Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник) Дивов Олег

Влас вынужден был признаться, что не сможет.

– Вот видите! А ее выпускники – запросто… Кроме того, учтите разницу между вашей системой преподавания и нашей. Ваша-то как была оторвана от жизни, так и осталась. Ну, выучатся ребятишки отличать голландцев от фламандцев. А зачем? Так, для общей эрудиции… А у нас-то – для дела!

– Погодите… – попросил Влас, берясь за страдальчески сморщенный лоб. – Хорошо… Допустим… А воспитание?

– Что воспитание?

– Ну, вот… сейчас говорили… наглость, угодливость…

– А! Понял. Вас смущает, что вещи названы своими именами. Ну хорошо! Назовите наглость отсутствием комплексов, а угодливость – вежливостью. Суть явления не изменится, согласны?

– Нет, – уперся Влас. – Не согласен.

Раздрая это ничуть не расстроило.

– Понимаю вас, – с сочувственной улыбкой молвил он. – Позитива хочется… Знакомое дело. Поэтому то, что раньше называлось совестью, теперь зовется кризисом самооценки, не так ли?

– Знаете что, Аверкий Проклович! – в сердцах ответил Влас. – Я слышал, если человека стотысячный раз назвать свиньей, он станет на четвереньки и захрюкает…

Этот не совсем вежливый выпад восхитил Раздрая. Судя по всему, спорить Аверкий Проклович любил и умел.

– То есть вы полагаете, – вкрадчиво осведомился он, – что, переназови мы болонку бульдогом, она тут же прибавит в росте и весе?.. Впрочем… – Старичок задумался на секунду. – В том случае, если ее не просто переименуют, а еще и переведут на бульдожий рацион… Да, тогда это, возможно, обретает смысл. Пусть не для самой болонки, но хотя бы для того, кто этот рацион распределяет. Так что в чем-то вы, Влас, правы… Понерополь тоже ведь не в пустоте живет. Находясь в окружении пресловутых цивилизованных государств, использующих ханжескую лексику, мы, сами понимаете, вынуждены им подражать. Называем общак социальным фондом, крышу – налоговой службой, рэкет – коммунальными платежами, лохов – народом… Так что, думаю, недалеко то время, когда и у нас вместо «Мурки» на автовокзале начнут исполнять…

Но Влас так и не узнал, что начнут исполнять на автовокзале вместо «Мурки», – к беседующим подошла Пелагея Кирилловна, закончившая разговор со Степиной мамой.

– Какие у вас планы? – прямо спросила она.

Раздрай вынул сотовый телефон, взглянул, который час, и болезненно скривился.

– Ой… – сказал он. – Мне ж через полчаса криспинаду принимать. Как некстати…

– Что-что принимать? – не расслышал Влас. – Лекарство?..

– Криспинаду, – повторил старичок. – Это, видите ли, жил в третьем веке такой римлянин Криспин. Однажды он украл шкуру, сшил из нее башмаки и бесплатно раздал бедным… То есть криспинада – это, грубо говоря, благотворительность за чужой счет. У вас, насколько я помню, подобные приношения называются спонсорством… Пелагеюшка, как у тебя со временем?

– Боюсь, что тоже никак, – призналась она. – Урок.

– Вот ведь незадача! – огорчился Раздрай. – А что, если так, Влас? Вы часика полтора погуляйте, а потом подходите ко мне в музей…

– А где он…

– Где находится? А вот как раз там, где мы с вами кофе пили. Ну, то зданьице с профилем Пушкина…

– Ах, это…

– Ну да! А я с огромным, кстати, удовольствием все вам покажу и расскажу…

Оставшись у памятника в одиночестве, Влас достал бумажник и, поколебавшись, переместил его в задний карман брюк – уголком наружу. Судя по тому, что недавно проделывала с приезжим Арина, прятать деньги смысла не имело – напротив, следовало вызывающе выставлять их напоказ. Пусть вокруг думают, будто он нарочно…

Выходя с площади, оглянулся. Белые мраморные руки, воздетые над черной плитой, казалось, махали вслед. Скорее всего оптический обман – просто самого Власа слегка еще пошатывало.

Один. Слава богу, один. Арина, Раздрай, супруга его – люди, конечно, приятные, но обилие впечатлений подавляло. Необходимо было выпасть из общения и хотя бы попытаться осмыслить весь этот бред. К тому моменту, когда Влас Чубарин, покинув площадь имени Жертв Справедливости, выбрался на Хлопушинский проспект, способность рассуждать к нему почти уже вернулась.

Приятные… А почему они такие приятные? Сами утверждают, будто умение расположить к себе – не более чем способ влезть в душу, а стало быть, и в карман ближнего… Но это же глупость – предупреждать жертву о своих преступных замыслах! Или здесь расчет на то, что жертва просто не поверит подобному признанию и сочтет его шуткой?

Мелькнула и сгинула забавная мыслишка, что, чем хуже общество, тем лучше люди. Мозг просто не справлялся с накопленной информацией. И Влас побрел по странному городу Понерополю, надолго останавливаясь перед рекламными плакатами. С одного из них глянул и прожег интуриста большими выразительными глазами сердитый юноша с папиросой в правой руке. В нижней части щита располагались веером игральные карты. Шевелюра шулера (наверное, шулера) была слегка взлохмачена, на шее болтался огромный бант, а между картами и бантом белело следующее четверостишие:

Влас озадаченно хмыкнул и двинулся дальше.

Будь он мистик – возможно, решил бы, что вчерашний спор относительно сатанинской (языческой) сути любого государства не случайно закончился дракой и бегством в страну, до которой в свое время почему-то не добрался Лемюэль Гулливер. Такое впечатление, будто Богу надоели логические выверты Власа Чубарина и Он предпочел разрушить их простым предъявлением фактов. Влас любил парадоксы. Но одно дело парадокс в устном виде и совсем другое, когда ты с ним сходишься, так сказать, лоб в лоб.

Обнажать язвы общества в дружеской компании, никто не спорит, дело приятное, озорное, ибо любая держава старается выглядеть физически здоровой и очень не любит разоблачений. Теперь же Власа угораздило столкнулся с общественной формацией, не просто обнажавшей собственные язвы, но еще и делавшей это с гордостью!

И попробуй тут не растеряйся! Попробуй обличить порок, если он считается добродетелью! Это даже не Джельсомино в Стране Лжецов – там всего-навсего переклеили ярлыки. Здесь же никто ничего не переклеивал – просто люди предпочли болезнь лечению.

Кстати, о лечении… Самое время вспомнить о тех случаях, когда лекарство оказывалось опаснее самого недуга… Тут ведь все зависит от дозы…

Хм… Болезнь как форма жизни…

Размышляя в таком духе, Влас достиг второго рекламного щита. Плакат был, надо полагать, из той же серии, что и первый, – изображал опять-таки юношу, но совсем уже в ином роде: этакого паиньку с мечтательно-бездумным взглядом. Заботливо уложенные светлые локоны, в ребячески припухлых губах – мундштук пустой курительной трубки (очевидно, для красоты), на плече – трость с белым набалдашником. Однако доверять столь умилительной внешности, видимо, не стоило, потому что надпись на щите честно предостерегала: «Я такой же, как ты, хулиган».

Влас Чубарин огляделся, прислушался. Нигде ни криков о помощи, ни выстрелов на поражение по тем, кто попытался бы уйти из кафе, не расплатившись… Никто не предлагал перекинуться в картишки, поскольку-де одного партнера не хватает… Прохожие ничем не отличались от сусловчан.

Здравый смысл подсказывал, что государство, сознательно насаждающее преступность, обречено изначально. Хотя… Смотря что считать преступностью и что здравым смыслом. Есть, например, страны, где разрешены азартные игры и проституция, где нет закона против наркомании. И ничего, живут…

Третий по счету рекламный щит заставил Власа остолбенеть.

С плаката скорбно взирал молодой человек (чуть старше первых двух). Слегка вьющиеся волосы цвета спелого ореха ниспадают до плеч, лоб ясен и чист, на челе – терновый венец.

«Был сопричислен к разбойникам», – скупо гласила надпись.

Да они что тут, совсем с ума посходили?

Кого ж они, интересно, изобразят на следующем щите?

К великому его разочарованию серия портретов кончилась – четвертый плакат был без рисунка. «Лечим от правозависимости!» – значилось на нем аршинными буквами. Ниже – номер телефона. И все.

Бумажник у него вынули прямо на проспекте, причем произведено это было настолько топорно, что Влас почувствовал. Движением, каким обычно прихлопывают севшего на ягодицу слепня, поймал преступную руку (та, правда, тут же выпустила добычу и вырвалась), обернулся. Глазам предстал громадный детина с пропорциями младенца: пухлый, щекастый, и голова голая. Вдобавок увесистое личико злоумышленника сияло поистине детской радостью. Так счастлив может быть лишь карапуз в песочнице, сию минуту присвоивший чужой совочек.

– Ага?! Замечтался, братан?.. – победно вскричал незнакомец, дразня Власа растопыренными пятернями. Как выяснилось, он еще и пришепетывал слегка и картавил. – Ну и что ты теперь?! Салочек кликнешь? В клептонадзор побежишь?..

Влас стоял столбом посреди тротуара и только помаргивал, не зная, как себя вести и что, собственно говоря, происходит.

– Так тебя же там самого прищучат, – продолжал измываться странный воришка. – Клювом-то, считай, щелкнул… Скажешь, нет?

Влас нагнулся и подобрал бумажник.

– Сдвинулся совсем? – неуверенно упрекнул он, выпрямляясь. – Интуриста шмонать! Тебя ж дисквалифицируют на фиг!..

Честно сказать, бездарного карманника запросто можно было дисквалифицировать за один только внешний вид. В отличие от Арины и Раздрая доверия он не внушал ни малейшего. Ну вот не чувствовалось в нем ни добропорядочности, ни безобидности – каждая черта (от стриженной наголо башки до золотой цепуры на бычачьей шее) заставляла насторожиться и заподозрить в недобрых умыслах.

Услышав про интуриста, детина отшатнулся и приоткрыл рот.

– Земляк?.. – не веря счастью, выдохнул он. Далее с физией его приключился ряд волшебных изменений: казалось, еще момент – и по выпуклой растроганной мордени потекут слезы умиления. – Откуда?

– Из Суслова…

– А я из Баклужина!

– А говоришь, земляк…

Детина был вне себя от радости.

– Какая разница! Суслов, Баклужино… Хоть из Африки! Все равно земляк… земеля… зёма…

Каждое последующее слово шепелявилось нежнее предыдущего.

– Слушай… – чувствуя себя неловко, сказал Влас. – Чего мы так… посреди улицы? Вон скверик – пойдем, что ли, на лавочку присядем…

Он прямо-таки чуял нутром угрозу жизни, исходящую от гигантского дитяти с цацкой на шее. Младенцы, они ж не смыслят, что можно, что нельзя: потянется поиграть – и сломает.

– Нет! – вздрогнув, сказал земляк. – Ты чего? Там салочек полно! Давай лучше во двор куда-нибудь…

– А чего тебе салочки? – не понял Влас. – Они ж приезжих не трогают…

– Они-то не трогают… – как-то больно уж уклончиво согласился тот.

– Н-ну… хорошо… Давай во двор…

И они пошли широким тротуаром навстречу натянутому над проезжей частью баннеру, приглашавшему всех желающих на послезавтрашний финал соревнований по спортивному вскрытию банковских сейфов.

Поравнявшись с первой аркой, Влас свернул под низкие сыроватые своды, когда обнаружил вдруг, что спутник его исчез. Просто исчез, и все. Сбитый с толку Влас возвратился на улицу. Пусто.

Чертовщина какая-то… Снова нырнул в туннельчик, выбрался во двор. Пока озирался, земеля возник снова – бесшумно ступая, вышел из арки.

– Извини… – сдавленно сказал он.

Двинулись к лавочкам возле детской площадки. Но тут дверь ближайшего к ним подъезда отворилась – и спутник Власа с удивительным для его комплекции проворством метнулся в сторону, присел за клумбой, благо цветы росли высоко и плотно. Тревога, судя по всему, оказалась ложной – из подъезда выпорхнула голенастая девчушка с матерчатой сумкой. Массивный зёма выпрямился, перевел дух.

– Ты чего? – недоумевая, спросил Влас.

– Наследить успел… – гримасничая от унижения, признался тот.

– Так это тебя теперь, значит… – У Власа даже голос упал. – Клептонадзор ловит?

– Ага! Клептонадзор! – огрызнулся земляк. – Клептонадзор на заднице сидит по кабинетам – кляузы разбирает…

– А кто ж тогда?

– Да уж есть кому… – мрачно откликнулся он.

Оба присели на крайнюю лавочку.

– Вован, – шмыгнув носом, представился детина.

– Влас, – сказал Влас.

– А ты-то здесь чего?

Влас вспомнил, чего он здесь, и снова впал в тоску.

– Тоже, что ль, в бегах? – сочувственно осведомился Вован.

– В бегах, – уныло подтвердил Влас.

Вован крякнул и достал плоскую металлическую фляжку. Выпили по очереди, после чего окончательно ощутили себя родственными душами.

– А сюда почему?

– Не в тот автобус сел, – честно признался Влас.

– Умный… – с завистью промолвил Вован. – Рассеянный, а умный… А я вот нарочно, прикинь! – Что было сил ударил кулаком по коленке и продолжал с надрывом: – Главное, предупреждали, предупреждали меня пацаны! Куда угодно, только не сюда… Не послушал! А чего, думаю, почему нет? У власти, говорят, преступная группировка, вместо законов – понятия… А самый кайф, что беглых не выдают! Вернее, как? – поправился он. – Политических – выдают, уголовных – хрен… А меня в Баклужине в розыск объявили… Куда ж, думаю, как не сюда!..

С пухлых губ нечаянно спрыгнуло неприличное слово. Вован испуганно захлопнул рот, глянул через одно плечо, через другое. Но подслушивать было некому. Да, наверное, давешняя догадка, осенившая Власа, когда он перебегал улицу, пришлась в точку: за словесные излишества здесь скорее всего отвечают.

– За что в розыск?

Замкнулся Вован, насупился.

– Да за все сразу… – нехотя отозвался он.

– А чем здесь конкретно плохо? – прямо спросил Влас. – Ни ментовки, ни…

Так и не успев произвести очередной глоток, уголовный эмигрант повернулся к земеле и злобно вылупил глаза.

– В том-то вся и хрень! – придушенно рявкнул он. – Отбора нет! Понимаешь? Отбора!.. Откуда тут реальные пацаны возьмутся? По ящику вон однажды показывали: выбили в тундре всех волков – и что ж ты думаешь? Тут же олени дохнуть начали! А почему?.. Да потому что волки – они ж крутых не режут… Крутого оленя еще попробуй догони! Вот так-то вот… Зря, что ли, ментов волками кличут?

– Позорными… – хихикнув, уточнил Влас.

– Да хоть бы и позорными! Волк он и есть волк… Санитар леса!

– А мент, значит, санитар преступного мира?

– Доперло, да? Сам прикинь! В нормальных странах как? Если ты дурак, если отморозок – заметут ведь… Не сегодня, так завтра – заметут!.. А лохи наши? – вопросил Вован, страшно тараща глаза. – Им, что ли, скажешь, не хочется банк грабануть, соседа замочить? Еще как хочется… А страшно! Потому что ментовка рядом! Вот и сидят, пришипившись… Ты понял, какой у нас отбор? Жесткий! Правильный! А тут… – Хлебнул из фляжечки, малость поуспокоился. – Ничего не боятся! Риск ушел, азарт… У, козлы! Все загубили! Нет им за это прощения… – глуховато закончил он. – Нет и не будет…

– Ностальгия одолела? – осторожно пошутил Влас, принимая протянутую фляжечку. – Кстати! – сообразил он вдруг. – А правда! Ментовка-то здесь куда делась?

– А ты что, не знаешь? – удивился Вован.

– Нет…

Подался поближе, зашептал:

– Хотели ее после переворота просто ликвидировать… А менты, слышь, чего удумали: мы, говорят, организованная преступная группировка! Можем, говорят, доказательства предъявить… А чего, нет, скажешь? У них там что ни дело, то доказательство…

– Да в общем… – Влас поскреб за ухом. – Чего тут доказывать? Так оно и есть…

– Вот! Трогать их, короче, не стали, зато издали указ об отделении полиции от государства… Ну и все! Поначалу, говорят, одна из самых авторитетных группировок была…

– Поначалу? А потом?

– Ну, потом… Потом начали они промеж собой разбираться, подробились на мелкие банды… Тоже, короче, на нет сошли!

Влас озадаченно уставился на стволик с внешней резьбой, так и не донесенный до рта. Сделал над собой усилие, глотнул, вернул фляжечку. Бренди было неплохое, правда, малость сладковатое. «Краденое слаще» – услужливо всплыло в мозгу.

– Конечно… – пробубнил Вован, став еще сильнее похожим на обиженного губошлепого младенца. – Если бы меня вот так тоже с детства натаскивали… Боксом когда-нибудь занимался? – неожиданно спросил он.

– Н-нет…

– А я вот занимался… – доверительно сообщил Вован и в доказательство произвел по воздуху короткий хук с левой (в правой была фляжечка). – Покрутился-покрутился в любителях, думаю: чего ж я бесплатно-то кулаками тычу? Решил в профессионалы продвинуться… Знаешь, какая разница? Небо и земля! В первом же раунде челюсть сломали… – Болезненно сморщась, тронул полым металлом левую щеку. – Вот и здесь так же… – сокрушенно добавил он.

– Слушай… – Влас преодолел наконец смущение и рискнул задать давно уже крутившийся в голове вопрос. – Но ты ведь не карманник, так?

Вован поглядел на него с недоумением.

– Ну!.. – надменно подтвердил он.

– А сегодня-то чего ж?

Тот нахмурился, крякнул.

– Да понимаешь… Достало меня это все! До того народ довели, что на скамейку деньги положи – не возьмут, испугаются. А тут ты идешь – все сбережения наружу… Ну, я и… – Вован встряхнул с досадой опустевшую емкость и, обиженно сопя, принялся завинчивать крышечку. – Тунеядцы, дармоеды… – гневно пробурлил он. – Учили их, учили, а они… Ишь! Высшее криминальное у него… Ну, образование… А что толку, если он высшее криминальное получил, а работать по специальности не хочет?! – Спрятал фляжку, угрюмо подвигал подбородком. – Процента два населения честно воруют, а остальные… – безнадежно махнул рукой. – Баннер на улице видел?

– Это который… финал по взлому сейфов?

– А?! – вскричал Вован. – Ничего себе, да? И если бы только по взлому! Тут у них по всему соревнования проходят… Игрушки им, понимаешь…

– Зато от государства поддержка… – еще более неловко пошутил Влас, чем сильно уязвил Вована.

– Государство? – жутко просипел тот. – Да оно до чего коснется – все на корню загубит! Пока с криминалом боролось – процветал криминал! А как насаждать принялось – все вразнос пошло… Нет, ну это ж надо было придумать, чтобы конкретные пацаны под администрацией ходили! Так ведь хуже, братан, хуже: из самих пацанов администрацию сделали!..

От возмущения у Вована перемкнуло связки, и он вынужден был замолчать. В наступившей тишине во двор откуда-то издалека забрел неспешный колокольный звон.

– Погоди-ка! – всполошился Влас. – А церковь?

Вован прочистил горло, вернув себе отчасти дар речи.

– Что церковь?..

– Церковь-то в Понерополе как уцелела? Ее ж тоже прикрыть должны были… за пропаганду правды и добра…

– Н-ну… – Огромное дитя тревожно задумалось. – Наверное, как и менты, отмазались… Дескать, никакой пропаганды… Обман, дескать, опиум для народа…

Осекся, выпрямился, суетливо перепрятал фляжечку из бокового кармана во внутренний, а там и вовсе за пазуху. Видя его беспокойство, вскинул голову и Влас. Причиной тревоги оказалась все та же девчушка с матерчатой сумкой, направлявшаяся через двор прямиком к расположившимся на лавке взрослым дяденькам.

– Вставай, пошли отсюда! – испуганно выдохнул Вован. Вскочил, сдернул собеседника со скамейки. – Точняк говорю, салочки навели! Всем уже про меня раззвонили…

– Погоди… – бормотал увлекаемый за руку Влас, пытаясь оглянуться на голенастую пигалицу. – А что она тебе может сделать?

– Откуда я знаю!..

Они проскочили противоположную арку и оказались на параллельной проспекту неширокой улочке.

– Молодой человек… – раздался рядом вихлявый старушечий голос.

Земляки обернулись. Перед ними с просительной умильной улыбкой опиралась на палочку архаически одетая бабушка, этакая старая барыня на вате: шляпка, ридикюль, жакет и все прочее в том же роде.

– Молодой человек, – великосветски проблеяла реликтовая старушенция, вцепляясь в локоть Вована. – Будьте столь любезны, помогите мне перейти дорогу…

Того прошиб цыганский пот.

– Так машин же… – беспомощно начал он.

– А вдруг появятся? – кокетливо возразила она.

При этих ее словах в младенческом лице Вована проступила обреченность.

– Да… – хрипло сказал он. – Да, конечно…

И они двинулись на ту сторону. Влас, помаргивая, смотрел им вослед. Со спины парочка выглядела весьма забавно: огромный неуклюжий Вован и хрупкая старушка с палочкой. Один из двадцать первого века, другая – из начала двадцатого. Шли бок о бок и, кажется, даже о чем-то тихо переговаривались. Ни одной машины на проезжей части так и не возникло.

– Спасибо, молодой человек! Дальше я сама…

Старушка с палочкой поковыляла прочь, а Вован пустился в обратный путь. Что-то было неладно с земляком. Так ходят по минному полю: опустевшие глаза, серое лицо и ожидание смерти на каждом шагу.

– Ушла?.. – беззвучно спросил он, достигнув тротуара, причем обернуться так и не решился.

Влас взглянул. Нелепой старомодной шляпки нигде видно не было. Странно. Вроде далеко уковылять не могла.

– Ушла… – подтвердил он, тоже невольно понизив голос. – Что это было?

– Ограбление, – сипло сказал Вован.

– Да ладно, брось… – не поверил Влас.

– Бросишь тут… – последовал злобный ответ. – Когда ствол к ребрам приставят…

– Так она со стволом была?!

– Ну!..

– Это что же… ты ее сейчас вел, а у самого – ствол у ребер?

– Ну!..

– А что взяла?

– Фляжку…

– Фляжку?!

– Ты понял, что творят? – Вован задыхался от бессилия. – На пару сработали. Пацанка нас с лавки спугнула, а эта рухлядь уже здесь ждала… У, Ш-шапокляк!.. Точняк говорю, салочки навели…

– Но их же за это дисквалифицируют обеих!.. Ты ж иностранец!..

– Иностранец, – безобразно скривив рот, то ли согласился, то ли передразнил Вован. – А знаешь, как тут с иностранцами? Пока ты лох, тебя не трогают… А начал жить по понятиям – все! Считай, своим стал…

– Вроде как статуса лишился?.. – сообразил Влас.

– Ну! Играться начинают! Как кошка с мышкой… И знаешь, что обидно? По мелочи шелушат! Нет, чтобы сразу все забрать…

– Фляжка-то ей зачем? – Влас оторопело вытянул шею, еще надеясь высмотреть на той стороне престарелую разбойницу.

– На комод поставит! – буркнул ограбленный. – Трофей, блин… Хорошо хоть допить успели… Упс!..

Удивленный этим внезапным возгласом Влас обернулся, но Вована уже нигде не было, Вован исчез. Должно быть, вновь учуял приближающуюся опасность. Влас постоял, подождал, когда соплеменник вернется, но так и не дождался.

В нагрудном кармане внезапно ожил чудом не разрядившийся за ночь сотовый телефон. Не иначе родители из Пловдива! Номер, правда, обозначился незнакомый, но это как раз естественно – купили скорее всего за границей новую симку, чтобы зря деньги не жечь… Понерополь со всеми его нелепостями, Вован, Раздрай, зловещие старушки со стволами – все отступило вмиг далеко-далеко, зато разнесенная вдребезги квартира придвинулась вплотную.

– Да?.. – заранее помертвев, вымолвил блудный сын.

– Ну ты как там без меня?.. – услышал он в ответ задорный девичий голос. – Не окрутили еще?

И Влас Чубарин обомлел от счастья – ни дать ни взять приговоренный, которому объявили, что казнь отсрочена.

– Арина?.. – переспросил он. – Как же ты…

– Как номер вычислила? – Она прыснула. – Девять сусловских симок на весь Понерополь – чего ж не вычислить!.. А что это за блондинка с тобой на фотке?

– Н-на… ка-кой…

– В телефоне у тебя фотка.

Ой, мама! Стало быть, они тут не только по чужим карманам шарят. По чужим телефонам – тоже…

– Это… м-м… – в панике произнес Влас, чувствуя себя раздетым донага. – Одноклассница…

– Ну, одноклассница – ладно, – подумав, милостиво разрешила Арина. – Одноклассница – это святое… Чем занимаешься?

– Вот… земляка встретил…

– Вована, что ли?

Влас остолбенел. Арина рассмеялась.

– Скажи, клоун, да? Второй день всех развлекает… Приехал! В Тулу со своим самоваром… Ты смотри, – озабоченно предупредила она. – Начнет на дело звать – ни-ни!..

– Да он уже… сбежал куда-то…

– Вот и хорошо, что сбежал. Планы у тебя какие?

В двух словах Влас передал свой разговор с Раздраем.

– Так ты уже с Проклычем познакомиться успел? – В голосе Арины зазвучали уважительные нотки. – Ну, правильно… Они ж в прошлый раз с Пелагеей Кирилловной за соседним столиком сидели. Классный старикан! Когда, ты говоришь, вы встречаетесь? Через час? Слушай, я тогда, если получится, тоже в музей забегу… Ты сейчас где?

Влас отступил на пару шагов к поребрику, высматривая табличку на стене дома.

– Бени Крика, четыре.

– А, так это рядом с проспектом! Значит, так. Выйдешь к перекрестку, – не допускающим возражений тоном определила Арина дальнейший жизненный путь Власа. – Там справа будет заведеньице. Деньги не все пропил? Вот и славно. Приведешь себя в порядок. А то разит, как от бомжа…

– Ладно, – буркнул Влас. Выслушивать о себе такое было не слишком приятно, однако что тут возразишь!

– Держись там! – пожелала напоследок Арина. – Будут дамы приставать – не поддавайся!

Власу мигом припомнились игривые поползновения грандиозной девы в куртке и с автоматом, а также двусмысленные подначки ее стройной напарницы.

– А что… часто пристают?

Арина всхохотнула.

– Ну а как же! У нас тут каждый дурачок на вес золота! До встречи, короче…

Скажи такое Власу кто-нибудь другой, без обиды бы не обошлось, а вот Арине почему-то все уже сходило с рук. Любая бестактность в ее устах звучала столь беззаботно и легкомысленно, что сердиться не имело смысла.

Влас посмотрел, сколько осталось заряда, и, ошалело покрутив головой, спрятал телефон. Еще раз оглядел округу. Похоже, Вован и впрямь исчез надолго, если не навсегда.

Выйдя на перекресток, замялся. Ни парикмахерской, ни химчистки нигде не обнаружилось. По правую руку – только одно заведеньице, но называлось оно «Уничтожаем улики». В дверном проеме, прислонясь к косяку, стояла и величественно курила тонкую длинную сигарету роковая дама с чувственным ртом.

– Правильно, правильно, молодой человек, – ободрила она, видя колебания Власа. – Судя по вашему внешнему виду, вам сюда… Драка? Похмелье? Супружеская измена?

– Все сразу, – признался Влас. – Кроме супружеской измены, конечно…

Она загадочно усмехнулась и погасила сигарету.

– Как знать, как знать…

Через каких-нибудь пятнадцать минут Влас не просто почувствовал себя другим человеком – он стал им.