Пражские сказки Полянская Наталия

14

Дорога вела всё дальше и дальше, через горы и долы, пока не достиг он дремучих лесов, где тысячелетние деревья стояли стеной, ствол к стволу, а под ними – сплошь густые заросли, которые приходилось прорубать, чтобы продвинуться вперед хоть на шаг.

Подъем в половине пятого утра, ясные сумерки, предшествующие наступлению дня, быстро умыться, выпить кофе, бегом на студию – и автобус уже везет тебя на съемки, а ты еще так и не проснулась.

Жаловаться Даше было грешно, ассистенты по персоналу встали еще раньше. Снимали большую массовую сцену в Малой Стране, и следовало сделать это до того, как чехи потянутся на работу и откроются магазины.

Мала Страна, лежащая между двух холмов, является частью Пражского Града и местом довольно-таки оживленным. В нее упирается Карлов мост, здесь много пешеходных улиц, расположены офисы и различные учреждения. Даше Мала Страна напомнила центр Москвы около ГУМа: такая же деловая активность – и история тут, под боком.

Съемочная группа развернулась удивительно быстро. Хорошо, что не пришлось декорировать улицу Мостецку под шестнадцатый век – тогда следовало снимать в павильоне, так как подобное в принципе труднодостижимо. Однако, к счастью, данный кусок сериала относился к современности.

Пока солнце висело низко над горизонтом и улица утопала в благословенной тени, сняли едущий по ней лимузин, в котором гордо восседал Могильный Князь в современном костюме. Потом подогнали еще две машины, в которых должны были гонять Стасик и Матвей. Гоняли, на деле, каскадеры, а актеры выходили на крупном плане, когда машины, резко затормозив, останавливались перед камерами. Некоторое время ездили вверх-вниз – от собора Святого Николая, с башни которого давным-давно глашатаи оповещали народ о пожарах, почти до сонного Карлова моста. Денек выдался преотличный, словно подернутый прозрачной дымкой, и Юрьев то и дело подгонял невозмутимого дядю Лешу:

– Свет! Какой свет! Снимай!

Мала Страна потихоньку оживала, подтянулись туристы, чехи застывали у ограждения, с интересом глядя на съемочный процесс. Один пожилой человек, выгуливавший собаку, не удержал на поводке своего резвого молодого ретривера, и тот радостным скоком пронесся мимо камер. Это, конечно, добавило живости происходящему, тем более что ассистенты тут же кинулись ловить собаку. Чех горестно призывал из-за загородки: «Karel! Karel! Poj’ sem![6] – но толку не добился. Ретриверу хотелось скакать, резвиться, играть со смешными людьми, которые за ним бегают. Юрьев остановил съемку, и ждавшие режиссерского гнева были разочарованы: Сергей Дмитриевич полюбовался на собаку и загонщиков, а потом утробно захохотал. Ретривер Карел, вдохновленный высочайшим одобрением, подпрыгал к ящику со сложенными там резиновыми головами мертвецов, которые собирались использовать в следующей сцене, обалдел от такого счастья, звонко облаял реквизит и, цапнув одну из голов за страшенный нос, с рычанием, приостанавливаясь, чтобы немного потрепать добычу, поволок ее хозяину. Тут-то по дороге его наконец изловили, долго отбирали резиновую голову, стараясь не повредить нос, и в конце концов торжественно вручили пса хозяину. Тот извинялся, его утешали, объясняя, что от пожеванности собакой реквизит в данном случае стал только качественнее и правдоподобнее. Юрьев пообещал положить голову на верх кучи, чех сказал, что будет смотреть кино, и все расстались, довольные друг другом. Каскадеры, пользуясь случаем, курили у машин, команда успела быстро выпить кофе.

Мала Страна – часть Старого города Праги, между холмом Градчан и Петршином. Первые поселения здесь возникли очень давно; тогда тут проходили торговые пути. Основные достопримечательности – церковь Святого Николая, Вальдштейнский дворец, церковь Девы Марии Победоносной, улицы Нерудова, Мостецка, Кармелитска, Вальдштейнска.

К восьми утра переместились на берег Влтавы, мимо авангардного, изогнутого, кажется, во всех направлениях Танцующего дома, спустившись к набережной, где важно разгуливали чрезвычайно упитанные лебеди. Мостовая плавно спускалась в воду, и можно было подойти совсем близко к белоснежным птицам, которые, кажется, совсем не боялись. Более того: завидев народ, лебеди вразвалочку устремились к киношникам, вытягивая шеи и явно требуя утренней порции корма.

– О-о, да вы умудрились приехать до туристов! – услышала Даша полузнакомый голос и, обернувшись, увидела рядом с Леной гида Светлану. – Сейчас вам достанется!

На берегу среди лебедей собирались снимать романтическую сцену – Далимир и Катерина, его возлюбленная, с которой он поделился эликсиром. Играла ее Шумкова, для которой начинался активный съемочный период. Элеонора, в красивом темно-синем платье, мгновенно убравшем из ее образа налет вульгарности, пятилась от настойчивого лебедя, преследовавшего ее и всем своим видом выражавшего нетерпение.

– Держите, – засмеявшись, сказала Светлана, залезла в объемистую сумку и протянула Шумковой булочку. Та опасливо взяла, поднесла лебедю; птица, подумав немного (сразу соглашаться – не по статусу!), аккуратно, но сильно потянула булочку на себя и отщипнула изрядный кусок. – Сюда без взятки приходить нельзя, они привыкли, что их кормят. И пальцы берегите. Лебеди не кусаются, но могут нечаянно ущипнуть.

– Это зоопарковые какие-нибудь? – спросила Юля, сидевшая на корточках и в восхищении скармливавшая лебедям печенье.

– Нет, обычные городские, – объяснила Светлана, доставая из сумки еще булочку и кроша на кусочки помельче, чтобы всем птицам досталось. – Лебедь – негласный символ Праги, они здесь живут годами, размножаются спокойно, никто их не трогает. Они привыкли, мамы с детьми сюда постоянно ходят, молодожены ездят фотографироваться… Даже зимой не улетали. Правда, в прошлом году такие морозы были, что лебеди за ночь примерзали ко льду. Приходилось их поливать теплой водой, чтоб отмерзли.

– Надо же…

Лебедей не распугали ни камеры, ни осветительные приборы, ни Элеонора в синем платьице. Костюмеры переодели Матвея, Даша посмотрела в континьюити и быстро перекрасила, актеров поставили в кадр, Юрьев удовлетворенно похрюкивал, словно боров, нашедший самую большую и глубокую лужу в округе, и все шло превесело, и для полноты картины один лебедь таки цапнул осветителя за ляжку.

Остаток дня прошел в съемках в пригороде, где перегороженные улицы привлекали гораздо меньше людей, чем в историческом центре, а потому и работа двигалась поспокойнее. Пригороды Праги – чистые, застроенные красивыми домами, среди которых нет-нет да и мелькало наследие прошлого века, то ли не отреставрированное, то ли не снесенное еще, – служили хорошим фоном для вампирских разборок. В этот день много работали с автомобилями, добытыми на поистине волшебной киностудии «Баррандов». Дядя Леша в перерыве рассказывал, как в девяносто пятом он с русской съемочной группой попал ненадолго в Прагу, а на местной студии как раз заканчивали снимать «Миссия невыполнима» с Томом Крузом. «Такой смешной мужик, невысокий, видел его – вот как тебя, Митька, рядом прошел!» Но Юрьев побил валета тузом, заявив, что вот когда ОН был на «Баррандове» до нынешних съемок, так тут снимали некоторые сцены новых серий о приключениях Джеймса Бонда и мимо Дэниел Крэйг прошел – «Вот как ты, дядя Леша, только круче и симпатичнее!». Несимпатичный дядя Леша хохотал и требовал моральной компенсации.

Наступил тот приятный момент, когда все наконец сработались, станцевались, спились, даже немножечко переругались, и уже ясно, что команда сложилась. А впереди еще много дней совместной работы, выматывающей, тяжелой, но благодаря этой общности, этому чудесным образом взращенному командному духу и удачной притирке можно будет выдержать все. То есть абсолютно все, что режиссер потребует. Потому что мы здесь не просто так – мы команда волшебников, Гарри Поттер нервно курит в сторонке, мы завоюем весь мир, снимем самый лучший сериал всех времен и народов, и нам плевать на критиков, потому что мы сейчас вместе и с огромным удовольствием делаем общее дело.

Как-то так получалось у Юрьева собрать пазл и аккуратно его разложить. Даша не представляла, как он это вообще делает. Вроде ходит режиссер, то порычит на всех, то поулыбается, то мягко кому-нибудь скажет, то сделает резкое замечание, но он уже торчит в павильоне тогда, когда ты туда приходишь в полпятого утра, и тогда, когда ты в полночь уходишь. Это не просто подкупает – это завораживает. Не человек, Гаммельнский крысолов.

В установившейся атмосфере особо странно выглядело то, что Галахов и Тихомиров втихаря поругались.

Этого почти никто не заметил, да и сама Даша увидела случайно, как Матвей в стороне что-то говорит всеобщему любимцу Галахову, а тот отвечает резко, потом разворачивается и идет прочь. Что не поделили – непонятно. Возможно, Галахов был недоволен тем, что Далимира отчетливо выдвигают на первый план, а Могильный Князь фигура хоть и внушительная, но гораздо менее мобильная. Даша слышала, как намедни сиятельный Дмитрий Павлович выговаривал Юрьеву, что хорошо бы персонажу добавить сцен, а Юрьев с присущей ему тактичностью в цветистых и вежливых выражениях объяснял честолюбивому Могильному Князю, куда тот может пойти.

Работали до пяти, после чего излишне великодушный режиссер подумал и решил, что хватит, и велел собираться. Солнце лишь тронуло золотым животом верхушки деревьев, все были «на подъеме», усталые, но еще не мертвые, и кто-то включил радио на волне с мелодиями восьмидесятых, и актеры почти все сами разгримировались, чудеса, да и только. Марь Иванна проследила, чтобы гримерские кофры аккуратно поместили в трейлер, и сказала, что всех отпускает.

– А разобрать? – хором осведомились Даша и Таня.

– Завтра у нас по графику продолжение, ничего разбирать не будем, а сегодня на интерьерных я Марину сама загримирую. – Для основной группы работа закончилась, но тетя Маша еще два часа должна была в павильоне работать с Флит и ее персональными сценами.

Матвей подошел, когда Даша вымыла руки, накинула куртку и забрала сумку из автобуса.

– Не откажет ли мне приятная пани в удовольствии прогуляться по вечернему городу?

– Пани не откажет. – Даша оглянулась на студийную машину, которая ждала ведущих актеров. – Мы на ней поедем?

– На ней пускай Галахов катается, – сказал Матвей, – а мы не гордые, мы такси поймаем.

– Матвей, а что у вас с Галаховым случилось? – осторожно поинтересовалась Даша.

– Случилось то, что он – мудак, и не будем об этом, – отрезал Тихомиров и помахал пустому такси, которое услужливо притормозило. – Я тебе позже объясню, хорошо?

– Да, конечно. – Дашу в принципе устраивал такой вариант. Лезть в мужские разборки – себе дороже.

Такси бодро порулило в центр, на счетчике медленно натикивали кроны, но Даша уже обратила внимание, что цены здесь небольшие – подобная поездка обходилась около двухсот крон, это рублей триста. Всех по приезде в Прагу предупредили, чтобы пользовались только официальными городскими такси, бомбил не останавливали. Это в Москве удобнее остановить частника и сторговаться… Хотя те времена, когда частники были умопомрачительно дешевы, благополучно миновали. Москва – неприлично дорогой город. А здесь ничего, нормально.

– Перебраться, что ли, в Прагу жить, – вздохнула Даша, поглядывая на милосердный счетчик.

– Не так и сложно, – отозвался Матвей. – Здесь мягкие условия и довольно легко получить вид на жительство. Ты решила уехать из Москвы?

– А кто не хочет уехать из Москвы?

– Я не очень хочу, – сознался он, – но я не типичный москвич, а привилегированный. Мне приятней там жить, хотя пробки, политика партии и всеобщая повышенная тревожность доносятся и до наших пентхаусов.

Даша на него покосилась.

– Вы шутить изволите, Матвей Александрович?

– А? Наполовину…

15

В один прекрасный день говорит она Марушке:

– Девочка моя, обещала я тебе, что придет время – и правда увидит свет. Настал твой час, самая пора тебе вернуться домой.

Таксист высадил их неподалеку от Карлова моста со стороны Старого Места. К вечеру древняя Прага наполнилась людьми, как крынка молоком, и золотым налетом лежал на зданиях, деревьях и людях вкусный вечерний свет.

– Куда пойдем? – спросил Матвей. – Куда ты хочешь? К пану Ладиславу и его свиной рульке? Или присесть на открытом воздухе? Я, в принципе, знаю пару хороших мест…

– Я… извини меня, я пока не хочу в ресторан, – сказала Даша. Не могла она говорить откровенно среди жующих людей, официантов и звона посуды. – Давай купим булочек и пойдем к лебедям? Или просто – на берег…

Матвей, наверное, был голодный, но с предложенным планом согласился. То ли любопытство его заело, то ли рыцарство.

Булочек они купили мягких, пахучих, вызывавших такое слюноотделение, что до лебедей удалось донести всего пару штук. Остальные по дороге внезапно утратились.

– Почему в Москве нет такой выпечки? – простонала Даша, доедая изумительный рогалик с маком.

– Есть. Не на каждом углу, но есть.

– Все, перееду, – сказала она решительно, отдала уже наевшемуся за день лебедю остатки рогалика и указала в сторону. – Вон там скамейка есть. Пойдем?

Со скамейки, удачно никем не занятой, открывался вид на Влтаву, Старое Место, всегда заполненный туристами Карлов мост. Реяли над водой мелкие речные чайки, толклись у лебединой пристани, подбирали крошки. Объевшиеся лебеди уже не кидались к пришедшим, как с утра, шествовали величественно и спокойно, брали пищу, делали одолжение. Даша повернулась спиной к мосту и лебедям, чтобы ни на что не отвлекаться. Матвей молчал, не торопил, не мешал. Так просидели минуты три.

– Ладно, – сказала Даша и прочистила горло. – Ты сказал, все должно быть честно. Я должна тебе сознаться, я больше не могу. На самом деле, я не должна была сюда ехать.

– Марь Иванна говорила, что ты кого-то заменяешь…

– Нет, – Даша покачала головой и сглотнула. – Я… я сюда преступным образом попала. Должна была ехать новенькая, Ира Городецкая, а я – пойти в отпуск. Только мне нужно было уехать из Москвы, и обязательно в Евросоюз.

– Так, – сказал Матвей и чуть подался вперед, скрестив руки на груди, – давай по порядку.

– О господи, если б я еще знала, где он, этот порядок… Ладно… – Даша сцепила пальцы, чувствуя, как они слегка дрожат, и дрожь передается в локти, в позвоночник. Всегда непросто сознаваться в подобных вещах. – Я живу с мамой, отец нас бросил, когда мне было одиннадцать. Уехал далеко, мы ничего о нем с тех пор не слышали. Я его очень любила, и мама тоже, и я видела, как она страдала и как ей было нелегко одной. Может быть, поэтому… да нет, точно, именно поэтому я не могу долго оставаться одна. Мне нужно, чтобы вокруг были люди и чтобы у меня был… парень, просто был, замуж сразу мне не надо, просто чтобы не одной…

Матвей вдруг расцепил руки, наклонился вперед и положил свои ладони на Дашины.

– Так.

– Я встречалась… с разными. Кто-то получше, кто-то похуже, работа такая, что с людьми знакомишься, выбор есть… Ну и мечтала, конечно, – усмехнулась она. – Каждый раз казалось: вот, это большая любовь, насовсем! Время шло, любовь проходила, да и с самого начала было ясно, что это ненадолго, я просто… себя обманывала. Но было так страшно – одной, что вечером некому позвонить и в кино не с кем… Ты не думай, Матвей, я не…

– Я не думаю.

– Хорошо… ладно. А три месяца назад я вдруг столкнулась во дворе со своим бывшим одноклассником, Гришей Ферапонтовым. Мы за соседними партами сидели, он в меня жеваной бумагой кидался.

– Верный признак влюбленности. И что же господин Ферапонтов, вспомнил о старых чувствах?

– Угу. Мы поговорили, слово за слово, он меня пригласил на свидание. Я пошла… Мы встретились пару раз, болтали. Он не большого ума человек, но мне казалось – приятный. Однако я понимала, что долго так продолжаться не может, он книгу-то дай бог одну в год читал, в общем, я ему сказала, что ничего у нас не выйдет. А он… не согласился.

– Не согласился, значит.

– Да. И я сразу не поняла, что вляпалась. – Даша подняла глаза и посмотрела на Матвея. Тихомиров выглядел задумчивым. – Потом уже выяснила, что Гриша… у него не совсем честный бизнес, так скажем. А по виду нельзя определить, он неплохо выглядит. Я думала, он топ-менеджер или владелец фирмы небольшой, а он… и друзья у него под стать, и… короче, он сказал, что не отпустит меня и что так просто его бортануть нельзя.

– В сетях криминального авторитета, – прокомментировал Матвей. – Я понял. Что дальше?

– Дальше было очень муторно и долго. Я от него бегала, он бегал за мной и названивал каждые пять минут. Как-то я не выдержала, высказала ему все, кричала на него, хотя, Матвей, я вообще ни на кого не кричу… И он сказал, что я могу не трепыхаться. С такой гаденькой улыбочкой сказал. Что если я не соглашусь с ним встречаться, то сильно пожалею, а еще у меня имеются драгоценные родственники, вроде мамы, с которыми ведь может что-то случиться, правда?

Она содрогнулась, вспомнив тот разговор и пустые холодные глаза человека, который ей, вот странно, сначала понравился…

– Я испугалась до одури. Маме, конечно, ничего не сказала, у нее здоровье так себе, нечего ее пугать. Уговорила потихоньку съездить к тете Евдокии под Нижний, выпроводила из Москвы на природу, но Гриша вроде не заметил. Я его так боялась, Матвей. Иногда видела, как его… сотрудники у дома караулят – за мной присматривали. А мне на работе как раз отпуск дали, я сначала думала тоже в Нижний поехать, но он ведь там нашел бы меня мгновенно! Просто проследил бы. Мне надо было сбежать. Тогда я взяла в сообщники Казимира…

– Казимир – это кто?

– Мой двоюродный брат, сын тети Евдокии. Он по профессии программист, а по призванию хакер. Я его подговорила на… преступное деяние. Поздно вечером, после съемок, я стащила ключи у охраны, и мы с Казимиром забрались в директорский кабинет. Там Казимир вскрыл все пароли, и мы все поменяли: сделали так, что Ира Городецкая полетела в Турцию, а я – сюда, вместо нее, в Прагу. У Гриши нет визы в Евросоюз, я знаю. В Турции он бы мог меня достать, а здесь – нет. И я улетела вместо Иры. Мы ей позвонили, Казимир представился сотрудником студии и объяснил перестановки. У нас ведь часто все меняется, Ирина согласилась в Турцию лететь, режиссерам и помрежам на вылете уже все равно, лишь бы комплект, – а тут мы и в билетах имена изменили, и во внутренней документации, даже в платежных ведомостях. Мы все подделали, всех обманули, это когда-нибудь обязательно вскроется, и мне ужасно стыдно. Я трусиха, Матвей. Трусиха и преступница. Но мне было так страшно за себя и за маму, что я все это натворила. Я сама во всем виновата…

– Дарья, – сказал он негромко, – стоп. Давай оставим самобичевание до лучших времен.

– Мы с Казимиром были как шпионы. Он рано утром подъехал к моему дому и забрал меня, на машине отвез в аэропорт, и я прилетела сюда. А потом Ферапонтов выяснил, что я сбежала, и начал названивать. Я в тот день забыла телефон в гримерной, пришла, а там куча неотвеченных вызовов. Вот я и ревела в твою рубашку, Матвей, – сказала Даша, распрямляя ссутуленные плечи. Хватит праздновать труса, нужно вести себя достойно и отвечать за свои поступки. – Не потому, что я все еще пугалась, а потому, что я такая глупая и нерешительная и навлекла неприятности на себя и, может, маму. И еще с Ирой так поступила, всех обманула. Ты вправе меня презирать.

Тихомиров помолчал, а потом задумчиво поинтересовался:

– Я, конечно, вправе. И не стану отрицать, что так поступать не следовало, это действительно против студийных правил. Хотя ты немного не права, и вряд ли кто-то заметит это в нашем вечном российском бардаке. Если гримерша Ирина не затеет разбирательство и не примется дотошно выяснять, почему ее вместо Праги отправили в Турцию и кто ей звонил, ты имеешь все шансы избежать уголовной ответственности. Это я тебе, голуба, говорю как краевед. – Он помолчал. – Но с презрением я повременю, Дарья, если ты мне позволишь. Спасибо, что рассказала. Я не хотел бы, чтобы у тебя сложилось превратное представление о том, будто я одобряю такой поступок, но не хочу вводить тебя в заблуждение и уверять, что это сильно испортило мое мнение о тебе. Честно говоря, я подозревал какое-нибудь совершенное… чудачество.

Даша смотрела на него во все глаза.

Раньше, если она откалывала какую-нибудь глупость (а ее поступок иначе, чем глупостью, не назовешь) и об этом узнавал тогдашний Дашин мужчина, все происходило иначе. Он ее ругал. Он смеялся. Он подкалывал. Но еще ни один парень не попытался понять, почему она это сделала, и вместо того, чтобы самоутвердиться за ее счет, – успокоить и помочь. Да еще деликатно назвал эту дикую историю чудачеством. Вот уж, поистине, хорошее воспитание.

Да, она не великого ума девушка. Да, Даша иногда такое делала, что потом бывало ужасно стыдно, и все по легкомыслию и глупости. Умная бы с Гришей Ферапонтовым не связалась, это факт. Но не всем быть Эйнштейнами, и это можно как-то… ну, извинить, что ли?

Матвей Тихомиров не просто извинил – он понял, кажется.

Даша перевела дух и улыбнулась.

– И что ты будешь делать… теперь?

– Что мы будем делать, – сказал Матвей, – так это – ничего страшного. Отложим финал сей драмы до лучших времен. Советую продолжать игнорировать звонки, предупредить твою маму и тетю Евдокию, чтобы не открывали незнакомым, и выбросить это из головы. Многоуважаемый Григорий здесь до тебя не доберется, а по приезде в Москву я посмотрю, что можно сделать.

– Матвей, это ведь… не твои проблемы.

– Не мои, – согласился он легко, – но я иногда так люблю чужие проблемы на завтрак или ужин – не передать, как люблю, Дарья! Особенно если человек мне нравится. – Он наклонился ближе, заговорщически подмигнул и сказал: – Очень нравится.

А потом притянул ее к себе и поцеловал.

Они сидели на берегу Влтавы, погружающейся из золотого сна в пепельный – солнце опускалось все ниже и ниже, – среди цветущих деревьев, рядом с невероятно отъевшимися лебедями, романтичным символом Праги, – и Даше ничего не было ясно, кроме одного: может быть только так и никак иначе.

Матвей сказал, что зверски хочет есть, и они пошли на Староместскую площадь, как самые прилежные туристы. Даша держала Матвея под руку, все еще ошеломленная и не верящая только что произошедшему, а Тихомирову хоть бы хны – идет, улыбается, смотрит по сторонам, любуется цветным стеклом в витринах, ужасными штампованными сувенирами и резными вывесками. И Даша перестала маяться вопросом, пошутил Матвей или нет, звездная это выходка или нет.

Это просто человек, идущий рядом, которому она понравилась. Они вдвоем вечером в чудесном пражском центре. Ничего больше желать не надо, и громоздить тоже не надо.

На подходе к Староместской случилось неизбежное – Матвея узнали. Большая группа русских туристов, следовавшая за гидом, застряла у какого-то дома, и одна из женщин, обернувшись, ахнула:

– Это же Тихомиров! Ой, девочки!.. А можно ваш автограф?

– Конечно, – сказал Матвей, включая «звездную» улыбку, и выпустил Дашину руку, чтобы подписать протянутые ему блокнотики, программки, кто-то даже книжку Донцовой протянул – Тихомиров, не моргнув глазом, подписал.

Пришлось задержаться на некоторое время, так как со всех сторон посыпались вопросы: «А вы в Праге отдыхаете или работаете? А в каком фильме снимаетесь? А долго еще здесь будете? А в Ростов-на-Дону не приедете?» – и прошло минут десять, прежде чем удалось выпутаться. Благодарить следовало гида, которой все это надоело, она согнала заблудших овец в кучку и увела, как Моисей евреев через пустыню.

– Вот поэтому, – сказал Матвей, снова беря Дашу под руку, – я и не хожу по Праге в такое время.

– Ты кокетничаешь, – возразила Даша. – Я же видела, что тебе приятно.

– Приятно, конечно. Я не стану отрицать, для актера признание – это не просто часть работы, это часть удовольствия. Но сегодня мне хочется, чтобы нас не трогали. Поэтому я предлагаю поступить следующим образом… а впрочем, увидишь.

Он привел Дашу на Староместскую и зашел в отель «У принца». Лифт поднял посетителей на верхний этаж, где располагался ресторан с выходом на летнюю террасу. Плетеные кресла стояли у накрытых белоснежными скатертями столиков, цвела герань в умилительных горшках вдоль перил, и отсюда открывался такой приятный вид на черепичные крыши Старого Места, что Даша на мгновение зажмурилась от удовольствия. Посетителей было много, почти все столики заняты, однако очень удачно освободился один – у самых перил, рядом с обогревателем, а официант еще и пледы принес, лишь бы дорогие гости не замерзли. Это оказалось отчетливо туристическое место, с меню на разных языках, включая русский с огромным выбором национальных блюд – никакой интимности, никакой рульки пана Ладислава, но почему-то именно сейчас это было то, что доктор прописал.

– Рекомендую заказывать стейк, – посоветовал Матвей. – Это лучшее, что здесь делают. Чешская кухня, как ни странно, похуже, кнедлики брать не будем, а вот мясо у них отменное.

– Ладно, значит, стейки, – легко согласилась Даша. – И потом на десерт что-нибудь.

Она завернулась в теплый плед и сидела, глядя на площадь, по которой гулял народ. Прямо напротив отеля была та самая башня с курантами; часы как раз собирались бить семь, и фигурки протанцевали, к удовольствию всех наблюдавших. Солнце уже ушло за дома, но еще не село, разбрасывая по небу желтые и розовые краски, подсвечивая облака, подмалевывая им брюшка нежными оттенками.

– Как хорошо…

– Это странный город, – сказал Матвей. Ему принесли первую часть заказа – коньяк, а Даше – выбранный ею легкомысленный коктейль, отливавший мертвенно-синим. – Я приезжал сюда в разное время года, и даже зимой Прага очаровательна. Понятия не имею, как у нее получается. Бывают города-мужчины – например, Париж, и когда я приезжаю туда, мне хочется с ним соревноваться. С Парижем тяжело конкурировать, у него гораздо более древняя история, чем у меня… А Прага – женщина, очаровательная, несмотря на возраст, и это во всем ощущается, и меня так и тянет за ней поухаживать, хотя бы по-дружески.

Даша засмеялась.

– Если не по-дружески, придется отвечать за свои слова, да?

– Ну конечно. – Он оставался задумчив и довольно серьезен. – Здесь есть такое место, холм Петршин, у подножия которого лежит Мала Страна. Мы снимали рядом сегодня. А наверх можно подняться на фуникулере, и вид оттуда великолепный – вся Прага как на ладони. И сады, сады… Я был там однажды в апреле, сидел в похожем ресторане на террасе, пил пиво и думал, что с Прагой, как с настоящей женщиной, нужно серьезно.

– Серьезно – это как?

– Это значит: не обещай того, что не сделаешь; будь верен и не обманывай; говори только правду; завоюй ее. Видишь ли, Дарья, с Прагой для мужчины невозможно дружить – это либо мимолетное знакомство, либо взаимная интрижка, после которой вы, довольные, разойдетесь, либо роман с городом. Но для того, чтобы завести с нею роман, нужно сюда переехать, – а к этому я не готов.

– К серьезным отношениям не готов?

– С городом – нет.

Дашу не покидало ощущение, что говорят они не только и не столько о Праге.

– А ты давно побывал здесь впервые?

– Давно. Еще подростком, с отцом. Но ничего не запомнил, кроме того, что в отеле были роскошные полотенца. – Он вертел в ладонях бокал с коньяком. – А сам приехал несколько лет назад – и понял, что это мой город, город для путешествий. Здесь можно чувствовать себя свободно. И дело не в том, что он большой и шумный, и легко затеряться в толпе; дело, наверное, в этих пространствах, в холмах и видах, и еще в искусстве, которое здесь есть… И в том, что эти люди не забывают свое культурное наследие. Помню, меня занесло сюда в ноябре, и я выяснил, что одиннадцатого числа тут отмечают День святого Мартина. Пошел смотреть, конечно. Сам святой Мартин привез снег в Прагу, возглавляя костюмированное шествие, и по Карлову мосту прогарцевали на конях, девушки в национальных костюмах гнали гусей, все веселились, открывали первые бутылки вина со свежего осеннего урожая. Если вино удалось, это означает, что и остальное вино из урожая этого года будет хорошим. То было отличным… А ты уже можешь сказать, как тебе понравилась Прага?

– Я за ней ухаживать не смогу, – сокрушенно вздохнула Даша, – но мы, определенно, можем стать подругами. Такой вариант допускается?

– О да.

Они сидели, болтая обо всем на свете, и съели превосходные стейки, и Даша заказала еще крем-брюле (лучшее, которое она пробовала в своей жизни). Стемнело, город оделся в огни, как в праздничное платье, уличный музыкант выводил на скрипке печальную, но светлую мелодию, и она поднималась со Староместской площади к крышам и выше – к ясному небу и хрупкому леденцовому месяцу.

16

Богумил остановился, словно громом пораженный, кровь в его жилах застыла. Об этом он не подумал.

– Я хочу убедиться в том, что ты всегда держишь слово и всё будешь решать справедливо, поэтому яви мне первое доказательство.

Следующие несколько дней были насыщены работой с раннего утра и до позднего вечера. Ни о каких романтических прогулках нечего было и думать: после того как Юрьев объявлял, что на сегодня закончили, оставалось лишь добрести до кровати, упасть в нее и открыть глаза утром, когда будильник заливается звоном. Уставали, и уставали сильно; Матвей шутил, что вся жизнь театр и он, как истинный театральный актер, встает и начинает что-то делать лишь после того, как будильник даст третий звонок. Зато погода радовала, и Юрьев перекроил график съемок, чтобы как можно скорее закончить все натурные сцены. И потому днем была Прага, Прага, Прага – и Даша выучила ее улицы, кладку ее стен и тишину вечерних закоулков, которую распугивали киношным гамом и разгоняли киношным светом, а потом бережно возвращали на место после команды «Мотор!».

Лика вернулась в строй, и история с гробом перешла в разряд студийных легенд. Никаких подробностей выяснить не удалось, но, кажется, никто особо и не старался – у всех хватало иных забот. Уже стало понятно, что кино получается, сериал выйдет хорошим и, возможно, даже получит парочку премий. Юрьев поговаривал, что с таким можно и на международный уровень выходить, и гораздо больше всех хвалил, чем ругал. Люди работали как проклятые.

Но, конечно, вампиры не могли оставить киношников в покое.

К концу второй недели съемок, придя рано утром на площадку, Даша застала грандиозный скандал. Скандалила Марина Флит, обычно выдержанная и вежливая, а сейчас похожая на базарную бабку. Орала она на Лену.

– Я не стану сниматься в таких условиях, а если вы ничего не можете с этим поделать, то это не моя проблема! Вы обещали решить! И ни черта не сделали!

– Что такое? – негромко спросила Даша у Марь Иванны, хмуро наблюдавшей за бушующей Флит.

– Да чертовщина какая-то, – в сердцах ответила та. – Вчера Марина сказала, что сама разгримируется, она так часто делает, ты знаешь. Я ушла с Леной и Сергеем совещаться. Она одна оставалась в гримерной. И вдруг слышим – дикий крик. Прибежали, конечно, Марина сидит вся белая, чуть не в обмороке. Отпоили ее виски, она рассказала, что уже закончила разгримировываться, когда в зеркале увидела вампира.

– Вампиры не отражаются в зеркалах, – брякнула Даша первое, что пришло на ум.

– А этот особенный – отразился. И дальше все то, что говорила Шумкова, помнишь? Когда в коридоре свет погас. И тут лампы засбоили, вампир стал приближаться, Марина завизжала… Свет поморгал и включился снова, вампира нет, тянет погребом… Мы прибежали довольно быстро, но, если там кто-то был, мог уйти: выходов здесь масса. Проходной двор.

Марь Иванна была встревожена и обеспокоена. Лена что-то негромко втолковывала Марине, а та расстроенно качала головой и возражала, но уже тише. Даша огляделась.

– А режиссер где?

– У себя в кабинете с Тихомировым. Выслал Леночку на амбразуру. Как она его терпит? – Марь Иванна вздохнула могучею грудью. – Марина наотрез отказывается гримироваться, пока ей не объяснят, что тут происходит. Я вот жду. Пыталась ее успокоить, да где там… Юрьеву хорошо бы выйти, только он сейчас может это разрулить.

– Ладно, – сказала Даша, – я пойду все приготовлю. Что у нас сегодня, ближе к финалу?

– Да, Матвея разрисуй под хохлому, сцены в тюрьме пойдут.

– Разрисую, как только появится.

Обойдя рассерженную Флит и слегка уже задолбанную Лену, Даша ушла в гримерную. Ничего особенного там не наблюдалось: девчонки уже работали, свет не мигал, никаких вампиров и световых эффектов.

– Привет, Даш! – сказала Юлечка. – Слышала уже, что с Флит приключилось?

– Угу.

– А мне вот страшновато, – созналась тихая Таня. – Как-то это все не вдохновляет.

– Да брось, ты что, в вампиров веришь? – невнятно пробормотала Юля, подкрашивая себе губы перед зеркалом.

– А ты – нет?

– Я верю только в тех, кого сама гримирую. – Терехова сунула помаду в сумочку. – Но, если бы у меня такая жуть за спиной возникла, я бы еще не так визжала.

– А я бы табуреткой огрела, – сказала Даша.

– Так это же нематериальная жуть?

– Нематериальная жуть не отражается в зеркалах!

– Не аргумент. Воздух в зеркалах тоже не отражается.

Хохоча и строя предположения, могла ли вампирская община Праги счесть оскорблением съемки сериала на своей территории, они проработали минут десять, пока в гримерную не заглянул Веня, один из ассистентов режиссера.

– Даша, тебя Юрьев хочет.

– Как романти-и-ично, – протянула Юля.

– А зачем он меня хочет? – удивилась Дарья.

– Не знаю, он мне страшных тайн не открывает, – скривился Веня. – Пройди к нему в кабинет.

Кабинетом называлась выделенная режиссеру каморка без окон, куда Юрьев уходил для приватных разговоров, совещаний и раздумий о былом и грядущем. Даша заглядывала туда всего раз, что-то уточнить. В помещение был втиснут стол и несколько стульев, стены густо заклеены набросками и графиками, и еще как-то умудрялся влезать сам Юрьев и все, кого он хотел там видеть.

Сейчас, впрочем, в кабинете оказалось довольно свободно. Режиссер сидел на краю стола, по-мальчишечьи покачивая ногой, а Матвей подпирал стенку. Вид у обоих мужчин был странный.

– Дарья, заходи-заходи, – велел Юрьев, – и дверь закрой.

– Вы хотели меня видеть, Сергей Дмитриевич?

– Садись.

Недоумевая, она опустилась на стул и бросила вопросительный взгляд на Матвея, но тот и бровью не повел.

– Тихомиров мне тут кое-что рассказал, – отрывисто произнес Юрьев, – про твои фокусы с поездкой сюда. Это как понимать?

Дашу словно холодной водой окатили.

Матвей не обещал, что не расскажет режиссеру об этой истории, однако она, глупая, почему-то решила, будто он так не поступит. За прошедшие дни Матвей и словом не обмолвился о своих планах. Почему он сделал это именно сейчас? Почему он вообще это сделал?!

– Я жду объяснений, – сухо напомнил Юрьев.

– Я… простите меня, Сергей Дмитриевич, – произнесла Даша пересохшими губами. – Это больше не повторится.

– Ты понимаешь, что за это тебя следует отправить на все четыре стороны, накатав докладную руководству студии? Ты понимаешь, что я просто обязан им сообщить о произошедшем? Дарья, ты казалась мне компетентной работницей, но такого идиотизма я от тебя не ожидал. Что, не соврал Тихомиров? Был взлом?

– Был, – еле слышно сказала Даша.

– Так, просто отлично. Джеймс Бонд в юбке. Матвей говорит, у тебя на то имелись личные причины, но не сдает – какие. Были причины или придумала?

– Были.

– Черт тебя подери, Ветрова! – Режиссер стукнул ладонью по столу, и пустая чайная кружка жалобно звякнула. – Ты прекрасный работник, я на тебя не нарадуюсь, гримируешь мне мужиков так, что их снимать одно удовольствие! Но за такое – я тебя должен вот прямо сейчас, первым рейсом в Москву, с волчьим билетом! И никакого заступничества! – повернулся он к Матвею, сделавшему невнятный жест. – Я вижу, что у вас амур намечается, меня это не волнует. У меня обязанности перед студией. И я не терплю на площадке подобных выкрутасов.

– Сергей Дмитриевич, – проговорила Даша ни жива ни мертва, – вы правы, это была чудовищная глупость… Я прошу прощения и знаю, что виновата. Если вы скажете, я уеду.

Режиссер смотрел на нее сверху вниз, сдвинув брови. Повисла напряженная пауза, которую разрушил Матвей:

– О заступничестве речи не идет, не в этом дело, Сергей. Я посчитал, что ты должен быть в курсе, и не надеялся, что ты, выражаясь простым русским, Дарью отмажешь. – Он отлепился от стенки и встал рядом с Дашиным стулом. – Но предлагаю не выносить сор из избы. У меня тоже обязанности перед студией и контракт. Должен ли я поступить по совести?

– О чем это ты, Тихомиров?

– Ты знаешь, о чем.

Они смотрели друг на друга как готовые сцепиться волки, и Даша перестала что-либо понимать.

– Ладно, Сергей, давай не будем ходить вокруг да около. Времени мало, а время – деньги. Предлагаю оставить все это съемочной историей. Ты делаешь Дарье выговор, она и так осознала, насколько была неправа, а я не упоминаю, что ты здесь мистику разводил.

– Тихомиров…

– Я уже давно Тихомиров, – прервал его Матвей. Таким Даша его еще не видела – напряженным и совершенно отчетливо – злым. – Я знаю, что ты любишь нетрадиционные методы стимуляции воображения, но сейчас ты самого себя превзошел. Я говорил с этим пареньком, который тут изображает неучтенного вампира. Давай ты мне-то не будешь зубы заговаривать, Юрьев?

Снова помолчали.

– Ты скандала хочешь? – наконец тяжело обронил режиссер. – То, что я делаю, я делаю…

– На благо государства, миледи де Винтер. Ладно, оставим твои творческие методы в стороне. Поговорим о Галахове.

– А что – о Галахове? – уже искренне удивился Юрьев.

– А ты не понял? – прищурился Матвей. – Это ведь он напоил Анжелику Воропаеву, хотя она ему простым русским языком сказала, что алкоголь ей противопоказан. Привез ее на студию, чтобы тут без помех… переспать, никого нет, обстановка вроде как романтическая. Предложил ей еще бокал вина, Воропаева мгновенно отключилась, Галахов испугался, что она умерла или умрет. И не придумал ничего умнее, чем положить ее в гроб в костюмерной и смыться, пока никто не заметил.

– Откуда ты знаешь все это?

– Я с ним говорил. Он не дурак, но трус, Сергей. Утверждает, что ничего плохого не хотел и что в голове помутилось, как представил показательный процесс. Как же, всеобщий любимец Дима Галахов – и обвиняется в непреднамеренном убийстве! Он ведь действительно подумал, что угробил девушку, просто она еще тепленькая. Не просыпается, не мычит, признаков жизни не проявляет… А Анжелика, хоть и смутно помнила, с кем пила, все-таки помнила. И не сдала его, вот какая верная.

– Санта-Барбара, – в сердцах произнес Юрьев. – С Галаховым я побеседую, спасибо. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я все это прикрыл, включая твою подружку? – Он кивнул на Дашу.

– Во-первых, она не подружка, а моя девушка, – сказал Матвей. – Во-вторых, я предлагаю не преступный заговор, а компромисс. Дарье – выговор, можешь еще отчитать ее на досуге, я не против. Если студия заинтересуется перестановками – ну, скажешь, что это была твоя инициатива. Но я думаю, никто разбираться не станет. Анжелика Галахова не сдаст, я тоже буду молчать, и Даша будет. Правда, Даша?

– Конечно, – сказала она свирепо, – только зажму эту звезду в углу и набью ему лицо! Как он мог так с Ликой! А если бы действительно аллергия, отек Квинке?!

– Галахова нельзя бить, – заметил Юрьев с усмешкой. – Он у нас медийное лицо.

– Я потом это медийное лицо загримирую, Сергей Дмитриевич, – пообещала Даша, – или буду бить в другие места.

Матвей сдавленно хрюкнул, словно сдерживая смех, и положил Даше руку на плечо.

– Договорились, товарищ режиссер?

– Шантажисты, – обвинил их Юрьев. – Катитесь отсюда, чтобы я вас хотя бы пять минут не видел.