Сын города Поллок Том

Глава 50

Расслабленно целюсь в ближайшего на моем пути волка, но не знаю, попаду ли. Земля содрогается, когда я отталкиваюсь от камня, и я чувствую, как клыки пронзают воздух у моей шеи, но не рискую остановиться для удара.

«Быстрей, быстрей», – твержу я себе. Если бы я мог бежать хоть вполовину медленнее бешено барабанящего сердца, они бы никогда меня не настигли. Обломки полей смерти Выси мертвы; помощи ждать не приходится, мощи, способной придать скорость моим ногам, неоткуда взяться. Безжизненный камень меня только замедляет.

Волнение теснит мою грудь: я вооружен и готов, и нахожусь в считанных дюймах от врага матери.

Я запинаюсь о глубоко взборожденную землю: морщины на безобразном лбу Выси. Передо мной поднимается уступ его переносицы. Пробегая по ней, я слышу, как позади меня сталь позвякивает о камень, и чую металлическую вонь волков.

Спрыгивая с конца уступа, смотрю вниз. Подо мной тянется пара массивных губ, треснувших, словно горячий асфальт. Неловко приземляюсь на толстый слишком круглый подбородок ублюдка, ноги скользят по гладкой поверхности. Резкая боль пронзает лодыжку, и я падаю, напарываясь головой на подвернувшийся кусок камня, торчащий из земли, видимо, исключительно для того, чтобы размазать мне нос по лицу.

– Тварюга! – воплю я, изнывая от боли и разочарования. Волчьи прыжки сотрясают землю. Пот умасливает ладони, когда я пытаюсь подняться, и я падаю обратно. Раны вновь открываются; я вижу, как по руке сочится кровь.

«Вонзи копье ему в глотку».

Если я только что был на подбородке Выси, тогда тот кусок камня, об который я приложился головой, – как раз его адамово яблоко.

Боль в поврежденной лодыжке становится глубже, кровавее. Кость пробило что-то острое. Я кричу, приподнимая себя одной рукой, занося железный прут другой, – и вгоняю его в камень.

Все замирает.

Я знаю это, потому что мой крик внезапно становится единственным звуком, с шокирующей четкостью прорезающим воздух. Я не слышу кранов, экскаваторов, стройки; даже волки у меня за спиной перестали рычать (хотя для того, чей рот занят моей лодыжкой, это неудивительно; меня так просто не проглотишь).

Мое сердце почти останавливается.

Одно восторженное пугающее мгновение я думаю: «Я сделал это. Убил Короля Кранов».

– ФИЛ!

Крик Бет разрывает голову. Шум шестерен. Вращение металлического вытяжного шнура.

Внезапно всем, что я вижу, становится крюк на шнуре, быстро несущийся ко мне прямо над искореженной землей. Я пытаюсь подняться, но волк по-прежнему сжимает мою лодыжку, в любом случае, уже слишком поздно.

Крюк вспарывает мне живот.

Глава 51

Бет беспомощно обвисла на стреле крана. Ее предупреждение свернулось в воздухе, скиснув до бесполезного крика ужаса. Далеко внизу Фил рухнул на колени, потом – на локти. Острие крюка на мгновение вышло из его спины, а потом, отдернутое Высью, исчезло. Кровь хлынула из основания его позвоночника, влажно поблескивая на утреннем солнце.

– Фил, – повторила она тихо. – Филиус.

Как будто отвечая на ее зов, он пополз по щебенке на руках, ноги, словно якорь, неуклюже волочились за ним. «Позвоночник, наверное, раздроблен», – подумала Бет. Тошнота и жалость нахлынули на нее. Его проворства и городского изящества не стало. Он выглядел таким же хрупким, как раздавленная птица. Трубчатые волки скребли кирпичную кладку вокруг него, но не нападали. Несколько секунд они пообнюхивали его копье, а потом разбежались.

Я Высь…

Со скрежетом шестерен и рычанием двигателей машины на стройке возвращались к работе, разбрасывая комья земли и камни. Двигатель крана, держащего Бет, завелся, и ее желудок перевернулся, когда ее швырнуло к земле.

Спустившись, она обнаружила, что выражение лица Выси изменилось.

Детское любопытство испарилось; теперь Король Кранов взирал на нее со скучающим видом.

Голые ноги девушки коснулись земли, и крюк высвободился из ее плеча. Боль пропитала ее, но девушка стиснула зубы и пошла, шатаясь, по разбитому миру в сторону Фила.

– Не сработало, – озадаченно выдохнул тот, когда Бет опустилась рядом с ним на колени. Его глаза угрожающе закатились.

– Глас сказал… его горло… Но не сработало… – парень тронул копье, все еще воткнутое в землю, словно пустой флагшток, отмечающий место, где он потерпел неудачу.

– Я знаю, – проговорила Бет. – Знаю. Все в порядке. – Все было далеко не в порядке, но она понятия не имела, что еще сказать. Девушка высвободила прут-копье, подсунула здоровую руку Филу под плечи и придала ему почти стоячее положение. Бет чувствовала ужасную незащищенность, стоя здесь, в сердце стройплощадки, не доверяя внезапному безразличию Выси. Тощий парень оказался пугающе легким, ноги безжизненно подгибались под ним, как у куклы. Руки Фила обвили шею Бет, и она потащила его прочь, туда, откуда они пришли. Пальцы его ног оставляли дорожки на пыльном щебне.

Вокруг рыскали волки, их пустые глаза следили за слабым парнем и девушкой, но без особого интереса.

«Я Высь».

Какофония экскаваторов обдавала Бет ураганным ветром. Болтающуюся холодную руку покалывало. Рукав толстовки так пропитался, что брызгал кровью на землю.

Она остановилась только у входа в лабиринт, покачивающаяся и обессилевшая от потери крови, не в силах идти дальше. Бет прислонила Фила к стене и сжала копье здоровой рукой.

«Почему ты нас отпускаешь?»

Девушка недоверчиво следила за дверным проемом. Высь потерял интерес почти в то же мгновение, когда Фил загнал в него копье. Она видела скучающее выражение на огромном инфантильном лице, и видела, как волки обнюхали копье, воткнутое в горло их Бога, и оставили его без внимания…

…потому что оно не причиняло боли, вдруг поняла она: копье никак не навредило Выси. Все, сделанное Уличным Принцем, доказывало, что он не опасен.

Бет обнаружила, что смеется, оказавшись где-то по другую сторону истерии.

Высь был ребенком с соответствующей концентрацией внимания. Они показали себя неоригинальными и неопасными, не заслуживающими никакого интереса.

– Где она? – пробормотал Фил, сложившись, как пустая перчаточная кукла, обхватив руками колени. – Где она? – он испустил судорожный вдох. – Где она, Бет?

– Где кто, друг? – спросила Бет голосом, проникнутым легкостью, которой не чувствовала. Девушка не представляла, что делать, если Фил поддастся отчаянью.

– Где моя мама? – Его глаза блеснули, и парень уставился в стену, но Бет знала, что на самом деле он смотрит на восток, в сторону Доклэндса и болот Химического Синода, где Мать Улиц видели в последний раз.

– Она должна быть здесь… сейчас… Я думал… – он путался. – Я был так туп… Думал, что смогу стать ею. – Он попытался рассмеяться, но выдохся уже после нескольких вдохов. – Где она?

«Где моя мама?» Вопрос застрял у Бет в груди. Девушка помнила все те опустошающие месяцы, когда сама его задавала. Теперь, стоило вопросу возникнуть в голове, она немедленно его душила. Бет попыталась неловко обнять Фила.

– Я не знаю… Мне очень жаль, правда. Я не знаю.

Он опустил тяжелую, горячую голову ей на плечо, и девушка ощутила бензиновый запах его крови.

– Я бы хотел… – начал он.

Мир содрогнулся и с крыши заструилась дымка цементной пыли. Бет почувствовал, как парень напрягся.

– Что, во имя Темзы, это было? – прошептал Принц Улиц.

Бет осторожно выпустила его и прислонила к стене, прежде чем скользнуть к дверному проему Ее желудок сжался. Она наполовину ожидала увидеть какую-нибудь новую тварь Выси, скрежещущую к ней.

Перехватывая копье покрепче здоровой рукой, девушка высунула голову из укрытия, огляделась…

…и задохнулась.

Задняя стена стройплощадки обрушилась, как будто пробитая огромным кулаком, но бетонный блок был замещен рядом других камней: каменными телами. Шеренга за шеренгой – герои войны, ученые, суфражистки, правители, даже абстрактное нагромождение геометрически фигур, – шли сотни Тротуарных Монахов. Камнекожие, больше, чем Бет когда-либо видела, растянулись по узкому кирпичному переулку, насколько хватало глаз.

Бет резко вдохнула, и дикая надежда заполнила ее грудь.

– Это Петрис, – прошептала она.

Гранитный монах шел в первой шеренге. Когда он говорил, его голос был беспощаднее, чем зима для бездомного.

– Высь должен быть разрушен, – команда разнеслась по искореженной пустоши. Войско Тротуарных Монахов зашевелилось. – Во славу Улиц. Высь должен быть разрушен.

– Высь должен быть разрушен, – остальные подхватили напев, словно гимн, глубокими, текучими голосами. – Высь должен быть разрушен.

Воины-монахи как один шагнули вперед, стук каменных ног аккомпанировал пению. Они были хранителями старой веры, носящими кожу, повторяющую очертания героев Лондона иных времен. И пели надгробную речь павшему городу.

Металлические волки, люди и другие странные фигуры спрыгивали с фасадов многоэтажек, устремляясь им навстречу через поле обломков. Набирая скорость, стальные лапы лязгали по каменной кладке.

Первая шеренга Тротуарных Монахов всколыхнулась, и Бет интуитивно отступила назад, каждая мышца напряглась, когда армии Лондона ринулись в бой.

Камень и сталь сцепились. Бет чувствовала толчки их ударов. Волки повизгивали, их ржавые клыки кромсали гранитную кожу, словно бумагу, но Тротуарный Гимн не прерывался. Хотя и делаясь чуть тише с каждым павшим священником, песнь не замирала ни на мгновение.

– Они… – начала Бет, и на ее лице появилась широкая, понимающая улыбка. – Они копают.

Один батальон священников, прикрытый товарищами, упал на колени и пригоршнями вырывал камни из земли, оставляя выбоины прямо на лице Выси.

– Я – Высь, – с болью закричали экскаваторы.

Один из волков оторвал голову Уинстону Черчиллю. Три другие статуи демонтировали животное, тут же повалившись от истощения.

Под гулом команд Петриса духовенство Матери Улиц преклоняло колена и молилось: «Высь должен быть разрушен… Высь должен быть разрушен…» — славя сражение. Под их твердыми руками, прогрызавшимися через грунт и цемент, проступал Высь.

Один из монахов отличался от других. Он двигался медленней, и его карающая кожа больше походила на закаленную глину, чем на камень. Когда он долбанул Высь куском стальной балки, Бет подумала, что в нем было что-то знакомое, хотя в тот миг еще не поняла, что именно.

– Отлично, парни, – прокричал Петрис, стоя по колено в горле Выси. – Выройте сердце ублюдка, чертяки! – Но вокруг него покрытые камнем тела падали от усталости. Трубчатые волки продолжали выматывать и калечить их, пока они все не засочились медленной липкой кровью. Упав, они становились неотличимы от окружающего их жестокого пейзажа.

– Разрушить Высь, – взывали они все тише и тише.

Фил понял, что хор редеет.

– Не работает, – лихорадочно прошептал он. – Нам нужна Мать Улиц. Нам нужна моя мама. Нам нужен Пожар. Нам нужен Великий пожар, о Темза…

Бет попыталась удержать его, но парень дико ее оттолкнул. Его лицо было помятым и белым, словно макулатура.

– Я был таким идиотом! Это было невозможно! Совершенно невозможно — как бы мы смогли очистить город без Великого пожара? – голос Фила сквозил отчаяньем.

«Очистить город…»

Бет замерла. Что-то в его словах зацепило воспоминание и вытащило на поверхность ее разума. Девушка попыталась отвлечься от яростного сражения. Она вспомнила потрескивание пламени на поверхности грязного бассейна и вязкий маслянистый голос: «Это непростое пламя, купленное за немалую цену. Оно очищает и сверкает, калечит и снова возрождает…»

– О боже, – прошептала Бет, – а что, если она не пришла из-за этого?

Фил внимательно на нее посмотрел:

– Что?

– Пожар, – идея была такой простой и такой жутко приземленной, что девушка стеснялась ее высказать. – Великий пожар. Величайшее оружие твоей мамы, – прошептала Бет. – Что если Мать Улиц не приходит, потому, что этого оружия у нее больше нет? А без него она боится?

– О чем ты говоришь? – на лице парня сплелись замешательство, страх и негодование.

– Ты ведь не знаешь, что Синод попросил у нее взамен, верно? Что если их ценой был Великий пожар? Непростое пламя, купленное за немалую цену. Что если она им расплатилась? – спросила Бет, наводя палец на хромающего молодого Бога. – Расплатилась за тебя.

Парень закрыл глаза, и последний цвет смылся с его лица. Он выглядел не просто испуганным. Он выглядел мертвым. Но когда земля снова содрогнулась, глаза принца открылись, и теперь он казался напряженным и сосредоточенным.

– Бет, – тихо проговорил он, – я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.

– Окей, конечно. Все, что угодно. Что?

– Возьми мое копье.

Бет изогнулась и схватила оружие. Черное железо было липким – она закапала его кровью.

– Окей, – неуверенно кивнула она.

– Я собираюсь досчитать до трех, – сказал он и сглотнул. Его серые глаза смотрели прямо в ее глаза. – Потом мне нужно, чтобы ты нанесла удар мне в сердце.

Бет чуть не отбросила копье:

– Что?! – закричала она. – Ты спятил?! Мозги вытекли вместе с кишками?!

Но его серые глаза были ясными, разумными и печальными, как никогда. И она знала, что он имеет в виду.

– Почему? – прошептала она.

Он слабо улыбнулся:

– Потому что заключать дурные сделки с Химическим Синодом – наша семейная традиция.

На секунду Бет уставилась на парня, гадая, не свели ли его окончательно с ума боль, разочарование и кровопотеря:

– О чем ты?..

И тут, словно лавина, на нее обрушалось понимание.

– Ты солгал, – вскипела она. – Я прямо спросила тебя, что ты им обещал: «Какой-то никудышный компонент. В жизни им не воспользуюсь». Вот, что ты мне ответил.

– Формально это было правдой, – Фил попытался пожать плечами. – Ведь я пообещал им свою смерть.

Бет в ужасе уставилась на парня: она оказалась легковерной соучастницей, хуже того: осознанно легковерной. Девушка посмотрела на свою асфальтово-серую кожу. Как она могла поверить, что ее скорость и сила стоили какого-то никудышного компонента,?

Фил поспешно проговорил:

– Нам нужны ребята Джонни Нафты, Бет, сейчас же, и одна Темза знает, как сильно. Если у них есть Огонь… – он мотнул головой в сторону поля брани. – Пока бушует этот бедлам, шанс еще есть. Они придут за мной, чтобы забрать долг. Направь их – прямо в сердце всего этого, поняла? Высь не потерпит их, точно так же, как не терпит меня. Вовлеки их.

– Если, – выдохнула Бет в ответ, – если они придут – если у них есть Огонь. Если. Если. Если. Если. Всего лишь чертовы догадки. Господи, Фил, а что, если ты не прав? Что, если я не права? – девушка молилась, чтобы быть неправой – отчаянно этого желала. Ей хотелось выхватить свои предательские слова из воздуха и затолкать обратно в рот.

Серокожий парень посмотрел на нее:

– Значит, мы не правы, – ответил он, – но там умирает наш город, а у меня закончились идеи.

Бет подняла копье. Она напрягла плечо и стиснула зубы, но это было все, на что она оказалась способна. Слезы затуманили взгляд, когда вся ее полусформи-ровавшаяся, отчаянная, невысказанная любовь к мальчишке нахлынула на нее. Она отвернулась, не в силах выдержать его пристальный взгляд.

– Я не могу, – выдавила она. – Это слишком.

Его голос ожесточился:

– Это не твое решение, Бет.

Его глаза, цвета города, который Бет отказывалась попытаться спасти, буравили ее, но она не могла сделать этого. Цена была слишком высока.

Тогда он снова заговорил, зашептал:

– Помнишь, что говорил Петрис: «Планы, границы: само определение жизни»? Это мое определение, Бет. Я выбираю сейчас – я выбираю шанс, что ты права. Если ты отберешь его у меня, то будешь не лучше моей матери.

Бет с трудом сглотнула удушающую смесь соленых слез и воздуха, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь другое, что-нибудь, что они упустили. «Думай, Брэдли, думай», – ругала она себя, но на ум ничего не приходило.

В этот момент она ненавидела Филиуса Виэ сильнее, чем кого-либо за всю свою жизнь. Ей хотелось выбросить его гнусное копье и уйти обратно в туннель, бросить его парализованным в темноте. Она собиралась отречься от него так, как он собирался отречься от нее. Но не могла, потому что знала, что годы спустя будет по-прежнему видеть Каменников и убитых кирпичных детей. Не могла, потому что, как бы Высь ни походил на ребенка, ему было далеко до невинности. Ее люди умирали в его когтях.

И потому что, как бы она ни ненавидела его, она ни за что бы не ушла от этого тощего несчастного паренька.

Бет уперла копье между его ребер, и Фил ободряюще улыбнулся.

Острие нацарапало неровную красно-черную звездочку на его плоти, когда она вздрогнула.

– Боже, Фил… я…

– Все хорошо, Бет. – Он выдержал ее взгляд и спросил: – Я достаточно напугал тебя, чтобы сделать храброй?

– Да, – прошептала девушка.

– Раз, – сказал он. – Два…

Бет толкнула копье вперед.

Фил задохнулся, и глаза его расширились. Она почувствовала, как, подаваясь, хрустят его ребра.

Стиснула зубы и провернула древко. Одно ужасное мгновение его голые пятки барабанили по земле, а потом застыли.

Бет аккуратно досчитала до пяти. Ровно столько она смогла смотреть в его пустые глаза. А потом проворчала:

– Я не стану закрывать твоих глаз, лгун. Смотри, что ты заставляешь меня делать. – Она изогнулась и приподняла его. Фил, бесконечно тяжелый в смерти, обвис на ее здоровом плече. Бет нырнула под притолоку и побежала.

Глава 52

Когда Бет вырвалась наружу, над нее взорвался грохот. Девушка покачнулась направо, потом налево, лавируя между железными челюстями и падающими телами. Каменный меч выскользнул из руки Тротуарного Монаха и, задев ее колено, просвистел мимо. Она мчалась между ног металлического гиганта, в самое сердце сражения.

– Разрушишь Высь, – каркал неровный хор. Тротуарных Монахов теперь было ничтожно мало, но они по-прежнему рыли землю каменными руками. Бет не обращала внимания на их полные ужаса взгляды, бросая обмякшее среди них тело их принца. Не было времени – ни на горе, ни на страх, ни что иное, напоминающее человеческие эмоции, – иначе все это было зря.

– Вот он! – прокричала девушка, перекрывая шум. – Вот ваша цена!

Бет отчаянно огляделась, но все, что видела, лишь тела и бойню.

Глубоко в груди царапнулась безнадега…

…и тут в ноздри ударил запах бензина.

Шесть черных фигур неторопливо шли через хаос сражения. Их движения были идеально синхронизированы; летающие в воздухе ошметки не касались пропитанных нефтью костюмов.

– Сюда! – во все горло заорала Бет. – Сюда! Вот ваша плата!!!

Химический Синод всегда забирал долги. Сделки были священны.

Два священника сомкнулись, заслоняя путь шагающим по щебню пришельцам, но прогремел приказ Петриса:

– Пропустить.

Высь никаких команд не давал. Когда нежданные могущественные чужаки пошли по его израненному лицу, к горлу, среди шума и вони наступления на него, Высь запаниковал. Бет это чувствовала. Казалось, вся стройплощадка напряглась вокруг нее.

– Я буду! – завопил Высь, и рожденный краном крюк пронесся по воздуху, пронзая самого правого черно-скользкого человека.

Лица членов Синода помрачнели. Пять оставшихся мужчин не замедлили шага, лишь перестроились, восстанавливая симметрию. Как один, они вынули зажигалки, щелкнули крышечками и пустили искры вверх по штанинам.

Жар загоревшегося Синода ударил Бет в лицо. Девушка прикрыла глаза рукой. Они двигались в том же спокойном темпе, горя, словно чучела в ночь Гая Фокса[9].

Там, где ступали их ноги, земля – тело Выси – пузырилась, шипела и плавилась.

– Я буду! – визжал Высь.

Двое полыхающих мужчин отделились с каждой стороны и направились к кранам. Трубчатый волк бросился на одного, но тот даже не замедлил шага. Пламенеющий венец вокруг него расплавил челюсть твари, и раскаленная окалина закапала на гальку.

Джонни Нафта приблизился к одному из кранов и протянул горящую руку к кабине, почти что в приветственном жесте. Металл вспыхнул, задрожал и погнулся, едва он коснулся его. Оглянувшись по сторонам, девушка увидела других членов Синода, делающих тоже самое, рассредоточившись по стройке, секунда в секунду, с другими кранами.