Пророчество орла Скэрроу Саймон
Катон осушил чашу вина, снова посмотрел на доклад префекта, и постепенно на его лице появилась улыбка. Прекрасно, вместо того чтобы собственноручно помогать Вителлию оклеветать себя, он переделает этот донос так, что виноватым окажется сам префект. Склонившись над столом, Катон потянулся за новыми табличками и принялся за писанину…
По прошествии некоторого времени, когда уже стало темнеть, он выпрямился и с удовлетворением оценил свою работу.
«Пусть теперь Вителлий выкручивается», — подумал центурион, сложил таблички вместе и аккуратно завернул в льняную упаковку. Затем сильными движениями обратной стороны стилоса стер текст с подлинных табличек, накапал на них немного воска и дал ему растечься.
Наконец, растопив еще немного воска, он капнул им на пакет, вдавил в подлинную печать префекта флота да так и оставил. Оценив последним взглядом результаты своей работы, молодой центурион удовлетворенно улыбнулся и поднялся из-за стола.
Перед уходом у Катона возник порыв оставить расшифрованную версию доклада на столе, чтобы префект по возвращении обнаружил его. Приятно было представить себе, как вытянется физиономия у Вителлия, когда тот узнает, что человек, которого он хотел погубить, переиграл его. Потешив себя воображаемой картиной, Катон, однако, с сожалением отказался от этой идеи и тщательно уничтожил все следы своей работы: нагрел обратный конец стилоса над масляной лампой, чтобы удалить оттуда следы воска. О том, что его затея не удалась, Вителлий узнает довольно скоро, вот пусть и поломает себе голову над тем, как это могло случиться.
Открыв дверь, Катон вышел в просторное наружное помещение.
— Эй ты! — он поманил одного из сидевших за столами писцов. — Иди сюда!
— Что угодно, командир?
— Отнеси эту депешу в службу доставки. Она должна быть немедленно отправлена в Рим.
— Есть, командир.
— Да, и пусть лучше гонец выедет прибрежными воротами. От толпы можно ждать чего угодно, не стоит испытывать судьбу. Проследи за этим.
Писец отсалютовал и, держа послание в обеих руках, торопливо покинул помещение, а Катон задержался, борясь с охватившим его нервическим возбуждением: больно уж приятно было представлять себе, каково будет Вителлию, когда тот поймет, чем обернулось дело. Теперь спасти его карьеру и репутацию могли лишь боги.
Глава двадцать четвертая
Пребывая в хорошем настроении, Катон, как только стемнело, покинул территорию военной базы через неприметные боковые воротца. Сыпал мелкий дождь, усугублявшийся гнавшим брызги по улицам холодным ветром. Катон натянул на голову капюшон и сгорбился, кутаясь в шерстяную ткань. От толпы у главных ворот осталась едва ли сотня злобных, пьяных горожан, однако рисковать жизнью, пробираясь сквозь это сборище к задним улочкам Равенны, не имело смысла, и Катон переоделся в простую тунику, плащ и дешевые сандалии. То была обычная одежда наполнявших портовый район матросов, так что, когда он свернул от гавани в лабиринт улочек и проулков в самой запущенной части портовой зоны, его вид совершенно не привлекал внимания.
Улица, на которой находился «Танцующий дельфин», выглядела тише, чем когда Катон был здесь в прошлый раз, поскольку военные моряки и корабельные пехотинцы, составлявшие большую часть посетителей здешних питейных заведений и борделей, находились в отлучке. Оставшиеся без клиентов шлюхи сидели в своих альковах с кислыми физиономиями, оживившимися и повеселевшими, стоило им завидеть появившегося в створе улицы Катона. Однако тот проследовал мимо, опустив голову и никак не реагируя на их оклики и призывные жесты.
Войдя в «Танцующий дельфин», Катон обнаружил там лишь горстку посетителей и, придержав капюшон на голове, огляделся. Единственным, кого он узнал, был здешний служитель, с тоскливым видом облокотившийся о прилавок. Он с надеждой взглянул на нового посетителя, а Катон, лавируя между хаотично расставленными столами и лавками, направился к стойке. Служитель одарил его широкой улыбкой.
— Добрый вечер. Что угодно?
— Мулсум.
— Хорошо.
Он окунул ковшик в дымящийся жбан, зачерпнул вина с медом и, наполнив бронзовую чашу, передвинул ее по прилавку Катону.
— Три асса, пожалуйста.
Центурион извлек из кошелька три мелкие монетки и бросил их на прилавок. Несмотря на цену, напиток оказался разве что приемлемым, а отпив глоток теплой жидкости, Катон ощутил во рту осадок.
— Не угодно ли чего-нибудь еще?
Черпак снова отправился в жбан.
— Да, — ответил Катон, отпивая еще глоток. — Порцию. Мне надобно поговорить с ней. Дай ей знать о моем приходе.
— «Твоем» — это чьем?
— Я центурион Катон. Она меня знает.
Отступив от прилавка, служитель смерил Катона взглядом и, явно решив, что этот посетитель внимания не заслуживает, покачал головой.
— Не получится. Ее нет на месте.
— Прекрасно, дорогой. И где же она?
На физиономии служителя отобразилась работа мысли: он пытался придумать подходящую отговорку.
— Она, это, отправилась к винному оптовику.
— А, понятно. У него ведь только по ночам открыто, не так ли?
— Ну да… То есть нет… Он специально открылся для нее.
— Да ну? — Катон улыбнулся и подался к нему. — Послушай, приятель, не морочь мне голову. Она здесь. Просто иди и скажи ей, что пришел Катон, друг Макрона, и очень нужно с ней поговорить. А сейчас двигай, не выводи меня из себя.
Сердце Катона колотилось, но он изо всех сил изображал из себя человека, не терпящего слова «нет». Однако и служитель оказался упорным: глядя на Катона, он долго молча вытирал руки грязной тряпицей, потом поджал губы и с презрением процедил:
— Сказано же тебе, нет ее. А сейчас, думаю, тебе лучше всего допить и свалить, пока тебя не вышвырнули.
Катон отодвинул полу плаща, показав меч, и словно между делом вынул клинок из ножен.
— А я думаю, тебе все-таки лучше позвать ее.
Не сводя взгляда со сверкающего острия, служитель быстро закивал и забормотал:
— Да, конечно, я и запамятовал. Она здесь, счета проверяет. Сейчас я ей о тебе доложу.
Катон кивнул.
— Спасибо.
Меч оставался в его руке, так что служитель прошел по стеночке и поспешно нырнул в маленькую боковую дверцу. Катон вложил клинок в ножны и обвел взглядом заведение. Некоторые из немногочисленных посетителей с любопытством поглядывали на него, но остальные, и таких было большинство, вели свои застольные разговоры или просто таращились перед собой в пьяном ступоре. Он отвернулся обратно, взял свою чашу с мулсумом, но потом припомнил осадок и с гримасой поставил ее на место.
— Что тебе не нравится?
Застигнутый врасплох, Катон резко обернулся, силясь придать облику собранность. Стоявшая в тени в дверном проеме Порция издала смешок.
— Мой человек сообщил про гостя, но не доложил, что это мальчишка.
— Не мальчишка, — процедил Катон сквозь сжатые зубы. — Центурион.
— Надо же, какой обидчивый молодой человек.
Она выступила вперед, и в тусклом свете заведения Катон увидел насмешливую улыбку, которую женщина даже не пыталась скрыть.
Он почувствовал, что краснеет, в то время как Порция, подойдя, встала по другую сторону прилавка.
— Я думала, ты в Иллирии, гоняешь пиратов, — промолвила она с горькой иронией, заставившей ее слова прозвучать как обвинение.
— Я там и был. Но префект послал меня сюда за подкреплением.
— Слышала, как же. Видать, дела у нас идут неважно. А теперь ты еще и оставишь нас беззащитными перед возможным нападением.
Ответить на это Катону было нечего, и он промолчал, виновато опустив взгляд.
— Ладно, центурион, чего это ты вдруг ко мне заявился? Из-за этого идиота, моего сыночка?
Катон кивнул.
— Да. Но не только. Есть и другое дело.
Порция подняла выщипанные брови.
— Звучит многообещающе… Ну, выкладывай, что там с моим мужчиной?
— С Миницием-то? Он в безопасности. — Потом Катон вспомнил про ненадежный вал, прикрывавший место высадки флота, и уточнил: — Во всяком случае, когда я отплывал, с ним все было в порядке.
— В порядке, — тихонько повторила Порция и пробежалась рукой по волосам, стянутым сзади в простой конский хвост. — Ладно. К завтрашнему дню я совершу за них жертвоприношение.
— За них? — Катон улыбнулся.
— Да, а почему нет? Даже этому дуралею, твоему другу, не помешает помощь богов.
Повисло неловкое молчание, пока наконец Катон не набрался храбрости, чтобы сказать, что хотел:
— Знаешь, мне кажется, маленькое примирение никому бы не помешало.
— Ты это лучше ему скажи, — холодно откликнулась Порция. — Когда я видела своего сына в последний раз, он выказывал явное намерение расколошматить моего будущего мужа в ошметки и разрушить весь уклад моей жизни.
Катон оглядел непрезентабельное питейное заведение, и та, мигом уловив его пренебрежение, сказала:
— Думай что угодно, но это заведение годами кормило меня хлебом с маслом. Мы с Миницием вкладывали в него каждый свободный сестерций, и если бы не полученные недавно деньги, я в жизни не простила бы Макрону устроенный здесь погром. Но суть в том, что заведение продано. Как только Миниций вернется, мы с ним покинем Равенну.
— Покинете?
— Катон, я не собираюсь до конца своих дней стоять за прилавком. Мы с Миницием собираемся купить маленькую усадьбу и спокойно встретить старость.
Катон поднял брови.
— Неужели подобное заведение может приносить такую прибыль?
Порция фыркнула.
— Хотелось бы. Но, увы, нет. В основном это деньги Миниция. Несколько месяцев назад скончался его дядюшка, у которого хватило ума не заводить детей, и все наследство он оставил племяннику. — Она слегка улыбнулась. — Это выглядит насмешкой после всех тех лет, которые я угробила на это заведение, не правда ли?
Катон пожал плечами.
— Лучше поздно, чем никогда. Это, кстати, относится и к тому, чтобы уладить отношения с Макроном.
— Ты ничего не забыл? Я покинула его и его папашу: просто бросила их и сбежала с другим мужчиной. Ты можешь представить, каким ударом это было для ребенка его возраста? Хоть у меня, конечно же, были на то свои причины, я все равно никогда не прощу себе этот поступок. Я без конца воображала себе, как он переживает, изводила себя этим. И все это время была уверена, что, как бы плохо мне ни было, ему, этому никчемному пропойце, моему мужу, пришлось еще хуже. Ты должен понять, что Макрон никогда не сможет меня простить.
— Смог бы, — возразил Катон, — дай только ему возможность.
Порция нахмурилась, потом похлопала его по руке.
— Похоже, ты славный паренек, Катон. Но на самом деле тебя это не касается.
— Макрон — мой друг. Это меня касается.
— Может, тогда сам с этим и разберешься?
Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза, но потом она отвела взгляд:
— Ладно, передай ему, что я поговорю с ним, когда закончится вся эта заваруха с пиратами. Нужно дать ему последний шанс подрасти. Но если он не сможет вести себя по-взрослому, я умою руки. В конце концов, мое будущее связано с Миницием. И мне нет необходимости ковыряться в прошлом.
— Справедливо, — кивнул Катон. — Я ему это передам.
— Ну, если у тебя все… Погоди. Ты вроде намекал еще на что-то?
— Да.
— Ну?
— Помнишь тот вечер, когда мы сюда заявились?
Порция выгнула брови.
— А ты как думаешь?
Катон пристыженно опустил глаза.
— С нами было один человек, торговец Анобарб.
— Помню его. Симпатичный мужчина.
— Ты видела его с той поры?
— Несколько дней после драки он сюда носа не казал, а потом появился снова. Заходил два или три раза, выпивал да толковал с флотскими. На деньги не скупился. — Порция улыбнулась. — В последний раз так и вовсе угостил всех за свой счет.
— Да ну? — Катон поднял брови. — А ты не знаешь, где я могу найти Анобарба? Мне бы надо с ним перемолвиться.
Она указала на человека, спавшего за столом у двери, уронив голову на руки.
— Это кто?
— Лик, мастер складских и погрузочных работ. Через него купцы и судовладельцы договариваются с грузчиками. Если кто и знает, где остановился твой малый, так это он.
Глава двадцать пятая
— Лик!
Катон стоял над пьяным, морщась от запаха вина и пота. Плащ его валялся рядом, на лавке, сам заправила грузчиков был одет в кожаную тунику без рукавов, потертую и запятнанную за годы нелегкого труда в порту. На оклик центуриона Лик не отреагировал, и Катон слегка потряс мощное, татуированное плечо.
— Эй, Лик!
На сей раз мужчина на миг приоткрыл глаза и разлепил губы, пробормотав что-то невразумительное и попутно обдав Катона мощным запахом вина и чеснока.
Катон ухватился за плечо и потряс сильнее.
— Лик! Да проснись же ты, малый!
— Отвали! — пробормотал Лик, отмахиваясь от Катона. — Оставь меня в покое, ублюдок! Не видишь, что ли, мне спать охота!
Катон потряс его снова, еще сильнее.
— А мне охота с тобой поговорить. Так что давай просыпайся. — Он повернулся к прилавку и крикнул служителю: — А ну, дай сюда кувшин воды.
Дожидаясь кувшина, Катон отпустил плечо мастера, и тот опять впал в ступор, лишь бурчал что-то неразборчивое, в то время как центурион морщился. Наконец, из задней комнаты появился служитель с кувшином и двумя чашами, которые поставил на стол перед Ликом.
— Налить, уважаемый? — спросил он у Катона.
— Да. Выливай все.
Служитель воззрился на чаши и нахмурился.
— Да не в чаши, дурак ты хренов! На башку! Вылей кувшин на этого пропойцу.
Служитель неуверенно ухмыльнулся.
— На башку?
Он поднял кувшин, наклонил его и опустошил на голову пьянице, после чего мигом отступил подальше. И вовремя: Лик вскинул голову, в ярости отплевываясь, и заорал:
— Какого хре…? — Взгляд его упал на Катона. — Ты! Ты что это…
— Тихо! — рявкнул Катон. — Сядь и отвечай на вопросы! Сиди смирно!
— Смирно? — загоготал заправила грузчиков. — Хрен дождешься! Я тебе башку откручу, недоносок!
Лик подался вперед, раскинув над столом огромные ручищи, так что обе задетые им чаши отлетели к стене и разбились вдребезги. Однако прежде чем тот успел встать и броситься в драку, Катон, отступив на шаг, выхватил меч и показал его задире со словами:
— А ну уймись! Сядь, кому сказано!
Лик замешкался, фокусируя пьяный взгляд сначала на острие меча, а потом уже на стоявшем позади клинка молодом центурионе. Но поскольку на голову ему опорожнили целый кувшин и вода до сих пор стекала с мокрых волос, он протрезвел достаточно быстро, чтобы понять: в данном случае преимущество не на его стороне. Лик подался назад, снова рухнув на скамью и прижавшись спиной к оштукатуренной стене.
— Вот и хорошо, — кивнул Катон. — Теперь слушай меня внимательно. Я сейчас буду задавать вопросы, а ты — на них отвечать. Итак: имя Анобарб тебе что-нибудь говорит?
— Анобарб? — Погрузочных дел мастер потер подбородок кулаком. — Нет, в жизни о таком не слышал.
— Подумай получше, — прорычал Катон. — Он немолодой, худощавый, торгует произведениями искусства, статуэтками и всем таким.
— А хоть бы и знаю: что мне будет за то, что я о нем расскажу?
— Тебя не отведут на базу и не станут допрашивать с пристрастием, — с тонкой улыбкой пояснил Катон. — Поверь, лучше ответить на мои вопросы здесь, добровольно, чем дождаться, чтобы эти ответы выбили из тебя мои люди. Итак, еще раз — знаешь ты этого малого?
— Погоди, дай сообразить… Анобарб, говоришь… Он объявился в порту несколько дней назад?
— Ага, похоже, этот тот самый малый. Ты на него работал?
— Нет.
— А знаешь кого-нибудь, кто работал?
— Нет.
— Лик, советую тебе не темнить, если не хочешь провести несколько неприятных часов в компании моих ребят. Я ясно выражаюсь?
Катон взглянул ему в глаза, и его собеседник опустил взгляд.
— Ясно, уважаемый, куда яснее. Ну да, знаю я этого малого. Мне по работе необходимо знать и его, и всех прочих купцов да торговцев, которые отираются в порту. Я как услышал, что он человек в Равенне новый, так и пошел взглянуть.
И тут Катона осенила неожиданная мысль: ведь в порт торговец попал в составе воинской колонны, а потому не платил взноса и обошелся без регистрации своего имени и цели прибытия.
— Как ты о нем услышал?
— Да проще некуда: этот Анобарб, как прибыл, несколько раз шнырял по своим делам туда-сюда, между портом и городом. Ну а у меня у ворот мальчишка прикормлен, присматривается к тем, кто может быть мне интересен, и старается о них разузнать. Обычные вещи — как зовут, зачем прибыл, где остановился…
— Понятно.
— Ну, по всему мне казалось, что с этого Анобарба можно кое-что поиметь, поэтому, когда мальчишка вызнал, где он поселился, я решил к нему наведаться.
— А что тебе известно о его делах?
Лик пожал плечами, потирая мутные глаза.
— Да так, ничего конкретного. Он говорил, что торгует всякими цацками — статуэтками там, кувшинами, мебелью… Хорошими вещами. Это его слова.
— А сам ты его товары видел?
— Немного видел. Он под свои манатки арендовал складские места у моего кузена. Ничего особенного, если ты меня понимаешь. Так, вещички, купленные у жителей окрестных городков. — Он ухмыльнулся. — У нас ведь тут захолустье, сущая задница Италии. Богатеев да знати, таких, как в Риме, днем с огнем не сыщешь, да и предметов старины тоже. Мне казалось, все, что было можно, агенты римских антикваров давным-давно выискали, скупили и вывезли, а нынче, чтобы угодить своим клиентам, выметают подчистую Грецию с Азией.
Катон почесал подбородок.
— Ну а если с товаром здесь глухо, зачем, по-твоему, этот Анобарб тут торчит?
Лик посмотрел на него в удивлении.
— Да по той же причине, что, почитай, и любой другой купчина в городе. Из-за пиратов: ждет, когда с ними разберутся. К нему должен прийти корабль с изваяниями из Греции.
— А название у этого корабля есть?
Лик кивнул.
— «Приап». Та еще старая посудина, не быстрая, но прочная.
— А ты откуда знаешь?
— Да как же мне не знать, когда там капитаном мой родич. Ему уже месяц как пора бы вернуться.
— Думаешь, его захватили пираты?
— Все может быть. Но вообще-то Кассий тот еще хмырь. Насколько я его знаю, он скорее сидит где-нибудь в порту и напивается вдребезги, дожидаясь, пока вы, вояки, наконец пошевелите задницами и разгоните пиратскую свору.
Насмешка задела Катона, и он, кивнув на пустой винный кувшин на столе, проворчал:
— Вижу. Это у вас, видать, семейное: хлестать вино, пока другие умирают. Скажешь, я не прав, а?
Лик осторожно поднял глаза, встретил холодный взгляд Катона и ворчливо промолвил:
— Не сочти за обиду, уважаемый, но за что вам, воякам, деньги платят?
Катон был вынужден признать, что, по существу, пьяница прав, тем паче что флот покуда со своей задачей не справился. Он пожал плечами, отгоняя эту несвоевременную мысль, и сосредоточился на насущном.
— Как, по-твоему, Анобарб бывал раньше в Равенне?
— Возможно. — Лик запустил пятерню в стриженые волосы. — А мне почем знать? Тут столько всякого народа отирается.
— А где он остановился, ты знаешь?
Лик кивнул.
— Да, местечко он себе нарыл приличное. Гостит в доме Руфа Поллона, члена городского совета.
— Его я знаю, — заметил Катон с легкой улыбкой. — Уже встречались. Похоже, у нашего друга Анобарба имеются здесь кое-какие связи. А где, говоришь, живет Руф Поллон?
Лик неопределенно махнул рукой:
— Там, за водокачкой.
— Отлично. Вот ты меня туда и отведешь. Вставай.
Лик уставился на Катона и покачал головой.
— Никуда не пойду, пока все не допью.
Катон кивнул на пустой кувшин.
— Ты уже давно все допил. Давай шевелись.
Лик, однако, не торопился. Он смерил Катона взглядом и хмыкнул.
— Ладно. А что мне за это будет?
— Еще кувшин вина — и удовлетворение от того, что ты послужил императору. — Катон улыбнулся и показал большим пальцем на дверь. — Пошли, пошли…
К дому главы городского совета они добрались уже за полночь, когда город стих, и в лабиринте темных улиц Равенны им попадались лишь редкие, спешащие домой прохожие. Вокруг водокачки, откуда вода под напором подавалась в фонтаны, располагался более богатый квартал, и стоило им выйти из узкого прохода на широкую, чистую улицу, как навстречу тут же попался бдительный патруль.
После того как Катон назвал свое имя и должность, их пропустили, а патруль двинулся дальше по середине улицы, топоча сапогами, видимо, чтобы предупредить о своем приближении всех возможных преступников.
Дом Руфа Поллона, как и большинство домов состоятельных горожан, выглядел неброско: гладкие, оштукатуренные стены по обе стороны от тяжелых, обитых гвоздями деревянных дверей. Изнутри, приглушенные ею, доносились голоса, обрывки смеха и нежные ноты флейты.
— Ну вот ты и на месте, — проворчал Лик. — Давай деньжата: ты обещал кувшин вина. — Он произвел в уме быстрый подсчет, удвоил результат и протянул руку. — Шесть сестерциев.
Катон отбросил его руку в сторону.
— Ничего не получишь, пока не закончим дело.
Он ступил к двери и дважды постучал железным дверным молотком. Почти сразу же в двери приоткрылся глазок, и изнутри блеснул чей-то взгляд.
— Кого это принесло в такой час? — Прежде чем Катон успел ответить, привратник уже обозрел одежду пришедших и сердито продолжил: — Шли бы вы себе и не беспокоили порядочных людей, пока я стражу не кликнул.
— Не стоит, — отозвался Катон. — На твоем месте я бы лучше пошел и доложил своему хозяину, Руфу Поллону, что его хочет видеть исполняющий обязанности командира морской базы.
Привратник снова присмотрелся к Катону, на сей раз более внимательно.
— Исполняющий обязанности командующего? Валяющий дурака мальчишка, так оно точнее будет.
Катон вмазал кулаком прямо по глазку, заставив привратника отпрянуть.
— Я центурион Марк Лициний Катон, в настоящий момент старший из командиров находящегося в Равенне флота. Именем императора требую встречи с Руфом Поллоном. Немедленно!
Привратник заколебался, снова пригляделся к нему и, проворчав: «Погоди», исчез, закрыв глазок и оставив Катона и Лика перед запертой дверью. Центуриону было неловко перед портовым дельцом, и он старался не смотреть в его сторону, опасаясь, что тот не преминет позабавиться смешным положением, в котором оказался пытавшийся козырнуть своим высоким положением командир. Отвернувшись, Катон уставился на небо, благо тучи на нем разошлись и смолисто-черные глубины были усыпаны крохотными светящимися звездами.
— Похоже, завтра можно ждать хорошей погоды, — произнес Катон будничным тоном. — Прекрасный день для плавания.
— Может быть. — Лик плюнул в сточную канаву. — А может, и нет. В это время года погода страшно переменчива.
— Правда? — Катон все-таки взглянул на спутника. — Приятная мысль, особенно перед отплытием.
Портовый мастер с отсутствующим видом почесал бок и сказал:
— Я лично нипочем бы снова в море не пошел, даже за хорошие деньги. Ну, разве только за очень хорошие деньги… Уж больно оно капризно и своевольно, это море.
Катон поднял брови.