Немой крик Марсонс Анжела
– Естественно, что между ними были трения. Терезу обошли при назначении нового менеджера, и она была этим возмущена.
Уилкс попытался выдавить хоть немного заварки из спитого пакетика.
– Тереза не была, что называется, теплой женщиной, и они с Ричардом мгновенно сцепились, – добавил он. – Они ненавидели друг друга, и все это знали.
Все это очень интересно, подумала Ким, но никак не объясняет наличие в земле двух, а то и трех детских трупов.
– Как мы понимаем, Тереза была женщиной с характером, – заметила она.
Виктор пожал плечами, но ничего не ответил.
– А вы когда-нибудь наблюдали его проявления? – задала Стоун новый вопрос.
– Нет. Лично – никогда.
– А кто-то другой? – продолжала настаивать Ким.
Проповедник поколебался, а потом развел руками.
– Не вижу, чем это теперь может повредить… Тереза рассказывала мне о висящем над нею обвинении. Я и до этого слышал, что время от времени она давала волю своим рукам, когда не могла совладать со своим характером, но на этот раз все было серьезнее. Она так сильно ударила девочку в живот, что та харкала кровью.
Инспектор почувствовала, как ее нога начинает выбивать чечетку, и прижала ее рукой.
– В этом и заключалась жалоба? – уточнила она.
– Нет, – покачал головой священник. – Тереза боялась не столько самой жалобы, сколько того, что могло раскрыть ее расследование.
– И это было?..
– То, что Тереза Уайатт избила девочку за то, что та отказалась заниматься с нею сексом.
– А это действительно так и было?
– Я так не думаю… – Было видно, что Виктор колеблется. – Тереза честно рассказала мне о своем нападении. Она полностью призналась в том, что сделала, но поклялась, что это никак не было связано с сексом. Она прекрасно понимала, что такое обвинение навсегда уничтожит ее. Подобное пятно осталось бы на ней до конца ее жизни.
Ким зажмурила глаза и покачала головой. Казалось, что секретам не будет конца.
– И кто же на нее пожаловался? – спросила Стоун. Она готова была поставить на кон все – это была одна из той троицы с бусинами.
– Тереза ее не назвала, инспектор, – ответил Уилкс. – Беседа касалась только самой Терезы. Она хотела выговориться, чтобы привести в порядок свои собственные мысли.
«Ну, разумеется, – усмехнулась про себя Ким. – Она даже и не думала о том, чтобы рассказать всю правду!»
– А Том Кёртис? – спросил Брайант.
– А, вы, наверное, имеете в виду повара? – уточнил Виктор, подумав немного. – Он-то как раз был тихим. Ни с кем не ссорился. Думаю, что таких обычно называют баранами. Хотя пару раз он получал выговор за то, что вел себя с девочками слишком вольно.
– Правда? – удивилась Стоун.
– Ему было где-то около двадцати пяти – он был самым молодым из сотрудников, – поэтому ему было легче с ними общаться. Некоторым казалось, что он делает это слишком вольно, – однако это только слухи, так что комментировать их я не буду.
– Но собственное мнение по этому вопросу у вас должно быть?
– Я не буду пачкать доброе имя умершего человека, – лицо Виктора окаменело, и он поднял правую руку, – раз у меня у самого нет никаких доказательств.
– То есть вы хотите сказать, что у других они были? – не отставала от него Ким.
– Это не мое дело, и я не намерен высказывать догадки.
– Понятно, Виктор, – успокоил его Брайант. – Пожалуйста, продолжайте.
– Мэри Эндрюс была женщиной серьезной и, пожалуй, уделяла девочкам больше всего внимания. Она было твердой, но любящей, и всегда находилась под боком. Для нее это была не просто работа.
– А Артур?
– Ах, Артур Конноп!.. – рассмеялся мужчина. – Я о нем почти забыл. Довольно несчастная личность – так мне всегда казалось. Я часто задумывался, что должно было произойти в его жизни, чтобы он стал таким злобным и недружелюбным. Странный коротышка – не любил вообще никого.
– И особенно Уильяма Пейна? – уточнил Брайант.
– Мне кажется, что в этом не было ничего личного, – сморщил нос Уилкс. – Уильяма трудно не любить. Мне кажется, что Артура раздражало то, что все сотрудники пытались время от времени помогать ему. А Артур не любил, когда кому-то доставалось то, чего не было у него самого.
– А какие у него были отношения с девочками?
– У кого? У Артура? Да никаких. Он их всех ненавидел. Из-за своего характера Конноп легко поддавался на всякие розыгрыши. Вот они его и разыгрывали – прятали его инструменты и все такое.
– А Уильяма они разыгрывали?
Виктор задумался. По лицу у него пробежала тень, и он покачал головой.
– Не совсем так, потому что Уильям работал в ночную смену и его контакты с воспитанницами были ограничены.
Ким наклонилась вперед. Чего-то он здесь недоговаривает!
– А что вы можете сказать о самих девочках?
– Они были не такими уж плохими. Некоторые из них приходили в приют на короткое время из-за каких-то домашних неурядиц; других размещали там после того, как родителям предъявляли обвинение в совращении малолетних. Были и такие, которые находились в приюте до тех пор, пока за ними не приезжали родственники, а у других родственников вообще не было.
– А вы помните близнецов Никола и Бетани?
– Ну конечно, – Виктор расплылся в улыбке. – Очень красивые малышки. Если я правильно помню, то Никола всегда была заводилой, а Бетани пряталась за нею и позволяла ей вести все переговоры. С другими девочками они редко общались – наверное, потому, что их было двое.
– То есть проблемных девочек там не было? – уточнила Ким. То, что описывал проповедник, было совсем не похоже на те приюты, в которых жила она сама.
– Конечно, были девочки с более жестким характером. До которых сложно было достучаться, – признался Уилкс. – Особенно выделялись трое… но сейчас я уже не помню их имен. Они и поодиночке-то не были подарком, а все вместе превращались в жесткую, крепко сбитую группировку. Они заряжались друг от друга и впутывались во всевозможные истории: воровство, курение, мальчики… – тут он отвернулся. – Ну и всякое такое.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Брайант.
– Я бы не хотел об этом говорить.
– Они что, причинили кому-то вред? – вмешалась Ким.
Священник встал и подошел к окну.
– Не столько в физическом плане, инспектор.
– А в каком же тогда? – Стоун переглянулась со своим напарником.
– Они были гораздо более жестоки, чем другие. Особенно когда собирались втроем, – вздохнул Виктор.
– И что же они натворили? – продолжала настаивать Ким.
– Одна из этих девочек была местной и знала про Люси. – Священник так и остался стоять у окна. – Однажды, когда Уильяму нужно было выполнить какие-то поручения, они предложили присмотреть за девочкой. Будучи человеком очень доверчивым, он решил воспользоваться случаем и зайти в супермаркет. Когда Пейн вернулся всего через час, то ни девочек, ни Люси нигде не было видно. Он весь дом перевернул вверх ногами, – Виктор отвернулся от окна и подошел к полицейским. – И вы знаете, где он нашел Люси?
Ким почувствовала, как ее челюсти сводит судорогой.
– Они раздели ее догола и запихнули ее крохотное тельце в мусорное ведро. У нее не было достаточно сил, чтобы оттуда выбраться. – Мужчина с трудом сглотнул. – Так она и сидела там больше часа, покрытая мусором, остатками еды и собственными грязными памперсами. В то время бедняжке было всего три годика.
Стоун почувствовала, как к горлу у нее подступила тошнота. Куда бы они ни направлялись, расследуя это преступление, они все равно возвращались к порогу Уильяма и Люси Пейн.
Пора было вновь встретиться с ними.
Глава 48
– Что, черт побери, здесь происходит?! – воскликнула Ким, когда машина остановилась возле дома Пейна. На улице были припаркованы «Скорая помощь» и ретранслятор, причем задние двери машины «Скорой» были широко открыты.
Пока инспектор обегала автомобили, из дома вышли двое парамедиков с носилками. Худое, хрупкое тело Люси было едва заметно под простыней. Они несли ее с легкостью, как будто она была маленьким ребенком. Когда Люси не сидела в кресле, атрофия ее конечностей была гораздо заметнее. Ее небольшое личико скрывала кислородная маска, но Ким смогла рассмотреть ее полные ужаса глаза.
Она легко дотронулась до руки девочки, но парамедики торопились побыстрее поместить носилки в машину.
Из дома выбежал Уильям Пейн. В лице у него не было ни кровинки. Глаза несчастного отца были широко раскрыты и тоже полны ужаса.
– Что случилось? – спросила его Стоун.
– У нее были проблемы с дыханием ночью, но утром все вроде бы наладилось, – пробормотал Пейн. – Я менял постельное белье на втором этаже, а у нее, наверное, опять начался приступ. Но она же не могла издать ни звука! Она не могла позвать меня!
Они с Ким стояли у дверей «Скорой помощи», пока врачи устанавливали носилки в кузове.
Глаза Уильяма покраснели, как будто он старался сдержать слезы.
– Она как-то смогла нажать кнопку экстренного вызова на кулоне, так что я уже услышал сирену вдали. Когда я спустился вниз, она уже посинела. – Мужчина покачал головой и из глаз у него потекли слезы. Голос у него был хриплым и полным ужаса. – Она могла бы умереть из-за того, что я не услышал ее призывов!..
Ким открыла было рот, чтобы попытаться успокоить Пейна, но тут один из парамедиков выпрыгнул из машины.
– Сэр, нам надо…
– Мне надо ехать, – прохрипел Уильям. – Прошу вас простить…
Стоун подтолкнула его к машине.
Двери за ним закрылись, и «Скорая», включив сирену и проблесковые маячки, умчалась.
Наблюдая за удаляющейся машиной, Ким почувствовала, как у нее запершило в горле.
– Плохи дела, шеф? – К ней подошел Брайант.
Женщина покачала головой и, перейдя дорогу, направилась к раскопкам.
Она вошла в палатку жертвы № 2. Черис была там – стояла в яме на коленях. Она повернула голову к вошедшей Ким и улыбнулась.
Инспектор протянула ей руку. Хьюз сначала сняла резиновые перчатки, потом оперлась на нее и выбралась из раскопа. Ее пожатие было теплым, а рука покрыта тальком от перчатки. Черис остановилась у верхней части раскопа.
– Я слышала сирену, – сказала она. – Все в порядке?
Ким пожала плечами. Не было никакого смысла пытаться что-то объяснить про Люси. Криминалист не имела никакого отношения к этой части расследования, а свои эмоции, которые она испытывала по отношению к девочке, Стоун не могла даже понять, не говоря уже о том, чтобы объяснить.
– С первым раскопом уже закончили? – спросила инспектор.
– Его уже закопали и прикрыли дерном. Сейчас этот дерн напоминает неудачную попытку пересадки волос, – рассказала Хьюз. – Одну палатку убрали, но установили другую, на месте третьей аномалии.
– Ну, и что там?
– Скоро узнаем. Приборы показывают, что аномалия расположена не глубже двух футов.
В отличие от Черис, которая, будучи ученым, не хотела говорить о трупе, пока не увидит его собственными глазами, Ким уже знала в глубине души, что там находится третья девочка. Теперь оставалось только выяснить, кто есть кто.
– Документы на эту яму я заполню сегодня, и к вечеру ее тоже закопают, – продолжала тем временем эксперт.
– А в ней что-то еще нашлось? – спросила Стоун.
– У нас есть бусины, – ответила Черис, подходя к раскладному столу. – Общим счетом одиннадцать. И еще вот это. – Она подняла пластиковый пакет.
Ким взяла его и пощупала сквозь пакет толщину лежащей внутри материи.
– Мне кажется, что это фланель, – предположила Черис.
– Пижама?
– Может быть, но только верх.
– Пуговиц нет?
Эксперт отрицательно покачала головой.
Ким ничего не сказала. Отсутствие нижней части вызвало у нее в голове такую картинку, что она непроизвольно заскрипела зубами.
– Может быть, низ был сшит из материи другого сорта – бывают такие комбинированные пижамы, – предположила Хьюз. – Так что она вполне могла уже истлеть.
Стоун кивнула. Хорошо бы!
– Что-нибудь еще? – спросила она.
Черис протянула ей пластиковый контейнер с еще какими-то испачканными грязью фрагментами.
– Небольшие кусочки металла, но мне кажется, что они никак не связаны с убийством, – сказала она.
– Дальше?
Хьюз вытерла пальцы о джинсы.
– Я иду в палатку номер три. Пойдете со мной?
Ким прошла за ней в последнюю палатку.
– Как раз вовремя, командир, – произнес работавший там Доусон, когда они вошли.
Инспектор посмотрела вниз и увидела ногу скелета, которая торчала из темной почвы. Семеро человек, находившихся в палатке, молча смотрели на мелкую могилу. И не важно, что большинство из них ожидало увидеть именно это. Каждое тело заслуживает хоть короткого момента уважения, молчаливой декларации единства всех присутствующих в их желании отдать преступника под суд.
Черис повернулась к Стоун, и та тоже посмотрела на нее. Взгляд археолога был хотя и усталым, но твердым.
Негромким низким голосом она произнесла вслух то, о чем думал каждый из присутствовавших в палатке:
– Ким, ты должна обязательно найти этого мерзавца.
Инспектор кивнула и вышла из палатки. Она твердо намеревалась сделать именно это.
Глава 49
– Шеф, я получил сообщение, – сказал Брайант, когда они выходили из палатки. – Доктор Дэн хотел бы нам кое-что показать.
Ким ничего не сказала и направилась вниз по холму. Сержант завел машину, и они поехали в сторону больницы Рассел-Хилл. Он знал, когда начальницу лучше не трогать.
Стоун же переполняла ярость. Что бы они ни сделали, эти девочки не заслужили смерти. То, что кто-то посчитал, что с их жизнями можно обращаться, как с одноразовыми предметами, выводило ее из себя. Она сама была одной из таких девочек, и им всем полагался хотя бы один шанс в жизни.
Неудачное начало жизненного пути еще не означало полного отсутствия такого шанса в будущем. Если посмотреть на первые годы ее жизни, то впереди Ким ждали наркотики, нарушения закона, попытки самоубийства, а может быть, и кое-что похуже. Все говорило о будущем уничтожении или ее собственной жизни, или жизней других людей, которые окажутся рядом с нею, и в то же время она смогла показать средний палец этой предопределенности. И ничто не говорило о том, что эти три жертвы не смогли бы сделать то же самое.
Брайант остановил машину у главного входа в больницу. Инспектор выпрыгнула из авто и быстро направилась внутрь. Сержант догнал ее уже около лифтов.
– Шеф, не так быстро! С регби я еще кое-как справляюсь. А вот пытаться угнаться за тобой – это совсем другое.
– Давай, дедушка, поторапливайся, – покачала головой Ким.
Она вошла в морг и увидела, что кости жертвы № 2 разложены на столе рядом с останками жертвы № 1. И хотя это были мертвые останки, Ким почувствовала облегчение, когда увидела, что первая жертва теперь не одна среди стерильной холодности окружающей их лаборатории. Если эти две девочки были подругами в жизни, то и в смерти они вновь были рядом.
Но это облегчение было очень коротким, потому что взгляд Стоун упал на кучку крохотных костей, которая лежала возле второй жертвы.
– Младенец? – спросила она.
Дэниел кивнул.
На этот раз они не обменялись ни приветствиями, ни своими обычными шуточками.
Ким пригляделась. Кости были крохотными и никак не указывали на будущий внешний вид новорожденного, что расстроило женщину еще больше.
Теперь Дэн должен был исследовать эти косточки в поисках улик, притворяясь, что это нечто абстрактное, а не кирпичики, из которых вырос бы младенец. От всех них требовалась объективность настоящих ученых, и об эмоциях следовало забыть. Но Бэйт должен был найти улики в живом существе, которое так никогда и не родилось. Сама Стоун была не способна на такое.
Поэтому сегодня между ними не будет никакой пикировки.
– Сколько? – последовал очередной вопрос инспектора.
– Кости начинают формироваться на тринадцатой неделе, – стал объяснять доктор. – В момент рождения у младенца существует уже около трехсот сформировавшихся костей. Думаю, что этому было где-то между двадцатью и двадцатью пятью неделями.
Уже настоящий человечек, подумала Ким. Как с точки зрения этики, так и с точки зрения закона. Аборты обычно запрещены после двенадцатой недели, если только не существует серьезной угрозы жизни матери.
– Тогда это двойное убийство, шеф. И матери, и младенца, – заметил Брайант.
Стоун согласно кивнула. Ее так и тянуло к костям. Она хотела прикрыть их рукой. Почему – этого женщина не понимала.
Дэниел обошел стол и встал между двумя скелетами.
– Не знаю, поможет ли это вам, но у меня есть кое-что новое по жертве номер один. Она была около пяти футов четырех дюймов ростом, плохо питалась и, я бы сказал, выглядела недоедающей.
Брайант вытащил свой блокнот.
– Она не следила за своими зубами, а нижние резцы у нее были кривыми, – продолжал эксперт. – У нее были сломаны два пальца на левой руке, а большая берцовая кость раздроблена. Правда, это никак не связано с ее смертью.
– Издевательства над ребенком? – предположила инспектор.
– Скорее всего, – ответил Дэн, отворачиваясь, но Ким успела заметить, как тяжело он сглотнул. – По поводу нашей второй жертвы у меня еще нет такого количества деталей, – продолжил он, поворачиваясь к скелету № 2, – но, мне кажется, есть кое-что, что вам необходимо знать.
Он подошел к верхней части стола и осторожно взял нижнюю челюсть жертвы № 1.
– Внимательно приглядитесь к внутренней части ее зубов.
Стоун наклонилась поближе. Она увидела то, что Дэниел назвал кривыми резцами, однако, если не считать полного отсутствия десен и плоти, зубы выглядели нормально.
– А теперь посмотрите на жертву номер два, – сказал Бэйт.
Ким повернулась и наклонилась над черепом второй девочки. Ее зубы были довольно прямыми, и на них не было видно никаких повреждений, но что-то в цвете их эмали отличалось от первых образцов.
– Вы чистили зубы у первой жертвы? – спросила инспектор.
– Ни у той, ни у другой, – покачал головой ученый.
Стоун уже надоела эта игра в отгадки.
– Так говорите же, док!
– Налет грязи на зубах жертвы номер один мог образоваться с течением времени, когда земля проникла в ротовую полость после разрушения кожного и мышечного покровов, – стал объяснять Дэниел. – Это могло произойти лет через пять-шесть после того, как жертва была захоронена. А вот грязь во рту нашей второй жертвы появилась в первый же день ее захоронения.
Ким быстро сложила два и два. Грязь могла так быстро прилипнуть к внутренности зубов только в одном случае.
Девочку похоронили живой.
Глава 50
Трейси была первой из «сбежавших», и иногда я жалел об этом. Это внезапное чувство сожаления, которое я почувствовал после того, как все закончилось, было таким удивительным и незнакомым, что я долго пытался найти ему какое-то название.
Психопаты обычно не углубляются в размышления о своих прошлых деяниях, если только их план не провалился, но и в этом случае эти размышления носят аналитический, а не эмоциональный характер.
Мой мир слегка поколебался, когда я бросил эту приставалу на землю. Уже позже я понял, что сожаление у меня вызвало не то, что я с ней сделаю, а то, что я никогда ее больше не увижу – не увижу округлых движений ее бедер, когда она движется по комнате. Так что сожаление было связано только с моей собственной потерей.
Мир восстановил равновесие.
Но независимо от этого, я всегда знал, что Трейси была другой. Есть женщины, которые, даже будучи совсем юными, выделяются из толпы. Они входят в комнату, и все головы поворачиваются в их сторону, а глаза начинают обшаривать их тело. Это никак не связано с их красотой – скорее, дело в их внутреннем стержне, в их духе, который никогда не сломается. В их решительности, которая позволяет им добиваться того, чего они хотят.
Это привлекает и возбуждает.
Я знал, что мать Трейси, Дина, впервые продала ее за тридцать пять фунтов, когда девочке было девять лет. Через неделю, когда Дина освоилась с рыночными ценами, стоимость ее дочери значительно возросла, а через пару месяцев сама Дина полностью распрощалась со своей профессией. Социальные службы забрали у нее Трейси, через два дня после того, как девочке исполнилось четырнадцать лет. Ее привезли в Крествуд и поместили среди других девочек: избитых, изнасилованных, брошенных…
Трейси это не понравилось. Она совсем не чувствовала себя жертвой и хотела продолжать заниматься тем, чем занималась.
Убедившись на своем горьком опыте, что верить никому нельзя, Трейси прятала свои сбережения от Дины в течение двух лет. Девчонка не жаловалась на трудности, с которыми сталкивалась в своей жизни, – она научилась превращать их в свою выгоду.
Трейси все рассказала мне о своей прошлой жизни, и ее рассказ напомнил перечисление ничего не значащих фактов из какой-то книги. Может быть, раз или два ее голос слегка задрожал, но она быстро пришла в себя и продолжила рассказ. Я слушал, кивал, а в конце предложил свою помощь.
А потом мы занялись сексом. Прошу прощения… сексом занялся я, а она мне сопротивлялась. Изнасилование – слово очень грубое и не полностью отражает то, что произошло между нами.
После всего она встала и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд был холодным, оценивающим и никак не вязался с ее юным личиком.
– Ты за это дорого заплатишь, – пообещала она.
Я совсем не боялся, что Трейси расскажет кому-то о том, что произошло между нами. Ведь она не верила никому, кроме себя. Она придумает такой способ отомстить мне, который сможет принести ей хоть какую-то прибыль.
Я был восхищен ее юным оптимизмом и совсем не удивился, когда она зажала меня в углу через пару месяцев после случившегося.
– Я залетела, и ребенок твой. – В ее голосе звучал триумф.
Это меня развлекло, хотя я и не поверил ни одному ее слову. Больше всего в Трейси мне нравилась ее способность вывернуть любую ситуацию так, чтобы она принесла ей выгоду.
– И что? – спросил я. Мы оба поняли, что переговоры начались.
– Мне нужны деньги, – сказала девочка.
Я улыбнулся. Кто бы сомневался! Вопрос состоял в том, сколько. По идее, это должна была быть цена аборта и немножко сверху. Обычная плата за удовольствие.
Я ничего не говорил, используя молчание как самое мощное оружие в переговорах.
Трейси наклонила голову и ждала. Про молчание она знала все.
– Сколько? – милостиво спросил я, наконец.
– Достаточно, – в этой девчонке определенно что-то было.
Я согласно кивнул. Конечно, я дам ей достаточно.
– Пять сотен за… – начал было я.
– И близко не лежало! – Глаза ее сузились.
Названная цифра была начальной ставкой в торговле. Ведь никогда не знаешь… До того она срабатывала дважды.
– И о какой же сумме ты думаешь?
– Пять штук, или я открою рот.
Я рассмеялся вслух. Это было значительно больше, чем «немножко сверху».
– Аборты не стоят…
– Никакого гребаного аборта не будет. Ни за что! Деньги мне нужны, чтобы вырваться отсюда, – тут она похлопала себя по животу, – и начать все сначала.
Такого просто не могло произойти. Я человек вполне вменяемый и понимал, что если она прямо сейчас выступит со своими обвинениями, ей никто не поверит. А вот с ходячей ДНК, идентичной моей, мне спокойно не жить. Появление ребенка на свет будет для меня постоянной угрозой.
Он не должен был родиться.
Я кивком показал, что понял ее. Мне, мол, надо время все обдумать и все приготовить.
Ночью того же дня я был готов.
– Нам надо расстаться по-доброму, – сказал я, наливая хорошую порцию водки в стакан с пузырящейся кокой.
– А мои деньги ты принес? – спросила Трейси, поднимая стакан.
Я кивнул и с готовностью похлопал себя по карману.
– И какие же у тебя планы на будущее?
– Рвану в Лондон, сыму квартиру, найду работу, а после пойду в школу и научусь хоть чему-нибудь.
Она продолжала говорить, а я продолжал подливать ей водку. Через двадцать минут ее глаза поплыли, и она стала заговариваться.
– Пойдем со мной, хочу тебе кое-что показать…
Я предложил ей руку. Она ее проигнорировала, поднялась на ноги и шлепнулась назад. Прошло несколько мгновений, прежде чем Трейси повторила попытку. На этот раз она метнулась к двери, как собака на соревнованиях по аджилити[67]. Я шагнул вперед и распахнул перед ней заднюю дверь. От неожиданного порыва свежего воздуха девочка упала прямо на меня. Я попытался поставить ее на ноги, но они ее не слушались, и она упала на землю. Рассмеялась, пытаясь подняться. Я засмеялся вместе с ней, схватил ее под мышки и повел по траве.
Мы сделали двадцать пять шагов на северо-запад, и тут я ее уронил. Она хихикнула, и я хихикнул вслед за ней.
В яме я встал на колени рядом с ней и положил руки ей на горло. Ощущение ее кожи под пальцами возбуждало меня, хотя она и пыталась освободить шею. Ее глаза были закрыты, и она извивалась подо мной в полубессознательном состоянии. Движения ее бедер и волнение грудей загипнотизировали меня. Их нельзя было просто проигнорировать. Я одним быстрым движением сорвал с нее тонкие шорты и немедленно вошел в нее.
Читать бесплатно другие книги:
