипуляции заняли не больше пяти минут, поэтому, когда гримеры вернулись на позиции, съемка еще не началась, но все пребывали в стадии боевой готовности. Галахов и Тихомиров стояли у перил – там, где должен был состояться диалог, и Даша, прихватив из чемоданчика набор молодого бойца, подбежала к ним, чтобы в последний раз удостовериться в «исправности» грима. Во время съемки обязанности дежурного гримера сводились к тому, чтобы следить, не потекла ли у актрисы тушь и не выбилась ли прядь из-под парика у актера.
Грим и костюмы сразу меняют людей: в стоявших на мосту двух вампирах, жизнерадостно сверкавших друг на друга искусственными клыками, с трудом опознавались знакомые люди. Галахов, в роскошном черном, расшитом золотом костюме и белоснежном парике, смотрелся выходцем из иного мира, настоящим Князем Тьмы. В его жестах была величественность, властность, жесткость. Тихомиров – совершенно другой, хотя и костюм у него был похожий, только с серебром, и парик темный. Но двигался Матвей сейчас так, словно в нем натянулись стальные струнки, даже звон можно услыхать, если прислушаться. А, нет, это колокол звонит где-то в городе.
Даша мазнула кисточкой по лицам, чтобы, не дай бог, нос или лоб не заблестел, улыбнулась и ушла за периметр: предстояло оттуда наблюдать и, если что, кидаться на помощь. Мимо пронесся Юрьев, в излюбленной кожаной жилетке поверх клетчатой рубахи, сосредоточенный и суровый, как ковбой в погоне за стадом. При его появлении все заработало: камера нацелилась куда надо, свет дошел до нужной кондиции, и поднимающийся от Влтавы туман (не киношный, настоящий!) вновь стал таинственным, словно таящим неясную угрозу. Даша повернулась, чтобы посмотреть: небо на востоке уже побледнело, на нем смутными силуэтами выступали пражские башни. И от того, что она сейчас здесь, в самом сердце прохладного древнего города, в самом центре истории, только что начавшейся после слова: «Мотор!», – Даше стало очень хорошо. Прага не была враждебной – Прага была сказочной.
Карлов мост – средневековый мост через Влтаву, изначально назывался Пражским. Строительство его шло с 1357 года до начала XV века.
По легенде, первый камень в его основание заложил Карл IV. Мост украшают 13 скульптур.
После того как солнце выкатилось из-за крыш и окончательно запороло всю туманную готику, переместились к Вышеграду. Эти места Светлана не показывала во время экскурсии, так как они находились в противоположной от Пражского Града стороне – а Пражский Град был важнее. Но кое-что все-таки поведала.
Старинная крепость здесь стояла уже с девятого века – и, естественно, места обросли легендами. Две скалы, торчавшие неподалеку от берега во Влтаве, назывались Двумя пастушками – вроде как не углядели дочери некоей вдовы за овцами, которые свалились в реку, а мать, вместо того чтобы отшлепать дурочек, крикнула: «Чтоб вы окаменели!» Брошенные в сердцах слова зачастую действительно нельзя вернуть – и проклятие тут же сбылось. Но съемочную группу привела сюда не эта легенда, а образ княгини Либуше, укачивавшей сына в золотой колыбели.
Либуше, дочка известного чешского правителя князя Крока, предсказавшая строительство прекрасного города на этих берегах, давным-давно покоилась в мире – но только не по сценарию. Здесь она являлась одним из проходных персонажей: бессмертным духом, с которым говорит Далимир, изгнанный Могильным Князем из славных рядов вампирской братии.
Призрачную княгиню, появлявшуюся только в двух сценах, играла прошедшая здешний кастинг чешская актриса. По-русски она говорила с сильным акцентом, и во время постпродакшна ее просто переозвучат; зато лицо у нее было такое, что даже сдержанная Таня не удержалась от восторженных комплиментов. В нем не было той красоты, что отличает глянцевых красоток с обложек модных журналов, но в тонких, нервных чертах читалось столько жизненной энергии, столько природного очарования, сколько у глупых куколок не будет никогда. Рядом с ней восходящая звезда Элеонора Шумкова, жена богатого спонсора, смотрелась… дешево. Наверное, Юрьев тоже это понимал, так что ни в один кадр их вместе не поставил.
Вышеград – старинная крепость и ее окрестности в Праге, возникшая во второй половине X века.
Сохранились руины сторожевой башни, Леопольдовы ворота и старейшее романское сооружение в городе – ротонда Святого Мартина. Находящееся на территории Вышеграда Мемориальное кладбище – самое престижное место захоронения в Праге.
Главная достопримечательность – церковь Святых Петра и Павла, чьи башни видны издалека, с изображением сцены Страшного суда на главном портале. Часы работы: 9.00–12.00, 13.00–17.00, закрыто по вторникам. Вход свободный.
Вышеградский музей расположен в бастионах над скалой и рассказывает об истории крепости и ее окрестностей. Часы работы: с марта по декабрь 9.30–18.00. Цена билета 10 Czk.
А вот с божественной Флит, которую сегодня снимали в павильоне в пробных сценах, пока съемочная группа околачивалась на природе, актриса Катерина Тламка смотрелась бы потрясающе.
Впрочем, и Матвея с нее хватит.
Сцена должна была происходить в сумерках, которые дорисуют после; ветер очень удачно пригнал к Праге легкие облака, заслонившие веселое солнышко и выровнявшие свет, и главный оператор дядя Леша заорал, что надо снимать, пока хороший свет не упустили. Даша лихорадочно перегримировывала Матвея, присевшего на стул, в «дневной» вариант; за спиной у Тихомирова весело расстилалось Мемориальное кладбище. Рядом Таня наносила последние бледные штрихи на лицо Катерины, спрашивая с любопытством:
– А как по-чешски будет «я не понимаю»?
– Нерозумим, – отвечала Тламка, чуть заметно улыбаясь.
– А «как дела»?
– Як сэ матэ?
– Вот это на японский похоже, – пробормотал Матвей. Он косил темным глазом на Катерину, мешая тем самым Даше накладывать тени. Пришлось взять Тихомирова за ухо и повернуть. Он засмеялся. – Извините. Или – как здесь говорят – проминьтэ.
– Не боитесь на кладбище сниматься? – спросила Даша, чтобы его отвлечь.
– Я не суеверный.
– Актеры все суеверные.
– Я на сцене матом не ругаюсь, этого хватает.
Для съемок выпросили часть Мемориального кладбища, ту, что подальше и где поменьше туристов, интересовавшихся в основном могилами великих, а не старыми мшистыми крестами с полустершимися надписями. Непрошеные зрители, конечно, толпились за огороженным периметром, но особо работе не мешали. Наоборот: зрительские взгляды придавали процессу неосязаемой значимости, добавляли интереса. Даше кто-то из актеров когда-то сказал, что так лучше работается.
– Ну вот, все.
– А вы знаете, что под Вышеградской скалой тоже живет водяной? – спросил Матвей, мельком глянул в зеркало и принялся застегивать пуговицы: его переодели в современный костюм.
– Его зовут пан Пивода, – вдруг произнесла Катерина. – Он хороший, не надо его бояться. Он помогает лодкам плыть.
– И ходит в пивную. – Матвей ответил актрисе, но подмигнул почему-то Даше. Стоило начаться съемкам, и Тихомиров заметно переменился: чувствовалось, что его работа ему очень нравится, нравится история, в которой он исполняет далеко не последнюю роль, нравится этот серый день, мрачные надгробья и вообще все вокруг. В том числе и Лена, которая стояла рядом и нетерпеливо поглядывала на часы.
– Идемте, Матвей, Катерина. Иначе Сережа нас сейчас всех пустит на шашлык.
Даша искоса на нее посмотрела.
Для Лены Янаевой креативный и перспективный режиссер Юрьев всегда был просто – Сережа. Несмотря на его счастливую семейную жизнь, двоих детей и дело всей жизни, в котором Лена, без сомнения, являлась важной частью, но исключительно в рабочем смысле. Они даже не дружили вне студии – не потому, что кто-то этого боялся, а потому, что Юрьеву это и в голову не приходило. Лена была боевая подруга, верный товарищ, с которым можно в разведку. С Леной он делал свои прекрасные фильмы и, несомненно, сделает лучшие. Кинематограф, по мнению Даши, морально сильно Лене задолжал.
Человеческие истории, происходящие рядом, иногда казались гораздо запутаннее, чем сюжеты в кино.
6
Преодолев и второе препятствие, Радовид снял ключ без труда и спустился вниз.
Большая часть дела была сделана, ключ у него в руках, но главная беда ждала его впереди.
На съемках работают двенадцатичасовыми сменами, которые по прихоти режиссеров и за дополнительную плату могут превращаться в четырнадцатичасовые, а то и побольше. Но Юрьев решил, что с первой смены на сегодня хватит. Сам он был похож на бессмертного пони – еще пахать и пахать. А потому после съемок на кладбище, которые завораживали даже при солнечном свете и без обработки, такою неземной и прекрасной оказалась Катерина, все переместились в студию, где Даша разгримировала мужчин и получила статус свободной женщины. Студийные съемки курировала Марь Иванна, не ездившая на Карлов мост и потому выспавшаяся. Предстояли съемки Флит, а те, кто уже отработал с утра, могли отправляться на все четыре стороны.
Действие кофе почти закончилось, и потому Даша добрела до своего номера в гостинице, разделась, быстро сбегала в душ и упала спать. Лика предпочла остаться на съемочной площадке: в первое время кажется, будто стоит уйти на минутку, и ты что-то упустишь. Эта иллюзия непрерывности утрачивается через некоторое время, когда хочется сохранить побольше сил для того, чтобы полноценно участвовать в процессе и получать все впечатления, какие только можно.
Проснулась Даша в девять вечера, с гудящей головой и ощущением тотального голода. Надо поужинать, прогуляться немного, подышать свежим воздухом, чтобы прошла головная боль, а потом снова спать – до пяти утра, когда наступит время выходить на новую смену.
Холодная вода смыла остатки сна; когда Даша вышла из ванной, то обнаружила Лику, все еще бодрую. Молодость, молодость.
– Ой, Дарья Игнатовна, хорошо, что вы не спите, – обрадовалась ассистентка. – Вы свой мобильник забыли в гримерке. Вы ушли, а он вибрировал постоянно. Я хотела его взять и вам принести, но тоже забыла, извините, пожалуйста!
Внутри похолодело.
– Спасибо, Лика, я сейчас за ним схожу. Ложись спать.
– Я сейчас, только с девчонками еще внизу посижу немного.
– Смотри, не засиживайся. Потом работать не сможешь.
– Хорошо, Дарья Игнатовна.
Анжелика умчалась, потряхивая собранными в хвост пушистыми волосами, а Даша поспешно натянула джинсы и майку, сунула ноги в кроссовки, захватила курточку и сумку и вышла из номера. Нехорошее чувство не оставляло, словно давило на ребра изнутри. Только бы не… только бы это просто кто-то из знакомых названивал.
От гостиницы до студии можно было дойти пешком за четверть часа; Даша преодолела этот путь трусцой, за семь минут. Охрана на воротах, увидев пропуск, тут же потеряла к девушке интерес: на киностудии жизнь не прекращается никогда. Даша дошла до АТВ-5 и обнаружила, что часть съемочной группы еще не разошлась: в углу возводили новую декорацию, режиссер Юрьев с оператором дядей Лешей что-то смотрели на мониторах и отчаянно спорили, а Лена сидела в ворохе бумаг и гоняла ассистентов.
В гримерке никого не было, хотя лампы горели; вкусно пахло дорогой косметикой, стояла чья-то чашка с недопитым чаем, валялась на диванчике вельветовая рубашка – Даша припомнила, что в ней сегодня был Матвей Тихомиров, накидывал поверх футболки, а когда разгримировывался, наверное, забыл. Но рубашка, чашка, аккуратно сложенные кисточки – за все это цеплялся взгляд, только бы не смотреть на мобильный телефон, лежащий у зеркала.
Ну, ладно. Все равно это придется сделать. Поздно праздновать труса.
Даша взяла мобильник и открыла историю вызовов: только один звонок от мамы, в обычное время, «профилактический», а остальные двадцать три вызова от…
«Все выяснилось, – тоскливо подумала Даша. – Он понял, что я улизнула. Черт, черт, черт».
Она уронила мобильный телефон обратно на стол, села и уставилась на свое отражение в подсвеченном зеркале. Отражение выглядело уныло, у него дрожали губы, что-то не так было с глазами, и вообще – безобразие! – зеркала стали поставлять некачественные, так как отраженная Даша начала расплываться.
Совсем отключить телефон – не вариант. Номер рабочий, на него звонят коллеги и мама. Заблокировать этот номер – всплывет другой, все не заблокируешь. А значит, придется терпеть и думать о том, что случится, когда блаженные недели работы закончатся и придется возвращаться в Москву.
Придется ведь, как ни крути.
Даша больше не могла смотреть на свое перекошенное лицо в зеркале. Она отвернулась, убрела на диванчик, свернулась там клубочком и горько, от души зарыдала.
Почему, почему ей так не везет? Почему она такая дурочка, которая вечно наступает на одни и те же грабли и ничему, совершенно ничему не учится?! Можно было бы остановить все это, распознать, а она вляпалась, и теперь никто, кроме нее самой, не разрешит сложившуюся ситуацию. А как ее можно разрешить?
Даша плакала и плакала; слезы лились из глаз, носового платка не было… Нащупав рядом что-то мягкое, похожее на полотенце, Даша уткнулась носом в эту мягкую, хорошо пахнущую тряпочку и зарыдала еще пуще.
Хорошо, что никого нет…
– Наверное, случилось что-то не слишком приятное, если вы рыдаете в мою рубашку?
Даша, всхлипнув, подняла голову: у диванчика стоял Матвей Тихомиров и смотрел сверху вниз. Стало стыдно, мгновенно заполыхали щеки, а пахучее полотенчико действительно оказалось вельветовой рубашкой Матвея, так неосмотрительно тут забытой. Вот позор – обмазать соплями одежду известного актера! Такое не забудут.
– Извините, – пробормотала Даша и села. – Извините, я… я постираю.
– Эй! – Он сбросил сумку с плеча на пол и присел, оказавшись таким образом даже ниже собеседницы. – Я не нападаю, ладно? Я спрашиваю. Что случилось, Дарья?
Матвей Тихомиров никогда не считал себя особенно мягким человеком.
Мягкий да добрый – это вон князь Мышкин, а он, Матвей, таких блаженных высот в жизни не достигнет. У него имелась собственная разновидность доброты, которую он успешно исповедовал всю свою жизнь и от которой либо страдал, либо обретал немыслимые блага. Матвей считал, что стоит видеть в людях, окружающих его, хорошее, пока они не соизволят доказать обратное. Однако садиться себе на шею он не позволял никому.
Читать бесплатно другие книги:
