Тихое вторжение Володихин Дмитрий

Дальше открывался черный зев эскалаторной шахты.

Осветили фонарями. Штукатурка свода изувечена автоматным огнем во многих местах. Жестяные квадраты с рекламой кое-где превращены в ситечко, а кое-где и вовсе сброшены вниз.

Но никакого шевеления. Чисто.

– Всем: полная тишина!

Так. Если и есть какие-то посторонние звуки, то идут они снаружи. Дождь, что ли, начался? Вот еще радость приспела…

Нет, снизу – ни шумов, ни потоков тепла или холода, ни тех запахов, какие здесь не могли возникнуть от естественных причин.

Кстати, запахи.

– Стоп, – сказал я. – Самое время покушать. Степан, спуститесь на десять ступенек по эскалатору, наблюдайте за тем, что у нас внизу. Толстый, дай что-нибудь из своих запасов коту. Совсем тут озверел, бедняга.

Первый раз я увидел на лице Толстого улыбку.

– Да я и сам хотел…

Да здравствует всемирное братство кошатников!

Нина схватила меня за локоть. Во взгляде плещется ужас.

– Что… мы будем здесь обедать? Прямо здесь? Вот здесь? Прямо на них?

Опять я забыл, с кем имею дело. Совсем лишился цивилизованности в старой Зоне. Н у, четыре трупа. Ну, пованивают. Ну, пара литров крови. Ну, кишечный серпантин по полу разбросан… Ну и? Ладно, допустим, для кого-то вид освобожденных внутренностей может быть несколько непривычным.

– Нет, что вы! Мы спустимся на пару-тройку ступенек, оттуда не будет заметно… м-м-м… этого.

Она посмотрела на меня, как на злого языческого колдуна в ритуальной раскраске. Мне кажется, борщ она варить не умеет. Все признаки!

Нина спустилась ступенек на семь, выпила одной воды и проблевалась. Заинька, поесть необходимо, потому что надо силы восстановить. А внизу тебя будут ждать не четыре мертвеца, а полтора десятка. Легче станет?

Остальные поели, как ни в чем не бывало. Ко всему человечье племя привыкает. Особенно когда устало и хочет пожрать.

Вернулся Толстый. Кот бежал за ним, путался в ногах, норовил прижаться к щиколоткам и дружески помуркивал. Хвост, разумеется, дыбом. А меня как встречал? А? Человек, у которого в руках харч, – волшебник.

– Ну и как ты его теперь тут оставишь? – спрашиваю я у Толстого.

– Как в жизни. Он же не дурей нас с тобой, всё понимает.

Толстый хряпал свой домашний запас, получая заметное удовольствие. Нина, глядя на него, сблевала во второй раз. Хотя, кажется, уже и нечем…

– Захлябить сидоры. Спускаемся.

Я думал, тут будет убийственный смрад. Трупы в Зоне никто никуда не убирает, не сжигает и не закапывает. Разве только какой-нибудь особенно безбашенный клан не захочет вытащить своих мертвецов на большую землю. Или если не гробанется большой бандитский авторитет – ему братва похороны сбацает хоть где, хоть в двух шагах от аномалии. Или если кто-нибудь из родственников, друзей, любимых не закажет особую «трупоспасательную» операцию, за которую могут расплатиться лишь бизнесмены в ранге олигархов.

Трупы, ребята, в Зоне лежат, воняют, обгрызаются местной фауной до костей, превращаются в скверну. А некоторые встают и принимаются азартно безобразничать. Трупы здесь вовсе не исчезают бесследно, как в какой-нибудь компьютерной игре. И к трупам тут нет никакого почтения.

А потому, спускаясь, я жалел, что не догадался взять противогазы или хотя бы респираторы. Сколько дней на конечной точке маршрута валяются тела полутора десятков сталкеров?

Но платформа встретила меня очень умеренным запашком. Тут ведь прохладненько? Глубина, холодок… И совсем напрасно Нина пытается закрыть рот и нос платочком – нам, можно сказать, выпала везуха. Когда мы выберемся отсюда, мы будем пахнуть гораздо лучше, чем я думал. То есть, не до такой степени пропитаемся.

– Нина, можете принять очередную таблетку.

– Да я вполне…

– Лучше примите. Заранее.

Боюсь, выглядят они… намного забавнее, чем пахнут.

Освещаю фонариком первый труп… второй… третий… Оружия при них нет, рюкзаков нет, контейнеров нет, на двоих отсутствует обувь. Третий лежит и вовсе полуголенький – только трусы, носки да рубашка.

При тех, что остались наверху, кстати, тоже оружие отсутствовало. А в Зоне без оружия ходят только ангелы Господни.

Значит, до нас тут уже побывали мародеры. Но место, которое прежде занимал сталкер-бар, охраняемый мощной бандой, никто под себя еще не подобрал. Оно и понятно: такие места удерживать непросто. Отчаянных ребят, которых и живой бес не испугает, в Зоне, как видно, почти не осталось.

Вот я и довел группу до конечной точки. Грязненько довел, но могло быть и хуже. Зверская тут Зона. На старой проходка стоила меньше. А тут… густовато.

Ну, так или иначе, довел. Добрались до самого глубокого места в заднице. Теперь надо как следует покопаться в этом месте.

Один человек у меня гробанулся, другой схлопотал пулю, и неизвестно, сколько еще народу скушает Зона, пока мы будем добираться до Периметра. Но всему этому грош цена, если я не найду сейчас книги Лодочника.

Тут рыскала моя Катька. Тут рыскал не пойми кто, но очень серьезный, еще до моей Катьки. Тут вынюхали каждый угол мародеры, а у них это промысел и, можно сказать, профессиональный навык выработался. Так какого ляда я надеюсь хоть что-то найти там, где столько народу нашло только дырку от бублика?

Бабушка, чистая душа, когда-то учила меня: «Ищи не там, где потеряли, а там, где должно быть». Именно так она отыскала в дальнем болоте колхозный трактор, на который посадили редкого алкаша.

Давно я без мыла влезаю в пропащие души сталкеров. Известен мне их обычай в большом, известны мне их уловки и хитрости в малом. И только в надежде, что знание кое-каких сталкерских секретов даст мне преимущество перед прочими охотниками на бумажное сокровище, я не остановил группу сегодня утром прямо на плацу, не сказал: «Бесполезно, там ничего нет».

Дайте время, и я сыщу тот клад, из-за которого полегло столько народу.

Мы медленно осматриваемся, разрезая темень ножами света.

В дальнем конце платформы – тупик. Там видны кровати всех мастей и сортов, доставленные из соседних домов. Между ними и простенькие коечки, и ортопедические матрасы, и какой-то эротический полигон величиной с Красноярский край. А рядом с ними тумбочки, шкафы, вешалки для постояльцев. Даже две кабинки биотуалета.

За ними, прямо у тупиковой стены, – спуск в какой-то хозяйственный подвал. Дохожу по лесенке до низа. Металлическая дверь – не знаю, каких гостей хозяева сталкер-бара похоронили в подвале, только она вглухую заварена. Еще дачный рукомойник прибит к стене, а под ним стоит ведро, вонючее – сил нет. Ничего опасного.

Слева и справа от тупикового конца – выезды из туннелей. Перед каждым навалено по баррикаде из мелкого барахла: стрелковую позицию они тут на всякий случай оборудовали. Вон там валяется армейский котелок со сгнившими остатками лапши. Вон там – планшет, разбитый о рельс. Какой-то дурень сложную электронику в Зону потащил. Работала она тут просто шикарно – целых два раза в день по три минуты…

– Терех, вам под наблюдение оба выезда.

Два других, на противоположной стороне станции, замертво заварены большими листами железа. Оставлены только смотровые щели.

На платформе, рядом с одной из этих металлических «пробок», устроен чуланчик с электрогенератором. Тому, кто здесь обоснуется следующим, эта штука очень пригодится. Можно сказать, драгоценная штука. Мародеры ее не вынесли только по одной причине: малосильная шайка орудовала, не потянули. Знать бы, как с ним работать, и мы получили бы свет. Но я не знаю. И отвлекать еще кого-то на возню с ним не очень хочу.

– Толстый, ставь по центру котел света, а потом иди охранять выход наверх.

По центру – значит посреди пестрой толпы столов и стульев. Бар ведь тут был? Бутылки пустые, кружки, ложки валяются…

А вот и Шишак. Голый, даже трусов на нем не оставили. До чего же здоров! Нины нашей в плечах пошире. Или это его уже раздувать начало? Страшно смотреть на него. Лицо и тело покрыты глубокими шрамами. Четыре пальца на руке отчекрыжены. Чем его пытали, не знаю, но пытали зло, нетерпеливо, без особой надежды вытащить правду.

В правой ноге – черная отметка огнестрела. Близ солнечного сплетения – еще одна. След контрольного выстрела в сердце. Рядом валяются полураздавленные очки. Шишак носил очки? Тоже мне, киллер-книголюб, элита русского душегубства…

Шишак знал – отдаст он то, что от него требуют, или не отдаст, а в живых его все равно не оставят. И не отдал. Из сучности. Из упырства своего твердокаменного.

Медленно прохожу платформу из конца в конец. Заглянул на рельсы. Никаких признаков аномалий. Никаких признаков чужого присутствия.

– Степан, осмотри здесь всё. Ищи любые странности. Не угрозы, нет, а любые непонятные, не укладывающиеся в норму вещи. Осмотри трупы. Обыщи. Не брезгуй. Может, что-нибудь интересное попадется.

Он смотрит на голого Шишака с омерзением, но спорить со мной не пытается. Вот и ладно.

– Нина, идемте со мной.

Парни, помните, я говорил, что у станции метро «Университет» два входа? Напоминаю вот: два входа. Через первый мы вошли. А ко второму ведет могучая тройная лестница с мраморной облицовкой, поднимающаяся над серединой платформы. Перед ней сооружено два прилавка. Один – вроде барной стойки, а другой – для всякой мелочной продажи. Под лестничной аркой, прямо на рельсах, выгорожен фанерный «сарайчик». Здесь хранился продуктовый припас. Сейчас, понятное дело, полки пусты, аж вихрь свищет по просторам бескормицы. Мародеры всё выгребли подчистую, вплоть до одноразовой посуды.

Но если пойти не под не лестницу, а по ней наверх, будет, скорее всего, очень интересно. Интереснее всего, что тут есть.

Шишак не мог спать вместе со всеми, на платформе. И самые крутые его ребята тоже не могли спать вместе с обычными постояльцами. И арсенал, и хранилище артефактов в сталкер-баре никогда не бывают устроены там, где спят-едят-пьют захожие клиенты. А поскольку больше на станции апартаментам командования быть негде, значит, они наверху.

И мы с Ниной поднимаемся.

Да, ребята, такого я не ожидал…

Между лестницей и тем местом, где должен быть вход на эскалаторы, – маленький зальчик. Но к эскалаторам из него подойти невозможно. Не знаю, какими калачами Шишак загнал сюда строителей – а может, и не загонял, просто под дулами автоматов набрал в Подмосковье столько таджикских рабов, сколько требовалось, – но их руками барыга возвел мощную кирпичную стену от пола до самого свода.

На хрена, небось спросите?

Наверное, не так уж много стрелков у него было. А держать малым числом бойцов огромную станцию, да еще со множеством выходов, – дело рискованное. Вот он и решил, надо думать, что еще один выход на этом месте ему не нужен…

Здесь же, прямо у стены, стоят самые богатые кровати. Одна – с балдахином и пуховой периной. Другая – с гидроматрасом. На третьей мог бы прилечь на отдых бронетранспортер, и нисколько не побеспокоил бы соседей.

При постелях – мебель из красного дерева и отдельный биотуалет для избранных особей. Тут обитала «старшая дружина», доверенные люди Шишака. Один из его «витязей» остался здесь навсегда с проломленным черепом и в луже крови.

Тут же красуется ванна и еще один рукомойник с ней по соседству. Видно, здесь же хранились запасы воды в больших пластиковых бутылках. А может, в бочках, – ребятки могли сюда и целые бочки припереть, чтобы как можно дольше не забивать себе головы столь щекотливым вопросом. В Зоне дождевую воду лучше не пить, а из рек и прудов – тем более. Козленочком станешь. В буквальным смысле.

Сейчас, ясное дело, ни капли воды мародерами не оставлено. Чего только не сыщешь в загашнике у мертвых хозяев!

Шишак и его команда собирались тут устроиться как какой-нибудь средневековый барон со своими рыцарями. На годы. Чтобы миллиардерами отсюда выйти. Только Зона рассудила по-своему. Она у нас баба вероломная, не любит, когда на ее территории кто-нибудь, кроме нее, строит долгосрочные планы. Поманить, обласкать, удачу показать, а потом башку свинтить – как раз в ее характере.

Примерно четверть зальчика занимает большая кирпичная будка свежей постройки. Ни одного окна и единственная дверь. То есть когда-то была она тут – очень солидная стальная дверь с тремя замками. Вот только ныне занимает она не штатный свой проем, а место аккурат рядом с мертвецом, на полу. Взрыв почти не изменил ее могучего обличья. Зато таджикскую стену в том месте, куда уходили стальные шипы замков, изрядно повыворотило.

– Нина, вам приходилось когда-нибудь посещать апартаменты большого барыги в Зоне? Редкого мерзавца, душегуба и довольно богатого человека?

– Нет, что вы, я с такими людьми отношений не поддерживаю.

– Признаться, я тоже. И укрывищ их доселе не видал. Тогда знаете что? Как говорит доцент Терех, снимайте! Собирайте бесценный опыт, – науке пригодится. Ибо мы как раз добрались до такого места.

– Да мне нечем. У меня же универсальный прибор сгорел…

– Ах да. Тогда смотрите во все глаза. И хорошенько запоминайте.

И мы заходим. Извини, Шишак, что без спроса. Тут ведь как: чем мертвее хозяин, тем раскованнее можно вести себя в его доме. Согласен?

Да, жилище у тебя что надо, Шишак. Ты даже в Зоне с комфортом устроился. Ортопедический матрас у тебя таких размеров, что мародеры не решились его вытаскивать: больно неудобно потом переть. Светильник ты себе устроил не из разряда «аварийных ламп», а хороший такой, красивый, из модного магазина. Мародеры его тоже оставили, поскольку толку им от этой понтовитой вещи – ноль. В Зоне не продашь, а за Периметр другое вывозят. Ваза хрустальная, очень красивая, в Зоне – абсолютно не нужная, и потому стоит здесь в целости и сохранности.

Стеллажик ты себе книжный притащил, и целых две полки детективов на нем. Только зарубежные. Классика: Жорж Сименон, Джон Ле Карре, Себастьян Жапризо, Агата Кристи. О, и Конан Дойл тут – Шерлок Холмс, Бригадир Жерар, «Белый отряд»… Третья полочка – шпионские романы. Смотри-ка, Клэнси четко подобран.

Даже проигрыватель старинный себе завел, а с ним, я вижу, дюжину виниловых пластинок. Мнэ? «Спаркс»… «Куин»… «Дайр Стрэйтс»… «Металлика»… Ну что тебе сказать, ты был говнюком с очень хорошим вкусом.

А теперь признайся честно, где у тебя персональный тайник? Ладно, сами как-нибудь разберемся.

Прежде всего, парни, самое главное: тут рылась Катька, а она у меня не промах. Но супруга моя ничего не нашла. И тут рылся еще непонятно кто до нее, рылся целенаправленно, но тоже ничего не нашел. Иначе Катькину группу не атаковали бы в туннеле. А набросились на нее только потому, что предполагали: вот эти могут идти с хабаром. Теперь, значит, они, эти самые загадочные они, не знаю уж кто, уверены: полуживая Катька утащила с собой книги Лодочника. Всё, тю-тю.

Значит, стены здесь дважды обстукали, пол на секретные полости проверили. Полки стеллажные проглядели, и нет там никаких вставок. Даже матрас общупали, это первым на ум просится. Но ничего не отыскали. Проигрыватель распотрошили, думая, что там внутри какая-то особая потайная шкатулка. Но там только механизм проигрывателя. Мы, конечно, всё перепроверим заново…

– Нина! Общупайте матрас. Простучите стены на наличие секретных полостей. Проверьте в комнате пол, может, тайник сделан в полу.

…но, скорее всего, без толку. Так, для очистки совести.

На теле он спрятать не мог. Нет. Тело обыскивали безо всякого результата. Не в задницу же он себе засунул две большие тетради!

А где-либо еще на станции Шишик вряд ли оборудовал бы тайник. То есть, конечно, если потребуется, мы тут хоть трое суток просидим, хоть гранитные полы взломаем, лишь бы отыскать наследство Лодочника. Но, сдается мне, ребята, всё это будет артель «Напрасный труд».

Во-первых, Шишак не оставил бы столь драгоценные вещи в том месте, где их случайно мог обнаружить кто-то еще. Во-вторых, и это главное, настоящий сталкер всегда готов драпануть. Он корней в Зоне не пускает. Нет у него тут дома. Бизнес? Да, бизнес есть. Но он без церемоний бросит свой бизнес и удерет, если ему начнут подпаливать задницу. Нет, ребята, самое ценное Шишак хранил у себя под руками. И вынуть это было проще простого. Р-раз – и в рюкзак. А лучше – в карман. На случай экстренного драпа.

Значит, тайник здесь.

Ну, приглядимся.

Ваза? Красный хрусталь, замок в готическом стиле с одной стороны и олень на горе – с другой. Этикеточка сообщает о том, что вещь создана фирмой «Егерманн». Как вазу ни крути, а ничего в ней нет. Внутренняя голограмма, заключенная в стенках вазы? Обманка какая-то? Очень красивая ваза. Катька ее пожалела, не раскокала. Понравилась ваза моей Стрекозе. Вот бы принести ее в подарок…

Грох!

Точно, ничего ваза в себе не таила.

Нина с испугом смотрит на меня. Потом испуг сменяется тоской. Зачем разбил? Такая изящная вещица!

– Продолжайте общупывать, не отвлекайтесь.

Итак, пусто.

Значит, книги. Вырезал полость в книжном блоке? Натянул книжный переплет на тетрадки?

Проверяю, зная, в сущности: Катька уже проверила. На всякий случай бегло пролистываю каждую книгу. Рыхлая старая бумага, кое-где от сырости страницы слипаются. Видно, некоторые из них Шишак давно не читал.

Нет, ничего внутрь не вставлено.

Светильник? Да его уж наполовину разобрали и нашли вчерашний день да две минуты от прошлого года.

Перевел на электронный носитель? А где он? Да нет, какой там электронный носитель! Шишаку с этими драгоценными страничками работать надо, а электроника в Зоне сейчас работает, а через час накрывается медным тазом. Вот как наши детекторы. Притом накрывается со всей информацией, которой цены нет. Ни при каких обстоятельствах не оцифровывал Шишак свои сокровища.

Но вот придать им более миниатюрный вид мог. Какой? Микропленка? Как у его любимых шпионов…

Заходит Степан.

– Командир… ты сказал искать странности. Там есть одна. Пара пятен крови… вроде… малость светятся.

Ага, значит, бравые сталкеры всё-таки зацепил чужаков. Хотя бы чуть-чуть. И чужаки были не совсем люди. То ли совсем не люди. У людей кровь не светится, ребята.

– Старшой, сходи к Тереху. Пусть он осторожненько возьмет пробу и поместит в контейнер.

Молодец. Уяснил: в Зоне норма всегда сдвинута, но у нас-то в головах – нет. Найди странное, не вполне нормальное, и за ним обязательно откроется либо опасность, либо сокровище.

Хорошо. А я-то здесь что ищу? Я ищу нормальный тайник. Идиот. Я ищу нормальный тайник у сталкера. Притом у бывшего сталкера из клана «Свобода», где люди дышали анархией и страсть как любили обстебать любую норму.

Мне нужен не нормальный тайник. Мне, ребята, нужен сумасшедший тайник. Притом человек, который его устраивал, скорее всего, имел в виду какое-нибудь пакостное стебалово над теми, кто будет его искать.

Тайник здесь. Я на него смотрю. Он у меня под носом. Он мне в самые очи лезет, но я не вижу и не чую его.

Что, парни, тут странного.

Ну, сибарит в Зоне. Видали мы такое. Н у, матрасик себе отгрохал. В рамках погрешности. Н у, музыку хорошую любит. Почему ее не любить? Ну, детективчики почитывает…

Мать твою… твою-то распромать!

Если он детективщик по нутру, на кой ему «Белый отряд» и приключения бригадира Жерара? Это же исторические вещи. С приключениями, но всё равно – исторические! Ничего детективного в них нет! Но зачем-то они понадобились. Для каких-то манипуляций, на которые Шишаку не захотелось тратить любимое детективное чтиво.

– Стоп, Нина. Отдохните.

Монументальное тело сейчас же распростерлось на роскошном матрасе Шишака и издало стон наслаждения.

Снимаю обе книги с полки. В переплет что-то вшил? Может… Опля!

В этих двух томиках слипшихся страниц больше всего. Их тут просто море. И только очень упрямый книжный червь будет разлеплять все.

Я их разлепляю… разлепляю… но десятка три в каждой книге принципиально не разлепляются. Никак. А не склеил ли их Шишак специально?

– Нина, посветите сюда фонарем.

Тело с кряхтением заворочалось.

Смотрю склеившиеся листы на просвет. Вот он, темный прямоугольничек… Вот он!

– Не убирать фонарь!

– Так и сидеть?

– Так и сидите!

Вырываю.

И еще один. И еще. И еще. И еще. Всего двадцать шесть «мини-конвертов» в «Белом отряде» и двадцать семь в приключениях бригадира Жерара.

Вскрываю… Купюра в пятьсот евро. И тут такая же. Третья. Полторы штуки натекло, надо же, какое богатство. За этим ли мы сюда шли? Господи, помоги ты мне!

А это еще что за купюра? Для пятисот евро она как-то… беловата. Рисунка не видно. Да никакая здесь не купюра, здесь просто листок папиросной бумаги. Буквы. Очень мелкие. Высота шрифта – восемь пунктов… или ниже? Ниже. Миньон? Нонпарель? Агат?

Никаких технических приспособлений не нужно, чтобы прочитать это. Лупа. Простая лупа. Или хорошие очки.

– Нина, у вас какие диоптрии?

– Что?

– Дайте мне свои очки. Живее.

«…смерть-лампа 1 шт., железное мыло 1 шт., сонный шар 1 шт., черные брызги 8 шт., звезда-полынь 1 шт., пустышки 4 шт…»

– Оно. Это, кажется, оно, Нина.

Говорю и сам себе не верю. Еще разочек проверим. И другой листок. И третий. О, адреса пошли…

– Оно, млять! Оно! Спасибо, Господи!

Хватаю Нину за виски, притягиваю к себе и целую в губы. Целую так, что искры летят. И она, кажется, начинает робко отвечать.

Вот не надо.

– Есть! – кричу я ей. – Есть, госпожа первая научная единица. Хочешь, когда выйдем из Зоны, пузырь шампанского тебе поставлю?!

Он этак поводит плечиком, а потом этак поводит бровью…

– Хочу.

Итого у нас восемнадцать страничек. Десять от одной книги и восемь от другой. И еще у нас семнадцать с половиной тысяч евро на пятерых. По три пятьсот на нос.

– А пока мы еще здесь, будет вам премия, – и отсчитываю Нине ее три пятьсот.

– Я не за этим сюда просилась! Я не охотница за легкими деньгами. Если бы потребовалось, я бы здесь и без зарплаты работала! Или за очень маленькую.

– Вот и молодец. Вот и хорошо. Я знаю. Отнеситесь к этому как к маленькому подарку Зоны. Берите. И можете отдохнуть тут пока.

Она взяла деньги, брякнулась на матрас и моментально уснула. Сладко так сопит, большая медведица в берлоге.

Спускаюсь на платформу. Подхожу к мертвому Шишаку. Подбираю его очочки. Левая линза цела. Пытаюсь читать ею, подсвечивая фонариком. Превосходно всё видно. В самый раз. Только внизу какая-то мошка… буковка какая-то выгравирована прямо на линзе… Кто-то инициал оставил по новой моде – на всем своем барахле ставить вензеля, монограммы, инициалы. Какая буковка-то? Не разберу в темноте.

Сую в вещмешок. Авось пригодится.

Подхожу к Толстому.

– Задача выполнена. И, кстати, вот тебе премия из… внебюджетных фондов.

– Угу, – только и говорит он.

Подхожу к Степану. Говорю то же самое.

– Отлично! Вертим дырки для новых звездочек.

Подхожу к Тереху. Слово в слово, только на «вы».

– Неплохо. Но, прямо скажем, по сравнению с научными результатами рейда это далеко не столь значительно, как может показаться. У нас части тел и кровь трех неизученных существ. Да вы представить себе не можете… Впрочем, извините, вы – ученый. Вы-то как раз хорошо себе представляете.

Ладно, имеет право. Если мы еще и куски этих зверушек дотащим, цены нам не будет. Въехали, парни?

Катьке куплю ежевики. Самой лучшей, какую только сумею найти. Она страсть как любит ежевику, пускай побалуется. Кого мне еще баловать? Одна Катька у меня. Вот будет от нее дочка, тоже назову Катькой. Точно. Идея – что надо. Может, такая же хорошая кому-то жена вырастет, как моя.

Надо бы собирать людей, командовать отход. Время дорого. Нет резона задерживаться тут – всегда могут нагрянуть новые посетители. И кого Зона пришлет, не угадаешь.

Я уже было раскрыл рот, чтобы созвать сюда всю групп у, но тут Терех попросил меня о другом:

– Тимофей Дмитриевич, простите… на пару слов.

Я промолчал. Очень мне не хочется задерживаться. И Терех понимал это, но все равно сказал:

– Это не отнимет более пяти минут.

В конце концов, он показал себя толковым мужиком…

– Хорошо.

– Помните, на «Юго-Западной» у вас вышел разговор о будущим с этими двумя… простыми ребятами. С бойцами нашими?

– Отлично помню. Пустой треп, ничего более.

– Не скажите. Ваши слова и меня зацепили. Ваша позиция.

Вот тоже нашел время разбираться в тонкостях одного высказывания из блаженного Августина! И ведь сам же я позволил, теперь ничего не поделаешь…

– Нормальная, по-моему, позиция. Мне не хочется быть терпилой. Мне хочется самому что-то решать. По-моему, такова норма на все времена.

Не вижу в темноте, но, кажется, он усмехнулся.

– Понимаете ли, драгоценный Тимофей Дмитриевич, ничто не вечно под луной. Всё меняется. Человеческая эволюция исчерпана. Человек достиг того творческого потолка, на который он рассчитан, и дальше двигаться не способен. Но ничто не свете не стоит на месте. Всё меняется! И нам застояться не дадут. Законы мироздания уже начали перемалывать нас в мелкую крошку. Думаете, московский харм – случайность? О нет. Он имеет космическое значение. Я согласен с теми, кто говорит о флюктуации информ-поля земли. В общих чертах, это именно так. Но, возможно, изменение происходит на уровне гораздо более масштабных систем. Кто-то или что-то нажимает на нас, давит, как хороший тренер на игрока или как хороший гуру на ленивого ученика, всё никак не переходящего на новый уровень. Люди должны будут либо кардинально измениться, либо посторониться. Может быть, нам предстоит совсем уйти со сцены. Что такое человечество с точки зрения вселенной? Частичка грязи на подошве башмака. Такое понятие, как, скажем, «милосердие», к физике и математике отношения не имеет и, следовательно, во вселенском масштабе не получает никакого значения. Это этическая категория, выработанная грязью на башмаке для грязи на башмаке. Иначе говоря, пренебрежимо малая величина. Для кого она важна, интересна, помимо ничтожной части «мыслящей грязи»? Для космоса? Если существует нечто, объединяющее на разумной основе мириады галактик, уместно ли надеяться, что между ним и понятием «милосердие» возникнет хоть какая-то связь? Чушь! Мы сейчас интересны лишь как колба с питательным раствором, из которой может родиться нечто принципиально более сильное, умное и приспособленное к жизни, чем homo sapiens. Нам устраивают нечеловеческие условия жизни на отдельных территориях и, возможно, когда-нибудь устроят нечеловеческие условия жизни на всей планете. Нас облучают под разными углами, на нас пробуют волны разной частоты, на нас обрушивают химическое воздействие, психологическое давление. Но одновременно нам дают новые знания. Нам открывают возможность ускоренного развития с помощью мутаций. Нам дарят новые сверхвозможности. И когда-нибудь… впрочем, полагаю, не просто когда-нибудь, а в самом скором времени, из нас выдавят настоящего сверхчеловека. Возможно, он будет заметно отличаться от просто человека физиологически. И, скорее всего, он будет разительно отличаться в интеллектуальном смысле. Ему будут дарованы способности, коих мы не имеем и никогда не получим… Твари Зоны – лишь первый эскиз! А потомки наши, нечто, выросшее из нас, как из хорошо унавоженной почвы, они – да, обретут многое, о чем мы не имеем ни малейшего представления. Я надеюсь, им не придется страдать от голода и холода, они получат свободу передвижения, не скованную бренной оболочкой человеческих тел, они найдут сокровенное знание, они вырвут у мира сокровенную истину архитектуры космоса… Сейчас всё это звучит как мечта. Красивая мечта, не более того. Но мечтою мои слова останутся, только пока мы, люди, топчемся на месте. На пятачке старых достижений. Мы будем изменяться, нас, в конце концов, заставят измениться! Нас погонят по пути трансформаций! И лучше бы нам самим заранее и осознанно встать на этот маршрут. Легче пойдет. Сейчас, полагаю, в выигрыше окажутся те, кто это понял и уже начал движение в правильную сторону.

А ведь он это всё серьезно… Господи, жуть какая. Целую философию вывел. Выглядел как нормальный человек, но вот из него полезло… сокровенное!

– До чего же вы хитрый человек, драгоценный Александр Евгеньевич. Вот вы сказали, мол, мы сейчас интересны только как колба с питательным раствором, из которой скоро полезут бесенятки… ой, извините, сверхлюди. Вот только вы ходили вокруг да около, но только прямо не назвали, кому именно мы интересны в виде колбы или, если хотите, реторты. Теперь скажите – кому?

В ответ – пауза. Чуть ли не на минуту. А у него, между прочим, дозволенных пять минут, притом половина прошла, а часики тикают. Чувствую я, пауза на том конце подземной темноты – обиженная. Он хотел со мной как с человеком, а я его оскорбил. Ну извини нас, лапотников, «простых ребят». Нам хочется ясности.

– О чем нам с вами спорить, если вы не можете представить себе ничего более масштабного, нежели простое человеческое разумение, хотя бы и разумение хорошо образованных людей? Я пытаюсь взглянуть на некоторые вещи с точки зрения вселенского разума…

– И давно вы с ним знакомы?

– С кем?

– Да со вселенским разумом.

– Мне кажется, вы сознательно занижаете уровень нашей дискуссии. Это, извините, скверный прием в полемике.

– Занижаю? Да ни в коей мере. Скорее, пытаюсь обозначить проблему. Вы говорите не от лица доцента Тереха, не от лица интеллигенции, не от лица русских, даже не от лица землян. Нет. Вы сами для себя выдумали какую-то невероятно далекую от земли точку наблюдения, отстранились от всего человеческого, чтобы налегке перелететь разумом туда, и поселили там холодное, злое, безжалостное существо, вами же и выдуманное.

Еще одна пауза. Прямо звенящая пауза. Сплошное напряжение: он уже едва меня терпит. Самые сокровища души мне открыл, а я ему простонародный кукиш под нос. Понимаю. Только по-другому как-то не получается. Не того он выбрал себе собеседника.

– Мною? Вот уж нет. Святая молекула! Лучшие умы человечества в течение столетий формулировали оптимальный вектор развития, пользуясь, как вы сказали, «внешней точкой наблюдения». И уверен, этот маршрут интеллектуального движения земли появился не сам по себе. Его подталкивают, стимулируют извне…

– Кто? Вселенский разум? Да ведь ни вы, ни «лучшие умы», ни кто-нибудь еще не знает, какой он, этот вселенский разум, и чего от нас хочет. Вы фантазируете. Так хорошо, наверное, фантазировать о будущем, которому следует скормить настоящее! Тогда в настоящем можно ни к чему не прикладывать особенных усилий, ни за что не брать на себя особенной ответственности, жену с детишками не заводить – сколько лишней возни! К чему ради него стараться, ради этого настоящего? Оно ведь все равно обречено – неказистое, кривобокое, дурацкое. А в будущем всё засверкает! Только уже после нас и без нашего участия, верно?

Прежде чем ответить, доцент Терех пробормотал нечто совершенно неакадемическое. Я, ребята, воспроизводить его слова не стану. Я таких даже в армии, на погранзаставе, не слышал. Иногда, знаете, дивные перлы выходят, если скрестить академщину с заветными словами! Разное можно сделать с такой-то матерью, но чтобы с помощью реторты и лагранжиана…

Потом он все-таки ответил:

– Вы передергиваете.

– Нет. Жесткая необходимость двигаться в одном, якобы уже заданном для человечества направлении – ваша фантазия. И нет под ней сколько-нибудь логичного обоснования. Более того, вот, допустим, у меня с супругой насчет будущего совсем другие планы. Мы, знаете ли, хотим уюта. Мы, знаете ли, в смысле материального быта – убежденные мещане. Дом комфортно обустроенный. Семейные праздники. Шашлыки на даче. Походы с детьми на карусели. Мы обязательно заведем детей, а им ведь тоже потребуется человеческая жизнь – хороший дом, да хоть пресловутые занавески на окнах… Пусть будут занавески! Если моя жена хочет занавески, значит, занавески должны быть, а мироздание подождет… Мы всем этим дорожим. И хотим иметь всё это в нашем человеческом будущем, а не в каком-нибудь монстроидальном. Да там и не будет ничего нам потребного… Скажите по совести, почему наши планы – по боку, а вашим – зеленая улица? Развитие ради развития? Чем вертикальнее прогресс, тем светлее на душе? Н у, появится некто из колбы, а нас – куда? На свалку? Или то, что появится, немедленно от нас улетит в космические просторы, познавать вселенную? Вот уж вряд ли. Скорее всего, сверхчеловек окажется редкой заразой и, как только почувствует свою силу, сразу же попробует отовсюду вытеснить старика папашку – обычного человека, вроде нас с вами. Почему, скажите на милость, нам надо пестовать такую напасть себе на голову? Почему нам нужно отойти в сторонку и освободить ему дорогу? Почему нам непременно надо чапать на свалку истории, где вы нам щедро определили место? Полагаю, человеку есть куда развиваться и без сверхчеловека. Не думаю, что потолок выбран. Не думаю, что науке и культуре некуда идти. И мы готовы побороться за нашу перспективу.

– Сверхчеловек, а я говорю об истинном сверхчеловеке, растопчет вас. Или просто уйдет из вашего мира, не обратив особенного внимания на то, как вы живете, что вам нужно, даже на то, что вы собрались с ним воевать. Сверхчеловек будет по сравнению с вами как… кроманьонец по сравнению с неандертальцем. Или, скорее, как человек по сравнению с обезьяной. Вы не сможете оказать ему сопротивление.

– А может, он будет как дикий зверь против человека. Как мутант из Зоны. Контролер или бюрер… или эмионик… И нам останется лишь в очередной раз высчитать, какая именно яма поглотит очередного мамонта.

– Тимофей Дмитриевич, вы, никак, настроены своими руками прикончить будущее человечества? Да ведь это ксенофобия в чистом виде.

Вот он уже начал заклинать меня словами священных проклятий. Ксенофобия… до фашизма доберется или нет? Интересно мне. Ведь нынче понятие «фашизм» имеет произвольное наполнение. Фашизмом называется всё то, что не нравится человеку, который решил обозвать кого-нибудь фашистом. Раньше бы сказали: «Ты редкий мудак». Теперь скажут: «Ты настоящий фашист».

– Понимаете ли, драгоценный Александр Евгеньевич, вам сначала придется доказать, что такое будущее хоть в чем-то лучше настоящего и прошлого. Ну а не докажете, так на всякую черную тварь из реторты найдется свой безотказный дробовик.

– Закончим этот пустой разговор! Вы слишком часто ходили в Зону. И, кажется, умственно опустились до уровня некоторых ее хищных обитателей… – Терех решительно развернулся и пошел прочь.

Что-то ты, друг ситный, путаешь.

Я ответил в удаляющуюся спину:

– Выходит, я и есть ваш сверхчеловек… в первом эскизе.

Он – ни слова мне больше. И почему люди так не любят со мной спорить? Вот сейчас: разве ж я сказал что-нибудь грубое? Просто куража у меня много, не все выдерживают. А я ведь то, что думаю, вслух не говорю, я обычно выпускаю наружу очень приглаженный вариант.

Он отходит всё дальше и дальше, а я… я сержусь на него, ребята.

Достал он меня своими сверхлюдьми. Бабу бы себе завел, что ли, больше б толку было. Что он нам подсовывает? Зона – хорошо. Зона – эскиз новой жизни. Из Зоны вырастет будущее. Сегодня мутанты – завтра супер-пупер крутые хозяева Земли. А я на это так смотрю: есть нормальная человеческая жизнь. И в нее по-тихому отовсюду вторгаются. Ее хотят переделать, мороза напустить, отобрать ее у нас, в конечном счете. Какой-то поганью нас заменить. И ее, этой нормальной жизни, теперь с каждым годом всё меньше и меньше. А погани всё больше и больше. Труднее стало согреваться, замерзаешь на ходу… Я, ребята, если что, собираюсь тихому вторжению сопротивляться. Сегодня, завтра и каждый день. Где его на чуть-чуть натекло, там и сопротивляться на чуть-чуть, а где уже крайняк, там долбать надо как следует.