Пророчество орла Скэрроу Саймон
— Хорошо сказано. Я так понимаю, ты с морем имел дело. Торговец? Или моряк?
— Ну моряк, и что с того? — Лик поднял взгляд к звездам и пожал плечами.
— Почему бросил это занятие?
— Слишком люблю жизнь. Или, можно сказать, слишком люблю выпивку, чтобы наплевать на жизнь. Море, оно не для человека. Не на месте он там: оно для рыб и демонов, что живут в глубинах.
Катон посмотрел на него и впервые за этот вечер увидел в глазах пьяницы глубоко затаенный страх.
Лик прокашлялся, пытаясь заставить свой голос звучать спокойно.
— Да, демоны. А еще пираты: эти, пожалуй, будут еще хуже. Захватывают корабли, убивают моряков или продают в рабство и исчезают. Всякий раз, когда военный флот собирается с ними покончить, ничего не выходит. Такое впечатление, будто им ведомо, где и когда должен объявиться этот флот. Возможно, тут замешано колдовство.
— А возможно, хорошая разведка, — высказался Катон.
Загромыхал засов, и дверь на хорошо смазанных петлях без скрипа распахнулась. За ней находился длинный, с высоким потолком, темный коридор: свет был виден только в его конце, там, где тот выходил во внутренний сад. Привратник жестом пригласил их внутрь и запер за ними дверь.
— Прошу сюда, уважаемый. Хозяин примет тебя за столом.
Катон замялся.
— Но в этом нет надобности. Я ведь по делу, у меня и в мыслях не было отрывать его от трапезы или развлечения.
— Так или иначе, уважаемый, ты это уже сделал, — проворчал привратник. — Прошу за мной.
— Ладно. Лик, подожди здесь. Эй, привратник!
Тот, уже двинувшийся вперед, обернулся, силясь убрать с лица раздраженное выражение.
— Да, уважаемый? — буркнул он.
— Принеси этому человеку кувшин вина.
Брови привратника от такого нахальства поползли на лоб, однако он совладал с собой и подобострастно улыбнулся:
— Я только доставлю тебя к хозяину, уважаемый, а потом позабочусь о твоем человеке.
— Спасибо.
Привратник отвернулся, чуть помедлил, ожидая, не прозвучит ли еще какое-нибудь неожиданное пожелание, и повел Катона по коридору. Толстые ковры заглушали их шаги. Из узких ниш, расположенных с равными интервалами по обе стороны коридора, на идущих взирали искусной работы бюсты, как понял Катон, фамильные.
Коридор вывел их в обнесенный колоннадой внутренний двор с садом, украшенный статуями, с фигурно подстриженными растениями, ветви которых легонько покачивались в свете множества ламп, подвешенных к натянутой над двором сети. Сейчас, ранней весной, ночи были холодными, и по всему саду горели, добавляя чаду к дымку от масляных ламп, жаровни. В сад выходила просторная трапезная, уставленная множеством столов, за которыми на скамьях возлежали богато разодетые гости. Они уже отведали яств, и сейчас домашние рабы, не смея вымолвить слово или поднять глаз, стараясь оставаться для пирующих невидимыми, убирали со столов пустую посуду. Иные гости и сами встали из-за столов и теперь прогуливались по саду, ведя громкие и дерзкие разговоры, выдававшие в них людей, слишком много выпивших и вообразивших, будто здесь, среди своих, они могут позволить себе любые вольности. Небольшая группа музыкантов, стоявших в стороне от стола, настраивала инструменты. Катон пытался углядеть среди гостей Анобарба, но того не было видно.
— Центурион!
Оглянувшись на голос, Катон увидел, что возлежавший во главе стола Руф Поллон приподнялся, сел и поднял руку, чтобы привлечь внимание Катона.
— Прошу сюда! Присоединяйся!
Протиснувшись сквозь группу возбужденных юнцов, Катон подошел к хозяину дома и приветствовал его. Поллон указал гостю на свободное место слева от себя и жестом подозвал раба.
Катон присел на край пиршественной кушетки.
— У тебя прекрасный дом, Руф Поллон.
Поллон скромно улыбнулся.
— Уверен, моему убогому жилищу далеко до блистательных домов Рима.
— Далеко? — Катон покачал головой. — Уверяю тебя, я бы так не сказал.
— Ты очень добр, — вежливо промолвил Поллон. — К сожалению, трапеза уже завершилась, но я прикажу своим людям подать тебе….
— Не надо! — Катон замахал рукой. — Я уже ужинал.
— Вот как? Хорошо.
Поллон щелкнул пальцами и жестом велел рабу убираться. Тот склонил голову, попятился на два шага, повернулся и поспешно удалился.
— Что у тебя за праздник? — поинтересовался Катон.
— Праздник? — Поллон невесело хмыкнул. — Помилуй, центурион, если мы и можем что-то отмечать, так это тот факт, что ты отбываешь из города со всеми силами, оставляя нас на милость пиратов. Праздником это не назовешь, но я решил устроить последнее пиршество, перед тем как вместе с семьей покину Равенну и отправлюсь в свое имение. Оно находится далеко от берега. Хвала богам, очень далеко.
— Тебе не кажется, что это похоже на паникерство? — тихо спросил Катон.
— А тебе кажется? — Поллон рассмеялся. — А ты знаешь, сколько людей собирается покинуть город? Я не удивлюсь, если завтра к этому времени в здешней части города останется не больше трети домовладельцев. И как их можно винить? Ни одного бойца не осталось на базе, чтобы оградить их от пиратов, когда те нагрянут!
— Если те нагрянут.
— Когда нагрянут, — упрямо повторил Поллон. — С чего бы им отказаться от такой возможности.
— Но вы не совсем беззащитны. Я оставляю на базе центурию корабельной пехоты.
— Чтобы защищать базу, — отрезал Поллон. — Не нас. Собственно говоря, я склонен считать, что ты оставляешь их защищать базу от нас…
Катон оставил этот выпад без внимания и спокойно продолжил:
— Во всяком случае, они остаются. И если повезет, это позволит одурачить Телемаха, внушив ему, что Равенна имеет серьезную защиту.
— Сомневаюсь, чтобы его удалось провести таким манером.
— Правда? — Катон присмотрелся к собеседнику. — А почему? Откуда вообще Телемаху знать, что тут происходит?
— Послушай, центурион, я старый человек. И не дурак. Кто-то снабжает пиратов информацией обо всех передвижениях флота. Это не тайна. — Он уставился себе под ноги, помолчал, покачал головой, снова поднял взгляд на Катона и изобразил улыбку. — Ладно, принять тебя толком как гостя я сегодня не смог. Но что я могу для тебя сделать?
Катон ответил не сразу, гадая о том, как много его собеседник может знать о пиратском осведомителе. С одной стороны, изменник вряд ли позволил бы себе подобные намеки в присутствии Катона, под началом которого находятся сотни корабельных пехотинцев. С другой стороны, в настоящий момент центурион здесь один, и бойцы, сколько бы их ни было, не у него под рукой. Неожиданно он ощутил собственную уязвимость, а оглядевшись по сторонам, приметил, что иные из гостей Поллона внимательно за ним наблюдают.
Его дискомфорт не укрылся от хозяина дома, который повторил:
— Итак, что я могу сделать для тебя, прежде чем ты покинешь мой дом?
— А кто сказал, что я ухожу?
— Уж поверь мне. Уйдешь, и очень скоро.
— Ладно. У меня к тебе только один вопрос. Я ищу одного человека, друга. Мне сказали, что он гостит в твоем доме.
— Ну, — Руф развел руками, — сам видишь, у меня тут столько народу, что дом еще вмещает, хотя некоторые, конечно, дерзновенно отправятся спать в собственные дома. А как зовут твоего друга?
— Анобарб.
В глазах Поллона промелькнула искорка, выдавшая удивление, но тот быстро совладал с собой, смерил, склонив голову набок, центуриона пристальным взглядом и, подавшись к нему, понизил голос:
— Твой друг, говоришь? А если бы я спросил тебя, чего ищет слепец, что бы ты ответил?
Катон нахмурился. Вопрос показался ему более чем странным. Он покачал головой.
— Понятия не имею. Слепец?.. Что ты имеешь в виду?
— Да так, ничего. — Поллон отвел взгляд и жестом указал на выход. — Анобарб был здесь, но сегодня вечером ушел рано. Задолго до твоего прихода.
— Куда он направился?
— Не знаю.
— Ясно. — Катон помолчал, а потом спросил: — А могу я поинтересоваться, как вышло, что он стал гостем твоего дома?
— Конечно. Все очень просто. У нас есть общие друзья в Риме. Узнав, что он отправляется в Равенну, они посоветовали ему заглянуть ко мне.
— Что за друзья?
— Просто друзья. — Поллон улыбнулся. — Скажи, центурион, ты подозреваешь Анобарба в каком-то преступлении?
— Разве я сказал что-то подобное?
— Нет. Но мне лично кажется странным, что ты, явившись в такое время, задаешь подобные вопросы. Зачем тебе понадобился Анобарб? Ты подозреваешь его в преступлении? В измене?
Помедлив, Катон ответил:
— Мне просто хотелось бы вычеркнуть его из моего списка подозреваемых.
Поллон моргнул.
— У тебя есть список?
— Я не могу раскрывать служебные сведения.
— Понимаю. — Поллон откинулся, не сводя взгляда с Катона, потом сделал вид, будто зевает. — Но теперь, пожалуй, тебе действительно пора идти. Боюсь, больше я тебе ничем полезен быть не могу. Разве что прикажу человеку показать тебе выход.
— Без надобности. — Катон встал и отступил на несколько шагов. — Дорогу я запомнил. Желаю тебе доброй ночи, Руф Поллон. Еще увидимся.
— Это вряд ли.
Поллон помахал рукой двум стоявшим у стены трапезной могучего сложения рабам и указал им на центуриона. Катон отвернулся и быстро двинулся по коридору, а оглянувшись, увидел, что рабы торопятся следом, но им приходится лавировать между гостями. Оторвавшись от них, Катон припустил бегом, не обращая внимания на удивленные взгляды оборачивавшихся на топот бегущих ног гостей.
— Лик! — крикнул он на бегу. — Поднимайся! Мы уходим.
Впереди него из теней поднялась массивная фигура портового мастера, державшего в руке маленький винный кувшин.
— Что случилось, уважаемый?
— Открой дверь!
Катон устремился вперед и, пока Лик пытался сообразить, что за срочность, шарил руками по двери, пытаясь нащупать железный засов. Наконец ему это удалось. Позади в коридоре слышался топот обутых в сандалии ног. Ухватившись за засов, они выдвинули его: дверь открылась вовнутрь.
— Давай! — крикнул Катон, выталкивая Лика наружу. — Беги!
Они сбежали по ступеням на выложенную плитами туфа мостовую и устремились к центру Равенны, однако не успели еще убежать далеко, когда из дома Поллона вывалили отправленные в погоню рабы. Они сжимали в руках кинжалы, сверкнувшие в падавшем изнутри бледном свете.
— Туда! — Один из них указал на беглецов.
— Да в чем, на хрен, дело? — пропыхтел бежавший рядом с Катоном Лик. Центурион промолчал, лишь стиснул зубы, устремляясь в узкий проулок и молясь, чтобы тот не оказался тупиком. Улочка оказалась темной, как душа парфянина, и вся завалена кучами мусора, которые Катону с Ликом пришлось преодолевать на бегу, спотыкаясь. Отчаянно пытаясь оторваться от погони, они, увидев поворот, бросились направо, потом на другом перекрестке свернули снова, в еще более узкий проход, провонявший фекалиями и гнилью. Увидев на бегу вход в маленький дворик, Катон, потянув за собой Лика, метнулся туда и скрючился за маленькой повозкой.
Они сидели на корточках и пытались отдышаться. В ушах стучала кровь. Вытащив меч, Катон всматривался в темноту за аркой двора. Все было тихо, головорезы Поллона не появлялись.
Лик потянул Катона за тунику.
— Эй, может, ты все-таки скажешь, в чем дело?
— Хотел бы я знать, — шепнул Катон. — Сиди тихо!
Они выждали время, но преследователи не давали о себе знать. Откуда-то издалека донесся оклик, ответ на него, а потом все смолкло. Катон отдышался, сердце вернулось к нормальному ритму, и хотя его тело оставалось неподвижным, мысли в голове стремительно вертелись вокруг недавних событий. Его подозрения относительно Анобарба стали теперь более вескими, но каковы отношения между торговцем и Руфом Поллоном? Последний явно боялся, что центурион найдет его гостя, и хотел заставить Катона умолкнуть. Они что, оба поставляли сведения пиратам?
Катон нахмурился: эта версия казалась ему малоправдоподобной. Но если ни Поллон, ни его приятель Анобарб не связаны с пиратами, кто же тогда снабжает разбойников информацией?
Глава двадцать шестая
Катон расстался с Ликом возле постоялого двора, вручив ему несколько монет.
— На, выпей напоследок вина и ступай домой, — сказал он на прощание. — Ты это заслужил.
— Заслужил? Да мне это позарез необходимо, после такой-то беготни с прятками. Не говоря уж о вонище: чтобы о ней забыть, мне нужно выпить очень много. — Он приподнял полу туники и сморщился. — Только вот домой меня в таком виде жена хрен пустит.
Хмыкнув, Катон похлопал его по спине и направился к морской базе, держась в тени и прислушиваясь к каждому звуку. Остерегаясь погони, он, однако, не переставал размышлять обо всем случившемся. Его подозрения относительно связи Анобарба с пиратами возникли не на пустом месте и явно имели смысл: в конце концов, любой торговец мог польститься на дополнительный приработок, который давала продажа сведений пиратам. Но какова связь между Анобарбом и Руфом Поллоном? Представлялось очевидным, что в доме городского главы торговец был не просто гостем, иначе Поллон не переполошился бы так и не послал людей в погоню за Катоном. И насколько это было серьезно: он хотел отпугнуть центуриона или отделаться от него раз и навсегда? Катону легко было представить себе такой вариант: быстрый удар кинжалом в темном, грязном переулке — и конец затеянному центурионом расследованию. Но тогда получалось, что Поллон заодно с Анобарбом, а это казалось бессмыслицей. Какая Поллону выгода в том, что пираты подрывают морскую торговлю Равенны, главный источник его доходов? Более того, Поллон собирался покинуть порт из опасения возможного набега пиратов. Он их боялся, и ему было что терять. Вряд ли этот человек мог быть заинтересован в разграблении города. Но если Анобарб с Поллоном не работают на Телемаха, то на кого они работают?
Задержавшись на углу, Катон потер глаза. За последние дни ему едва удалось урвать лишь несколько часов сна. Голова раскалывалась, но, что еще хуже, мысли путались и туманились, и ему было все труднее сосредоточиться, разбираясь в запутанной ситуации.
Снова открыв глаза и взглянув в сторону моря, молодой человек заметил над хаосом черепичных крыш окружающих зданий первые проблески рассвета. Небо над головой было чистым, суля подходящую для плавания погоду. Ну что ж, его маленькая, состоящая из бирем флотилия уже через час будет готова к выходу в море.
Собравшись с силами, Катон поспешил вперед.
К тому времени, когда он вернулся на базу, солнце уже поднялось над горизонтом, и его слепящие лучи через окна резиденции префекта освещали дальнюю стену. Катон, прищурившись, смотрел в окно на военную гавань. Все биремы стояли на якорях, на палубах темнели фигуры спящих людей. Только «Спартанец» стоял пришвартованный у пристани, с опущенными сходнями, поджидая, когда Катон поднимется на борт и примет командование. Но для начала ему требовалось завершить дела на берегу.
Заглянув к себе и спешно переодевшись, Катон отправился в командную резиденцию и, войдя в канцелярию, подозвал ближайшего писца:
— Постум, возьми табличку — и ко мне.
— Слушаюсь, командир. Прошу прощения…
— В чем дело?
— Некоторые командиры всю ночь норовили к тебе попасть.
— Что ты им сказал?
— Ничего, командир. То есть как было приказано. Что ты у себя, но не велел беспокоить без крайней надобности.
— Хорошо. Это все, что им требовалось знать. А сейчас поторопись, у нас дело.
Писец с табличкой устроился на табурете за столом, и Катон начал диктовать приказы:
— Первое: купец по имени Анобарб подлежит взятию под стражу. Он может находиться в доме Руфа Поллона, поэтому дом подлежит осмотру. По задержании Анобарба надлежит содержать в изоляции до возвращения префекта и флота из Иллирии. Посетителей к нему не допускать, от него ничего никому не передавать.
Второе: установить наблюдение за Руфом Поллоном. Фиксировать все: кто к нему приходит, куда он ходит, с кем разговаривает. Отчеты о наблюдении подавать в письменном виде и хранить в целости, чтобы я мог ознакомиться с ними по возвращении.
Подняв глаза, Катон увидел на лице писца удивленное выражение.
— Проблема?
Писец поджал губы.
— Руф Поллон, командир… богатейший, самый влиятельный человек в Равенне. С серьезными связями в Риме. Если он узнает, что мы шпионим за ним….
— Прекрасно, значит, надо позаботиться, чтобы не узнал. Используй лучших соглядатаев. Даже в городе такого размера не может не быть сети толковых осведомителей.
— Будет исполнено, командир.
Катон присмотрелся к лицу писца, выискивая намек на коварство. Вполне возможно, что паутина плетущегося в городе заговора уже затронула и базу… Но в следующий миг центурион рассердился на себя за излишнюю мнительность. Ему уже в каждом углу враги мерещатся. Впрочем, может быть, излишняя бдительность лучше недостаточной: желательно перед отплытием предпринять шаги, направленные на то, чтобы, пока флот борется с пиратами, разоблачить предателей. Но в этом деле ему придется полагаться на верность слуг императора. Больше не на кого.
Подавшись к писцу, Катон указал на лежавшую у того на колене табличку.
— Где-то здесь, в порту, завелись предатели, сообщающие пиратам обо всех наших действиях. Это уже стоило нам многих кораблей и сотен человеческих жизней. Я хочу найти их и разделаться с ними. Если выяснится, что пираты были предупреждены, я прослежу за тем, чтобы ответственные заплатили за это своими жизнями. Понял? Хранить все в строжайшей тайне! Вводи в курс дела лишь тех, кого будешь использовать, и лишь настолько, насколько это необходимо в каждом конкретном случае. Я оставляю это дело в твоих руках, Постум. Постарайся не подвести меня.
— Есть, командир. Что-нибудь еще?
— Нет.
Постум кивнул:
— Хорошо, командир. Но могу я поинтересоваться, как мне действовать, если исполнение твоих приказов вступит в противоречие с позицией командира, которого ты оставишь во главе гарнизона?
— Погоди.
Катон достал чистую восковую табличку и торопливо набросал дополнения к данным писцу инструкциям, а закончив, пододвинул к себе стоявший на краю стола ларец с печатями префекта, поднял тиковую крышку, извлек печать командующего флотом Равенны, твердо прижал ее к воску и, проверив отпечаток, передвинул табличку через стол к писцу.
— Вот. До возвращения префекта ты получаешь в этом вопросе всю полноту полномочий. Но используй их только в том случае, если приказы центуриона станут мешать расследованию.
— Понятно, командир.
Писец, отсалютовав, покинул кабинет, а Катон на миг замешкался за столом, разрываясь между двумя обусловленными чувством долга стремлениями. Больше всего ему хотелось найти того, кто продал своих соотечественников пиратам, ибо, по его мнению, не могло быть человека более мерзкого и презренного, чем тот, кто ставит личную корысть выше блага Империи и народа. Коварные изменники должны поплатиться своими жизнями. Однако в настоящий момент он в этом отношении ничего больше предпринять не мог. В сотнях миль отсюда, на Иллирийском побережье, товарищи отчаянно нуждались в подкреплении, чтобы иметь возможность совладать с Телемахом и его разбойниками. Вполне возможно, они уже атакованы, а может, даже разбиты и уничтожены.
При этой мысли Катон сжал кулаки, но потом прогнал ее, сочтя глупостью и, хуже того, паникерством. Да, при первом нападении пираты получили преимущество, но именно благодаря предательству. В другой раз римские корабли не будут перегружены припасами и снаряжением, их будет больше, и следующее сражение пираты проиграют. Даже Вителлию.
Катон попытался вспомнить все, что мог, о Телемахе. Он явно человек хладнокровный, собранный. Безжалостный реалист. Такой не ввяжется в схватку, в которой нельзя победить. Куда более вероятно, что он сменит тактику: станет атаковать отдельные снабженческие или патрульные суда, выматывая римлян до тех пор, пока те не прекратят операцию или не ослабнут настолько, что с ними можно будет покончить, нанеся новый, сокрушительный удар.
Противоборство между непомерными амбициями Вителлия и расчетливым коварством Телемаха в любом случае обещало дорого обойтись личному составу флота Равенны.
Раздраженно стукнув по столу кулаком, Катон поднялся, вышел из кабинета и покинул здание резиденции. За плацем у пристани стоял готовый к отплытию «Спартанец». Боец, стоявший на часах у трапа, по приближении центуриона вытянулся по стойке «смирно» и ударил по земле древком копья. Едва ступив на палубу, Катон окликнул триерарха:
— Отчаливаем немедленно!
Он перешел на корму и стоял там в то время, как матросы и гребцы втягивали на борт трап и отдавали швартовы. Несколько человек, упершись в толстый шест, оттолкнули нос корабля от пристани, а потом, несколько раз сместившись назад по длине корпуса, повторили это действо несколько раз, пока полоса воды между кораблем и причалом не оказалась достаточно широкой, чтобы можно было спустить на воду весла. Павсарий начал отбивать размеренный ритм, весла задвигались, и «Спартанец» заскользил по направлению к стоявшей в гавани на якорях флотилии. Завидев это, триерархи бирем стали отдавать приказы поднимать якоря и заворачивать, чтобы занять место в строю позади «Спартанца».
Флотилия вышла в главную гавань, сопровождаемая взглядами нескольких ранних пташек с причалов и палуб укрывшихся в ней торговых судов. С кормы триремы Катон бросил взгляд на портовые склады, и видневшиеся за ними черепичные крыши городских домов с такого расстояния казались уже игрушечными.
Солнце поднялось над горизонтом, когда «Спартанец», держа курс прямо на его слепящий шар, вышел в открытое море. Нос корабля приподнялся на вспенившейся волне, и Катон ощутил щекой холодок бриза. Как только корабль удалился от суши, триерарх приказал убрать весла и поставить главный парус.
Глаза Катона на миг закрылись, открылись снова, опять закрылись, и он совсем было поддался теплой, убаюкивающей усталости, но каким-то чудом встрепенулся и все-таки избежал падения на палубу.
— С тобой все в порядке, командир? — спросил рулевой.
— Да я в норме, просто устал. Думаю, мне стоит присесть на минутку.
Центурион опустился на палубу и привалился спиной к борту. «Отдохну час, — твердо сказал он себе. — He больше».
Спустя мгновение Катон уронил голову вперед, так что подбородок уперся в складки плаща, и задышал глубоко и размеренно, совершенно не замечая ни того, как качается палуба, ни того, как хлопочет на ней команда, направляя бег «Спартанца».
Рулевой смерил его взглядом, улыбнулся, покачал головой и снова сосредоточился на своей задаче, поддерживая курс к далекому берегу Иллирии.
Глава двадцать седьмая
— Они тут сложа руки не сидели, — промолвил Альбин, и Катон, проследив за его взглядом, увидел, что за несколько дней его отсутствия береговые защитные сооружения увеличились в размерах и улучшились качественно. Неподалеку от побережья выросла самая настоящая крепость, заключенная в треугольник глубоких рвов и высоких земляных валов. От нее к берегу тянулись две деревянных заградительных стены: эти частоколы прикрывали от возможной атаки с суши корабли, большая часть из которых сейчас была вытащена на берег, и лишь горстка стояла на якорях. На ближней к берегу возвышенности была возведена наблюдательная вышка, и на глазах у Катона над ней взвился, затрепетав, сигнальный флаг, на что в крепости тут же отреагировали подъемом своего флага. В тот же миг на палубах остававшихся на воде кораблей поднялась суматоха: солнце поблескивало на оружии и полированных доспехах. Очень скоро триремы ощетинились веслами и двинулись от берега навстречу «Спартанцу» и следовавшему за тем плотному строю бирем.
Альбин повернулся к Катону и улыбнулся.
— Похоже, с нами они испытывать судьбу не собираются.
Катон кивнул.
— Вот и хорошо. Флоту уже достаточно сюрпризов. Думаю, префект кое-чему научился.
Альбин посмотрел на Катона.
— Ты ведь, как я понимаю, с ним служил?
— Было дело. В Германии, затем в Британии. Он был одним из трибунов.
— Понятно. Ну и как он справлялся?
Катон ответил не сразу. Он припомнил, как дрался бок о бок с трибуном Вителлием, защищая маленькое германское селение от орды варваров, сумевших ловко заманить когорту Второго легиона в засаду. В те отчаянные часы Вителлий проявил немалую отвагу. Другое дело, что, как выяснилось потом, он был коварным изменником, не ведавшим сострадания ни к кому: ни к мужчинам, ни к женщинам, так или иначе оказавшимся между ним и столь вожделенной им властью. Ныне путь молодого аристократа уже усеивали трупы. Он был опасен почти для всех и смертельно опасен для каждого, в ком мог увидеть для себя хоть малейшую угрозу. Для блага Альбина Катон не стал говорить ему всю правду. Он прокашлялся и, глядя не на собеседника, а на берег, промолвил:
— Справлялся-то он неплохо. Храбрости ему не занимать. Но не становись на его пути.
Катон чувствовал, что Альбин ждет продолжения, однако центурион молчал, и в конце концов триерарх, отвернувшись, тихонько пробормотал:
— Ладно, центурион, я понял. На мой счет не беспокойся. Я буду держаться подальше.
— Да уж, постарайся.
— Сигнал из форта! — прозвучал голос с мачты.
Оба командира обратили взоры к суше и увидели поднятый на сигнальной мачте и затрепетавший, вытянувшись на ветру, зеленый вымпел.
— Это запрос, — пояснил Альбин и, приложив ладони ко рту, выкрикнул приказ: — Подать сигнал опознания! Поднять наш флаг!
Двое матросов не мешкая вытащили из бортовой клети рулон красной материи и припустили с ним по выбленкам наверх, где закрепили полотнище. Поднятое полотнище развернулось и, похлопывая, заполоскалось на полуденном ветру. После недолгой паузы зеленый флаг над крепостью опустился и пропал из виду. Корабли в гавани развернулись обратно, убрали весла и встали на якоря. Почти сразу же после этого над флагштоком крепости взвился новый вымпел. Альбин, стоявший рядом с Катоном, напрягся и обернулся, обозревая горизонт.
— Что такое? — встревожился Катон.
— Из крепости заметили парус.
— Парус?
Катон прикрыл глаза ладонью, всмотрелся в линию горизонта и почти сразу же заметил крохотный темный треугольник, почти неразличимый на фоне дальней береговой линии. Он поднял другую руку и указал:
— Вон там! Видишь?
Альбин взглянул в указанном направлении, напрягая глаза, чтобы рассмотреть подробности.
— Не, ничего… Погоди… Ага, вижу! Похоже, галера! — Он перевел взгляд на Катона и поднял брови: — Ну у тебя и зрение: самому бы мне ни за что его не углядеть! Старею. — Повернулся в сторону дальнего паруса. — Может, это пират, надзирающий за нашими флотом? Ну и ладно, пусть видят, что, понеся потери, мы сделали из этого выводы. Не думаю, чтобы Телемах рискнул дать второе сражение.
Катон кивнул.
— Если он такой толковый, каким кажется, то ты прав. С настоящего момента начитается состязание силы с хитростью.
Альбин почесал подбородок.
— Вопрос только в том, на чьей стороне сила, а на чьей — хитрость.
Под потускневшим синим небом эскадра подкрепления медленно проследовала к берегу. Матросы готовили крепкие причальные канаты, чтобы надежно пришвартовать трирему. Пехота и свободная от вахты команда собрались на кормовой палубе, чтобы облегчить при подходе к суше нос корабля, а потом раздался плеск: с кормы в воду сбросили якорь. Набежавшая волна сместила корабль вперед, и якорный канат натянулся, но вновь обвис, когда со следующей волной судно выровнялось. С высоты берега прибывшие корабли обозревал человек, облаченный в алый плащ и сверкающий панцирь, позволявшие издалека узнать в нем префекта.
На лице Катона, вспомнившего о клеветнических измышлениях в докладе Вителлия, отразилась горечь, но потом его губы изогнулись в легкой улыбке. Доклад уже на пути в Рим, и префекту невдомек, что его содержание отличается от первоначального.
Нос корабля заполз на сушу, и палубный настил под ногами Катона содрогнулся: трирема осела, замерла, и все стоявшие на корме двинулись к носу.
— Кончай грести! — проревел Альбин. — Поднять весла на борт! Спустить сходни!
По обе стороны от «Спартанца» суда маленькой эскадры тоже приставали к суше, после чего с носа каждого корабля спускали на берег наклонные сходни. Как только был сброшен трап, Катон спустился вниз и, хрустя сапогами по гальке, направился прямиком к префекту, стоявшему среди жесткой травы, обозначавшей границу подъема морской воды во время прилива. За почти два дня плавания ноги Катона успели отвыкнуть от твердой почвы, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы ступать по возможности твердо. При приближении центуриона префект Вителлий сделал шаг ему навстречу, и Катон отсалютовал начальнику.
— Центурион Катон! Ну наконец-то! Я уж начал гадать, что там с тобой случилось!
Хотя все это префект произнес с улыбкой, сам факт упрека сомнения не вызывал, и Катон гневно стиснул зубы, однако, совладав с собой, ответил в подобающей, сдержанной манере.
— Мы прибыли так скоро, как смогли. Спроси у моего триерарха.
— В этом нет надобности. — Вителлий похлопал его по плечу. — Я рад тебя видеть: у меня найдется применение этим людям. — Подавшись вперед, он понизил голос: — По правде сказать, так они мне позарез нужны. Все обернулось так, что я уж и сам не знаю: мы охотимся за пиратами или они за нами.
— Не может же все быть настолько плохо, командир.
Вителлий издал горестный смешок.
— Думаешь, не может? Ну, вообще-то да, сейчас я несколько воодушевился… — Префект умолк, глядя на море. — Проклятые пираты! Юпитер свидетель, я заставлю их заплатить за наглый вызов Риму.
— Так точно, командир.
— Пошли. Нам нужно поговорить. У меня в шатре.
Повернувшись, префект зашагал к воротам укрепленного лагеря, и Катон последовал за ним. За валами, по обе стороны прямой главной дороги, выстроились ровные ряды палаток. По большей части они были из козьих шкур, но попадались и другие, из потертого, видавшего виды полотна. Катон догадался, что на них пошли старые, пришедшие в негодность паруса. Люди, сидевшие перед палатками, при появлении командиров вскакивали и салютовали, но лица у всех были мрачные, и Катон не мог не задуматься о том, что же такое приключилось в его отсутствие.
Когда они подошли к установленному на небольшом возвышении в центре лагеря командному шатру, налетел, всколыхнув его полог, порыв свежего ветра. Катон поежился, а в следующий миг скривился: в его ноздри ударил принесенный этим ветерком едкий запах горелой плоти. Когда они вошли внутрь, Вителлий оглянулся и, увидев выражение лица Катона, пояснил:
— Это погребальные костры. Мы кремировали павших несколько дней назад.
Катон пригляделся к префекту, и ему, к собственному удивлению, показалось, что тот скорбит о погибших. Впрочем, возможно, Вителлий огорчался из-за того, что их гибель могла иметь для него нежелательные последствия.
Префект поморщился.
— То еще было зрелище. И увы, не последнее. Нынче ночью мы потеряли еще восемь человек. Один из них вопил от боли до последнего вздоха. Фактически мы даже не могли перевести дух между налетами.
— Налетами, командир?
— Ими самыми, — устало улыбнулся Вителлий. — Наши приятели не ослабляют нажима. Три дня назад они высадили отряд выше по берегу и принялись обстреливать из пращей наших часовых и фуражиров, а как только я высылал людей, чтобы с ними разобраться, они пускались наутек и исчезали в горах. Признаюсь, сейчас там за ними гоняется твой друг Макрон. Он сам вызвался, мне и приказывать ему не пришлось.
— Могу себе представить, командир.
— Но это еще не все. Они пытались совершать диверсии и против кораблей: подходили под покровом ночи на лодках и даже норовили захватить одну трирему. — Вителлий тяжело сел на кушетку — предмет роскоши, прихваченный из Равенны, и развел руками. — К счастью для нас, последние ночи были светлыми, лунными, и все их поползновения удалось отбить. Но следующие ночи обещают быть темнее, а что дальше?.. — Он покачал головой.
Катон чувствовал навалившийся на его плечи смертельный груз усталости и отчаяния. Префект ничего не сделал, чтобы сразиться с пиратами. Он просто засел за валами укреплений, полностью уступив инициативу Телемаху.
Читать бесплатно другие книги:
