Научные битвы за душу. Новейшие знания о мозге и вера в Бога О'Лири Дениз
Кое-кто обращается за объяснениями к мимолетным и фрагментарным ощущениям, вызванным наркотиками, гипогравитацией или электрической стимуляцией[511] у пациентов, не потерявших сознание и не находящихся в предсмертном состоянии.
Но как отмечает ван Ломмель, такие воспоминания, вызванные не ОСО,
представляют собой беспорядочные обрывки, не похожие на масштабную панораму жизни, которая может возникнуть при ОСО. Более того, после опыта, приобретенного под влиянием стимуляции, о преображающих процессах сообщают редко[512].
Тот факт, что необычное психическое состояние может возникнуть в результате употребления наркотиков, стимуляции или гипогравитации, не вызывает споров. Но ОСО возникает, когда пациенты находятся в состоянии клинической смерти, и как правило, приводит к значительным переменам в жизни. Это обстоятельство требует объяснений.
Есть мнение, что люди, пережившие ОСО, просто приукрашивают свои воспоминания о медицинском кризисе, особенно со временем. Но ван Ломмель опрашивал пациентов уже через несколько дней после реанимации, – пожалуй, слишком рано, чтобы они успели «позолотить» свои воспоминания. Тем не менее канадский журналист Джей Ингрэм, пишущий о вопросах науки, отмечает, что точка зрения ван Ломмеля «у многих вызывает отторжение», и вопрошает: «Кто сказал, что у некоторых пациентов не появились ложные воспоминания через несколько дней или недель после госпитализации?»[513]
И правда, кто? Да, пациенты могли нафантазировать, чтобы привлечь внимание или угодить врачам – если бы не одно «но». У пациентов с ОСО наблюдался высокий уровень изменения взглядов в последующие годы (к примеру, потеря страха перед смертью) по сравнению с пациентами, не сообщавшими об ОСО. Гораздо разумнее сделать вывод, что пациенты с ОСО находились в состоянии ясности, которое и вызвало перемены, и это состояние ясности заслуживает дальнейшего изучения.
Психолог Сюзан Блэкмор также обращает внимание на изменение жизни у пациентов с ОСО, объясняя:
Ограниченность фактов позволяет предположить, что эти изменения – результат всего лишь столкновения лицом к лицу со смертью, а не приобретение околосмертного опыта, но когда пациенты с ОСО ведут себя альтруистично, это способствует распространению их мемов: «Я хороший человек, я уже не эгоист, поверьте мне. Я правда побывал на небесах». Желание согласиться с этим честным и славным малым помогает распространять мемы. А если тот, кто выжил и приобрел ОСО, действительно оказывает вам помощь, вы, возможно, примете мемы ОСО в ответ на его доброту. Так мемы ОСО распространяются, а вместе с ними и мысль, что люди, имевшие ОСО, ведут себя более альтруистично[514].
Объяснение Блэкмор ничего не объясняет. Во-первых, простое столкновение лицом к лицу со смертью не вызывает таких перемен в жизни, как ОСО. Иначе почти все, кто пережил инфаркт, радикально меняли бы свою жизнь, а исследования показывают, что это не так. Что же касается остального, то Блэкмор просто утверждает, что человеческим разумом управляют «мемы» – гипотетические единицы мысли, которые воспроизводятся (см. главу 7), интеллектуальные эквиваленты «эгоистичных генов» Докинза. Это совершенно избыточная и не подлежащая проверке концепция. В отличие от нее, клиническая смерть, доказуемые объяснения и перемены в поведении после ОСО подлежат проверке.
Нейробиолог Джеффри Сейвер и врач Джон Рабин своей трактовкой этого вопроса наглядно иллюстрируют трудности материалистской позиции[515]. Ссылаясь на ОСО сорвавшихся со скалы альпинистов, они верно выявляют общие ключевые факторы: «Несмотря на то что некоторые случаи ОСО вызывают тревогу или страх, большинство носит безмятежный и радостный характер и может вызвать глубокую и долговременную смену убеждений и ценностей». С целью объяснения этого опыта исследователи полагают, что «наиболее вероятно появление основополагающего и управляющего биологического механизма». Они утверждают, что ОСО может быть механизмом выживания, «вызванной эндорфином активностью лимбической системы или блокадой НДМА-рецеторов (N-метил-D-аспартат, возбуждающий нейротрансмиттер нервной системы млекопитающих) глютамата «мнимыми» эндогенными нейропротекторными молекулами, которые приглушают эксайтотоксичность глютамата в гипоксико-ишемической среде».
Но их предположения не объясняют то, что особенно нуждается в объяснении, – что пациенты сообщают сведения, которые в дальнейшем подтверждаются, и ведут отсчет меняющего жизнь опыта с того периода, когда стало известно о том, что они клинически мертвы. Возможно, почувствовав, что к основной проблеме они не приблизились, Сейвер и Рабин обратились к уже известной модели объяснений, эволюционной психологии (мы ведем себя определенным образом потому, что так выжили наши предки):
Добыче, пойманной в ловушку хищником, пассивная неподвижность и притворная смерть могут помочь выжить. И в более общем случае: ясность восприятия и озарений, связанная с отделением от тела, может помочь человеку выявить и осуществить ранее не распознанные стратегии избежать отчаянных и угрожающих жизни обстоятельств[516].
Притворная смерть? Испуганные опоссумы впадают в глубокое бессознательное состояние, и хищники, брезгующие падалью, не трогают их. То же самое справедливо для людей, которым удается выжить во время бойни, притворившись мертвыми. Но околосмертные состояния не могли быть стратегией выживания в далеком прошлом, потому что лишь высокотехнологичное вмешательство в последние несколько десятилетий позволило значительному числу людей вернуться из околосмертного состояния и рассказать о своем опыте. Наоборот, ОСО – непритворное состояние подтвержденной клинической смерти, следовательно, никак не подходящее для применения хитроумных стратегий выживания. Далекие от стратегий выживания пациенты с ОСО зачастую испытывают разочарование, обнаружив, что их вернули к жизни.
ОСО указывает на нечто, выходящее за рамки простого выживания, которое Сейвер и Рабин ошибочно полагают целью всего существования. Их предположения прежде всего свидетельствуют, что материализм настолько неубедительно объясняет ОСО, что материалисты не в состоянии даже обратиться к сути ОСО и потому заводят разговор о другом – к примеру, о том, как примитивное млекопитающее, потерявшее сознание от испуга, отвергают как падаль. Это типичная характеристика материалистских объяснений ОСО.
Религия и ОСО
«Нам следует помнить, что сатана наделен способностью являться в облике «ангела света» и «слуги праведности»… Разумеется, его цель – сбить людей с пути. Он охотно притворится сущностью света, если в конце концов сможет увести людей от истинного Христа Священных писаний»[517].
Рон Родс, рассуждения о писании, духовном служении и опасностях ОСО
ОСО причиняет неудобства не только материалистам. Как указал философ Нил Гроссмен, подкрепленные свидетельства ОСО не согласуются с учениями некоторых религиозных групп. Хуже того, они могут оказаться свидетельствами в поддержку учений конкурирующей группы. К примеру, если самоопределение и миссия некой группы связаны с проповедями о мстительном или непостижимом Боге, эту группу вряд ли обрадует полученный результат, согласно которому
это, конечно, суд, но по всем отзывам ясно, что весь суд исходит изнутри личности, а не от Существа Света. По сути дела, создается впечатление, что Бог способен дать нам только бескорыстную любовь[518].
С другой стороны, некоторые люди, получившие ОСО, сообщают о муках и страданиях. Возможно, это противоречит утверждению другой группы, согласно которому мучения, связанные с выбором прошлых времен, невозможны, даже если мы сами причиняем их себе. Таким образом, обе группы скорее всего будут избегать ОСО или отрицать его, и продолжать спорить об учении, оберегая его от угрозы доказательств. Эти тревоги скорее всего необоснованны по нескольким причинам.
Люди истолковывают свой ОСО, пользуясь доступным языком и концепциями. Как отмечает ван Ломмель, «субъективная природа и отсутствие системы ориентиров для данного опыта ведет к тому, что индивидуальные, культурные и религиозные факторы, определяющие лексикон, используются для описания и толкования этого опыта»[519]. В скольких известных языках есть лексикон, ориентированный на ОСО? Языки развивались с целью интерпретации привычного опыта, а не уникального, поэтому в определенный момент они просто могут дать сбой. Далеко не все базы знаний в равной степени корректны или полезны для интерпретации опыта и не все приводят к разумным выводам даже в случае корректного и полезного применения. Но люди, получившие ОСО, не одиноки в своем затруднении. Мистики часто сетуют, что язык не годится для описания мистического опыта, и мы увидим это в главе 7.
Базовые сдвиги мировоззрения субъектов ОСО стабильны во времени по сравнению с контрольной группой. Эти изменения должны быть объяснены. Люди не становятся более ориентированными на духовность из-за мимолетных иллюзий или пустяков.
Субъекты ОСО обычно поддерживают основные ценности мировых религий. Как отмечает Гроссмен, таким людям свойственно усваивать и впитывать ценности их религий, поскольку они начинают воспринимать эти религии не как домыслы или догмы, а как подтвержденные факты. Он замечает: «Следствие панорамы жизни – понимание, что вредить другому человеку значит причинять огромный ущерб самому себе как в физическом, так и в психологическом отношении, поскольку всю боль, которую человек причиняет другим, он ощущает на себе, видя перед собой панораму собственной жизни[520].
Исследования ОСО и медицина
«Когда меня вернули, мне стало очень стыдно за то, что я не хотел возвращаться, ведь я чувствовал себя так хорошо. Потом я работал вместе с врачом и своим духовником, потому что меня очень беспокоило свое нежелание возвращаться… В то время моему сыну было два года, а моей дочери – пять»[521].
Пациент, описывающий смешанные чувства после ОСО
ОСО возникает гораздо чаще, чем могут предположить медики. Большинство изменений мировоззрения и личности позитивны, но некоторые могут представлять затруднение. К примеру, многие люди, получившие ОСО, сообщают о смешанных чувствах по отношению к своему возвращению к жизни. Мы не знаем, сколько людей, получивших ОСО и недовольных тем, что выжили, не прилагают никаких усилий и умирают в самом начале послеоперационного периода. Ван Ломмель, к примеру, обнаружил, что гораздо больше пациентов, получивших глубокий ОСО, умерли в первые 30 суток после реанимации, – по сравнению с пациентами, не получившими ОСО[522]. Медики, которым известно, что пациент счел смерть притягательной, успешнее переориентируют этого пациента на повседневную жизнь. Врач в состоянии поддержать пациента после ОСО, не обязательно разделяя его позицию в отношении самого ОСО.
ОСО в материалистской схеме
Философ Гроссмен обнаружил, что обсуждение ОСО с убежденными материалистами – как правило, пустая трата времени. Приводя в пример досадный диалог, он вспоминает:
В раздражении я спросил: «Что же убедит вас, что это правда, – если не считать собственного околосмертного опыта?»
С полной невозмутимостью, даже глазом не моргнув, мне ответили: «Даже если бы я сам получил околосмертный опыт, я пришел бы к выводу, что у меня галлюцинации, но ни за что не поверил бы, что мой разум способен существовать независимо от моего мозга[523].
Позднее Гроссмен размышлял: «Этот разговор произвел на меня глубокое впечатление: образованный, умный человек объяснил мне, что ни за что не откажется от материализма. Даже собственный, личный опыт как доказательство не переубедит его»[524].
По-видимому, материалисты считают, что ОСО невозможно вписать в материалистскую схему и что никто не в состоянии судить об этом лучше, чем они сами. Тем не менее есть веские причины полагать, что разум, сознание и «я» могут продолжать существование после того, как мозг перестанет функционировать, и следовательно, РДМО может возникнуть, когда мозг клинически мертв. Однако отсюда следует также, что разум способен действовать сам по себе. Если так, может ли разум воздействовать на другой разум или на предмет?
Пси: воздействие, не подлежащее сомнению
«Эти настораживающие явления словно отрицают все привычные нам научные идеи. Как бы нам хотелось опровергнуть подобные свидетельства! Увы, статистика, по крайней мере в отношении телепатии, ошеломляет. Чрезвычайно трудно пересмотреть уже имеющиеся представления так, чтобы в них вписались новые факты»[525].
Основоположник идей искусственного интеллекта А. М. Тьюринг
«Тьюрингу служила “слабым утешением” мысль, что паранормальные явления можно каким-то образом примирить с общепринятыми научными теориями. Мы не согласны с ним. Мы подозреваем, что если такие феномены, как телепатия, предвидение и телекинез будут признаны существующими (и обладающими поразительными свойствами, которые обычно им приписывают), законы физики будут просто не в состоянии приспособиться к ним; только радикальная революция в нашем научном мировоззрении способна отдать им должное»[526].
Дуглас Р. Хофштадтер и Дэниел Деннет, «Глаз разума»
«Среди всей этой чепухи и вопиющей глупости, провозглашаемой под названием психических феноменов, неверного употребления термина «парапсихология» доморощенными «паранормальными исследователями», чародеев и магов, над которыми смеются уже много лет… неужели это правда? Если коротко, то… да»[527].
Дин Радин, «Вселенная сознания»
В 2004 году в журнале New Scientist была опубликована заглавная статья под названием «Власть паранормального: почему оно не капитулирует перед наукой»[528]. Читатели, ожидавшие увидеть в ней рассказ о том, как медиумы-мошенники пользуются достижениями науки и техники, испытали разочарование. Неподдающейся решению задачей оказался небольшой статистический эффект, возникающий в ходе контролируемых лабораторных исследований – пси-эффект, общий термин, которым обозначаются телепатические и психокинетические явления. Как выяснилось, люди способны общаться с другими людьми без непосредственного контакта (телепатия) и перемещать материю, не прикасаясь к ней (телекинез), например, оказывать влияние на картину дифракции луча света – неизменно чаще, чем при статистической случайности.
Как отмечает Джон Маккроун из New Scientist, «возможно, для того, чтобы объяснить этот эффект, понадобится откопать некий статистический артефакт»[529]. Может быть, но эта закономерность сохраняется десятилетиями. Маккроун продолжает сетовать: «Во многих случаях оборонительную позицию занимают скептики, не сумевшие объяснить результаты следствием обмана, артефакта или случая. И они вновь принимаются подозрительно ворчать по поводу получения результатов верующими»[530].
Как мы уже видели, термин «скептик» носит весьма ограниченный характер. Он уже означает не столько «человек, придерживающийся строгих критических суждений», сколько «защитник материализма». В этом отношении скептики редко проявляют скептицизм в отношении доводов в пользу материализма, даже если те идут вразрез с фактами. Но что это за факты, если они так встревожили Маккроуна и остальных?
New Scientist безмолвно признает наблюдающееся в последние годы значительное смещение акцентов в отношении пси-эффектов. Как отмечает исследователь сознания и нематериалист Дин Радин, «разногласия возникают в связи с интерпретацией свидетельств, но по сути дела, буквально все ученые, изучавшие их, в том числе и отъявленные скептики, в настоящее время соглашаются с тем, что происходит нечто примечательное, достойное пристального внимания науки»[531]. Интересно, что философ Сэм Харрис, которого едва ли можно причислить к сочувствующим, соглашается с ним в книге «Конец веры: религия, страх и будущее разума» (2004), где признает «совокупность данных, доказывающих реальность психических феноменов, в целом игнорируемых официальной наукой»[532]. Он нехотя допускает:
Заявление о том, что «исключительные утверждения требуют исключительных свидетельств» остается приемлемым ориентиром в этих сферах, однако оно не означает, что вселенная не является гораздо более удивительной, чем полагают многие из нас. Важно осознать, что здоровый научный скептицизм совместим с основополагающей открытостью разума[533].
Харрису нечего опасаться по двум причинам. Здоровый научный скептицизм совместим с основополагающей открытостью разума по определению. Так или иначе, парапсихологию, или исследование пси-эффектов, в настоящее время все шире признают правомерной научной дисциплиной.
Ассоциация парапсихологии, международное научное сообщество, была создана как родственная Американской ассоциации содействия развитию науки (АААS) в 1969 году. Семинары по пси-исследованиям стали постоянным пунктом программы работы ежегодных конференций Американской ассоциации содействия развитию науки, Американской психологической ассоциации и Американской статистической ассоциации. Просвещенные слушатели в ООН, Гарварде и Bell Laboratories приглашали лекторов, чтобы узнать о состоянии пси-исследований. Доклады готовили Служба проведения исследований Конгресса, Военный институт исследований, Национальный исследовательский совет, Управление по оценке технологий и Американские исследовательские институты (последние – по поручению ЦРУ). Во всех пяти докладах был на основании экспериментальных данных сделан вывод, что некоторые виды психических феноменов заслуживают серьезных исследований.
Но, вероятно, наиболее значимой в культурном отношении переменой стало новое отношение к пси-эффектам в студенческих учебниках, обычно придерживающихся ортодоксальных позиций официальной науки. Во «Введении в психологию» Ричард Л. Аткинсон и три его соавтора отмечают в предисловии 1990 года:
Читателям стоит обратить внимание на новый раздел в главе 6, озаглавленный «Пси-феномены». В предыдущих изданиях мы обсуждали парапсихологию, но весьма критично отнеслись к исследованиям в этой области и скептично – к заявлениям исследователей в ней. И хотя у нас по-прежнему есть некоторые сомнения в отношении большинства парапсихологических исследований, мы считаем недавние работы по телепатии достойными внимательного рассмотрения[534].
Несмотря на все оговорки, подобные замечания говорят об изменении прежнего подхода, при котором к пси-эффектам относились преимущественно как к образцу склонности некоторых людей верить в то, чего на самом деле нет, и о попытках взять на вооружение подход, который задается вопросом, о чем в действительности говорят факты.
Мошенничество знаменитых экстрасенсов
Здесь у меня какой-то «старик» – это и вопрос, и предположение, и догадка «чтеца», который ждет некой реакции от собеседника, и, как правило, получает ее. Этой реакцией может быть просто кивок, имя, степень родства (брат, муж, дед), но ее выдает СОБЕСЕДНИК, а не сам «чтец»[535].
Иллюзионист Удивительный Рэнди, объясняющий стандартный фокус
Пси-эффект – это стабильный низкоуровневый эффект, обычно лишь немногим превосходящий по частоте простую случайность. Таким образом, водитель школьного автобуса, который постоянно набирает в экспериментах с телекинезом больше баллов, чем подразумевает простая случайность, не выиграет борьбу за рейтинг телепередач, какой бы интерес он ни представлял для исследователей. Знаменитому экстрасенсу нужны драматические эффекты, чтобы удержаться в шоу-бизнесе, в итоге он может прибегнуть к знаниям психологии толпы или фокусам, чтобы создать впечатление поразительного искусства. Иллюзионист Джеймс Рэнди и другие научились мастерски выявлять эти приемы манипулирования. Однако приемы, с помощью которых знаменитый экстрасенс привлекает зрителей и удерживает их внимание, не имеют никакого отношения к лабораторному пси-эффекту. В науке значение имеют только контролируемые исследования.
На самом деле большинство иллюзионистов не сбрасывают психические феномены со счетов просто потому, что СМИ поднимают шумиху вокруг знаменитых экстрасенсов. Большинство иллюзионистов, участвовавших в двух отдельных исследованиях, указало, что они верят в реальность пси-эффекта[536]. Чего они не делают, так это заявлений, что пси-эффект – основа их карьеры в шоу-бизнесе.
Еще одно распространенное заблуждение – что пси дает в буквальном смысле слова магическую силу или гарантирует превосходные личностные качества. В недавнем пресс-релизе о политике обращения к экстрасенсам одна нерелигиозная группа деятелей-гуманистов задавалась вопросами относительно последних случаев пропажи детей: «Где были они [экстрасенсы], когда родителям и полиции так отчаянно требовалась точная информация? Если они действительно обладают теми способностями, о которых заявляют, почему эти экстрасенсы-детективы не спасают людям жизнь, а участвуют в ток-шоу и рекламируют свои книги?»[537]
Пси – это отнюдь не разновидность магии. Это низкоуровневый эффект, продемонстрированный во многих лабораторных исследованиях – эффект, которому материализм не дает объяснений. А помощь знаменитых экстрасенсов полиции или безответственная реклама самих себя – совсем другое дело.
Контролируемые исследования пси-эффекта
«Едва ли может случиться так, что немногие утверждения из сферы паранормального когда-нибудь будут подтверждены достоверными научными данными. Но было бы глупо принимать какие-либо из них на веру без надлежащих доказательств»[538].
Карл Саган, «Мир, полный демонов»
«Прием аспирина снижает вероятность инфаркта всего на 0,8 % по сравнению с отказом от приема аспирина (это всего лишь восемь десятых процента). Этот эффект в десять раз меньше общего пси-эффекта при ганцфельд-экспериментах, наблюдаемого при мета-анализе 1985 году»[539].
Дин Радин, «Вселенная сознания»
Существование пси-эффекта хорошо подтверждено. Для телепатии в 1974–1997 годах результаты примерно 2550 сеансов ганцфельд-экспериментов с сенсорной депривацией рассматривались как минимум в 40 публикациях исследователями во всем мире, проводились также исследования с изображениями, сгенерированными компьютером (аутоганцфельд-эксперименты), чтобы избежать искажения результатов в связи с вмешательством человека («эффект жирного пальца»). В целом эти исследования показывают, что иногда люди получают маленькие объемы конкретной информации издалека, независимо от действия обычных органов чувств[540]. Мета-анализ (то есть синтезирование результатов исследований путем применения различных статистических методов поиска, выборки и комбинирования результатов предыдущих отдельных, но связанных исследований) всех ганцфельд-экспериментов с целью исследования телепатии вплоть до 1997 года выявил вероятность одна квадрильонная против случайности[541].
Для психокинеза в нынешних исследованиях применяется генератор случайных чисел – электронное устройство, наугад подбрасывающее электронную «монетку» и записывающее результаты. В типичном современном эксперименте случайные всплески электронного шума или радиоактивного распада, возникающие несколько тысяч раз в секунду, нарушают работу часов с кварцевым генератором, ведущих счет со скоростью 10 миллионов циклов в секунду. Состояние часов в момент прерывания дает либо 1, либо 0. Участника эксперимента просят повлиять на результат действия генератора случайных чисел, то есть «пожелать», чтобы выпала единица или ноль. Небольшой, но стабильный эффект был получен на протяжении 60 лет подбрасывания кости и работы генератора случайных чисел, этот эффект надежен независимо от участника эксперимента или экспериментатора, и остается таковым в случае участия независимых или скептически настроенных ученых[542]. Мета-анализ для 832 исследований с применением генератора случайных чисел, проведенных в последние десятилетия, показал вероятность удачи порядка одной триллионной[543].
Примечателен также случай связи между людьми, находящимися в разлуке. В исследовании, опубликованном в Neuroscience Letters (2003), Иржи Ваккерманн с коллегами обнаружили, что два человека способны согласовывать электрические состояния своего мозга, находясь в разлуке[544]. Любопытно то, что наличие эмоциональной близости между участниками эксперимента не имело значения, и кроме того, в мозге не нашлось одного участка, где этот эффект был бы наиболее выражен постоянно. Авторы пишет: «Мы столкнулись с феноменом, от которого нелегко отмахнуться как от методической ошибки или технического артефакта, и вместе с тем нелегко понять его природу.
Ни один известный в настоящее время биофизический механизм не может обуславливать наблюдаемую корреляцию между ЭЭГ двух разлученных участников эксперимента».
В общем, чем больше усложнялись эксперименты, тем отчетливее прослеживался небольшой, но стабильный эффект, и объяснять его становилось все труднее.
Материалистское объяснение пси
«Несмотря на бесконечные заявления и курьезные случаи в популярной прессе, несмотря на непрекращающуюся вереницу серьезных исследований в этой сфере, нет сколько-нибудь значительных или достоверных доказательств тому, что подобные явления вообще существуют. Заметный пробел между популярными взглядами на этот счет и реальными фактами сам по себе призывает к исследованиям. Дело в том, что нет ни единого парапсихологического эффекта, который можно неоднократно и достоверно воспроизвести в лаборатории, специально оборудованной для проведения и контроля подобных экспериментов. Ни одного»[545].
Философ-материалист Пол Черчленд
«Наука действительно не в состоянии рассуждать о таких вещах, как телепатия, вера и пр. тем или иным образом… Все, что нам известно, – что законы физики совершенно непреложно заявили бы, что так не бывает, что так просто не может быть»[546].
Биолог и религиозный натуралист Урсула Гудинаф
«Постепенно к 90-м годам XX века [скептицизм] перешел от споров о том, существует ли этот эффект вообще, к вопросу о том, как его объяснить… Скептики, продолжающие повторять давние заявления о том, что парапсихология – это псевдонаука или что подобные эксперименты нельзя воспроизвести, не осведомлены не только о состоянии парапсихологии, но даже о нынешнем состоянии скептицизма!»[547]
Дин Радин, «Вселенная сознания»
Как правило, материалисты реагируют на пси-эффекты четырьмя способами: категорическим отрицанием, утверждениями, что наука не в состоянии рассматривать пси, заявлениями, что этот эффект незначителен, и предложением альтернативных гипотез, которые остаются непроверенными. Процитированный выше Пол Черчленд сомневается, что лаборатория, в которой удалось получить доказательства существования пси, «надлежащим образом оборудована». Урсула Гудинаф, также процитированная выше, не объясняет, откуда ей известно, если не из свидетельств, что телепатия – то, чего «просто не может быть». Для того чтобы быть полезной, дискуссия должны выйти за рамки подобных утверждений.
Сторонник логического позитивизма, философ А. Дж. Айер выдвинул идею «тривиального эффекта», когда отмечал в 1965 году (к тому времени закономерность пси-эффекта уже была ясна):
«Единственное, чем примечателен участник эксперимента, которому приписывают способности к экстрасенсорному восприятию, – что он неизменно угадывает карты успешнее, чем это делают обычные люди. Тот факт, что его успехи также «превосходят простую случайность», сам по себе ничего не доказывает»[548].
Это отговорка. «Превосходство над простой случайностью» демонстрирует наличие пси-эффекта – именно то, что и пытаются установить исследователи пси. Несмотря на свою малость, этот эффект важен потому, что свидетельствует: современное материалистское объяснение вселенной ошибочно.
В науке небольшими устойчивыми эффектами нельзя пренебрегать. Порой они побуждают пересматривать крупные парадигмы. К примеру, в 1900 году лорд Кельвин отметил, что на горизонте классической ньютоновской физики тех времен видны лишь «две темные тучки», а именно измеренная Майкельсоном и Морли скорость распространения света и феномен излучения абсолютно черного тела. Кельвин не сомневался, что эти тревожные тучки вскоре рассеются[549]. Однако вся современная физика – теория относительности и квантовая механика – произрастает из этих двух темных тучек.
К четвертому варианту, предложению альтернативных гипотез без их проверки, обратился Дин Радин. Двоякий результат «дилетантского мнения» такого рода, отмечает он, заключается в том, что оно обескураживает серьезных ученых, но вместе с тем поощряет «верующих», эмоциональная приверженность которых оправдывает подозрения:
Если серьезные ученые воздерживаются от исследования утверждений о пси, боясь за свою репутацию, тогда кому же остается проводить эти исследования? Радикально настроенным скептикам?
Нет, потому что в действительности сторонники крайних взглядов не занимаются исследованиями, они специализируются на критике. Радикально настроенным верующим? Нет, потому что проведение скрупулезных научных исследований обычно не представляет для них интереса[550].
Разумеется, незачем полагать, что такое положение дел расстраивает всех и каждого. Оно тормозит выдвижение пси на передний план доказательств против материализма.
Пси в структуре науки
«Парапсихология – это не бессмысленный поиск невероятных тайн или тонко завуалированный религиозный поиск души. На самом деле пси-исследования – это поиски ответа на древний и все еще неразрешенный вопрос: разум – это причина или следствие? Кто мы – “зомби”, у которых внутри нет ничего, или же целеустремленные существа, имеющие возможность проявлять свою волю?»[551]
Дин Радин, «Вселенная сознания»
Феномены пси должны найти свое место в рамках основанной на доказательствах парадигмы физики, психологии и нейробиологии. Однако при разработке и проверке гипотез, касающихся пси, в материалистском окружении приходится сталкиваться с препятствиями.
К примеру, обратимся к участи эффекта плацебо. Несмотря на то что его факт в медицине установлен вне всяких разумных сомнений, к нему относятся либо как к загадке, либо как к помехе, которая ставит в тупик. Причина ясна: в материалистской науке допустимая гипотеза эффекта плацебо должна объяснять либо его существование, либо его эффективность. То же самое относится и к пси. Приемлемая гипотеза исследует доказательства, чтобы устранить пси как реально существующий эффект. Исследования пси должны напоминать экзобиологию (изучение внеземных форм жизни) – науку без объекта, с той лишь разницей, что у экзобиологии когда-нибудь может появиться объект, а у пси – никогда.
Радин предположил между пси и квантовой запутанностью наличие связи, способной породить подлежащую проверке гипотезу, хотя и с некоторыми важными оговорками. Адекватная теория пси, считает он, почти наверняка не будет квантовой теорией в ее нынешнем понимании.
Вместо этого существующая квантовая теория будет в конце концов рассматриваться как частный случай поведения неживой материи при определенных обстоятельствах. Живые системы могут потребовать совершенно новой теории. Квантовая теория ничего не говорит о концепциях высшего уровня, таких, как смысл и назначение, однако пси-феномены реального мира «в чистом виде», по-видимому, тесно связаны с этими концепциями[552].
С точки зрения Радина, наука «постепенно лишается разума» в результате разделения разума и материи, начавшегося примерно три столетия назад. Проблема приняла серьезный оборот в начале XX века, с началом вражды между психотерапией и бихевиоризмом, из которых первый нельзя фальсифицировать, а второй противоречит фактам[553]. Затем в 50-х годах XX века началась эпоха «разума как машины». Но компьютерные модели так и не дали ответа на важные вопросы, поскольку компьютеры – артефакты разума и сами не обладают сознанием. Конечно, сегодня нам приходится выбирать между двумя необоснованными идеями – что разум и сознание не существуют и что они существуют, но не оказывают влияния. На данном этапе новые направления должны быть как нельзя кстати.
Радин полагает, что парапсихология может указать некоторые новые направления, налаживая связи между психологией (которая начиналась как дисциплина, ориентированная на разум), нейробиологией и когнитивной наукой (которые начинались как дисциплины, ориентированные на материю). Парапсихология подразумевает, что научный метод применим к разуму при условии, что предложенные гипотезы предполагают и существование разума, и его эффективность[554].
Пси и финал науки
«Эти данные – высший суд над гипотезами»[555].
Гаральд Уоллак и Стефан Шмидт, Journal of Consciousness Studies
Приведет ли признание пси к концу науки, как опасаются некоторые? Пси-эффекты в лабораторных исследованиях не обязательно подтверждают сенсационные случаи или расхожие убеждения как точное описание реальности. Пси подразумевает только, что разум не так жестко связан с пространством и временем, как предполагалось раньше, и что его эффекты не ограничены пределами мозга и тела. В этом прослеживается сходство с хорошо изученными квантовыми эффектами, но в настоящее время дальше наука зайти не в состоянии[556].
Свидетельствует ли пси о том, что чудеса случаются? Утверждения насчет чудес (непосредственных действий Бога в исторические времена) находятся за пределами экспериментальной науки по определению, поскольку Бога невозможно привлечь в свидетели или побудить к участию в воспроизводимых исследованиях. Если подразумевается, по примеру большинства американцев, что Бог существует, его периодическая причастность к происходящему – вопрос мнений в сфере, где экспериментальная наука некомпетентна.
К сожалению, некоторые материалисты жульничают, утверждая, что их теории опровергают религиозные учения о чудесных исторических событиях. В итоге возникают безрезультатные конфликты с религиозными лидерами. В той мере, в которой событие явно идентифицируется как божественное вмешательство, наука не может сказать ничего насчет его вероятности. В том числе и по этой причине пророчествами материалистов об опасностях признания, что пси существует, можно пренебречь.
В некоторых исследованиях паранормального затрагивается вопрос исцеления верой (лечения с помощью духовной силы). Случаи утверждений об исцелении верой рассматриваются в главе 8, но в любом случае такое исцеление подразумевает иную и гораздо более сложную совокупность предположений относительно пси-эффекта. При исцелении верой субъект А просит об исцелении субъекта В источник духовной силы С. Другими словами, схема процесса представляется треугольной – в нем участвуют три стороны. А даже не пытается воздействовать на В напрямую. Если исцеление верой получит подтверждение, возможно, окажется, что оно имеет принципиальные отличия от пси.
Гаральд Уоллак и Стефан Шмидт высказали ценные предположения для следующего этапа нематериалистских научных исследований в труде «Ремонт спасательной шлюпки Платона бритвой Оккама» (2005). «Бритва Оккама» – строгий научный принцип, согласно которому из двух объяснений предпочтение следует отдавать более простому. Однако с бритвами, как с любым режущим инструментом, надо обращаться осторожно. В настоящий момент у нас нет надежной теории пси или множества других нематериальных феноменов, которые наука только начинает вносить в список. Уоллак и Шмидт предлагают дополняющий принцип, «спасательная шлюпка Платона»[557], позволяющий нам спасать ценные противоречивые данные для последующей переоценки.
В спасательную шлюпку Платона можно поместить феномены, для которых есть по меньшей мере несколько убедительных свидетельств, хоть мы пока и не можем найти для них место в общей картине. Насчет пси авторы предлагают следующее:
На нынешнем этапе нашего познания трудно признать ганцфельд-телепатию как факт. Тем не менее исследований с положительными результатами слишком много, чтобы отрицать то, что по крайней мере иногда телепатия такого рода возможна. Мы считаем эти данные достаточно перспективными, чтобы поместить ганцфельд-телепатию в спасательную шлюпку Платона[558].
Кроме того, они предлагают спасти эффективность молитвы и целительства на расстоянии, непосредственное ментальное взаимодействие между живыми системами, связь между намерениями и генераторами случайных чисел (микрокинез), предчувствие, телепатию и макрокинез («силу Паули»)[559]. В каждом случае свидетельств достаточно, чтобы оправдать спасение того, что нам известно, и разобраться в этой информации позднее.
Практическая ценность изучения пси
Некоторые давние и неразрешимые противоречия проистекают непосредственно из дискомфорта, который вызывают пси-эффекты у материалистов. К примеру, вопрос о том, помогают ли экстрасенсы полиции находить пропавших детей, зачастую на практике отступает на второй план перед стремлением материалистов доказать, что пси-эффектов вообще не существует. В этом случае явные неудачи экстрасенсов, сотрудничающих с полицией, подкрепляют никак не связанные с ними заявления материалистов о несуществующих пси-эффектах. Тогда у известных экстрасенсов возникает желание противостоять стремлениям материалистов, преувеличивая свои успехи. Но если принять пси как стабильный низкоуровневый эффект, на что и указывают результаты лабораторных исследований, тогда вопрос о том, где или когда пси может помочь полиции и может ли вообще, удастся разрешить путем обычных решений о наиболее рациональном использовании ресурсов.
Пси – сверхъестественный феномен?Назвать некое событие «сверхъестественным» значит сказать, что оно явилось откуда-то сверху или из-за пределов естественного. Теистические религии подразумевают в качестве отправной точки, что Бог выше естественного, или природы, то есть сверхъестественный. Значит, события, вызванные непосредственным, прямым действием Бога, являются сверхъестественными по определению.
Но как отмечал недавно специалист по космологии из Чикагского университета Рокки Колб, мы не понимаем 95 % природы (темную материю и темную энергию)[560].В такой ситуации лишь с натяжкой можно объявить феномены, выявленные в лаборатории, «сверхъестественными» – только потому, что они не вписываются в укоренившуюся материалистскую парадигму.
Многие материалисты утверждают, что воздействие на расстоянии невозможно; следовательно, пси должно относиться к сверхъестественному. Однако, продолжают они, сверхъестественного не существует, а значит, нет и пси. Следовательно, лабораторные результаты ошибочны. В сущности, движущей силой многих попыток дискредитировать пси выглядит боязнь сверхъестественного.
Возможно, нам следовало бы лучше спросить, какова природа естественного? Может ли она охватывать события, которые не являются сверхъестественными в упомянутом выше смысле, но тем не менее с трудом согласуется с материализмом?
Относительно пси можно принять одно из двух: (1) каждый отдельно взятый пример пси – прямое вмешательство в природу, предположительно со стороны божественной силы, находящейся за пределами вселенной, или (2) вселенная допускает большую запутанность, нежели материалистская парадигма.
Второе предположение создает гораздо меньше проблем, чем первое. Нам незачем подразумевать, что всякий раз, когда немолодой водитель автобуса добивается успеха в пси-экспериментах, вселенная переживает вторжение извне, не говоря уже о том, что, как зачастую настаивают настроенные на тот же лад скептики, «наука» в опасности, или что «религия вторгается в науку», или что нам грозит «новое средневековье».
Исследования могут определить условия, при которых запутанность возникает на уровне выше квантового, в итоге действие выглядит совершаемым на расстоянии.
Основанное на фактах объяснение пси также может потребовать борьбы с суевериями. Согласно результатам опроса Института Гэллапа, проведенного в июне 2005 года, две трети американцев придерживаются в той или иной степени веры в паранормальные явления, почти столько же, как по результатам подобного опроса 2001 года. Значительных различий по возрасту, полу, образованию или региону[561] в этих двух опросах не наблюдалось, хотя за последние четверть века[562] процент верящих явно вырос.
Некоторые материалисты повторяют безосновательные утверждения, согласно которым пси-эффекты уже дискредитированы. Люди, приписывающие этим эффектам необычный опыт, в ответ просто игнорируют науку. В итоге они рискуют стать жертвой суеверий, веских доказательств которым действительно нет[563]. В этом отношении у исследователей-нематериалистов есть явное преимущество, поскольку они не преследуют скрытую цель дискредитировать все утверждения насчет пси. Таким образом, они могут помочь сделать различие между предположениями о паранормальных силах, подкрепленных свидетельствами, а также не подкрепленных ими.
«Нематериализм» – значит, «антиматериализм»?
«Материалистская онтология не пользуется никакой поддержкой современной физики и, в сущности, опровергается ею»[564].
Марио Борегар
«Для обладателей научного склада ума, ищущих рациональный базис для убеждения в возможности поистине этичных поступков, сентенция Джеймса «сознательное усилие есть усилие внимания» должна заменить «cogito ergo sum» как основополагающее описание нашего способа ощущать самих себя и свой внутренний мир. Разум создает мозг. Мы наделены способностью направлять волю, а следовательно, внимание на единственную возможность, зарождающуюся в мозге, и тем самым превращать возможность в реальность и действие»[565].
Джеффри М. Шварц и Шерон Бегли, «Разум и мозг»
В 2006 году ежегодным вопросом ведущего «мозгового центра» материалистов, Edge, стал вопрос «Какая идея опасна с вашей точки зрения?» Поступило 117 ответов, почти все от известных материалистов. Читая эти ответы, поражаешься тому, насколько неопасны упомянутые идеи на самом деле. На кафедре скорее всего зевнут при виде таких ответов, как «мы не что иное как совокупность нейронов» (Рамачандран, цитируя Крика), или что «на самом деле нет никакой души» (Блум, Хорган, Провайн), или что нет свободы воли (Докинз, Метцингер, Ширки), или что «я» – это зомби (Кларк). Никто не насторожится, услышав, что «не существует ничего, кроме мир природы» (Смит), что Бог – скорее всего, выдумки (Вайнберг) и что «ничто не имеет смысла» (Блэкмор). Эти идеи не только не представляют опасности в современных научных кругах: в них даже нет ничего удивительного или примечательного – или, на данный момент, особо убедительных доказательств.
Как ни парадоксально, в 2005 году наибольшей популярностью пользовались сюжеты, посвященные спорам вокруг идей, касающихся науки. К примеру, разгорелся спор о теории разумного замысла. Ученый, желающий высказать какую-либо действительно опасную мысль, мог попытаться заявить, что вселенная или формы жизни свидетельствуют о существовании разумного замысла[566]. Кроме того, президент Гарварда Ларри Саммерс вновь высказался в поддержку мнения, будто бы различия в гендерном облике научных дисциплин отражают подлинные различия между мужчинами и женщинами, не являясь просто предубеждением. Ни сторонникам разумного замысла, ни Саммерсу не пришлось долго ждать ответного взрыва ярости.
Если уж кому-то хочется сделать опасное заявление, ему следует пойти на риск в тех условиях, в которых он сейчас живет. Материалистские представления о собственных идеях как «опасных» в современном климате – всего лишь беспредметный ярлык. Подлинная опасность заключается в медленном и систематическом опровержении их идей. Но не опасность, готовность отреагировать на которую проявляют люди.
Как мы уже видели, научно обоснованную аргументацию можно привести и для нематериалистских взглядов на разум и сознание. Но «нематериализм» – это не «антиматериализм». То есть нематериалистская наука способна охватить все феномены, материальность которых по характеру доказана. Однако она не требует подобных доказательств для всех феноменов – вот в чем ее ключевое отличие от материалистской науки.
Нематериалистская наука избегает многих непроизводительных проектов, например попыток доказать, что все РДМО можно проследить до какой-нибудь неисправной цепочки нейронов, гена, эпизода эволюционной истории, что сознания и свободы воли не существует, что люди, получившие ОСО, всего лишь выдумщики или что пси-феноменов не бывает. Если нематериалистские взгляды верны, эти тупиковые направления останутся тупиковыми (несмотря на краткие минуты славы в научно-популярных СМИ), поскольку исследователи идут по ложному пути. По мере появления новых свидетельств их следует рассматривать, а не отмахиваться от них.
Как мы уже видели, у нематериалистского подхода есть практические применения, а также примечательные направления исследований, особенно в сфере медицины как науки. Он может:
• перевести ранее неизлечимые психические заболевания в список поддающихся лечению;
• воспользоваться силой эффекта плацебо вместо того, чтобы расценивать его как помеху;
• помочь медикам лучше понять, с какими трудностями сталкиваются пациенты, получившие ОСО, и
• обеспечить опирающийся на факты подход к псиэффектам.
По сути дела, на протяжении всей истории большинство людей просто действовало так, словно нематериализм правилен. Многие сталкивались с РДМО, кое-кто серьезно увлекся мистицизмом. Кто же такие серьезные мистики? О каком опыте они сообщают? Об этом мы поговорим в главе 7.
7. У кого возникает мистический опыт и что провоцирует его?
«Изучение мистиков, настроенных дружески и вместе с тем застенчивых, вызывает, подобно музыке или поэзии, но в гораздо большей степени, странное воодушевление, словно мы оказались вблизи некоего мощного источника Бытия, вплотную приблизились к тайне, разгадку которой ищут все. Показанные символы и использованные слова при попытке проанализировать их оказались недостаточными для объяснения подобного эффекта. Скорее, это весточки от пробуждающегося трансцендентального «я» других людей будоражат наши собственные крепко спящие «я»[567].
Пионер американской психологии Уильям Джеймс
Мистицизм – одно из слов современного языка, которые чаще всего употребляют неправильно. Более ста лет назад американский психолог Уильям Джеймс отметил, что оно стало оскорбительным эпитетом, применяемым к «любому мнению, которое мы считаем туманным, слишком общим и сентиментальным, а также лишенным и фактической, и логической основы»[568]. Хуже того, утверждала британская исследовательница мистицизма Ивлин Андерхилл, к мистицизму обращаются как к «оправданию для всевозможных форм оккультизма, умеренного трансцендентализма, банального символизма, религиозной или эстетической сентиментальности и скверной метафизики. С другой стороны, им свободно пользуются как пренебрежительным термином те, кто выступает с критикой перечисленного»[569].
Так что же такое мистицизм на самом деле? К счастью, в прошлом веке ряд ученых, не относящихся к мистикам, поставили перед собой задачу серьезного изучения мистицизма.
Мистицизм как путь познания
«Преимущество переключения человечества на корректное восприятие мира – радость открытой ментальной природы вселенной. Мы понятия не имеем, что означает эта ментальная природа, но она есть, и это замечательно»[570].
Физик Ричард Конн Генри
У. Т. Стейс (1886–1967), изучавший мистицизм в середине XX века, размышлял, не проистекают ли заблуждения отчасти из созвучия слов «мистицизм» и «misty» (англ. «туманный», «неясный»). Но на самом деле слово «мистицизм» происходит от греческого слова (muo), означающего «скрывать». Туман скрывает, то есть ограничивает возможность видеть. В этом смысле в мистицизме нет ничего туманного[571]. Серьезно настроенные мистики стремятся к уровням сознания, «скрытым» от повседневности. Или, возможно, не столько скрытым, сколько пренебрегаемым. Уровни сознания, которые никак не помогают нам сделать карьеру или построить личные отношения, обычно выходят из обихода. И мы понятия не имеем о том, что эти уровни способны преобразить нас.
Так или иначе, если позаимствовать выражение у Г. К. Честертона, то, что так широко отвергают в столь противоречивых терминах, должно иметь хоть какую-нибудь ценность. Так что же такое мистицизм? Стейс объясняет:
Самая важная, основополагающая характеристика всего полноценного мистического опыта, по которому определяется его наличие, отличающая этот опыт от любых других видов опыта, – восприятие высшей, не относящейся к чувственному гармонии во всем сущем, единства или Единого, непостижимого ни для чувств. ни для разума. Иными словами, то, что всецело превосходит наше чувственно-интеллектуальное сознание[572].
Он также отмечал, что мистический опыт не следует путать с телепатией или телекинезом (которые, как мы уже видели, подразумевают конкретное взаимодействие разума и материи) и, конечно, с разнообразными притязаниями на «оккультизм». Мистический опыт можно объединить в несколько общих категорий, бльшая часть случаев относится к одной из трех групп: монистический мистицизм, пантеистический мистицизм и теистический мистицизм. Монистический мистицизм – это мистический опыт ощущения, что сотворенная вселенная вращается вокруг центра, из которого исходит все. Пантеистический мистицизм – это ощущение всего внешнего мира как высшей силы, при котором человек, получающий такой опыт, является частью этой силы. Теистический мистицизм – ощущение присутствия высшей силы во вселенной или за ее пределами.
Мистицизм и наука
Как объясняет Дин Радин, мистики неожиданным образом напоминают ученых:
Наука сосредотачивает внимание н внешних, объективных феноменах, а мистицизм – на внутренних, субъективных. Примечательно, что многочисленные ученые, исследователи, мудрецы со временем обнаружили глубокое, основополагающее сходство между целями, практиками и открытиями науки и мистицизма. Некоторые знаменитейшие ученые в своих трудах пользовались терминами, практически неотличимыми от тех, к которым прибегали мистики[573].
Иногда ученые описывали собственный мистический опыт. Аллен Смит, 38-летний исследователь-медик из Окленда, Калифорния, однажды вечером в 1976 году сидел дома и вдруг испытал состояние, которое назвал «космическим сознанием»:
Между мной и остальной вселенной не осталось никаких преград. Вообще-то было бы неправильно утверждать, что была вселенная, «я» или еще что-нибудь, – в равной степени справедливо было бы сказать, что не было «ничего» и в то же время было «все». Если сказать, что субъект слился с объектом, получится почти точное описание вхождения в Космическое Сознание, но во время пребывания в Космическом Сознании не было ни «субъекта», ни «объекта». Все слова и логическое мышление прекратились, пропало ощущение «наблюдателя», который мог бы комментировать или классифицировать «происходящее». По сути дела, отдельных событий и не «происходило» – только вневременное и цельное состояние бытия[574].
Итак, с научной точки зрения задача довольно проста. Либо существуют уровни сознания, которые дают нам более глубокое понимание наших взаимоотношений с реальностью, поддерживающей нашу вселенную, либо их нет. Если они существуют, мы либо можем достичь их, либо не можем. Если мы достигаем их, мы либо узнаем что-то, либо не узнаем. Мистики сродни пионерам-ученым, глубоководным дайверам или космонавтам, они предлагают себя в качестве добровольцев в поисках и принимают их исход. Андерхилл восклицает: «Вновь и вновь великие мистики рассказывают нам не о том, как они рассуждали, а о том, как они действовали. Их излюбленные символы – это символы действия: битва, поиск и паломничество»[575].
Зачем достигать глубоких и особенных уровней сознания? Объяснения мистиков зависят от их духовной и прочей самоотверженности, тем не менее в них прослеживается общая мысль. Они убеждены, что некоторые основополагающие факты о реальности невозможно понять правильно, кроме как в результате наблюдений, сделанных на тех уровнях. Если разум – основной персонаж вселенной, как считают мистики, тогда исследования должны предполагать хотя бы некоторые эксперименты с разумом, а единственным добровольцем, предоставляющим для этой цели свой разум, может быть только сам мистик.
Как объясняет Андерхилл в своем выдающемся труде «Мистицизм» (1911),
мистицизм… это не мнение, это не философия. У него нет ничего общего с стремлением к оккультным знаниям. С одной стороны, это не просто способность к созерцанию Вечности; с другой ее нельзя отождествить с какими-либо религиозными странностями.
Это название органического процесса, предусматривающего полное осуществление Любви Божьей: достижение бессмертного наследия человека здесь и сейчас. Или, если угодно, ибо это означает в точности то же самое, – это искусство установления осознанных отношений с Абсолютом[576].
Мотивом для мистиков служит любовь, а также интеллектуальная увлеченность. Но любовь едва ли вступает в противоречие с увлеченностью; этот мотив роднит мистиков с большинством первопроходцев. Лишь немногие рискуют собственным «я», если они не любят то, что делают, и не готовы принять все, что найдут. Андерхилл предостерегает:
Ни в коем случае нельзя утверждать, что эта жажда любви – просто составляющая жажды совершенного знания: ибо это сугубо интеллектуальное стремление не содержит ни благоговения, ни самоотречения, ни взаимности чувств между Знающим и Знаемым. Просто знание, взятое само по себе, – это вопрос получения, а не действия, глаз, а не крыльев; в лучшем случае утомительное занятие[577].
Официальное изучение мистицизма
«Поскольку сознание занимает нейтральную территорию между религией и наукой, подвергаясь притязаниям и той, и другой, но не понятое ни одной из них, оно может также содержать ключ к явному конфликту между этими двумя великими общественными институтами»[578].
Б. Алан Уоллес, «Табу субъективности»
Большинство трудов по мистицизму было задумано просто как руководство для мистиков. Но и в восточной, и в западной традиции официальное изучение созерцательного и мистического сознания восходит еще к IV веку н. э.[579]. В XIX веке изучение мистицизма привлекло внимание широкой публики в связи с появлением психологии как научной дисциплины; выдающимися исследователями в этой области стали Уильям Джеймс, Ивлин Андерхил и У. Т. Стейс.
Уильям Джеймс (1842–1910). Джеймс, основавший свою первую психологическую лабораторию в США в 1875 году, оказал влияние на мыслителей во всем мире своим стремлением понять природу сознания и других ментальных феноменов, в том числе духовности. В «Многообразии религиозного опыта» (1902) он рассмотрел немало видов РДМО. Он сделал акцент на патологических аспектах личности многих субъектов такого опыта, поскольку считал, что «феномены наиболее понятны, если рассматривать их вместе другими подобными, изучать как в зародыше, так и на стадии распада, сравнивать с родственными им, преувеличенными и выродившимися»[580]. Но при всем своем прагматизме он так и не поддался искушению предположить, что опыт РДМО объясняется психологическими заболеваниями тех, кто его получает. Джеймс принял как факт, что мистики действительно достигают уровней сознания за пределами их собственного,[581] и на этом основании признал правомерными исследования духовности, хотя его пониманию мистиков и их стремлений отчасти препятствовала его приверженность прагматизму как философской школе.
Прагматизм не следует путать с материализмом. Последний утверждает, что нематериальной реальности не существует. Прагматизм задается вопросом, каково практическое применение («фактическая стоимость») этой мысли. Мистики утверждают, что мистическое сознание самоценно по тем же самым причинам, по которым специалисты по квантовой физике утверждают, что квантовая физика ценна сама по себе. Квантовая физика имеет огромную «фактическую стоимость», однако вряд ли она мотивировала первых теоретиков. Прагматизм – далеко не лучший фундамент для понимания любых стремлений, пионеры которых отвергают «практическое» использование.
Ивлин Андерхилл (1875–1941). Андерхилл из братства Королевского колледжа в Оксфорде стала одной из первых женщин в британской англиканской церкви, на которую была возложена обязанность духовного наставничества. Вероятно, это произошло потому, что она «не знала себе равных среди профессиональных наставников тех времен» в теологии, согласно ее некрологу в Times, несмотря на то, что она и не имела официальных ученых степеней. Ее «Мистицизм» (1911), систематическое изучение писаний серьезных мистиков, принадлежащих к западной традиции, по сей день остается классическим трудом и бесценным источником сведений с точки зрения западных мистиков[582].
Уолтер Теренс Стейс (1886–1967). Стейс, государственный служащий в Индии, а позднее – преподаватель философии в Принстоне, написал два влиятельных труда, научный «Мистицизм и философия» (1960) и «Учения мистиков» (1960), последний из которых предназначался для широкой аудитории. Он восстановил материалы, посвященные мистической философии и принадлежащие к различным культурам, помогая возродить интерес науки к ним. Р. М. Худ (1975) продолжал работу Стейса, составив шкалу мистицизма, инструмент, которым могли пользоваться все исследователи, изучающие данный вопрос, таким образом получая шанс делать сравнения, которые были бы невозможными, если бы все они задавались разными вопросами[583].
Выявление мистического опытаСогласно пионеру психологии Уильяму Джеймсу (1902)[584] мистический опыт имеет следующие основные характеристики:
1. Неописуемость: «Субъект сразу же заявляет, что это невозможно выразить словами».
2. Абстрактный характер: «Несмотря на сходство некоторых ощущений, мистические состояния представляются тем, кто испытывает их, также состояниями познания».
3. Быстротечность: «Мистические состояния не могут продолжаться подолгу… Зачастую после их исчезновения их свойства можно, хоть и отдаленно, воспроизвести в памяти». [Это утверждение было поставлено под сомнение[585].]
4. Пассивность: «После того как достигается характерное состояние сознания, мистику кажется, что его собственная воля пребывает в состоянии бездействия, порой так, словно его захватила и удерживает превосходящая сила».
Однако Ивлин Андерхилл (1911)[586] обнародовала несколько иной список:
1. Истинный мистицизм активен и практичен, а не пассивен и теоретичен. Это процесс органической жизни, то, что делает «я» в целом, а не то, о чем составляет мнение его интеллект.
2. Его цели исключительно трансцендентальны и духовны. Они не имеют ни малейшего отношения к прибавлению, исследованию, изменению или улучшению чего-либо в наблюдаемой части вселенной.
3. Для мистика Единый не просто Реальность всего сущего, а живой и личностный Объект любви, но ни в коем случае не объект исследований.
4. Жизнь в союзе с этим Единым – определенное состояние или усовершенствованная форма жизни.
Философ У. Т. Стейс (1960)[587] различал экстравертивный и интровертивный мистический опыт:
Экстравертивный: природа, живопись, музыка или обыденные предметы содействуют мистическому сознанию. Внезапно их преображает осознание Единого.
Интровертивный: Единый обнаружен «в глубине «я», в глубине человеческой личности».
В целом Стейс считал интровертивный мистицизм гораздо более важным с исторической точки зрения, поскольку он избегает ограничений, накладываемых чувствами.
Все эти списки полезны, но для разных целей. Джеймс, который признавался, что он не мистик, описывает мистицизм более отчужденно, чем Андерхилл, которой свойственна личная благожелательность по отношению к мистическому темпераменту. Стейс стремился главным образом отделить мистическое сознание от многочисленных заявлений о необычных состояниях сознания.
Несмотря на вклад этих и других ученых, в XX веке исследованиями мистицизма в целом пренебрегали, так как на этот период пришелся расцвет фрейдизма, бихевиоризма и эволюционной психологии.
Вопрос заключался уже не в том, что именно испытывают мистики, – он звучал как «и все-таки, что с ними такое? Можно ли это исправить? Может, в этом нет ничего страшного, потому что это просто способ распространения их генов?»
В целом со времен Просвещения религия и РДМО воспринимались как примитивные феномены, которые уйдут в прошлое вместе с прогрессом науки и секуляризации. Эмиль Дюркгейм (1858–1917), один из первых социологов в области религии, утверждал, что функция религии – поддержание порядка в обществе. «По сути дела, это не что иное как совокупность коллективных убеждений и практик, введенных некими властями», – объяснял он[588]. Обряды и ритуалы становились центром серьезных исследований, поскольку считалось, что вера исходит из отправления обрядов, не дающих распасться обществу[589]. В поисках достоверных данных социология религии сосредоточила внимание на организованной религии, легко поддающейся изучению. При этом игнорировалось влияние духовности как таковой, а оно, судя по свидетельствам, было гораздо более значительным.
Итоговый анализ достаточно хорошо объяснял роль официальной церкви, но почти не объяснял роль, которую белые христиане американского Юга сыграли в отмене сегрегации в США в 60-х годах XX века, не объяснял четыре дня религиозных шествий на Филиппинах, где в 1986 году был свергнут Маркос, а также экуменические демонстрации, положившие конец режиму Чаушеску в Румынии в 1989 году[590]. И даже, если уж на то пошло, без объяснений остался конфликт между инвесторами-католиками и компанией Dupont в связи с экологическими вопросами в 2006 году. Все эти события происходят из элемента «Д» в аббревиатуре РДМО – «духовности». Зачастую духовность берет начало в чьем-то мистическом опыте, или элементе «М».
Как говорит социолог религии Питер Бергер, теория секуляризации гласит, что «модернизация неизбежно ведет к упадку религии как в сообществе, так и в умах отдельно взятых людей»[591]. Бергер признает, что его ранние работы опирались на эти взгляды, но сейчас он считает, что ошибался:
Эксперименты с секуляризованной религией в целом провалились; религиозные движения с обрядами и верованиями, насыщенными реакционным супернатурализмом (из тех, что выходят далеко за рамки допустимого по сравнению с ему подобными), в значительной мере преуспели[592].
Как правило, религии, акцент в которых был сделан на духовности, пережили модернизацию, хотя отчуждение от материалистской науки оказалось неизбежным. Важная причина – распространенность РДМО. Материалистские гипотезы, каким бы признанием они не пользовались в научных кругах, не дают надлежащего объяснения подобному опыту. К примеру, в недавно опубликованной статье в журнале Medical Hypotheses (2005), говорится, что мистический опыт в горах объясняется дефицитом кислорода и социальной изоляцией[593]. Остается лишь гадать, чем объяснят авторы мистический опыт в пустынях, на берегах рек, в монастырях или в переполненных поездах.
Описание РДМО
«В этом моем экстазе Бог не имел ни формы, ни цвета, ни запаха, ни вкуса; более того, ощущение его присутствия не сопровождалось сколько-нибудь определенным указанием на место. Скорее, казалось, будто бы моя личность преобразилась в присутствии духовного духа. Но чем дольше я ищу слова, чтобы описать эту интимную близость, тем острее ощущаю невозможность описать происходящее с помощью привычных нам образов, какими бы они ни были. В сущности, самым уместным описанием моих ощущений будет следующее: Бог присутствовал в них, хоть и незримо; он не ощущался ни одним из моих органов чувств, однако мое сознание воспринимало его»[594].
Объяснение мистического опыта, данное психологу Уильяму Джеймсу (1902)
«Причина всего сущего – не душа и не разум, как и не воображение, взгляды, рассудок или мышление; это не рассудок и не мышление, не речь и не мысль… не наука и не истина. Это даже не власть и не обаяние, не нечто и не единство, не божественность и не благо, это даже не дух, каким мы его знаем…»[595]
Дионисий Ареопагит, I век н. э.
Как известно, мистики не в состоянии найти слова, чтобы объяснить, что они испытывают. Вероятно, этого и следовало ожидать. Если бы все вокруг были дальтониками, как бы вы объяснили им, что такое «красный»? Безусловно, вы могли бы перечислить, что означает этот цвет – «яркость», «любовь», «насилие», «стоп!», «сексуальность», «мир животных», «опасность», «смерть», «искушение», и т. п. И конечно, ваши слушатели отвергли бы эти объяснения как туманные и противоречивые. Они намекнули бы, что, наверное, вам только кажется, что вы видите красный цвет. Психологи легко нашли бы объяснение вашему поведению: вы позволяете себе испытывать чувства, которые в остальных случаях не решаетесь даже признать, а тем более выразить, убеждая себя, что вы видите несуществующий цвет.
Естественно, скоро вами овладело бы сильное раздражение. Если бы только ваши слушатели могли увидеть красный, хоть на несколько мгновений, явные противоречия вашего языка сразу улетучились бы! Они бы поняли, каким образом часть цветового спектра может вызывать неоднозначные чувства и в то же время сохранять конкретные свойства. А пока для этого недостаточно никаких вербальных объяснений.
Все источники подтверждают, что эта проблема особенно остро встает перед мистиками при попытке описать мистическое сознание. Но как предупреждает Андерхилл, многие мистики умеют изъясняться внятно, значит, только рады повторять попытки объяснения. В сущности, эти объяснения могут стать частью проблемы:
Всевозможные речевые символы естественным образом даются мистику, умеющему хорошо выражать свои мысли и зачастую выступающему в роли художника слова: это происходит настолько естественно, что порой он забывает объяснить – все его высказывания исключительно символичны, это отчаянная попытка облечь истину другого мира в красоту нашего[596].
Рудольф Отто, автор труда «Священное» (1917), вслед за Андерхилл и Джеймсом всерьез воспринимавший мистический опыт, предполагал, что выбранные мистиками слова лучше всего рассматривать как идеограммы, а не карты; и действительно, буквальное восприятие слов мистиков нередко приводит к бесполезной теологической полемике[597].
Попытки перевода также могут привести к неверной интерпретации. Фрейдисты усматривали извращенную сексуальность, а клиницисты – помешательство у мистиков, которые пытались описать свой опыт доступным языком. Однако из описаний мистиков возникло несколько полезных терминов. Опыт трех типов представляется сравнительно распространенным: созерцание, «темная ночь души» и мистический союз.
При созерцании, которое иногда называют медитацией, раздумьем или внутренним молчанием, сознание намеренно направлено на единственный объект или идею; отвлекающие моменты просто отмечают и отметают в надежде достичь скрытых уровней сознания. В XVI веке Святой Иоанн Креста из ордена кармелитов ввел в обращение термин «темная ночь души», чтобы описать ощущение покинутости, которое мистики иногда испытывают, когда созерцание не приводит к мистическому сознанию; нередко оно ассоциируется с остаточным нежеланием расстаться с ложным ощущением своего «я». При возникновении мистического союза (unio mystica) мистик сливается в любви с Богом, или Абсолютом.
Вскоре мы обратимся к еще одному вопросу, связанному с предыдущими: имеет ли мистический опыт во всем мире общий фундамент? Или подобный опыт настолько значительно обусловлен конкретным языком и культурой, что вне этого языка и культуры понять его невозможно? К примеру, получают ли христиане и буддисты один и тот же опыт, только описывают его по-разному, – или же их опыт различен?
Некоторые мистики предпринимают попытки описать свой опыт путем отрицаний. Эта апофатическая традиция – объяснение через отрицание, – эффективна с точки зрения риторики, как в случае «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человека, что приготовил Бог любящим Его»[598].
В итоге часто возникает недопонимание. Мистики не стремятся исключить сознание как таковое, скорее речь идет о повседневном сознании, которое производит сильный ментальный шум, фатальный для мистического опыта. Для достижения скрытого уровня сознания мистикам приходится систематически отвергать отвлекающие паттерны мышления или абстрагироваться от них[599]. Таким образом, языковые трудности проистекают из двух отдельных источников: мистики отвергают готовые и понятные концепции, но при этом не могут с легкостью дать описание мистического сознания. Джеймс мудро предостерегает: «Само их отрицание каждого предложенного вами определения, как применимого к высшей истине – Он, «Я», Атман, который, согласно Упанишадам, может быть описан лишь возгласами «Нет! Нет!» – хотя и выглядит отрицанием, на самом деле делается ради более глубокого «да»[600].
Аналогичным и явно парадоксальным образом мистики часто описывают свой поиск. К примеру, цель дзэн-буддизма – это состояние разума, которое находится за пределами мышления и является «не-мышлением». Но как говорит Джером Геллмен, не следует понимать его как некое среднее состояние между мышлением и его отсутствием, что невозможно логически; скорее, «зачастую это попытка указать на состояние разума, в котором отсутствуют стремления и усилия и прекращается присваивание обозначений ментальной деятельности. Разум с «отсутствием усилий» не стремится ни к мышлению, ни к отсутствию мышления[601]. Парадоксы оповещают слушателя о том, что мистическое сознание отличается от обычного для человека потока мыслей.
Какой опыт получают мистики?
Мистик-кармелит Иоанн Креста (1542–1591).
- И сущее я все тогда забыл,
- К Явившемуся мне припав щекой,
- Исчезло все, а я, как прежде, был,
- Отринув муки и позор земной,
- И среди лилий я обрел покой[602].
Мистический опыт – редкость даже для мистиков. Одна из причин заключается в том, что само стремление к такому опыту представляет собой препятствие. Как объясняет сестра Диана из монастыря кармелиток в Монреале, «к этому нельзя стремиться. Чем сильнее стремишься, тем дольше будешь ждать»[603]. Большинство мистиков значительное время посвящают молитве и созерцанию; эти практики снижают уровень ментального шума и прокладывают путь для мистического сознания, хотя и не вызывают само сознание.
В мистической традиции всего мира некоторые состояния сознания достаточно известны, поэтому для них существуют описания, в том числе и систематические. Два из этих состояний – мистический союз и отсутствие собственного «я». В случае мистического союза (лат. unio mystica) мистик обычно ощущает единство с Богом или с вселенной. Как правило, в христианской традиции это событие описывается с помощью таких образов, как «мистическое единение», упоминается капля воды, впитывающая вкус и цвет вина, в которое падает (Сузо), или «железо в огне и огонь в железе» (ван Рюйсбрук). Еврейский каббалист Исаак из Акко говорил о погруженности в Бога как о «кувшине с водой, помещенном в источник с проточной водой». В восточной традиции образы чаще указывают на пустоту, которая воспринимается как избавление разума от иллюзий[604].
Отсутствие своего «я» не следует путать с отсутствием сознания. Как объясняет Андерхилл, «этим трансцендентном актом единения мистик иногда говорит, что он «не сознает ничего». Однако ясно, что это метафора, иначе он не знал бы, что произошел акт единения: в отсутствие его индивидуальности не было бы и осознания, что он достиг Бога». Скорее, это означает отсутствие «той тягостной разобщенности, того “я, мне, мое”, из-за которого человек превращается в совершенно изолированное существо»[605]. Мистик, который стремится к более глубоким уровням сознания, абстрагируется от искусственно созданных «я», играющих свою роль в нашей повседневной жизни. Или, как сказал индийский поэт Тагор (1861–1941), «достичь нирваны – это не задуть свечу. А погасить пламя потому, что настал день».
Опыт «рождения вновь»
В западной христианской традиции многие сталкиваются с формой РДМО, известной как обращение в веру или рождение вновь; при этом люди сначала осознают духовный аспект своей жизни и выбора. Этот опыт зачастую меняет всю жизнь, но обычно не сопровождается мистическим сознанием. Как указывает Стейс, у этого опыта имеется «фамильное сходство» с мистическим сознанием, но строго говоря, это не одно и то же[606].
Как правило, термин «рождение вновь» относится к яркому опыту обращения того рода, который изучали Уильям Джеймс и Алистер Харди. Сегодня он ассоциируется с евангелическими крестовыми походами и харизматичными возродившимися в вере. Согласно данным компании Barna Research, в 1991 году примерно 35 % американцев заявили, что имеют опыт «рождения вновь». В 2005 году их численность выросла до 40 %[607]. Институт Гэллапа на протяжении десятилетий задавал подобный вопрос: «Вы могли бы назвать себя «родившимся вновь» или евангелическим христианином?» В 1976 году 34 % опрошенных ответили «да», в 1998 году таковых насчитывалось 47 %. В среднем их численность составляет 39 %[608]. Общий рост процентного соотношения может быть связан с ростом харизматичных обновленных церквей и конфессий в последние сорок лет.
Сам термин «рождение вновь» происходит из Нового Завета («Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия», Ин 3:3). Однако для описания опыта обращения в веру его начали широко применять лишь в 60-е годах XX века, и до сих пор этот термин в ходу скорее у протестантов, нежели у католиков. Католикам более свойственно оперировать терминами «стать христианином» (через крещения) или «возродиться в вере». Однако харизматичные возрождения в среде католиков случаются с той же вероятностью и являются ярким, насыщенным, меняющим всю жизнь опытом. В странах третьего мира быстро распространяются как протестантская, так и католическая модели.
Одна из причин, по которым североамериканцы не спешили принять философский материализм, заключается в том, что многие из них знакомы с теми, кто имел опыт «рождения вновь», и этот опыт убеждает их, что доктрина материализма попросту неверна. Большинство этих людей не становятся мистиками. У мистика есть гораздо более сложная задача – выяснить, что именно верно.
Ошибочные представления о мистицизме
«Можно не делать различий между человеком, который мало ест и видит рай, и человеком, который много пьет и видит змей. И то, и другое, – ненормальное физическое состояние, следовательно, для него характерно ненормальное восприятие»[609].
Философ-аналитик Бертран Рассел (1872–1970).
Как мы уже видели, популярные объяснения мистицизма иногда содержат ошибочные представления, например, что мистики обычно слышат голоса и сталкиваются с видениями и что наука дает им материалистское объяснение. Мы рассмотрим эти заблуждения, что поможет нам лучше понять мистиков.
Некоторые термины, связанные с опытом обращения в веруХаризматичный: свободный и яркий образ поклонения, особенно в контексте католичества.
Евангелический: образ религиозной веры, которая подчеркивает, в числе прочего, потребность в личном опыте религиозного обращения.
Пятидесятнический: яркий и свободный образ поклонения, с которым может ассоциироваться «говорение языками» (глоссолалия) или схожие феномены[610].
Мистицизм как таковой – это не голоса и не видения. Некоторые известные религиозные деятели, такие, как апостол Павел, сталкивались с драматическими видениями, меняющими их жизнь. Одни провидцы при этом склонялись к мистицизму, как, очевидно, и сам Павел, другие нет. Как правило, серьезно настроенные мистики не стремятся к таким проявлениям, независимо от того, реальны они (видения во плоти) или видны мысленным взглядом (внутренние видения), поскольку это не мистическое сознание как таковое. Погоня за видениями рассматривается как момент, отвлекающий от мистического сознания[611].
Кстати говоря, вовсе не Фрейд «открыл» то, что подсознательные желания способны одурачить людей, заставить их считать, будто бы они что-то видят или слышат. Духовные наставники на протяжении веков слишком хорошо знали это! В начале XV века Уолтер Хилтон посоветовал мистику, столкнувшемуся с видениями подобного рода, «отвергнуть их и не придавать им значения»[612]. Иоанн Креста позднее давал тот же совет с объяснением: «То, что исходит напрямую от Бога – это исключительно духовная связь»[613]. Стейс разделяет это мнение, отмечая, что «подлинный мистический опыт не относится к чувственным. Он не имеет формы, вида, цвета, запаха и звука»[614].
Мистики, как правило, не являются непрактичными идеалистами. Многие мистики – например, апостол Павел, Франциск Ассизский, Екатерина Генуэзская, управлявшая больницей, и Тереза Авильская, были способными руководителями. Мистики проводят значительное время в молитве и созерцании, однако обратной зависимости между способностью к созерцанию и способностью к эффективному действию не существует.
Мистики обычно ведут аскетический образ жизни, чтобы не отвлекаться, а не с целью наказания самих себя. Серьезно настроенным мистикам, подобно профессиональным спортсменам, приходится отказываться как от хорошего, так и от плохого. Андерхилл объясняет, что посредством строгой самодисциплины они стремятся к свободе от «результатов влияния среды и мирского образования, от гордости и предубеждения, предпочтений и неприязни»[615]. Другими словами, они стремятся освободиться от всего, что обычно наполняет повседневное сознание. С исторической точки зрения некоторые мистики склонны к наказаниям самих себя, – впрочем, как и многие другие люди, не имеющие мистических наклонностей.
В древней буддийской притче странствующий учитель и его ученики решают обходиться самым минимумом вещей. Путешествуя, они несут миски для риса в руках. Но кое-кто из учеников настаивает на приобретении мешка для мисок. Учитель молчит, ожидая, когда ученики сами все поймут. Вскоре в мешке образуется дыра, и всей группе приходится задержаться в ближайшем городке, чтобы починить мешок. Тогда один ученик предлагает носить с собой нитки и иголки. Развивается спор насчет философского смысла этого имущества. В конце концов даже самые несообразительные ученики понимают, что отвлекающие моменты множатся. Сами по себе все эти предметы полезны, но тем не менее отвлекают.
Читать бесплатно другие книги:
