Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока Чумакова Карина
Стереотипы нью-йоркского восприятия действительности зиждятся на том факте, что ньюйоркцы, как и 200 лет назад, мыслят категориями neighborhoods – исторически сложившихся компактных районов, объединенных историей, архитектурой и общим культурным контекстом. По большому счету, neighborhood – это деревня, и еще сто лет назад жители нью-йоркских «деревень» знали друг друга по именам. Да, жизнь меняется, и вместе с ней меняется облик нью-йоркских районов, но коренные ньюйоркцы пытаются сохранить некий общинный дух: приятельствуют с владельцами местных магазинчиков, дарят консьержам подарки на Новый год, знают по именам детей и собак своих соседей – словом, цепляются за последние крохи старого Нью-Йорка – уходящей натуры, которую того и гляди вычеркнет из коллективной памяти очередная волна урбанизации и глобализации.
Джентрификация – тренд на усреднение
Для Нью-Йорка последние 15 лет ознаменовались усилением так называемой «джентрификации» – за неимением лучшего перевода, этот феномен можно назвать «обуржуазиванием». Проще говоря, это процесс превращения районов, в которые лучше было не соваться, в районы, куда лучше не соваться без загодя забронированного столика в супермодном ресторане. Процесс джентрификации лучше всего иллюстрируется ростом цен на аренду жилья: так, снять квартиру в Гарлеме теперь стоит на 90 % дороже, чем в 2000 году, а в районе Бедфорд-Стайвесент в Бруклине – более чем на 60 %. То же самое касается и цен на гостиницы: если раньше людям и в голову не приходило забронировать отель в Квинсе, то сейчас все варианты в пределах пяти остановок от Манхэттена кажутся очень даже ничего. За последние годы цены на проживание в гостиницах выросли в разы, и если бы не такие сервисы, как airbnb, многим путешественникам было бы проблематично найти себе на Манхэттене угол дешевле 250 долларов за ночь. А всего десять лет назад в Нью-Йорке существовали реликтовые гостиницы с олдскульным менеджментом, которые нельзя было забронировать через Интернет и чьи телефоны передавались друг другу под страшным секретом, потому что номер за 50 долларов – это такая удача, в которую не веришь, пока не заселишься – в комнату с видом на кирпичную стену и одним душем на весь коридор.
Феномен джентрификации как таковой обусловлен постоянным и неуклонным ростом спроса на жилье в Нью-Йорке. «Нерезиновый» город вынужден изыскивать внутренние ресурсы, и девелоперы подаются туда, где, простите за неполиткорректность, «не ступала нога белого человека». В сферу их внимания постепенно втягивается криминальный Южный Бронкс; недавно под бульдозерами пал квартал граффити 5Pointz в Квинсе – на его месте скоро построят очередной жилой небоскреб, который, и глазом не успеешь моргнуть, наполнится жильцами. Рвение девелоперов не распространяется только на районы субсидированного жилья – так называемые «проджекты». Своим существованием они обязаны программе, начатой городом еще много лет назад: в рамках ее на Манхэттене были построены целые кварталы довольно базового и недорогого жилья, которые никуда не денутся в ближайшем будущем, как никуда не денутся люди, нуждающиеся в поддержке государства.
Некоторые активисты сетуют на то, что джентрификация стирает особую идентичность и культурное лицо районов, превращая их в усредненную мечту представителя среднего класса. Другие же считают, что вместе с общим повышением благосостояния районов повышается качество доступного образования и снижается преступность. Джентрификация вкупе с усилиями администраций мэров Джуллиани и Блумберга и впрямь принесла покой многим тысячам горожан. Было время, когда ньюйоркцы настоятельно советовали «новичкам» носить в кармане двадцатидолларовую бумажку на случай, если на них нападут в темном переулке: в середине 90-х именно столько стоила доза крэка, поэтому при виде денег у грабителей – а ими чаще всего были наркоманы – отпадало желание продолжать конфротнацию, и они быстро смывались с предложенной суммой. Такая тактика спасла жизнь и сохранила здоровье многим, но известны случаи, когда попытки постоять за себя оканчивались очень плачевно.
Нынче, слава богу и двум последним мэрам, все не так. Глубоким вечером на улицах Нью-Йорка можно запросто встретить мамаш, прогуливающих в колясках своих неугомонных чад; в полупустом вагоне поезда линии J под утро так же безопасно, как днем на Пятой Авеню; если погода располагает к прогулке, пожилые ньюйоркцы идут парами через Центральный парк домой после спектакля в Метрополитан опера – а они часто заканчиваются глубоко за полночь.
Квартирный вопрос
Еще один лелеемый самими ньюйоркцами стереотип – это вечно спешащий взвинченный горожанин. Да, в переходах метро и на оживленных улицах лучше идти быстро и не создавать толпу, но на лужайке Центрального парка солнечным днем никто никуда не спешит: самые неугомонные играют в catch – попросту перебрасываются бейсбольным мячом и ловят его мягкой перчаткой, остальные сидят или лежат на травке, не обнаруживая признаков нервозности или особого беспокойства о будущем. Хотя, может статься, они предпочитают простор парка собственной квартире площадью в 20 квадратных метров, где можно упереться руками в стены. Ведь и роскошные нью-йоркские апартаменты, как те, в которых живут герои сериала Friends, и холостяцкая квартира Зайнфельда на Верхнем Вест-Сайде – все это не более чем выдумка сценаристов. Сходите в гости к счастливому обладателю «двушки» – в нью-йоркском контексте это квартира с одной спальней и гостиной, чаще всего совмещенной с кухней, – и слово «минимализм» наполнится новым смыслом: для среднестатистического ньюйоркца покупка новой сковородки автоматически означает вынос на помойку старой, а ячейка на складе индивидуального хранения не роскошь, а единственная возможность убрать на зиму куртку и сапоги.
Помните квартиру Кэрри из «Секса в Большом Городе» – в браунстоуне на Верхнем Ист-Сайде, с гардеробной, вмещавшей все ее немыслимые наряды? Так вот, по легенде, она снимала ее за жалкие 700 долларов в месяц. Такую несусветно низкую цену по сценарию объяснял тот факт, что квартира была из редкой породы rent-controlled apartments – то есть квартир с регламентированной арендной платой. О них стоит рассказать подробнее: rent-controlled lease – голубая мечта любого ньюйоркца. Эти квартиры редки, как голубые марлины, и составляют лишь 2 % от всей нью-йоркской недвижимости. Арендная плата в таких квартирах регулируется по договору найма, заключенному десятки лет назад (точнее, до 1971 года), и ее рост не может превышать оговоренного в нем процента, который давно не соответствует среднерыночному росту арендной платы в Нью-Йорке. Главное условие сохранения такого статуса квартиры – ее непрерывная аренда одной и той же семьей, которая, соответственно, должна была заключить договор найма более 40 лет назад. То есть квартира из «Секса в большом городе» могла достаться Керри только от родственника, с которым она прожила минимум два года до его смерти. Жаль, что история ее самоотверженного ухода за больной бабушкой не вошла в фильм, но других вариантов у героини не было. В качестве курьеза добавлю, что фасад дома Керри Брэдшоу из сериала принадлежал и вовсе другому дому – на Perry St., в Вест-Виллидже, который был позднее продан за 10 миллионов долларов. На его ступеньках по-прежнему фотографируются туристы, чем безумно злят его нынешних владельцев, но что взять с помешанных на знаменитостях туристов?
Взаимоуважение – добровольно-принудительное
Кстати, это момент, который выдает «не-ньюйоркца» за версту: у жителей Нью-Йорка категорически не принято обращать чрезмерное внимание на знаменитостей – а их тут, поверьте мне, пруд пруди. Та же самая Сара Джессика Паркер живет себе тихо с семьей в Вест-Виллидже, ходит по улице без охраны, сама забирает старшего сына из школы и вообще никак не педалирует свой статус. Мэгги и Джейк Джилленхол уютно обедают в веганском кафе, не думая о том, что все прохожие узнают их – никаких огромных шляп и черных очков, ведь все вокруг свои. Вуди Аллен несколько раз попадался мне на Третьей авеню под руку с женой и с багетом в авоське, а один раз мой тогда еще шестилетний сын чуть не сбил его с ног в Центральном парке, погнавшись за убежавшим мячиком. «Sorry, sir!» – «It’s ok» – и инцидент был исчерпан. В общем, если в «Старбаксе» перед вами в очереди стоит человек, как две капли воды похожий на Сэмьюэла Джексона, вы никогда не узнаете, он это или не он, потому что реакция окружающих будет одинаковой в обоих случаях – то есть реакции не будет вообще. С одной стороны, это иллюстрация той самой способности ньюйоркцев ничему не удивляться, с другой – уважение к частной жизни соседей, не важно, кто они по статусу и по профессии. К папарацци это правило, само собой, не относится, но даже у дома Мадонны на 80-й улице я, признаться, никогда не видела толп хищных фотографов, что в том же Лос-Анджелесе отнюдь не редкость.
Несмотря на кажущуюся резкость и чрезмерную деловитость, ньюйоркцы стараются уважать друг друга, и это в первую очередь выражается в соблюдении формальностей и правил, которые мало-помалу формируют поле взаимной приязни. Так, входя в автобус через переднюю дверь (особенно если это большой автобус-экспресс), все пассажиры как один здороваются с водителем, получая в ответ дежурное «Hello sir/madam!»; в том же самом автобусе не принято говорить по мобильному телефону, и если кто-то, не дай бог, не ограничится парой фраз и начнет обстоятельно беседовать, он будет моментально «зашикан» другими пассажирами, потому что правила есть правила.
С недавнего времени в парках и на пляжах Нью-Йорка запретили курить – само собой, не все встретили эту новость с энтузиазмом, но даже заядлые курильщики не станут нарываться на скандал и потушат сигарету при входе в парк – из уважения к правилам и своим братьям-ньюйоркцам. Когда это правило только входило в обиход, я несколько раз становилась свидетелем его демонстративно вежливого разъяснения иностранцам, которые по привычки фланировали по аллеям с сигареткой в руках. Причем разъяснениями занимались обычные прохожие, которые неделей раньше бы и глазом не моргнули – потому что неделю назад такого запрета не было, а теперь – есть.
Даже в отношении к домашним питомцам чувствуется элементарное уважение их желаний: за все те годы, что я прожила в Нью-Йорке, я не видела, чтобы хозяин поторапливал собаку, увлекшуюся обнюхиванием куста, или, не дай бог, тащил ее на поводке. «Собака – тоже человек, время прогулки – ее время, а я всего лишь сопровождающий», – читается в поведении нью-йоркских собачников.
Про общение с детьми в общественных местах я даже не стану распространяться и только скажу, что нам бы стоило многому поучиться у нью-йоркских мам и нянь. Нью-йоркские родители пытаются найти общий язык даже с самым капризным и взбалмошным ребенком; сами языковые формы, используемые в общении с детьми, демонстрируют, что у ребенка всегда остается выбор – по крайней мере, у него есть возможность отказаться от предложенного взрослым варианта: «Why don’t you…» «I suggest you…» «How about you…» (Почему бы тебе не…, Я предлагаю тебе…, Как насчет того, чтобы…). Главное, по мнению родителей и педагогов, обеспечить ребенку безопасность: надеть на него шлем, если он катается на самокате или велосипеде, и не приводить на площадку для детей более старшего возраста, а дальше будь как будет. Может лизать перила, съезжать с горки вниз головой, насыпать песок себе в штаны – главное, чтобы ему было весело – «kids should have fun».
Fun – краеугольный камень воспитания
Понятие «fun» вообще ключевое в воспитании молодого поколения в США. Те, кто был воспитан в спартанских традициях советских школ и детских садов, не понимают, как можно превращать все – от учебы до спорта – в цирк и балаган. Нас учили, что веселье и труд находятся на двух противоположных концах этического спектра. «Делу – время, потехе – час». Преодоление себя и лишения – вот достойный путь. Ответом на любые попытки «фана» было строгое лицо учительницы: «Вам бы все хиханьки да хаханьки!»; ну а когда американская мама встречает ребенка после тренировки, она не спрашивает «ну и кто выиграл?», «а ты сколько забил?»; она спрашивает: «Did you have fun?» («Тебе было весело?»)
О криках и шлепках – по крайней мере в публичном месте – речи вообще не идет. Хотя не все сторонники «традиционных» методов воспитания принимают такой стиль общения с детьми на ура. Моя маникюрша мексиканского происхождения как-то раз рассказала мне историю своей подруги: заработав энную сумму денег, подруга вызвала к себе в Нью-Йорк из Мексики дочь, которая жила в ту пору с бабушкой. Девочка пошла в американскую школу и, судя по всему, с радостью переняла свободную манеру общения с родителями, свойственную ее одноклассникам. И когда мама в один прекрасный день отвесила дочери оплеуху за какую-то провинность, та недолго думая позвонила в полицию и пожаловалась на мать. После предупреждения со стороны полицейских и службы опеки мать предпочла отправить дочь от греха подальше обратно в Мексику – она оказалась не готова поступиться «патриархальными» методами воспитания, а к домашнему насилию здесь относятся очень сурово.
Вы бы видели лицо воспитательницы, когда я привела сына в сад с кровоподтеком на пол-лица! Она поинтересовалась, что произошло, и ее вопрос не был простой формальностью. Она жаждала моих подробных объяснений. Мне пришлось в деталях поведать о том, как накануне вечером на бедного ребенка обрушилась книжная полка, на которую он решил забраться, как на гору. Заверив воспитательницу, что синяки поверхностные и сотрясения нет, я пообещала закрепить полку понадежнее, чтобы подобное не повторилось. Сын стоял рядом и солнечно улыбался – к сожалению, тогда он еще не говорил по-английски, иначе, я думаю, воспитательница попросила бы его представить свою версию произошедшего. Не знаю, как вас, а меня такое отношение не раздражает, а скорее радует. И полку мы, кстати, закрепили после этого случая так, что ее теперь можно повалить лишь вместе со стеной.
Что такое хорошо, или Doing the right thing
Как бы то ни было, люди, с малых лет сознающие, что у них есть выбор, вырастают, как правило, неплохими людьми. Вопреки распространенному мнению, жителей «города желтого дьявола» интересуют не только деньги, но и этический аспект своего существования. Делание благих дел или осознание того, что ты делаешь что-то хорошее, американцы обозначают емкой фразой «doing the right thing». Так вот, для ньюйоркцев doing the right thing – не пустой звук. Многочисленные волонтерские организации не испытывают недостатка в кандидатах: пенсионеры помогают поддерживать порядок в городских садах и парках, хозяева кафе и продовольственных магазинов традиционно жертвуют нераспроданный за день хлеб и другие продукты малоимущим, старшеклассники в свободное время дополнительно занимаются с младшими школьниками, состоятельные дамы безвозмездно сдают свои вещи в специализированные thrift stores (комиссионные магазины), чтобы вырученные с их продажи деньги пошли на нужды больниц и домов престарелых, а простые люди относят ненужную одежду в специальные контейнеры, из которых она попадает нуждающимся и бездомным. Осознание того, что ты трудишься не только ради себя и своей семьи, но и «отдаешь долги обществу» (по-английски это так и звучит – «giving back») греет многих ньюйоркцев, независимо от их возраста, вероисповедания и уровня достатка.
Во времена стихийных бедствий или чрезвычайных ситуаций ньюйоркцы и вовсе проявляют редкое великодушие и ответственность за ближних: из подобных событий, произошедших на моих глаза, мне особенно запомнился ураган «Сэнди» 2012 года. Когда весь нижний Манхэттен был затоплен и на несколько дней обесточен, люди организовывали патрули и обходили квартирам многоэтажек, чтобы удостовериться, что в них не остались без связи и поддержки старики или люди с ограниченной мобильностью, носили им по лестницам питьевую воду и продукты на 20–30-й этаж; в магазинах организовывались пункты зарядки мобильных телефонов от генераторов – причем не по приказу сверху, а по инициативе владельцев; во время перебоев с бензином люди кооперировались в группы и делили личный транспорт. Отношения к испытаниям как к общей проблеме, наверное, идет от осознания себя частью neighborhood – сообщества соседей, которые должны дорожить друг другом и заботиться о своих. И это сознание по-прежнему живо в жителях одного из самых крупных мегаполисов планеты; ньюйоркцы умеют одновременно чувствовать себя частью огромного целого и мыслить локально – в терминах квартала, улицы, церковного прихода или клуба болельщиков местной команды. Эта способность чудесна сама по себе, но с чисто практической точки зрения она помогает ньюйоркцам расцветать и крепнуть в не самом простом для выживания городе мира.
Те, кто «понаехали», против тех, что «понаоставались»
Местных жителей у нас считают чем-то вроде иностранцев. Если мы слышим английскую речь, то настораживаемся. В таких случаях мы убедительно просим: – Говорите по-русски!
В результате отдельные местные жители заговорили по-нашему. Китаец из закусочной приветствует меня: – Доброе утро, Солженицын!
Сергей Довлатов. Иностранка
Я неплохо говорю по-английски, поэтому в магазинах и ресторанах меня перестали вычислять как иностранку довольно давно. Да и разговоров-то особых там вести не приходится: «I’ll have a small latte and a scone», «Skip the bag, please», «Have a good one!»… – дежурный обмен любезностями, пожелания хорошего дня, вовремя сказанные «спасибо» и «пожалуйста». Вот и все, что нужно, чтобы сойти в Нью-Йорке за своего. Тем парадоксальнее мне казался интерес к моей персоне нью-йоркских таксистов. Всякий раз, как только я погружалась на заднее сидение желтого кэба и называла нужный адрес, через пластиковую перегородку с окошечком слышалось: «Where are you from?» Я даже немножко расстраивалась: миссия провалена, шпион раскрыт. Что меня выдает? Выражение лица? «Все русские выглядят слишком мрачными. You are so… Dostoevsky!» – как однажды выразилась моя американская знакомая. О’кей, будем следить за лицом, никакого Достоевского, только Барбара Картленд. Опять мимо! «Where are you from?» – слышу я с переднего сиденья от увенчанного чалмой таксиста-индуса. Если не лицо, то что, мучалась я? И никак не могла найти ответа.
Но ответ пришел сам собой: как-то раз, выйдя из оперы после спектакля, мы с подругой сели в такси и отправились через парк на Ист-Сайд. Подруга моя – уроженка Айовы, сейчас живет в Калифорнии. Общеамериканское открытое лицо, белозубая улыбка, никакого акцента, непринужденный смол-ток – и опять проклятый вопрос: «Where are you guys from?» Тут я, надо сказать, немного позлорадствовала: не угадал, парень! Значит, и у таксистов бывают проколы. Но моя солнечная калифорнийка вместо того, чтобы прояснить недоразумение, стала подробно рассказывать кэбмену, откуда конкретно из Калифорнии приехала, каковы ее планы в Нью-Йорке, заодно упомянула, что когда-то, еще в 70-х, училась в Колумбийском университете и жила в студенческом общежитии на Морнингсайд Хайтс. Водитель оживился, стал рассказывать ей, как непросто нынче купить жетон таксиста, не то что в 70-е, когда он только начинал, – в общем, все остались довольны друг другом, и доллар сверху увенчал взаимную симпатию.
После этого случая до меня дошла очень простая вещь; она лежала на поверхности, но была недоступна моему пониманию в силу комплекса «понаехавшей»: в Нью-Йорк все по определению откуда-то приехали. «Приезжий» для ньюйоркца не является синонимом «чужака». Не стоит тратить силы, доказывая, что ты свой. Спрашивают, откуда приехал? Не удивляйтесь, это всего лишь способ продемонстрировать дружелюбие, можно сказать, часть предоставляемого пакета услуг. Признавайтесь: я из России… ну или откуда бы вы ни приехали. Конечно, есть риск выслушать весь заготовленный на такой случай набор: vodka, balalaika, matrioshka, Putin… – или Nikita Khrushchev, если таксист принадлежит к поколению, запомнившему его историческую речь на Генассамблее ООН, в которой советский лидер пообещал американцем познакомить их с «матерью Кузьмы». Возможно, придется провести небольшой географический ликбез и объяснить, что Россия – это чуть правее Польши и чуть выше Китая. Или вам повезет больше, и вы выслушаете историю про то, как ваш водитель, будучи родом из Камеруна, когда-то, прежде чем эмигрировать в США, учился в Егорьевском летном училище – был со мной однажды и такой случай. Если вы не настроены на разговоры, фраза «Sorry, I don’t speak English», произнесенная с улыбкой, снимет все вопросы.
Что же касается акцента, то у всех, кто говорит на английском, так или иначе есть какой-то акцент: дело в том, что под акцентом в Америке подразумеваются любые особенности произношения. Натренированное нью-йоркское ухо различает даже «акцент» жителей Нью-Джерси, живущих через реку ровно напротив Манхэттена, не говоря уж о напевном, ласкающем слух выговоре южан. С другой стороны, акцентом принято называть и рубленный славянский английский (вспомните русских мафиози из голливудских фильмов), и густой индийский, и даже самый что ни на есть стандартный британский. Так что своего «акцента» – каким бы он ни был – стесняться не стоит.
Любая попытка говорить по-английски рассматривается обычными американцами как акт великодушный, заслуживающий всяческого поощрения. К сожалению, факт остается фактом: не так много американцев владеют иностранными языками, а если и владеют, то это чаще всего испанский или какой-то другой, на котором говорили у них дома. Поэтому, даже если вы говорите на школьном английском, ловко жонглируя десятком кстати всплывших в памяти слов из «топика» про путешествия – даже в этом случае вы наберете массу очков в свою пользу. Вас непременно поймут или как минимум попытаются понять.
Кстати, о таксистах: в Нью-Йорке лишь 8 процентов из тех, кто крутит баранку, родились в США. Среди водителей больше всего индусов и пакистанцев, за ними следуют выходцы из Африки и с Кариб. А сорок лет назад все было абсолютно иначе. Стереотипический нью-йоркский таксист 70–80-х – подрабатывающий студент, начинающий актер, который «бомбит» между кастингами, непризнанный писатель – словом, набор типажей из комедий Вуди Аллена. Но если раньше водители получали процент от выручки, то сейчас система в корне изменилась: водитель платит за дни аренды машины хозяину таксомоторного парка, поэтому, чтобы остаться в плюсе, ему приходится работать минимум 10–12 часов в день. Какие уж тут кастинги и учеба. Мало-помалу коренные ньюйоркцы среди таксистов стали музейной редкостью. Однажды, когда мне посчастливилось ехать в компании одного из них, он рассказал мне не очень политкорректный, но очень жизненный анекдот: «Стою я, – говорит – как-то раз на светофоре на Мэдисон-авеню, поворачиваю голову и вижу: в соседнем такси сидит водитель – белый мужчина лет под 60, ну прям как я! Мы оба так расхохотались! И теперь я всем своим пассажирам рассказываю, что в Нью-Йорке, кроме меня, есть еще один белый таксист, и я однажды видел его собственными глазами».
Город, в котором каждый чувствует себя своим среди чужих
Одно можно сказать определенно: о демографии Нью-Йорка нельзя судить по уличным прохожим. В погожий день на Манхэттене половина людей – туристы, говорящие на всех языках мира. Если вести речь о тех, кто считает Нью-Йорк своим домом, то, по данным последней переписи населения, из 8,5 миллиона 44,6 % – белые, 25,1 % – чернокожие, 27,5 % – латиноамериканцы, 1,8 % – азиаты. Пусть вас не смущает то, что в сумме выходит больше ста процентов: дело в том, что в анкете переписи 2010 года респонденты могли отметиться в более чем одной расовой категории, отсюда и статистический казус.
Интереснее другое: перепись показала, что 36 процентов ньюйоркцев родились за пределами США, – и это по сравнению с 13 % в среднем по стране. Кто-то из них приехал в Америку в детском возрасте, кто-то – совсем недавно. Одни сохраняют свою национальную идентичность, другие полностью ассимилировались и перестали ассоциировать себя с исторической родиной. Латиноамериканские этнические сообщества, пожалуй, держатся за свои корни крепче других: дома говорят в основном по-испански, сохраняют приверженность национальной кухне, живут тесными сообществами и создают семьи в основном внутри этих сообществ.
Русскоязычные эмигранты поначалу вели довольно самодостаточное существование и предпочитали жить «поближе к своим» на Брайтоне, но дети и внуки эмигрантов 70–80-х практически полностью влились в американскую жизнь, и теперь иной раз лишь славянская фамилия выдает их корни.
Для чернокожих американцев идентичность – довольно больной вопрос. Еще десять лет назад казалось, что расовый вопрос в США решен окончательно и бесповоротно, что интересы чернокожего населения учтены на всех уровнях, а белые испытывают что-то вроде исторического раскаяния за годы политики притеснений афроамериканцев. Но в свете событий, вызванных убийством чернокожего юноши белым полицейским в городе Фергюссон, штат Миссури, все стало не так однозначно. Волна протестов привлекла внимание общественности к череде аналогичных случаев, к милитаризации полиции, к политике расового «профайлинга». Нью-Йорк эти события задели напрямую: 20 декабря 2014 года в Бруклине были расстреляны двое патрульных полицейских. Убийца, по собственному признанию, мстил за смерть юноши, убитого в Фергюссоне. По иронии судьбы один из полицейских был сыном китайских эмигрантов, другой – мексиканцем по происхождению; это лишний раз подтверждает то, что в нью-йоркском контексте оппозиция «белые» и «черные» выглядит довольно надуманно; этот город не шахматная доска, а многоцветная мозаика.
Любимой метафорой для описания отношений этнических групп в США многие годы был «плавильный котел» – все, что туда попадает, теряет индивидуальные черты и превращается в сплав; метафора, кстати, когда-то отражала реальность, ведь именно по такому принципу происходила интеграция в американское общество большинства новых эмигрантов на протяжении двух веков. Сейчас большей популярностью пользуется метафора «миски с салатом» – в салате можно легко различить отдельные ингредиенты, но, соединившись в одной миске, да еще и будучи заправлены общеамериканскими ценностями, этническое и культурное многообразие дает новый характерный вкус. Идея «миски с салатом» больше соответствует нынешнему духу политкорректности и лучше отражает реалии глобализации. Она даже в чем-то напоминает идею европейского мультикультурализма за одним исключением: пользуясь кулинарными метафорами, мильтукультурализм скорее напоминает мартини а-ля Джеймс Бонд – «перемешать, но не взбалтывать». Американцы же, при всем уважении к культурному наследию различных этнических групп, ратуют за большую степень интеграции в единое американское общество.
Если вам посчастливится остаться в Нью-Йорке подольше, вы собственными глазами убедитесь в том, что горожане практикуют уважительное, а местами даже восторженное отношение к традициям и культуре своих сограждан. Лучше всего это иллюстрируют празднования, к которым ньюйоркцы с удовольствием присоединяются независимо от собственных культурных афилиаций. Может быть, дело в пуританских корнях, заставляющих ньюйоркцев искать повод для хорошего праздника, потому что праздновать без повода вроде как не очень хорошо. Что мы имеем в итоге? Мексиканцы громко, на весь город, празднуют «5 мая» – Cinco de Mayo – в память о победе мексиканской армии над французами в битве при Пуэбла, и половина города идет вместе с ними пить текилу. День Святого Патрика, который празднуют каждый года 17 марта, давно вышел за рамки сугубо ирландского и превратился в день общенародных гуляний, когда даже те, у кого в роду не было ни одного ирландца, с удовольствием облачаются в зеленый и идут смотреть парад оркестров на Пятой авеню.
Китайский новый год, отмечаемый в Чайнатауне шествием огромных кукол-драконов, с 2015 года и вовсе объявлен официальным школьным выходным днем. Кроме него, в расписание будущего года мэр де Блазио добавил еще два выходных, чтобы дать возможность мусульманам отпраздновать Ид аль-Фитр (известный в России как Ураза-байрам) и Ид аль-Атху (Курбан-байрам, соответственно). На праздники Рош Ха-шана (еврейский Новый год) и Йом Кипур (Судный день) дети тоже не ходят в школу, в связи с чем озабоченные нововведениями родители опасаются, что скоро их детям придется ходить в школу вплоть до июля месяца, дабы отучиться предписанные законом штата 180 дней.
Кроме собственно эмиграции, рост населения Нью-Йорка обеспечивает постоянный приток внутренних мигрантов. Согласно опросам, Нью-Йорк стабильно входит в десятку городов США, в которых хотели бы жить большинство американцев. Учитывая то, что американцы на редкость мобильная нация, многие из них воплощают мечту в жизнь. Сменить место жительство ради работы для них настолько же естественно, как для россиянина из глубинки поехать учиться в областной центр. К тому же каждый год сотни университетов и колледжей по всей стране выпускают тысячи молодых профессионалов, многие из которых хотят попытать счастья в столице мира. Как пчелы из ульев, студенты «вылетают» из своих кампусов на манящий аромат успеха и славы. Лишь немногие оседают в Нью-Йорке навсегда; большинство, взрослея, понимают, что можно жить и за пределами Большого яблока, причем зачастую жить подчас более комфортно: не тратя сумасшедшие деньги на съемное жилье и самое необходимое, не испытывая карьерный прессинг, не засыпая и просыпаясь под вой пожарных сирен, не толкаясь каждое утро в переполненном метро, не отказываясь от собственной машины, потому что месяц аренды парковки здесь стоит как месяц аренды квартиры во Флориде… Список этих «не» можно продолжать бесконечно. Но для тех, кто подпадает под очарование этого города и решает здесь остаться, существует только одно «не»: для них невозможно «не» жить в Нью-Йорке.
Турист – заноза в пятке города
Настоящий ньюйоркец втайне уверен, что люди, которые живут в любом другом месте, должно быть, в каком-то смысле шутят.
Джон Апдайк
Если остановить на улице Нью-Йорка десять прохожих и спросить, что они думают про туристов, то как минимум пятеро из них ответят, что туристы – главный бич этого города, но при этом попутно выяснится, что оставшиеся пятеро, собственно, и есть туристы. Каким образом, спросите вы, всеобщая терпимость к иностранцам и носителям других культур, которое я расхваливаю чуть ли не в каждом абзаце, может сочетаться с таким пренебрежительным отношением к гостям города? Очень даже может. Представьте ситуацию: вы всей душой любите свою многочисленную родню, но стоило вам переехать в Нью-Йорк, как все – от троюродной тети до подруги бывшего мужа двоюродной сестры – повадились ездить к вам в гости; на смену одним приезжают другие, при этом вс рассчитывают остановиться в вашей однушке. В коридоре – давка, в туалет очередь, в холодильнике все время пусто, а вы находитесь на грани помешательства. При плотности населения Манхэттена в 67 тысяч человек (!) на квадратный километр 56 миллионов гостей в год заставляют его сжиматься до размеров однокомнатной квартиры.
Видимо, поэтому многие американцы – особенно выходцы из южных штатов – искренне считают, что Нью-Йорк сплошь населен хамами и невежами. «Этот тип толкнул меня и даже не извинился! Спросил тут одну, как пройти на Таймс-сквер, – она что-то буркнула и убежала! Официанты вообще воображают себе невесть что… А пока я пытался поймать такси, у меня перед носом перехватили две машины…» – вот типичные жалобы тех, у кого с Нью-Йорком не заладилось. Местные, конечно, вежливо кивают, но про себя думают: «То, что такого растяпу, как ты, не обобрали до нитки, – само по себе чудо… Не нравится в Нью-Йорке – сиди дома в Оклахоме. Скатертью дорожка!»
Да, в Нью-Йорке сложнее всех приходится жителям маленьких городов, где расстояния обозримы, у людей устойчивая психика, где жизнь размерена, а ценность человеческого общения выше пресловутой эффективности. Если же вы прожили большую часть жизни в городе-милионнике, то в Нью-Йорке будете чувствовать себя как дома: не станете принимать случайные тычки в метро на свой счет, не будете ожидать от продавца манер английского лорда, не рискнете ходить по улице с расстегнутым рюкзаком или с бумажником в заднем кармане джинсов – и, кстати, правильно сделаете. Вы – житель большого города, а следовательно – без пяти минут терминатор: вы организованны, быстры, собранны, если вам нахамили или подрезали на дороге, вы не тратите время на ненужные объяснения – просто заученным движением вскидываете средний палец руки и бежите дальше. Этим жестом, конечно, в Нью-Йорке лучше не злоупотреблять, но прожив здесь несколько лет, я убедилась, что выражениями «Go f*ck yourself!» или «Eat shit!» не брезгуют даже сухонькие старушки с пуделем на поводке.
Что же, интересно узнать, так бесит ньюйоркцев в туристах? Во-первых, как я уже сказала, жителей города раздражает уже само их количество: орды приезжих на тротуарах, площадях, в музеях, на лужайках парков. Еще ньюйоркцы искренне уверены, что именно по вине туристов у них такие сумасшедшие цены в ресторанах, на парковках и в магазинах. К тому же, проносясь с решительностью курьерского поезда из точки А в точку Б, они постоянно спотыкаются о туристов, которые то резко останавливаются посреди тротуара, чтобы развернуть свою аршинную карту, то застывают соляным столбом прямо при выходе из метро.
Из-за туристов горожанам лучше забыть о посещении многих некогда любимых кафе и ресторанов, которые имели несчастье засветиться в кино или, с легкой руки критика, удостоиться статуса must-see. Им лучше навсегда забыть о катании на лодке в Центральном парке и о катке перед Рокфеллер-центром – многочасовые очереди людей, желающих любой ценой причаститься этих «культовых» развлечений, не оставляют ньюйоркцам не единого шанса. Ну и подстерегающее на каждом углу бесхитростное «Сфоткайте нас!» может довести до белого каления кого угодно. Чтобы снизить свою привлекательность в качестве мишени для просьб и вопросов туристов, ньюйоркцы несутся мимо, напустив на себя фирменное выражение лица «не влезай – убьет!». Просто помните, что оно адресовано не вам лично, а мирозданию в целом – ну и вам как его порождению.
Хотя еще Марк Твен в «Простаках за границей» подметил парадоксальную способность в целом адекватных людей превращаться за границей в жалкие подобия самих себя: «Любезный читатель, если он не побывает за границей, так и не узнает, какой законченный осел мог бы из него выйти». Иными словами, иногда смотрите на себя со стороны – это залог того, что вас будут воспринимать не как туриста, а как путешественника. Принципиальная разница между двумя категориями в том, что турист – существо неорганичное, инвазивное и искренне убежденное в том, что Рим построили ради его удовольствия, в то время как путешественник непредвзято впитывает окружающий мир, стараясь при этом не нарушить течения жизни местных жителей – будь то вьючный ослик или клерк с Уолл-Стрит.
По мере сил и возможностей будьте подготовлены, автономны и эффективны. Спланируйте свой маршрут и облегчите себе навигацию, скачав заранее на смартфон карту города и схему маршрутов общественного транспорта, купите проездной или держите в кармане монеты для оплаты автобуса. А для фотографий заведите селфи-палку – как бы отвратительно она ни выглядела, в путешествиях эта штука порой незаменима. Ну а если вам все же придется прибегнуть к помощи местных жителей, то вы, скорее всего, убедитесь, что не так страшен ньюйоркец, как его малюют: в общей массе это хорошие и воспитанные люди – правда, в состоянии перманентного стресса. Сделайте на это скидку, и все сложится само собой.
А еще ради вашей собственной безопасности я вам искренне рекомендую не выдавать всем внешним видом свою «неместность». Да, за последние 20 лет Нью-Йорк изменился кардинально, превратившись из неспокойного мегаполиса с высоким уровнем краж и преступлений против личности в комфортный для жизни город, где, если не искать неприятностей специально, они вас вряд ли найдут. И тем не менее туристы – перевозбужденные, рассеянные, плохо ориентирующиеся в ситуации и пространстве – всегда были легкой мишенью карманников и разного рода неприятных личностей. Поэтому, умоляю, не ходите по городу с широко раскрытыми глазами Алисы в Зазеркалье, старайтесь контролировать ситуацию, отложите футболку с надписью «I New York» (или «Путин – мой президент») до возвращения домой и не носите за спиной рюкзак, набитый ценными вещами. С другой стороны, не нужно озираться по сторонам с видом затравленного ежика и ежесекундно проверять, на месте ли нательная сумочка с деньгами и документами. Просто старайтесь носить с собой минимальное количество вещей, с которыми вам было бы грустно распрощаться.
Кстати, я чуть не забыла про еще одну интересную категорию жителей Нью-Йорка – ни «местных», ни «приезжих», – которые, надо сказать, и не стремятся примкнуть ни к тем, ни к другим. Это дипломаты. Нью-Йорк и здесь впереди планеты всей: дипломатическое сообщество города считается самым большим в мире, и за это в первую очередь нужно благодарить (или винить?) ООН, штаб-квартира которой гордо высится на берегу Ист-Ривер в районе 40-х улиц. Занимаемая ею площадь в 7,3 гектара находится под международной юрисдикцией и формально не является территорией США. У всех стран, представленных в ООН (на данный момент их уже 193), в Нью-Йорке есть свои дипломатические миссии, а у 115 стран – среди них и Россия – помимо миссий, есть еще и консульские представительства.
Не имея никаких личных претензий к дипломатам, ньюйоркцы недолюбливают их братию за многочисленность и за то, что каждый день сотни машин с голубыми дипномерами наводняют город, соревнуясь с горожанами за место на дороге и, что еще хуже, за парковочные места. Любви не способствует и давний вялотекущий конфликт дипломатов с городской администрацией: камнем преткновения стали 16 миллионов долларов неоплаченных штрафов за парковку, которые никто, похоже, не собирается погашать. Дело в том, что дипломатический иммунитет распространяется не только на сотрудников миссий, но и на их автомобили, поэтому парковщикам остается лишь выписывать штрафы, которые нарушители частенько выбрасывают в ближайшую урну.
Репутация людей, бравирующих своим статусом и иммунитетом, чья работа сводится лишь к посещению бесконечных суаре, – извечная беда дипломатов. И она оборачивается против них в самых неожиданных ситуациях – например, в вопросах аренды и покупки жилья. Так, согласно своему внутреннему регламенту, многие коопы (дома, находящиеся в совместной собственности владельцев квартир) даже не рассматривают дипломатов в качестве кандидатов на покупку и аренду, боясь постоянной ротации жильцов (все-таки в дипкорпусе нет пожизненных должностей) и прочих неудобств для остальных жильцов. Дошло до того, что не так давно посольству Франции было отказано в покупке квартиры под резиденцию постпреа в одном из роскошных домов Нью-Йорка с видами на Ист-Ривер. Не знаю, приняла ли Франция ответные меры против совета жильцов, запретив им покупать недвижимость во Франции, но история вышла громкая и неприятная.
Но больше всего лучей ненависти дипломаты получают во время ежегодной сессии Генассамблеи ООН. В этом году в город приехали министры иностранных дел и президенты 144 стран-членов в сопровождении девяти тысяч сотрудников. Можете представить, что это означает для города: на несколько недель сентября Нью-Йорк в буквальном смысле «встает». Из-за бесконечных кортежей перекрывают улицы, на всех перекрестках дежурят полицейские и спецслужбы, режим безопасности в аэропортах и общественных местах усиливается в разы, парализуя и без того непростую жизнь простых людей.
Так что в иерархии граждан, больше всего раздражающих коренных ньюйоркцев, дипломаты занимают почетную нишу между туристами (они вне конкуренции) и ближайшими соседями из Нью-Джерси, которые удерживают призовое третье место.
Вообще, в нью-йоркском фольклоре джерсиец – это синоним деревенщины и «недалекого» младшего брата, про которого можно безнаказанно травить анекдоты, как про тещу в России. Ньюйоркцы, к примеру, любят пошутить о том, что в Нью-Джерси можно попасть бесплатно, а за то, чтобы выпустили, нужно заплатить. А что делать, если это действительно так? Тоннели и мосты в сторону Нью-Джерси всегда были бесплатными, а за возвращение в Нью-Йорк нынче приходится платить 14 долларов. Но джерсийцы не остаются в долгу и шутят, что если тебе 35, а у тебя все еще нет водительских прав, то ты наверняка из Нью-Йорка.
Слиться с толпой
Это не просто вопрос тщеславия или склонности. В Нью-Йорке, к примеру, женщина должна хорошо одеваться, чтобы преуспеть. В Европе, где титул герцогини служит заменой парчовому шлейфу, внешний вид имеет значение скорее эстетическое, чем первостепенное.
«Этикет». Эмили Пост
Если же вам захочется совершенно слиться с толпой и поиграть в шпиона, присмотритесь, как выглядят ньюйоркцы: smart casual – любимый стиль горожан. Офисные работники, закованные в латы официального костюма, в принципе похожи во всем мире. А студенты, богема и люди, чьи деньги сами делают деньги, одеваются в меру своей фантазии. Кроме них, в Нью-Йорке еще есть особая категория граждан – приверженцы стиля athleasure или, как я их называю, «спортивные фрики»: в магазин, на прогулку и по делам они идут в таком виде, будто на минутку выбежали из фитнес-клуба между тренировками. Леггинсы, кроссовки, толстовка, спортивная сумка и бутылка воды в руке – везде и всюду. Да, в таком виде удобно покорять городские кварталы, и этот стиль вполне можно взять на вооружение, если вы много ходите пешком, но в Нью-Йорке, при всей широте границ приятия всех и вся, всегда есть место элегантности: если вы взяли на вечер билеты на балет, триста раз подумайте, прежде чем заявиться на спектакль в джинсах или, не дай бог, в спортивных штанах. Никто, конечно, и бровью не поведет, но среди дам в вечерних платьях и мужчин в ладно сидящих костюмах вы будете чувствовать себя инопланетянином.
Вообще, в Нью-Йорке удивительным образом совмещаются абсолютная терпимость ко всем внешним проявлениям с четкой стратификацией – здесь своих и чужих вычисляют «по одежке» с одного взгляда. Если вы наблюдательны, то, прожив в Нью-Йорке пару месяцев, начнете узнавать «своих» по манере одеваться и вести себя даже в самых многолюдных аэропортах мира. При этом истинный ньюйоркец никогда не станет хмыкать при виде полной девушки в слишком коротких шортах, не оторопеет, встретив человека, на 90 % состоящего из пирсинга, – в общем, никоим образом не выдаст своего отношения к внешности, потому что такое поведение считается высшей степенью невоспитанности, недостойной жителя самого терпимого города на свете. «А что подумал кролик – никто не узнал…»
Забавно наблюдать, как Нью-Йорк накрывают волны модных тенденций: в начале 2000-х все девушки поголовно ходили в плюшевых костюмчиках juicy couture, заправленных в меховые валенки ugg, зато года два спустя «отыгравший» тренд безошибочно маркировал провинциалок, до которых столичная мода докатилась с опозданием. Пару лет назад все сходили с ума по кроссовкам на танкетке, а сейчас это настолько pass, что выглядит откровенно смешным. Прошлым летом, на волне увлечения пресловутым нормкором, очередную волну популярности пережили сандалии birkenstock – модель arizona в белом цвете было решительно невозможно купить, а инстаграм пестрел модными девушками в биркинстоках на босу ногу и даже – страшно представить! – на толстый шерстяной носок. Но я уверена, что уже в следующем сезоне нью-йоркские девушки как по команде уберут их на антресоли или отдадут бабушкам.
Но есть и визуальные константы, стилистические костыли, которые поддерживают ньюйоркцев в мире постоянно меняющейся моды; в мире, где встречают по одежде и провожают тоже по ней, где «лукизм» стал чуть ли не большей проблемой, чем сексизм, расизм, эйджизм и прочие злобные «-измы». К помощи этих же костылей прибегают те, кто лишь недавно влился в толпу горожан и меньше всего хочет, по выражению американцев, «торчать, как загипсованный палец».
Один из надежных помощников ньюйоркца – это черный цвет. Шутят, что житель Манхэттена различает 50 оттенков черного. Если серьезно, то иногда это начинает немного раздражать: однажды зимой в раздевалке своей студии йоги я поняла, что потрачу уйму времени на то, чтобы опознать свой черный пуховик среди нескольких десятков таких же длинных черных пуховиков, висящих на вешалке в прихожей. Зимой эти черные пуховики превращаются в буквальном смысле в спецовку нью-йоркских женщин, стирая различия между поколениями и классами. Допустимое отклонение – серый. Желательно потемнее, почти черный. Летом черный тоже никуда не уходит, просто его становится объективно меньше из-за того, что на людях становится меньше одежды.
Вообще, если просканировать взглядом толпу горожан днем, то вы заметите, что ньюйоркцы одеваются довольно просто. Визуального праздника с принтами, стразами, бахромой, золотом и пайетками, который сулит пестрая московская толпа, в Нью-Йорке нет и в помине. Ключевой принцип – dress for comfort, и все его интерпретируют по-своему. Не чуждые стиля девушки зачастую «отрываются» на обуви. Десятисантиметровые шпильки (или, как их здесь называют, stilettos) приберегают для особых случаев, вроде походов в рестораны, свиданий и вечеринок. И даже тогда в сумке у практичной женщины припасена пара балеток на случай, если злые дизайнерские босоножки натрут ноги. Днем же жительницы Нью-Йорка щеголяют в кроссовках и кедах; балетках всех цветов радуги и нежно любимых ими ankle boots – коротких сапожках на устойчивом каблуке – иные дамы не снимают даже летом, комбинируя их со всем на свете, от платьев до шортов.
А еще у девушек Нью-Йорка есть свои маленькие фетиши – фиксации на определенных элементах имиджа. Соответственно, по этим пунктами все должно быть в порядке, хоть ты умри. В первую очередь это прическа и маникюр. Под прической подразумеваются не сложные конструкции с локонами, начесами и заколками – нет. Это чаще всего хорошая стрижка, удачный цвет и свежая укладка. Если юные особы еще позволяют себе ходить с пучком, то дамы постарше лучше застрелятся, чем выйдут из дома непричесанными. Маникюр – тоже своего рода индикатор благополучия, причем благополучия не в смысле финансовой состоятельности, а в смысле любви к себе. Маникюрные салоны и парикмахерские есть практически в каждом квартале, и благодаря весьма доступным по сравнению с Европой ценам (в среднем 15 долларов за обычный маникюр, 27 – за педикюр и 40 – за укладку) для посещения салона не требуется особый повод. И обратите внимание: по-прежнему любимый нашими соотечественницами «нейл-арт» здесь безвозвратно отошел в прошлое. Его в Нью-Йорке можно заметить только на руках кассирш из супермаркета и двенадцатилетних девочек в поисках себя. У остальных – короткие ногти идеальной формы с очень светлым или, напротив, ярким лаком. А если вы встетите на улице девушку, ковыляющую по заснеженному тротуару в шлепках, знайте: она не сумасшедшая, просто только что сделала педикюр и не хочет испортить свежий лак. Что поделать, красота требует жертв.
Из фетишей тире «объектов желания», по которым девушки считывают социальный статус друг друга, особняком стоят сумки. Степень серьезности ситуации иллюстрирует хотя бы тот факт, что многие женщины, только начинающие свою карьеру после колледжа, покупают в кредит какую-нибудь сумку Prada или Louis Vuitton, соответствующую, по их мнению, их профессиональному статусу, не выплатив и части долгов за обучение. Ведь одежда не сможет поведать о человеке столько, сколько расскажет о нем сумка. Но, инвестировав единожды кругленькую сумму в it-bag, нью-йоркская женщина может не расставаться с нею годами: породистая, но потертая по углам Chanel не считается тут чем-то зазорным.
Пару месяцев назад в Америке вышла книга в жанре поп-антропологического исследования, описывающая нравы жительниц Верхнего Ист-Сайда. Автор книги Primates of Park Avenue («Приматы Парк-Авеню») Венди Мартин (Wendy Martin) рассматривала взаимоотношения между представительницами этой очень особой (и очень состоятельной) группы, используя приемы изучения жизни первобытных племен. Так вот, внутри этой группы сумки, по ее мнению, выполняют роль опознавательных знаков «свой-чужой» – как рисунки на теле или головные уборы из перьев в первобытных сообществах. К примеру, Венди описывает случай, когда однажды в приемной одного педиатра она с удивлением заметила, что 6 из 8 присутствовавших мам пришли с сумками Ghost от Celine. Возможно, автор позволила себе художественное преувеличение, но оно довольно выпукло иллюстрирует роль статус-символов в жизни ньюйоркцев – особенно тех из них, кто причисляет себя к сливкам общества.
На другом конце спектра – нью-йоркская богема. Молодые (и не очень молодые) девушки и юноши, с которых списаны персонажи сериала Girls. Неважно, где они работают – они могут быть и воспитателями детских садов, и баристами, и журналистами средней руки, – их объединяет другое: через одежду они демонстрируют свой нонконформизм и презрение к глянцевым стандартам, а также пренебрежение модой как механизмом, навязывающим потребление. Они одеваются в винтажных лавках, извлекают на свет божий то, что носили мамы и дедушки, и даже, создавая «луки» из новых вещей, соединяют несочетаемое, сбивают пропорции и плюют на сезонность. Микрошорты на толстые колготки зимой или стоптанные ковбойские сапоги на босу ногу летом – совершенно органичный выбор в бруклинской или нижне-ист-сайдской тусовке, ибо пренебрежение условностями и эстетическая независимость для этих людей такой же культурный код, как определенные it-вещи и аксессуары для ньюйоркцев с другого конца спектра.
Что касается нью-йоркских мужчин, то они – особенно те, кто вынужден носить костюм, – довольно консервативны. К сожалению, хороший офисный лук на улицах Нью-Йорка – гораздо большая редкость, чем в Париже или Милане. Слишком коротко подшитые мешковатые брюки, странные ботинки с массивными квадратными носами и галстуки дичайших расцветок – вот собирательный образ как минимум половины нью-йоркских клерков. Мужчины творческих профессий, само собой, стараются соответствовать, но чрезмерное прилежание в вопросах стиля уводит их зачастую во фриковатое хипстерство: все эти бабочки и твидовые пиджаки в сочетании с джинсами из селвидж-денима выглядят немного маскарадно в современном мегаполисе. Хотя в Бруклине – столице хипстеров, ламберджеков, экосексуалов и всех модных парней страны – подобная униформа смотрится вполне органично. А тем из мужчин, кого не греет ни эстетика журнала Monocle, ни скучища масс-маркета, прибиваются к минимализму, в котором так поднаторели американские марки: Helmut Lang, Theory, Alexander Wang, Rag&Bone, John Varvatos спасают гардеробы современных ньюйоркцев из сезона в сезон.
Но вся эта разноперость и есть Нью-Йорк. С одной стороны, ньюйоркцы не пытаются соответствовать ожиданиям социума в целом, а с другой стороны, стремятся не выпадать своим внешним видом из своей социальной группы. В зависимости от стиля своей референтной группы житель Нью-Йорка будет носить безликие слаксы с рубашкой поло или кожаный прикид завсегдатая «Голубой устрицы», кепку дальнобойщика или кипу, забьет все руки татуировками или вставит золотую фиксу, прицепит на рюкзак лисий хвост или купит сумку «Биркин» – и все для того, чтобы выглядеть своим среди своих. А что подумают на этот счет чужие, ему решительно наплевать.
Семья и «я»
Я пытался убежать от суеты и дороговизны города. Если уж я хотел быть ярым потребителем культуры, то не стоило жениться и заводить детей. Дети, они ведь… Они связывают тебя по рукам. А уж если я решил связать себя по рукам, то почему бы по крайней мере не быть связанным в таком месте, где можно бесплатно парковать машину, наслаждаться воздухом, травой, солнцем и так далее.
Джор Апдайк в интервьюДжону Фриману, 2002 год
Переехав в Нью-Йорк, я обратила внимание, что даже в самых заурядных ситуациях – вроде поездки в метро или прогулки с ребенком – многие женщины носят на левой руке кольцо с довольно крупным бриллиантом, который иногда сильно диссонирует с образом самой женщины – негламурной, простой, эдакой «соседки по лестничной клетке». Позднее я узнала, что эти кольца с бриллиантами «прирастают» к пальцу женщины в момент помолвки, и замужние дамы носят их с таким же трепетом, как у нас – кольца обручальные. Для американки такое кольцо – символ ее положения и во многих случаях самое дорогое украшение, которым она владеет.
Стоит ли говорить, что для мужчины, решившегося на предложение руки и сердца, вопрос выбора кольца – как, собственно, и вопрос, где взять деньги на его покупку, – довольно важен. По негласному правилу цена помолвочного кольца должна быть не меньше двух зарплат жениха. То есть если жених зарабатывает 5 тысяч долларов в месяц, кольцо должно стоить как минимум 10 – вот вам и ответ, откуда на руках нью-йоркских женщин все эти блестящие булыжники. Если же вышло так, что жених презентовал невесте скромный камушек, то невеста – а впоследствии жена – не видит ничего зазорного в том, чтобы периодически (чаще всего на годовщину свадьбы) проводить его апгрейд: нью-йоркские ювелиры с удовольствием дают своим клиентам возможность обменять с доплатой бриллиант имеющийся на камень побольше и получше.
Почему, спросите вы, я начала рассказ о нью-йоркской семье с бриллиантов? А потому, что эта свистопляска с кольцами, на мой взгляд, очень точно отражает отношение современных нью-йоркцев к институту брака и семьи. Здесь нет места спонтанности и душевному порыву; все четко спланировано на три пятилетки вперед, а супруги, помимо взаимной любви и привязанности (которые, само собой, никто не отменял), испытывают друг к другу доверие и уважение, как надежные партнеры по бизнесу.
Американские женщины (и их нью-йоркские сестры в частности) вообще довольно серьезно относятся к своей роли жены и матери. Даже несмотря на то, что религиозность американского общества стабильно падает – и это особенно чувствуется в больших городах – люди, решившие пожениться, по крайней мере, в начале своих отношений исходят из того, что брак – это навсегда, «пока смерть не разлучит вас». Но в последние годы многие предпочитают с этим шагом не спешить.
Цена помолвочного кольца, конечно, не основной фактор, сдерживающий ньюйоркцев в желании создать семью. Основная причина – желание достичь как можно большего в сольной программе до перехода к парному катанию. По статистике граждане штата Нью-Йорк вступают в официальный брак позже всех в стране: для женщин это в среднем 28,8 лет, а для мужчины – 30,3 года. Кроме того, штат Нью-Йорк лидирует по числу женщин, за всю жизнь так и не побывавших замужем, а в городе Нью-Йорк эта цифра просто оглушительная – 41,7 %, то есть почти половина! Но все не так плохо, как кажется: большинство женщин, решивших не обременять себя узами брак, не вписываются в стереотип старых дев с несложившейся личной жизнью – тем более что неженатых мужчин в Нью-Йорке еще больше (47,1 %), так что им есть из чего выбрать. Большая часть «холостячек» отказываются от брака осознанно, предпочитая сделать акцент на карьере или ином виде самореализации; при этом на протяжении своей жизни они по статистике как минимум дважды состоят в длительных моногамных отношениях, которые можно было бы квалифицировать как гражданский брак.
Обязательства: брать или не брать?
К тому же в штате Нью-Йорк для тех, кто страдает патологической боязнью обязательств, есть компромиссный вариант, а именно «домашнее партнерство» (domestic partnership). Главное, чем подобный формат союзов отличается от брака, – это легкость его расторжения. Даже сумма, которую пара платит за разрешение на брак и за разрешение на домашнее партнерство, совершенно одинакова – и то, и другое стоит 35 долларов. Но если развод – это душевная боль и много, много, много денег, то расторжение партнерства так же просто, как удаление из друзей на Фейсбуке: заплатил 27 долларов за оформление бумажек, явился в мэрию (прийти можно даже одному, без партнера) – и вас «распартнерили». Необходимыми условиями домашнего партнерства является совместное проживание по одному адресу, долгие и прочные отношения и наличие совместного банковского счета, на котором лежит не меньше 1200 долларов. При этом один из супругов может иметь статус иждивенца и, как следствие, быть вписанным в медицинскую страховку работающего супруга. Именно медицинская страховка и толкает многие стабильные пары на заключение домашнего партнерства. Одно неудобно: на вопрос, женаты вы или нет, уже не удастся ответить односложно – придется пересказывать весь семейный кодекс штата и отвечать на уйму сопутствующих вопросов. Кроме того, долгое время домашнее партнерство служило юридической лазейкой для однополых пар, и многие вообще не понимают смысла домашнего партнерства для людей, которые могут официально пожениться. Но для тех, кто при слове «брак» готов сигануть в окно, – это наименее травматичный вариант, который позволяет и на елку влезть, и сохранить целостность ягодиц.
Лучше поздно
Что же до позднего возраста создания семьи, то это, в принципе, не такая уж и плохая вещь. Судите сами: количество разводов в США за последние тридцать лет снизилось на четверть. Вспомните классического Вуди Аллена: все его герои или подумывают о разводе, или недавно развелись. А все именно так и было: пик разводов в Америке пришелся на 1979 год, когда фраза «every second marriage ends in divorce» («каждый второй брак заканчивается разводом») стала фаталистической мантрой поколения бэби-бумеров.
Ну а если люди, несмотря на многовариантность укладов жизни, принятых в современном обществе, все же решаются создать семью, это говорит об их непоколебимой решимости быть вместе – другое дело, что под воздействием жизненных обстоятельств не всем удается прожить в паре до старости и умереть в один день. В отличие от прошлых поколений, для которых наличие мужа/жены и детей было фактором социальной валидации, современными парами движет совсем иное. К тому же поздние браки – выбор людей с более высоким уровнем образования и, как следствие, с большей финансовой стабильностью, которая, согласитесь, во многом упрощает жизнь. В нью-йоркском калейдоскопе укладов жизни есть сообщества, браки в которых по-прежнему заключают рано, – в основном это коммьюнити с сильным традиционным укладом, недавние эмигранты и некоторые этнические группы, – но на фоне общей ситуации их число слишком мало, чтобы повлиять на статистику по Нью-Йорку в целом.
Семья мэра – типично необычная
Славу одного из самым толерантных городов США Нью-Йорк подтвердил еще раз, избрав своим мэром Билла де Блазио: он стал первым мэром крупного американского города, состоящим в межрасовом браке. В самом факте его союза с темнокожей Чирлейн МакКрэй (Chirlane McCray) нет ничего необычного, но если учесть, что запрет межрасовых браков на федеральном уровне был снят лишь в 1967 году, становится ясно, что это своего рода разрыв шаблона.
Сейчас, по исследованию института Гэллапа, положительно к межрасовым бракам относятся 87 % американцев (в 50-е годы таких было всего 4 %), и на данный момент такие союзы составляют 15 % от всех браков, заключаемых в США. Интересный факт: когда речь заходит о межрасовых отношениях, самыми ригидными из ньюйоркцев оказываются белые мужчины, лишь три процента которых заключают союзы с женщинами другой расы; азиаты в этом смысле их полная противоположность: на представительницах своей расы женится только половина из них.
У де Блазио с женой двое общих детей, и во время избирательной кампании они ему активно помогали. Поддержка Данте с объемным «афро» на голове и Кьяры с тоннелями в ушах и пирсингом на лице помогла де Блазио завоевать доверие самых разных групп избирателей. Дети четы де Блазио – типичные представители нового поколения американцев, в котором все больше людей открыто идентифицируют себя как представителей двух и более рас. Что же тут необычного, спросите вы? Но дело в том, что детям из смешанных семей прежде было довольно трудно найти собственную идентичность. Им было проще ассоциировать себя с этносом либо матери, либо отца – усидеть на двух стульях было практически нереально.
Показательный пример: Барак Обама, принимая участие в переписи населения 2010 года, в графе «расовая принадлежность» написал, что он чернокожий, несмотря на то, что, как известно, его мать была белой. Кстати, подобное желание записать себя в одну из команд было не только у детей белых и чернокожих, ведь в американском этническом гобелене есть и американские индейцы, и выходцы из Азии, и переселенцы с Ближнего Востока и из Южной Америки. Но современное поколение собственным примером демонстрирует жизнеспособность идеи расовой и культурной мультивалентности.
В истории отношений первой пары Нью-Йорка интересен еще и тот факт, что до брака с преуспевающим адвокатом де Блазио Чирлейн МакКрэй была известной активисткой гей-движения. В 1979 году она опубликовала эссе в журнале Essence, где открыто признавалась в своей ориентации и рассказывала о тяготах, связанных с поиском себя. Вплоть до встречи с де Блазио Чирлейн считала себя лесбиянкой и открыто радовалась тому, что определилась со своими предпочтениями, прежде чем испортить жизнь какому-нибудь мужчине. Но любовь способна перевернуть наши представления о самих себе – и вот вам пример. Надо сказать, чета де Блазио не делает тайн из перипетий своей личной жизни, но, к чести нью-йоркской публики, ни один из критиков де Блазио как мэра никогда не позволял себе использовать эти факты против него. К счастью, стереотипы и ярлыки, которые еще пару десятилетий назад могли бы поставить крест не только на карьере политика, но и на благополучной жизни человека в принципе, потеряли свою разрушительную силу. К культурной, расовой и гендерной свободе в современной Америке относятся очень серьезно, понимая в то же время, что любая идентичность является в определенной мере ярлыком, от которого человек подчас хочет избавиться, если этот ярлык перестает правдиво отражать личностную суть человека.
Однополые браки были узаконены на федеральном уровне в 2015 году, но штат Нью-Йорк в этом смысле опередил всю страну, признав их легитимными четырьмя годами раньше. В принципе, однополые пары в Нью-Йорке последние 30 лет не вызывают ни удивления, ни вопросов, но теперь, после того, как у таких пар появилась возможность «пойти в загс», накал страстей в борьбе за равноправие с гетеросексуалами несколько приостыл и ситуация стала развиваться в бытовой плоскости. Налоговые консультанты помогают новым семьям составлять совместные декларации о доходах, адвокаты уже ведут первые бракоразводные процессы, а на рекламе обручальных колец ювелирного дома Tiffany впервые появилась однополая пара – да, бриллианты окончательно уравняли всех в правах.
Метод про и ошибок
Если ньюйоркцы поздно женятся, на что же они, спрашивается, тратят все свои лучшие годы? Неужели живут бирюками, не видя ничего, кроме экранов компьютера и унылых лиц коллег по офису? Ничего подобного. Они, как и все молодые американцы, ходят на свидания – часто, азартно и с переменным успехом.
Свидания – большая и важная часть жизни нью-йоркской молодежи. Впрочем, слово «молодежь» не совсем корректно, потому что на свидания ходит все население Нью-Йорка, не состоящее в стабильных отношениях. Не буду притворяться экспертом в области охоты на мужчин, ведь сама-то я переехала в Нью-Йорк «со своим самоваром», то есть с устроенной личной жизнью, но незамужние подруги – это бесценный информационный ресурс. От них узнаешь такое, чего не прочтешь ни в одном журнале. Так вот, мои свободные подруги объяснили мне, что dating – а именно так называется регулярное хождение на свидания – неотъемлемая часть жизни граждан с активной жизненной позицией. Если ты один или одна и у тебя нет партнера, ходить на свидания считается само собой разумеющимся. Если друзья и коллеги замечают, что у тебя на личном фронте слишком долгое затишье, то через некоторое время они начинают аккуратно интересоваться, все ли «ок» и не познакомить ли тебя с рум-мейтом двоюродного брата подруги по колледжу – «ужасно симпатичным парнем, таким же «shy» («скромнягой»), как и ты». Ответить, что ты не ходишь на свидания в принципе, означает расписаться в своей социопатичности, рискуя прослыть лузером. «Прокатит», пожалуй, лишь одно объяснение: что ты-де еще не готов выходить в свет, потому что не оправилась/лся от серьезного «брейкапа». «I need more time» («Мне нужно время…»), грустная улыбка – и вас, возможно, на какое-то время оставят в покое.
Но как вообще относиться к этой dating-камарильи? В Нью-Йорке – только легко. Это просто игра, в которую играют все взрослые люди: им это нужно, чтобы периодически убеждаться в собственной привлекательности, тренировать социальный мускул, ну и, чего греха таить, завязывать интимные знакомства. Градус серьезности этой социальной практики в Америке гораздо ниже, чем в российской культуре. Если девушка знакомится на вечеринке с симпатичным мужчиной и он берет ее телефон, повторная встреча в неформальной обстановке их ни к чему не обяжет – если она вообще состоится. Фраза «let’s meet for lunch sometime?» («может как-нибудь пообедаем?») может не получить никакого развития – это нормально. Singles («одиночки») в активном поиске забрасывают сети с крупной ячеей. Если же новый знакомый вам перезванивает и приглашает на ужин или воскресный бранч, уточнение «is this a date?» («это свидание?»), сопровождающееся вежливым смешком, вполне уместно.
Чем же date отличается от обычного дружеского ужина, кроме того, что оба хотят хорошо выглядеть и произвести друг на друга приятное впечатление? Первое свидание – практически ничем. Цветов вы даже не ждите, а счет принято оплачивать пополам. В большом «дейтинге» вообще царит атмосфера цинизма. И цинизм в данном случае – это не глобальное отрицание возможности найти свою вторую половину, а защитный механизм, позволяющий не париться, если потенциальный кандидат окажется неприятным типом, эмоциональным вампиром или перестанет отвечать на эсэмэски, когда, казалось бы, все так чудесно развивалось. А чтобы не наткнуться на хорошо социализированного психа или маньяка (чего в жизни не бывает?), опытные «дейтеры» проверяют кандидата еще до первого свидания, как заправские детективы: старый добрый Google, изучение страниц в соцсетях и постов в Твиттере поможет избежать ненужной траты времени на маменькиных сынков (фотки с мамой на пляже, на шопинге, в кино, 80 % комментов к постам – от мамы), узколобых типов (фотки с конвенции республиканской партии или медвежьей охоты), повернутых на спорте (ежедневный отчеты об утренних пробежках и потраченных калориях) и т. п.
Вообще, у молодых американцев дейтинг неуклонно переходит в цифровую плоскость, и дело тут скорее не в социофобии, а просто в нежелании тратить драгоценное время на случайных людей. Я слышала множество историй о том, что найти «ту самую» или «того единственного» удалость через Интернет на сайте знакомств. Eharmony.com и match.com – самые популярные ресурсы. Иметь профиль на таком сайте даже не считается зазорным. Главное, вовремя его деактивировать: обнаружение у своего бойфренда активного профиля на сайте знакомств считается достаточной причиной для разрыва отношений.
Ньюйоркцы состоят в таких же (если не более) интимных отношениях со своими гаджетами, что и жители других мегаполисов, и подчас свои сердечные чаяния и тайные желания охотнее доверяют Интернету, чем друзьям и подругам. Популярность tinder в Нью-Йорке превысила все возможные пределы: даже девушки самых строгих правил не отказывают себе в удовольствии полистать на сон грядущий лица потенциальных «друзей» и «подруг». Скандал с обнародованием базы контактов сайта интернет-измен Ashley Madison выявил масштабы бедствия: народ даже не может завести нормальную интрижку без помощи сисадминов! Хотя их тоже можно понять: по американской рабочей этике офисный роман расценивается как преступление против производительности труда и чреват взысканиями, вплоть до увольнения. Поэтому, курсируя между домом и работой, ньюйоркцы имеют шанс завести любовницу только в вагоне метро – или в Интернете.
Удивительное дело, но при всей своей раскрепощенности американские женщины придерживаются традиционной схемы: инициатива должна исходить от мужчины, «правило третьего свидания», «никогда не звони первая» – и прочая чепуха из пособия для благородных девиц. «Дамы приглашают кавалеров» довольно редко, если это, конечно, не случайная встреча в баре, не предполагающая продолжения – в этом случае об условностях забывают. «My place or yours?» («К тебе или ко мне?») – и вся недолга. В городе победившего феминизма, где царит культ уважения личного выбора, никто не будет считать ваших связей (благо перед нью-йоркскими подъездами нет скамеечек с неусыпными бабушками), но обычным девушкам – даже самым независимым, раскрепощенным и самодостаточным – хочется любви. И желательно большой и светлой.
Время детское
Для многих нью-йоркских пар «штамп в паспорте» – это последний шаг на пути к тому, чтобы обзавестись детьми. В этом смысле американцы гораздо более традиционны, чем европейцы: если среди последних нередки семьи, где у родителей, не состоящих в официальном браке, имеется несколько общих детей, то американцы, напротив, могут жить вместе годами, но перед тем, как завести совместного ребенка, пойдут в мэрию за marriage license – разрешением на вступление в брак.
Зрелые молодожены (простите за оксюморон) совсем иначе смотрят на появление потомства: для многих из них это последний шанс выиграть битву с пресловутыми «биологическими часами», поэтому в Нью-Йорке вы нередко встретите мам с двумя или тремя детьми-погодками, часто в сопровождении няни, которая катит вторую коляску. Врач, наблюдавший мою вторую беременность, утверждал, что средний возраст первых родов его пациенток – 36 лет. Так как он практиковал на Верхнем Ист-Сайде, его наблюдение, скорее всего, не относилось к популяции в целом, но все же отражало некий тренд. Тема трудностей с зачатием, истории успешных или неудачных ЭКО проходят красной нитью через современный женский нарратив – в публицистике, в литературе и кино. Так что у всех явлений, в том числе и у более поздних браков, есть обратная сторона.
Нью-Йорк считается столицей семей с одним ребенком. На фоне общеамериканской картины, где лишь три процента населения считают семью с одним ребенком идеальной, он выглядит совершенной аномалией. Проблема – если, конечно, это считать проблемой, – состоит в том, что прежде чем завести второго или третьего ребенка, нью-йоркская семья зачастую бывает вынуждена сменить место жительства. Спокойные пригороды с нормальной стоимостью жизни, с хорошими государственными школами и частными домами вместо квартир в многоэтажках гораздо более предпочтительны для выращивания потомства, считают они.
С другой стороны, нью-йоркские семьи с доходом выше среднего часто выходят из статистического коридора в «2,5 ребенка на семью». В итоге семьи с тремя и более детьми в Нью-Йорке встречаются или в этнических группах, где традиционно принято иметь много детей (например, у ортодоксальных евреев), или среди пресловутого «одного процента». Самые циничные из социологов утверждают, что эта тенденция – одно из новейших проявлений «демонстративного потребления», имеющего целью показать, что в семье достаточно денег, чтобы вырастить нескольких детей, обеспечив их не просто всем необходимым, но и всем возможным. Не знаю, насколько это наблюдение соответствует реальности, но многие нью-йоркские родители и впрямь рассматривают своих детей как бизнес-проекты: самые лучшие группы раннего развития, детские сады со стоимостью обучения, сопоставимой с университетом, престижные частные школы с конкурсом в двадцать человек на место, личный диетолог, тренер по сквошу, инструктор по технике игр, тщательно отобранные друзья и т. д. – и так вплоть до поступления в университет ivy league и путевки на работу в хороший хедж-фонд.
Так или иначе, представителям среднего класса в Нью-Йорке живется гораздо труднее. К тому же многие вообще задаются вопросом: есть ли в Нью-Йорке средний класс? Давайте попробуем разобраться.
Средний класс пониженной комфортности
«Да я лучше буду жить в своей каморке в Нью-Йорке, чем в любом из тех пятнадцатикомнатных особняков, что я видела за городом».
Краски великого города.Теодор Драйзер
Бесклассовость, заявленная отцами-основателями в качестве главного принципа американского общества, – это иллюзия в чистом виде. Будь это общество бесклассовым, не было бы протестов occupy Wall Street, обвинений в захвате власти в адрес пресловутого «одного процента» и кровавых битв по поводу системы доступного здравоохранения, так называемой Obamacare. Классы существуют и, более того, сами американцы не испытывают в связи с этим особого дискомфорта: по результатам опросов 9 из 10 американцев причисляют себя к «среднему классу» – с градациями в виде upper middle, middle и lower middle class. Американцы так охотно «записывают» себя в средний класс не только по объективным критериям, как то уровень дохода и степень доступности различных благ, но и потому, что в золотой середине общества чувствуют себя наиболее комфортно. Заявить, что принадлежат к элите, к «высшему классу», решаются только 2 % опрошенных, а в принадлежности к «низшему классу» признаются 12 % – и эта цифра, кстати, выросла ровно вдвое после кризиса 2008 года. Так что подавляющее большинстве американцев на протяжении своей жизни мигрирует между «тремя оттенками среднего» – в зависимости от текущей экономической ситуации в стране и меняющихся личных обстоятельств.
Но ведь есть конкретные показатели, определяющие принадлежность человека и его семьи к тому или иному классу. В конце концов, существуют сухие цифры. По логике, к среднему классу принадлежат все, кто зарабатывает в год сумму, соответствующую или близкую к среднему доходу семьи по стране – на данный момент эта цифра составляет 64 тысячи долларов. Но как быть, если средний доход нью-йоркской семьи составляет лишь немногим больше 52 тысяч долларов в год? Значит ли это, что нью-йоркский средний класс живет хуже, чем в целом по стране?
Давайте сравнивать: у американской семьи, принадлежащей к среднему классу, непременно имеется собственное жилье (за которое она выплачивает кредит, но все равно свое), а в Нью-Йорке все поголовно снимают квартиры. В семье со средним уровнем достатка есть как минимум одна, а чаще две машины – а в Нью-Йорке даже инвестиционные банкиры ездят на метро. Американский средний класс стремится жить среди себе подобных – в «правильных» городских районах или коттеджных поселках за городом, в то время как в Нью-Йорке в принципе не существует районов компактного проживания представителей среднего класса: здесь лофт за несколько миллионов долларов может спокойно соседствовать с субсидированным жильем. Тогда кто же он такой, представитель нью-йоркского среднего класса, и существует ли он вообще? Как живется среднестатистическому индивиду в городе, где все явления – и хорошие, и плохие – возведены в превосходную степень?
Скажем так: жить на среднеамериканские доходы в городе, где средняя стоимость аренды квартиры на Манхэттене приближается в 4 тысячам долларов в месяц, очень нелегко. Да, Нью-Йорк не ограничивается Манхэттеном, но при том, что цены на все – на кофе, на проезд в метро, на лекарства – превышают средние по стране почти в 2 раза, становится вообще непонятно, как выживают многие из тех, кто считает Нью-Йорк своим домом. Выходит, что каждый житель Нью-Йорка платит оброк в размере как минимум 50 % своей зарплаты за право жить в этом городе.
Уловки и компромиссы
Проблема исчезновения среднего класса в Нью-Йорке стала настолько осязаемой, что Билл де Блазио в своем прошлогоднем докладе «О положении в городе» (State of the city address) открытым текстом заявил, что средний класс – соль земли мегаполиса – нужно срочно спасать. Сползание населения за черту благополучной середины – реальная проблема города, где, по подсчетам экономистов, нужно зарабатывать как минимум 166 тысяч долларов в год, чтобы вести образ жизни, который обойдется вам в 70 тысяч долларов в других частях страны. То есть будет соответствовать уровню среднего класса. Зная это, понимаешь, почему нью-йоркская семья из четырех человек с годовым доходом в 68 тысяч долларов по закону может претендовать на городское субсидируемое жилье. И де Блазио собирается расширять базу такого жилого фонда, чтобы заполнить расползающийся провал между беднейшими слоями населения и элитным «одним процентом».
Средний класс, а в особенности коренные ньюйоркцы (или, как они сами называют себя, «born and raised New Yorkers»), всеми силами цепляется за возможность жить в столице мира. И платит за это довольно высокую цену – причем, не только в денежном выражении. По данным последней переписи населения, лишь в 17 % манхэттенских семей есть дети, потому что большинство семей с детьми рано или поздно сдаются и переезжают в пригороды Нью-Йорка или, в крайнем случае, на другой берег Гудзона, в Нью-Джерси.
Профессии, которые всегда составляли костяк среднего класса – учителя, полицейские и работники производств, – теперь ничего не гарантируют, потому что стоимость аренды жилья, которая по правилам домашней экономики не должна превышать 30 процентов от заработка, в бюджете многих нью-йоркских семей доходит до 45–50 %.
Мало того, что они не могут позволить себе снимать достаточно просторную квартиру, так еще и к бесплатному школьному образованию остается очень много вопросов. Семейные американцы при выборе жилья в первую очередь ориентируются не на инфраструктуру, не на близость к работе, а на то, к какому «школьному округу» относится их новая квартира. Дело в том, что во многих штатах действует территориальный принцип приема в государственные школы, соответственно, если уровень районной public school вас по какой-то причине не устраивает, остается только перевести ребенка в частную школу или переехать в другой район. А так как стоимость года обучения в частной школе на Манхэттене подбирается к 40 тысячам долларов, для представителей среднего класса это вовсе не вариант. К счастью, в США существует абсолютно официальный рейтинг государственных школ, который дает хорошее представление о том, какого качества «бесплатный сыр» в вашем районе, но в Нью-Йорке хорошие public schools чаще всего находятся в самых дорогих районах – такая вот «уловка-22»[1].
Тем не менее ньюйоркцы находят выходы из положения и извлекают максимум преимуществ из своего статуса. Отсутствие личного сада компенсируют обширные городские парки и скверы, каждый квадратный сантиметр доступной площади используется на 120 %, включая пожарные балконы (на них иные любители природы умудряются даже спать), крыши (грядки и ульи в городе – почему нет?) и подвалы – там в многоквартирных домах чаще всего оборудованы коллективные постирочные и, если повезет, индивидуальные боксы для хранения вещей. Ньюйоркцы со стажем знают, как не отказывать себе в маленьких радостях жизни и при этом не разориться: они в курсе, в каких барах самый лучших happy hour, водят дружбу с продавцами бутиков и получают приглашения на закрытые распродажи, арендуют на выходные машину вскладчину с друзьями, покупают вещи в аутлетах, не гнушаются онлайн-рынками типа Craigslist и винтажными лавками. А в качестве компенсации получают право выгуливать собаку на Хай-Лайне, наблюдать закаты на Гудзоне и приходить за дозой красоты и вдохновения в музей Метрополитан.
Среди многих американцев бытует мнение, что увлечение Нью-Йорком – как курение: блажь, простительная в молодости, которую нужно вовремя бросить. Кто-то «бросает» Нью-Йорк легко, но потом, живя в сонном пригороде, не может подолгу уснуть без воя пожарных сирен, а кто-то расписывается в собственной беспомощности и продолжает упрямо отравлять себя Нью-Йорком до последних дней, не желая внять доводам разума.
Праздники непослушания
Ведь праздники тем и отличаются от будней, что обменивают целесообразность на безрассудность.
Александр Генис.«Космополит.Географические фантазии»
Прожив пару лет в Нью-Йорке, я перестала удивляться многому, но когда однажды зимой в вагоне поезда F я увидела парня – обыкновенного студента, с рюкзаком на плечах, в пуховике, больших наушниках, массивных ботинках – но совершенно без штанов (из-под веселеньких боксеров торчали голые ноги), я подумала: «На спор едет в метро без штанов, уважаю». Мои попутчики тоже старались не выдавать своего удивления (ньюйоркцы ведь тертые калачи), хотя кое-кто исподтишка пару раз щелкнул экстравагантного пассажира на телефон. Но когда парень вышел на своей остановке, и в дверь вошла девушка – в уггах, парке и в трусах Hello Kitty – я решила, что либо в водопроводную воду попала солидная доза LSD, либо у меня галлюцинации. Как всегда, спас Google: оказалось, в Нью-Йорке каждую зиму проводят флэшмоб под названием Pantless Ride (буквально «бесштанная поездка»). Его идеологи, сообщество нью-йоркских пранкстеров Improv Everywhere и примкнувшие к нему люди (в Нью-Йорке таких сотни) не преследуют никакой цели, кроме как позабавить окружающих. Как выяснилось, флэшмобу уже более 10 лет и его проводят в 25 странах мира – в число которых Россия, как вы, наверное, догадались, не входит.
Ньюйоркцам – в особенности молодым – не нужен повод для праздника, и если им предлагают пошалить, они делают это с большим воодушевлением: по весне, нарядившись в пижамы и заячьи уши, устраивают на площадях подушечные бои, летними ночами сражаются на лазерных мечах, а в канун Рождества массово наряжаются Санта-Клаусами и прокатываются красно-белой волной по пабам и барам города.
Но это, как говорится, еще цветочки. Веселое сумасшествие достигает своего апогея в дни общегородских парадов, которые, возможно, знамениты не так, как карнавалы в Рио и в Венеции, зато случаются с завидной регулярностью, вовлекая в празднование весь город и расцвечивая улицы праздничной мишурой.
В такие дни проявляются черты городского характера, сокрытые от глаз в будни. С самого утра полицейские принимаются деловито перекрывать улицы, автомобилисты, махнув рукой, пересаживаются на метро, духовые ансамбли проводят финальные репетиции, а зрители смотрят прогноз погоды, прикидывая, что с собой взять – фляжку с виски «для сугрева» или шляпу от солнца, – в общем, все максимально серьезно подходят к подготовке мероприятия, во время которого можно на законных основаниях потерять человеческий облик, замусорить улицы и не оставить камня на камне от собственной репутации.
Как и многие другие элементы городской культуры, традицию проведения парадов и шествий в Новый свет привезли с собой эмигранты. Парадом в честь Нового года по лунному календарю (Lunar New Year Parade) мы обязаны китайской диаспоре, парадом Дня Святого Патрика (St.Patrick’s Day Parade) – ирландским католикам. Праздновать Хэллоуин (Halloween) в США начали потомки кельтов, хотя знаменитый на весь мир парад в Вест-Виллидже гораздо моложе: в 1974 году его впервые устроила небольшая группка энтузиастов, но, видно, идея упала на благодатную почву – сейчас в празднике принимают участие около двух миллионов человек.
Из Европы в США перекочевала традиция триумфальных шествий, славящих победителей и великих людей. В Нью-Йорке она трансформировалась в локальный феномен ticker-tape parades – буквально, парадов, во время которых, за неимением серпантина, из окон зданий выбрасывали ленточки биржевых котировальных аппаратов. Все началось как спонтанное проявление радости биржевых клерков в день открытия статуи Свободы в 1886 году, но буквально через пару лет разбрасывание ленточек без веских на то причин запретили, и в дальнейшем все парады ticker-tape нужно было согласовывать на уровне мэрии. Оно и понятно: использованные ленточки биржевых сводок не стоят бросающим ни цента, а расходы на уборку улиц и обирание деревьев от драных бумажек влетают городскому бюджету в копеечку.
Часть Бродвея между Бэттери-парком и Сити-холлом, по которой традиционно проходили «ленточковые парады», получила шутливое название Каньона Героев. Из окон высотных зданий по обеим сторонам Бродвея улица действительно представлялась дном глубокого каньона, по которому крошечными муравьями маршировали «осыпаемые почестями» Джордж Вашингтон, Альберт Эйнштейн, Амелия Эрхарт и женская сборная США по футболу после победы на Чемпионате мира в 2015 году. Кстати, подписи под петицией за проведение последнего парада собирали «всем миром» на change.org. Традиция «ленточных парадов», к сожалению, постепенно умирает, так что если вам посчастливится застать такое зрелище, считайте, что вам крупно повезло.
День рожденья нации, День Независимости 4 июля (Independence Day), обходится без парада. Кульминация праздника – фейерверки. По всей стране в городах и деревнях палят из пушек над озерами, реками и пожарными прудами, но нью-йоркские салюты самые грандиозные из тех, что я видела в США; по размаху их можно сравнить разве что с московскими салютами в честь Дня Победы.
Пять лет подряд местом проведения огненного шоу был Гудзон, но в 2014 году его перенесли обратно на Ист-Ривер, чтобы зрелищем смогли насладиться жители Бруклина и Квинса. Ракеты запускают с пяти барж, стоящих на якоре посреди реки – четыре выше Бруклинского моста, одна – ниже. Во время 25-минутного шоу сорок тысяч залпов взрываются в небе многоцветными фракталами, хризантемами и фонтанами. Наблюдать за действом можно и с набережных, но чтобы прочувствовать магию момента, попробуйте «вписаться» на вечеринку на крыше или террасе Лонг-Айленд-сити или манхэттенского Ист-Сайда, а если среди ваших друзей есть счастливый обладатель квартиры с панорамным видом, намекните ему, что не откажетесь от приглашения на the 4th of July party.
Смотреть салют с воды тоже очень здорово. Компании Circle Line, NY Waterway и Hornblower устраивают круизы с ужином и танцами, но если вы собираетесь праздновать большой компанией, можно просто арендовать на несколько часов парусную яхту и запастись парой ящиков любимого шампанского.
Еще один сугубо американский праздник – День благодарения (Thanksgiving). Американцы по традиции отмечают его с семьями, поэтому многие ньюйоркцы уезжают из города. Те же, кто остается, стройными рядами отправляются мерзнуть на Парад Дня Благодарения. Не пойти нельзя – дети не поймут. Во время парада по Central Park West Avenue мимо Центрального парка по воздуху проплывают гигантские воздушные шары в виде сказочных и мультяшных персонажей: тут и Снупи, и Губка Боб, и Паддингтон, и Санта-Клаус, и какие-то не совсем знакомые персонажи новомодного мультфильма Adventure Time. Фаворитом моих детей был Спайдермен, который, кажется, вот-вот спикирует вниз на нью-йоркскую улицу, вытянув вперед мускулистую руку. Главное, чтобы день был не слишком ветреным, ведь даже самое небольшое изменение траектории полета шаров может обернуться поваленными фонарными столбами.
Говорят, парад лучше всего смотреть из окон пятых-шестых этажей знаменитых коопов, стоящих лицом к Центральному парку. Знаю, что предприимчивые хозяева квартир в этих самых домах – а это по определению далеко не бедные люди – не могут отказать себе в маленькой слабости и подзаработать тыщонку-другую, сдав места у своих окон желающим посмотреть в глаза пролетающему мимо Снуппи. Но еще труднее понять людей, согласных платить по 200 долларов за 30 сантиметров окна, – признаюсь, я знакома с такими лично. Кстати, если вам захочется рассмотреть любимых персонажей поближе, то в день накануне парада можно прийти к Музею естественной истории и понаблюдать, как их постепенно наполняют воздухом, разложив на окрестных лужайках.
Рождество, которое здесь празднуют по григорианскому календарю 25 декабря, – тоже чисто семейный праздник: купили накануне елку, украсили, посидели за праздничным столом, спели Silent Night, утром достали подарки из носков, полежали в пижамах перед телевизором, выкинули елку – вот и весь праздник. А вот Новый год – совсем другое дело. Тусуются все! Весь город стоит на ушах, молодежь отрывается в клубах, компании празднуют в ресторанах, парочки стараются взять несколько отгулов и улететь на ближайшие из Карибских островов. Хотя тут главное не переборщить, ведь американцам, в отличие от россиян, 2-го января уже на работу, поэтому на все про все у большинства из них есть лишь один день.
Но если Новый год застал вас в Нью-Йорке, не совершайте роковой ошибки! Не ведитесь на приторную квазиромантику новогодних комедий, не ходите встречать Новый год на Таймс-Сквер! Сошествие мерцающего шара выглядит волшебно только на экране телевизора – при условии, что вы лежите под красным клетчатым пледом со стаканом виски в руке. На самом же деле, чтобы увидеть сползание мячика по шесту воочию, нужно занять очередь с утра, в 3 часа дня зрителей распределят по секторам, часть из которых окажется за несколько кварталов от площади, в 6 всем выдадут блестящие шапки и свистки, за минуту до 12 начнется обратный отсчет, шарик упадет где-то за горизонтом, сноп искр, конфетти, вас целует взасос пьяный турист из Кореи, «Happy New Year!» из громкоговорителей – пффф! – все кончено.
Мой вам совет: идите на Бруклинский мост. Боя курантов не обещаю, но наступление Нового года вы точно не пропустите – благодаря огромному табло на одном из бруклинских небоскребов. В полночь на Liberty Island начнут палить пушки, небо над Нью-Йоркской бухтой озарится вспышками салюта, немногочисленная публика на мосту будет пить шампанское, обниматься и поздравлять друг друга – без надрыва, без экзальтации, без телетрансляции, но как-то очень тепло и душевно.
Самые зрелищные парады в Нью-Йорке проходят на День Святого Патрика, на Хэллоуин и День борьбы за права геев (Gay Pride Parade). Да, это не самые многочисленные из шествий – пальму первенства по количеству участников держит, как это ни странно, парад в День Пуэрто-Рико, – но они, по-моему, лучше всего отражают три карнавальных ипостаси Нью-Йорка и иллюстрируют эволюцию представлений о поводах, достойных всеобщего празднования и веселья.
Если День Святого Патрика – праздник в своей основе религиозный, прославляющий главного ирландского святого, а заодно и всю ирландскую диаспору Нью-Йорка, то Хэллоуин, во время которого безудержным весельем стараются отпугнуть лихо, уходит корнями в языческий кельтский праздник Самайн. Маскарадная эстетика в какой-то мере роднит Хэллоуин с гей-парадом, который вызывающе-ярко и зрелищно пытается донести до общества мессадж «мы – такие, какие мы есть, и с нами нужно считаться». В обоих случаях карнавализация действа – это бунт против уныния и серости, против конвенций и авторитетов.
В параде в честь Хэллоуина (Halloween Parade), проходящем в Вест-Виллидже, могут участвовать все, кто в эту ночь одет в карнавальный костюм, и, поверьте мне, желающих пройти по улицам в толпе ведьм, привидений, вампиров, красавиц и чудовищ каждый год не счесть. В 7 часов вечера 31 октября шествие гигантских кукол, платформ и пеших ряженых стартует с Канал-стрит (Canal Street) и движется, пульсируя и мерцая, вверх по Шестой авеню (Avenue of the Americas) до 16-й улицы. Классика жанра – костюмы монстров и зомби разных степеней разложения, далее по популярности следуют герои комиксов и мультфильмов, ну и, само собой, ни один Хэллоуин не обходится без офисных работниц, сменивших строгий костюм на прикид Красной Шапочки или медсестры.
Каждый год для парада предлагается сквозная тема. В прошлом году вдохновением послужила картина Босха «Сад земных наслаждений», а в этом заявленная тема звучит как Shine a Light («Пролей свет»), предоставляя максимальную свободу для фантазии и творчества. Парад отменили лишь один раз за все годы проведения – в 2012 году, и то по очень веской причине: после урагана «Сэнди» вся нижняя часть Манхэттена была затоплена и сидела без электричества, так что было не до веселья. Парад состоялся даже в 2001 году после терактов 11 сентября – в тот год предложенной темой стал «Возрождающийся Феникс».
31 октября все горожане входят в образ – в меру своих сил, фантазии и раскованности. Самые веселые приходят на работу с бутафорским топором в спине, более сдержанные ограничиваются одеждой в традиционной оранжево-черной гамме. Даже собак и тех наряжают драконами, трехголовыми Церберами и телевизорами на ножках. Без костюмов по городу ходят разве что полицейские, да и то лишь потому, что выглядят в своей форме так, будто нарядились для какой-то очень особой вечеринки.
На День Святого Патрика 17 марта все в Нью-Йорке становятся немного ирландцами. Под знаменами святого, принесшего в Ирландию христианство и попутно изгнавшего змей, объединяются все – от русских туристов до афроамериканцев. Те, кто не вышел родословной, вызывают в себе дух Ирландии с помощью волшебных напитков – «Гиннесса», «Килкенни» и «Харпа». Самое главное событие дня – парад на Пятой авеню, становящейся по такому случаю пешеходной. Шествие начинается по традиции от Собора Св. Патрика (St.Patrick’s Cathedral, 14 E 51 St.), где в 8 утра архиепископ Нью-Йоркский, кардинал Тимоти Долан, благословляет участников и дает старт мероприятию.
Но смотреть парад лучше всего выше по течению, там, где Пятая авеню идет вдоль Центрального парка, или со ступеней музея Метрополитан – здесь колонны участников тормозят, чтобы поприветствовать руководство Американо-ирландского исторического общества (American Irish Historical Society). Главное, сразу определиться, с какой стороны улицы вы будете стоять, потому что перейти Пятую авеню в течение нескольких часов будет крайне сложно; по обеим сторонам выставляют ограждения, на которых повисают тысячи и тысячи зрителей в костюмах лепреконов, в оранжевых париках и ирландских свитерах из неотбеленной шерсти. Чтобы не выглядеть чужим на этом празднике жизни, даже офисные работники выуживают ядовито-зеленые галстуки и носки, а остальные надевают самые зеленые из имеющихся футболок.
Нью-йоркский парад Дня Святого Патрика – самый грандиозный в стране. В шествии принимают участие и школьные оркестры, и ансамбли волынщиков, и полицейские, среди которых традиционно много ирландцев, и даже городские политики. Правда, мэр де Блазио уже второй год подряд бойкотирует парад из-за того, что его организаторы высказались против участия в нем ЛГБТ-групп, мотивируя это тем, что не хотят, чтобы их шествие превращалось в дубль гей-парада. По этой же причине парад лишился спонсорства пива Heineken, хотя, я уверена, на градусе веселья это сильно не отразится. Кстати, о пиве: его на День Святого Патрика выпивают рекордное количество, причем только в этот день в нью-йоркских барах можно попробовать зеленое пиво. По вкусу оно, правда, никак не отличается от обычного, поскольку своим цветом обязано капле синего пищевого красителя.
Шествие «гейской гордости», или Gay Pride Parade, проходит во всем мире в последнее воскресенье июня, но нигде, кроме Нью-Йорка и Сан-Франциско, праздник не имеет таких масштабов. Причем, чтобы махать радужным флажком на улице или распевать I will survive в клубе после парада, вовсе не обязательно быть геем – как говорят участники парада, «гей-паспорт на входе не спрашивают». В 2015 году праздновали с особым размахом: ЛГБТ-сообщество, их семьи и сочувствующие отмечали принятие Конституционным судом США решения о разрешении однополых браков по всей стране.
В полдень участники парада начинают движение от пересечения 36-й улицы и Пятой авеню вниз до Кристофер-стрит (Christopher St.). Желающие маршировать в колонне должны зарегистрироваться, для всех остальных вход свободный. В конце маршрута шествия на Хадсон-стрит (Hudson St.) бурлит street fair в лучших традициях городских праздников – с барбекю, радужными чизкейками и уличными музыкантами. Но самое веселье начинается после заката: на Пирсе № 26 (Pier 26) на Гудзоне устраивают благотворительную вечеринку с лучшими диджеями, фейерверками и приглашенными звездами первой величины; билеты на «Dance on the Pier» расходятся как горячие пирожки, так как это событие – обязательный пункт программы в светском календаре всех нью-йоркских тусовщиков, независимо от сексуальных предпочтений.
Gay Pride Parade (или March) – самый молодой и радужный из нью-йоркских парадов – знаменует годовщину Стоунволлских бунтов (Stonewall Riots), ставших точкой отсчета в борьбе за права геев. Но для самих участников парада это, конечно, еще и праздник принятия себя и своей идентичности, радужная процессия людей, сталкивающихся подчас с дискриминацией, даже при том, что современный Нью-Йорк – один из самых толерантных городов мира. Кэмповая эстетика парада довольно сложно стыкуется с серьезными политическими лозунгами на плакатах марширующих, но люди в леопардовых стрингах, скандирующие «Gay! Straight! Black! White! Marriage is a Civil Right!» – это реальность гей-движения XXI века, кто бы что об этом ни думал.
Практикум
Нью-Йоркская дюжина: дегустируем по пунктам
Я вышел на палубу «Шамплена» и вдруг увидел Нью-Йорк. Он возвышался передо мной, серо-зеленый, розовый и кремово-белый. Он был похож на огромный готический рокфор. Я люблю рокфор, и я воскликнул: «Нью-Йорк приветствует меня!»
Тайная жизнь Сальвадора Дали.Сальвадор Дали
Кулинарную повестку дня Нью-Йорка очень точно описывает принцип mixing high and low. Изначально модные журналы описывали этим термином грамотное микширование вещей дорогих и демократичных брендов – например, кашемирового пальто с кедами Converse или топа из H&M с колье Van Cleef. В гастрономическом контексте «сочетание высокого с низменным» означает виртуозное соединение пафосных ингредиентов с простыми и равное уважение к мишленовским шефам и поварам фуд-траков, что кормят народ «с колес».
И все же существуют блюда, так же неразрывно связанные с образом Нью-Йорка, как статуя Свободы и Бруклинский мост. Их рецепты могут варьироваться от ресторана к ресторану, их популярность переживает всплески и спады, но для формирования цельного кулинарного образа города их непременно нужно попробовать.
Заранее прошу прощения у любителей пиццы и капкейков – их в моем списке нет, и не по соображениям личной неприязни к упомянутым блюдам, а потому что эти блюда давно стали пан-американскими и, на мой субъективный взгляд, мало отличаются в ресторанах Нью-Йорка, Чикаго и Лос-Анджелеса. К тому же скажу сразу, что мой список ни в коем случае не является исчерпывающим меню, по которому нужно питаться в Нью-Йорке каждый божий день. Дело в том, что большинство из этих блюд относятся к категории comfort food – то есть еды, которая дает ощущение покоя и благости. А достижение этого состояния, как известно, чаще всего сопряжено с употреблением большого количества жиров и углеводов. Поэтому не забывайте о салатах, овощных соках и супах, которые в изобилии продаются в Нью-Йорке практически на каждом углу. Ньюйоркцы употребляют их в изрядных количествах, поэтому обычно пребывают в хорошей спортивной форме.
Итак, вот блюда, не попробовав которые, вы ничего не поймете о нью-йоркской кухне.
1. Хот-дог (Hot Dog)
Казалось бы, хот-дог, эка невидаль. Но нью-йоркский хот-дог имеет одно очень большое и важное отличие от своих европейских коллег: франкфуртские и венские сосиски традиционно готовятся из смеси свинины и говядины, а иногда только из свинины, в то время как в Нью-Йорке в сосиске вы не обнаружите ничего, кроме говядины, соли, чеснока и паприки. Зачастую они даже снабжаются пометкой «kosher style». В Нью-Йорке в качестве аккомпанемента к сосиске предлагается острая горчица, квашеная капуста (sauerkraut) или лук, тушеный в томатном соусе. По легенде, первые хот-доги, какими мы знаем их сейчас, в 1817 году начал продавать выходец из Германии Чарльз Фельтман с передвижного лотка на Кони-Айленде. Но ехать в такую даль, чтобы попробовать аутентичный нью-йоркский хот-дог, вовсе не обязательно: из заведений, которые считают хот-доги своим коронным пунктом меню, можно выделить кафе Papaya King (3 St Marks Pl.), где к фирменным (и очень недорогим) сосискам в булке предлагается квашеная капуста, тушенная с чили и пивом, и бургерную Shake Shack (парк Madison Square, угол Madison Ave. и E. 23rd St.), которая начала свою славную биографию с тележки продавца хот-догов и по-прежнему не сдает позиций: попробуйте их хот-дог из куриного мяса с яблоками и шалфеем.
2. Бейгл с лососем (Lox and Bagel)
Если провести блиц-опрос, с какой едой для ньюйоркцев ассоциируется завтрак, то как минимум половина из них, а то и больше, назовут бейгл, намазанный мягким сыром. А что до бейгла, то это точно не бублик. Может быть, по форме он и напоминает наш русский бублик, но по содержанию – «это две большие разницы», как говорят в Одессе, откуда, по некоторым сведениям, и прибыл бейгл. По другим сведениям, в Нью-Йорк культуру бейгла привезли польские евреи, и довольно долго этот продукт, в особенности его вариация с копченым лососем под названием «lox and bagel», был маркирован в американском сознании как сугубо этническая еда. Но, как и все в Америке, «lox and bagel» ассимилировался и стал одним из гастрономических символов Нью-Йорка. В отличие от бубликов, бейглы сначала обваривают в крутом кипятке для образования плотной жевкой корочки, оставляют расстаиваться, а потом уже выпекают в ротационной печи.
Классический «lox and bagel» делается так: берут румяный бейгл с кунжутом, разрезают его вдоль напополам, щедро намазывают мягким сыром. Если хотите, чтобы слой сыра был меньше, чем в палец толщиной, успейте крикнуть парню за стойкой «just a SCHMEAR!» – на идише schmear как раз означает тонкий слой сыра, и вас гарантированно поймут. Следом идут несколько тончайших колец красного лука, горсть крупных каперсов, сверху все это драпируется рюшами из несколько пластинок соленого лосося «Nova Lox», дальше – идеальный поперечно срезанный кусочек мясистого помидора, и все это венчает верхняя часть бейгла, посыпанная кунжутом. Вот он, идеальный завтрак ньюйоркца.
За лучшими бейглами идите в Murray’s (500 Avenue of the Americas) и Zucker (146 Chambers St.) – они принадлежат одному и тому же владельцу, бейглы выпекают с утра прямо в самих кафе, а в качестве начинки предлагают лосось нескольких вариантов посола и аддиктивно вкусную черную треску.
3. Гамбургер (Hamburger или просто Burger)
Городская легенда гласит, что первые гамбургеры начали жарить в начале XIX века в доках Нижнего Ист-Сайда по заказу соскучившихся по домашней еде немецких моряков. Котлета из рубленой говядины подавалась сначала без булки, но кто-то догадался ее добавить для удобства употребления. Индикатором профессионального подхода к приготовлению бургеров служит один вопрос, который задаст вам официант, принимая заказ: «How would you like it cooked?» («Как вам его приготовить?» – имеется в виду степень прожарки). Искушенные едоки утверждают, что ответ (кстати, как и в случае со стейком) может быть лишь один: «medium» («средней прожарки») – до свертывания крови при розоватой серединке. Для более осторожных подойдет вариант «medium well» («почти прожаренный»), а от варианта «well done» («хорошо прожаренный») все же лучше отказаться – говядина в нью-йоркских ресторанах отменная, и волноваться вам решительно не о чем. К тому же прожаренный до состояния «мягкой подошвы» бургер произведет на вас не больше впечатления, чем котлета в одном известном всем нам ресторане быстрого питания.
Сейчас бургеры переживают очередной пик популярности. Шефы колдуют над авторскими рецептами фарша, модные рестораны экспериментируют с «присадками» вроде фуа-гра, чатни и экзотических сыров. Но если вы хотите попробовать эталонный нью-йоркский бургер, сходите в ресторан JG Melon (1291 Third Avenue) и закажите простой классический чизбургер с cottage fried potatoes (картошкой фри, нарезанной кружочками), запейте все это стаканом пива Sam Adams и признайтесь, что это было здорово. Если хочется попробовать что-нибудь повеселее, забронируйте столик в ресторане The Breslin (16 West 29th St.) в культовом Ace Hotel и закажите их знаменитый бургер из баранины с сыром фета. Буквально после первого укуса вы поймете, почему посетители The Breslin съедают до 1300 таких сэндвичей в неделю.
4. Стрип-стейк Нью-Йорк (New York Strip Steak)
Положа руку на сердце, «стрип-стейк Нью-Йорк» – не единственный вид стейка, который стоит попробовать в Нью-Йорке. И портерхаус, и рибай, и даже филе-миньон в городе, где мясные склады исторически занимали целый район, в большинстве случаев очень хороши, а иной раз просто исключительны. Но стрип-стейк с одноименным названием стоит попробовать, даже если вы не большой любитель мяса, потому что по насыщенности вкуса с ним, на мой субъективный взгляд, не может соперничать ни один другой отруб. Этот стейк делается из тонкого филейного края. Так как этой мышцей животное практически не пользуется, мясо остается нежным с большим количеством мраморных прожилок. Говорят, что этот стейк «изобрели», как и многие традиционные блюда американской кухни, в нью-йоркском ресторане Delmonico’s – одном из первых ресторанов высокой кухни в США. До них эту часть туши использовали в основном для рагу и фаршей.
Возвращаясь к вопросу прожарки, скажу, что для стейка она является еще более судьбоносной, чем для бургера, и все шефы как один не рекомендуют прожаривать мясо выше температуры medium rare («слабой прожарки»). Для говядины сухого вызревания, которая ферментирует и набирает вкус в специальной камере при температуре чуть выше нуля, такая прожарка идеальна. Да, выдержанная говядина стоит в несколько раз дороже обычной USDA Prime beef (говядины высшей категории по шкале американского минсельхоза), но она, простите за каламбур, того стоит. Поэтому, если уж вы решили съесть стейк, выбирайте именно такой, но приготовьтесь к тому, что счет за ужин с вином будет колебаться вокруг отметки в 100 долларов на человека.
За классическим стрип-стейком нужно идти в классический ресторан The Palm (837 Second Ave.), в котором готовить идеальный стейк научились еще в 1926 году и продолжают делать это виртуозно. Из гарниров обратите внимание на традиционный шпинат в сливках и жареные грибы. Второй ресторан, где, по мнению нью-йоркских гурманов, делают эталонный стрип-стейк на кости, – это Minetta Tavern (113 Macdougal St.), один из немногих стейкхаусов со звездой гида Мишлен. Звезда тяжким бременем отразилась на цене этого волшебного куска мяса: с нынешнего года он стоит аж 61 доллар. Но увесистый стейк весом под 800 грамм вполне могут разделить двое людей с умеренным аппетитом. Из выдающихся гарниров попробуйте «картофель Анна» – элегантный гибрид картофельного пирога и гратена.
5. Лобстер (Lobster)
Авторы многих кулинарных книг утверждают, что омар и лобстер – суть одно ракообразное, только первое название заимствовано из французского, а второе из английского. На самом деле эти двое не родные братья, а кузены: омар, обитающий в восточной Атлантике, относится к виду Homarus gammarus, в то время как его американский коллега – к виду Homarus americanus, при том что оба относятся к одному роду. Так что я, с вашего позволения, оставлю «омара» французам, и будем считать, что в американских ресторанах предлагают лобстера. К тому же в прибрежных районах США с лобстера слетела европейская спесь, и он утратил репутацию гламурного яства, превратившись в достаточно доступное сезонное блюдо, которое подают в пляжных забегаловках с растопленным сливочным маслом, початком вареной кукурузы и капустным салатом «коулсло» – куда уж демократичнее?
Сезон лобстеров на восточном побережье – это конец августа – ранняя осень, когда их ловят в забавные деревянные ящики-ловушки в теплых прибрежных водах, но благодаря практике содержания в аквариумах и круглогодичной ловле в океане в меню нью-йоркских ресторанов лобстеры не переводятся весь год. Самыми знаменитыми считаются лобстеры с побережья штата Мэн – в меню часто так и пишут: «Maine lobster», но поскольку это название не является зарегистрированной торговой маркой или «аппеласьоном», то под этим именем могут продаваться любые лобстеры с севера США и Канады, на это не стоит обращать особого внимания.
Самые популярные способы приготовления лобстера – на пару и на гриле. Именно они позволяют в полной мере насладиться мягким сладковатым мясом со слабовыраженным морским вкусом. Такими способами их одинаково хорошо готовят и в ресторанах высокой кухни, и в прибрежных кафе. В обоих случаях цена указывается исходя из веса ракообразного, но даже в сезон может отличаться в разы в зависимости от класса заведения и жадности его хозяина, поэтому, выбрав для дегустации лобстера пляжное кафе с пластиковыми стульями и одноразовой посудой, вы проиграете лишь в части пафоса, но не вкуса.
Еще обратите внимание на совершенно непостижимый феномен lobster roll – булки с лобстером, напоминающие своей незамысловатостью хот-дог, в который вместо сосиски по ошибке положили щедрую порцию салата с лобстером. Булки с лобстером продаются как с колес (лучшие, по моему мнению, выходят из окошка трака Red Hook Lobster), так и в специальных закусочных. Среди последних я бы выделила Luke’s Lobster (и особенно их филиал в фудкорте гостиницы Plaza по адресу 1 W 59th St.) за щедрость и простоту: в салате, который кладется в теплую булку, помимо мяса лобстера, есть лишь столовая ложка майонеза, щепотка сельдереевой соли, перца и несколько капель лимона, но результат оказывается настолько потрясающим, что, попробовав их lobster roll лишь раз, вы будете ловить себя на том, что ближе к обеду ноги сами несут вас в Люку, хотите вы того или нет.
За перемещениями фудтраков Red Hook Lobster следите на twitter @lobstertruckny
6. Нью-йоркский чизкейк (Cheesecake New York)
Если вы считаете, что чизкейк – он и в Африке чизкейк, то есть не испытываете пиетета к этому десерту, считая его слишком банальным и калорийным, то этот пункт программы вполне можете пропустить. Хотя, если вы все же согласны дать чизкейку второй шанс, Нью-Йорк для этого подходит как нельзя кстати. Чизкейк, как и большинство блюд американской кухни, приехал в Новый Свет из Европы, но если в его европейских вариациях используют традиционные мягкие сыры типа рикотты, творога или мизитры, то в американском чизкейке основной ингредиент – это творожный сыр Philadelphia. Под этой торговой маркой он стал продаваться много позже того, был случайно придуман одним фермером с Катскильских гор как при попытке создать некое подобие французского мягкого сыра Neufchtel – основного ингредиента gateau fromage – французского кузена чизкейка.
Нью-йоркский чизкейк (New York-style cheesecake) отличается тем, что к сырно-яичной смеси перед выпеканием добавляют дополнительные желтки, обеспечивающие нежную кремовую текстуру, а для основы коржа берут крекерную крошку. Он настолько хорош сам по себе, что чаще всего подается в чистом виде – без фруктов, карамели, сметаны и шоколадного соуса, с которыми принято сервировать другие разновидности чизкейка.
Несмотря на то что чизкейк присутствует в меню каждого второго ресторана города, путь за настоящим гастрономическим откровением не так близок: придется сделать над собой усилие, сесть на 1-ю ветку метро и поехать в Бронкс. Ресторанный гид Zagat утверждает, что если бы существовала Нобелевская премия по чизкейкам, то ее бы гарантированно присудили пекарне S&S Cheesecake (222 W 238th St., Bronx). Здесь выпекают только чизкейки и ничего кроме них. В невзрачном магазине при пекарне вас ждут каждый день с 6 утра до 3 часов дня, причем употребить продукт на месте не получится – с коробкой нужно будет ехать обратно в отель, а если сила воли оставит вас, идти до ближайшей скамейки.
Если вам повезет, вы, вполне возможно, обнаружите чизкейки S&S гораздо ближе – они продаются в продвинутых deli и фигурируют в десертных меню хороших ресторанов Нью-Йорка, например, стейкхауса Peter Luger (178 Broadway, Brooklyn). Но какова вероятность того, что вам захочется съесть кусок чизкейка после знакомства со стейком porterhouse? Практически нулевая. Так что сделайте себе одолжение, поезжайте в Бронкс и устройте пикник с чизкейком в ближайшем к пекарне S&S парке Ван Кортленд (Van Cortland park). Кстати, это может стать чудесной прелюдией для посещения исключительного по красоте поместья Уэйв-Хилл (Wave Hill) неподалеку.
7. Сэндвич с пастрами на ржаном хлебе (Pastrami on rye)
Пастрами – одно из лучших изобретений еврейской кухни. В вопросе изготовления мясных деликатесов, где большинство национальных кухонь опирается на свинину, евреи смогли достичь волшебных результатов с говядиной. Довольно жесткая и волокнистая по своей природе говяжья грудинка превращается в сочное, тающее во рту мясо. Попробовав его впервые, затрудняешься ответить, каким способом его вообще приготовили. Но секрет заключается как раз в многоэтапности процесса, в ходе которого грудинку сначала несколько дней маринуют, потом натирают смесью сухих приправ, коптят при низкой температуре и уже затем отваривают до готовности. Теоретически весь этот процесс, досконально описанный в кулинарных энциклопедиях, можно воспроизвести и в домашних условиях, но для жителей Нью-Йорка это так же немыслимо, как для москвичей делать дома колбасу. Тем более что нью-йоркские deli и кафе предлагают весь спектр традиционных говяжьих деликатесов, от упомянутого пастрами до грудинки (brisket) и солонины (corned beef).
Редкий туристический путеводитель не посылает своих читателей в Katz Delicatessen (205 East Houston St.) – гибрид советской столовой и американского дайнера. Но даже если откинуть сентиментальные резоны и любовь к фильму «When Harry Met Sally», Katz Deli отлично подойдет для знакомства с pastrami sandwich. Здесь, кстати, помимо перечисленных этапов приготовления, непосредственно перед подачей пастрами оставляют на полчаса на паровой бане – говорят, это залог безупречной нарезки. Опытные повара утверждают, что секрет идеального бутерброда с пастрами – это правильное чредование постных и жирных кусочков мяса, которые подбираются друг к другу, как элементы мозаики, и раза в два превосходят по объему хлеб. Ну и фирменная катцовская горчица тоже играет не последнюю роль. Совет: не берите на гарнир жареную картошку, она только испортит впечатление от прекрасного бутерброда, который по умолчанию подается с солеными и маринованными огурцами и помидорами. Именно с ними его и нужно есть.
8. Манхэттенский чаудер – суп с моллюсками (Manhattan Clam Chowder)
В своем эпосе «Моби Дик, или Белый кит» Герман Мелвилл посвятил чаудеру целую главу. Но великий американский писатель воспел бостонский вариант супа с моллюсками – на сливках и шкварках, в то время как ньюйоркцы гордятся своим собственным, манхэттенским чаудером, в рецепт которого входят томаты. Многие жители Восточного побережья США относятся к такой вариации этого супа с недоверием, если не с презрением. Борьба между поборниками двух разных рецептов порой достигает накала покруче, чем противостояния фанатов бейсбольных клубов New York Yankees и Boston Red Sox. В штате Мейн, к примеру, использование томатов в супе с моллюсками в 1939 году было запрещено законом.
Как бы то ни было, в меню нью-йоркских ресторанов, помимо традиционного бостонского чаудера, предлагается местный вариант – на прозачном бульоне с добавлением картофеля, бекона, сельдерея, томатов, тимьяна и орегано, что выдает его итальянское происхождение. Что же до моллюсков, то clams – это собирательное название всех съедобных моллюсков; нам представители этого класса лучше всего знакомы под итальянским именем «вонголе».
Если же вы не пробовали ни один из вариантов, советую вам идти прямиком в легендарный ресторан Oyster Bar на вокзале Grand Central (89 East 42nd St.): несмотря на отсутствие такой опции в меню, официанта можно попросить принести вам чаудер half-and-half («пополам»), и перед вами окажется тарелка, в которой будут соседствовать два вида супа. Так вы сможете провести сравнительный анализ и понять, на чьей вы стороне – белых или красных.
9. Яйца Бенедикт (Eggs Benedict)
Яйца Бенедикт так же неразрывно связаны с феноменом бранча, как молния с громом. А бранч от обычного завтрака отличается не только более поздним часом трапезы и меню, тяготеющим по репертуару к обеденному, но и тем, что за ним принято идти в ресторан. Ежедневные хлопья и йогурты на бегу – удел городских кухонь, а киши, сложносочиненные омлеты и яйца Бенедикт – блюда, достойные руки профессионального шефа.
«Яйца по-бенедиктински», несмотря на кажущуюся очевидность этимологии, никакого отношения в одноименному монашескому ордену не имеют. Вероятнее всего, они появились как раз в ту пору, когда возник сам феномен бранча, и по одной из версий их название связано с неким финансистом по фамилии Бенедикт, заказавшим однажды этот невиданный гастрономический конструкт в ресторане отеля «Вальдорф» в качестве похмельного завтрака.
Компоненты блюда очевидны и просты: основой служит поджаренный хлеб, а точнее, английский маффин – пресная дрожжевая булочка, на которую кладут не слишком тонкий кусочек канадского бекона (по сути, гибрида бекона с ветчиной), сверху – идеально приготовленное яйцо-пашот, пару ложек соуса оландэз и при классической подаче немного зеленых «брызг» лука-резанца. Одно движение ножа, освобождающее желток из пашотного плена, – и на тарелке синергия в действии: взаимодействуя друг с другом, эти базовые ингредиенты выводят вкус блюда на принципиально новый уровень, который и не снился каждому из них по отдельности. А если пойди до конца и запить бенедиктин традиционной для бранча «Кровавой Мэри», ощущение выхода за пределы обыденности станет особенно полным.
Яйца Бенедикт – неиссякаемая тема для кулинарых вариаций. Шефы не могут устоять перед искушением заменить канадский бекон на крабовую котлету или даже чоризо, а олландэз – на авторские варианты. Если смотреть правде в глаза, все они просто пытаются заново изобрести колесо. Пожалуй, единственная вариация, стоящая внимания, – это яйца по-флорентийски (Eggs Florentine), в которых вместо бекона фигурирует шпинат и копченый лосось. Для тех, кто не ест свинину и бекон в частности, – это очень элегантный выход из положения. И все же классические бенедиктины не нуждаются в усовершенствовании, и одну из лучших версий по-прежнему готовят в ресторане The Peacock Alley отеля Вальдорф Астория (Waldorf Astoria Hotel, 301 Park Ave.). Из вольностей здесь позволяют себе только трюфельную стружку и гарнир из спаржи, но с этим вполне можно смириться.
10. Цыпленок генерала Цо (General Tso’s Chicken)
Хунаньская кухня, к которой формально относится «цыпленок генерала Цо», не может похвастать оглушительной мировой популярностью, как кухня кантонская (или, как принято говорить у нас, гуанчжоуская). Да и в США о ней и слыхом не слыхивали до начала 70-х, когда в Нью-Йорке открылись несколько хунаньских ресторанов. Цыпленок генерала Цо, названный в честь китайского военачальника XIX века Цзо Цзунтана (Tso Tsung-t’ang), представляет собой хрустящие кусочки цыпленка, обжаренные в легком кляре, которые подают со сладко-острым соусом. Так почему же, вы спросите, это блюдо попало в список исконно нью-йоркских яств? А потому что ни в одном ресторане хунаньской кухни – ни в материковом Китае, ни на Тайване – вы этого блюда не встретите, поскольку рецепт его изобрели в Нью-Йорке, и сделал это предположительно шеф Пенг Чан-гуи (Peng Chang-kuei), бежавший в свое время после китайской революции 1949 года на Тайвань, а впоследствии в Нью-Йорк.
Генеральского цыпленка стоит попробовать даже чисто из антропологического интереса, потому что в нем соединилось все то, что американцы любят в китайской кухне, или, точнее, все то, что они хотят в ней любить: умеренная острота, ощутимая сладость, контраст хрусткой корочки и вязкого соуса. Из-за безумной популярности цыпленка Цо вы найдете в меню практически любого китайского или паназиатского ресторана Нью-Йорка, но, к сожалению, популярность не лучшим образом сказалась на его качестве, и подчас вместо румяного цыпленка можно получить нечто, больше напоминающее пончики с цыпленком в сладком соусе.
В ресторанах Чайнатауна генеральский цыпленок, скорей всего, будет на высоте, но тем, кто печется о своем здоровье и избегает китайских ресторанов из-за их увлечения глутаматом натрия, могу посоветовать ресторан Brooklyn Wokshop, в котором цыпленка готовят без него (по-английски глутамат сокращенно называют MSG, от monosodium glutamate, соответственно блюда без него обозначаются как MSG-free). В качестве гарнира предлагают хрустящую запеченую, а не отварную брокколи, которая служит отличной индульгенцией для насыщенного кисло-остро-сладкого соуса. К сожалению, их стационарный ресторан в Бруклине сейчас закрыт, но команда вок-шопа продолжает готовить на фудмаркетах и, возможно, скоро откроет новое место. А пока следите за их перемещениями на сайте www.brooklynwokshop.com.
11. Устрицы (Oysters)
Устрицы с Восточного и Западного побережий США состоят в отношениях постоянной конкурентной борьбы, если не явного антагонизма. Самим моллюскам делить, как вы понимаете, нечего, но вот в ресторанных меню они яростно соперничают за любовь гурманов. В сознании любителя устриц восточное и западное побережья так же далеки, как луна и солнце, у истинного знатока есть любимые сорта, о нюансах вкуса которых он расскажет лучше любого ресторанного критика. Есть такие, кто искренне не понимает, что может быть лучше нежных восточнобережных устриц с выраженным морским вкусом, гладкой округлой раковиной и плотным мясом, а кому-то по душе сладковатые и мясистые западнобережные устрицы, но в Нью-Йорке, конечно же, имеет смысл познакомиться с жителями местных вод, тем более что устрицы Blue Point, которых ловят на Лонг-Айленде, как нельзя лучше подходят для первого знакомства с моллюском.
По соседству с ними, в Лонг-Айлендском проливе, обитают отличные крупные устрицы со смешным названием Naked Cowboy, из-за которого я долгое время испытывала к ним интеллигентский скепсис, о котором потом очень жалела. Известны и любимы устрицы Wellfleet Harbor с мыса Кейп-Код (Cape Cod) в Массачусетсе – попав на язык, они кажутся довольно солеными, но само мясо имеет ярко выраженный сладковатый вкус. Это сочетание делает их одними из самых сбалансированных устриц, не нуждающихся вообще ни в каких аккомпанементах, кроме сока в раковине, который ни в коем случае не нужно сливать. Кстати, все три разновидности совершенно дикие – в их выращивании человек не принимает никакого участия, поэтому за обеспечение калибра и качества отвечают только море и климат.
Если же вы опытный устричный гурман, попробуйте разновидность Martha’s Vineyard, названную по месту своего обитания: более крупный моллюск с ярким вкусом моря, по-моему, идеален для употребления с коктейльным соусом – особенностью сервировки устриц по эту сторону Атлантики. Если в Европе вместе с устрицами подают лимон и соус из красного винного уксуса и шалота, то в Америке на ледяном блюде вы обнаружите чашечку с красным соусом, напоминающим по виду кетчуп. На самом деле это и есть кетчуп, только с добавлением хрена, лимонного сока, ворчестерского соуса и табаско.
Чтобы устроить идеальное oyster party в компании единомышленников и попробовать несколько видов устриц, лучшего места, чем олдскульный Oyster Bar в здании вокзала Гранд Сентрал (Grand Central 89 East 42nd St.) вам не найти. В рукописном меню каждый день с открытия в 1913 году обновляется список доступных на сегодня сортов моллюсков, но меньше тридцати их никогда не бывает. Здесь, кстати, можно попробовать и довольно редкие устрицы Belon из штата Мэн, растущие в устьях рек, и крупные мясистые Kumamoto с Западного берега, и даже традиционную еду первых американских поселенцев – рагу из устриц (oyster stew).
Еще одно место с внушительным устричным меню и дюжиной коктейлей на основе абсента – это ресторан Maison Premiere (298 Bedford Ave, Brooklyn) в Бруклине. Помимо приятной атмосферы и декора, он радует счастливыми часами (с 16 до 19 по будням и с 11 до 13 по выходным), когда любая устрица стоит 1 доллар – хотя, как вы понимаете, желающих будет много и придется поработать локтями.
12. Черно-белое печенье (Black and White Cookie)
Черно-белое печенье – некоронованный король нью-йоркской выпечки. О существовании этого печенья как кулинарного факта и культурологического феномена я узнала из эпизода сериала «Seinfeld», в котором главный герой Джерри использует его как метафору мирного сосуществования рас, эмоционально рассуждая о том, что для достижения гармонии как в жизни, так и в желудке нужно откусывать печенье так, чтобы в рот попадало немного белой и черной глазури одновременно – и тогда будет мир во всем мире и всеобщая любовь. Но эксперимент заканчивается изжогой – хотя, мне кажется, виной тому не печенье, а тонкая душевная организация самого Джерри.
В основе печенья тесто, которое скорее напоминает бисквитное тесто для капкейков, чем песочное для классического печенья. То есть, если разобраться, черно-белое печенье – это даже не печенье, а разновидность глазурованного пирожного. Сочетание шоколадной и ванильной помадки делает его любимым десертом всех нью-йоркских детей. Black and white популярны настолько, что их можно купить даже в «Старбаксе», но как раз этого бы я делать не советовала, потому что вместо пушистой мягкой помадки на старбаксовском варианте, дабы продлить срок хранения, используют застывающую твердой коркой глазурь, которая норовит отколоться и осыпаться вам на рубашку.