Тихое вторжение Володихин Дмитрий
А вот и то, чего я опасался.
Прикиньте, парни, куда может сунуть артефакт перец, у которого испорчен контейнер для артефактов? А? Кто сказал – под шляпу?! Расстрел и пять лет строгого режима! В вещмешок, куда ж еще.
Вот только вещмешок не дает никакой защиты от «бешеных» артефактов. От тех, стало быть, которые склонны кусаться. Например, от этого. Аккуратно замотанная в туалетную бумагу, сгибается и разгибается «тараканья лапка». И сколько в ней разряда, знает один Бог. Может, через два часа долбанет. Может, через минуту.
Старшой инстинктивно крестится, увидев такую похабень.
– Степан, раздайте найденные припасы и смените Толстого.
Мнется.
– Командир, сейчас сменю. Разрешите один вопрос?
– Один.
– Так точно. Я никак не въеду… а кто растяжку-то у аномалии поставил? Тут что, все аномалии уже по конкретным парням разобраны?
– Да никто, Степан. Не было растяжки. Это эксплозивная аномалия «хлопушка». Невидимая. Хорошо, боец твой в самую сердцевину не попал, башку бы оторвало. Давай на «ты»?
– Годится.
Подходит Толстый. Увидев такую похабель, он тоже инстинктивно крестится.
– Во-первых, давай на «ты».
Кивает.
– Во-вторых, вот эту фиговину аккуатно затолкай прикладом в контейнер. Руками не трогай ни сейчас, ни когда будешь вынимать – может током долбануть.
Снимает контейнер, кладет на асфальт, сдергивает с плеча автомат… без единого слова. Хорошо работать с молчунами.
– Это премия тебе будет. Сдашь на выходе, получишь лишние триста евро, или вроде того. Дочери на мороженое.
– За что? – осведомляется он густым медовым басом.
– За меткость.
– Благодарствую.
Тощий, услышав наш разговор, ворчит:
– Положено делить между всеми членами группы поровну… я слышал от ребят из боевого сопровождения, которые…
– Заткнись. Иначе премиальные от твоего артефакта мы точно поровну поделим.
Затыкается. Хватило и тонкого намека!
С этим субчиком мы раньше всего на «ты» перешли. Правда, непочетным способом. С Терехом «тыкать» мне не хочется, какой-то морозец у меня от этого человека. А с Ниной – вообще упаси господь! Какие еще мысли в голову придут пылкой барышне.
Смотрю на нее и ловлю почтительный взгляд. Ага, у меня восемь публикаций! Я – заместитель самого Михайлова! Так и напишите на моей надгробной плите.
Спускаемся на станцию.
Медленно. Очень медленно. Поганое у меня чувство. По всем отчетам видно: под землей московская Зона беднее аномальными объектами, чем на поверхности. Тут на порядок безопаснее. Тут почти что старая добрая Москва. Отправлять группы по линиям метрополитена – оптимальное решение.
Но мне все кажется, что лезем мы навстречу крупным неприятностям.
Впереди, вместе со мной, – Степан и Тощий. Сзади – Толстый и Терех. Между нами, как драгоценная жемчужина между створками раковины, – пыхтит, обливаясь потом, первая научная единица.
Замечаю на детекторе движение. За поворотом, в пятнадцати метрах. И Терех тут же говорит:
– Тим, есть движение!
Поднимаю руку, показываю – понял.
Одиночная метка. Человек? Мутант? Одичавший кот? Крыса? Безопаснее всего – бросить гранату. Но есть риск угробить ни в чем не повинного сталкера. Или во всем виноватого мародера… коего нас никто не назначал казнить. Или научника, оставшегося от всей группы, которая доблестно легла в туннеле.
Никакие оригинальные маневры не приходят мне в голову. Посылать кого-то в разведку – риск. Если что-то не так, без разведчика-то мы и останемся. Световых гранат – пугнуть – у нас нет. Сдается мне, лучше вывалить всей кучей. По справочнику Малинина-Буренина пять с половиной стволов а) всегда сильнее, чем один; б) позволяют уложить любого мутанта и даже бродячего кота.
Знаками показываю группе собраться вокруг меня. Объясняю: ссыпаемся вместе, если скажу: «Огонь!» – значит, стрелять, если не скажу – значит, не стрелять.
Выбегаем вниз двумя тройками.
Пятеро держат автоматы наперевес.
Шестая лихорадочно выуживает пистолет из кармана.
Перед нами диво дивное… Два ряда раздолбанных стеклянных киосков. Журналы и газеты вывалены на асфальт и до того изгвазданы, будто лютые враги отечественной журналистики сплясали на поверженной прессе ритуальный танец. А на середине подземного коридора – обнаженная женщина. Рослая, длинноногая, с гиревидными грудями, она стоит на четвереньках перед телом собаки. Проделывает с ним какие-то манипуляции, не особенно обращая внимание на шум сбоку. Надо же какая… завлекательная… а роста какого! Если поднимется… если поднимется… ёмана!
Осознав, что в прелестнице аж метра под три росту и человеком она быть по определению не может, я жму на спусковой крючок. Но слева меня толкает под руку Тощий с воплем: «Гля, баба голая!» – а сзади хватает за локоть Нина со словами укоризны: «Она ведь собачку ест!» Угробки, мать! Длинная очередь уходит выше цели, автоматные пули с визгом рикошетят, впиваясь в руины ларьков.
Великанша поворачивает к нам лицо. Вся нижняя часть его вымазана кровью. Голышка открывает рот очень широко… неестественно широко… жутко широко… Я опять жму на спуск, но без толку – магазин пуст! И тогда ору:
– Огонь! Огонь Ого-о-онь!
А у девочки-переростка изо рта… из пасти вылезает мясистая трубка, и… в ноздри мне, в рот, в глаза лезет зловоние… я задыхаюсь… никак не могу выдохнуть… мышцы сводит… да как же это… слышу, как лупит чей-то Калашник… визжит свинец… Сознание волнами уходит от меня.
Глава 8
«Ведьмин студень»
Бог есть. И он такой же Бог для Зоны, как и для везде.
И, видно, милостиво держал Он руку надо мной, самоуверенным идиотом.
Потому что меня откачали. Я очнулся на холодном асфальте от чувства страшной тяжести. Будто неизвестные доброжелатели решили опробовать на моей груди пресс для изготовления монет. Я перхнул, хрюкнул, и задышал. Парни, как здорово, когда ты просто можешь дышать! Вы себе не представляете.
На мне сидела Нина, немилосердно вдавливавшая ладони мне в ребра и примеривавшаяся сделать искусственное дыхание. Вот скажите, что правдоподобнее: я вконец ошалел от газовой атаки или у нее в глазах стоял легкий огонек вожделения?
Покраснела. Застыла. Вскочила. О-о-о! Ка-ак же мне полегчало!
В голове моей несчастной били колокола, мозг лез на прогулку через уши, глаза чесались, во рту стоял аромат едкой химии. Мышцы болели. Кажется, меня скручивало судорогой, но уже после того, как я потерял сознание.
Хватит валяться. Поднялся.
Тощий, сидя корточках, блевал у одной стены. Терех тряс башкой у другой. Рядом валялся Степан, и Толстый совал ему под нос какой-то пузырек с пахучей дрянью, но после того, чем нас траванули, никакой нашатырь не возымел бы действия.
– Надави… – скриплю едва слышно, – пальцами над верхней губой…
Услышал.
Слава богу, Степан застонал. Стало быть, в себя приходит.
Пять с половиной стволов! Дубина-то. О чем я вообще думал? Хорошо, ребята, очень полезно для дела, что Зона макнула меня рожей в навоз. Как дома себя почуял? Опытным себя ощутил? Может, еще диванчик тебе под задницу и внучаток горсть – поучать, как правильно себя вести? Получай! Отгреб? Благодари, что жив.
Дом здесь – для кого угодно, но только не для людей.
– Кто стрелял?
Толстый откликнулся:
– Я и вон старшой еще малость.
– Молодцы, мужики. Я вам должен.
Он пробурчал в ответ нечто невнятное. При желании можно было расшифровать и как «угу», и как «ни буя», и как «экхм».
Теперь надо посмотреть, что там с нашей девицей-красавицей.
Лежит. Не шелохнется. Дыр пятнадцать в ней проделано. Очень крупная принцесса – и впрямь под три метра. Изо рта у нее вывалился ком синеватых мышц и перепонок, дрянь-то какая! И голова странной формы – приплюснутая, наподобие тыквы. Как только сразу-то я не обратил внимания? А впрочем, на другое я обращал внимание.
И даже сейчас, когда странное тело странного создания обезображено, когда вокруг него – лужа крови, когда мне очень хорошо видно, сколь сильно отличается его анатомия от привычных человеческих форм, взгляд мой, тупой мужской взгляд, все равно оглаживает груди и бедра чудовища. О, какие! О, какое! Мутация изменила природу обычной женщины, сделала из нее титанического хищника, но то, что еще осталось в ней человеческого, имеет власть над моими инстинктами. Словно надо мною кто-то глумится, используя для подлой шутки ни в чем не повинную молодую красавицу.
– Терех, Нина! Если мутант подобного типа не зарегистрирован, зарегистрируйте под названием «красавка». И… давайте, делайте свою работу, у вас пять минут.
Терех, белый, как разметка на шоссе, поплелся к трупу. Нина подскочила к нему, спросила: «Можно?» – и взяла под локоть. Ни дать ни взять барышня на вечернем гулянии.
Я глянул на детектор. Сменил магазин. Передернул затвор. Дал пинка Тощему по заднице.
– Вставай! Воды выпей из фляжки.
Толстый помог подняться Степану. Ему, кажется, досталось больше всех. Но он молодец, держался, автомат сразу подобрал.
– Можешь двигаться?
– Боеготов. Чуток раздышусь, и аллес гут.
– Три минуты.
За спиной у меня раздался вопль. В романах Майн Рида, фаворита детства моего, в каждой главе хотя бы разок фраза: «Из кустов раздался нечеловеческий крик!» Ну, или «с соседнего плота», «из пещеры», «из гущи мангровых зарослей»… Только там от этих криков у присутствующих кровь леденела в жилах. А у меня ничего не заледенело. В Зоне, когда человек кричит протяжно, когда он орет не переставая, это значит, что угроза не столь уж велика. Иначе он давно захлебнулся бы своей кровью и заткнулся.
Нина. Кто еще станет так надрываться?
Подхожу, держа автомат на изготовку. Не оживает ли наша милашка, не слишком ли мало для нее оказалось полутора десятков пуль?
Нет. Всё нормально. Лежит, не шевелится. Иной опасности не видно. Терех спокойно отрезает у мутанта «катраном» голову. Не понимаю нашу первую научную единицу.
Встряхиваю Нину за плечо.
– Вы что? Хотите еще десяток таких же сюда созвать? Они уже прислушиваются.
– Я… я… я… скажите… е-ему… – всхлипывает, – прикажите ему не делать… т-так…
Отворачивается.
Терех тоже не понимает:
– Нина, да ведь уже сделали съемку, вряд ли я вам тут что-то испорчу.
Нина порывисто обнимает меня, икает, хлюпает носом. Слезы, кажется, потекли.
– Так нельзя-а-а-кха-кха… у-у-у…
Чего нельзя-то?
Тощий дергает меня за локоть. Толстый громко гхыкает.
– А?
И Тощий извиняющимся тоном говорит:
– Дык… баба.
Да, подмечаю. И не одна. Только первая лежит, а вторая, кажется, так увлеклась обнимашками, что вот-вот объявит себя моей невестой. Кого из двух он имеет в виду?
Толстый уточняет:
– Это… не сладко девке… в Зоне-то.
А ведь точно. Нервная мне попалась первая научная единица, разок уже бывала в Зоне, но там, видно, простенькая ходка ей выпала. А тут – семь радостей. Не выдерживает девичий характер вида уважаемого специалиста, хладнокровно открамсывающего башку у другой девицы… пусть и немного странной по манерам своим.
– Ну… – пытаюсь ее успокоить, – это не человек, это мутант. У мутанта можно…
Она всхлипывает еще громче. Что за ахинею я тут несу? Между тем Терех заканчивает свои мясницкие упражнения, кладет ампутированную голову в коллекторскую сумку и вытирает «катран» журналом «Наука и жизнь». Это дает мне новую идею.
– Нина! – отрываю ее от себя и гляжу строго. – Нина!
– А? – переспрашивает она и лезет опять обниматься, как младенец мамке на колени.
– Н-нина! Вы ведь хотели послужить науке? Собрать новые сведения? Драгоценные данные?
– Да-кха-кха…
– Ну вот! Воспринимайте случившееся как часть профессии.
И решительно отдираю ее насовсем. Хватит. Женат я или где?
Как ни странно, мои слова возымели на первую научную единицу наилучшее воздействие изо всех возможных. Она начала успокаиваться, вынула платочек, губоблеск, расческу…
– Терех, – говорю, – а собачка? Собачка-то тоже из местных.
Во-первых, потому что огромная, как кабан. Во-вторых, потому что шерсть ее отливает сталью. Настоящие собачки такую тварь за версту обойдут.
Но он в ответ махнул рукой:
– Мутант «Серебряный волк». Давно известен. Его полно по всей Зоне.
Ну что ж, тогда…
– Продолжить движение!
Станция метро «Юго-Западная», как выражаются специалисты, – «мелкого залегания». А раз мелкого, то эскалаторы ей не положены. Две лесенки с двух сторон, и всё. Простота, дешевизна.
С той стороны, откуда спускались мы, лесенка оказалась развороченной, и я даже не пойму чем. Сама по себе станция – тупая. Одна из тупейших во всем московском метрополитене, где вообще есть, чем полюбоваться. Но только не здесь. Простые квадратные столбы держат свод. Стены облицованы плиткой, как в ванной. Самые простые светильники, которые сейчас, понятно, не горят. Конечно, кое-где видны следы перестрелки – плитка посбита со стен, гранит пола исчиркан выбоинами. Но то, что раскурочило лестницу, к делу рук человеческих не относится. Прямо из центра ее словно забил родник какого-то раскаленного вещества, и потоки неведомой субстанции размыли ступеньки аж до самого низа, свернули налево, проделали глубокое русло в гранитных блоках, чтобы уйти вниз, на рельсы.
Аномалия? Наверное, здесь возникла какая-то мощная аномалия, но потом выдохлась и пропала. Детектор не показывает ничего. Рядом с чудовищной «промоиной» лежат два трупа, давно сгнивших и обглоданных местной живностью. Но… мертвые не кусаются, а опасности от изуродованной лестницы я не почувствовал. Ни лишнего тепла, ни лишних звуков, ни движения. И никаких угрожающих жизни излучений.
Я бросил гайку, а потом вторую чуть правее странного образования – туда, где у стенки еще оставались оплывшие фрагменты ступенек. Нормально.
– За мной, вниз! Включить фонари.
Сопровождение налаживает большой автономный источник освещения, им положено таскать такую штуку. Сталкеры называют ее «котел света». И очень она полезна: сидеть в глубоком мраке – штука безрадостная. Вы поймите, ребята, правильно, у меня очко не играет, но человек худо приспособлен к дракам в полной темноте.
Вывожу всех к центру зала. Метрах в тридцати от нас малость расплываются очертания двух колонн. Детектор показывает аномалию «рой», смертельно опасную. Но чтобы она сработала, следует в нее вляпаться. А это надо сильно постараться. Не подойдешь к ней на расстояние вытянутой руки, и она тебя не цапнет. Мирная…
Если какая-нибудь дрянь полезет к нам от одного выхода или от другого, тут достаточная дистанция, чтобы выпустить в нее целый рожок. В одну сторону назначаю наблюдать за платформой Степана, в другую сторону – Толстого. Остальным говорю:
– Отдых. Можно поесть. Можно снять вещмешки. Кому кое-что надо – с края платформы, напряжения всё равно нет, не ударит. Только отходить не дальше, чем пять на пять шагов.
Нина, как подрубленная, падает на пол. Что? Аномалия? Нет, смотри-ка, обмахивается платочком. Упрела бедная, и ноги не держат. Тянется за таблетками. Ловит мой взгляд и поясняет:
– Это не успокоительные, а от давления. Про от давления вы ничего не говорили.
До смерти хочется спать. Год жизни отдал бы за четыре часа спанья. Нет, год не отдал бы… месяц. Неделю. Возможно.
– Степан! – зову. – У тебя кофе был. Дай, если не жалко.
Вливаю в себя две термосных крышки. Можно жить…
На том свете отдохнем. Не напрасно же людей хоронят в лежачем положении… Жаль только, подушку под голову класть не додумались.
Толстый, вглядываясь во тьму, ударными темпами уничтожает провизию. Предлагает всем присоединиться. Никто не хочет. Мне просто неохота, а остальным, кажется, кусок в горло не лезет. Привыкайте, ребята. Зона. И она вас, кстати, еще не била, в лучшем случае – щекотала… А Толстый, натура здоровая, крепкая, мощно работает челюстями, перемалывая домашнюю стряпню.
Если кто не понял, ребята, – у брака есть положительные стороны.
Говорила мне бабушка, пережившая трех дедушек, один из которых был моим: «Пока не убедишься, что борщ варить умеет, – не женись!» Катька моя, кстати, умеет… Любопытно, что бабуля подсказала бы внучке, будь у нее внучка? «Пока не убедишься, что может крепко дать в морду кому-нибудь, кроме тебя, – не выходи замуж?»
Тощий подваливает ко мне.
– Тим… а вот скажите, Тим… есть у нас шанс еще артефактик-другой нарыть? Такая жизнь пошла, без бабосов чистый зарез… Как у нас по маршруту на будущее… предусмотрены артефактики?
Силён. Маньячит как взрослый.
– Как получится. Может… артефактик нароешь, а может, и самого тебя зароют.
А потом отчего-то добавляю – хотя на кой мне с Тощим умные беседы вести? не в коня корм:
– Будущее… если прошляпим свое будущее, кругом и повсюду станет Зона. Жителями Зоны окажемся. Вернее сказать, ее подыхателями.
Тощий осклабился хитро:
– При любой погоде жить можно. Был бы карман не пуст!
А я вспоминаю, как учился, до своей первой ходки, в сталкерском клане «Орден». Потом выяснилось, что не настоящий это клан, фальшивка. Из нас там «отмычек» вытачивали… Но все-таки среди фуфла встречалось там и кое-что настоящее. Натаскивал нас один матерый сталкер, звали его Лис. Как-то во время занятия на полигоне он сказал, мол, пропади она пропадом, Зона, сколько нормальных людей там кости сложило! Кто-то из наших, романтик буев, спросил тогда: «Ну а не похер ли? Пусть будет еще одно место, где храбрый и ловкий мужик сможет заработать на жизнь. Мы здесь-то живем каждый день хуже, чем в Зоне, пашем за три копейки, и каждая сволочь норовит нас развести». Лис помолчал, а потом сказал просто: «Парень, в аду тоже можно разжиться артефактами. Зона, поверь мне на слово, – филиал ада. И если ее будет слишком много в нашем мире, мы будем жить, как в преисподней. Тебе что, собственного мира не жалко?»
Хороший человек был Лис. Всё хотел оттащить нас от Зоны. Показывал, как там выживать, как вертеться, а время от времени всё же предупреждал: лучше не ходить туда, лучше не иметь с Зоной дел. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Хотя, вроде, это против его ремесла шло. Если нет охотников Зону посещать, на кой нужен тренер по сталкерскому делу?
В общем, хороший человек был Лис.
И сейчас я его словами отвечаю Тощему. Про филиал ада. Точнее ведь не скажешь.
А Тощий мне в ответ заводит свою философию. Да такую, от которой тошно становится.
– Ясен перец, это не то будущее, – говорит, – которые бы мы сами себе выбрали. Точно, Тим. Но, может, оно гораздо круче того, чо мы можем се представить. Может, хорошо, чо как-то так и вышло… ну… мы вот побоку, а выбор сделан за нас, он сам собой наладился, без наших соплей. Кто мы такие? Да обычные люди. Тупорыль, бестолковщина, мозговой позор. Напридумывали бы себе какой-нить дури. Ничего нового, оригинального, одна бы сплошная серость наша на свет повыползала. А тут нам на блюдечке с голубой каемочкой природа совсем другое преподносит: любуйтеся, изучайте, пользуйтеся, нако! Люди, они… если в них покопаться, – дерьмо. Редко кто не дерьмо. Мы сами от нашего собственного дерьма никогда не избавимся. И ничо реально нового не придумаем. А тут оно р-раз… и в дамках. Нас меняют. Природа за нас взялась, космос… Теперь, может, получшеем. Другими станем. Уж точно таким дерьмом, как раньше были, не будем.
– Всё? Может, Тощий, кто-то и хочет себя в дерьмо записать, а я торопиться не стану. Не такая мы, люди, плохая модель, как кажется.
– А…
– Кончен разговор. Сменить Толстого на наблюдении. Терех! Смените Степана.
Толстый собирает свой харч, предлагает еще раз всем желающим, и Терех берет у него пару бутербродов. Остальное исчезает в вещмешке. А потом Толстый подбирается ко мне и спрашивает с хитрецой во взоре:
– А может, не совсем не прав братан наш? Не в бабках дело. Выбрали мы или не выбрали, как жить будем, не важно. Надо как-то привыкать. Надо как-то приспосабливаться. Против течения далеко не проплывешь.
Этот, конечно, что-то более человеческое говорит. Только нельзя с Зоной мириться. Вообще нельзя мириться с дерьмом, в которое тебя кто-то там желает окунуть. Если кто не понял, ребята, коротко скажу, самую суть: никогда не надо приспосабливаться к дерьму.
– Ну ты, брат, даешь! – отвечаю я Толстому. – Ты мне скажи, у тебя как с женой, всё нормально?
– А при чем здесь?..
– Скажи, скажи, я потом объясню.
– Бог миловал. Ладим. Всё как у людей. Ну бывает, конечно… Но ведь у всех бывает. Нет идеальных семей. В общем, если задуматься, очень хорошая у меня жена. Нормально, я доволен.
И даже в темноте видно: светится лицо у человека. Не врет. На самом деле доволен, а может, даже счастлив.
– Ну а ты сам ее себе выбирал?
– Не понял…
– Вот ты понял: «Я готов с ней провести до хрена лет. Повезет, так всю жизнь с ней проведу. Именно она мне нужна, именно она мне подходит, ее хочу, ее люблю. Милая, поть сюды, хочешь замуж?» Не так, конечно, грубо, но, по сути, – верно?
– А как еще бывает? Только так и бывает у людей. Остальное – это всё хи-хи ха-ха, тю-тю му-тю, несерьезно и безмозгло. Как у пидоров. Я тебе что – пидор?
– Не пидор ты, не пидор. И на пидора совсем не похож…
– Тогда к чему эти гнилые подходцы? Обидеть хочешь?
Вижу, всерьез мужик накаляется. А какого ляда сам полез со своими вопросами? Тоже мне… тю-тю му-тю…
– Дослушай – поймешь. Не всё сразу. Вот смотри, прикинем, ты о будущей жене своей размечтался, а тут прямо на улице подходит к тебе здоровая баба, в полтора раза тебя шире, если не в два, и – р-раз в тыбло! И – другой р-раз в тыбло! И третий раз. А потом говорит: «Мужик, ты какой у нас по жизни? Серый, тупой и бестолковый. Мозговой позор, куда ни глянь. Дерьмо-дерьмом, если чистую правду говорить. Кто тебе, дураку, доверит женщину-то себе выбирать? Небось, дрянь какую-нибудь выберешь. Сплошь и рядом вы, мужики, дрянь себе выбираете. Так вот, чтоб ты знал, твоей женой буду я. Прими на веру: я с тобой случилась, ничего другого уже не случится. Посмотри на мою оригинальную фигуру. Видел – всё так приятно колышется, покачивается и свешивается? Это – для тебя, родной. С детства копила! Со мной ты станешь лучше. И таким барахлом, каким был раньше, больше уже никогда не будешь. Приспосабливайся!» Сечёшь? Твои действия.
– Договорить не успеет.
– Отчего ж?
– Раньше прибью.
– Но это же и было твое будущее, которое ты не сам выбрал. Как же ты с ним так… невежливо?
Толстый усмехается.
– Ну ты, командир, даешь… Все мозги мне засрал. Умелец! Если бы какой упырек мне с таким, я бы не канителился, сразу бы закатал. Но ты как-то… Хрен его знает, хрен его знает…
И замолк. Угомонился. Видно, по его молчаливой природе, сказано слишком много, запредельно много. От слов надо бы теперь отдохнуть.
А что там Терех? Куда-то он отклонился к самому краю платформы… не пойму. Ага, сюда идет.
– Тимофей Дми… Тим, какой-то странный звук… Или мне кажется? Вы просили сообщать вам, если мы почувствуем что-то стра…
– Тихо! И всем – тихо!
Подхожу к краю платформы. Сейчас, когда воцарилось полное молчание, посторонний звук оказалось различить совсем просто. До едрени фени болтаем. От болтовни гробанемся. Не поощрять треп, хватит! Со стороны области, куда строили продолжение этой ветки, но так и не достроили, действительно доносятся ритмичный стук, шарканье, звяканье. Не могу разобрать… то ли люди топают, то ли какая-то аномалия… Первый раз я на этой Зоне, знать не знаю, как звучат местные аномалии. Вернее, знаю только то, что нашел в инструкции.
Звуки приближаются. Да? Похоже.
Если люди, то нам с ними встречаться не резон. Особенно с группой мародеров, бандосов или контрабандистов, за бешеные деньги снабжающих сталкерские базы извне.
Что бы ни было, а нам все равно пора уходить. И, слава богу, наш маршрут проложен по рельсам с другой стороны платформы.
Молюсь про себя. Страсть как не хочется нырять в лабиринт метрополитена.
Терех, видимо прочитав в моем молчании отсутствие угрозы, пытается затеять разговор:
– Вы только что беседовали с нашими бойцами насчет Зоны, и мне бы хотелось кое-что…
– Тише. Не сейчас.
Он умолкает, как мне кажется, с досадой. Что-то его задело. Ладно, потом разберемся. Вполголоса командую всем:
– Снимаемся. Тушите наше освещение, обойдемся фонарями. Двигаемся цепочкой, в том же порядке, в каком шли к «Юго-Западной». Удара током не бойтесь, электросеть давно вырубилась по всему метро.
И спрыгиваю на рельсы.
Мы шли, то и дело останавливаясь. Мне всё хотелось понять: станут нас преследовать или нет? Уверенности не было. То ли они все-таки за нами пошли, то ли просто шумели, добравшись до вестибюля «Юго-Западной». В любом случае, нам бы поскорее добраться до станции «Проспект Вернадского». По карте тут всего два километра, ерунда.
До поры до времени путь казался безопасным. Невнятный шум сзади утих. Отлично! Туннель просматривался вперед и назад, пусть и не очень далеко, но все же достаточно, чтобы мы заранее подготовились к нападению крупного мутанта. Опасность представляли темные ответвления, но мы проходили их с особой осторожностью.
Я уже совсем было вознамерился отблагодарить прокладчиков маршрута за этакие удобства, но вдруг увидел впереди на рельсах темное пятно.
– Внимание! Медленно. Тихо.
Не улавливаю движения. И детектор не улавливает движения. Нет источников тепла.
Подбираемся ближе.
Самодельная дрезина с электромотором. А на ней лежит свежий мертвец в сталкерском снаряжении и с черной отметкой пули чуть выше переносицы. Волосы закрыты банданой с символикой клана «Звери». Барахла у него нет, оружия нет, контейнера нет. Парни, я бы сказал, его ограбили. Притом относительно недавно. И те, кто его ограбил, весьма возможно, находятся на той станции, с которой мы удрали, или на той, куда идем.
Удобства, значит?
В Зоне их нет.
– Продолжить движение.
Нина тихонько ахает и зажимает себе рот.
Шагов через двести детектор начинает дуровать. То у него аномалия впереди по курсу, то нет аномалии, то целых две аномалии. Что, мать твою, за техника!
– Терех, детектор.
– Не могу сообщить причину, однако у меня детектор будто взбесился…
– Не только у вас. Всем! Стой. Тощий, дай мне свой фонарь.
Так, с двумя фонарями, я отправился вперед, внимательно осматривая стены, рельсы и свод. Ничего подозрительного. А на экране детектора продолжаются неистовые пляски: то одно, то другое. Вот и пойми.
Лужа между рельсами. Аномалия «мокрый асфальт»? Нет. Просто капает сверху. Ну да перестрахуемся…
Читать бесплатно другие книги:
