Научные битвы за душу. Новейшие знания о мозге и вера в Бога О'Лири Дениз

Пионер в сфере программного обеспечения Билл Гейтс

«Человеческий разум – это компьютер, сделанный из мяса».

Гуру искусственного интеллекта Марвин Минский

Аналогично Джон Сёрль называет ранние оптимистичные представления об искусственном интеллекте («любое достаточно сложное аппаратное обеспечение способно делать то же самое, что происходит внутри нашего черепа») «безнадежно ошибочными» и говорит, что «мое мнение с тех времен не поколебало ничто»[73]. Словно подчеркивая замечания Сёрля, техномаг Red Herring признал в обзорной статье 2005 года, что идеи искусственного интеллекта полезны в различных деловых сферах, но «не соответствуют онтологической картине в целом». Логично, однако именно онтологическая картина в целом изначально стимулировала искусственный интеллект.

Наука способна совершать поразительные достижения – при условии, что ученые четко понимают природу изучаемой системы. Человеческий мозг – не вычислительная машина, а вычислительная машина не может ответить на наши вопросы о смысле жизни. Даже «вычислительное божество»[74] автора научной фантастики Роба Сойера не в состоянии ответить на наши вопросы. Как бы продуманно мы ни создавали компьютеры, они не становятся духовными машинами и не могут пролить свет на духовную природу человека.

Духовная природа человека

Может ли человек иметь духовную природу во вселенной, где отсутствуют цель и замысел?

Как мы уже видели, направление исследований, стремящихся низвести человеческую природу до сугубо материальной действительности, не имеют успеха. К примеру, эволюционная психология терпит фиаско именно в той точке, где начинается поведение, присущее только людям, – истинный альтруизм. Аналогично исследования приматов и искусственного интеллекта дают сбой там, где нам требуются ответы.

Но неудачи современных материалистских объяснений еще не демонстрируют правильность нематериалистских объяснений. И действительно, если мы стремимся обосновать природу человека как в духовной, так и в материальной реальности, мы сталкиваемся с серьезными, а возможно, и неустранимыми возражениями. Относительно природы самой вселенной британский философ-аналитик XX века Бертран Рассел сделал знаменитый вывод:

Человек есть продукт действия причин, не подозревающих о цели, к которой направлены; что его рождение, рост, его надежды и страхи, его любовь и вера суть лишь результат случайного сцепления атомов; что никакой героизм, никакое воодушевление и напряжение мысли и чувств не могут сохранить человеческой жизни за порогом смерти; что вся многовековая работа, все служение, все вдохновение, весь блеск человеческого гения обречены на то, чтобы исчезнуть вместе с гибелью Солнечной системы; что храм человеческих достижений будет погребен под останками Вселенной – все эти вещи, хотя их и можно обсуждать, столь очевидны, что никакая философия, их отвергающая, невозможна[75].

В данном случае духовная природа человека невозможна в принципе. Нам следует остерегаться нематериалистских объяснений человеческой природы, поскольку они просто не могут быть верными. Отсюда следует важный вывод: несмотря на то что в настоящее время материалистская наука не предлагает удовлетворительных объяснений, мы должны придерживаться ее далеко не удовлетворяющих идей в надежде, что когда-нибудь появятся другие, получше.

Автор трудов по философии науки Карл Поппер назвал такой ход мысли «обещающим материализмом»[76]. Другими словами, принимая его, мы принимаем также «долговое обязательство» будущего материализма. Обещающий материализм пользовался огромным влиянием в науке, поскольку любые сомнения в материализме, независимо от наличия свидетельств, можно заклеймить как «ненаучные» в принципе.

Сбор свидетельств против материализма

Летом 2005 года Гильермо Гонсалес, сорокалетний астроном из Университета Айовы, случайно узнал размеры «долга» обещающего материализма. Будучи адъюнкт-профессором физики и астрономии в ожидании постоянной штатной должности, однажды он обнаружил, что 124 сотрудника факультета (около 7 %) подписали заявление, в котором критиковали якобы сделанные им высказывания в поддержку «теории разумного замысла». (Согласно этой теории на основании имеющихся свидетельств нынешнее состояние вселенной лучше всего интерпретировать как результат разумной причинной обусловленности или замысла, а также закона и случая. Теория не утверждает, что все события разумно обусловлены, но не исключает разумную обусловленность в принципе – там, где есть свидетельства в ее пользу. Один из способов понимания заключается в том, что вселенная имеет нисходящую, а не восходящую структуру. Первым появляется разум и создает материю, а не материя является первой и создает разум[77]).

В чем провинился Гонсалес? Он признанный эксперт в туманной сфере пригодности галактики для жизни – способности планеты обеспечивать жизнь на ней в том виде, в каком она известна нам[78]. Кроме того, он ведущий автор книги «Привилегированная планета: как наше место в космосе предназначено для открытий»[79], в которой он утверждает на основании обширных исследований, проведенных в различных пунктах астрономических наблюдений в нашей солнечной системе, что Земля на редкость удобна для астрономии, расположена в той же плоскости эклиптики возле самого спирального рукава нашей галактики, в результате чего люди могут заглянуть в ее глубины.

«Люди, занимающиеся астрономией, еще давно поняли это. Это прекрасная наука. Многие приобрели глубокое чувство бесконечности и величия вселенной…

Люди твердо убеждены, что впускать Бога в науку нельзя. Но я и не впускаю. Я наблюдал за природой и обнаружил эту закономерность на основании эмпирических доказательств… Она явно призывает к поискам других объяснений»[80].

Астроном Гильермо Гонсалес

Христианин Гонсалес утверждает, что эти и подобные результаты означают: люди были предназначены для исследования вселенной. И спешит подчеркнуть, что все его доводы научны, то есть основаны на свидетельствах, пригодны для проверки и опровергаемы. Но это не успокоило таких критиков, как Джим Колберт, адъюнкт-профессор экологии, эволюции и биологии, который объясняет: «Мы не говорим, что никто не должен верить в разумный замысел. Просто раз нельзя собрать доказательства, значит, это не наука»[81].

Из последующего спора ясно, что его предмет – не свидетельство положения Земли и не качество исследований Гонсалеса. Попытка помешать ему получить постоянную должность была основана, в сущности, на обещающем материализме[82]. Любые исследования, обнаруживающие возможность цели, замысла или смысла во вселенной, воспринимаются как угроза для науки, поскольку под наукой понимается предметная область, которая придерживается представлений о космосе, красноречиво выраженных Расселом. Провинность Гонсалеса в том, что он действительно собирал свидетельства против этих представлений.

Гонсалес – христианин, и хотя ввиду этого факта он предрасположен к подобным мыслям, они ни в коем случае не являются неизбежными. Роб Сойер, который в курсе более масштабных (и разрастающихся) споров, отмечает: «Думаю, подобные споры вполне естественны. Ничего из ряда вон выходящего в них нет». И действительно, хотя Сойер не исходит в своих текстах из религиозных позиций, ему нравится перечислять многочисленные примеры тонкой настройки вселенной (иногда их называют антропными совпадениями) – в частности, тот факт, что если бы сила тяжести отличалась от ее известного значения хотя бы на 1х1040, такие звезды, как наше Солнце, не могли бы существовать, как и пригодные для жизни планеты вроде Земли[83]. В этом его поддерживает астрофизик Пол Дэвис, который также не придерживается конкретной религиозной позиции, но отмечает, что «нельзя не учитывать антропный компонент нашей науки, который примечателен, поскольку по прошествии трехсот лет мы наконец осознали, что мы действительно имеем значение»[84].

При наличии свидетельств тонкой настройки, изложенных Гонсалесом и многими другими, единственным веским доводом против цели и замысла является предположение, что наша вселенная – случайная удача посреди целой мусорной кучи из неудавшихся вселенных[85]. Однако у нас нет способа узнать наверняка, что другие вселенные существовали или что они потерпели фиаско[86].

Почти вслепую, сквозь штормы и шквалы люди ищут свой путь, чтобы встать на ту или на другую сторону. Если вспомнить, что сказал Том Вулф о материалистской нейробиологии десять лет назад («понятие «я»… уже ускользает, ускользает… ускользает…»)[87], удивительно было в 2005 году выслушивать его мысли по поводу дарвинизма, основополагающей биологической теории: «Посмотрите на Дарвина. Боже, какая мощная теория! Кстати говоря, я даю ей еще 40 лет, после чего от нее не останется камня на камне»[88].

Что такое наука – поиск истины или поддержка материализма?

Порой ученые настолько убеждены, что цель науки – обеспечивать поддержку материализму, что нарушают общепринятые гражданские права. Так получилось с палеонтологом Рихардом фон Штернбергом, который допустил публикацию рецензируемой статьи в его журнале Proceedings of the Biological Society of Washington Смитсоновского института. В этой статье высказывалось предположение, что внезапное появление и бурное развитие сложных форм жизни, наблюдавшееся примерно 525 миллионов лет назад, наилучшим образом объясняет теория разумного замысла. Почти все существующие ныне крупные группы животных (типы) возникли довольно быстро, за несколько миллионов лет – ничтожно короткий срок по меркам геохронологии. Сам Штернберг не был приверженцем гипотезы разумного замысла, но твердо верил в то, что все предположения имеют право на существование.

Одного намека на происхождение, в котором упоминалась причинность, связанная с разумом, хватило, чтобы разразился чудовищный скандал, направленный не на автора, геолога и теоретика разумного замысла Стива Мейера, а на редактора Штернберга. Работодатели подвергли его допросу на предмет его политических и религиозных убеждений, сняли с должности, отказали в доступе к коллекциям окаменелостей, которые требовались ему, как палеонтологу, для работы. Кроме того, как он вспоминал в интервью Washington Post, когда сообщество биологов устроило собрание, чтобы во всеуслышание отвергнуть статью Мейера, Штернбергу посоветовали не ходить туда, объяснив, что «страсти так накалились, что гарантировать мне соблюдение порядка никто не мог»[89]. Штернберг подал апелляцию в управление специального советника – федеральный орган, занимающийся защитой гражданских прав правительственных служащих, столкнувшихся с репрессиями и недостоверной информацией. В декабре 2006 года в отчете Конгресса со Штернберга были сняты ложные обвинения, а руководство Смитсоновского института обвинили в «нападках, дискриминации и принятии неадекватных мер против» Штернберга.

Очевидно, Штернберг нарушил не закон, а неписанное правило: разумную причинную обусловленность не следовало принимать во внимание, какими бы ни были свидетельства, независимо от того, следовали ли точным процедурам сбора и публикации доказательств ученые, имеющие к ним отношение. Предполагалось, что Штернбергу хватит осмотрительности, чтобы не печатать подобную статью, хоть она и прошла рецензирование.

Кое-кто утверждает, что такие неписаные правила в действительности препятствуют той самой науке, которую им полагается защищать. К примеру, математик и сторонник теории разумного замысла Уильям Дембски считает: «Материалистская идеология настолько кардинально перевернула изучение биологических и космологических истоков, что извращено было само содержание этих наук. Следовательно, проблема не только в том, что науку не просто использовали неправомерно, способствуя материалистскому мировоззрению, но и в том, что это мировоззрение явно негативно сказывается на научном поиске, ведет к некорректным и ничем не подкрепленным выводам о биологических и космологических первопричинах».

Конечно, цель и замысел нашей вселенной или форм жизни еще не означают, что люди обладают духовной природой. Однако при этом сама идея выглядит достаточно убедительно, чтобы исследовать ее. Скажем проще: если Рассел прав, у нас не может быть духовной природы и нам не следует даже пытаться искать ее – точно так же, как Гонсалесу не следует искать свидетельства значимости положения Земли. Но если прав Гонсалес, тогда у нас действительно есть духовная природа, и мы можем исследовать этот вопрос, пользуясь инструментами науки. Нынешние свидетельства о природе вселенной в целом не позволяют предпочесть представления Рассела о реальности представлениям Гонсалеса[90], следовательно, не должны служить помехой в рассмотрении духовной природы человека.

Пределы материализма

Но разве материализм может ошибаться? Ведь за него ратовали великие мыслители!

Материализм ошибается в оценке человеческой природы потому, что она не соответствует свидетельствам. Однако стоит высказать пару замечаний относительно ограничений материализма как философского допущения.

Материализм – монистическая философия, то есть полагающая, что все существующее в своей основе состоит только из одной субстанции (например, материи). Как четко дает понять Рассел, материализм стремится объяснить всю действительность – от обширных галактических границ вселенной до субатомных кварков, лежащих в основе нашего организма, от нюансов человеческого разума до бессознательной мимикрии орхидеи[91]. Отсюда вытекают два важных следствия. Во-первых, в монистической системе трудно понять, ошибаемся мы или нет. Монистам не с чем сравнить свою систему. Как мы уже видели, одним из результатов оказывается обещающий материализм, в котором допущения системы просто оставлены для рассмотрения будущей наукой; они не приводят к критическому рассмотрению самой системы.

Во-вторых, монистическую систему, как и материализм, может разрушить любое свидетельство против нее. Это слабое место встроено в систему самой ее природой; его нельзя приписать строгой, необоснованной или предубежденной критике. В итоге монистическим системам свойственно враждебное отношение к исследованиям с целью получения свидетельств против допущений той или иной системы. Сторонники этой системы стремятся предотвратить подобные исследования. Кроме того, порой они стремятся манипулировать определениями, чтобы таких исследователей считали действующими ненаучными методами, независимо от полученных свидетельств, как в случае с Гильермо Гонсалесом.

«Я утверждаю, что тайна человека невообразимо дискредитирована редукционизмом с его претензиями на то, что обещающий материализм в конце концов объяснит весь духовный мир с точки зрения закономерностей нейронной активности. Эту убежденность следует причислить к суевериям… Мы духовные существа с душой в духовном мире, а также материальные существа с телом и мозгом, существующими в материальном мире»[92].

Нейробиолог и лауреат Нобелевской премии Джон Экклс

Не упуская из виду эти проблемы, обратимся к нашему ключевому вопросу: какие свидетельства из области нейробиологии бросают тень сомнения на материалистскую интерпретацию человеческого разума и духовности?

В поддержку духовной природы человека

До сих пор в книге говорилось лишь о том, что материалистские предположения не только не объясняют природу человека, но и ограничивают области, в которых позволительно проводить исследования, до конкретных, сравнительно хорошо изученных и к настоящему моменту преимущественно непродуктивных областей – таких, как догадки о доисторическом периоде, наблюдение за приматами и искусственный интеллект. Значит ли это, что сама наука, за исключением предположений материализма, не в состоянии внести вклад в понимание духовной природы человека? Конечно, нет! Скорее, задача науки заключается в том, чтобы развить гипотезы, всерьез учитывающие наблюдаемые факты и позволяющие не ограничиваться материализмом.

В этом и состоит ключевая проблема, за которую следует взяться. Большинство людей, отвечая на вопросы о себе, считают, что у нас есть «разум», который мы отличаем от нашего «мозга». Мы полагаем, что наш разум производит фундаментальный выбор действия, который осуществляют цепочки нашего мозга. К примеру, водитель, неожиданно увидевший впереди пробку, может решить не чертыхаться и не сигналить, а просто пожать плечами и свернуть в переулок. Мы могли бы описать мыслительный процесс водителя следующим образом: «Гарри мысленно решил не нервничать, а просто поехать домой другой дорогой». Мы не говорим: «Цепочки в мозге Гарри заставили его убрать руку с клаксона и вместо этого повернуть направо, в переулок». Мы подразумеваем, что у Гарри есть свободная воля и что он – или нечто, имеющееся в нем, – действительно способен решить, как он будет действовать[93].

Как мы уже видели, материалистская нейробиология не может дать подобное объяснение разуму или свободной воле. Она подразумевает, что Гарри и любые наблюдатели – жертвы иллюзии свободной воли, поскольку в материализме не предусмотрена модель возможной работы свободной воли.

«Первая догма, в которой я разуверился, относилась к свободной воле. Мне казалось, что все представления о материи определялись законами динамики и, следовательно, не могли подчиняться влиянию человеческой воли».

Философ-аналитик Бертран Рассел (1872–1970)

«Все, в том числе и то, что происходит в нашем мозге, зависит только от одного: от набора непреложных, детерминистских законов. От совершенно произвольного набора случайностей».

Авторитет в области искусственного интеллекта Марвин Минский

Всякая теория выступает против свободы воли, всякий опыт – за нее.

Английский литературный критик Сэмюэл Джонсон (1709–1784)

Все ли события имеют материальную причину?

Материализм требует, чтобы все события имели материальную причину, то есть причину, управляемую физическими силами природы в понимании классической физики. Все это неизбежно означает «детерминистскую» причину. Объект никоим образом не может не действовать в соответствии с этими силами, как бильярдный шар не может не сдвинуться с места в том направлении, в котором его отправляет удар. Отлично, тогда предположим пока, что всеми событиями управляют физические силы природы. Но есть ли у нас точное объяснение этих сил, особенно тех из них, которые, возможно, действуют в нашем мозге?

Большинство людей полагает – просто потому, что это кажется им разумным, – что на фундаментальном уровне материальной реальности наша вселенная состоит из мелких частиц материи. Римский поэт Лукреций так объяснял реальность примерно через 55 лет после начала новой эры:

Вся природа как есть, сама по себе, состоит из двух вещей – тел и свободного пространства, в котором находятся эти тела и через которое они движутся в различных направлениях… Не существует ничего отличного от тела и от пустоты[94].

Исаак Ньютон, блистательный автор законов тяготения, живший в XVII веке, был убежден в правильности схожей идеи:

Мне кажется вероятным то, что Бог в самом начале сформировал материю из неделимых, обладающих массой, твердых, непроницаемых, движущихся частиц таких размеров и видов, с такими свойствами и в такой пропорции относительно пространства, чтобы они наилучшим образом способствовали цели, для которой он их сформировал; и поскольку эти элементарные частицы неделимы, они несравненно прочнее любых пористых тел, состоящих из них; они настолько прочны, что никогда не изнашиваются и не распадаются на части; никакая обыкновенная сила не в состоянии разделить то, что сам Бог создал единым при первом сотворении[95].

Как оказалось, Лукреций и Ньютон ошиблись. Фундаментальные уровни физической реальности не имеют ничего общего с этими описаниями. Они представляют собой совокупности силовых полей. В начале XX века физики доказали, что эти силовые поля, «квантовый» уровень нашей вселенной, не обязательно подчиняются «законам природы», знакомым нам.

Так каков же этот фундаментальный квантовый уровень нашей вселенной? К примеру, электроны (отрицательно заряженные элементарные частицы), определенно не существуют в пространстве и времени. Они представляют собой скопления вероятностей; их существование в любой отдельно взятый момент – всего лишь потенциал. Когда они скачком переходят из одного энергетического состояния в другое, они не «пересекают» пространство между ними. Они просто вновь появляются в более высоком или низком состоянии. Один из способов понять это явление – представить лампочку на три разных мощности, 50, 100 и 150 ватт, которые можно менять путем переключения, но промежуточных значений между ними нет. Между ними нет ничего[96]. Еще удивительнее то, что мы, количественно оценивая эти электроны, придаем реальность их существованию в данной точке, по крайней мере для наших целей. Так что в некотором смысле мы создаем то, что хотим измерить. Это явление называется принципом неопределенности Гейзенберга. Он гласит, что субатомные частицы не занимают определенного положения в пространстве или времени; мы можем выяснить, где они находятся, лишь определив их вероятные положения (нам следует решить, что мы хотим узнать).

Можно ли нарушить законы Ньютона?

Почему законы Ньютона действуют так исправно, если сам Ньютон ошибался насчет фундаментальных уровней физической реальности? Законы Ньютона описывают средний уровень реальности, расположенный между самым малым и самым большим. На самом малом, уровне квантов, мы вынуждены считаться с основополагающей квантовой неопределенностью. На том организационном уровне, который мы обычно наблюдаем, наши тела и другие предметы содержат огромное количество сгустков материи и энергии. В данном случае можно рассчитывать на правильность приближений, описываемых законами Ньютона. Так, если вы уроните эту книгу, можно не сомневаться, что она упадет на пол. Но если мы продолжим рассматривать очень высокий организационный уровень в межзвездном пространстве, в действие вступит теория относительности, опять-таки избавляя нас от необходимости учитывать определенности Ньютона, но уже иным образом. Так, к примеру, сумма углов в треугольнике, построенном между звездами, не равна 180 градусам, поскольку пространство и время искривлены. Что нам требуется решить в каждом конкретном случае – в какой мере нам нужна определенность и для какой цели.

Эта область физики, квантовая физика, – изучение поведения материи и энергии на субатомном уровне нашей вселенной. Если объяснять вкратце, синапсы, промежутки между нейронами мозга, проводят сигналы, используя части атомов, называемые ионами. Ионы функционируют в соответствии с правилами квантовой, а не классической физики.

Какая в этом разница, даже если мозгом управляет квантовая физика? Ну, прежде всего мы можем сразу же избавиться от детерминизма, идеи, согласно которой все во вселенной было или может быть предопределено. Основной уровень нашей вселенной – скопление вероятностей, а не законов. Если речь идет о мозге человека, это означает, что нашему мозгу вовсе не предписано обрабатывать данное решение; с чем мы действительно имеем дело, так это с «размытым пятном» возможностей. Но каким образом мы делаем выбор между ними?

«О принципе неопределенности говорят так, словно он представляет собой затруднения в точном определении местонахождений и траекторий частиц. Но суть не в том, что трудно выяснить, где, скажем, находится электрон, а в том, что электрон в действительности не имеет точного местонахождения. В зависимости от того как проводятся измерения, электрон может выглядеть четким, как острие булавки, или расплывчатым, как кучевое облако»[97].

Тимоти Феррис, «Всё и вся»

«Люди привыкли к детерминизму минувшего столетия, при котором настоящее полностью определяет будущее, а теперь им приходится привыкать к иной ситуации, в которой настоящее дает только информацию статистического характера, относящуюся к будущему. Очень многим это неприятно… Признаюсь, и я не в восторге от индетерминизма. Я вынужден признавать его, потому что это, бесспорно, лучшее, что мы можем сделать со знаниями, имеющимися у нас сейчас. Всегда можно надеяться на то, что в будущем развитие приведет к принципиально новой теории»[98].

Основатель квантовой теории Поль Дирак

Одно из открытий квантовой механики, способное помочь нам понять, как мы принимаем решения, – квантовый эффект (или парадокс) Зенона. Физики обнаружили: если в течение длительного времени непрерывно наблюдать за нестабильной элементарной частицей, она никогда не распадается, несмотря на то, что почти наверняка распадется, если за ней не наблюдать. В квантовой физике невозможно полностью отделить наблюдателя от объекта наблюдения. Они представляют собой части одной и той же системы. По сути дела, физики удерживают нестабильную частицу в конкретном состоянии, продолжая проводить ее измерения[99]. Точно так же эксперименты показали, что поскольку мозг – квантовая система, при сосредоточенности на конкретной мысли мы способствуем сохранению определенного порядка соединения нейронов. Затухания мысли не произойдет, как в том случае, если бы мы игнорировали ее. Однако само действие удержания мысли – это решение, которое мы принимаем, точно такое же, как в том случае, когда физики удерживают на месте частицу, решая и дальше наблюдать за ней[100].

Может ли измениться мозг взрослого человека?

Долгие годы нейробиологи считали мозг взрослого человека чем-то сложившимся и завершенным. Он не меняется и способен меняться не более чем биллиардный шар, отдельные нейроны не восстанавливаются. Согласно этим классическим представлениям, в такой стационарной системе просто раз за разом выполняются определенные ментальные программы. Отдельные решения не влияют на функционирование системы, а представляют собой скорее иллюзию, созданную ее функционированием.

Но в последние годы нейробиологи обнаружили, что мозг взрослого человека в действительности чрезвычайно пластичен. Как мы увидим, если нейронные цепочки используются достаточно активно, они развиваются. При сниженной активности они остаются прежними или уменьшаются в размерах. «Трафик» через наши нейронные цепочки зависит главным образом от того, чему мы предпочитаем уделять внимание. Мы не только можем принимать решения, сосредотачиваясь на одной, а не на другой мысли, но и в состоянии менять структуру нейронных сетей в нашем мозге, выполняя подобные действия постоянно. Опять-таки это было продемонстрировано экспериментально[101] и даже применено психиатрами при лечении обсессивно-компульсивного расстройства[102].

Так что же происходит у нас в мозге, когда мы принимаем решение? Согласно модели, которую разработали Х. Стапп и Дж. М. Шварц, основанной на интерпретации квантовой физики фон Неймана, осознанные усилия образуют паттерн нейронной активности, который становится шаблоном для действия[103]. Но этот процесс не относится к механическим и материальным. В нашем мозге нет шестеренок и колес. Есть ряд возможностей; решение вызывает квантовый коллапс, в результате одна из этих возможностей становится реальностью. Причина – ментальное фокусирование, так же, как в случае квантового эффекта Зенона причиной становится непрекращающееся наблюдение физиков. Это и есть причина, и она не является механической или материальной. Одно из по-настоящему радикальных изменений, которыми мы обязаны квантовой физике, – подтверждение существования немеханических причин[104]. К ним и относится активность человеческого разума, которая, как мы убедимся, не идентична функциям мозга.

К чему ведет эта книга?

Непредвзятая нейробиология способна внести значительный вклад в создание модели разума (не являющейся иллюзией) и сообщить нам важные факты о духовном и мистическом опыте. Попутно эта книга подробно объяснит, почему современные материалистские нейробиологические теории разума и духовно-мистического опыта ошибочны.

В главах 2–4 представлены популярные теории духовного опыта, поддерживающие атеистическое мировоззрение, а также критика этих теорий. К примеру, Мэтью Альпер полагает, что человеческие существа запрограммированы эволюцией верить в Бога. В книге «Бог и мозг» Альпер утверждает, что духовность человека – не рациональный логический вывод и не проявление интуиции, а скорее, свидетельство генетически наследуемой особенности нашего вида.

Модель немеханических причин

В интерпретации квантовой физики, предложенной физиком Джоном фон Нейманом (1903–1957), частица, вероятно, существует лишь в том или ином положении; эти вероятные положения считаются «наложенными» одно на другое. Измерения вызывают «квантовый коллапс», то есть экспериментатор выбирает некое положение для частицы, тем самым исключая другие положения. Модель Стаппа и Шварца подразумевает, что аналогичным образом проявление внимания к мысли (ее измерение) удерживает ее на месте, вызывая коллапс всех возможностей в одной позиции. Эта стратегия прицельного внимания, которая применяется для лечения обсессивно-компульсивных расстройств, служит возможной моделью работы свободной воли в квантовой системе. Для этой модели принимается существование разума, который выбирает предмет внимания, точно так же, как квантовый коллапс подразумевает существование экспериментатора, который выбирает точку проведения измерений.

В главе 2 рассматривается эта мысль, здесь же показано, почему она бесполезна для обсуждения вопросов духовности. Кроме того, в главе 2 упоминается схожий довод о «гене Бога», предложенном молекулярным биологом Дином Хеймером (главой отдела структуры генов в Национальном институте онкологии США) в недавно опубликованной книге «Ген Бога: как вера запрограммирована в наших генах». Хеймер утверждает, что людьми, «совокупностью химических реакций, происходящих внутри оболочки», управляет их ДНК. Как и Альпер, он считает духовность человека адаптивным признаком (особенностью, которая способствует выживанию и способности произвести плодовитое потомство). Мы увидим, почему разговоры о «гене Бога» не имеют научного смысла.

В главе 3 рассматривается утверждение Джеффри Сейвера и Джона Рабина из Центра неврологических исследований Рида при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, а также других ученых, считающих, что в мозге есть некий «элемент Бога» (или «модуль Бога»). Наличием этого элемента, по их мнению, объясняются религиозные видения, чувство экстаза и связанные с ними феномены. Некоторые ученые, изучающие эту идею, сосредоточили внимание на эпилепсии. Вилаянур Рамачандран, директор Центра мозга и когнитивной деятельности при Калифорнийском университете в Сан-Диего, поднял ставки, предположив, что в ходе своего исследования 1997 года открыл «место (или элемент) Бога» в мозге человека, способное подвести фундамент под идею религиозной веры как эволюционного инстинкта. Популярные СМИ, научное сообщество и академические круги привлекла мысль, что религиозная вера каким-то образом «запрограммирована» в человеческом мозге и представляет собой нечто вроде элемента. Мои исследования свидетельствуют о том, что результаты Рамачандрана просто указывают, что височные доли и лимбическая система участвуют в получении духовного и мистического опыта. Это не означает, что указанные области исключительно сами создают подобный опыт. В «Духовном мозге» демонстрируется роль ряда других участков мозга.

В главе 4 представлен обзор работы доктора Майкла Персингера, нейропсихолога из Лаврентийского университета в Садбери, Онтарио. Персингер изобрел шлем (названный «осьминогом» или «шлемом Бога»), якобы вызывающий духовный и мистический опыт путем электромагнитной стимуляции височных долей человека, надевшего шлем. Проблема этого исследования в том, что, как показали известные эксперименты, проведенные в Монреальском институте неврологии Уайлдером Пенфилдом, невозможно последовательно генерировать опыт определенного типа путем стимуляции человеческого мозга.

В главе 5 представлен ключевой вопрос «что такое разум?» С материалистской точки зрения, занимающей положение центральной догмы в современной нейробиологии, разум – это иллюзия, созданная мозгом. Таким образом, для современной нейробиологии вопрос заключается не в том, существуют ли свидетельства наличия конкретного духовного опыта у некоторых людей. Согласно этой догме у них по определению не может быть опыта, позволяющего им вступать в контакт с реальностью за пределами их самих, поскольку такой реальности не существует. Следовательно, опыт этих людей – иллюзия, созданная мозгом. Однако есть свидетельства того, что мозг и разум – не одно и то же, а это означает, что опыт реальности за пределами нас самих – действительно существующая возможность, которую мы исследуем.

В главе 6 представлены исследования, показывающие, что разум воздействует на мозг как нематериальная причина. Кроме того, я выдвигаю гипотезу способа взаимодействия разума с мозгом. Новые интересные научные исследования околосмертного опыта (ОСО), которые провели Питер Фенвик, Сэм Парниа, Брюс Грейсон и Пим ван Ломмель, обеспечивают дополнительную поддержку этих взглядов. Представлены также некоторые случаи, исследованные ученым Кеннетом Рингом и показывающие, что люди, слепые от рождения, способны видеть во время околосмертного опыта, в том числе и случай Пэм Рейнолдс, факт клинической смерти которой во время околосмертного опыта был зафиксирован. В целом получение околосмертного опыта во время остановки сердца вызывает вопросы о возможной связи между разумом и мозгом. По-видимому, разум и сознание продолжают существовать в то время, когда мозг не функционирует и состояние в целом удовлетворяет клиническим критериям смерти. Если дело действительно обстоит так, правдоподобно выглядит объяснение, что мистики на самом деле вступают в контакт с чем-то за пределами самих себя, находясь в глубоком мистическом состоянии.

В главах 7–9 обсуждается духовный и мистический опыт в целом. В главе 7 говорится о том, кто обладает мистическим опытом и что провоцирует его. Хотя у большинства людей нет подобного опыта (что подрывает материалистское эволюционное объяснение), он может быть спровоцирован разными способами. В частности, рассматриваются многие популярные и научные представления о мистике. Авторы «Духовного мозга» обращаются к трудам выдающегося зоолога, сэра Алистера Харди, в 1969 году основавшего Центр исследований религиозного опыта (RERU) в оксфордском Манчестер-колледже. Цель RERU – сбор и классификация современных отчетов о религиозном или трансцендентном опыте тех, кто приобрел его, а также исследование природы и функций этого опыта. Результаты продолжавшегося более восьми лет изучения более чем трех тысяч отчетов о мистическом опыте, полученных из первых рук, позднее были опубликованы в виде работы «Духовная природа человека» (The Spiritual Nature of Man). Наиболее частыми провоцирующими факторами оказывались молитва, медитация, красота природы, участие в религиозном поклонении. Выводы Харди указывают на ключевую роль молитвы и созерцания в христианском мистицизме.

Глава 8 исследует влияние духовного и мистического опыта на тех, кто получает его. Одна из важных особенностей духовного и мистического опыта заключается в том, что они, как правило, меняют жизнь человека. То есть современные научно-психологические исследования связи между «я», личностью и духовностью указывают, что духовный и мистический опыт может привести к глубоким переменам в жизни – в сфере целей, чувств, взглядов, поведения, а также способствовать улучшению здоровья. В целом духовный и мистический опыт оказывает позитивное влияние, но интересны и примеры негативного воздействия.

В главе 9 рассказано об исследовательском проекте, которым я занимался вместе с моим докторантом Винсентом Пакеттом. В проекте принимали участие монахини-кармелитки, при проведении опытов мы пользовались научными инструментами, чтобы определить, что происходит у монахинь в мозге при воспоминании и повторном переживании unio mystica – мистического единения с Богом (высшей цели практики созерцания у христианских мистиков). Мы применяли два наиболее эффективных метода функциональной визуализации мозга – функциональную магнитно-резонансную томографию (фМРТ) и количественную электроэнцефалографию (кЭЭГ). КЭЭГ измеряет электрические паттерны на поверхности волосистой части головы, отражающие паттерны мозговых волн. Их можно подвергнуть статистическому анализу, преобразовать в величины, а затем представить в виде цветной карты.

Эти два исследования с применением нейровизуализации показали, что опыт единения с Богом связан не только с височными долями. Другими словами, в височных долях нет «места Бога». (Это одна из причин, по которым электромагнитная стимуляция височной доли «шлемом Бога» не работает). Скорее, этот опыт приобретается посредством пространственно распространенных нейронных цепочек, охватывающих участки мозга, ассоциирующиеся с вниманием, образом тела, визуальными образами, эмоциями (физиологическими и субъективными аспектами) и самосознанием. Эти результаты указывают скорее на реальный опыт, чем на иллюзию. В главе 9 также обсуждаются несколько других исследований в сфере духовной нейробиологии, значительно пополняющей наши знания и представления о нейробиологии духовного и мистического опыта. Новые знания, приобретенные в нашем исследовательском проекте, проливают свет на обстоятельства, при которых чаще всего приобретается духовный и мистический опыт.

В современных сообществах многие люди стремятся развить свою духовность, но при этом гадают, существует ли она на самом деле. Им просто не хочется обманывать самих себя. Прочитав эту книгу, они поймут, что действительно обладают духовностью. Но как любая другая способность, она нуждается в развитии, если мы хотим увидеть свою жизнь преобразившейся.

Глава 10 обращается к важному философскому вопросу: это Бог создал мозг или мозг создал Бога? С одной стороны, на духовный и мистический опыт в значительной степени влияет культура. К примеру, христианин вряд ли получит религиозный опыт, относящийся к Брахману (индуизм), а мусульмане и иудеи вряд ли приобретут религиозный опыт приобщения к триединому Богу (в христианском смысле). Но с другой стороны, некоторые аспекты мистического опыта явно выходят за рамки культуры. Ключевая характеристика – состояние знания, озарение, осознание, откровение и вдохновение, недосягаемые для интеллекта. Это осознание единства с Абсолютом. Возможно, еще важнее то, что после подобного опыта люди претерпевают глубокие и необратимые изменения. Обычно это изменения к лучшему, так как человек становится более любящим и всепрощающим. Это позволяет предположить, хоть и не доказывает, что обладатели духовного и мистического опыта на самом деле вступают в контакт с объективно реальной силой за пределами их самих (с Богом) и что преображающая власть духовного и мистического опыта объясняется подлинной встречей с высшей реальностью (или Богом).

Несколько предупреждений и пояснений

Бога как объективную реальность невозможно напрямую подтвердить или опровергнуть, выясняя, что происходит в мозге людей, когда они приобретают мистический опыт. Демонстрация конкретных состояний мозга, ассоциирующихся с духовным и мистическим опытом, не показывает, что такой опыт – «не что иное» как состояние мозга, и в то же время не доказывает, что Бог существует. Это свидетельствует лишь об оправданности мнения, согласно которому мистики вступают в контакт с некой силой за пределами их самих.

В соответствии с этим взглядом нейробиологические исследования опыта веры не должны подрывать саму веру. Тот факт, что в мозге человека есть нейрологический субстрат или основа, позволяющая ему переживать духовное состояние, можно расценивать как дар божественного творца, или же, если угодно, как контакт с основополагающей природой или целью вселенной. Философы-материалисты настаивают на том, что такой субстрат лишен смысла и попал туда исключительно по воле случая. Но как уже указывалось ранее, считать так их побуждают ограничения материализма. Ничто в имеющихся научных свидетельствах не требует подобной интерпретации.

В то же время здесь не предпринимается никаких попыток претендовать на то, что все виды деятельности, совершаемые во имя религии, равноценны и являются благом. Вспомним следующих известных (ныне покойных) людей:

• Мать Тереза – основательница конгрегации служителей беднейшим из бедных;

• Джим Джонс – лидер культа, восемьсот приверженцев которого покончили с собой;

• Бахаулла – основатель новой религиозной секты, выступавший за мир между религиями;

• Мухаммед Атта – смертник, осуществивший теракт 11 сентября;

• Махатма Ганди – основатель движения ненасильственного гражданского сопротивления;

• Дэвид Кореш – убит в 1993 году вместе с 75 последователями во время осады поместья агентами ФБР.

Всех этих людей в той или иной степени мотивировала религия. Да, они творили разные дела и достигли совершенно разных результатов. Выводы в защиту конкретных религиозных убеждений следует делать на основании достоинств этих убеждений как таковых, а этой задачи авторы данной книги перед собой не ставят.

Что касается классификации, то религиозный, духовный и мистический опыт невозможно разделить способом, полностью отвечающим критериям систематичности. Некоторые виды опыта напрямую относятся только к одной из перечисленных категорий и не имеют отношения к другим, а другие виды можно отнести сразу к двум или даже ко всем трем категориям[105]. К примеру, некоторые люди получают мистический опыт во время созерцания живописных уголков природы или произведений искусства. Надо ли в этом случае называть их опыт духовностью или даже религией искусства и природы? Некоторые обладатели такого опыта принимают это определение, а другие решительно выступают против него и утверждают, что их неправильно поняли, а может, и намеренно представили в ложном свете. Наглядной демонстрацией этой проблемы могли бы стать три пересекающиеся окружности.

Следовательно, разумнее избегать споров о терминологии и вместо этого сосредоточиться на том, чему можно научиться, наблюдая случаи из практики. Часто встречающееся в этой книге сокращение РДМО означает «религиозный, духовный и/или мистический опыт»[106].

Нейробиология – сложная дисциплина ввиду природы человеческого мозга, сложнейшей живой структуры из всех, какие нам известны. К примеру, карты мозга – трехмерные, а не двухмерные. Однако далее техническая терминология будет сведена к минимуму, по возможности без искажения смысла. А теперь – вперед!

2. Есть ли программа Бога?

«Духовность исходит изнутри. Ее зерно должно присутствовать там изначально. Должно быть, это компонент генов»[107].

Специалист по генетике поведения Дин Хеймер

Летом 2005 года лондонский зоопарк оказался в затруднительном положении. Именно там в жаркую погоду произошел инцидент, который произвел фурор в международных СМИ. В течение четырех дней, с 26 по 29 августа, в рощице на Медвежьей горке посетители могли увидеть особей вида Homo sapiens – трех самцов и двух самок. Табличка на вольере гласила: «Внимание: люди в их естественной среде обитания». Пресс-секретарь зоопарка Полли Уиллс объясняла, что эта экспозиция «показывает посетителям, что человек – просто один из приматов»[108].

Однако зоопарк приобрел «сапиенсов» необычным способом. Кандидаты, откликнувшиеся на рекламное объявление, должны были представить убедительную заявку объемом 50 слов. Химик, начинающий актер, энтузиаст фитнеса выдержали это испытание и попали в вольер, где могли «соблюсти свою скромность только благодаря фиговым листочкам». Да, их скромность. Один из постоянных посетителей выразил разочарование, поскольку под вырезанным из бумаги и приколотыми фиговыми листочками на «сапиенсах» оказались купальные костюмы.

Другое отличие заключалось в том, что после демонстрации своих бицепсов и изгибов толпам отпускников (и будучи все это время защищенными от своих недовольных родственников-животных электрической изгородью), «сапиенсы» каждый вечер удалялись не куда-нибудь на охапку папоротника, а в свои квартиры. Интересно, что один участник отмечал: «Очень многие считают, что люди выше других животных. А когда видят людей в том же положении, в каком находятся животные здесь, в зоопарке, то вроде бы вспоминают, что в нас нет ничего особенного»[109].

И вправду интересное замечание, учитывая, что такой рекламный трюк стал возможным только потому, что справедливо прямо противоположное. Развлекающиеся обитатели клетки охотно демонстрировали себя другим людям ради забавы и потенциального карьерного роста. Так почему же все-таки предполагается, что мы должны принять, что люди – животные в том же самом смысле, как и безъязыкие обитатели других обнесенных электрической изгородью вольеров, не умеющие писать заявки, делиться своими мыслями с репортерами или (что, возможно, особенно мучительно) каждый вечер уходить «домой»?

Да, физически мы принадлежим к царству животных, к нам относятся весь его риск и все возможности. Но комментарий участника («в нас нет ничего особенного») свидетельствует о том, насколько прочно укоренился философский материализм в нашем обществе. Сталкиваясь с явными различиями между людьми и обитателями типичного зоопарка, многие полагают, что на самом деле видят сходство. И это, в сущности, неудивительно. Вынужденные делать выбор между увиденным и услышанным, многие снижают когнитивный диссонанс, предпочитая верить последнему.

«Кому ты поверишь, мне или собственным глазам?»

Чико Маркс, «Утиный суп» (1933)

Тот же материалистский образ мышления господствует в недавних попытках разобраться в вопросе духовности. Многие исследователи ищут духовность в каком-нибудь компоненте мозга, гена или же в гипотетической истории или меме (аналоге гена). Другими словами, они подразумевают, что люди – это животные, обладающие неким органом, геном или запрограммированным инстинктом духовности. Так, Мэтью Альпер, пользуясь сократовской логикой, утверждает, что в мозге должен быть особый участок или нейронная цепочка, управляющая религиозными мыслями. Генетик Дин Хеймер считает, что нашел ген или гены, содержащие код духовности. Но что они обнаружили на самом деле?

«Божья» часть мозга

«Если мозг эволюционировал в ходе естественного отбора… религиозные убеждения должны были возникнуть под действием того же механизма»[110].

Эдвард О. Уилсон, «О человеческой природе»

«Разве сам факт, что все человеческие культуры, какими бы обособленными они ни были, верят в существование некой духовной сферы, не свидетельствует о том, что подобное восприятие должно представлять собой неотъемлемую характеристику человека как вида, рефлекс?»[111]

Мэтью Альпер, «Бог и мозг»

Мэтью Альпер – человек, преданный своему делу, вызвавший восхищение у выдающегося эволюционного биолога Эдварда О. Уилсона[112] и симпатию тысяч атеистов. Как и многих других мыслящих людей, Альпера тревожит то, что он называет «проблемой Бога».

Родившийся и выросший в Нью-Йорке Мэтью Альпер работал учителем истории и сценаристом. И вместе с тем он путешествовал по миру, чтобы выяснить, какая ложь скрывается за идеей Бога:

При всех накопленных нами знаниях одна деталь головоломки неизменно ускользает от нас, и эта загадка, которая дразнит нас, неясно вырисовываясь над естественными науками, – проблема Бога. Именно она в большей степени, чем любая другая, выглядит высшим испытанием для человечества, той самой задачей, решение которой, если оно когда-нибудь вообще будет найдено, скорее всего подарит нам ту самую определенность, общую картину, с мучительной настойчивостью искомую нами[113].

В ходе своих поисков Мэтью Альпер исследовал как традиционные, так и альтернативные религии, и отверг их как логически ущербные. Он познакомился с веществами, изменяющими сознание, – это знакомство имело катастрофические последствия. Оно спровоцировало острую клиническую депрессию и тревожное расстройство[114].

После того как медикаментозное лечение вернуло Альперу здоровье, он сделал вывод, что его восприимчивость к воздействию наркотиков доказывает, что «человеческое сознание – сугубо физическая сущность, в основе которой находятся исключительно физические процессы». Вместе с тем он осознал, что какой бы ни была его интерпретация сознания, верной или ошибочной, она не решит изначальной проблемы – почему люди верят в Бога. И тогда, вооружившись дипломом историка естественных наук, Альпер решает отыскать науку, которая объясняет Бога. В своей книге «Бог и мозг. Научное объяснение Бога, религиозности и духовности» (2001) он ломает голову над идеей Бога, пользуясь концепциями, почерпнутыми из эволюционной психологии. Это направление психологии утверждает, что человеческий мозг вместе с любым компонентом, относящимся к религии или духовности, содержит адаптации или психологические механизмы, эволюционировавшие в процессе естественного отбора ради выживания и воспроизведения человека как организма.

В книге «Бог и мозг» Альпер утверждает, что мы от природы «запрограммированы» воспринимать духовную реальность и верить в силы, превосходящие пределы нашей физической реальности. Иначе говоря, Бог не обязательно «где-то там», вне нас и независимо от нас, – это скорее продукт эволюционной адаптации в нашем человеческом мозге. Свою точку зрения Альпер излагает следующим образом:

Религия распространена настолько широко, что наверняка является генетически наследуемым инстинктом. «Если существует некий образец поведения, наблюдающийся в любой человеческой культуре, это означает, что почти наверняка данное поведение представляет собой характеристику, присущую виду, генетически наследуемый инстинкт[115].

Страх смерти путем естественного отбора закрепил инстинкт религиозной веры у первых людей. «Одно поколение протолюдей сменялось другим, и те из них, чей мозг был устроен таким образом, чтобы наиболее эффективно справляться с тревогой, порожденной осознанием смерти, оказывались наиболее приспособленными, пригодными для выживания»[116].

Определенные участки мозга провоцируют религиозную веру как механизм выживания. «Тот факт, что представители всех культур заявляют об исцеляющих свойствах молитвы, побуждает меня верить, что человек как вид обладает определенным набором реагирующих на молитвы механизмов, которые существуют у нас в мозге»[117].

«Поскольку ученые продолжают исследовать и расшифровывать содержание генома человека, возможно, когда-нибудь наступит время, когда мы точно будем знать, какой из генов отвечает за области мозга, порождающие религиозность и духовное сознание. Для того чтобы приспособиться к этой новой сфере, наука, вероятно, обратится за ответами к совершенно новой дисциплине – генной теологии»[118].

Мэтью Альпер, «Бог и мозг»

Альпер представляет целую группу в современной совокупности мыслей о духовности и нейробиологии – надежду, что нейробиология обеспечит поддержку атеистическому и материалистскому мировоззрению. Однако тезис Альпера имеет два изъяна: (1) он уклоняется от предмета вопросов, на которые пытается ответить; (2) не опирается на подлинную науку.

Обойденные вопросы

«Иметь нормальный человеческий мозг еще не значит иметь религию. Это подразумевает только, что ее можно обрести, но с огромным трудом»[119].

Паскаль Буайе, «Объясненная религия»

Возможно, мы никогда не узнаем культурных допущений людей, живших до того, как их мысли нашли отражение в искусстве и литературе. Но мы можем не сомневаться в том, что некоторые притязания совершенно невероятны, например, первые два пункта доводов Альпера, приведенные выше.

Религия распространена настолько широко, что наверняка является генетически наследуемым инстинктом? Если некое поведение широко демонстрируется в разных исторических культурах, это еще не значит, что оно наследуется генетически. Что на самом деле наследуют человеческие существа, так это способность к абстрактным идеям – таким, как Бог, будущее, нравственность, свободная воля, смерть, математика и т. п. Как и следовало ожидать, религиозные идеи обычно коррелируют с участками мозга, хорошо развитыми у человека. Но поиски унаследованного механизма или процесса, управляющего именно религиозными идеями (и больше никакими?) бессмысленны.

Медитация (или созерцание) соотносится с конкретными участками мозга, но только потому, что наблюдается стремление к конкретному состоянию психики и мозга. С другой стороны, общие культурные идеи, верования и практики, связанные с Богом или религией, слишком расплывчаты и своеобразны, чтобы классифицировать их как инстинкты, на что рассчитывает Альпер. «Огненная проповедь» Будды, вдова, зажигающая памятные свечи, «говорение языками» харизматичного христианина, приверженец культа карго[120], ждущий принца Филиппа, могут продемонстрировать совершенно разные состояния психики и мозга. Однако всю эту деятельность можно с полным основанием отнести к религии. Эти виды деятельности объединяет (и отделяет их от инстинктивного поведения животных) человеческий интеллект, порождающий общую идею, относящуюся к реальности, и действующий на основании этой идеи, а не конкретный участок мозга или цепочка нейронов в нем.

Страх смерти путем естественного отбора закрепил инстинкт религиозной веры у первых людей? Альпер делает любопытное допущение, широко распространенное среди атеистов: истоки веры в Бога у наших предков – это стремление пережить смерть. Но насколько нам известно, в большинстве культур просто подразумевается то, что люди живут и после смерти[121]. Одни надеются попасть в рай, другие страшатся ада, многие предвкушают восстание из мертвых или бесконечную череду возрождений в неизвестном облике. В сущности, в некоторых системах религиозных взглядов исчезновение, к которому отчаянно стремится верующий, может быть достигнуто лишь после обретения высшего состояния духовного просветления, возможно, по прошествии множества жизней!

Носители аборигенных культур разных эпох не только не боялись смерти души, но и подразумевали, что душа легко отделяется от живого тела, как указывал антрополог Дж. Дж. Фрэзер в работе «Золотая ветвь» (1890). Представители множества культур на протяжении тысячелетий всячески стремились угодить духам предков. Тени, отражения, снимки и сны зачастую считались отделенными от тела душами, блуждающими, где им вздумается[122]. Довольно широко было распространено мнение, что у животных и растений тоже есть некое подобие души. Вот рассказ Фрэзера о традиционных взглядах охотника:

Как правило, он считает животных наделенными душой и интеллектом, подобным его собственным, поэтому, естественно, обращается к ним с уважением. Точно так же, как он стремится задобрить духи убитых им людей, он старается умилостивить и души убитых им животных… В целом, по-видимому, предполагается, что зло от нарушения подобных запретов не столько ослабляет охотника или рыболова, сколько по той или иной причине оскорбляет животных, которые в дальнейшем не станут разрешать ловить их[123].

Если опираться на народные поверья традиционных культур исторических времен, возможно, наши давние предки никогда не считали, что смерть означает уничтожение. Можно утверждать, что дарвиновский естественный отбор выбирает людей, избежавших отделения души от тела. Однако можно также задаться вопросом, давали ли многочисленные времяемкие практики аскезы и табу традиционных культур какие-либо преимущества верующим в процессе естественного отбора.

«Каждому животному приписывается определенный срок жизни, который нельзя укоротить насильственными методами. Если животное погибает до истечения отпущенного ему срока, эта смерть лишь временная, и тело немедленно возрождается в своем прежнем виде из капель крови, животное продолжает существовать до конца предопределенного периода, после чего его тело наконец распадается, а освобожденный дух спешит присоединиться к сородичам – теням сумеречной страны»[124].

Традиционные верования чероки

Почему-то Альпер полагает, что все религии напоминают типичные западные. На это обращает внимание рецензент Майкл Джозеф Гросс:

Эволюционный аргумент требует, чтобы Альпер описывал религию универсальными терминами, однако его представления о религии строго западные, монотеистические и личные, а его взгляды на религиозное мировоззрение сугубо дуалистичны… Этот довод – легкая мишень, которую можно разнести выстрелом с разных углов. Достаточно слова «Азия»[125].

Именно.

Недостающая наука

А как быть с утверждением, что в мозге есть некая «Божья» часть?

Если так, найти ее должно быть несложно. В наши дни нейробиолог может наблюдать за активностью отдельных участков мозга посредством функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), как показано в главе 9.

Определенные участки мозга провоцируют религиозную веру как механизм выживания? Доказано, что в сложных когнитивных и эмоциональных процессах участвуют нейронные сети, охватывающие несколько участков мозга, поэтому чрезвычайно маловероятно, что в мозге есть «Божья» часть, отвечающая за духовную когнитивную деятельность, чувства и поведение. По-видимому, Альпер незнаком с нейробиологией, он ни разу даже не приблизился к предоставлению конкретных и подробных сведений. Вместо этого мы читаем утверждения вроде следующего:

Вместо того чтобы позволить этим опасениям захлестнуть и уничтожить нас, природа, вероятно, в процессе естественного отбора отдала предпочтение тем, чья когнитивная восприимчивость позволила переработать концепцию смерти совершенно новым образом. Возможно, после сотен поколений, прошедших естественный отбор, сложилась группа людей, воспринимавших бесконечность и вечность как неотъемлемую часть самосознания и самоидентификации. Можно предположить, что у нашего вида развился ряд нейронных связей, которые побудили нас воспринимать себя как духовно вечные существа[126].

Утверждения Альпера построены на «возможностях и вероятностях» – нестандартный подход для человека, который жаждет строго научной основы[127] для понимания совокупности религиозного, духовного или мистического поведения человека. Отличительные признаки удачной научной теории – проверяемость и опровергаемость, а гипотезы Альпера не выдерживают проверку. Маловероятно, что они верны в каком-либо случае, поскольку не обращаются к ключевым релевантным фактам.

Альпер – лишь один из многих ищущих в эволюционной биологии и нейробиологии материалистское объяснение духовной природы человека. Его книги продолжают печатать, он читает лекции в университетах. И у него неизменно находятся сторонники.

Но постойте, а если кто-то действительно нашел ген, имеющий отношение к религиозности и религиозному опыту? Генетик Дин Хеймер утверждает, что именно это он и сделал. Далее мы рассмотрим его работу.

Бог в наших генах

«В книге «Ген Бога» я высказываю предположение, что духовности присущ биологический механизм, родственный пению птиц, только гораздо более сложный, изобилующий нюансами»[128].

Специалист по генетике поведения Дин Хеймер

«Когда племена, живущие в отдаленных районах, приходят к концепции Бога так же легко, как народы, живущие бок о бок, это недвусмысленно указывает на то, что сама идея заранее заложена в геном, а не подхвачена на лету. Если так, все это так же недвусмысленно указывает, что для ее наличия имеются весьма веские причины»[129].

Джеффри Клугер и др., Time, о «Гене Бога» Хеймера

«Когда кто-нибудь приходит к вам и заявляет: “Мы нашли ген Х…”, можно остановить его, не дав закончить фразу»[130].

Джон Берн, специалист по медицинской генетике

Дин Хеймер, глава отдела структуры генов Национального института онкологии США, считает, что он действительно обнаружил Бога в наших генах. Он утверждает, что выявил ген, в котором закодирована выработка нейротрансмиттеров, регулирующих наше настроение. Журнал Time, быстро сообразивший, какое значение имеет подобное открытие, сообщает: «Наши самые сокровенные чувства духовности, согласно дословному прочтению работы Хеймера, могут объясняться не чем иным, как случайным выбросом вызывающих интоксикацию химических веществ мозга, управляемых нашей ДНК»[131]. Оговорка Time «дословное прочтение» выглядит избыточной, поскольку Хеймер говорит: «Я считаю, что мы следуем основному закону природы, согласно которому мы – совокупность химических реакций, происходящих внутри оболочки»[132].

В 1966 году, когда Дину Хеймеру было тринадцать лет, один журнал, забытый на столике в гостиной, оставил у него неизгладимые воспоминания: «Несмотря на то что я повидал сотни обложек, мне запомнилась только одна. На ней не было ни рисунка, ни фотографии, только короткий вопрос красными буквами на черном фоне: «Бог умер?»[133] Это был, конечно, номер Time за Страстную пятницу 1966 года, упоминавшийся в первой главе. Сейчас, по прошествии времени, Хеймер видит, что Бог не умер – но неужели он всего-навсего причудливый ген?

Хеймер приступил к исследованиям этого вопроса частным образом, изучая взаимосвязь между курением и наркотической зависимостью по заданию Национального института онкологии. В стандартном, состоящем из 240 вопросов опроснике темперамента и характера (TCI), предлагаемом 1000 добровольцев, есть показатель «самотрансцендентность». Этот показатель, введенный психиатром Робертом Клонингером из Вашингтонского университета, считается выявляющим способность приобретать духовный опыт, который автор описывает как самотрансцендентность, ощущение связи с вселенной в целом или мистицизм (или, пользуясь терминами TCI, открытость недоказуемому в буквальном смысле слова).

Хеймер подчеркивает, что TCI не следует путать с типичными описаниями религиозной веры или практики. По его словам,

традиционная религиозность тут ни при чем. В основе лежит не вера в конкретного Бога, частота молитв или другие ортодоксальные религиозные доктрины или практики. Вместо этого опросник обращается к средоточию духовной веры – к природе вселенной и нашему месту в ней. Самотрансцендентные личности склонны воспринимать все, в том числе и себя, как часть одного великого целого… С другой стороны, людям, не обладающим самотрансцендентностью, свойственно иметь более эгоцентричные взгляды[134].

Это может означать увлеченность проблемами окружающей среды, социальной справедливости, научными исследованиями. Сюда не входит бескорыстная любовь и долгосрочные позитивные изменения в мироощущении и поведении, которые, как показано в главах 7 и 8, следует считать критическими компонентами утверждений, касающихся духовности или религии.

Работа Хеймера

Дискредитирует ли работа Хеймера идею существования Бога? Не обязательно. Как говорит сам Хеймер, «мои результаты агностические в том, что касается существования Бога. Если Бог есть, значит, Бог есть. И знание о том, что химические вещества мозга участвуют в приобретении этого знания, сам факт не изменит»[135]. И действительно, в статье, опубликованной в Time, преподаватель исследований буддизма Роберт Термен утверждает, что эти результаты подкрепляют популярную буддийскую концепцию, согласно которой мы наследуем ген духовности наших предшествующих воплощений: «Размером меньше обычного гена, он соединяется с двумя более крупными физическими генами, которые мы получаем по наследству от родителей, и все вместе они формируют наш физический и духовный облик». Как считает Термен, «духовный ген способствует общему доверию к вселенной, ощущению открытости и великодушия»[136]. Но чем подтверждено само существование какого-либо «духовного гена»?

Свидетельство Хеймера

Основная мысль работы Хеймера заключается в том, что самотрансцендентность – адаптивный признак (особенность, которая способствует выживанию и дает возможность производить плодовитое потомство). По этой причине Хеймер искал ее в генах, которые мы наследуем, поскольку такой признак полезен. Он изучил девять генов, содействующих выработке веществ головного мозга, называемых моноаминами, в том числе серотонина, норэпинефрина и дофамина. Эти вещества регулируют как настроение, так и мотивацию. Моноамины – вещества, управлять которыми мы пытаемся с помощью антидепрессантов.

Вопрос самотрансцендентности?

Ученые иногда пользуются опросными листами или задают стандартные вопросы участникам исследований, чтобы сравнить их отношение к духовности. Далее перечислены некоторые признаки, обычно связанные с духовным опытом, и некоторые вопросы, фигурирующие в опросниках.

Самотрансцендентность:

• самозабвение (способность потеряться во впечатлениях)

• трансперсональная идентификация (ощущение связи с вселенной в целом)

• мистицизм (открытость недоказуемому)

Некоторые пункты по шкале самотрансцендентности (с Beliefnet):

В1: Когда я занимаюсь тем, что мне нравится, или к чему я привык (например, садоводством или бегом), я часто «абстрагируюсь», теряюсь во времени и забываю о своих заботах.

В2: Я часто ощущаю прочную духовную или эмоциональную связь со всеми людьми, которые меня окружают.

В3: Бывали моменты, когда у меня вдруг возникало отчетливое и глубокое чувство единства со всем сущим[137].

Хеймер утверждает, что изменчивость гена, известного как VMAT2 (везикулярный транспортер моноаминов), и есть «ген Бога», отвечающий за кодирование этого адаптивного признака. Согласно его исследованиям VMAT2 (С вместо А в положении 33050 человеческого генома) выглядит непосредственно связанным с результатами добровольцев в тесте на самотрансцендентность. У добровольцев, у которых нуклеотид цитозин (С) был обнаружен в определенном месте гена, набирали больше баллов. Другие же, у которых другой нуклеотид, аденин (А), занимал то же положение, набирали меньше баллов. Поэтому Хеймер утверждает, что изменение единственного гена непосредственно связано с самотрансцендентностью. (Между прочим, чего Хеймер не обнаружил, так это корреляции между самотрансцендентностью и тревожностью[138], что противоречит основному тезису Альпера, что религиозные убеждения вырастают из тревожности.)

Хеймер подкрепляет свой аргумент результатами исследований близнецовым методом, которые якобы доказывают, что однояйцовые близнецы имеют схожую религиозность. Он утверждает:

Дети учатся духовности вовсе не у своих родителей, учителей, священников, имамов, духовных наставников или раввинов, а также у культуры или общества, в условиях которых живут. Все эти виды влияния в равной степени испытывают на себе и однояйцовые, и двуяйцовые близнецы, выросшие вместе, однако эти два типа близнецов демонстрируют явные различия в выраженности самотрансцендентности… Наверняка это часть их генов[139].

Хотя вполне возможно, что некие генетические особенности вызывают предрасположенность к РДМО, современные популярные СМИ сразу же подхватывают любой тезис, приписывающий поведение генам. «Ген ожирения»[140], «ген неверности»[141] и «ген гомосексуализма» (также с подачи Хеймера)[142] в последние годы попали на первые полосы газет. Социолог Хилари Роуз у себя на родине, в Британии, отмечает, что «биологу-детерминисту, утверждающему, будто бы дурное поведение (как правило, связанное с сексом или насилием) вызвано генетически, гарантировано пристальное и благосклонное внимание СМИ, в том числе и научных журналистов, уровень знаний которых в области современной геномики должен бы вызвать у него большую настороженность»[143].

И действительно, неоднократные фиаско в попытке повторить упомянутые результаты ничего не значат по сравнению с мифом, который настолько могуществен, что избавляет нас от груза ответственности за собственную жизнь.

Ученые о гене Бога

Как с грустью отмечал поэт Китс, философия подрежет крылья ангелам. Популярным СМИ полюбился тезис Хеймера, однако научная пресса отнеслась к нему определенно с меньшей благосклонностью. Вскоре Хеймер был вынужден пойти на попятный, отойти от позиции, обозначенной в заглавии его книги и последующей статье в Time[144]. Он с готовностью признает, что даже незначительные человеческие черты определяются сотнями или тысячами генов.

На одном конце спектра физик и автор научных публикаций Чет Реймо, явно дающий понять, что он был бы не прочь принять тезис Хеймера, объявляет его «неубедительным» и выражает надежду, что у тезиса найдутся более эффективные защитники[145]. Автор научно-популярных трудов Карл Циммер предлагает переименовать VMAT2 в «ген, который объясняет менее 1 % разброса в результатах по психологическим опросникам, предназначенным для оценки фактора самотрансцендентности, который может означать что угодно – от принадлежности к “зеленым” до веры в ЭСВ согласно одному необнародованному и невоспроизводимому исследованию»[146]. На другом конце негативного спектра автор научных публикаций Джон Хорган задает вопрос в лоб: «Если принять во внимание достижения специалистов в области генетики поведения в целом и Дина Хеймера в частности, почему кто-то до сих пор всерьез воспринимает их утверждения?»[147]

Следует отметить, что нежелание ученых отдать должное работе Хеймера объясняется отнюдь не всеобщей неготовностью задуматься над объяснениями генетика-детерминиста. Напротив, как замечает социолог Дороти Нелкин,

язык, которым генетики пользуются при описании генов, пронизан библейскими образами. Генетики называют геном «Библией», «Книгой Человека» и «Священным Граалем». Они передают образ этой молекулярной структуры как нечто большее, нежели действенную биологическую сущность: это также мистическая сила, определяющая природное и нравственное состояние. И они выдвигают идею генетического эссенциализма, предполагая, что в результате расшифровки молекулярного текста смогут реконструировать саму суть человеческих существ, найти ключ к человеческой природе. Как выражается генетик Уолтер Гилберт, понимание нашего набора генов – окончательный ответ на заповедь «познай себя». Свои лекции о последовательностях генов Гилберт начинает с того, что вынимает из кармана компакт-диск и объявляет слушателям: «Это вы»[148].

Учитывая трепет, с которым к генам относятся даже генетики, генетический детерминизм духовности наверняка был бы принят учеными с распростертыми объятьями, если бы его удалось четко и последовательно подтвердить с помощью свидетельств. Так что одна предубежденность вряд ли вызвала бы скептическое отношение ученых к результатам, полученным Хеймером.

Сиблинговый и близнецовый методы

А как же исследования близнецовым и сиблинговым (с участием братьев и сестер) методами? Неужели и они недостаточно убедительны? На самом деле тенденция была не сильно, а слабо выраженной – менее 1 % от общей дисперсии[149]. Так что даже при условии подтвердившегося предположения насчет VMAT2 (а такие предположения почти никогда не подтверждаются) это мало что значит.

Кроме того, проблема с сиблинговым и близнецовым методами в такой общей сфере, как РДМО, заключается в том, что у нас может возникнуть искушение воспринимать сиблингов и близнецов более похожими, чем они есть на самом деле[150]. Это особенно вероятно, учитывая широкий диапазон поведения, которое Хеймер считает духовным. К примеру, он упоминает о знакомстве с двумя сестрами, Глорией и Луизой[151]. Глория была набожной христианской и всю свою жизнь усердно посещала церковь. Ее сестра Луиза после 25 лет наркомании и сложных личных отношений (их результатом стали четверо детей), обрела Бога, участвуя в программе «Двенадцать шагов». Хеймера поразило сходство между сестрами, поскольку к тому моменту обе они были верующими. Но если мы не будем задаваться целью отыскать сиблинговый эффект, то едва ли сочтем истории сестер схожими! В сущности, даже нынешние заявления обеих сестер об их религиозности могут не иметь особого значения, если учесть, что большинство американцев считают себя религиозными как раз в том смысле, который подразумевает Хеймер[152].

Натали Энджир в обзоре работы Лоуренса Райта «Близнецы и то, что они говорят нам о том, кто мы» (1998) для New York Times отмечает:

Истории, которыми пичкают очарованную публику, изобилуют эпизодами с воссоединением близнецов – например, как в известном случае с Джеймсом Льюисом и Джеймсом Спрингером: оба они женились на женщинах по имени Линда, развелись с ними, а потом женились на женщинах по имени Бетти… О чем не знает публика, так это о многочисленных расхождениях в биографии близнецов. Мне известно два случая, когда телевизионные продюсеры пытались снять документальные фильмы о монозиготных близнецах, которых разлучили, и обнаруживали, что эти близнецы настолько разные по характеру – один говорливый и общительный, другой застенчивый и нерешительный, – что отснятый материал выглядел неубедительно, и съемки пришлось прекратить[153].

Антрополог Барбара Дж. Кинг отмечает также, что братьям и сестрам (сиблингам) не следует приписывать одинаковый жизненный опыт только потому, что они растут в одном и том же доме:

Ранние годы жизни одной сестры могут совпасть с периодом супружеской гармонии родителей, в то время как другая может стать свидетельницей затяжного развода, создающего стресс для всех членов семьи. Или же одной сестре может повстречаться воодушевляющий учитель или любимая книга, которой нет у другой. Из-за такого индивидуального опыта случайностей и вероятностей в развитии каждой девочки становится значительно больше. В конечном итоге две сестры могут расти в неоднородном эмоциональном окружении и в результате делать совершенно разный выбор, касающийся роли духовности в их жизни[154].

Очевидно, что сходства и различия, не относящиеся к возрасту, такие, как влияние конкретных учителей или книг, действуют как на монозиготных близнецов, так и на дизиготных близнецов и сиблингов. В итоге равным образом вносится путаница в генетическое истолкование способности к приобретению духовного опыта.

Минимальные свидетельства и многочисленные ограничения

В интервью сайту Beliefnet Хеймер заявил, что ген Бога «указывает на тот факт, что люди наследуют предрасположенность к духовности – стремлению к высшей сущности и ее поискам»[155]. В принципе с этим утверждением вряд ли кто-либо станет спорить, но в какой степени эта предрасположенность является просто следствием человеческого уровня развития интеллекта – вместо того, чтобы быть связанной с какими-либо конкретными генами? Так или иначе утверждение Хеймера становится жертвой минимальных свидетельств, осложненных тысячами ограничений. Карл Циммер отмечал: «Время для написания научно-популярных книг об открытии «гена Бога» наступает после публикации результатов исследований ученых в отраслевых журналах, после независимого воспроизведения этих результатов и после проверки гипотез об адаптивной ценности конкретного гена (или генов)»[156].

Это время может не наступить никогда. Поиски простой генетической основы для РДМО – ошибка. Наши гены – язык нашей физической жизни, следовательно, они не бесправны. Да, они могут обусловить предрасположенность человека к тому или иному типу личности, и, возможно, в большей мере – к определенному типу духовного опыта. Более ста лет назад Уильям Джеймс, один из первых специалистов в области психологии религии, работы которого мы подробно рассмотрим в главе 7, провел границу между «здравыми» и «болезненными» наклонностями в сфере духовности. Он не имел в виду, что эти различия необходимо интерпретировать как «хорошие» и «плохие», – скорее, это базовые типы личности, способные вызвать влечение не к любой, а к какой-либо довольно широкой форме духовности. Иными словами, гены помогают обрести оснащение для чувства самотрансцендентности и могут повлиять на ее направление, однако эту самотрансцендентность они не создают. Следовательно, с научной точки зрения бессмысленно говорить о «гене Бога». Подобные разговоры означают крайнее проявление редукционистского мышления.

Как мы сможем убедиться в дальнейшем, система мозга и разума чрезвычайно сложна. Следует остерегаться склонности выискивать единственное простое объяснение для любых сложных ментальных явлений, а тем более – для духовности. Как предупреждал К. С. Льюис, «“Видеть насквозь” что-либо – все равно что не видеть»[157].

В сущности, на позициях генетики Хеймер стоит лишь одной ногой. А другая помещается на мягкой почве эволюционной психологии, о которой мы подробно поговорим далее, в главе 7. Нетрудно понять, чем объясняется в данном случае притягательность эволюционной психологии. Если бы Хеймер действительно обнаружил ген, систематически определяющий трансцендентный духовный опыт, ему было бы незачем доказывать, что этот ген приносил пользу нашим предкам, – а именно это и пытался сделать Хеймер. Если бы генетический эффект был убедительно продемонстрирован, его истоки оказались бы в лучшем случае второстепенным вопросом. К примеру, существует простая комбинация генов, которая определяет голубой цвет глаз у некоторых этнических групп. Дают ли голубые глаза преимущества? В некоторых случаях – возможно[158], однако за голубые глаза отвечает строго определенная наследственная структура. Поэтому вопрос о доисторической пользе голубых глаз интересен, однако, по большом счету, избыточен для понимания происхождения этой особенности. Генетическая гипотеза относительно РДМО должна достигнуть того же уровня строгости, чтобы считаться научно обоснованной.

В отсутствие четкой информации из доисторических времен или из сферы генетики эволюционные психологи обращаются к теориям, построенным на основе функциональной нейробиологии. К примеру, возможен ли «элемент Бога» – видимая характеристика или цепочка мозга, порождающая идею Бога? Или, может быть, даже характеристика, которая вызывает конкретную идею божественного потому, что не функционирует как полагается?

3. Существует ли вообще элемент Бога?

«Несмотря на то что в наши дни это общеизвестно, меня не перестает удивлять то, что все богатство нашей ментальной жизни – наши религиозные чувства и даже то, что каждый из нас считает своим внутренним личным «я», – всего лишь деятельность мелких крупинок желе у нас в голове, в нашем мозге. И этим все исчерпывается»[159].

Нейробиолог В. Ш. Рамачандран

«Наука замечательно объясняет то, что поддается научному объяснению, а в остальном ей свойственно искать ключи от машины там, где особенно светло»[160].

Джона Голдберг, журнал Jewish World Review

В запоминающемся романе Марка Зальцмана «Лежа без сна» сестра Святой Иоанн Креста сталкивается с трудным решением. Несколькими десятилетиями ранее она отказалась от детства, полного эмоциональных лишений, ради строгих правил молчания, аскетизма и молитв в монастыре кармелиток близ Лос-Анджелеса. Монастырская жизнь принесла ей порядок и покой, но годы проходили безрадостно, не принося удовлетворения. Потом у сестры Иоанн начались странные видения, которые она сумела превратить в прекрасные тексты, составившие популярную книгу «Воробей на крыше». Эта книга помогла пополнить средства монастыря и даже привлекла в орден еще одну сестру. Ничем не примечательная ранее сестра Иоанн становится своего рода духовной «звездой», осыпаемой милостями.

Но вместе с видениями к ней приходят сильные головные боли. Поначалу сестра Иоанн охотно принимает их, считая, что должна пострадать ради Божьей любви. Потом головные боли усиливаются и наконец начинаются эпилептические припадки. Обратившись к неврологу, сестра узнает истину: у нее височная эпилепсия, вызванная крошечной опухолью над правым ухом. Ей объясняют, что «височная эпилепсия иногда вызывает изменения в поведении и мышлении, даже если у пациента не наблюдаются припадки. К таким изменениям относится гиперграфия (стремление к писательству), усиление, но вместе с тем сужение эмоциональной реакции, навязчивый интерес к религии и философии[161].

Кроме того, сестре Иоанн сообщают, что апостол Павел, как и основательница ее религиозного ордена, Тереза Авильская, – «вполне вероятные кандидаты» на такой диагноз, как височная эпилепсия.

Опухоль можно без труда удалить, после чего видения скорее всего прекратятся. Значит, эти видения никогда и не были ничем, кроме как болезнью? Сестра Иоанн понимает, что всю ее жизнь с материалистской точки зрения можно рассматривать всего лишь как патологию, нечто вроде душевной болезни:

Идеал беспрестанной молитвы – гиперрелигиозность. Готовность принять целибат – гипосексуальность. Подчинение воли посредством подчинения тела, достигнутое регулярными постами, – анорексия. Ведение подробного духовного журнала – гиперграфия[162].

Соглашаться ли ей на операцию, которая положит конец видениям?

В этой главе мы рассмотрим вопрос о том, является ли религиозный, духовный или мистический опыт результатом каких-либо заболеваний или нарушений мозга. К примеру, действительно ли эпилепсия – корректное объяснение духовного опыта, как указывает писатель Зальцман, представляя нам дилемму сестры Иоанн?

Нейробиологи Джеффри Сейвер и Джон Рабин из Центра неврологических исследований Рида при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе заявили, что это вполне возможно. Они считают, что эпилепсия и РДМО тесно связаны и что решающую роль играет лимбическая система. Кроме того, нейробиолог Вилаянур Рамачандран утверждает, что височная эпилепсия может быть ключевым триггером РДМО.

Правы и они? Действительно ли болезни или нарушения мозга приводят в действие модуль, элемент или цепь Бога?

Прежде чем мы приступим к рассмотрению этих вопросов, пожалуй, следовало бы прояснить терминологию. Для целей этой книги «религиозным» назван опыт, возникающий в результате следования некой религиозной традиции. Под духовностью понимается любой опыт, якобы подводящий человека, который его приобретает, к соприкосновению с божественным (другими словами, не просто любой опыт, который ощущается как значимый). Мистицизм обычно понимают как стремление к измененным состояниям сознания, позволяющим мистику осознавать космическую реальность, которую невозможно постичь в нормальном состоянии сознания.

Божественное безумие

Действительно ли эпилепсия – истинное объяснение ключевого духовного опыта?

«Противоречивые новые исследования позволяют предположить, что наличие или отсутствие у нас веры в Бога может быть не просто вопросом свободы воли. В настоящее время ученые полагают, что в мозге ревностных верующих имеются физические отличия»[163].

Лиз Таккер, BBC News, об исследованиях височной эпилепсии

Если процесс написания статей для журналов когда-либо будет автоматизирован, полезным пробным образцом могло бы стать обилие появившихся в последние годы материалов по эпилепсии и духовности[164]. Вот как можно было бы автоматизировать написание такой статьи:

1. Для начала задаться вопросом, являются ли «наши религиозные чувства» или «наши самые сокровенные мысли» «всего лишь навсего» результатом работы нашего мозга. (Первое лицо множественного числа придает личный оттенок).

2. Дать определение религии, духовности или мистицизма – настолько широкое, чтобы под него подпадали мойка машин с целью сбора средств в фонд местной волейбольной команды, любовь к музыке или способность задумываться о превратностях судьбы. Мало кто из читателей решит, что это к ним не относится, – конечно, если они захотят причислить себя к этой группе.

3. Высказать предположение, что наш мозг, возможно, «запрограммирован» на религию или Бога. (Очень кстати придутся догадки, касающиеся первых людей, живших миллионы лет назад, – кто их опровергнет?)

4. Подчеркнуть, что какими бы ни были результаты исследований, они не доказывают существование Бога и не отвергают его. (Не стоит вызывать отчуждение у религиозных читателей. Оформленная ими подписка ничем не хуже любой другой).

5. Пересыпать статью оговорками вроде «возможно», «вероятно», «есть предположение, что» или же «в настоящее время ученые полагают, что такой-то [известный религиозный деятель прошлого] мог страдать эпилепсией именно такого типа»[165]. Удачный выбор – апостол Павел и Жанна д’Арк, поскольку оба были провидцами и признанными мучениками. (От ничем не подкрепленной гипотезы можно преспокойно отказаться в дальнейшем, если последовательно сопроводить ее оговорками).

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

В романах «Замыслил я побег…» и «Грибной царь» и повести «Возвращение блудного мужа» Юрий Поляков та...
Что такое опасность? Как предвидеть все опасные встречи? Можно ли о них узнать заранее? Как человек ...
Меняешь мысли — меняешь свою судьбу!… Кто-то со мной согласится, а кто-то скажет: «Я могу контролиро...
В эту книгу вошли лирические стихотворения Анны Ахматовой, написанные в разные годы, и поэма «Реквие...
Их хлеб нелегок. На разных планетах они ловят тех, кого боится даже полиция. Однако и «охотники за г...
Для Соломеи Сабуровой – дочери корельского воеводы – новость о том, что Государь всея Руси пожелал ж...