Шесть камешков на счастье Милн Кевин
– Что ничего обещать не могу, – стонал Нэйтан.
– Правильно.
– Нет. Он сказал, что я не понимаю, но скоро пойму. Что он скоро от нас уйдет. Не в клинику, а просто уйдет, насовсем. Я подумал, он собирается уехать из города или придумал что-то еще, чтобы уйти от правосудия. Тогда я окончательно обнаглел и сказал, что, если он уйдет, я тут же обращусь в полицию. Думаю, он был немного раздражен, что я его не понимаю, потому что стукнул кулаком по столу и сказал: «Слушай, всем ведь будет все равно, если я умру?»
Я вдруг поняла, что слова даются мне с огромным трудом.
– А ты что ответил? – прошептала я.
Слезы из глаз Нэйтана потекли с новой силой.
– Что не только всем будет все равно… но и то, что все будут страшно рады.
– О, Нэйтан, – выдохнула я и попыталась его обнять.
– Это еще не все. Все гораздо хуже. Грант предложил мне сделку. Он сказал: «Отлично. Если я уйду – навсегда – то ты никому не расскажешь о том, что я сделал? И проследишь, чтобы кто-нибудь позаботился об Элизе и Мэдди».
Нэйтан шумно вдохнул.
– Я уже понял, что он имеет в виду, но не воспринял это всерьез и засмеялся. Засмеялся! И сказал, что с радостью унесу эту тайну в могилу, если Грант к тому моменту опередит меня. «Только не думаю, что человеку, который бьет девушек-подростков, хватит смелости на что-то подобное!» – вот как я ему сказал.
Теперь и я расплакалась.
– Нэйтан, мне так жаль, что я тебя втянула во все это. Но это не ты убил его. И даже не ты подал ему идею. Он сам так решил, Нэйтан. Это не твоя вина.
Мы не выпускали друг друга из объятий еще минуту, после чего Нэйтан снова попросил меня держать язык за зубами.
– Все слишком сложно, – сказал он. – Для тебя, для меня, для моих родителей. Будет только лучше для всех нас, если никто не узнает, что твой ребенок от Гранта.
Нэйтан поднял голову и заглянул мне в глаза.
– Нравится мне это или нет, я дал Гранту слово. Он выполнил свою часть обещания, а я намерен выполнить свою. Мэдди, я не хочу, чтобы мои родители узнали. Или кто-то еще.
Было невыносимо видеть Нэйтана в таком состоянии. И я ненавидела Гранта за то, что из-за его «аварии» на плечах моего друга оказалось бремя еще одной страшной тайны. Это было несправедливо. Чтобы облегчить ношу Нэйтана, я залезла в левый карман его брюк.
– Что ты делаешь? – спросил он.
А я медленно вытащила один из маленьких красных камешков и сказала:
– Забираю его. Навсегда.
И прежде чем он успел возразить, сунула камень в карман своего комбинезона для беременных.
– Зачем? – не понял Нэйтан.
– Это мое обещание. Если ты просишь, я никогда никому не скажу. Мне по-прежнему очень неудобно перед твоими родителями, но если ты так хочешь, пусть это будет мое доброе дело для тебя. Никто никогда не узнает, Нэйтан. Договорились?
Он кивнул. Больше мы об этом никогда не говорили, потому что сказать было нечего. Я дала обещание. И собиралась его сдержать.
Ребенок родился спустя пять дней после этого разговора, в день похорон Гранта. Я была рада, что так получилось, потому что, как бы я ни грустила о нем, не думаю, что смогла бы выслушивать все эти грандиозные истории о его порядочности и благородстве. С Элизой на похороны пошел учитель, много лет друживший с Грантом, а мы с Нэйтаном поехали в больницу.
Перед отъездом я позвонила в агентство по усыновлению и сообщила, что ребенок вот-вот родится. Из агентства позвонили мистеру и миссис Шредер, семье из Калифорнии, которую я выбрала, и те сразу же рванули в аэропорт. Самолет приземлился семь часов спустя, за целых четыре часа до родов.
Миссис Стин оказалась права – у меня родилась девочка. Я успела понянчить ее целый час, а потом Нэйтан пригласил Шредеров в палату.
Хотя моя дочь была зачата при совершенно жутких обстоятельствах, я любила этого ребенка. Передать ее на руки другой женщине было самым трудным шагом в моей жизни. Мы обе плакали – и я, и миссис Шредер.
– Вы подобрали ей имя? – спросила я, слушая непонятные звуки, которые издавала моя маленькая девочка.
Мистер и миссис Шредер улыбнулись друг другу, потом оба посмотрели на меня.
– Мы не собираемся терять связь и будем рассказывать, как растет ваша девочка… Мы решили, что имя вы должны выбрать сами. Ведь вы сделали все, чтобы она смогла появиться на свет, поэтому мы бы хотели, чтобы вы ее и назвали.
Мы с Нэйтаном обменялись улыбками. Мы уже много раз обсуждали имена, но даже и не надеялись, что нам разрешат назвать ребенка.
– Зоуи, – ответила я не задумываясь. – Это значит «жизнь». Ее появление на свет для меня настоящее чудо. И хотя растить ее будете вы и вас она будет называть своими родителями, я навсегда хотела бы остаться частью ее жизни. Зоуи. Так бы я ее назвала.
Миссис Шредер повернулась к мужу, сияя.
– Дорогой, что скажешь? Малышка Зоуи?
– Имя подходит… – улыбнулся он.
Миссис Шредер опустила голову и с нежностью посмотрела на маленькое личико с закрытыми глазками, прошептав:
– Привет, Зоуи. Очень приятно наконец с тобой познакомиться.
Спустя два месяца, в середине марта, по дороге из школы Элиза вытащила из почтового ящика толстый конверт. Судя по штампу, прислали письмо из Калифорнии. Нэйтан был еще на работе, но дождаться его я просто не смогла и тут же открыла конверт. И чуть не заорала от счастья.
– Что пишут? – спросила Элиза, почувствовав мое волнение.
– Пишут, моя дорогая, что мы переезжаем в Калифорнию! – радостно сообщила я.
Когда Нэйтан вернулся домой, у меня голова шла кругом, я прыгнула в его объятия и протянула ему письмо.
– Пришло наконец, – я задыхалась от радости. – Полная стипендия, представь себе, Нэйтан! Я поступила в Стэнфорд!
– Я так за тебя рад, – ответил он со значительно меньшим энтузиазмом, чем я рассчитывала.
– В самом деле?
– Конечно. Ты ведь мечтала об этом. К тому же теперь ты сможешь навещать Зоуи, – попытался он улыбнуться.
– Угу, а почему у тебя такое лицо?
Он пожал плечами:
– Теперь все будет иначе. Весь прошедший год мы провели вместе, а теперь наши пути разойдутся.
Нэйтану пришла пара писем из разных университетов, но в Стэнфорд он документы не подавал.
– Но мы же будем общаться…
Хмыкнув, он легонько ткнул меня в бок:
– Разве ты не в курсе, как это бывает? После развода никто не общается.
– Ладно, – тоже хмыкнула я, возвращая шутку и в свою очередь ткнув в бок Нэйтана, – тогда не будем разводиться.
Он закатил глаза:
– Я до сих пор не сказал родителям, ты ведь знаешь.
– С нетерпением жду этого разговора. «Эй, пап, помнишь, как ты просил, чтобы я заботился о своей невесте? Так вот, представь себе, ее отбил какой-то Стэн. Стэн Форд», – расхохоталась я.
– Прекрати. Подумаешь, большое дело – развестись, – отмахнулся Нэйтан.
Оказалось, большое.
Была середина лета. Одним воскресным вечером Нэйтан наконец созрел и позвонил родителям, чтобы сообщить им о нашем разводе. Я сняла трубку в спальне и подслушивала. Нэйтан попросил, чтобы к телефону подошли и мистер, и миссис Стин, и объяснил, что наши с ним пути расходятся, а краткой, но насыщенной семейной жизни пришел конец. Сначала ответом ему было молчание.
Потом мистер Стин заговорил, и его слова звучали так, что это было похоже на чеканку монет:
– Позволь мне кое-что прояснить. Год назад твоя девушка забеременела. Ты женился на ней, будучи семнадцатилетним оболтусом, объяснив свое решение тем, что вы вроде как друг друга любите. Затем вы с ней решили, что ребенка вдвоем вам не воспитать, и отдали дочь на усыновление. А теперь, в восемнадцать лет, ты звонишь мне и говоришь, что вы разводитесь?
Он перевел дух.
– Что дальше, Нэйтан? А ведь из вашего брака могло бы что-то получиться, если бы вы захотели. Почему ты не пожалел бедную девушку? Она осталась без матери, ее отчим скончался, а теперь ей еще придется в одиночку воспитывать младшую сестренку? Не стану скрывать, Нэйтан, я очень разочарован. Не так мы с твоей матерью тебя воспитывали.
– Это настолько же решение Мэдди, как и мое, – пробормотал Нэйтан.
– Значит, вы ошибаетесь оба! Чтобы создать семью, нужно хорошо потрудиться. И нельзя так просто соскочить, едва становится тяжело. А вы выбрали самый легкий путь!
– Неправда, – прорычал Нэйтан. – Мне ничто в отношениях с Мэдди не давалось легко.
– Так что, все? Вы попытались, но не получилось, и вы решили пойти на попятную? Так прозаично? Получается, я воспитал лентяя, – констатировал мистер Стин.
Уверена, Нэйтан еле сдержался, чтобы не послать его куда подальше. Надо сказать в его оправдание, что он продолжил ровным голосом:
– Мы идем в колледж, пап. В разные колледжи. Ничего не выйдет.
– Что ж, воля ваша! – Голос Тима сорвался на крик. – Надеюсь, с колледжем выйдет лучше, чем со школой.
И, не попрощавшись, он передал трубку миссис Стин.
Ее наше решение тоже разочаровало, но она все же добавила, что любит Нэйтана. И попросила передать, что меня тоже.
Не знаю, когда Нэйтан снова заговорил с родителями, но явно не тем летом.
Часть III
Шлифовка
Линдси Уокер
26 октября
Несколько лет назад мистер Стин присутствовал на нашей ежегодной акции «Собери полный грузовик» (мы отправляем посылки в фонды Майкла Гримма и Челси Хикс). Его сын играет в команде противника. Мистер Стин спросил, в чем суть акции, а потом сказал, что у него есть «пара» старых вещей. Понадобилась помощь всей футбольной команды, чтобы перетаскать всю эту «пару» комплектов униформы (которых оказалось под 100 штук). Вот таким щедрым и спортивным был мистер Стин!
Джей Мэдэус
26 октября
Нэйтан был прекрасным другом и коллегой, и я буду ужасно по нему скучать. Пару месяцев назад он отправил мне посылкой из Техаса любимые шоколадные конфеты… только потому, что знал, как я обожаю сладости.
Глава 32
Элис
Я иду к выходу из школы. По пути опускаю левую руку в карман джинсов, перебирая пальцами шесть небольших камешков. Иду медленно, чтобы Тай на своей машине успел повернуть за угол и скрыться из виду, а затем делаю крутой разворот и мчусь назад к тротуару. Я вижу впереди автобус, который едет в Даллас. Если поторопиться, успею сесть на следующей остановке.
Двадцать секунд спустя, запыхавшись окончательно, я подбегаю к очереди из пассажиров, сажусь в автобус, расплачиваюсь с водителем, занимаю место в задней части салона и устраиваюсь поудобнее. Как правило, поездка в центр города занимает всего около получаса, но сейчас утренний час пик, так что ехать я буду как минимум вдвое дольше. Когда мы въезжаем в город, я вынимаю записку с адресом и распечатанную вчера карту. Пока пытаюсь понять, какая остановка ближе всего к тому месту, куда я еду, старшеклассник, сидящий через два сиденья от меня, пытается завязать разговор:
– Куда ты едешь? Я знаю город очень хорошо.
Я поднимаю голову и нервно улыбаюсь. Его ответная улыбка открывает неровные зубы. На одном из передних трещина по диагонали, а еще один просто кривой. Но я стараюсь не обращать внимания и не пялиться. В конце концов, папе, например, было бы все равно, какие у него зубы, ведь так?
– И часто ты туда ездишь? – спрашиваю я.
– Раз в неделю, – отвечает он с гордостью. – Последние семь месяцев. И буду еще как минимум пять.
– В школу? – интересуюсь я.
– Не. Я бросил школу, когда… ну, когда меня выгнали, – говорит парень и сам смеется. – Потом я жил в центре города некоторое время. А теперь просто езжу к своему социальному работнику.
Я не знала, что ответить, поэтому ограничилась лишь простым «надо же».
– Это тебе не хухры-мухры. Лучше уж к соцработнику, чем в каталажку, где тебе все время задницу дерут.
– О, – снова отвечаю я. И застенчиво спрашиваю: – А что такое каталажка?
– Колония для несовершеннолетних. Я провел там полгода. Конечно, это куда лучше, чем там, где я был до нее. В каталажке хоть каждый день жратва была.
– А что было до каталажки?
– Болтался по Далласу, говорю же. Жил на улицах, а иногда ночевал в приюте. Поэтому так город хорошо знаю. Могу тебя куда угодно провести. Куда, ты говоришь, тебе надо?
– В Вест-Виллидж. – Я подумала, что такой ответ для незнакомца достаточно расплывчив.
– О, крутой райончик. Клевые там телочки. По магазинам аль к кому в гости?
– В гости.
– В общем, если надо будет подсказать, как что пройти, не стесняйся. Я у соцработника буду всего полчасика. А потом могу тебе экскурсию закатить.
Я снова улыбаюсь:
– Спасибо, не стоит. Думаю, я дорогу знаю.
Разговор сходит на нет. Я машу на прощание, когда парень выходит из автобуса на главной улице, в историческом районе, рядом со старым зданием суда. Моя первая остановка в двадцати кварталах отсюда, рядом с папиным любимым магазином пончиков.
Как обычно, перед его дверью небольшая толпа с пончиками в руках. Когда подходит моя очередь, я громко заказываю. За прилавком стоит парниша в дредах и с проколотым носом. На вид ему лет двадцать, но держится дружелюбно.
– Двенадцать пончиков, пожалуйста, – прошу я. – Два с желе, четыре с яблоками… ммм… четыре в глазури и два – в шоколаде.
Парень откидывает копну волос:
– А давай тринадцать, деточка? Тринадцатый бесплатно.
– Ладно. Тогда розовый с обсыпкой.
Я отдаю ему пятнадцать из пятидесяти долларов, которые еще до завтрака вытащила из копилки.
Парень отдает мне сдачу и кладет пончики в большую розовую коробку, приговаривая:
– Не ешь сразу все, ладно?
На моих плечах рюкзак, в руках – коробка с пончиками. Я выхожу из магазина, прохожу мимо толпы жующих и держу курс на восток, к эстакаде. Мама, наверное, с ума бы сошла, если б узнала, куда я иду, но так как она явно не понимала и не ценила папу, чего толку ждать от нее понимания по отношению ко мне? Проходя вдоль эстакады, я вспоминаю, как папа водил меня поесть пончиков в последний раз. Это было почти год назад, но воспоминания все еще свежи. Помню, он заказал двадцать пончиков, а я сказала, что столько мы не съедим. А папа кивнул и сказал, что нам просто придется найти кого-то, кто нам поможет. А потом, с двумя коробками пончиков, он провел меня по тому же маршруту к этой эстакаде.
По мере моего приближения к массивным бетонным опорам, которые поддерживают эстакаду, воспоминания постепенно пропадают. Перед моими глазами заброшенная парковка, заваленная мусором. В темной нише за парковочными местами, где стальные балки уходят в землю, я вижу тех, кого ищу: людей. Пятеро или шестеро разлеглись на больших картонных листах. Трое – в порванных спальных мешках, другие укрываются от холодного утреннего воздуха газетами и грязными одеялами. Сомневаюсь, что это те же, кто был тут в прошлом году, но надеюсь, их реакция будет такой же. Я делаю глубокий вдох и иду вперед на свой страх и риск.
– Ээээ… привет, – говорю я тихо, как только подхожу достаточно близко, чтобы почувствовать запах немытого тела. – Вы спите, да?
Сначала ответом мне полная тишина. А потом один из спальных мешков начинает шевелиться. Через полсекунды из него высовывается голова. На меня смотрит девчушка лет, наверное, трех или четырех. У нее огромные глаза – карие, словно начинка от яблочного пончика.
– Мама, – шепчет девочка, – мама, вставай.
Из мешка показывается второй его обитатель – женщина. Ей лет двадцать, хотя по общему виду не скажешь. У нее редкие волосы, круглые щеки и синяк под глазом. На лице испуг.
– Потерялась? – спрашивает она.
Я качаю головой.
– Тебя кто-то сюда за чем-то послал?
Я снова качаю головой.
Еще пара местных жителей с неохотой поднимаются с мест, чтобы посмотреть, что происходит. Среди любопытных я вижу двоих мужчин и двух женщин за сорок. Один мужчина белый, другой темнокожий. Все выглядят так, будто не ели уже лет сто.
Темнокожий мужчина смотрит на меня с подозрением, хотя чего ему меня бояться – я же просто крошечная тринадцатилетняя девушка. Не понимаю. Внимательно оглядев меня, он говорит глубоким, гортанным голосом:
– Че надо? Мы не хотим никаких проблем и тут не цирк, так что вали-ка ты отсюда подобру-поздорову.
Мои руки начинают дрожать. Но я вспоминаю, что в прошлом году тоже нервничала, хотя рядом был папа. А теперь, когда я одна, и вовсе каменею от страха. На мгновение я вообще забываю, зачем пришла; внутренний голос велит мне бежать прочь, но, сделав еще один глубокий вдох, я вспоминаю про камешки в кармане.
– Я… подумала, что вы голодны, и принесла пончиков. Они свежие. Я только что купила их, несколько минут назад. Всем хватит, даже по два, – предлагаю я.
Медленно делаю несколько шагов вперед и ставлю коробку с пончиками на землю возле маленькой девочки.
– Ты можешь попробовать розовый, – говорю я ей, – с обсыпкой. Надеюсь, тебе понравится.
Последнюю фразу я произношу почти шепотом. Затем медленно оборачиваюсь и иду назад.
Но не успеваю сделать и пятнадцать шагов, как вокруг эхом отдается голос темнокожего мужчины:
– Благослови тебя Господь, девочка! Благослови тебя Господь.
Я оборачиваюсь и машу всем этим людям, которые меня благодарят, и иду дальше. Когда снова оказываюсь среди небоскребов, вне поля зрения бездомных, опускаю руку в левый карман, хватаю пальцами один из камешков и перекладываю его в противоположный карман.
– Уже один камешек, а ведь нет еще и половины восьмого, – рассуждаю я вслух. – Папа прав: не так уж это и сложно, если решиться. Уверена, у меня получится справиться со всеми шестью камешками даже раньше, чем в школе меня хватятся…
Нэнси Теллефсен Гринхауз
27 октября
По страховке сиделка могла ко мне приходить только несколько раз. Но Нэйтан и Хэлли узнали, что мне нужен тщательный уход, и договорились, чтобы медсестра приходила ко мне и дальше. А потом они помогли моей маме перебраться ко мне, чтобы она могла присматривать за моим маленьким сыном и менять мне повязки. Нэйтан, Хэлли и мама – мои герои!
Глава 33
Хэлли
Утро в понедельник в «Бархатных лепестках» всегда самое жуткое за всю неделю. Нужно произвести учет нового товара, переучет старого и исходя из результатов либо снизить цену на старые цветы, либо выбросить их, потом нужно подготовить план на неделю и успеть выполнить все срочные заказы, оставшиеся с выходных, до полудня.
Сегодняшнее утро ужасно вдвойне – я целых десять дней не появлялась в магазине, и теперь нужно помимо обычных дел успеть доделать еще и то, что накопилось. Вот почему до личной почты я добираюсь только в одиннадцатом часу.
Первым письмом, которое я вижу, оказывается письмо из школы Элис, помеченное флажком «срочно». Открываю его и удивленно читаю:
Настоящим письмом извещаем, что Стин Элис сегодня не появилась на занятиях в школе. Пожалуйста, наберите номер «горячей линии» округа по вопросам посещаемости и сообщите причину ее отсутствия. Все другие вопросы, касающиеся посещаемости Стин Элис, можно задать по телефону, указанному ниже.
Телефон «горячей линии» оказывается телефоном одной из школьных секретарей. Через полминуты она снимает трубку. Я судорожно бормочу:
– Тут какая-то ошибка. Элис приехала в школу вместе с братом, так что я знаю: она должна быть на занятиях. Может быть, в данных по посещаемости ошибка?
– Если бы речь шла только об одном уроке, то да, мэм, – отвечает мне секретарь. Я слышу, как она, говоря со мной, что-то печатает. – Но, по данным системы, она пропустила три урока подряд. Так что вряд ли тут ошибка. Это неявка без уважительной причины.
Я столбенею от страха. И начинаю волноваться. И злиться.
– То есть вы сейчас сообщаете мне, что моя дочь, которая сегодня на моих глазах уехала в школу и за которой там должны бы, по идее, присматривать, теперь вдруг исчезла? Она не могла просто исчезнуть! Вы вообще потрудились ее поискать? – медленно выхожу я из себя.
– Миссис Стин, мне очень жаль. Но у нас нет никаких данных, кроме учета посещаемости. Если бы она болталась без дела по холлу, ее бы уже привели в класс и тогда внесли бы в списки. Не хочу вас волновать понапрасну, но по всем признакам получается, что в школе ее нет. Вы точно уверены, что она доехала до школы?
Пока секретарь говорит, я мысленно пробегаю по всем утренним событиям. Элис не хотела добираться на автобусе. Тай хотел приехать пораньше и не собирался ее ждать. Оба в итоге ушли в спешке…
Краем уха я слышу вопрос секретаря.
– В общем… нет, – отвечаю я. – То есть меня в этот момент рядом не было. Но она договорилась со старшим братом, что он довезет ее.
– Давайте я позвоню в корпус, где он учится? Его имя Тай, правильно?
– Правильно.
– Хорошо. Я соединю вас со старшей школой, и они позовут Тая к телефону, чтобы он подтвердил ваши сведения насчет поездки. Вас устроит такой вариант? – мягко предложила секретарь.
У меня ощущение, что сердце оборвалось и свалилось куда-то в желудок. Женская ли это интуиция или материнский инстинкт, но каким-то шестым чувством я понимаю: что-то случилось.
– Да, – отвечаю я.
В старшей школе трубку снимает секретарь, которая явно больше школьница, чем секретарь.
– Кого? – переспрашивает она. – Тая Стина? Конечно, я знаю, кто такой Тай! Он очень-очень милый. Его шкафчик как раз под моим, поэтому мы постоянно видимся… Могу ли я с ним связаться? О, я извиняюсь, мэм, не думаю, что у меня есть его номер, но могу спросить. Потому что я точно знаю, у кого он может быть… Что?.. Прямо сейчас? Ммм… Он в классе, а нам запрещено срывать учащихся с уроков, и все такое, но… Стоп, еще раз – кто вы?.. Его мама? Ой, здрасьте, миссис Стин. Очень сочувствую… ну, вы поняли. Все эти похороны и прочее… такой кошмар… Хм, да, думаю, я смогу достать вам Тая, но это займет несколько минут. Повисите, пожалуйста, хорошо?
К моменту, как она заканчивает свою речь, я уже готова разораться на весь магазин. Единственное, что меня останавливает, – покупатель, который сейчас как раз присматривает букет роз.
Через пять минут после того, как он, расплатившись, удаляется, к телефону подходит Тай:
– Мама?
– Привет, дорогой. Прости, что сорвала тебя с урока. Но… – Мой голос дрожит.
– Что-то случилось?
– Слушай. Ты помнишь, что было после того, как ты отвез Элис в школу? С ней все было нормально?
– Да, конечно. Я высадил ее у школы. А что?
Я едва держу себя в руках.
– Она не пришла на уроки.
– Но я высадил ее прямо у входа! Клянусь.
– Верю. Но ты видел, как она вошла в школу?
Пауза.
– Нет.
Я тоже делаю паузу.
– Я боюсь, Тай. Мне кажется, она так и не дошла.
– Но почему?
– Не знаю. Вот что. Я сейчас опять позвоню в ее школу и расскажу обо всем. У них должен быть план действий на подобный случай. А потом поеду домой. Ты приедешь тоже, ладно?
– Я приеду раньше. И буду по пути искать Элис. Может быть, она просто прогуляла и пошла куда-то. И сейчас наверняка сидит где-нибудь под деревом в парке – учит словарь или что-нибудь в этом роде.
– Так, слушай, мы тратим драгоценное время. Ты поедешь прямо сейчас и тут же позвонишь мне, если найдешь ее. Договорились?
– Ты мне тоже сразу позвони. Люблю тебя, мама, – отвечает Тай.
Повесив трубку, я набираю наш домашний номер. К телефону подходит Тим. Дома Элис нет. Я звоню в школу и сообщаю все, что известно на данный момент. Секретарь уверяет меня, что администраторы сейчас же начнут прочесывать все помещения и аккуратно выспрашивать школьников, не видел ли кто Элис. Она пообещала перезвонить, как только проверка будет окончена, и доложить о результатах.
– Элис очень маленького роста, – предупреждаю я. – И ее недолюбливают одноклассники. Может, кто-то со злости затолкал ее в шкафчик?
– Это возможно, но маловероятно. Обычно в шкафчике нельзя пробыть дольше минут пятнадцати – кто-нибудь рано или поздно услышит, как ты кричишь и бьешься ногами в железные стенки. Нет, однажды, конечно, был у нас случай: один ученик младших классов просидел в шкафчике целый час, но он залез туда сам и старался не привлекать внимания. Просто отец напугал ребенка, сказав, что убьет его – образно, конечно, – если тот принесет очередную двойку по математике. Бедный мальчик подумал, что если сбежит с урока, то не получит двойку.
– Как мне его жаль, – замечаю скороговоркой. – Но мою дочь мне жаль больше. Пожалуйста, убедитесь, что мне тут же позвонят, как только выяснится хоть что-нибудь об Элис. Хорошо?
– Конечно, миссис Стин. Как только мы что-то узнаем, я сразу вам позвоню.
Я вешаю трубку, хватаю ключи и кошелек, запираю кассовый аппарат, выхожу из «Бархатных лепестков» и замыкаю входную дверь. Рядом стоит автомобиль, из которого как раз выходит женщина.
– Мы закрыты, – говорю я ей. – Мне очень жаль.
– Что значит «закрыты»? И что мне теперь делать? У моей дочери через полчаса первое в жизни сольное выступление – она занимается художественной гимнастикой. И мне нужно раздобыть для нее букет цветов.
Слова эти сказаны не самым дружелюбным тоном, но я понимаю, что женщине приходится нелегко. Протиснувшись к своей машине, я спокойно ей отвечаю:
– А моя дочь пропала, и я собираюсь ехать искать ее.
Собственно, я могла бы больше ничего не добавлять, но не хочу бросать женщину в беде.
– Зайдите в салон дальше по улице. Ваша девочка все равно не заметит разницы между моими цветами и их. Доброго дня.
Когда я врываюсь в дом, свекровь уже меряет шагами гостиную.
– Ну что, нашлась Элис? – сразу же набрасывается она на меня.
– Я хотела то же самое спросить у вас, – отвечаю я хмуро. – Где Тай?
– Все трое прочесывают улицы, – доложила Колин.
– Трое? – не поняла я.
– Тай рассказал обо всем Рэнди, старому другу Нэйтана, и тот тоже присоединился. Встал и ушел с работы, помогать нашему мальчику.
– Ясно. То есть они все просто прочесывают город на машине?