Пророчество орла Скэрроу Саймон
Расчет катапульты развернул метательную машину, наведя ее на приближавшийся корабль, после чего оптион, произведя окончательное прицеливание, рванул пусковой рычаг и отскочил в сторону. С громким щелчком машина по низкой дуге отправила в сторону противника тяжеленное копье со стальным наконечником больше чем в локоть длиной. Все на борту, затаив дыхание, следили за полетом. Снаряд угодил в самую гущу собравшихся на носу корабля пиратов, пробивая доспехи и круша кости. Римляне, потрясая кулаками, разразились радостными криками.
— Хороший выстрел! — одобрительно произнес Макрон. — Ну что вы стоите, как вкопанные? Взяли прицел, так добавьте им еще!
Расчет бросился к рычагам и воротам ставить машину на боевой взвод, а Макрон поспешил на корму, взглянуть, как идет бой у другого конца триремы. Палуба была заляпана подсыхающей кровью, лекари хлопотали возле раненых римлян, лежавших кто где по обе стороны корабля, хотя Макрон отнюдь не был уверен в том, что такая забота имеет смысл. Если пираты возьмут верх, всех этих раненых все равно перережут без малейшего снисхождения. Возможно, тех примерно десятерых человек, которые занимались ранеными, лучше бы бросить на защиту пока еще уцелевших кораблей. Однако, пробежав мимо человека, зажимавшего руками живот, чтобы не дать вывалиться внутренностям, центурион вдруг увидел это в ином свете. Большинство из них умирали, и самое меньшее, чем обязаны были им уцелевшие, это хоть как-то облегчить уход в тень. Он обошел груду тел, громоздившуюся вокруг главной мачты, и поднялся на кормовую палубу.
Центурион Миниций находился там с группой стрелков, вооруженных захваченными в пиратской оружейной кладовой луками. Внимание всех было сосредоточено на лодках, пытавшихся атаковать корму стоявшей в сцепке биремы. Быстрый взгляд показал Макрону, что две лодки полны мертвых тел, утыканных оперенными стрелами. Те немногие, кто еще уцелел в третьей, сбились в тесную кучку, прикрываясь маленькими круглыми щитами.
— Отлично, — кивнул Макрон и повернулся туда, где пираты, перебросив на все ту же бирему мостки, пытались прорваться на ее палубу. Корабельная пехота пока сдерживала их напор, однако было ясно, что еще чуть-чуть, и тонкое заграждение сметут напором тел. Макрон мигом осознал угрозу.
— Миниций, глянь туда. Посмотри, что можно сделать!
— Есть, командир. Ребята, по тем, на мостках, — целься!
Запели тетивы, поток стрел хлестнул по тесной толпе атакующих, и те, как и надеялся Макрон, мигом позабыли об атаке и заметались, ища спасения. Одни прятались за бортовым ограждением, другие, скорчившись, прикрывались щитами.
Макрон кивнул: еще одна угроза миновала. Но он понимал, что каждый его успех позволяет лишь выиграть хоть немного времени, чтобы дать возможность подойти флоту. Сейчас он удивлялся, с чего ему приспичило вызваться на это дело добровольцем; ведь когда Веспасиан спросил, есть ли желающие возглавить атаку, он первый вскочил на ноги. Нет, то, что операция будет рискованной, было, конечно, понятно с самого начала, но столь самоубийственной Макрон ее себе не представлял. Подобные мысли вообще редко посещали его голову. Он просто отправлялся туда, где шел бой, и старался делать свое дело как можно лучше. До сих пор это помогало ему выживать. Но все хорошее рано или поздно приходит к концу, подумалось центуриону. Быть может, настал и его час.
Безусловно, ситуация оптимизма не внушала. Римляне были зажаты в гавани, окружены дюжиной пиратских галер, и вырваться из этого окружения шансов у них не было. Но даже при этом он еще сохранил половину своих людей, оборонявших палубы сцепленных вместе кораблей, и пока это им удавалось. Обороняться легче, чем наступать, а брать на абордаж вражеские суда римляне больше не пытались. Эта стадия операции для них целиком и полностью завершилась.
Макрон не без удовлетворения оглядел залив. Другая трирема погружалась в воду, на виду оставались только надстройки да языки пламени, все еще пожиравшего остатки упавшего с мачты паруса. В гавани полыхало еще шесть судов, а на двух подожженных кораблях пираты, высадившись, потушили пожар, хотя урон их оснастке был нанесен такой, что та нуждалась в многодневном ремонте. Половина пиратского флота была в той или иной степени выведена из строя, а те корабли и люди, которые уцелели, клюнув на наживку, не спасались бегством, а ожесточенно атаковали силы Макрона. Веспасиан по прибытии одолеет их с легкостью. План префекта осуществлялся успешно, хотя казалось, что Макрон и его соратники будут принесены в жертву этому успеху. Центурион уже отдал приказ командирам: если враг будет одолевать, поджигать свои суда и отводить людей на те, которые пока еще в руках римлян. Правда, подумал он с мрачной усмешкой, когда пираты прорвутся на наш последний корабль и он тоже будет подожжен, каждому придется спасаться, как кто может, за бортом. А лекарям, что хлопочут возле раненых, придется позаботиться, чтобы бедняги не достались ни пиратам, ни огню.
— Командир! Центурион Макрон! Командир!
Громкий зов перекрыл шум битвы, лязг оружия и стоны раненых, и Макрон обернулся на голос. Оптион, командовавший расчетом катапульты, махал руками, стараясь привлечь его внимание.
— В чем дело? — крикнул Макрон, но у него так пересохло горло, что получился лишь невнятный хрип. Он сплюнул, прокашлялся, приложил руки ко рту и крикнул снова:
— Что у тебя?
— Вон там, командир! Взгляни!
Оптион указывал в сторону мыса. С палубы центурион не видел ничего, кроме моря, однако пираты на своих кораблях тоже поворачивались туда, в сторону отрытого моря, а спустя несколько мгновений тишины над водой прокатились крики злобы и отчаяния. Нахмурившись, Макрон снова всмотрелся в море, уже понимая с радостью и надеждой, что увидели там враги.
И в этот миг из-за мыса появился нос боевого корабля, а следом — и его корпус, щетинящийся вспенивающими воду веслами. Над палубой высилась мачта с установленным под углом, наполненным ветром красным парусом. И там, в центре паруса, даже на таком расстоянии угадывался силуэт римского орла.
Глава тридцать девятая
Когда перед триремой открылась панорама залива, у Веспасиана потеплело на сердце. Макрон и его люди поработали на славу. Значительная часть пиратских судов была уничтожена или повреждена, а остальные сгрудились вокруг кучки кораблей, где еще шла ожесточенная битва. А значит, как понял префект, хотя бы часть отправленных им на это опасное задание людей еще цела. Он глубоко вздохнул и улыбнулся, чувствуя, как отпускает чувство вины за то, что Макрон и его люди были фактически принесены в жертву. Пираты тоже завидели его приближение и, прекратив атаковать корабли Макрона, разворачивались навстречу новой угрозе. Но по мере того как в залив входило все больше и больше римских боевых кораблей, их решимость к сопротивлению сходила на нет. Времени на то, чтобы организовать оборону, уже не было, и пиратам оставалось лишь с нарастающим ужасом смотреть на приближающиеся к ним галеры императорского флота. Большая часть охваченных паникой морских разбойников устремилась искать спасения на берегу, и лишь немногие командиры, поняв, в чем их единственный, хоть и слабый, шанс, направили свои суда римлянам навстречу, приказывая грести изо всех сил в надежде проскочить горловину и вырваться из гавани, пока ловушка не захлопнулась окончательно. Веспасиан указал на них одному из своих младших трибунов.
— Передай сигнал второй эскадре бирем: перекрыть им путь. Ни один пиратский корабль не должен ускользнуть.
— Есть, командир!
Вскоре шесть бирем развернулись наперехват, тогда как остальной флот вошел в гавань и, поскольку ветер здесь уже не заполнял паруса, продолжил движение на веслах. Над водой неслись радостные крики с кораблей Макрона. Некоторые моряки и бойцы Веспасиана отвечали на приветствия, но большинство взоров было обращено к берегу, куда им предстало высадиться. Там находилось немало пиратов, пока не принимавших участия в битве, со свежими силами и готовностью сразиться. Командиры поспешно строили их, чтоб обрушиться на римлян сразу при попытке высадиться.
Правда, все отмели были заполнены беглецами, и мало у кого из них хватало сил и духа, чтобы встать в строй рядом со своими более решительно настроенными товарищами. По большей части те проскакивали в просветы между формировавшимися отрядами и, устремившись вверх по застроенному домами склону, искали укрытия в росшем выше лесу. Некоторые устремились по дороге, ведущей к укрепленным воротам цитадели, находящимся за переброшенным через оборонительный ров подъемным мостом. Некоторые их товарищи, занявшие позиции на стенах, махали им руками, но большинство стояли неподвижно, поскольку перед их глазами разворачивалась драма в заливе, и они сознавали весь масштаб постигшей их катастрофы. Катапульты окружавших флагман флота Равенны боевых кораблей накрывали шквалом зарядов любое пиратское судно, пытавшееся выказать хоть малейшую попытку сопротивления. Легким судам сопровождения Веспасиан приказал высаживать абордажные команды на пиратские корабли, остававшиеся на якорной стоянке, в то время как основные силы двигались к берегу.
— Пехота на корму! — прозвучал на флагмане приказ, повторенный на палубах остальных римских кораблей.
Бойцы, для которых обучение подобным высадкам было неотъемлемой частью боевой подготовки, быстро перебежали назад, сместив центр тяжести кораблей так, чтобы их носы поднялись над водой как можно выше, позволяя кораблям проскочить дальше по мелководью. Матросы и пехотинцы расставили ноги, приготовившись к столкновению. Впрочем, оно не было слишком резким: киль флагмана пробороздил песок, погасивший инерцию движения, и корабль остановился.
— Пехота на нос! Спустить сходни!
С высоты своего командного пункта Веспасиан взглянул на пробегавших мимо бойцов и, приметив Вителлия, помахал ему рукой.
— Удачи, трибун! Надеюсь, с таким командиром высадка удастся.
Тот оглянулся, напряженно отсалютовал и устремился к носу, по обе стороны которого матросы уже спускали на слегка пенящуюся отмель сходни. Наконец они опустили трос, и сходни с плеском уперлись в дно.
— Вперед! Шевелись! — проорал центурион, командовавший флагманским отрядом корабельной пехоты, и первые бойцы устремились по наклонным деревянным мосткам в доходившую в этом месте до пояса воду, держа щиты над головами, чтобы те не промокли и не сделались неподъемными. За ними непрерывным потоком следовали и другие — сначала в море, а оттуда, орошая песок, на берег.
Вителлий, когда пришел его черед, так рванул вниз по сходням, что потерял равновесие, и не упал лишь потому, что налетел на бежавшего впереди бойца. Тот свалился головой в воду, а Вителлий, поспешно обогнув его, поспешил к берегу, оставив упавшего, промокшего и обозленного бойца позади.
По обе стороны от флагмана тот же маневр выполняли другие корабли: бойцы сбегали по сходням, выскакивали на берег, и центурионы строили их в боевые порядки. Пираты на небольшом расстоянии впереди издавали громкие крики, старясь разжечь в себе боевой дух. Они стучали оружием по щитам, а некоторые выбегали вперед и осыпали римлян оскорблениями и проклятиями. С отдаленной стены цитадели раздался мощный, глубокий звук рога, пронесшийся над заливом и отдавшийся эхом от горного склона. Пираты откликнулись дружным ревом и, ускоряя ход, устремились вперед и вниз, навстречу высадившимся римлянам. Их атака казалась столь быстрой, что катапульты и лучники с кораблей успели произвести только один залп. Высадившиеся пехотинцы метнули во врагов свои копья, сомкнули щиты и изготовили мечи к бою.
Обстрел уложил на песок десятки пиратов, но их соратники, огибая или перепрыгивая упавших, не оглядываясь на них, продолжали атаку. Правда, глубокий, влажный песок гасил инерцию их разбега. Противники сошлись вплотную, и скоро битва на побережье превратилась во множество поединков или стычек небольших групп.
Веспасиан наблюдал за началом боя с тем чувством неуверенности и сомнения, какое испытывал всякий раз, когда его люди только сталкивались с врагом и ни одна сторона еще не успела получить очевидного преимущества. Впрочем, в данном случае было ясно, что римляне превосходят противника числом и выучкой, так что постепенно они начали теснить пиратов назад, за пределы песчаной полосы, на гальку, дальше и выше, оставляя за собой тела убитых и раненых. Когда битва переместилась ближе к домам, многие из находившихся в задних рядах пиратов стали бросать щиты и оружие, чтобы налегке пуститься наутек. Командиры, завидев такое, осыпали трусов ударами мечей плашмя, гоня обратно в бой, а когда не помогло и это, зарубили нескольких для устрашения остальных. Однако к тому времени, когда пиратов окончательно оттеснили к домам, всякое единство между ними было утрачено безвозвратно, и повальное бегство сделалось всеобщим: все стремились как можно скорее найти укрытие на лесистых склонах. Римляне, разорвав строй, пустились в погоню, настигая и безжалостно убивая самых медлительных, но потом, удовлетворив свою ярость и устав от погони, стали брать пленников. Кучки обезоруженных пиратов отправлялись под конвоем к воде.
Только горстке врагов на ближнем к цитадели фланге удалось под неустанным натиском корабельной пехоты все же сохранять относительный порядок и отступать к воротам цитадели. Бирема из второй эскадры попыталась пресечь их отход, обстреляв врагов из катапульты, но в результате сама попала под обстрел со стен. Когда на нос, рассыпав искры, обрушился первый зажигательныйснаряд, триерарх поспешил отвести корабль на безопасное расстояние. На глазах у Веспасиана лучники и пращники со стен начали косить наступавших римлян, пока те, осознав опасность, не попятились, закрываясь щитами. Тем временем пираты перебежали по мосту в крепость. Ворота захлопнулись, а потом перед ними поднялся в почти вертикальное положение и мост.
Битва как таковая закончена, решил Веспасиан. Осталось лишь очистить гавань от немногих оставшихся там пиратов и приступить к осаде цитадели. Телемах и остатки его шайки заперты в ловушке. У них не осталось ни одного корабля, чтобы попытаться бежать, и нет союзников, которые могли бы прийти им на помощь. Их конечный разгром так же неизбежен, как наступление ночи после дня. Лишь один вопрос вызывал сомнение: возвращение свитков. Веспасиан подумал о том, что, пожалуй, если те остаются в руках Телемаха, этот хитрец может попытаться использовать их, чтобы заключить сделку. Префекту было бы непросто пойти на это, поскольку любое соглашение, позволявшее пиратам сорваться с крючка, вызвало бы возмущение на флоте, и угроза мятежа — едва ли не худшее, с чем может столкнуться командир, — стала бы вполне реальной.
Звуки сражения стихли, уступив место жалобным стонам раненых да порой звону оружия: некоторые из недобитых и не успевших бежать пиратов, не рассчитывая на пощаду, пытались подороже продать свои жизни.
Веспасиан спустился с командной надстройки на переднюю палубу «Гора» с чувством удовлетворения, но полностью вымотанный напряжением, не оставлявшим его с момента вступления в командование флотом. Скоро все кончится, и если пойдет, как надо, он сможет вернуться в Рим с триумфом и преподнести Нарциссу свитки.
Когда залив окончательно очистили от пиратов, римский флот начал сгружать на берег снаряжение и припасы. Пленных тут же заставили копать ров и насыпать вал, перекрывая путь к цитадели, чтобы окончательно запереть там остатки пиратов и возвести частокол вокруг берегового плацдарма римлян.
Веспасиан, удовлетворенный ходом высадки, сел в лодку и поплыл через залив туда, где в окружении обломков и трупов, с поврежденной оснасткой и бортами, заляпанными кровью, истыканными стрелами и выпущенными из метательных машин тяжелыми копьями, еще держались на плаву уцелевшие корабли Макрона.
Когда лодка префекта, лавируя между обломками, приблизилась, измотанные бойцы высыпали к бортам кораблей, и оттуда донеслись нестройные приветствия. Лодка причалила к одной из бирем, и Веспасиан, вкарабкавшись по ступенькам деревянной лестницы, поднялся на палубу. Повсюду были видны следы того, сколь ожесточенный натиск пришлось выдержать бойцам в ожидании подхода основных сил. Возле мачты громоздилась груда тел, всю палубу покрывали пятна засохшей крови, валялось брошенное, пришедшее в негодность оружие и снаряжение. Главную рангоутную перекладину перекосило так, что она висела чуть ли не вертикально, ограждение правого борта было проломано во многих местах.
— Где центурион Макрон? — спросил префект первого подвернувшегося бойца.
Тот указал через палубу, туда, где над остальными кораблями возвышался корпус триремы.
— Там, командир.
Веспасиан поспешил в указанном направлении и поднялся по трапу на более крупный корабль, на котором Макрон планировал установить последнюю линию обороны и куда с остальных кораблей снесли всех раненых. Те лежали или сидели рядами вдоль обоих бортов, а несколько бойцов хлопотали, устанавливая навесы, чтобы укрыть их от солнца. При виде префекта некоторые из раненых пытались салютовать. Макрон поспешил ему навстречу с кормовой надстройки с широкой улыбкой на лице. Грудь центуриона была обмотана повязкой, которую там, где кровь все же просочилась сквозь нее, покрывала красно-коричневая корка.
— Рад тебя видеть, центурион.
— А уж я-то как рад, — откликнулся, отсалютовав, Макрон. — Признаться, нам тут пришлось малость поволноваться.
— Малость, говоришь? — Веспасиан оглядел царивший вокруг разгром, прекрасно представляя себе то отчаяние, с которым сражались отважные бойцы, не зная, поспеет ли флот им на помощь. Повернувшись снова к Макрону, он улыбнулся. — Но уж ты-то, центурион, надеюсь, во мне не сомневался? Кажется, после стольких лет совместной службы тебе стоило бы проникнуться ко мне большим доверием.
— Так ведь, командир, я ни мгновения не сомневался в том, что ты придешь. Меня одно беспокоило: удастся ли мне тебя встретить.
— Ну, как видишь, удалось. Надеюсь, ты позаботился о молодом Аяксе?
Макрон кивнул в сторону главного люка.
— Он там, командир, внизу. Когда мы захватили эту трирему, я велел перевести его сюда, в самое безопасное место. Его охрана поручена центуриону Миницию.
— Отлично. — Веспасиан кивком указал на окровавленную повязку Макрона. — Надеюсь, ничего страшного?
— Бывало и хуже, командир.
— Кто бы сомневался. Боюсь только, что дать тебе как следует отдохнуть и поправиться пока не получится. Нам нужно раздавить последний орех, и тут мне потребуется твоя служба.
— Я готов, командир! — заявил, выпрямившись, Макрон. — Я тебя не подведу.
Веспасиан рассмеялся и, громко, чтобы все слышали, произнес:
— Будь в Империи десяток легионов с такими командирами, как ты, и такими бойцами, как эти твои пехотинцы, никто в мире не дерзнул бы встать на нашем пути.
Сказать это было просто, ибо его заявление представляло собой не более чем риторический прием, но Веспасиан, сам опытный служака, прекрасно знал, как воодушевляет воинов похвала высшего командира, а их воодушевление ускорит победное завершение кампании. Тем более, подумалось ему, это легко сказать, потому что не надо кривить душой, тут все правда. Однако на этом время для славословий вышло: впереди еще оставалось много работы, и на его лицо вернулось обычное, профессионально строгое выражение.
— Если эти корабли могут плыть, пусть пристают к берегу. Раненых можешь пока оставить здесь, на борту. Проведи перекличку, составь список потерь, отправь ко мне, и чем скорее, тем лучше. Потом ты и твои люди сможете получить пайки и отдохнуть до завтра. Все ясно?
— Так точно, командир.
— Хорошо. И последнее. Мне понадобится наш пленник. Как только корабли пристанут к берегу, отправь его ко мне. Ну а мы увидимся на вечернем инструктаже.
Веспасиан повернулся, собравшись идти.
— Командир?
Префект оглянулся.
— Что?
— Катон, командир. Надо бы отправить кого-нибудь на его поиски.
Веспасиан кивнул.
— Когда лагерь будет готов, завтра я первым делом отправлю отделение на гору найти его.
— Спасибо, командир.
К вечеру флот завершил разгрузку припасов и снаряжения. Бойцы и пленники закончили строительство оборонительных укреплений вокруг берегового плацдарма и перекрывающих выход из цитадели. Детали четырех огромных метательных машин доставили к крепости, и механики приступили к их сборке. Поскольку утром защитники цитадели обстреляли со стен римлян, преследовавших их отступавших товарищей, механики имели четкое представление о дальнобойности вражеского оружия и осуществляли свою работу за пределами его досягаемости. Одновременно по окрестностям разослали поисковые партии для сбора камней подходящего размера, и скоро их кучи стали громоздиться возле метательных машин.
Нетерпение Веспасиана было столь велико, что как только первое осадное орудие было смонтировано, он приказал выкатить его на дистанцию поражения и приступить к обстрелу ворот. Главный механик отобрал пять камней почти одинакового размера и отдал приказ готовить машину к бою. Для того чтобы поставить ее на боевой взвод, потребовались усилия шести налегавших на ворот бойцов. Два человека подняли и уложили в «ложку» камень. Они отступили в сторону, механик окончательно выверил прицел, поднял руку, подавая сигнал готовности, а потом резко опустил ее. Скрипнули скрученные из сухожилий держатели, гигантская ложка, метнув камень, со стуком ударилась об ограничительный брус. Весь расчет проводил взглядом снаряд, пока тот не перелетел через стену и не пропал из виду. Послышался глухой удар, и из-за ворот взметнулась пыль.
— На два ниже! — скомандовал механик бойцам, начавшим снова отводить метательный рычаг; те насчитали на два поворота лебедки меньше, чем раньше, и снова уложили камень. Правда, проследить за его траекторией было уже труднее из-за сгущавшихся сумерек.
Снаряд ударил на пару локтей ниже надвратного парапета, обрушив в ров небольшой камнепад. Расчет машины разразился радостными криками.
— Славный выстрел! — крикнул главному механику Веспасиан. — Выпусти по ним еще три отобранных камня и займись установкой остальных машин. К завтрашнему утру стена должна быть обрушена.
Механик поджал губы.
— Это не так-то просто, командир. Придется стрелять в темноте, вслепую, не имея возможности поправить прицел. Много выстрелов придется впустую. Напрасная трата сил и зарядов, командир.
— А разве я говорил, что это должно быть «так просто»? — промолвил Веспасиан с терпеливой улыбкой. — Я просто сказал, что это нужно сделать. Так что будь добр, позаботься об исполнении.
Главный механик отсалютовал и повернулся к своим подчиненным.
— Слышали, что сказал префект? За дело!
Веспасиан повернулся к одному из сопровождавших его трибунов.
— Пусть центурион Миниций доставит сюда своего пленника. И два отделения бойцов для конвоя, немедленно!
Отсалютовав, трибун поспешно удалился, а Веспасиан продолжил смотреть на цитадель, по воротам которой выпустили еще три камня. При этом префект обдумывал свой следующий ход. Особых надежд на эту попытку он не возлагал, но тем не менее считал, что должен попытаться сберечь время, силы и жизни. Для этого следовало найти у Телемаха слабое место, а если что и могло оказаться таковым, то это отцовские чувства.
Через некоторое время по дороге к воротам направился маленький отряд. Впереди шел трибун с трубачом, время от времени выдувавшим две ноты, предупреждая защитников о приближении парламентеров. Над парапетом появились удивленные лица. Остановив своих людей на расстоянии выстрела из пращи от ворот, Веспасиан сложил ладони у рта и громко крикнул:
— Есть там Телемах? Телемах!
Сначала ответа не последовало, и он даже подумал, не погиб ли пиратский главарь в бою. В этом случае его попытка провести переговоры была бы обречена на провал. Однако, пока Веспасиан размышлял о такой возможности, над воротами появился рослый мужчина.
— Я Телемах, — крикнул он по-гречески. — Чего ты хочешь, римлянин? Тебе еще не поздно сдаться на мою милость!
Защитники крепости расхохотались, да и сам Веспасиан улыбнулся, оценив смелую попытку пирата поднять боевой дух своих людей. При других обстоятельствах человек с такими выдающимися лидерскими способностями мог бы найти применение на службе Империи. Но Телемах предпочел пиратскую стезю, и, стало быть, его ждет неминуемая смерть. Веспасиан повернулся к центуриону Миницию.
— Выведи Аякса вперед. Так, чтобы его было хорошо видно.
Тот вытолкал пленника, поместив его перед префектом и его эскортом, а сам, стоя позади и заломив руки Аякса за спину, шепнул ему на ухо:
— Только не пытайся вырваться и убежать. Я тебя мигом выпотрошу.
Веспасиан шагнул вперед и встал рядом с Аяксом.
— Телемах! Твой сын у нас. Он останется в живых, если ты сдашься и велишь сдаться твоим людям.
Над цитаделью повисло гробовое молчание. Потом снова заговорил Телемах.
— Эй, римлянин, ну, сдадимся мы, а дальше что? Распятие? Лучше уж умереть в бою, защищая свои дома, чем на ваших крестах.
— Ты, Телемах, умрешь неизбежно, так или иначе. Но твои люди и твой сын останутся в живых. Конечно, будут обращены в рабство, но останутся в живых, если ты откроешь ворота до рассвета, когда мои люди начнут штурм. Если откажешься, Аякс будет распят на этом самом месте, а когда мы захватим вашу цитадель, пощады не будет никому. Что ты на это скажешь?
— Отец! — закричал Аякс, пытаясь вывернуться из хватки Миниция. — Не…
— Заткнись! — рявкнул центурион, врезав ему по почке.
— Римлянин! — закричал Телемах. — Только тронь его еще, и клянусь, я…
— Ничего ты не сделаешь, — перебил его Веспасиан. — Ничего, кроме того, что требую я. А я требую сдачи.
Последовала краткая пауза, а потом столь же краткий ответ:
— Нет!
Именно этого префект и опасался. Сердце его сжалось при мысли о человеческих жизнях, которые придется принести в жертву упрямству пиратского вожака. Он поднял взгляд на стену.
— Как знаешь. Я вернусь на рассвете с твоим сыном, и ты еще один раз, последний, услышишь предложение сдаться. Даю тебе слово — если ты его примешь, и Аякс, и все твои люди останутся живы. — Он уставил в сторону Телемаха палец. — До рассвета!
Веспасиан повернулся и двинулся обратно, знаком велев Миницию увести пленника.
— Обратно на трирему его и держать под надзором!
— Есть, командир!
Миниций развернул Аякса и толкнул вперед. Тот оглянулся, бросив на отца последний, отчаянный взгляд, и весь маленький отряд зашагал обратно к римским позициям.
Миновав караулы из бойцов корабельной пехоты, Веспасиан в сопровождении трибунов без промедления направился в командный шатер, где уже, в большинстве своем, собрались на инструктаж уставшие после дневного боя командиры. Он не собирался задерживать их дольше, чем это было необходимо для обеспечения подготовки к завтрашнему штурму, однако присутствие было обязательным для всех, кроме получивших серьезные ранения. К числу каковых принадлежал и Вителлий.
Как и надеялся Веспасиан, трибун, оказавшись в гуще схватки, не уберегся от удара, хотя, к сожалению, пират не вполне оправдал надежды префекта: удар пришелся по шлему, соскользнул и разрубил трибуну плечо, о чем тот не преминул во всех подробностях поведать Веспасиану вскоре после того, как командующий флотом сошел на берег. Плечо было обмотано окровавленными бинтами, и раненый еле держался на ногах, однако его жизни, увы, похоже, ничто не угрожало.
Веспасиан вошел в шатер, и все собравшиеся центурионы и триерархи устало поднялись на ноги. Он проследовал к своему раскладному столу и сел за него.
— Спасибо, уважаемые. — Префект помахал рукой, давая подчиненным знак, чтобы те садились, и с теплой улыбкой продолжил: — Прежде всего, спасибо за проделанную нынче днем работу. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы высшие власти в Риме узнали о проявленной вами доблести и воинском умении. Особо хочу выделить действия центуриона Макрона. Прекрасная работа!
Он указал кивком на центуриона, который смущенно заерзал на скамье.
— Но увы, — продолжил Веспасиан, — дело еще не завершено. Телемах и некоторые из его приспешников живы. Эту недоработку я намерен устранить до конца завтрашнего дня.
Некоторые командиры поежились, иные переглядывались и пожимали плечами. Веспасиан ожидал подобной реакции и вполне сочувствовал своим подчиненным. Они загнали пиратов в западню, откуда тем некуда было деться, и в обычных обстоятельствах можно было бы не спешить и не надрываться, а взять их измором. Штурм цитадели, каким бы успешным он ни был, неизбежно повлечет за собой совершенно неоправданные жертвы. Но что поделать, если императорский секретарь требует, чтобы свитки были доставлены ему как можно скорее и любой ценой? Им ведь этого не объяснишь.
Прочистив горло, он поднял глаза и, оглядев собравшихся, продолжил:
— С рассветом я предложу им сдаться. У нас есть предмет для торга — сын Телемаха. Однако можно предположить, что, даже если сам Телемах и будет готов пожертвовать всем ради спасения сына, его подчиненные посмотрят на это иначе и дадут понять, что такой выбор их не устраивает. Поэтому мне представляется весьма вероятным, что штурма цитадели не избежать. Мы не можем позволить себе долгую осаду: этим мы дали бы Телемаху время на то, чтобы найти способ скрыться, а допустить, чтобы он ускользнул и избежал возмездия, ни в коем случае нельзя. Иначе получится, что все наши товарищи, павшие в последний месяц, погибли напрасно.
Префект помедлил, и в это время со стороны крепости послышался глухой удар: очередной выстрел метательной машины.
— Обстрел продлится всю ночь, — промолвил Веспасиан. — Я надеюсь, к рассвету в стенах появятся проломы. Обрушившись, они частично завалят ров, но нам, конечно, все равно придется использовать фашины и приставные лестницы. Не стану притворяться, будто штурм будет легким и безболезненным, но дело должно быть сделано. Лучший способ сберечь жизни — это действовать быстро и напористо. — Он улыбнулся. — Чтобы никто не насмешничал, слыша, как я говорю «нам», объявляю, что лично приму участие в первом же приступе: поведу отряд, задачей которого будет попытаться захватить Телемаха в плен. Так что буду ждать этого момента с тем же нетерпением, что и вы.
По рядам прокатился смех, и Веспасиан воспользовался некоторой переменой настроения, чтобы закончить инструктаж.
— Ну что ж, — промолвил он, поднимаясь. — Письменные приказы все получат позже.
Префект был готов распустить собравшихся, но тут полог в задней части шатра вдруг сдвинулся. Веспасиан обернулся к двум появившимся из темноты людям, и удивление на его лице спустя мгновение сменилось теплой улыбкой.
— Прошу прощения, командир, — проговорил центурион Катон. — Я что-нибудь пропустил?
Глава сороковая
Всю ночь метательные машины вели обстрел цитадели. В свете факелов их расчеты трудились без устали, налегая на рычаги, вновь и вновь ставя механизмы на боевой взвод и укладывая на место тяжеленные камни, после чего машины со стуком посылали их в темноту, в сторону вражеских укреплений. В отличие от римских позиций стены освещены не были, ибо пираты отнюдь не стремились облегчать осаждающим прицеливание. О результатах своих действий римляне могли догадываться лишь по доносившимся после каждого выстрела отдаленным звукам: тяжелым ударам да порой шуму осыпающейся кладки. Примерно в сотне шагов перед машинами, на тот случай, если пираты попытаются устроить вылазку и разрушить баллисты, был выставлен заслон из бойцов корабельной пехоты. А неподалеку за позицией метательных устройств располагался укрепленный римский лагерь. Огни множества костров разгоняли мрак, а вокруг них, в том славном расположении духа, какое обычно присуще воинам, благополучно пережившим битву, отдыхали матросы и корабельные пехотинцы. Дальше, у побережья, в темноте вырисовывались корпуса боевых кораблей. Легкие суда патрулировали море на случай, если кто-то из пиратов попытается под покровом ночи уйти из цитадели водой.
Три фигуры, приблизившиеся к стоявшим у берега кораблям, направлялись к той триреме, на которой содержали Аякса. У трапа на часах стояли двое бойцов, и когда прибывшие появились из тьмы, один из них заступил им путь, потребовав назваться.
Центурион Миниций, находившийся внизу, в трюме, услышал это, но ничуть не обеспокоился. Он лежал на импровизированной койке из парусины, уложенной поверх мотков веревки, что было, конечно, лучше, чем на голых досках, но не больно-то располагало ко сну. И вполне соответствовало обстоятельствам, потому как спать ему было никак нельзя: центурион сторожил пленника, сидевшего на прикрепленной к одному из толстых деревянных ребер триремы стальной цепи в нескольких локтях от него. Тот тоже не спал: сидел в угрюмом молчании, прижимая к себе руку с отрезанным во время допроса мизинцем. Миниций присматривал за ним, чтобы исключить возможность не только побега, но и попытки самоубийства.
Топот подбитых гвоздями сапог по палубе эхом отдался в трюме: кто-то наверху решительно направлялся к главному люку. На фоне ночного неба обрисовались тени, потом на ступеньках трапа показались сапоги, и в трюм в сопровождении двоих охранников спустился Вителлий. Миниций вскочил со своего импровизированного ложа и встал навытяжку. Глаза привалившегося к изгибу корпуса Аякса вспыхнули нескрываемой враждебностью.
Вителлий помахал кистью здоровой руки.
— Вольно, центурион. Я пришел за пленником.
— За пленником, командир? — удивился Миниций. — Но его приказано держать здесь до рассвета. Это приказ самого Веспасиана.
— Ну а сейчас префект приказал доставить его к нему. Для допроса.
— Посреди ночи, командир? — глаза Миниция сузились. — Как-то это странно.
Он отступил ближе к Аяксу и взялся за рукоять меча.
Вителлий вперил в него взгляд и настоятельно, с расстановкой, промолвил:
— Ты передашь пленника мне. Это приказ, центурион.
— Нет, командир. Он останется здесь в соответствии с распоряжением префекта.
Мгновение они смотрели друг на друга в упор, но потом Миниций увидел, что по обе стороны трибуна встали его телохранители, и выхватил из ножен меч.
Вителлий усмехнулся.
— В этом нет надобности, центурион. Да, мне нужен этот пленник. Я могу забрать его силой, но при этом ты можешь ранить меня или кого-то из моих людей, что для меня крайне нежелательно. Это до определенной степени связывает мне руки, поэтому я хочу сделать тебе предложение.
— Предложение? Какое предложение?
— Я могу сделать тебя богатым, очень богатым. Знаю, деньги тебе не помешают. Я смотрел твой послужной список: в следующем году тебе в отставку.
— Да. Ну и что?
— Ты римский гражданин, так что получишь обычное пособие. Надо думать, у тебя кое-что скоплено на спокойную старость. Конечно, голодать тебе не придется, но и роскоши ты себе позволить не сможешь. Я могу представить себе, как такой человек, как ты, заводит свое дело — скажем, гостиницу. Сам подумай, Миниций, разве после двадцати пяти лет службы ты не достоин лучшей участи?
Центурион смотрел на трибуна, Вителлий, едва ли не слыша его мысли, усилием воли заставил себя не улыбаться. Этот малый так же прост, как и все они: сделает что угодно за правильный посул. Кому-то нужно посулить любовь или просто наслаждение, кому-то — почести, а Миниций, человек немолодой и трезвый, более всего падок на деньги.
Центурион внимательно присмотрелся к префекту.
— И что я должен буду сделать, чтобы заслужить это богатство?
— Поведешь пленника с нами.
— А куда мы направимся, командир?
— На маленькую лодочную прогулку. Аякс покажет нам, как попасть в цитадель.
— В цитадель? — фыркнул Миниций. — Я так и думал. Назад!
Вителлий попытался поднять руки, чтобы успокоить центуриона, но повязка помешала ему, и он поморщился.
— Да не горячись ты!
Он отступил на шаг, протянул свободную руку, развязал узел, удерживавший окровавленную повязку, снял ее и спрятал за пазуху. Спустя момент туда же отправилась и повязка с его головы. Миниций лишь покачал головой: оказалось, у трибуна нет ни царапины.
— Ну и ну!
— Мне нужно алиби, — пояснил Вителлий. — Никто не сомневается в том, что я отлеживаюсь в палатке, залечивая раны. Вот пусть так и считают.
Он протянул руку Миницию.
— Теперь слушай. Условия таковы — ты отправляешься с нами. Аякс показывает нам, как попасть в цитадель, в покои его отца. У него есть нечто, нужное мне. Заперто в небольшом сундучке. Аякс любезно сообщил нам, что его отец хранит эту ценность у себя под рукой. Я забираю сундучок и его содержимое, а ты и мои охранники забираете столько сокровищ, сколько сможете унести, и мы возвращаемся, пока нас не хватились.
— А пленник?
— Поскольку просто так нас с добычей никто не отпустит, мы заберем его с собой к лодке, а там отпустим.
— А как я объясню его исчезновение?
— Он отковырял крепление цепи гвоздем, а когда ты отвернулся, пырнул, оглушил тебя, бросился в воду и уплыл в цитадель. Тебя обнаружат живым, но без сознания. Мой человек подтвердит факт нападения.
Миниций окинул взглядом могучего телохранителя Вителлия.
— Да уж, они подтвердят, кто бы сомневался… А что будет, если тебя хватятся?
— В палатке найдут письмо: я сообщаю, что отправился на разведку, осматривать оборонительные сооружения. — Вителлий улыбнулся. — Сам понимаешь, это на всякий случай. Если все пройдет как надо, я, вернувшись, уничтожу письмо. О часовых мы позаботились: они связаны и с кляпами во ртах засунуты в ящик для якорных канатов. Потом, когда вернемся, освободим. И спишем все на Аякса.
Миниций медленно кивнул.
— Похоже, ты все продумал, командир.
— Я старался. Ну что скажешь, центурион?
— Что все это очень интересно. Особенно, что же в той шкатулке, которую ты так хочешь заполучить, что готов рискнуть жизнью.
— А вот это тебя не касается. И поверь, пользы тебе от этого никакой. Так что, мы договорились?
Миниций подумал и пожал плечами.
— Особого выбора у меня нет. Откажусь — вы меня убьете, а пленника все равно заберете.
— Да уж, конечно. Лучше согласиться, поверь мне. Да, то, что я предлагаю, рискованно. Но если дело выгорит, ты станешь первейшим богачом в Равенне. Первейшим!
— А что помешает тебе убить меня, заполучив пленника?
— Мне выгоднее заручиться твоей помощью. Риска меньше, да и тех же сокровищ втроем вы унесете куда больше, чем вдвоем. Я куда больше выиграю от нашего сотрудничества.
Подумав, Миниций протянул и пожал трибуну руку.
— Договорились, командир.
— Отлично. Тогда забираем пленника и идем. Времени у нас в обрез.
Миниций, дернув цепь, поднял Аякса на ноги, а один из телохранителей острием меча вывернул болт. Железное кольцо, к которому крепилась цепь, упало, а телохранитель, порывшись в кошеле, вынул гвоздь и бросил с ним рядом.
— Ну вот, — улыбнулся Вителлий, — явные свидетельства того, каким манером сумел удрать этот смышленый юнец. Ну, пошли.
Все пятеро выбрались на палубу, прошли на корму и спустились в одну из пришвартованных к триреме лодок. Вителлий устроился на носу, Миниций с Аяксом на корме, телохранители взяли весла. Отвязав швартовочный линь, они оттолкнули лодку от триремы, вставили весла в уключины, но когда одно из них громко расплескало воду, Вителлий шикнул:
— Тихо! Нас не должны ни видеть, ни слышать!
Получив нагоняй, телохранители стали грести аккуратно. Лодка заскользила по спокойной поверхности залива к скальному массиву, на котором высилась цитадель. По мере приближения стали слышны звуки ведущегося обстрела: стук деревянных рычагов и потом, на большом отдалении, удары падающих камней.
— Почему ты им помогаешь? — шепотом спросил Миниций, подавшись к Аяксу.
— Жить хочу, — шепнул в ответ юноша. — Он обещал, что, когда все кончится, даст нам с отцом скрыться.
— Понятно.
Поначалу Миниций подивился такому легковерию, но потом решил, что юнец просто сломлен пытками и готов ухватиться за что угодно, сулящее хоть какую-то надежду.
Наконец впереди замаячила скальная гряда, о которую с плеском расшибались волны.
— Суши весла, — скомандовал Вителлий. — Аякс, куда теперь?
— Вперед. Видишь ту скалу? В обход. Медленно.
Лодка двинулась к казавшейся чуть ли не сплошной скальной стене. Ее приподняла мягкая волна, и на миг Миницию показалось, что юный пират намеренно направил ее на скалы, желая погибнуть и погубить своих врагов, однако потом увидел позади самой большой скалы узкий проем, выводивший в небольшую заводь. Телохранители энергичными гребками направили лодку туда, и, миновав проход, они оказались внутри. Плоский каменный выступ вдавался в воду у подножия нависавшей над ними горы, и лишь на высоте можно было разглядеть угнездившиеся на крутом склоне над морем выбеленные известкой дома.
— Сюда, — указал Вителлий, и лодка причалила к подножию утеса. Трибун, прихватив швартовочный линь, перескочил с борта на берег, за ним последовал телохранитель. Второй помог перебраться Миницию и Аяксу.
— Командир, мне ее привязать? — спросил телохранитель Вителлия.
— Нет. Вытащи лодку наверх, к самому утесу, чтобы ее не было видно.
Пока двое мужчин вытаскивали лодку из воды и тащили ее по покрытым водорослями камням к скальной стене, Вителлий отвел остальных к подножию утеса, где почти сразу обнаружил уходящую вверх линию выбоин, которые могли служить опорой для рук и ног при подъеме. Он попробовал вскарабкаться по стене локтя на три, потом соскочил обратно и, удовлетворенно кивнув, сказал одному из телохранителей:
— Требий, ты первый. Полезай, посмотри, куда эта лестница выведет. Мы за тобой.
— Есть, командир.
Его нежелание карабкаться по скале в темноте было очевидным, и Вителлий, почуяв это, подался к нему.
— Помни о сокровищах, приятель. Давай, двигай.
Читать бесплатно другие книги:
