Пророчество орла Скэрроу Саймон

Глава тридцать вторая

— Вот они! — вскричал Макрон, ударив одним кулаком по другому. — Наверняка это те хреновы пираты!

Катон присмотрелся к стоявшим в заливе кораблям. Два из них определенно были триремами, а большинство остальных, судя по либурнской оснастке, были такими же, как те, что атаковали флот Равенны. Два похожих пиратских судна были захвачены несколько дней назад.

— Они самые, верно.

Молодой центурион потянулся за спину и снял вещмешок. Макрон уставился на него с удивлением.

— По-моему, сейчас не время перекусывать. Чем скорее мы вернемся с докладом к Веспасиану, тем лучше.

Катон покачал головой, вытаскивая карту и стилос.

— Сначала я должен нанести это все на карту.

— Ладно, — не стал спорить Макрон. — Только давай побыстрее.

Катон быстро набросал контуры залива и мыса, обозначив укрепления и стоявшие в бухте корабли, и убрал принадлежности обратно в мешок.

— Пошли?

До самой вершины горы оставалось совсем немного, и двое центурионов принялись карабкаться туда с таким душевным подъемом, какого давно уже не испытывали. Если все пройдет гладко, то уже через несколько дней флот Равенны войдет в залив, и с пиратами будет покончено. Тогда они смогут вернуться в Рим с победой, и Нарцисс заберет все обвинения в их адрес и, кто знает, может, даже расщедрится на награду. Жизнь начинала снова казаться прекрасной, причем настолько, что Макрон принялся сначала мурлыкать мелодию походной песни, что обрела популярность в Британских легионах незадолго до того, как им с Катоном пришлось покинуть остров, а потом, набрав воздуху, и вовсе затянул во весь голос:

Внезапно Катон схватил его за руку и шикнул:

— Тихо!

Макрон вырвал руку и сердито посмотрел на спутника:

— Ты что, на хрен, делаешь?

— Тссс! — зашипел Катон с отчаянием во взоре. — Слушай!

Они присели на корточках на тропе: Макрон склонил голову, напряг слух и почти сразу же услышал голос, доносившийся с совсем близкого расстояния, с вершины. Оба центуриона подняли глаза, глядя вверх по тропе, что уходила за каменный выступ шагах в пятидесяти впереди. Прозвучал оклик или зов на незнакомом языке. Потом он повторился, словно окликавший ждал ответа. Послышался звук осыпающихся из-под сапог камней, а потом снова тот же зов, уже ближе.

— Дерьмо! — прошептал Макрон. — Он, наверное, меня слышал.

— Он ведь пока не поднял тревогу, — указал Катон, торопливо оглядывая склон в поисках укрытия. С этим здесь, увы, дело обстояло плохо. Так или иначе, человек на вершине, надо думать, их слышал, но, судя по тону его голоса, никак не ожидал обнаружить на тропе внизу затаившихся врагов. — Быстро! Туда! — Катон указал на камень.

Двигаясь настолько быстро и бесшумно, насколько это позволяла тропа, центурионы уже почти добрались до выветренного камня, когда из-за него вынырнул навстречу и застыл, как вкопанный, не более чем шагах в пяти впереди, мужчина. Смуглый, в толстом плаще, перехваченном ремнем с висевшей на нем тяжелой фалькатой. Пират уставился на них, разинув рот, однако не издав ни звука. На миг все трое замерли в неподвижности. Первым опомнился Катон: он бросил мешок и, выхватывая на бегу меч, устремился на пирата. Охнув с перепугу, тот потянулся за мечом, но неловкие пальцы никак не могли ухватиться за рукоять. Катон налетел на него, с разбегу схватив левой рукой за горло, а правой, пронзив плащ, изо всех сил вогнал острие меча ему в живот. Пират сложился пополам над клинком, отшатнулся и завалился назад, увлекая за собой Катона. Падение на противника выбило из него дыхание, так что некоторое время он не мог издать ни звука и лишь судорожно ловил ртом воздух. Между тем пират, даже на последнем издыхании, вскинул руки и, пытаясь вцепиться римлянину в глаза, расцарапал ему щеки крепкими, обкусанными ногтями.

Катона обдало запахом вина и чеснока, однако он, игнорируя вонь, нанес новый удар мечом, из-под ребер вверх, целя в сердце, чтобы положить конец сопротивлению. Враг неожиданно замолотил руками и ногами, конвульсивно содрогнулся, угодив при этом Катону коленом в пах, тело его на миг напряглось, а потом обмякло.

К тому времени, когда подоспел Макрон, Катон, выпустив рукоять меча, откатился в сторону, схватившись рукой за яйца.

— О… дерьмо! — простонал он. Следом за болью всколыхнулась тошнота, и его вывернуло на тропу.

Макрон убедился в том, что пират мертв, после чего повернулся к своему другу и ухмыльнулся.

— Не повезло!

Но посмеяться над Катоном, скрючившимся на земле, зажав руками промежность, он не успел: оба они услышали оклик. Потом еще один голос.

— Их тут никак полно, — шепнул Макрон Катону. — Оставайся здесь!

Макрон расстегнул застежку плаща, дав ему упасть на землю, обнажил меч и взобрался на камень, откуда, низко пригнувшись и осторожно балансируя, огляделся вокруг. Тропа вела через каменистое плато к небольшому укрытию на утесе, с одной стороны которого открывался вид на залив, а с другой — на подступы к морю. Пиратский наблюдательный пункт был сложен из грубых, необделанных камней, щели между которыми для защиты от дождя и ветра были заткнуты землей. Над крышей из дерна вился дымок, а перед входом стоял человек. Издав еще несколько раз нетерпеливый оклик, тот, вытянув шею, всмотрелся в тропу, прихватил копье и двинулся по направлению к Макрону.

Центурион осторожно соскользнул с камня и, прячась за ним, шепнул Катону:

— Один малый тащится сюда. И в сторожке у них, по крайней мере, один да остался. Ты тут лежи тихо: я им займусь.

— Тихо? — Катон охнул и заскрежетал зубами: его снова стало выворачивать наизнанку.

Макрон присел и выставил меч вперед, готовый броситься в атаку в тот миг, как пират появится из-за камня. Сердце его бешено стучало в груди в то время, как он, когда шаги противника звучали уже совсем рядом, силился затаить тяжелое дыхание. Потом шаги стихли, и снова прозвучал оклик: на сей раз в нем безошибочно угадывалась озабоченность. Пират двинулся дальше, но уже медленнее и осторожнее, а Макрон, взглянув вниз, понял, что тело убитого может в любой миг оказаться в поле зрения приближавшегося врага. Он отреагировал инстинктивно: с резким выдохом выскочил из-за камня и оказался локтях в шести перед пиратом, держащим наперевес копье.

— Дерьмо! — выругался Макрон и, помедлив лишь долю секунды, бросился в атаку.

Пират, поначалу застывший и ошеломленный, в последний момент опомнился и, держа копье двумя руками, сделал выпад, целя в римлянина. Макрон отбил наконечник в сторону и устремился на врага, направив меч ему в горло. Однако острие копья застряло у него в рукаве, и сила толчка сбила с ног. Макрон грохнулся на спину, да так, что из его легких вышибло весь воздух.

С торжествующей усмешкой пират выдернул копье из рукава Макрона и, шагнув вперед, замахнулся, чтобы нанести удар в грудь. Стальное острие пронзило кожу, и центурион содрогнулся, однако удара не последовало. Нападавший что-то прокричал, указывая кивком головы на все еще зажатый в руке Макрона меч. Тот мигом его понял и разжал пальцы, выпустив рукоять.

— Все, все! Сдаюсь! Я сдаюсь!

Пират, стараясь не выпускать пленника из поля зрения, слегка обернулся и открыл рот, чтобы позвать подмогу из сторожки, но, прежде чем он успел издать хотя бы звук, в воздухе промелькнуло что-то темное, и большой, с кулак размером, камень задел по касательной его висок. Охнув, тот отшатнулся, непроизвольно схватившись одной рукой за голову. Макрон мгновенно откатился в сторону, схватил свой меч и, совершив бросок к ногам пирата, полоснул его по подколенному сгибу, разрубив поджилки и задев кость. Враг тяжело грохнулся навзничь, приложился при падении затылком о камень, дернулся и обмяк. Из глубокой раны на голове текла кровь. Подняв взгляд, Макрон увидел стоявшего, привалившись к скале, Катона.

— Славный бросок, парень.

Катон помахал рукой, принимая похвалу, и снова согнулся, морщась от боли. Макрон бросил последний взгляд на пирата и припустил к сторожке, до которой было локтей тридцать. Его подбитые гвоздями сапоги громко топотали по каменистой тропе, но на внезапность больше рассчитывать не приходилось, а стало быть, быстрота являлась решающим фактором. Прежде чем он успел добежать до хижины, рука отбросила в сторону кожаный полог, и наружу высунулась увенчанная тюрбаном голова. Темнокожий, желтоглазый человек обернулся к Макрону. На лице его отразились изумление и страх, а в следующий миг центурион налетел на него с диким ревом. Упав, оба они залетели обратно в сторожку, грохнувшись на висевший над огнем котелок. Пират заорал, обжегшись огнем и содержимым котелка. Воздух тут же наполнился запахом каши, смешанным с вонью жженых волос. Меч Макрона застрял в бедре пирата, и римлянин, выпустив рукоятку, навалился на противника, одной рукой сдавив ему горло, а другой перехватив запястье. Тот продолжал орать, хотя Макрон сжимал горло все сильнее. Несколько показавшихся вечностью мгновений пират дергался, вырывался и выворачивался, но в конечном счете все же лишился сил, а заодно и сознания. Макрон выждал время и, лишь убедившись, что с врагом покончено, разжал удушающую хватку и, тяжело дыша, скатился с него в сторону.

Свет в проходе сторожки загородила тень: Катон облокотился на грубо сколоченную дверную раму, взглянул на притушившее уголья тело и поморщился.

— Не было необходимости его запекать. Сам-то ты как, в порядке?

— В полном. Лучше не бывает.

Присев на корточки рядом с трупом, Макрон обеими руками ухватился за рукоять своего меча, рванув из всех сил, высвободил оружие, вытер клинок поношенной туникой пирата и вложил в ножны, после чего устремился, оттеснив Катона, к выходу, на свежий воздух, подальше от отвратительного смрада горелой плоти и волос.

— Ты-то как? — Макрон кивком указал на промежность Катона.

— Остался жив, как видишь, но в том, что у меня будут наследники, не уверен.

Макрон улыбнулся.

— Не бойся, я еще расскажу им про твои железные яйца.

— Спасибо на добром слове.

Катон сел, оглядел маленький наблюдательный пост и на миг задумался.

— У нас проблема.

— Да ну? — Макрон кивнул в сторону лежавшего в хижине мертвого пирата. — По-моему, уже нет. Кажется, мы перебили здесь всех.

— Перебить-то — да, перебили, но проблема никуда не делась. Подумай о том, что будет, когда пираты обнаружат, что их наблюдатели убиты. Они мигом смекнут, что мы побывали здесь, а стало быть, их база обнаружена.

Макрон кивнул, мигом осознав последствия.

— Они удерут отсюда. А мы опять останемся в дураках, вместе с хреновым префектом Веспасианом, который этому не обрадуется. Но слушай, если мы поскорее вернемся к флоту, то, может быть, он успеет накрыть их в заливе до того, как они обнаружат трупы.

Катон покачал головой.

— Увы, трупы они обнаружат гораздо раньше.

— С чего ты взял?

— Тот, первый малый… У меня такое впечатление, что он ждал кого-то, когда заслышал твое пение. Смотри, тут нет никаких припасов, а ведь дозорные на наблюдательном пункте должны кормиться. Кто-то приносит им еду. А раз они кого-то ждали, стало быть, тот наверняка окажется здесь достаточно скоро, увидит покойников и поднимет тревогу. Вероятно, подаст сигнал прямо отсюда, а значит, у Телемаха будет уйма времени, чтобы исчезнуть задолго до того, как мы успеем добраться до Веспасиана.

— Дерьмо! — пробормотал Макрон. — И что же делать? Дождаться тех, кто доставляет провизию, и покончить с ними тоже?

— Нет. Возвращение с докладом откладывать нельзя.

— Здорово! — Макрон в раздражении хлопнул себя по бедру. — И как тогда поступить?

— Есть только один выход, — ответил Катон. — Ты отправляешься назад и докладываешь обо всем. Возьмешь мою карту, чтобы все было понятнее. А я останусь здесь и буду ждать людей с провиантом.

— Это сумасшествие! — возразил Макрон. — Ты ведь не знаешь, сколько их сюда явится.

— Вряд ли больше, чем один или двое, — промолвил Катон. — Чтобы провести по тропе вьючного мула, больше не требуется.

— Так-то оно так, но что, если сюда явится еще и смена этим наблюдателям? У тебя против них не будет ни малейшего шанса. Не сочти за обиду, Катон, но ты не чемпион-гладиатор.

— Да какие уж тут обиды, — буркнул Катон. — Мне остается только надеяться, что они не меняют дозор так часто.

Некоторое время Макрон молча смотрел на друга, ища доводы, чтобы переубедить его, но так и не нашел. Катон был прав. Они просто обязаны были не дать врагу знать, что его тайное логово обнаружено. «Эх, если бы я сдуру не запел», — с горечью подумал Макрон. Они могли бы увидеть этот пост, обойти его стороной и вернуться к своим, не поднимая шума. Он посмотрел на Катона.

— Ты прав. Но останусь я. Это из-за меня нам пришлось их убить.

— Нет, — замотал головой Катон. — Мы все равно должны были заткнуть им рты, иначе эти парни предупредили бы пиратов о появлении флота. Нам повезло, что их вовремя удалось обнаружить. Так что винить тебе себя не в чем.

Макрон пожал плечами, так все-таки и не освободившись от чувства вины.

— Иди, — настаивал Катон. — Веспасиан должен узнать о том, что пираты здесь. Донесение необходимо доставить, и лучше тебя с этим никто не справится. А я сделаю свое дело здесь.

— Понятно. Но даже если тебе удастся разделаться с тем, кто доставит провизию, как ты после этого собираешься вернуться к флоту?

— Никак. Я буду ждать прибытия флота здесь. Если нам удастся застать пиратов врасплох, спущусь вниз, и ты скажешь, чтобы за мной прислали лодку. Если сюда явится столько врагов, что мне явно будет с ними не совладать, постараюсь убежать и спрятаться. А потом подожгу наблюдательный пункт: для наших это будет знаком того, что пираты знают о наступлении. Не думай, Макрон, попусту я рисковать не собираюсь, — добавил Катон, пытаясь успокоить друга. — Мне больше нравится быть живым центурионом, чем мертвым героем.

Макрон рассмеялся.

— Это самые мудрые слова, какие я когда-либо от тебя слышал, Катон. Ладно, когда мне отправляться?

— Лучше всего прямо сейчас.

— Что, даже не передохнув после схватки?

— Макрон, иди, а? — со вздохом промолвил Катон и, вытащив из-за пазухи карту, протянул ему: — На, возьми.

Макрон подался вперед и взял карту.

— До встречи, Катон.

— Смотри только, не останавливайся. Будь осторожнее. Да, и больше не пой.

— А что плохого в моем пении? — Макрон ухмыльнулся, повернулся и зашагал через плато.

Катон проводил его взглядом, пока тропа не пошла под уклон и его друг не пропал из виду, и остался один, если не считать троих убитых пиратов, чьи тела лежали на вершине горы неподалеку от него. Вокруг неподвижного, погруженного в тишину наблюдательного пункта уныло подвывал сырой, холодный ветер.

Глава тридцать третья

Катон дождался, пока боль в паху унялась настолько, что он смог двигаться свободно, однако на смену ей теперь, после ухода Макрона, пришли сомнения в мудрости принятого решения. Если на тропе появятся трое противников, у него против них не будет шансов. Он мог надеяться вывести из строя одного врага, захватив его врасплох, и сразиться потом со вторым один на один, а если их будет двое? Центурион повидал достаточно схваток и знал, что двое против одного, если они хоть немного владеют боевыми навыками, побеждают почти всегда. Им ничего не стоит разделиться и атаковать одновременно, но порознь, так, чтобы, отвлекаясь на одного из них, противник не мог уследить за другим. Подумав об этом, Катон принял решение — ежели на тропе появится больше двух человек, он подожжет хижину и сбежит.

Мысль о поджоге вернула его к действительности: от пирата, упавшего в костер, страшно тянуло горелым. Набрав побольше свежего воздуха, Катон нырнул в задымленную хижину, стиснул, борясь с тошнотворной вонью, зубы и, ухватив мертвого пирата за лодыжки, стянул его с костра и вытащил наружу. Если он хотел получить возможность захватить противников врасплох, нельзя было оставлять тела на виду. Поискав, куда бы их можно было деть, Катон углядел локтях в тридцати от хижины яму отхожего места, отволок тело туда и спихнул вниз. Вернувшись за пиратом, которого он сшиб камнем, Катон обнаружил, что тот еще жив, хотя едва дышит. Он даже задумался, добивать ли его. С одной стороны, смерть ждала разбойника даже в том случае, если он доживет до прибытия римлян, потому как Веспасиан никого из пиратов явно не помилует. Да и полученная им рана, скорее всего, прикончит его сама по себе. А вот решиться добить совершенно беспомощного человека Катону, ни мгновение не колебавшемуся, нанося смертельный удар в схватке, было непросто, хоть он и отдавал себе отчет в том, что такого рода колебания неразумны. В конце концов центурион подхватил слабо стонавшего раненого под плечи, протащил по каменистому плато и отправил в яму вслед за его товарищем.

Развернувшись, Катон без промедления отправился туда, где оставался первый из погибших пиратов, тот, которого он убил на тропе. Сдвинув тело, Катон увидел, что почва под ним пропиталась кровью и основательно запятнала каменный выступ. Отправив тело следом за остальными, Катон разорвал на тряпки валявшийся близ хижины плащ, нашел мех с водой и, вернувшись на место схватки, принялся торопливо, опасаясь появления врага, оттирать кровавые пятна. Наконец он удовлетворенно оглядел результаты своей работы, решив, что следы стычки удалось скрыть. Вода быстро впитывалась, и скоро от нее не должно было остаться и следа. В любом случае, убеждал себя Катон, пираты никак не ожидают встретить опасность на вершине горы. Они ждут вторжения со стороны моря. Горы, охватывавшие разомкнутым кольцом залив, даже двигавшимся налегке Катону с Макроном удалось одолеть с немалым трудом, и нельзя было предположить, чтобы по этим тропам могло подняться незамеченным тяжеловооруженное войско.

Позаботившись о телах и избавившись от кровавых пятен, Катон решил воспользоваться возможностью и осмотреть как следует наблюдательный пункт. Неподалеку от хижины плато сужалось и заканчивалось обрывом, с которого был прекрасно виден берег по обе стороны. Пираты устроили там сигнальный пункт с мачтой, под которой стоял сундук. Катон поднял крышку и увидел там набор свернутых в рулоны ярких вымпелов. Толку от них ему не было никакого, поскольку он не знал, что каким цветом принято обозначать у здешних пиратов. Кроме того, близ мачты находилось установленное на опоре любопытно выглядевшее устройство: две тщательно отполированные металлические пластины, закрепленных под углом одна к другой. Катон предположил, что это нечто вроде гелиографа.

Вернувшись к хижине, центурион собрал копья дозорных и отправился к выступу следить за тропой, уходившей вниз по склону и примерно через четверть мили пропадающей из виду за небольшим скальным выступом. Копья он оставил позади валуна, а сам устроился так, чтобы было удобнее наблюдать за тропой и приближение противника было бы заметно еще издалека. Катон привалился к камню, в то время как с неба, омывая горы теплом, вовсю светило солнце, а легкий ветер гнал вдоль побережья остатки облаков, так что с вершины, наконец, открылся полный обзор.

Некоторое время Катон ощущал себя обитателем Олимпа, созерцая залив у подножия высившейся напротив горы. Крохотные фигурки роились вокруг трех вытащенных на берег кораблей. Они были повалены набок и заклинены в таком положении, что открывало доступ к нижней части корпусов. Дальше, на берегу, дымились костры, и Катон решил, что пираты заново смолят днища кораблей. Его взгляд медленно переместился вдоль узкой прибрежной полоски суши к находившейся в самом ее конце цитадели: это был единственный подступ к ней, поскольку с трех других сторон она была защищена обрывавшимися в море скалистыми утесами. Со стороны, обращенной к суше, ее прикрывали внушительная с виду каменная стена и ров, через который из ворот был переброшен деревянный мост. За стеной множество оштукатуренных домишек теснились на скальном склоне, чью вершину венчала надзиравшая над проливом небольшая башня.

Вряд ли пираты могли построить такую крепость — они захватили ее либо просто нашли, давно заброшенную прежними обитателями. Но как бы то ни было, Телемах выбрал прекрасное место для расположение базы — во всех отношениях, кроме того, что единственный выход из залива мог быть перекрыт подошедшим с моря врагом. Вот почему, понял Катон, пираты позаботились о том, чтобы устроить на вершине горы пост, откуда вели наблюдение за открытым морем. Приближение крупных вражеских сил не могло остаться не замеченным дозорными, и пираты успели бы покинуть залив до того, как им перекроют путь к отступлению.

Переведя взгляд на море, Катон приметил вдали, на расстоянии нескольких миль треугольный парус: команда торгового корабля, наверняка опасавшаяся пиратов, пребывала в блаженном неведении насчет того, что они проплывают возле самого пиратского логова. До него вдруг дошло, что, если бы не он и Макрон, дозорные сейчас уже просигналили бы вниз о появлении судна и тем самым определили его участь. Молодой центурион улыбнулся: во всяком случае, одного приза они Телемаха и его шайку точно лишили.

По мере того как солнце поднималось к зениту, становилось все теплее, так что скоро Катон снял плащ и сложил у камня, продолжая наблюдение. Затем, незадолго до полудня, до его слуха донесся оклик. Центурион обнажил меч и напрягся, но потом осознал, что звук донесся не снизу, с тропы, а с противоположной стороны, где находилась хижина. Обернувшись и обозрев плато, он почти сразу увидел над землей темную фигуру. Сердце его сжалось. Крик повторился; в нем звучали боль и мольба о помощи, и стало ясно, что это приподнялся над краем ямы сброшенный им туда недобитый пират.

— Дерьмо! — процедил Катон сквозь стиснутые зубы.

Ну кто мешал ему добить этого типа раньше? Теперь придется отвлекаться на него, иначе в решающий момент этот недобиток превратится в серьезную угрозу. Правда, на его глазах тужившийся выбраться враг сорвался и со стоном отчаяния и боли свалился, пропав из виду. Однако не успел Катон этому порадоваться, как над краем провала снова появилась его голова.

Потом он услышал отдаленный ослиный рев, повернулся и увидел, как на тропе, обогнув скальный выступ, появился человек. Он вел в поводу мула, навьюченного двумя объемистыми корзинами. Следом появился другой мул, а за ним — трое людей с копьями. При виде медленно поднимавшихся по тропе людей у Катона скрутило желудок. Их было слишком много.

Скрывшись за камнем, центурион совсем уж было собрался отправиться в хижину и поджечь ее, но замешкался, когда его взгляд упал на подножие камня, за которым он прятался. То был не выступ, а здоровенный обломок вроде валуна. Охваченный внезапным воодушевлением, Катон уперся в него ладонями и, отталкиваясь ногами, надавил из всех сил. Несколько секунд ничего не происходило, потом глыба чуть подалась, и на тропу из-под нее покатились мелкие камушки.

И тут сброшенный в клоаку пират снова подал голос, на сей раз громче. Если не заткнуть его, то идущие по тропе люди услышат крики прежде, чем доберутся до плато. Бросив последний взгляд на склон и прикинув скорость их подъема, Катон развернулся и припустил назад, к яме, в нескольких шагах от которой, однако, замедлил шаг. Солнце разогрело отвратительную смесь кала, мочи и крови, так что разило оттуда нестерпимо. Раненый продолжал кричать, и центурион, осторожно склонившись над краем, резко скомандовал по-гречески:

— Тихо!

Пират уставился на него снизу расширенными от ужаса глазами, разинул рот и заорал еще громче.

— Заткнись! — шикнул на него Катон и для наглядности прижал палец к губам. — Тсс! Будь хорошим пиратом и держи свой хренов рот на замке! — Тот не умолкал, и Катон провел пальцем по горлу. — Заткнись или тебе крышка! Понял?

Он в отчаянии оглянулся на валун. Времени было в обрез, и оно стремительно уходило, а раненый и не думал умолкать. «Или я, или он», — вдруг осознал Катон. Выхватив меч, он вонзил его во врага и сказал:

— Прости. Но ты меня не послушал.

В последний миг пират сцепил руки в мольбе, закрыл глаза и отвернул лицо. Лезвие, сверкнув, рассекло ему горло, хлынула кровь, пират дернулся и захрипел. Выждав и удостоверившись, что враг мертв и больше не причинит ему беспокойства, Катон развернулся, помчался к хижине и, вложив меч в ножны, ухватился за дверной косяк, рванув из всех сил на себя. Тот слегка шевельнулся. Центурион толкнул его в противоположном направлении, снова на себя и так раскачивал, пока не вывернул из гнезда. Отскочил, когда обрушилась, лишившись опоры, часть крыши. Прихватив крепкую деревяшку, Катон, с рвущимся из груди от напряжения сердцем, припустил к валуну.

Оказавшись там и бросив взгляд на тропу, он с ужасом увидел, что враг уже всего шагах в пятидесяти ниже по склону от того места, где он прикончил первого из дозорных. Присев, Катон подсунул деревяшку как рычаг под основание валуна, стараясь забить как можно глубже, потом подсунул под нее большой камень, что должен был послужить осью вращения. Затем выглянул из-за края валуна: осторожно, чуть-чуть, но так, чтобы видеть тропу. Слышны были цокот копыт поводивших ушами мулов и усталые, но непринужденные голоса пиратов, болтавших о чем-то, не подозревая о нависшей угрозе.

Они приближались к плато, а Катон все еще гадал, не дурак ли он и не пуститься ли ему наутек прямо сейчас. В конце концов, поднимавшиеся сюда с подножия горы пираты слишком устали и не смогут долго продолжать погоню. Если Катон рванет немедленно, то наверняка добежит до края плато, не будучи замеченным, и припустит вниз по склону следом за Макроном. Однако спустя мгновение он взял себя в руки, совладав со своим страхом. То, что сейчас, в преддверии схватки, его одолевали сомнения, было естественно, но, собравшись, центурион вспомнил о том, что поставлено на кон. Если он потерпит неудачу, эти люди поднимут тревогу, пираты будут предупреждены, покинут залив до прихода флота Веспасиана и со временем найдут себе новую базу для грабежей. Хуже того, Нарцисс, желающий добыть свитки любой ценой, на этом не успокоится, и кампания будет продолжаться вне зависимости от того, сколько жизней моряков и бойцов корабельной пехоты она унесет. Нет, бежать Катон не имел права. Более того, он не имел права на неудачу.

Человек, ведущий мула, вступил в поле зрения. Катон нырнул обратно за камень, взялся за рычаг и, склонившись над ним, выждал, пропуская мулов мимо.

Когда погонщик ступил на плато и увидел Катона через край валуна, его рот раскрылся от удивления. В тот же миг центурион, надсадно закряхтев, всем весом навалился на деревянный рычаг. Валун покачнулся, из-под него покатились мелкие камушки, а затем огромный, тяжеленный камень, увлекаемый своим весом, покатился, ускоряясь, вниз по тропе. Испуганный крик резко оборвался, когда камень с глухим ударом налетел на пирата, сокрушил его и застрял на тропе, обрушив вниз осыпь из пыли и гравия.

Схватив одно из копий, Катон развернулся к погонщику мулов. Тот был безоружен и при виде римлянина вскинул руки и закричал на латыни:

— Нет! Пощади! Пощади!

Катон замешкался, но, увидев на запястьях погонщика страшные белые мозоли, указал на землю и крикнул:

— Вниз! Лежать и не шевелиться, если хочешь жить!

Тот отпустил повод и бросился на тропу. Мул, не обращая на него внимания, испуганно раздувая ноздри, таращился на валун. А вот второй, шедший позади, пострадал: катящийся камень сбил его, и если передние ноги еще дергались, то задние, раздробленные, не шевелились. Позади мула, из-под валуна, торчала нижняя часть тела пирата, голову и грудь которого расплющило в пульпу. Один из его спутников сидел рядом на земле, ошарашенно уставившись на свою сломанную ногу: из кровавой раны на голени торчал белый осколок кости.

Третий пират был невредим. Скованный ужасом, он таращился на товарищей и увидел Катона, едва тот, спотыкаясь, вывернул из-за валуна, крепко сжимая занесенное для удара копье. Замешкавшись лишь на долю мгновения, пират резко развернулся и, спотыкаясь и скользя, бросился вниз по склону.

— Ублюдок! — заорал Катон и, перепрыгнув через раненого, устремился за беглецом.

Зная, что того нужно остановить любой ценой, он рвался вперед из последних сил, но скоро понял, что, хоть фора у врага и невелика, с копьем в руках догнать его не удастся. Центурион резко остановился, тяжело дыша, отвел руку с копьем назад и, прицелившись и вложив всю силу в бросок, метнул оружие в пирата. Копье полетело по низкой траектории и должно было вонзиться беглецу в спину, но в последний момент тот оглянулся на преследователя, и стальное острие вонзилось чуть ниже левого плеча и, пронзив сердце, прошило грудную клетку насквозь, так что острие показалось спереди. Толчок сбил пирата с ног, и он покатился по тропе, пока не замер, не подавая признаков жизни.

Катон наклонился, упершись руками в колени, перевел дух и подошел к телу — убедиться, что противник мертв. Тот таращился на солнце невидящими глазами, не подавая никаких признаков жизни. Катон повернул обратно, и тут сверху донесся крик: раненый пират пытался защититься от погонщика мулов. Тот подхватил с земли тяжеленный камень и прямо на глазах у Катона размозжил пирату голову. Издав стон, тот рухнул на дорогу. Погонщик, склонившись над ним, принялся обхаживать его каменюкой снова и снова, разбрызгивая кровь и ошметки мозга.

Обнажив меч, Катон подошел к погонщику и спокойным тоном промолвил:

— Мне кажется, ему уже хватит.

Он кинул взгляд на то месиво, в которое превратился череп убитого. Погонщик посмотрел туда, потом перевел взгляд на Катона, и глаза его расширились от страха.

— Стой на месте!

Катон остановился, а спустя момент вложил меч в ножны.

— Вот, пожалуйста. Видишь, я тебе зла не желаю. — Он поднял пустые руки. — Видишь?